8. Чугунка

Александр Васильевич Стародубцев
  Станция носила название – Шабалино. По имени богатой деревни Шабалинцы, отстоящей на три версты к северу от железной дороги. Мужики там живут работящие, толковые, к любому делу годные. Кто плотничает, кто столярит. Николай Ронжин, с братом маслобойню спроворили.
   Да и другие Ронжины умом не обижены. Когда дорогу собирались строить, чертежи чертили, пролегла её линия на карте пологой дугой по северной стороне села Богородское, через земли шабалинцев. Да ещё и станция с разъездом и вокзалом рядом с деревней назначена. Забеспокоились мужики. Вся земля пропадёт, все их наделы под насыпь, выемки и котлованы уйдут. А какие угодья если и останутся, дорога отрежет. Деревня острогом станет.
   Тяжело, но избавились они от напасти. Дали в лапу, кому следует. Отвели чугунку от их деревни дугой по южную сторону села Богородское, мимо хуторов. А документы с прежними названиями, уже в департамент ушли. Так и стоит теперь железнодорожная станция на краю лощины, а название её живёт на три версты севернее – в деревне Шабалинцы.

  Дорога потянулась мимо станционных дворов и Лёвинской кручи. Скоро вывела к вокзалу, возле которого стоял пассажирский поезд. На перроне суетилось несколько человек. Остальные пассажиры уже заняли места в вагонах. От большака до вокзала было не менее тридцати сажен, но когда лошади поравнялись с паровозом, начали беспокоиться и пугаться.
   Молодая кобыла прядала ушами, косилась на пыхающий паром локомотив и теснила мерина на противоположный край дороги. Лошади пугались, а Гаврил с интересом знатока рассматривал, в который уже раз, эту хорошо сделанную машину. Большие стальные колёса, покрашенные красной краской, по ободу были обведёны белилами и от этого казались ещё больше. Они властно охватывали бандажами укатанные до зеркального блеска рельсы.

  Паровоз подал протяжный гудок и, окутываясь паром, выдохнул: « У-у ф-ф-фх ». Столб чёрного дыма вымахнул над трубой. Провернулись сразу все колёса. Паровоз двинулся вперёд, натянул сцепки вагонов, лязгнул буферами и всколыхнул всю округу шумом и грохотом тяжёлого железа.
    Теперь уже и мерин, потеряв над собой власть, вымахнул на обочину, полез за бровку, рискуя опрокинуть сани с крутого гребня.      
   Гаврил выскочил из саней и ухватил перепуганных животных под уздцы:
    – Тпру-у-у-у-у… – Властно осадил он коней и крепкой рукой подобрал поводья. Кони топтались на месте, оседали задом, озирались на громыхающий железом поезд и жалобно ржали. Больше всего их пугал пыхающий паром и дымом паровоз.

  Старый мерин успокоился скорее, а молодая кобыла плясала в оглоблях и рвалась в сторону. Но, постепенно, чувствуя твердую волю хозяина – успокоилась и она.
  Да и лошадок можно было понять – не каждый день им приходилось видеть как мимо, громыхая и шипя, катит на нечистой тяге целая деревня с ярко сверкающими  окнами изб…
  Подождав, пока состав минует станцию, а малиновый фонарь последнего вагона, раскалённым углем прочертит ночь от вокзала до пакгауза, Гаврил запрыгнул в сани.
  « П-ц. Но-о-о-о… » – Причмокнув губами, негромко произнёс возница и тронул вожжи. Переполошённые поездом кони налегли на хомуты, дёрнули сани и пошли неровным шагом успокаиваясь в привычной работе. Ямщик ещё раз тряхнул повод и сани ускорили ход поспевая вслед за лёгкой рысью коней.
  Дорога шла по северной стороне железнодорожного пути. Отъехав от вокзала на полверсты, повозка повернула на переезд. За переездом дорога ныряла в редкий лесок и плавно уходила на юг. А миновав недалекую деревню, вилась между взгорков большого хвойного леса.


  Лес за деревней Соски стоял веками и в народе звался – Чёрным лесом. Кони, слегка утомлённые рысью, шли спокойным, но размашистым шагом. 
  Гаврил, лёжа на спине, смотрел в широкую полосу звёздного неба, окаймлённого частоколом вековых елей. Из-за стены леса луны не было видно, но она всё так же полыхала где-то высоко за стеной леса; освещая вершины елей и сосен на другой стороне дороги.
  Вековые деревья берегли покой густой, морозной тишины. Тишину леса тревожил лишь крахмальный хруст копыт и скрип полозьев одинокой повозки. Он далеко опережал сани, кидался в стороны, но застревал в зарослях густого придорожного подсада; не одолев чащу, возвращался назад и плёлся позади саней не отставая ни на шаг.

  Звёзды горели в небе ярко. Мерцали и струились ясным светом. Широко раскинулся по небу ковш Большой Медведицы. Ветви старых елей проплывали мимо и удалялись назад. Если достаточное время не отрывать от них взгляда, то путнику начинало казаться, что ели стоят на месте, а звёзды убегают куда-то вперёд.
  Гаврил изредка выглядывал на пустынную дорогу и продолжал копаться в своих заботах. Как-то всё сложится с его затеей?
  Перед рассветом на небе стали появляться редкие белесые облачка и почудилось едва заметное дыхание ветра.

  «Метели бы не случилось…» Отгоняя накатывающую дрёму, обеспокоился Гаврил.
   « Сейчас – не время ». Неторопливо всплыла следующая мысль. – «В мясоед они редко воют. Вот, в Великий пост нагрянут – из избы носа не высунешь»… 
  Неожиданно впереди саней дорогу прчертила молчаливая тень. Взглянув ей вослед, Гаврил разглядел большую черную птицу. Ворон неспешно взмахивал широкими крыльями над вершинами придорожных елей. « Откуда бы ему взяться в эту пору? » – Тревожно подумал Гаврил. По старинным преданиям люди знали, что встреча с вороном в неурочный час не сулит ничего хорошего.