В гости к богу не бывает опозданий. Часть1

Александр Карелин
               

                «В гости к Богу не бывает опозданий…»


«Мы успели: в гости к богу не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!
Или это колокольчик весь зашёлся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!»

/Владимир Высоцкий «Кони привередливые»/


Предисловие от автора

…Понимаю, что  эти строки всё равно попадут на глаза матери, и потому прошу у неё прощения за то, что лишний раз разбережу ими неутихающую боль. Но эта повесть необходима, Алевтина Львовна.

   Эта повесть необходима для всех  нас. Но особенно для тех, кому жизнелюбие представляется чем-то вполне естественным – как тяга травинки к солнцу, кому не пришлось утверждать любовь к жизни каждодневным подвигом, кому не довелось испытать настоящую боль и понять, что единственное лекарство от неё – мужество… Никому не желаю познать это столь дорогой ценой. Но… жизнь есть жизнь.



                Часть первая.  Год 1991

                1

     Узнал я его по голосу. Могучему, заливистому. А ещё узнал по песне.

     Заглянул в зал, где шёл концерт, посвящённый второй годовщине вывода наших войск из Афганистана: нет, не ошибся – Денис Щербаков. Рослый, подвижный, круглое смуглое лицо, чёрные «чапаевские» усы. Когда пару лет назад впервые услышал его песню на пластинке «Время выбрало нас», немного другим  его представлял… После двух своих творений  Денис не преминул исполнить одну из песен любимого барда. Песни Высоцкого всегда занимали важное место в его жизни.  «Они помогли мне выжить, - так он говорил».

«Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней  своих нагайкою стегаю, погоняю…
Что-то воздуху мне мало – ветер пью, туман глотаю…
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые –
И дожить не успел, мне допеть не успеть».


     У него как в поэзии, так и в жизни грустное переплетается с весёлым, трагическое – с комическим.  Вчера  целый вечер, после случайной встречи,  беседовали, он пригласил меня в Окружной дом офицеров на сборный концерт, в котором и он примет участие. К сожалению, я всё же опоздал к началу, и сейчас осторожно прошёл в зал, сел на свободное место.  Один за другим выступали молодые парни, для кого Афганистан стал личной судьбой…

    С Денисом мы были знакомы несколько месяцев  по совместной работе: мне пришлось решать проблемы «афганцев» на областном уровне, будучи депутатом Областного совета, а Денис весной того же  90-го  был избран депутатом в городской совет. Естественно, рано или поздно наши пути должны были пересечься.  И они однажды пересеклись на совместном заседании депутатов обоих уровней. Кроме общих дел и забот нас связывали ещё и общие  воспоминания: Афганистан, тяжёлые ранения и долгий и трудный путь возвращения к мирной жизни.

    Невольно опять память вернула к вчерашнему разговору с Денисом. Был он в хорошем расположении духа да вдруг  в мгновение посуровел: 

-Скажи, ну как она могла?  Она же врач, человек гуманной профессии,  ведь милосердие и внимание к человеку у неё должно быть на первом месте. А она…. Сказала Андрею, чтобы он не морочил ей голову, мол,   иди отсюда, молодой человек и  не мешай работать, а больничный лист, мол, всё равно не выдам. Дура она, что ли?!   Не нужен Андрюхе больничный, да и не работает он, хоть и очень хотел бы, но не берут – инвалид второй группы. Головные боли его замучили после контузии, полученной в Афгане,  вот и пошёл он  к своему участковому терапевту. Та даже не удосужилась его карточку учётную полистать, где чёрным по белому написано – инвалид боевых действий. Что происходит с людьми? Откуда столько бездушия?!

   Это Щербаков рассказывает мне о своём  товарище по Афганистану, который по его совету решил сходить за помощью в районную поликлинику.  Денис весь «кипит» от возмущения, впрочем,  я тоже поражен таким отношением к человеку, пришедшему на приём.   Однако, суровости  у Дениса не более чем на минуту хватило, снова он улыбается, балагурит. Не может быть, чтобы так быстро забыл, помнит, наверное, но думает – какое мне  дело до горестей его товарищей?  Но я тоже принимаю этот случай близко к сердцу, и мы решаем придать этот факт огласке для непременного последующего наказания этого горе-врача. После недолгого молчания я решаю перевести  разговор на другую тему:

-Денис, ты расскажи, как осенью чуть партбилет не положил на стол?

-Прознал?

-От ребят из твоего райкома…

-Чуть не положил! Такие, как заворготделом Октябрьского  райкома партии Бабушко Илья Сергеевич,  только того и ждут, чтобы мы все партбилеты положили. Не любят они, что мы все вместе. Вот и тогда  осенью Егора Разбаша  он обидел. Егор  из Афгана, как и я,  без ног вернулся. Как положено, дали ему «Запорожец» с ручным управлением. Возвращался однажды из-за города, на обочине машина служебная буксует. Вышел и как полагается, подставил плечо, помог вытолкнуть её из грязи. А тут и «владелец» проснулся. В Егоре «афганца» признал. Да как понёс отборной бранью его. В пьяном угаре был, а понимал, что говорит: «Видел я вас всех… тоже мне герои».

    Егор  не стал связываться, человек он тихий, спокойный, но приехал, нам в райкоме обо всём рассказал. Решили, что такое прощать нельзя.  Я – первый  секретарь райкома комсомола, мне и идти по инстанциям. До обкома дошёл. Там предлагали «замять»  дело. А я сгоряча – партийный билет на стол. Только пришёл домой, всю ночь не спал. Думал: что мы не так сделали, чем провинились? Партийный билет мне в Афганистане вручили между боями. Обо всём передумал. А утром пришёл в обком за билетом: «Нет, - говорю, - не вы мне его вручали. Такие, как Бабушко, этого, собственно, и добиваются, чтобы не мешали мы им хозяйчиками быть…» Ну вот и всё.

-А что же Бабушко?

-Выговором отделался. Позже, правда, перевели на другую… ответственную работу. Ну а мне пришлось уйти из райкома комсомола, где я проработал четыре года. Теперь в молодёжном производственном объединении  «Патриот» работаю…

   …В Афганистане «афганцы» научились многому. У них выработалось обострённое чувство справедливости, они обрели любовь к истинному и ненависть к ложному. Всеми фибрами души научились  чувствовать, где добро, а где зло. Они убедились, что без духовных и нравственных ценностей, без которых кое-кто на гражданке умудряется жить, на войне обойтись невозможно. Выполнение интернационального долга требует тех же высоких духовных  начал, которые необходимы при защите  своего Отечества. Тех, которые проверены временем, историей на полях битв у Калки и у Бородино, на Шипке и у стен Сталинграда. Они возродили эти ценности, это мировоззрение. Дорогой, слишком дорогой ценой обретали они его, теряя в боях товарищей, осознавали, что нет ничего выше братства и мира.  И общество   должно было  их понять, дотянуться до них в сознании и духовности, обрести ту же непримиримость ко лжи, быть с ними солидарны. Проникнуться их идеями.

     «Война из-за великодушной цели, из-за освобождения угнетённых, ради бескорыстной и святой идеи – такая война лишь очищает заражённый воздух от скопившихся миазмов, лечит душу, прогоняет позорную трусость и лень, объявляет и ставит твёрдую цель, даёт и уясняет идею, к осуществлению  которой призвана та или другая нация. Такая война укрепляет каждую душу сознанием  самопожертвования, а дух всей нации – сознанием взаимной солидарности и единения всех членов, составляющих нацию… Подвиг самопожертвования кровью своею за всё то, что мы почитаем святым, конечно, нравственнее всего буржуазного катехизиса. Подъём духа нации ради великодушной идеи – есть толчок вперёд, а не озверение…» - писал Ф.М. Достоевский по случаю русского освободительного похода на Балканы в 1877 году.

    Ради великодушной идеи… В то время такой идеей было  единоверие, братство славян.

    Стоит заметить, идея эта  тоже находила поддержку не у всех в России. Подчеркну, что и тогда освободительный поход критиковался противниками идеи братства, шли публицистические споры о необходимости такого похода.  Но сегодня уже никто не вспоминает об этих непримиримых дискуссиях, и мало кто знает, что после замечательной победы русской многонациональной армии  на Балканах и  после Сан-Стефанского договора было дипломатическое поражение в Берлине.  Болгары, по сути дела, вновь оказались в неволе. Но зато все помнят Шипку, которая является олицетворением братства…

   Наша страна и сегодня верна принципам братства, интернационализма.  Нас ещё раз проверили на слово. Мы сдержали его. Пришли на помощь соседям.  И через десятилетия факт братской помощи афганскому народу сохранится…



                2


…Отец Дениса, Ефим Ефремович Щербаков,  родился в 1928 году, когда казалось, что грозы уже отгремели и впереди долгая мирная и счастливая жизнь. Но мальчишкой пришлось ему оказаться на оккупированной врагом земле, близко – ближе не бывает – познакомиться с ужасами войны. И автомат в пятнадцать лет пришлось взять в руки. Не думал, конечно, тогда, что когда-нибудь и у него будет сын и что он…

    После войны Ефим Ефремович окончил военное училище, стал офицером, служил в разных округах и группах войск. Вместе с ним колесила по стране и его семья. Надолго осел на Урале, где на свет появился сын. Наследник уже оканчивал школу, когда Щербакову-старшему пришлось оставить военную службу: сказались последствия ран, полученных в юном возрасте. Но полковник не унывал – активно включился в общественную работу, возглавив ветеранскую организацию однополчан.

…Денис родился в 1960 году. О войне знал по рассказам отца, по книгам и кинофильмам.  С детства хотел стать офицером, как отец, но не думал, конечно, что оружие, кроме учений, где-то придётся применять. И не думал, что друзей боевых хоронить придётся. Пришлось.

     Ранним ноябрьским утром 1985 года на одной из афганских дорог боевая машина десанта гвардии старшего лейтенанта Дениса Щербакова  наскочила на мину. Позже в госпитале поставят диагноз: «Ампутационные  культи обоих бёдер, практически  непротезируемые».

   Домой он вернулся в конце лета 86-го с двумя орденами Красной Звезды, на сделанных вопреки диагнозу протезах, человеком без профессии… Потому что всё, чему его научили в Свердловском суворовском училище, а позже в Рязанском высшем воздушно-десантном, осталось в той, прежней жизни, отделённой от него роковым ноябрьским рассветом. По крайней мере,  так казалось тогда…

    Какую новую стезю могла предложить ему жизнь? Часовщика, вахтёра, сапожника? Ни в коей мере не хочу принизить эти профессии, выстроил их в ряд лишь по одному признаку – сидячая работа.

     Ему предложили место заведующего орготделом в Октябрьском  райкоме комсомола.  Кто работал в комсомоле, знает, что это такое – заворг. Денис  не работал, но сложность и ответственность предстоящего понял быстро.  В райкоме партии на предложение ответил: «Любое задание выполню!»

    Далеко не все отнеслись к такому варианту однозначно. Одни были против: не в состоянии быть заворгом инвалид.  Другие сомневались: что это за молодёжный вожак, если он с молодёжью на танцы пойти не может? Третьи убеждали: пусть он просто сидит в кабинете, это же – наше знамя.  Были и такие, которые … завидовали: ещё ничего в комсомоле не сделал, а его сразу заворгом.  Первый секретарь райкома  партии Григорий Семёнович  Скрипочка  сказал ребятам:  «Работать будет, как все. Вы не жалейте его, никаких скидок не надо. Он сам попросил об этом».

   На первом же пленуме горкома комсомола новоиспечённому заворгу, что называется, врезали по первое число за недостатки в работе по организации конкурса на лучшее рацпредложение.  Это не было показательным уроком, это была новая жизнь с новыми требованиями и новыми обязанностями.

…И всё же работать «как все» Денис  не стал. Не было соответствующего комсомольского опыта. А был другой. И изменять ему он и не хотел и не мог…

   Наверное,  Денис  был хорошим заворгом,  коли после этого избрали его вторым, а осенью прошлого года первым секретарём райкома  комсомола. Правда, как оказалось,  на этой должности он пробыл очень мало.

…Теперь несколько слов о его личной жизни.  Он женат. Жена – Алиса,  та самая девушка, что ждала его, когда он ещё был в Афганистане. Есть сын Костик  и дочь Валя.  Живёт молодая семья в трехкомнатной квартире, которую получил Денис, когда ещё был один. Решение о её предоставлении было принято на совместном заседании бюро горкома партии и горисполкома. В порядке исключения.

    Все знают, что подобной формулировкой частенько прикрывались неблаговидные дела. Но в данном случае поднимется ли у кого рука бросить камень в огород тех, кто, выделяя холостому инвалиду «лишнюю» площадь, подчёркивал  этим, что верит в то, что будет у него семья, и дети будут.  И не станут пустовать квадратные метры.

     Мне Денис как-то в минуту откровенности рассказал об одной  прошлогодней ссоре с женой, которая в корне изменила его отношение к семье. Он вдруг понял, что  и самые близкие для него люди нуждаются в его  внимании. После этого он стал больше времени проводить с детьми, чаще «вырывался» с женой в театры и на концерты, чтобы никогда не слышать её обиженное: «Ты со мной никуда не ходишь…». А вскоре он и сам чувствовал потребность в таком общении с подрастающим сыном и дочерью, с любимой женой, которая так много сделала в его «возвращении к жизни» после ранения.

   …Денис, забежав на минутку домой, вновь собирался уйти по делам. Жена бросила ему упрёк, дескать, если разлюбил, так и скажи.

-Любовь  для меня не единственный свет в оконце! – голос Дениса  рвётся, губы дрожат. – Для полного счастья нужно ещё многое: дело, которому верно служишь, «афганское» наше братство, уважение боевых товарищей…

-И уже только после этого тебе нужна я.

-Ты хоть соображаешь, что говоришь! Ну как понять не можешь?

-Я стараюсь… Но ты очень изменился, Денис.

-Мне некогда… Пожалуйста, не сердись… Я побежал.

-Беги… Только знаешь что… Возьми вот  это, - Алиса  достала из книжного шкафа небольшой  пакет, перевязанный голубой лентой, протянула его Денису.

-Что здесь?

-Письма. Ты писал их из Афганистана, когда я была ещё твоей невестой. Прочти на досуге и узнаешь, каким был раньше и каким перестал быть в последнее время.

-Хорошо, прочту, - Денис взял пакет, положил его в портфель. – Бегу!

   Хлопнула дверь. Прогремели  по лестнице  вниз тяжёлые  шаги Дениса и стук его тросточки, без которой он старался не выходить из дома. Алиса ещё какое-то время стояла у порога, потом упала на диван, уткнулась лицом в подушку.

…Не дождавшись на остановке автобуса, Денис Щербаков поспешил к  месту  встречи с друзьями  укороченной дорогой – узкими переулками, дворами жилых домов. Приходилось жаться к палисадникам, с большим усилием обходить  на протезах попадающиеся  детские песочницы. Денис сердито чертыхался: неожиданные  препятствия раздражали, злили его. К тому же после ссоры с Алисой  он чувствовал свою вину и, так как не знал, в чём конкретно она заключается, злился ещё больше.

    Наконец Денис  выбрался из лабиринта переулков и дворов на широкий, хорошо освещённый простор городского парка. Здесь, у кафе, его и должны были ждать друзья. Всегда пунктуальные, сегодня они что-то запаздывали, и Денис, вздохнув, присел на скамейку. Чтоб успокоиться, отвлечься от грустных мыслей, стал тихо насвистывать мотивчик популярной песенки, в такт, барабаня пальцами по спинке скамейки. Но успокоение не приходило: перед  глазами, словно на киноплёнке, «прокручивались»  только что памятью отснятые кадры: широко распахнутая дверь квартиры, он, Денис, каменно застывший на пороге, печальные глаза Алисы… Ну почему так расстроилась она? Зачем понадобилось ей обращаться к прошлому, к давней переписке?

     Вспомнив о письмах, Денис  поспешно выхватил из портфеля пакет, наугад вытащил из  него первый попавшийся конверт, извлек мелко исписанный листок и, повернувшись к фонарю, стал читать. Выражение лица Дениса  какое-то время оставалось прежним – сосредоточенным и отрешённым. Но вот губы его тронула улыбка. На щеке запульсировал мускул, как  бы отгоняя эту внезапную радость. Но улыбка оставалась. Дочитав первую страницу письма, Денис посмотрел в самый конец, поднял глаза.

-Хорошо получать столько писем,- завистливо вздохнул случайный прохожий, за минуту до этого присевший на краешек скамейки. -  Наверное, долго отсутствовали?

-Как вам сказать, - неохотно отозвался Денис. – Пожалуй, последние полтора года.

…Ждать друзей Денис  не стал. Он нашёл укромный, тихий уголок в парке и одно за другим прочёл все письма. Потом той же самой дорогой, ныряя под бельевые верёвки, обходя песочницы, поспешил домой. Ещё издали он отыскал глазами знакомый светящийся квадрат их спальни с весёлой ситцевой занавеской и с радостным волнением подумал о том, что нет лучшего на земле света, чем золотистый, теплый свет в окне…



                3


… После концерта мы ехали с Денисом по городу на его машине.  Для человека на двух протезах он прекрасно управлял своим «Жигулёнком».  И он  рассказал о недавнем трагическом происшествии в подъезде его дома, когда девушка – школьница покончила с собой из-за неудавшейся любви. Потом на какое-то время замолчал. Затормозил у светофора. В раскрытое окно пахнуло свежим воздухом, влетел ворох снежинок…

-Никогда  не пойму тех, кто добровольно уходит из жизни. Никакие  причины этому не оправдание, - покачал головой Денис.

-А как же пистолет? – решился спросить я.

   О пистолете я узнал из фильма, снятого уральскими  кинодокументалистами. Там есть кадры, когда боевые друзья Дениса  рассказывают, что после взрыва он вывалился из искорёженной машины на землю и схватился за пистолет. После этих слов шла, как мне показалось, многозначительная пауза.

-Пистолет был, это верно… Сорвался я тогда. Но в кино всего не скажешь. Не стреляться  я хотел. Требовал, чтобы погибшего товарища из-под обломков БМД вытащили, чтобы отправили его тем же вертолётом, что за мной был вызван.

…После публикации о нём очерка в центральной газете, Денису стали  приходить письма со всей страны. «Здравствуй, Денис!  Ты заставил нас поверить, что Корчагин действительно был!..» «Когда мы узнали о вашей судьбе, то решили, что нам есть с кого брать пример…»  «Спасибо за то, что есть  на свете такие люди…»  «Вы повторили подвиг Маресьева…» «Мы собираем материалы о людях корчагинской судьбы, мы хотим знать о вас всё…»

     Честно говоря, Щербаков не очень регулярно отвечает на эти письма. И не только потому, что не хватает времени. Он попросту не очень представляет, что и как он должен рассказать о себе.

    Я был у него дома, сидел с ним в его  рабочем кабинете, вместе с ним ездил по  его неотложным  райкомовским делам, поднимался с ним по лестницам… И ни разу ни слова,  ни полслова не услышал о его собственных трудностях. Можно было даже подумать, что их уже и вовсе нет…

-Когда создали городской совет воинов-интернационалистов, - рассказывал как-то мне заместитель председателя совета, токарь завода  «Уралтрансмаш»» Игорь Горст, - мы с Денисом в Москву поехали по делам интернационалистов. А ему ещё надо было в госпитале Бурденко получить новые протезы, а потом их требовалось и осваивать. Я видел  в гостинице, как он их разнашивал – весь бледный, мокрый. Я не выдержал, сбежал из  гостиничного номера на пару часов, а он всё ходил и ходил.

-Мне с ним приходится много ездить, - вторил Игорю  шофёр райкома Кузьма Подзирка. – Всегда стараюсь подъехать прямо к подъезду, особенно зимой – ведь скользко. А он отказывается. Не надо, говорит, сам дойду.

    Как рождается самоотверженность? Откуда приходит мужество, позволяющее пересилить  и боль, и беду?  Откуда берутся силы, когда их нет? Найти ответ на эти вопросы может только каждый сам для себя…

     У каждого были свои бои. И возвращение к мирной жизни  у каждого тоже своё. Конечно, непростое оно.   Ростислав Суббота, бывший сапёр, рассказывал, например: во время разминирования его товарищ подорвался на фугасе. С ним была овчарка. Когда рвануло, она бросилась к хозяину, но нашла лишь воронку. Дня три выла от тоски, потом навсегда уснула.  «Это  собака, - говорил Ростислав, - а каково нам, людям, жить с такой памятью?»

    «Афганцы»  возвращались в общество, которое много лет не знало войны.  Вот и адаптация шла тяжело.  Хотя многие сверстники,  да и старшее поколение, родившееся после Великой Отечественной, смотрели на «афганцев», как на героев, но и им не понятно  состояние этих ребят, боль их переживаний.  Создалась своеобразная ситуация: у невоевавших отцов сыновья – ветераны. Значит, отцы не поделятся: «Сынок, когда я пришёл с фронта, то взялся судьбу строить так…»

   Борис Герелло, член городского совета воинов-интернационалистов однажды поделился своими мыслями:

   «Всё это очень сложно. Пять лет, как я дома,  а сны до сих пор вижу «афганские». И в них до сих пор погибают ребята.

   В Свердловске  устроился на работу. Заочно окончил институт. Женился, сейчас двое детей. Недавно получил квартиру. Всё хорошо, жизнь сложилась удачно. Как и у многих  прошедших Афганистан.

   Рассказываю это не для того, чтобы похвастать или, упаси боже, подать себя, как пример. Нет. Когда говорим о судьбах «афганцев» и слышу примеры: кто-то замкнулся в себе или озлобился, столкнувшись с житейскими неурядицами, - вспоминаю пережитое одиночество. Вот корень бед. Как ведь случается: ну пришёл и пришёл солдат, никому, кроме родных, до него нет дела. Даже до раненых, инвалидов – это мы видели.  Однако упрёки не только местным руководителям, военкоматам. Где, скажем, наши психологи, их  помощь?  А центры социальной реабилитации на местах – где? Вот порой и выходит, что после Афганистана ты – один в поле воин: как хочешь, так и разбирайся со своими переживаниями, приходи в себя после адской нервной нагрузки.

   Возможно, где-то и нет необходимости в таких центрах. Жизнь показывает: была бы здоровая, хорошая обстановка, в которую попадаешь, чтобы товарищи были, дело по душе – всё это лечит.  Вот и говорю: может, не нужны были бы эти центры, когда бы всюду к таким людям было нормальное, чуткое отношение».

    Прав, конечно, прав Борис. Чего, к сожалению, пока нет, так это чуткого отношения.  Не случайно же вопрос о бездушии, творящемся беззаконии в реализации льгот «афганцам» обсуждался  на заседании коллегии Прокуратуры СССР.

   Да, безобразий много.  Знаю о них и как депутат Областного совета.  Вот и думаешь: какое же будет социальное самочувствие у парней, если волокитят с решением их  социально-бытовых нужд, не хотят брать на работу (у них, мол, различные льготы, хлопот потом не оберёшься), если плохое медицинское обслуживание.

    Помню, как в августе 1988 в Новороссийске прошёл очередной сбор воинов запаса и военно-патриотических  объединений. Там была проведена операция «Тревожный сигнал». Массу жалоб  они получили.  Попытались сразу решить их.  Например, из Могилёва заверили, что вскоре поставят телефон семье погибшего  Героя Советского Союза Андрея Мельникова… Что же с нами происходит, если милосердие, внимание к воину, пострадавшему в боях, выколачивать надо?

     Однако кое-кто считает: не много ли льгот «афганцам»?  В одном из центральных  универмагов  я недавно услышал: ветераны и «афганцы» всю гречку съели…




                4

    Денис  слушал меня, молча, ловко объезжая  стоящие на обочине автомобили, затем тяжко вздохнул и заговорил тоже о наболевшем:

   -В последнее время льготы стали притчей во языцах. Бродят слухи о съеденной нами гречке, забранных нами квартирах, путёвках, отданных нам (разумеется, дурням, отупевшим личностям) местах в ВУЗах. С чего  всё идёт? Для местного бюрократа «афганцы» - обуза. Вот и бросает тень: мол,  у них непомерные требования, амбиции. Это выгодно. Тогда можно хамить, тянуть волынку с решением больных, неотложных вопросов, а начинаешь искать на бюрократа управу – он выставляет козырь: я же говорил, что «афганцы» несносные люди.

    Но и другое, как божий день, ясно: состояние человека, который, скажем, годами в обычной очереди ждёт жильё. Не было бы «льготников», он ордер получил бы раньше. Вот оно, то кресало, которым кое-кто выбивает искры кривотолков.

   Теперь  же сказано новое слово – подарки. Чувствуешь, Александр,  какой  социальный смысл пытаются вложить, подменив одно понятие другим? Ведь подарки – хочу дарю, хочу нет, могу скромный, а могу и богатый подарок преподнести. Только разновеликие это понятия – льготы и подарки. Тут забывают: не подарки общество делает, а тоже выполняет свой долг.

   Мы подарков не просим. Мы  тоже за социальную справедливость. Она же и в том состоит, чтобы в военных училищах,  прежде всего,  были те, кто имеет боевой опыт, боевые заслуги.  Думаю, и обществу не всё равно: кто они, будущие офицеры, костяк армии.

    Не хлебом единым жив человек. Так и социальное  самочувствие – не только льготами определяется. «Афганцы» работают в партийных, советских, комсомольских органах.
 
     О том, что мы и головорёзы, и психи, и как можно доверять нам воспитание подростков, это часто звучит… А когда в прессе и по телевидению стали высказываться, что война – ошибка, на нас глянули косо: какие вы герои? Вы чуть ли не порождение ошибки. Какое же это фарисейство – кричать о милосердии, гуманизме, а нам отводить роль потерянного поколения.  Пацифисты любят рассуждать о душевной боли «афганцев». На этом наживают себе капитал. Но что они знают о моей душе? Они даже не попытались заглянуть в неё – я им не интересен.  Вот оно, моё социальное самочувствие: я выполнил приказ Родины, интернациональный долг, а меня хотят разуверить – кровь зря проливал, ноги зря потерял.  Помнишь фильм «Легко ли быть молодым?»: «афганец» снял орден и сжимает его в кулаке. Не время носить, мол. А ведь он не один такой. Это же подумать только! – мы со своими ранами и боевыми наградами кое для кого не вписываемся в наше время.

    Но меня, признаться, глубоко беспокоит поведение тех, кто даёт повод для нелестных отзывов об «афганцах».

    Вот что рассказывал, например,  мой знакомый капитан Зиновий Лихота из Алма-Аты (мы с ним в Москве познакомились несколько лет назад), два с лишним года  воевавший в Афганистане, имеющий  четыре боевые награды, о встрече с «афганцами», когда он был в гарнизонном патруле: «Едва мы вышли из автобуса и приступили к патрулированию, навстречу попались восемь парней в «афганской» форме одежды, все были явно пьяны. На мои попытки призвать их к порядку они рассмеялись и прошли мимо, задевая прохожих, а один, отстав, доверительно мне сказал: «Мы, капитан, тебя и твоих курсантов, конечно, уважаем, но ты нас пойми: мы в Афгане топали, а ты тут отдыхал». В резкой, но вежливой форме я потребовал документы, но «афганец» крикнул товарищам: «Ребята, тут патруль чего-то хочет». Нас окружила толпа пьяных, раздались брань и  смех. Трудно представить, что бы могло случиться, если бы один из патрульных не сказал: «Протрите глаза и посмотрите на орденские планки капитана».  «Афганцы» начали хлопать меня по плечу, пожимать руки… Сказать, что мне было обидно, значит, ничего не сказать; была злость на эту пьянь».

    Такие вот  «герои» и бросают тень. И что оказывается: среди них большинство тех, кто и пороху-то по-настоящему не нюхал.  А ещё немало развелось «лжеафганцев», такого, к примеру, не так давно вывели на чистую воду: нацепил орден, кичился, а сам-то и в Афганистане не был. Но молва этого не учитывает, она разнеслась: смотрите, как хулиганят, сладу нет с ними…  С теми, кто позорит имя интернационалиста, должны вести жёсткий разговор местные советы молодых воинов запаса.

    Да, судя по всему, ещё много общественного такта, мудрости потребуется, чтобы в запале не путать хулиганов в «афганской» форме одежды со всеми интернационалистами. Иначе до чего же договориться можно.

    Знаешь ведь, Саша,  чему нас прежде всего учила служба в Афганистане? Ответственности. Такой бы ответственности всем тем, кто работает с «афганцами», берётся судить о них. Ведь безответственность  бьёт, сильно бьёт. Павшим не больно. А живым?



                5

    -Слушай, Денис, а что это за «Патриот», о котором ты давеча упоминал?

-Видишь ли, Саша,  это моё детище,  я столько сил вложил в его создание, правда, не думал, что придётся самому там же и работать. В самом начале  89-го решением бюро нашего Октябрьского  райкома комсомола было создано это молодёжное объединение.  Все его члены – бывшие воины-интернационалисты, в основном инвалиды. Они объединились,  чтобы материально поддержать себя и свои семьи. Совместно со Свердловским заводом блочных электроконструкций ребята выпускают клапаны с прокладками для водопроводных  кранов.

-И что, хорошо зарабатывают?

-Представь себе, не плохо. Вот я тебе на двух  примерах это продемонстрирую.

   Егор Коротышкин, инвалид второй группы, с 1981 года остался без работы, без мечты. Мать всё пыталась ему найти работу. Им предлагали вязание сеток, шитьё. Не то, не мужской труд. Мне это сама Лидия Павловна  рассказала: однажды в отчаянии она с сыном продумала двенадцать (!) вариантов, как уговорить сотрудников отдела кадров Уралмашзавода взять Егора  на работу. Куда там! И вот светлый день в их семье наступил – появился «Патриот». Уже на следующий день после моего знакомства с Лидией Павловной им привезли на дом работу. Парень ожил – он нужен обществу. Пусть не просто  больному работать по четыре часа, объём большой, но помогают родные.

    Или другой пример. Есть у нас  Сергей Галиев, инвалид второй группы.  В Афганистан его разведбат входил одним из первых – 28 декабря 1979 года.  К концу службы уцелела едва половина. У него «за плечами» две операции на ногах, два года по госпиталям, это время практически вычеркнуто из жизни. Есть семья, дети. А пенсия … 68 рублей. Сколько же пришлось ему поковылять по разным бюрократическим конторам, надеясь найти работу! И вот «Патриот» открыл перед ним двери – о нём ему ребята сказали в госпитале. Только после устройства в это объединение  началось, как он сам говорил, «восхождение к нормальной жизни». В прошлом, например, месяце он заработал 980 рублей. Даже стал подумывать о реализации давней мечты – купить автомашину.
   Советские  безработные. Нас всех уверяли, что в СССР их нет. Но были и полнились их ряды парнями, вернувшимися со «спрятанной войны».

    Песней «Интернациональный долг» Евгений Бунтов, как правило, завершает свои выступления. Мне запали в память строки: «…И рука у комбата щедра – в наших ранах души кровоточной, как заплаты, блестят ордена». Кто объяснит этим  парням причины глухоты общества, наградами откупившегося за боли своих сыновей? А ведь так было.

   Или представь картину: руководитель предприятия делает выбор – кого взять на работу, «афганца» или обыкновенного? Правильно, в большинстве случаев выбирали второго. Ибо с первым не оберёшься хлопот: льготы, жильё, а он, неблагодарный, тебе, как из пулемёта, правду в глаза… Так тоже было.

    Пусть поймут эти люди отчаяние моего товарища, члена горсовета воинов-интернационалистов Геннадия Качуры, который не далее, как пару дней назад говорил мне: «Условий для возвращения к полнокровной жизни у нас нет, зато есть дурные имена: «оккупант», «наёмник». И так бывало.

   Но теперь, я знаю, будет иначе. И сбудутся мечты Сергея Галиева, Егора Коротышкина  и многих-многих  других. Они стали работниками «Патриота». Пятнадцать семей ветеранов Афганистана  нашли приют под его крышей. А будет со временем ещё больше.

     Денис тут же решил мне показать, что же это за «Патриот», где ему предоставили должность заместителя директора. Он ловко развернул машину и поехал в ближайший переулок. Домчались «с ветерком». Я даже не удержался от вопроса:

-Денис, а не боишься так быстро ездить? Всё-таки с твоими  повреждениями…

   Он помолчал, потом, озорно улыбнувшись, подмигнул:

-«А какой русский не любит быструю езду»? Так, кажется,  у классика сказано. А если серьёзно, то я всего отбоялся ещё в Афгане, а вместе с ногами у меня  ампутировали и страх. Не переживай, Саша, я осторожно вожу  свою машину, зря не буду рисковать.

…Я помогаю Ване Одесскому подтаскивать большие бумажные мешки, доверху загруженные белыми изделиями из пластмассы. Рядом стоят ящики с другими деталями для водопроводных клапанов. Старичок «Москвич», набитый под самый верх, еле дышит. Ваня утирает мокрое лицо,  скоро – в дорогу. Работу ждут инвалиды-надомники. Пионерский посёлок, Эльмаш, Уралмаш… Коробки с готовой продукцией у ребят забирают, чтобы вести в магазины, им оставляют привезённое.

     Одесский достаёт блокнотик, докладывает Щербакову: «Галиев сдал 30 тысяч клапанов, передовик!  Черкешев – 15 тысяч, Костя Павлик- 22». 

      У этих цифр особый счёт. Ох, не просто даются такие результаты, без преувеличения можно сказать – «потом и кровью» искалеченных ребят. 

     Иван помахал нам рукой и уехал по адресам своих работников.  Мы с Денисом закурили, собираясь зайти погреться в дом. Морозец сегодня был крепкий.
     Но тут из  здания вышел  невысокий человек в темном костюме, плотного телосложения с копной седых волос. Он озабоченно осмотрелся по сторонам, заметил нас с Щербаковым. Подошёл.  Денис представил меня.  Мы пожимаем друг другу руки.  Директор «Патриота» Михаил Петрович Ломоносов.

   Улыбнувшись, он спрашивает меня:

-Наверное, хочешь задать один вопрос. Нет, не родственник. Хотя своей фамилией тоже горжусь – отец всю войну прошёл, дошёл до Берлина.

   Сразу посуровев, он продолжил, словно отвечая на очередной незаданный вопрос.

-Сколько должен зарабатывать человек? – спрашивает Михаил Петрович и сам отвечает: - Мы на совете постановили: в среднем 500 рублей. Хронометраж показал, что человек собирает в месяц 24 тысячи клапанов. Отсюда мы и строим расценки, нормы, объёмы.
-Но согласись, у инвалидов-то возможности скромнее, - бросает Денис.

-Правильно. Ты же знаешь моё убеждение: эти ребята сполна отдали долг, теперь наш черёд платить долги. Что мы сделали с Денисом? – Михаил Петрович повернулся в мою сторону, поясняя: - Ввели категорию доплат за группы инвалидности: за третью – 21 процент от суммы заработка, за вторую в два раза выше. За ребят с первой группой могут работать родственники – так поступают в нескольких семьях.

    Конечно,  и нам пришлось пережить трудности роста. Теперь «Патриот» направляет в торговлю 20-25 тысяч упаковок в месяц. Договоры заключены даже с другими республиками. Дело оказалось прибыльным.  Смотрите: всего  за последние пять месяцев устойчивой работы хозрасчётный доход составил около 100 тысяч рублей. На счёт экономии и развития отложено 30 тысяч. Из них можно будет финансировать лечение ребят, оказывать им социальную помощь. Я не утомил вас своими цифрами-расчётами? Тем теперь и живу: всё считаю, обдумываю, прикидываю. Надо постоянно быть начеку, вот и стараюсь держать марку.  Так что мы ещё «покувыркаемся».

    Михаил Петрович широко улыбнулся, коротко пожал нам руки и, сев в свой «Жигулёнок», умчался по делам.

-Повезло нам с директором. В прошлом  инженер-горняк, отдал профессии четверть века.  Горе большое у него. Сына схоронил ещё в 1980 – тот погиб в Афганистане, вдвоём с женой остались. А недавно и её схоронил. Теперь «днюет и ночует» здесь, в «Патриоте», редко заезжает в свою опустевшую квартиру. Успешно начал переучиваться на коммерсанта, что-то по книгам узнаёт, но больше берёт интуицией, набивая шишки.  Сейчас он понял главное: нужна реклама, нужен рынок сбыта. Вот и мотается по области, а-то и в другие регионы наведывается.

   Денис помолчал и,  словно подводя итог разговору, произнёс:

-Иногда размышляю: какой он, главный эффект «Патриота»? Да,  своим  появлением он перекрыл брешь отчуждения между большинством простых «афганцев» и комсомольскими структурами, скажем, в виде советов воинов-интернационалистов. Но мне важнее другое: «Патриот» доказал всем, что о своих проблемах «афганцы» в состоянии позаботиться сами.


= продолжение следует =

http://www.proza.ru/2014/01/16/1438

На фото В.В. Двойнева «Дорогами Афганистана».

***