Бескорыстной жертвой во имя ближнего

Иоанн Блаженный
(из  книги ‘Аутентичные лики истории’)


Безнравственность   начинается  с  презрения  к  ближнему. Коль  он замухрышка  ничтожный,  с  ним можно  делать  что угодно. Можно его  поймать как блоху и презрительно  сбросить  куда-нибудь в яму.

    Можно переделать как угодно, перештопать, переиначить, уничтожить,  в конце концов -  и никаких  тебе укоров  совести. Чего вообще стоит эта  пустота из пустоты, рожденная в  пустоту? Да ещё если из неё нахлобучат куклуксклановский колпак 'страшного  суда' (ведь' пустота' будет судима за принятие помыслов против их лукавого 'Божества' и незадачливого ближнего).

Сплошное сумасшествие -  вера в узурпатора с его 'страшными муками', в авторитет религиозного диктатора, не признающего никакого  диалога с  человеком, но всегда непримиримо — дистантного, так что не подойдешь ближе трехметровой солеи. А посмеешь взалкать чего-то большего (например, божества превосходящей  любви) — не избежать плахи и лобного места.

    Думаю, в современных гулаговских камерах, где сидят по 20-30 рецидивистов, брошенных миром круглосуточных шалопаев, для чего-то вообще жить одолженных — среди них только и разговоров о нравственности. У них свои условные коды и свои представления...

Но как любовь побеждает закон, так философские измерения нравственности и морали побеждаются бескорыстной жертвой во имя ближнего, поскольку он составляет наивысшую ценность. Любовь и обожаемый ближний - категории одного порядка. Криминальные помыслы, дурные поступки исходят только из одного: исключительной любви к себе и вытекающего из неё презрения к ближнему. По этой же причине несовместима со служением Божеству мамона.

    Из презрения к нему ближний становится объектом для банковских манипуляций, для извлечения из него выгоды. Если ближний последняя ценность — какой смысл пользоваться им ? Если в ближнем живет потенциальное Божество (и более того - полнота Божества!) - зачем синагоги, мечети, часовни, храмы?

Достаточно стать чистым и обожая обожать ближнего своего, воскаждая из внутренних замков, видя его очами необъятной любви. И раны заживут, и разговоры о нравственности отпадут сами собой как нечто презренное и двусмысленное, как облако похоти, не смеющее даже приблизиться к чистому.

    Все высшие ценности в сердце человека рождаются тогда, когда он последней инстанцией видит ближнего своего.  Ближнего ещё надлежит увидеть в истинном свете. Обывательское зрение - видеть недостатки по проекции себя самого. Ведь известно: добрый не видит дурного в ближнем своем. Значит, если мне открыты недостатки ближнего - зол я и отвратителен, и есть над чем мне поработать с нравственной точки зрения.

Потому - то истинно нравственные люди как  раз те, которые зла в ближнем не видят и считают ближнего потенциальным святым,  несмотря ни на какую внешнюю наведенную порчу.  Да, человек - совершенная икона Всевышнего, копия Его - один к одному, несмотря на семь слоев ядовитой исторической пыли. И хотя бы эта прекрасная икона столетиями пылилась в каком-нибудь сыром подвале, остается она совершенным письмом нашего Всевышнего.

    Стоит только реставрационной техникой снять один за другим пыльные наслоения времени. Чтобы стать святым, - учил бы сегодня Христос, - нет нужды творить правила, класть поклоны, регулярно причащаться в храме... Достаточно перестать осуждать ближнего. 'Не суди ближнего, чтобы не быть судимым' - едва ли не основная Его заповедь в начале служения иерусалимского периода.

Чтобы не было спроса за грехи с тебя - не видь ничего дурного в ближнем, стань добрым. Но,  чтобы стать  еще святым добряком, бономом,  потщись увидеть в ближнем,  (несмотря – ни – на - что) дремлющее в нем потенциальное Божество. И взор твой преосенится, и перестанешь видеть молящегося рядом потенциальным врагом, провокатором непосильных  искушений...

    Увидеть  ближнего  как безущербное зерцало Всевышнего - этого  юродивого зрения возжажди!  И хотя  бы трижды был он недостоин, ему во искушение и в прелесть - не отступай  от своего, видь в  ближнем Божество. И его совестно обожжет твое  видение. И скажет о себе, однажды очнувшись: 'Если брат мой, несмотря на мое зло и презрение к нему, видит меня таким, и сколько бы  я ни травил его - ничего кроме любви ко мне  не испытывает... быть  может  и в самом деле  во мне  дремлет  это  начало, для меня  самого  неведомое?'

И тогда наступит  пробуждение от  круглосуточного  вселенского  цепенящего сна, проснется в человеке  наивысшая    духовная  совесть…