Читая второй и третий том Жизнь Клима Самгина

Вячеслав Вячеславов
Начало: http://www.proza.ru/2013/12/27/1421

В первом томе пять глав, в остальных — только части размером в том. Кто поймёт, чем вызван сей пассаж? Да и столь важно знать? Так уж получилось.

«…черный стальной портпапирос» — через сколько лет его назовут портсигаром? Спустя несколько десятков страниц автор назовёт — стальной папиросник. Следует ли понимать, что автор сам не знал, как назвать, этот чёртов портсигар? Нет, я ошибся, к середине тома автор узнал, как правильно называется, и написал — портсигар. Чудеса!

И вот новое подтверждение, что Иноков это сам Горький, который любит подраться — сцена драки Инокова с регентом Корвиным на выходе из ресторана. И тут же дамочка заявляет, что вызовет полицию. Выходит, полиция в те времена была в шаговой доступности? Не то, что в наши дни, когда её стало на порядок больше, но днём с огнём не сыщешь.

Клим постоянно общается с людьми, которые ему неприятны. Следует понять и догадаться, то же самое делает и сам автор. И становится немного непонятно, зачем нужно такое общение? Общайся с приятными тебе людьми! Ах, их нету! Тогда ни с кем не общайся. Но как можно жить без общения? Никак-с.

  «…память услужливо подсказывала нелепые фразы и вопросы девушки.
«Послушай, — ведь это ужасно: бог и половые органы!…»


Действительно, ужасно и несовместимо то, что творится в наших храмах! Страницей ранее раскрыта причина драки Инокова с Корвиным, который поставлял мальчиков в храм для педофилов.

Что-нибудь у нас изменилось с тех пор?!! Бог и рядом распятые обнажённые мальчики для услады развратников! Да есть ли Бог на свете?!! Да верит ли в Бога наш патриарх Кирилл?! Почему же он не проклянёт всех развратников, оккупировавших сотни храмов, сам ходит в золоте и ест на золоте?!

Оказывается, армянские анекдоты рассказывали ещё тогда! Вот не думал.

Очень много написано о демонстрациях. Невольно сопоставляешь с нынешними. Не тот масштаб. Отбили у нас желание — проявлять волю к свободе. По сути, этот роман пособие по истории зарождения революционных настроений в России.

С трудом, по чайной ложке, дочитываю третий том, смакую описания, то, что в юности считал ненужным, неинтересным, но восхищения всё меньше: понимаешь, как ненужно это обильное словословие, почти документально записывание разговоров. Помню, классики всегда предупреждали новичков, отбирать лишь всё значимое. Невольно представляешь, как он писал этот роман: нужны сотни часов свободного времени и твёрдого осознания, что творишь нечто выдающееся, которое больше никто не в состоянии написать.

Один раз встретил непонятное слово, которое сейчас не употребляется. Зато сколько новых появилось!

В прямой речи героя встретил обычную ошибку: одеть пальто. С одной стороны, в прямой речи допустима любая неправильность, оно и слышится почти без различия, но автор-то должен знать, как пишется правильно. Хотя, может быть, я и не прав, автору виднее.

Многие из нас говорят с ошибками. И ударения неправильно ставят. И у ревнителей культурной речи пена изо рта брызжет от возмущения. Вроде, их надо бы поддержать, а не хочется. Своё возмущение направили бы в другое русло, туда, где оно, действительно, нужно.

Читая о баррикадах, раздумываю, так ли оно было в действительности? Да, строили баррикады. Сразу же вспомнился Гаврош Виктора Гюго, читанный в детстве. Я ещё тогда думал, а каково людям, живущим поблизости с этой баррикадой, пули, наверняка, залетали в окна, кого-то и убивали. Сколько ненужных смертей с обеих сторон! Но это для гуманистов — они ненужные, а для революционера — они желанные, только так, ценою моря крови и можно победить.

Заметил, что все женщины в романе асексуальны, даже красавица Алина не вызывает любви и сочувствия. И всё это идёт от автора, который сам, устами своего героя, невысокого мнения о женщинах.
«Давно уже и незаметно для себя он сделал из опыта своего, из прочитанных им романов умозаключение, не лестное для женщин: везде, кроме спальни, они мешают жить, да и в спальне приятны ненадолго».

Офигеть! Впрочем, ничего нового, всё логично, почти так же он рассуждал об оргазме.

Виктор Гюго ничего не написал об обывателях, живущих рядом с баррикадой, это сделал Максим Горький. И я теперь яснее представляю ту атмосферу в России, хотя и догадываюсь, что многое написано в угоду коммунистам, об их руководящей роли в организации уличных беспорядков. И сразу мысль: а куда подевались полицейские? То были в шаговой доступности, и вдруг исчезли. Хотя понять можно: бунтовщиков намного больше, чем полицейских. Вызванные солдаты жестоко расстреливали. Здесь они описаны бессердечными. Ну да, на фронте они братались с немцами, не хотели воевать, а против своего народа проявляли бесчувственность. Снова реверанс в сторону коммунистам. Надо было так написать, и Горький написал.

Понравилась реплика Марины Зотовой, очень точная: «Свойственник мужа моего по первой жене два Георгия получил за японскую войну, пьяница, но — очень умный мужик. Так он говорит: «За трусость дали, боялся назад бежать — расстреляют, ну и лез вперёд!»

Получается, что и в те времена расстреливали отступающих? И как это совместить с повальным бегством с фронта солдат? Ну да, агитация большевиков, мол, штык в землю. А куда же убрали расстрельщиков? Или же их на всех не хватало? Надо ли жалеть, что всё так случилось, вся эта революция? Сталины, Ленины. До слёз жалко миллионы погибших в гражданскую войну, искалеченные судьбы, и сама Россия встала на костыли. Да, оклемалась, но какой ценой!

 Горький любит вставлять в тексты слова песен, это я ещё в юности заметил, когда читал «Дело Артамоновых», которое проходили в школе. Следует понимать, что автор любил петь, или же — слушать? Да и то, если вспомнить, как он описал певца Яшку из своего детства, конечно же — любил. Тургенев с любовью описывал певцов. Кто ещё? Владимир Короленко не в счёт, там другая тема.

По сути, прошло сто лет после событий, описанных в романе, и как же сильно изменилась жизнь в отличие от нашей сущности, такие же мерзкие, жадные, а кто-то и добрый, воры и убийцы, святых почти не осталось, их не видно, не они погоду делают, а горлопаны и шарлатаны, коих несчётное количество.

Интересно и хорошо описан сон Самгина о двойниках. Каждый из нас, ну, почти каждый, некоторые почему-то не запоминают свои сны. Думаю, они страшно завидуют нам, живущим ночью в другой реальности, зачастую волшебной. Иные писатели записывают свои сны. Я, лишь некоторые, самые интересные. Например, о Мао Цзедуне. Сталин тоже снился, но не столь значимо.

«Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом».
Поразила эта строчка из романа. Я бы никогда не посмел так написать. Скука не может висеть на городом, полным жизни. Это восприятие героя, которому скучно.

Прекрасно описал пение Дуняши в переполненном восторженном зале, и свои мысли при этом, припомнил, как он обладал ею в любых позах, она лежала под ним, в страсти обнажив зубы. А я сразу вспомнил Валерия Ободзинского, рассказывающего в телекамеру о том, каким успехом он пользовался у девиц, мог любую выбрать, и выбирал: уже во время пения представлял, как после концерта спустится в буфет, выпьет и выберет девушку, которую и поведёт в свой номер.

Вспомнил и нашего местного писателя тридцати однолетнего Виктора Громыко, который, только что закончив Литературный институт имени Горького в 1985 году, считал, что Горький не писатель, как и Константин Симонов, который, якобы не видел войны. Но это я уже начал повторяться, об этом у меня написано в мемуарах. В крови сидит у молодёжи, стремление свергать кумиров, ничего самим не знача. Прошло почти тридцать лет, но писателя Громыко так и не слышно. Он и тогда писал неинтересно.

А Горьким я зачитываюсь, отлично описал теракт на губернатора. А у нас до сих пор террористы в почёте, их именами названы улицы, площади. Советское клеймо террора и репрессий несмываемым пятном стоит на прошлом нашей страны. Не скоро всё смоется.

Горький стесняется писать об интимной близости, лишь намекает на неё:
«Через час утомлённый Самгин сидел в кресле и курил, прихлёбывая вино. …Теперь он посмотрел на её голое плечо и размётанные по подушке рыжеватые волосы…»

Непонятно, почему женолюб Горький описывает Клима Самгина равнодушным к женщинам. Даже Безбедов это заметил и спросил:

— А что — у вас нет аппетита к барышням?

Такое впечатление, что если близость и происходит, то лишь потому, что так желает женщина, а Клим великодушно, снисходительно уступает, он бесстрастен, выхолощен, поэтому все женщины его тяготят.

Великолепен рассказ Таисьи, которую муж с хозяином и зятем вывезли в лет, раздели догола и привязали неподалёку от муравьиной кучи. Горький хорошо знал русского мужика — это зверь, почуявший свободу после революции. Это они палили дворянские усадьбы, убивали всех сопротивляющихся, насиловали. Но, кто в этом виноват? Сами же дворяне, интеллигенция, и в первую очередь — сам Николай Второй.


Клим молчун, а это все признают за ум. К тому же, его загадочная отстранённость, речи на собраниях, встречи с большевиками, его помощь им — помогал передавать записки, воспринималась и создавала о нём легенду, как о руководителе подпольной организации.

Здравые мысли о ненужности революции, Горький вкладывает в уста неприятного персонажа Безбедова, но легко догадаться, что это мысли самого автора, и, чтобы власть не придиралась к словам персонажа, автор вышел из положения вот таким образом. Всех перехитрил.

Персонажи романа на протяжении всего текста несколько раз вспоминают виденную ими пьесу «На дне», даже в Париже, обсуждают актёров, великого утешителя Луку, которого автор списал с Льва Толстого, явно полемизируя с ним с некоторой долей иронией, но весьма уважительно.

«Невольный зритель» — так выразилась про Клима Марина Зотова, самая красивая женщина романа. И это похоже на правду. Бесстрастный. Почти без эмоций. Хотя автор добросовестно и подробно описывает всё почти с документальными подробностями.  Чего стоит радение сектантов во главе с Мариной! Но и здесь всё выхолощено, суховато, асексуально, потому что автор боится сам себя, своих мыслей, которым ещё не пришло время, оно наступит лишь через полвека. Вот где ирония судьбы.

И вот автор сделал из Инокова грабителя с большой дороги, экспроприатора. Можно ли думать, что сам автор мечтал об этом, или же это собирательный образ?

«В его стакан бросилась опоздавшая умереть муха,…»
Браво! Лучше не скажешь. Писал, писал роман, и выдал на гора… Перл? Хохму? 

продолжение: http://www.proza.ru/2014/01/14/1629

                Ставрополь-на-Волге