Во всем виноват Чубайс

Вадим Ирупашев
Всю свою жизнь Петрович прожил в деревне. Работал он в совхозе скотником. А когда совхоз развалился, занимался личным хозяйством – откормом поросят. Покупал Петрович поросят на рынке, откармливал и уже взрослых свиней продавал перекупщикам на мясо. Работа была хлопотной, но привычной для Петровича, и давала ему хоть небольшой, а доход. И даже удалось Петровичу скопить некую сумму денег, которую хранил он в государственной сберегательной кассе. Боялся Петрович воров и пожара, да и мало ли еще что с деньгами могло произойти, если их в доме держать. «Когда деньги под приглядом государства находятся, так это и надежно, и проценты какие-никакие капают», – думал Петрович.

И был он доволен своим житьем-бытьем, на здоровье не жаловался, и даже подумывал о расширении своего хозяйства.

Но недолго такая счастливая жизнь длилась. Нежданно-негаданно реформа денежная нагрянула, и все, что удалось скопить Петровичу, вмиг исчезло!
Поначалу Петрович как-то и не верил, думал: быть может, все и обойдется, ждал, надеялся на что-то, к работникам сберегательной кассы обращался. Но ему отвечали: «Жалко нам тебя, дедушка, но не приходи больше к нам, не утруждай себя – пропали твои денежки».

И Петрович смирился.

И то ли от потрясения, то ли еще от чего, но стал Петрович болеть – в боку правом кололо, голова кружилась, а ноги и руки какими-то ватными сделались. И уж поросят для откорма он не покупал, а ходил, как неприкаянный по двору, заглядывал в пустой хлев, вздыхал и уж подумывал, не начать ли ему пить водку и смерти своей дожидаться.

А как-то приехал к Петровичу сын, и как увидел он отца в таком отчаянном состоянии, то и увез его в город. В своей городской квартире сын выделил отцу отдельную комнату. И стал жить Петрович в семье сына жизнью неработающего пенсионера.

Но в городской квартире было Петровичу как-то неуютно, и чувствовал он себя как бы заключенным в одиночную камеру. Сын со снохой с утра уходили на работу, внук в школу. И Петрович страдал от одиночества и вынужденного безделья. Целыми днями слонялся он по квартире, не зная, чем заняться, куда себя деть. И часто вспоминал Петрович деревню: дом свой, двор, огород, поросят вспоминал... А когда он думал об исчезнувших как-то вдруг своих денежных накоплениях, то чувствовал, как сжимается его сердце и к глазам подступают слезы.

По вечерам семья смотрела телевизор. Петрович в деревне телевизор не смотрел, времени на него не было, да и телевизор был старый, ламповый, черно-белый, то в нем изображение исчезало, то звук.

Семья предпочитала смотреть телешоу, зарубежные фильмы-боевики, политические телепередачи.

И Петрович по вечерам сидел со всеми перед телевизором. Сидел он в кресле, с подложенной под спину подушкой, смотрел, слушал, но мало что понимал и быстро засыпал.

Но днем, когда Петрович оставался дома один, то бывало, смотрел он по телевизору старые советские фильмы. И смеялся Петрович, если было смешно, и переживал за героев, а иногда плакал. И все в этих фильмах ему было понятно и близко.

А с соседями по подъезду Петрович как-то не сошелся. И только с соседом со второго этажа, еще молодым пенсионером Николаем, бывало, сидел на скамейке у подъезда и беседовал.

Николай, как и Петрович, был непьющим. Возможно, это их и сблизило, и прониклись они друг другу как бы каким-то уважением.

До выхода на пенсию Николай работал токарем на заводе, и любимой его темой в разговорах было то, как бывало, он, простой токарь, утирал нос технологам и даже инженерам, как удивлял он этих «ученых» своими техническими познаниями и ставил их в тупик своими вопросами.

А Петрович рассказывал Николаю о своем житье-бытье в деревне, о своем доме, поросятах и о своих денежных накоплениях, бесследно исчезнувших.

Как-то Николай поинтересовался, много ли денег-то у Петровича на сберкнижке пропало, а когда услышал сколько, выругался матерно, сплюнул и сказал: «Это все проделки Чубайса и его друзей, они эту долбанную денежную реформу замутили!»

Впервые Петрович слышал о Чубайсе, и очень удивился, и даже не поверил Николаю, подумал: «Как мог какой-то Чубайс (и фамилия какая-то смешная, то ли украинская, то ли еврейская) лишить его и миллионов других вкладчиков денежных накоплений?!»

Удивился, не поверил Петрович, но расспрашивать соседа о Чубайсе не стал. А вечером, когда сидела семья за ужином попытался Петрович расспросить о Чубайсе сына.

А сын только посмеялся над отцом: «Ты, батя, со своими поросятами совсем от жизни отстал, любой школьник тебе скажет: “Во всем виноват Чубайс”». И пообещал сын отцу показать Чубайса в телевизоре.

И вот как-то и увидел Петрович Чубайса в телевизоре – в «Новостях» его показывали. И сразу Чубайс Петровичу не понравился – рыжий и глаза наглые. «Такой, пожалуй, запросто мог всех вкладчиков сберкасс денег лишить», – подумал Петрович.

Единственными деньгами, которыми распоряжался Петрович, живя у сына, были пенсионные. Часть из них он отдавал в семью, а оставшуюся часть складывал в целлофановый пакет и хранил его в прикроватной тумбочке. Копил Петрович деньги на свои похороны, не хотел он обременять сына похоронными расходами.
Петрович верил в сохранность своих «гробовых»: и место, где лежали деньги, было надежное, и близким своим он доверял. Но как рассказал ему сосед о Чубайсе и как он увидел рыжего в телевизоре, то почувствовал какое-то беспокойство. И беспокойство это нарастало, и уж не было у него прежней уверенности в сохранности «гробовых», и уж не мог он не думать о Чубайсе.
А как-то Чубайс приснился Петровичу. Во сне Чубайс бегал за Петровичем, догонял его, и они боролись, сцепившись, катались по земле, рыжий брызгал слюной, царапался и все пытался выхватить из рук Петровича пакет с «гробовыми», но Петровичу удавалось как-то увертываться...

Петрович проснулся весь в поту, он задыхался, сердце его так стучало, что он слышал этот стук, и ему было страшно. Дрожащими руками Петрович открыл тумбочку и нащупал пакет. Слава Богу, пакет с «гробовыми» был на месте! Но заснуть Петрович уж до утра не мог – боялся продолжения сна.

И сон этот повторялся, изматывал и лишал покоя. И страх потерять свои «гробовые» уже ни на минуту не покидал Петровича.

А как-то увидел Петрович Чубайса и наяву – в окне своей комнаты. Рыжий стоял в середине двора, запрокинув голову, смотрел на него, что-то говорил и улыбался.

Петровича охватил страх, он вскрикнул, задернул штору и долго стоял, боясь шевельнуться, дрожал и прислушивался к звукам за окном.

А когда он немного успокоился, то достал из укромного места пакет с деньгами, пересчитал их и перепрятал.

И каждый день он ожидал ужасного, и каждый день перепрятывал пакет с «гробовыми» в более надежное место. Но предчувствие надвигающейся беды не давало ему покоя.

Петрович не выходил из дома, из своей комнаты – боялся оставлять деньги без присмотра. Целыми днями сидел он на постели неподвижно, вздрагивал от малейшего шороха, а вечером не мог уснуть – боялся во сне увидеть Чубайса.
Ночью лежал он, укрывшись с головой одеялом, не смея открыться. А если случалось выглянуть из-под одеяла, то в темном углу виделось ему лицо рыжего Чубайса, его наглые глаза.

И казалось Петровичу, что Чубайс постоянно где-то рядом: в темном углу, стоит за дверью, прячется под его кроватью, следит за ним и ждет, когда он уснет. И Петрович не спал.

Близкие Петровича давно уж заметили странности в поведении старика и не могли понять, что с ним происходит, и были очень обеспокоены.

Как-то ночью услышали они крики, доносившиеся из комнаты старика. Сын вбежал в комнату и увидел отца, задыхающегося, охваченного страхом. Отец пытался натянуть на себя одеяло, но руки его дрожали и не слушались.

Увидев сына, Петрович закричал, показывая рукой в темный угол: «Рыжий, Рыжий, там Рыжий!»

На следующий день близкие, посовещавшись, предположили, что старик сошел с ума, и вызвали врача. Петровича увезли и поместили в психиатрическую больницу.

Через месяц Петровича выписали из больницы. Врачи подтвердили: пациент действительно болен, а заболевание у него довольно распространенное – мания преследования. Но больной, сказали врачи, не опасен для окружающих, и требуется ему только хороший уход и внимание близких.

Между тем улучшения в состоянии Петровича не было. Он не выходил из своей комнаты и целыми днями сидел неподвижно на постели.

Боясь пошевелиться, иногда он косил глазами в угол комнаты и вздрагивал. Но бывало, Петрович вставал с постели и ходил по комнате мелкими, осторожными шажками, как бы крадясь, и вдруг останавливался, оглядывался назад, вокруг себя, и в его глазах был ужас.

Со дня возвращения из больницы Петрович молчал и не отвечал на вопросы. Но иногда он с тревогой в голосе спрашивал: « Вы не видели Рыжего, он где-то здесь?»

И близкие Петровича смирились и только ждали конца.

И скоро конец наступил.

Как-то ночью, когда все в доме спали, Петрович умер. Умер Петрович от страха. А после похорон близкие искали «гробовые» деньги. В тумбочке денег не оказалось. Искали и в других местах: в подушке, под матрацем, за плинтусами, за отопительной батареей. Но не нашли. То ли старик свои «гробовые» так спрятал, что найти их было невозможно, то ли еще что с ними случилось.