Назип Хамитов
ПЕРСОНАЛИЗМ И ИДЕЯ БЕССМЕРТИЯ
1
Преемственность Я духовного и формы телесности в течение жизни человека — сам феномен индивидуальности — наполняет нас мыслью о том, что за индивидуальностью кроется нечто более глубокое и вечностное. Это нечто принято называть персоной. Материя человеческого тела разлагается, восстанавливается, наконец, разложение начинает доминировать, однако индивидуальность не растворяется в ней, а персональность почти свободна от нее. Хор материального Мы не способен заглушить голос Я-персоны. Персона — иное, чем Мы, и это иное — в свободе. Границы инаковости Я — безграничность свободы. Эта свобода позволяет предположить — почти во всех известных культурах, — что персона как свободное Я — бессмертна.
Бессмертие воспринимается вначале лишь как бесконечное телесное бытие без потери индивидуальности — Вальгалла древних скандинавов или инкарнационный ряд индусов. Это — архетип всех развившихся языческих традиций.
Затем бессмертие принимается как свобода от телесности, пронизывая все мировые религии.
И, наконец, оно обозначает обновленное бытие персоны в телесности.
Новые отношения персоны с материей неизбежно предполагают метаморфозу самой персоны. Новая земля и новое небо являются следствием надчеловека. Эта идея — идея апокалиптического изменения мира — наиболее напряженный мотив мировых религий, их бытие на пределе.
2
Идею бессмертия знает любая культура. Более того, именно идея бессмертия делает культуру культурой. Атеистические цивилизации Новейшего времени делают бессмертными род и материю — так, как они воспринимались десятки тысячелетий назад в дорелигиозном анимистическом сознании палеолита и мезолита.
Атеистическое сознание считает бессмертие материи самоочевидностью. Однако почему бессмертная несотворимая и неуничтожимая материя более бессмертна, чем персона — самосознающий индивидуальность принцип организации материи? Почему бессмертно индивидуальное? Атеист Новейшего времени столь же мало способен ответить на эти вопросы, как гейдельбергский человек. Ответом на них будут лишь эмоции воинствующего материализма.
3
Атеистическое сознание в принципе не дает развернутого логического или эстетического ответа на эти вопросы. Оно может опираться лишь на некую самоочевидность акта смерти, после которого прерывается общение с персоной. Однако смерть общения может означать и оживание персоны в ином, трансцендентном бытии. Принятие же трансцендентного слоя недоказуемо логически и невыводимо из социальных отношений. Это экзистенциальный выбор персоны, выбор эстетико-моральный. Трансцендентное требует экзистенциального и оживает в человеке только через экзистенциальную наполненность. Душа как категория бытия персоны в современной культуре отличается от психики именно экзистенциальной напряженностью, поэтому идею бессмертия души можно только пережить. Пережить в качестве запредельного бытия души. Иная тотальность переживания делает невозможным постижение бессмертия персоны.
4
Персона есть бессмертная индивидуальность. Индивидуальность предшествующего органического мира, находящая свое высшее выражение в млекопитающих, получает в персоне свое принципиальное завершение. Персона — в отличие от индивида — есть микрокосм, сопоставимый с макрокосмом и имеющий в себе все основные атрибуты его, в том числе бессмертие и вечность.
5
Атеистическая цивилизация вообще и цивилизация русского коммунизма как ее апогей принимают идею вечности как идею памяти о первопредке. Таков образ Ленина и связываемые с этим образом бессмертие и новая жизнь. "Ленин и теперь живее всех живых", "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить" — эти и им подобные изречения свидетельствуют о восприятии Ленина как тотемического прародителя, уничтожившего предшествующий миропорядок и создавшего новый. Образ Ленина выступает поэтому не просто образом безбожника, а образом Противобога, Великого Воинствующего Материалиста. Он — единственная персона, которой мать-материя дает возможность получить кроху своего бессмертия. Однако это бессмертие, полученное от великой материи, не может быть персональным. Образ Ленина схематизируется, тиражируется до тех пор, пока не превращается в вещество, которое перестают отличать от другого вещества. Атеистическая цивилизация может иметь память о персоне только в течение двух поколений. Материя имеет память, необходимую лишь для воспроизводства подобного; это память капли о туче, ее породившей, — беспамятство Вечного Возвращения, это генетическая память — инстинкт животного. При резком нарушении условий среды эта сверхрациональная память становится безумием, ибо процесс припоминания вызывает к жизни абсурдные действия.
6
Материализм удаляет из материи дух как бессмертный и персональный принцип; материя превращается в субстанцию. В результате материя становится демоническим началом, пожирающим себя и своих ценителей. Нигилист Базаров умирает от трупного яда, марксист Ульянов-Ленин растворяется в забвении.
7
Материализм есть обожествление Мы, стихии, где снято различие между любыми монадами, где иерархия присутствует лишь как временная воля к власти над веществом народа и природы.
Бессмертное Мы, замкнутое в кольцо вечного возвращения к себе, делает нелепой экзистенцию и историю человечества. Его бесконечное дление, сотрясаемое большими взрывами, есть лишь пародия на Вечность как Всеединство Времен.
Персонализм как последовательный абсолютизм исходит из Я — самоценной бессмертной монады, доводя экзистенциальное до онтологического, а онтологическое делая экзистенциальным.
Отчужденное от идеи бессмертия души коммунистическое сознание теряет память-смысл и память-традицию и превращается в коммунистический инстинкт. Коммунистический инстинкт требовал жертв; сталинские репрессии — не произвол одиночки, они имеют внеперсональную природу. Репрессии есть условие восстановления памяти о будущем; восстановление через борьбу с врагами этого коллективного будущего.
Но признание в качестве бессмертного начала Я не обязательно означает отказ в бессмертии всему внеперсональному — напротив, оно получает тенденцию наполняться персональностью и свободой.
8
Персонализм есть возвышение отношения Я к окружающему миру от абстрактного не-Я — отчужденного эха Я, — того объекта, который должен быть познан и подчинен — до действительного Мы — мира проявившихся и потенциальных персон.
Мы, наполненное эманациями бессмертного Я, утрачивает свою самодовольную вещность, становится жизненным миром Я. Этот жизненный мир превращается в жизненный благодаря экзистенциальному излучению Я его составляющих.
В результате появляется племя, этнос, культура.
9
Все это позволяет рассматривать культуру как систему личностных начал и, более того, как интегральную персону. Это означает, что культура сама обладает жизнью, смертностью и бессмертием. Время проходит, уничтожая (или, точнее, релятивизируя) лишь материальное в ней. Истинные ценности культуры пребывают в Вечности — там, куда не добираются политические влияния и идеологические воздействия. Культура есть Я, поэтому она свободна от Мы-цивилизации.
Однако каждая из существующих (и существовавших) на планете культур лишь бесконечно близко приближается к бытию в качестве личности. Отсюда их смертность — оборачивание в материю цивилизации и биологической жизненности, а также одиночество в пространстве и времени человеческой истории. Это одиночество капли в море и песчинки в пустыне. Это одиночество культуры среди культур. Это одиночество культуры как национальной культуры. Культура бессмертна лишь в высших своих достижениях — там, где ее жизненность превосходит жизненность цивилизации, биологической природы и предкультурно-хтонической стихии этноса. В этих произведениях она наиболее личностно окрашена или, точнее, тождественна личности гения. Такая личностная окрашенность и полнота делают культуру мифологией. Она подчиняет себе хтоническое предкультур-ное начало и воскрешает безжизненные формы себя самой.
Соки жизни начинают струиться по этим формам, спящее в книгах и симфониях Я пробуждается. Это пробуждение есть одновременно выход из времени и овладение им.
10
Я как живой процесс мироздания существует вне времени именно потому, что оно владеет временем. Это существует в актах полагания цели (воображения), действия-достижения (воплощения) и воспоминания. Три временных измерения, разделенные в природе и социуме, объединяются в личности, творящей и оживляющей миф. Истинная личность есть едино-временное воспоминание о прошлом и создание будущего.
Это вечностное звучание личности есть намек на ее бессмертие в прошлом и будущем и мощи проникновения бессмертия в настоящее.