мысхакские картинки

Юрий Ник
Мысхакские картинки

Я это море часто вспомню
когда до дома доберусь.
И этой памятью наполню
источник,  где черпаю грусть.


         Когда я узнал, что есть заказ в Новороссийске, то сразу, подсознательно, захотел его получить.
 Нравится попадать в новые места. Но данный случай особого рода. Родина бабушки, края, которые с детства для меня окутаны ореолом романтики, вызванным воспоминаниями и даже преданиями, которые были на слуху в нашей семье.
 На обмеры ездил напарник, и довольно долго судьба этого дела была неопределённой. Да и сам заказ представлялся чрезвычайно сложным. В минуты усталости, когда всё же стало ясно, что лестница в работе, хотелось даже отказаться от неё или по крайней мере перенести куда-то вдаль. Но сколько верёвочке не виться, конец однажды оказывается в руках.

 Во всю разгорелся май, сенокос, акации в цвету и первые розы. Пик весны и время, которым очень дорожу, а надо ехать. Собирался суетно, даже это оттянув до предела, но поутру был готов к труду и обороне. Женя не изменил традиции и прикатил ближе к обеду. Я же, пребывая в нетерпении и
ожидании, отдался музам. Откуда приходят? Зачем?.. строчки и рифмы, не знаю. Наверное, кого-то такое рассмешит, но это стало если не потребностью, то чем-то неизбежным, и я, в
общем, с этим смирился. Стоя у калитки, строчка за строчкой, начал лепить... А чтоб не вылетело, махом, из головы, набросал в блокнотик. Подъехал Женя, быстро погрузились, и как только тронулись, в инете засветилось:

Оставлен дом и сенокос.
Я вновь в совсем иных заботах...
Весь в чемоданах, в Новоросс,
долги нас гонят и работа.

И выведя привычно коз,
с росой простившись и с туманом,
на посошок стою у роз...
Пока, мой край обетованный!

Да, я в иных уделах рос,
но и цветы те там же жили...
Родное в гибких стрелках лоз,
что двор мой нынешний увили.

Чуть грусти - многого не жаль,
ведь столько и в пыли дорожной,
что зазывает вечно в даль
и не опишешь односложно...

Порою, сам с собою спорю,
но гонит кровь, манит простор...
К магнолий цвету, солнцу, морю,
к хребтам поросших лесом гор...

Дорога... Что ни говори, люблю я  бродить и ехать. Расслабившись и отрешённо, целиком погрузившись в картинки и виды.
 Выбрали мы не ближний, но очень живописный путь. Перевалив за Горячим Ключом через горы, поехали вдоль побережья. Правда,
море внезапно появилось только в районе Геленджика, но и то, что было по ходу, в полной мере радовало глаз.
 Очень зелёная пора, а уж тут вдвойне. Какая-то курортность во всём, даже
очень скромном и непритязательном. Палисадники, заборчики, сады, виноградники, разные занимательные мелочи то тут, то там бросались в глаза и честно выполняли свою роль: символизировать райскую негу и покой. Мы в напряге, а тут такое. И впрямь, веселее стало, не скажу - увереннее, но успокоение было.

 Когда же вырвались к морю, награждены были
волнующим пейзажем - живописный, обрывистый и страшно высокий берег, поросший реликтовой, характерной и аборигенной растительностью. Море, необычайной красоты уютные бухты, корабли на рейде и воздух... Пьянящий дух дальних странствий и приключений...
 Смеюсь, но и в действительности тут было хорошо. И это хорошо стоило дорогого.
 Не скажу, что Новороссийск впечатлил, но в общем понравился. Тесноват, узкие улочки... Война, отражённая во многом, почти начисто стёрла тут старину, но город южный и город у моря. Цемесская бухта, она то и дело открывалась перед нами. Платаны на аллее в центре, кусты юкки. Чуть-чуть поплутали в забитых машинами улочках, зато разжились картой и
двигаться стало проще.
 Нас ждали, и мы опаздывали. Проехав насквозь город, вырвались наконец на простор. Мысхако - конечная цель нашего маршрута. Посёлок на западных окраинах Новоросса.

 Абсолютно нет желания описывать быт и собственно работу.
 Скоротечные минуты пробуждения и раскачки, вылазки на перекур и время, проведённое во время закатов, когда прозвучала команда - шабаш на сегодня, вот самое яркое и памятное. Оно расцвечено солнцем, окружавшим нас пейзажем, морем, которое постоянно
ощущали и на которое хотелось смотреть, майским небом, цветами (холёными розами и сорняками, изо всех сил старавшимися понравиться пчёлкам) и людьми, которые нас окружали.

 Страшно не любим суету, когда заняты делом, но на стройках такого масштаба уединение всегда удел несбыточного. Хождения народа вокруг и топтание над душой безусловно и раздражают и отвлекают. Выбирать не приходилось, и оставалось только принять.

 У любого явления есть и оборотная сторона. Характеры и персоны, встречавшиеся на нашем пути, неизбежная составляющая жизни и тоже по-своему интересны. Кого хотелось бы при этом вспомнить? Пожалуй, Артурчика. Мужичок лет под шестьдесят, лысоватый и коренастый. Светлокожий, но армянское в нём угадывалось с первого взгляда, а бакинское - 
с первых фраз. Мне нравится этот своеобразный и неповторимый акцент. Свидетельство, почти неистребимое и неизводимое временем, родства с городом и культурой, которой почти уже нет. Вымирающее братство, правда гораздо большее, чем родные мне закатальцы. Но привлёк моё внимание к человеку даже не говор, а скорее тембр голоса, немного хрипловатый. Да и набор фраз и слов, порой, один в один повторял интонации и выражения очень уважаемого мной человека, с которым судьба свела в отрочестве.

 Казалось
обернусь и услышу: Дуррак, э ты, дуррак... Слова, которые наверняка вызовут улыбку моих одноклассников и неизменная составляющая наших шутливых пародий на Роберта Арутюновича. Учителя с большой буквы, давшего путёвку в жизнь многим из
тех, с кем меня связало далёкое уже время и собственно место.

 Земляков моих разбросало по всему миру и подобные встречи совсем не редкость, но всегда волнуют и всегда вызывают если
не доверие, то расположение и приятие.

 Что, собственно, до Артура, кроме голоса ни видом, ни фактурой, ни характером он не соответствовал сложившемуся и памятному образу Учителя. Правда было нечто, что тоже отметилось. Тоже характерное, как мне кажется, для бакинских окраин. Не то что гонор, а какая-то напускная развязность и лёгкая бравада. Отголосок хулиганского и не простого детства.
 Как мне рисуется, выросли эти два человека  где-то очень рядом, взрослели на одних улицах и по законам одних дворов. Это просто ощущение и отвлечённая ремарка, но уверен, что  недалёк от истины. В общем, человек этот мне понравился, и один из немногих, чьё присутствие в доме и работа совсем не раздражали.

 Лихолетье, чрезвычайное пережитое и проблемы, так и не разрешённые с
поры, когда многих из жителей великой некогда страны сорвало и понесло потоками войн и раздора по городам и весям, сделали нашего нового соседа чуть чудаковатым. Наверное тут толика влияния быта и занятия (Артур в гордом одиночестве укладывал, и делал это
мастерски, кафель), но странности его, не раздражали, скорее вызывали улыбку и снисходительность.

 Помимо Артура, как мы вскоре выяснили, в доме обреталась и
иная, гораздо более беспокойная стихия. Целая ватага записных "гастарбайтеров" - узбеки. Тогда, по приезде, нас чуть не определили на житьё по соседству с колоритным азиатским
братством,и это, без малого, не стало причиной полного отказа от работы.
 Дело вовсе не в предрассудках и даже не в ярко выраженном и отличном от привычного менталитете и
традициях. Просто мы "волки одиночки", это уже из наших чудачеств и специфики дела, и отражение характеров и привычек.

 Оставлю немного слов об этом соседстве на последующие сцены, а тут, пожалуй, несколько штрихов к портрету главного из наших
узбеков -
 
 Здравствуйте, меня зовут Шавкат. Очень приятно познакомиться...
 Кажется, именно с подобной фразы началось наше общение. Сухощавый, смугл, но слегка, и такая же легкая
проседь. По годам... Где-то под сорок. Моя рука, протянутая для рукопожатия, обхвачена двумя ладонями, лёгкий полупоклон, и не сходящая с лица улыбка. При этом хитринка в глазах.  Добавить бы им раскосости - и вылитый японец или китаёз. Очень занятный, колоритный, и как полагаю, характерный тип.

 Азия - с этим миром я по жизни сталкивался только опосредованно и на выводы глобальные и оценки не претендую. Могу говорить только об
ощущениях и впечатлениях, безусловно субъективных и личных.
Закавказье, с которым сроднён, всё же в большей степени предрасположено к Европе, к этому много и исторических, и культурных посылов. Отчасти это водораздел и хорошо
перемешанное нечто.

 Средняя же Азия - более чистое от примесей и влияния явление. При кажущейся внешней схожести, поразительно разноликое. Первые встречи мои с ребятами с тех
краёв из очень глубокого – Артек, 1977 год. Но тогда я мало что и с чем мог сравнивать, в виду отсутствия опыта. Да и оболтусы, собранные со всех окраин СССР, удивительно похожи и
легко находят общий язык и интересы...

 Не буду отвлекаться. Другие встречи... это уже пора переломная, от юности к искушённости и окончательному вызреванию. Институт, тут я впервые столкнулся с корейцем и якутом, но отметить хочу всё же казахов. Часто первое же впечатление откладывает отпечаток и определяет отношение к последующим. Будем считать,
что мне повезло.

 Булат (правильнее - Бекболат) - друг давний и, к сожалению, потерявшийся. Это ли не Азия. Чистейший и очень памятный образец. Смуглый, поджарый... Скулы, разрез глаз... Как смоль прямые и жёсткие волосы... Бери и пиши с него Чингиз Хана.
 А характер... степняк-монгол в натуре. Мне очень нравился этот человек. Честностью, прямолинейностью и
открытостью. Искры в чёрных глазах в гневе и щедрость, и отзывчивость в быту. Такие ценны в любом народе и, допускаю, что в общем исключения. При всём том, что Булат был бы, пожалуй, выбран председателем нашего клуба - разгильдяев, любителей пива и картёжников, но именно такой тип авторитета гарантированно оберегал нашу плотно спитую компанию от многих глупостей. С удовольствием вспоминаю этого человека и пору того знакомства.

...

"Здравствуй, Юрочка. Жара, установившаяся в нашем регионе, просто убивает меня. Сил, оставшихся после борьбы с нею, хватает только на то, чтобы заглянуть в Одноклассники, а почту что-то руки не доходили посмотреть. Извини. Сегодня, с утра пораньше, пока еще можно дышать, прочитала...
 Упоминания о Булате разворошили память. Вспомнила, как мы,  первокурсники, шумные вчерашние школьники с ветром в голове, все время суетились, галдели, никак не могли понять, что вроде статус поменяли и надо бы быть взрослей. А Булат взирал на нас с невозмутимостью какого-то божка. Лично я ужасно робела в его присутствии, мне все время казалось, что он уже знает эту жизнь. Я никак не могла понять, зачем ему еще чему-то учиться. Кстати, чувство робости перед Булатом я пронесла через все годы учебы. Он так и остался для меня загадочным восточным человеком.
 И места, которые ты описываешь, всплывают в памяти: и Цемесская бухта, и печально известный их северо-восточный ветер и многое другое. Ты, как всегда, молодец. Так все образно описал, что заставил мою стареющую память работать и вспоминать, вспоминать, вспоминать..."
 И.В.

...

 Мог бы, пожалуй, и я вспоминать и мудрствовать долго и легко...
 Однако, вернусь во времена не столь отдалённые. Узбеки нынешние, яркий тип азиата оседлого и торгово - ремесленного. Их сложно было назвать "колхозниками" или неучами. Родом из
Бухары, и что-то "бухарское", родственное картинкам про Алладина в них было.
 По своему занимательны: быт, кухня, и даже посуда, бывшая при них. К ярко выраженным недостаткам можно было б отнести именно "цивилизованность" и "обруссённость", выражавшуюся в частых и шумных попойках, порою отвлекавших и мешавших нашей работе.
 Базар и дело сложно совместимы. Что до штрихов к портрету Шавката, меня немного смешили его потуги
философствовать, особенно подшафе.
 Мудрость тогда из него пёрла, и он с удовольствием поучал родственную молодь. Либо делился с нами ностальгическими воспоминаниями о советских временах. Очень гордился полученным им от бухарских евреев (что особо подчёркивалось) музыкальным образованием. Бравируя словами типа - сольфеджио, он честно и даже гордо признавался, что учился играть на бубне. В общем, вспоминаю и его с улыбкой, дело строительное своё он знал достаточно хорошо.

 Работа сложная, ещё и подкреплённая бытовыми заморочками, часто превращается в рутину. Мы и не ожидали тут ничего иного. Но море, которое начиналось за забором нашего двора, своеобразный берег и вообще место, давали дополнительные силы.
 Пусть даже в первые дни сил этих оставалось только чтоб помочить
ноги в прибое.
 Как-то сложилось, что работали до тех пор, пока солнце не пряталось за горой, у подножия которой мы располагались. К тому времени становилось прохладно и о
купании думать не хотелось. В такие минуты я уходил к парапету с бутылочкой пива и смотрел на волны, на облака и на горы...

 Хотя... Горами вершины под Новороссийском, памятуя о том, каков Кавказ дальше, можно назвать только с натяжкой. Не холмы конечно, но скорее сопки. Сланец, похожий на слипшийся цемент, основная порода, заполняющая эти, в общем живописные и не хилые, бугры. Собственно, почему похож... Цемент в натуре и есть. Самый что ни на есть натуральный и первородный. Уж не знаю, кто кому именем обязан, то ли цемент местной живописной бухте, то ли Цемесская бухта цементу.
 Шрамы же, нанесённые человеком местному ландшафту, свидетельствуют наглядно о давней истории и масштабах добычи этого минерала. Какие-то карьеры уже поросли зеленью и выглядят гигантскими по размеру террасами, а
что-то совсем свежее и не зарубцевавшееся... Ощущение и впечатление от этого - рана.

 Ещё
одна характерная особенность местных гор то, что наветренная Норд Остом (тутошняя достопримечательность) сторона их как правило лысая. А то, что сумело ужиться со стихией и
зацепилось, скрючено и наклонено.
 Бора – слово, вызывающее к себе уважение и создающее массу проблем этому краю на переломе лета и зимы. Холодный воздух, теснимый с севера, не в силах перевалить Кавказскую гряду восточнее, тут же, наконец, получает долгожданную свободу и обрушивается на побережье.

 Ветер этот частенько вспоминала бабушка и название его было на слуху в нашей семье. Своеобразна произрастающая здесь растительность, очень
много сосны на склонах, что видимо тоже обусловлено особенностями климата и почвы. И речушки местные полноводными не назовёшь. Щели, а то и сухие щели, тоже особенность, отражённая в указателях, которую сложно было не заметить. Дефицит воды читается и в красках, которыми нарисованы окрестные картинки. Но в целом и берег, и всё, что его окружает, потрясающе живописно.

 О воде, именно пресной, и её значении для этих мест я
неожиданно вспомнил уже в Мысхако. Начало нашей поездки пришлось на середину мая, аккурат за праздниками и Пасхой. Прошёл и поминальный день. По ТВ тогда показывали много
старых, проверенных временем, фильмов о прошедшей войне и документальные передачи. Всё это было ещё на слуху.

 Помню и сюжет о боях за Кавказ. Как было тут всё на тоненьком и
держалось из последних сил. Задел и тронул рассказ старика об обороне под Туапсе, на перевале, который тоже люблю. Во время то, будучи, по сути, ещё подростком, он попал в ряды
откатывающейся от Ростова армии. Попал в моряки, но на корабле так и не оказался, и служил в том, в чём ушёл из дома, только бескозырку получил, и конечно, винтовку. Зато воевала
эта оборванная и голодная армия отчаянно. Отборные егерские части фашистов, при полном перевесе в воздухе, ничего не смогли сделать, чтобы сломить оборону и изменить ситуацию. И
более всего уважение и даже трепет врага заслужили именно такие вот моряки и шахтёры,  взявшие в руки оружие. Что-то есть в этих профессиях, что делает людей фаталистами...
 А питались, рассказывал старик, тем, что отбивали у немцев, собирали в лесу (каштаны, орехи, грушу), ели павших лошадей. В море шёл забой дельфинов, и это мясо шло в госпиталя. Бывшая медсестра вспоминала, как раздавали по домам на стирку бинты, о том что
медикаментов не было абсолютно, и о запахе жареного дельфиньего мяса... Который с той поры ассоциируется у неё с войной...

 Вот как далеко уполз я от местных гор, но ещё немного о тех днях и образах, которые обязательно всплывают, когда попадаешь на эту землю.
 Памятники встречают путника на въезде со стороны Геленджика. Сразу за поклонным крестом памятник войне гражданкой, а потом начинаются мемориалы Отечественной.

 Малая земля – определение, ставшее расхожим с подачи одного из недавних, кажется, правителей великой страны. Но даже это, ничуть не умаляет величие подвига, совершённого тут советским солдатом. Разбитое снарядами и бомбами и испещрённое осколками и пулями здание, мимо которого мы
проехали, остов вагона, ставший на пьедестал, очень яркое и волнующее впечатление, с которым у меня связан Новороссийск. Помянув пресную воду, я тоже вспомнил о памятнике. Уже Мысхакском.

 В маленькой долине, образованной местным, вонючим ныне, ручейком, был один из очагов или даже, наверное, правильнее – островков залитого кровью, но так и не затухнувшего сопротивления врагу, который подобно Боре обрушился с севера на город. Трудно переоценить значение Новороссийска и Туапсе в обороне Закавказья.
 Единственный недоступный врагу в то время порт, куда ушёл флот из Севастополя, Поти. Сдай наши берег - и турки, ожидавшие перелома, открывают проливы итальянцам и вступают в войну сами, не дожидаясь Сталинграда.

 Отстоять тогда нефть и тропы "лендлиза" было бы крайне сложно. В войне моторов это серьёзный и весомый куш. А тут ручеёк... Единственный на всю округу источник пития, и без него никак нельзя, и бились за него, не считаясь ни с чем.
Ночами на катерах приходило подкрепление, за день почти обескровливалось, а с темнотой история повторялась вновь и вновь. День за днём, из ночи в ночь...
 А сейчас - это памятник у обочины, рядом - тот самый ручеёк. Стелы, напоминающие Стоунхендж, с написанными и расписанными по дням вехами обороны, выложенная из кафеля карта этих мест и
скульптура - взрыв, сваренный из осколков снарядов и бомб, которыми усеяна эта земля. И чинар, большой, раскидистый и светлый, тоже составная часть монумента. Олицетворение жизни вообще и дерево, дорогое мне лично с рождения...

 Можно перевести дух, многое из того, что хотел, сказал, и впору возвращаться опять к горам. Вернее, к одной из местных сопок. Высота - понятие  отчасти военное. Покорение этой стало идеей в чём-то навязчивой, как только мы сюда попали...

        Глыба, склоны которой поросли невысоким лесом, несомненно визитная карточка Мысхако. При всей неповторимости всего сущего, это образец очень характерный, я бы даже позволил тут себе ещё витиевато расписаться, иллюстрация многоликости природы. Место уникальное, чем пользуются любители экстремального парения. Рождённый ползать... - Казалось бы, аксиома, но человек привык сомневаться и опровергать.

 Именно страсть нарушать табу и привела этот вид по одной версии к изгнанию из рая, а по другой сделала обезьяну разумной. Голая физика, а впечатляет и завораживает. Когда-то беспокойное и грозное порой, в этих местах море начало подмывать вздыбленную из недр гряду. Полагаю, что и обрыв тогда был совсем невелик. Но так уж сложилось, что обращён он целый день к солнцу. А оно палит и раскаляет рану, но стоит только наступить ночи, как прохлада моря вновь сжимает камни. От таких перепадов крошится и базальт, что уж тут сланец. В итоге по кусочкам, камушек за камнем, море пожирает гору. К тому времени, когда мне довелось сюда попасть, до вершины осталось совсем немного. Поразительный склон, очень крутой. Настолько, что живое с большим трудом цепляется за него; нависающий над берегом глыбами, готовыми уже сорваться и сдаться неумолимым стихиям и усеявший все окрестные пляжи гранёными кусками собственной плоти...

 Вот это я загнул. Пора самая заткнуть лирика и перейти к науке. Подобные места, тем более настолько значительные по размеру, создают необычайно сильные восходящие потоки воздуха. Сила их такова, что позволяют человеку на парашюте не только зависать, но и набирать высоту. Парение в чистом виде. От того и не одни лишь буревестники с успехом используют это явление. На протяжении всех ясных дней, в минуты передыхов, мы наблюдали летающих людей. Говорят, что немало их тут уже покалечилось, но стоит ли такое осуждать... С завистью можно было неотрывно наблюдать это действо часами и только догадываться, каково это - летать.

 А мы меж тем в работе, и это главное, что не даёт покоя. Погода, как на грех, на загляденье. Безумно жаль и никакими деньгами не измерить времени, что уходит на их обретение. Кажется, на третий день по прибытии, под укоризненный взгляд напарника я объявил, что плевал на всё, но в это море, хоть на пять минут, я залезу. Просто млею от воды и не важно, солёная она или нет, главное чтобы не обжигала стужей и уж не слишком неистовствала в порывах. Это среда, в которой дано летать каждому из нас, и именно это наверное особенно ценно для меня. Так и повелось, что в будние, рабочие дни я обязательно, если позволяла погода, совершал обеденный заплыв. Случалось это после обеда. Наскоро перехватив, экономя драгоценное для работы светлое время и ещё жуя, быстрой походкой к калитке, за ней выход на парапет, и вот оно - море.

 Водичка не теплее 20-ти градусов, но это не останавливает. Солнце печёт по-летнему. Единственно, что мешает с разбегу плюхнуться в эту бескрайнюю солёную лужу, камни. Ими усеяно всё дно, а берег необычайно пологий. Осторожно переступая и делая паузы когда накатывает волна, пробираюсь к глубине, по ходу заворожённо разглядывая медуз, кисельными плюшками кишащих вокруг. Много водорослей и мальков, что тоже необычно для моего восприятия Чёрного моря. Ну, наконец воды уже по пояс, можно лечь и грести. Вода поначалу обжигает, но быстро к ней привыкаешь и начинаешь получать удовольствие. Прогрёб метров десять, разворачиваюсь и на берег. Плыву, пока брюхо не наползает на камни. Выходить всё же гораздо легче. Вот и всё, чуть обсох - и бегом трудиться, напарник наверняка уже ковыряется.

 Первые дни прошли в неизбежной суете и притирках к местным условиям. Приходилось обустраиваться и приспосабливаться. В доме пилить не разрешают, а это добавляет кучу лишних усилий и неудобств, плюс и схему монтажа придумали новую, и отработка её тоже напрягает. К вечеру мы уже никакие.
 Где-то в районе восьми солнце заходит за гору и резко темнеет. Тусклые лампочки не спасают, и с чистой совестью можно остановиться. Тут только переводишь дух и можно наконец просто сесть.
 Готовить что-либо нет желания, выручают суррогаты и консервы. Поев, вообще еле передвигаешь ноги, хорошо если припас бутылочку пива. Но как бы там ни было, с ней или без неё, снова дорога к морю.

 Вечера прохладные, и в такое время только вдыхание и созерцание.  Уже совсем темно и луна большая и круглая. Довольно низко над морем, а на небе ни облачка. Лунная дорожка...
 Поймал себя на мысли, что вижу её впервые в этих краях. Что-то мистическое есть в этом виде. Глаз не оторвать. Народу на берегу почти нет, ещё не сезон, но то тут, то там огоньки костров у воды. Действительно чудесно так коротать местные вечера. А мне надо идти укладываться, ранний подъём и нужно высыпаться.

 Спустился в подвал. Тут со временем будет бильярдная и зал для фитнеса. С одной из сторон уже почти законченная душевая с сауной. Здесь трудится Артур, но у него более размеренный график, и никакие стоны хозяина не подвигнут его на ускорение. В душевой давно тихо и горит неугасаемая лампа. За всё время, что мы здесь обитали, я так и не придумал действенного средства  как-то приглушить этот свет. А Артур наверняка уже отбегал своё по двору с навороченным смартфоном в руках, разговаривая с роднёй по скайпу, и в его резиденции на первом этаже, единственной в доме комнате с дверью, тоже уже тишина. Обозреваю наше жилище.

 Здоровенный, на всю ширину дома зал, и даже с колоннами, но сплошь голимый бетон. Напарник давно устроился в своём углу, сморит фильм или читает светящуюся книжку. Гаджетами не обижены и мы. Самому, что ль, запустить какой сериал? Женя мне подогнал занятный фильм про Синдбада. Нет, не буду. Совсем нет настроения. Попробую заснуть.
 
 Какой там... Грррр... Пока Евгений Николаевич не догрызёт все семечки об этом не приходится мечтать. Вроде и звук-то еле слышный, щелкание и шебуршание целлофаном, но впечатление такое, что делается это под самым ухом. Комаров, слава Богу, тут не наблюдается. Наконец, по прошествии энного времени, друг затих...
 Впрочем, всё в этом мире относительно. Я уже давно заметил: зычный, размеренный храп из его угла начинает доноситься ровно через пару минут после того, как там икнут, хрюкнут и погасят огонёк.
 Завидую людям, которые умеют так скоро засыпать. Что до храпа, если конечно он на удалении, то ни раздражения, ни более сильных чувств он во мне не вызывает. Уже успокаиваясь, начал вновь философствовать:

  Море... Что-то есть завораживающее в ночах на побережье. Вода, являясь по сути зеркалом, удваивает и краски, и ощущения. Добавить к этому бриз, полный запахов, звуков, насыщенный солью и приятной прохладой, сразу погружаешься в атмосферу какого-то иного, иллюзорного, далёкого от обыденности мира. Накатывают вместе с волнами, всплывают далёкие воспоминания о грёзах, мечтаниях и наивных детских планах...
 Усталость берёт своё, сознание туманится и размываются грани между реальностью и картинками, пришедшими неизвестно откуда...

 Вновь парапет, луна, море... Совсем недалеко город... Большой и шумный, но он за мысом. О его наличии говорит лишь сияние неба в той стороне и силуэты кораблей, стоящих на рейде. А по другую сторону в море вдаётся гора, покрытая невысоким, но живым лесом. Живость эта явственна именно ночью.
 Душераздирающие вопли шакалов разрывают тишину, вот кто хозяин местных тропинок. И тут же в ответ нестройная брехня поселковых собак... Взгляд вновь перебегает на лунную дорожку. Холодные серебряные блики мерцают и стелятся к самому берегу и уже тут смешиваются с более ярким и живым отражением всполохов костра.
 Шакалы притихли, и на фоне шелеста плёса начинаю различать бормотание. Подо мной сидит у костра мужичок. Черт не различишь, только чёрный силуэт, окаймлённый светом пылающих поленьев. От того наверно и седина, явственная, его шевелюры, мерцает пламенем. Сосредоточиваясь на этом персонаже уже чётко разбираю доносящиеся от костра слова и даже фразы -

"...Битому что... Поцеловал кто ушибленное место, погладил... и как рукой сняло. А вот укушенному... Отгрызенного не вернуть... да и рубцы к тому ж...
 Эх, кабы зубы были тупые, а не холёные и заточенные...
 Вот, помнится, у дядьки была собака... Динго звали... И по делу, надо сказать... Зверюга коварная была... Но дядька её ценил... Именно за зубы. По виду тварь эта из гончих псов, сучка, но чуть ростом не задалась, и глаза... Взгляд был какой-то не собачий...
 В ярком свете зрачки мерцали красным, жутким светом, и не помню, чтоб гавкала когда. Впрочем, не мудрено... Говорили, что мамаша её путалась с шакалом. От того и вид-то такой, и повадки, и способности. Но на охоте цены псине не было. Смело лезла в барсучьи и енотовы норы, душила тварь и выволакивала наружу... Главное при том, что шкуру не портила. Челюсти имела знатные, но прокусить не могла...
 Живя с людьми и питаясь с рук, дикости своей и повадок истинно шакальих не растеряла... Никогда не нападала в лицо и кидалась молча, стоило только обернуться к ней спиной...
 Вот уж доставалось от этой твари тётушкиным товаркам, приходившим во двор заказать рукоделие... Стоило чуть не углядеть и позабыть предупредить, как солидные синяки на икрах надолго обеспечены...
 Да, это были сцены для кино... Представляю как щас... Дамы солидные, пышные... А визгу... И случалось такое аккурат уже на крутой длинной лестнице, ведшей к прихожей на втором этаже... Сдаётся, за подобные шалости и траванули в итоге тварь... Вот уж дядька переживал, когда Динго не стало..."

О чём это старик? И откуда он тут?
 Что-то знакомое и в словах, и в истории этой. По виду ухожен и вроде как не бродяга... Что привело его на этот берег и почему один...

 Мужик тем временем притих и стал ворошить угли. Поленья затрещали, искры стали разлетаться...
 Тут только и приметил я рыжее облачко над костром, блеклое и еле различимое, но живое. Оно плавно колыхалось на небольшой высоте и словно прислушивалось к речи... А потом хмыкнуло как-то по-женски и даже чуть слышно рассмеялось, взвилось на несколько метров и, хохоча тихонько колокольчиком, понеслось вдоль берега к другому, полыхающему вдалеке, костру...

 Чёрт... Да засну я когда-нибудь, наконец... Полудрёмы как ни бывало. Тусклый лунный свет прорывается даже в маленькие амбразуры нашего подвала. Сколько времени? Наверняка уже около двух ночи...
 Полежал, глядя в потолок, минуту, потом стал подниматься. Опыт научил, когда грезится всякая чушь, надо перекурить, иначе не заснёшь...

Поутру уже, припоминая сон, подумал: наверное неспроста пригрезилась мне эта, из далёкого былого, собака...

Да... ты не вспомнишь обо мне,
ни поутру, ни засыпая...
Томясь бессонно при луне
и между делом отдыхая...

Собой довольная вполне,
над миром суетным порхая,
в цветах купаясь и в вине,
друзей достойных отбирая...

 Что до собак, собственно, в Мысхако, на пороге дома, только прибыв, мы были облаяны местным добровольным сторожем. Чупа - так представили нам этого мохнатого, чёрного как смоль, красавца узбеки. Некрупный собакен, к тому же ещё и хромой.
 Говорят, щенком будучи, пострадал от взрослых бродячих псов. Но мудрое и умное животное. Не люблю пройдох и пустобрёхов, и этот явно не из таких. Когда Чупа во дворе, можно не сомневаться: ни одна шавка не покусится на наши припасы, разложенные в открытой веранде. А пёс чётко соблюдает табу: есть можно только то, что тебе дают. И чужаков из людей он бесстрашно отмечает, без остервенения, но солидно и быстро разбирается, кто тут по делу и надолго. Была б возможность - прихватил бы этого служаку с собой. Тем более, что основываясь на опыте виденного и пережитого, смело могу предположить, кончится стройка и дружка попросят из этого богатого дома. А заведут другого, здорового и породистого, большого и злобного. Хотя помнится мне и другой пример...

 Давнее, но тоже из работы... Саратов, Октябрьское ущелье... Огромный, очень живописный овраг, расположенный неподалёку от центральных улиц этого города, и ниспадающий к Волге. В советские времена тут был пансионат и резиденция партийного босса. А ныне "царское село", где предпочитает обретаться современная элита. Потрясающий вид со склонов на город и реку. И сами склоны, создающие иллюзию гор.
 Так уж вышло, что и тут отметился лесенками. В одном, но очень большом доме. Первую, попроще, делал сам, а на вторую, красивую и сложную, спиралью поднимавшуюся из подвала на второй этаж, выезжал уже с Женей.

 Замороченность и разнесённость работ вынуждала приезжать сюда несколько раз на протяжении почти двух лет. Место, дом, хозяева, богатые, но порядочные и добрые люди, запомнились и оставили хорошую память. Запомнилась и собачка, непременная составляющая тех впечатлений. Вообще, картинок, живых и ярких, я вывез оттуда много, но распыляться сейчас не хочу, речь-то о "кабыздохах". Тамошнего звали Чапа (созвучно Мысхакскому).
 Дворняга чистейших кровей, бери и смело в космос запускай. Мелкий мохнатый блондин, с характером и неистребимыми привычками. Прижился он тут ещё на заре строительства, и что главное, стал любимцем хозяина. От чего, паразит, порою наглел. Жил в доме и научился шастать даже по верхним этажам. Мы его не обижали, но когда дело стало подходить к финалу, пришлось выкурить пса во двор.
 Само по себе это не беда, было лето и почётная, сытая старость Чапе однозначно была обеспечена, но чувствовалось, что задели псину, что называется, за живое.
 Смеюсь, конечно, но вот беда, двор тот и забор вокруг него зиял на ту пору прорехами - стройка. В один из дней, уже накануне нашего отъезда, Чапа пропал. Хозяин забеспокоился, начали искать. Сторож в итоге обнаружил тело на дороге неподалёку, видимо ночью переехала машина. Тоже собачья судьба...

 Впрочем, вернусь на свой берег. Глядя уже на брюнета Чупу, поделюсь ещё одной собачьей сентенцией, это из родовых преданий.
 Кто знает... Может, и его родственникам обязаны мы этой историей. Давнее и очень, очень далёкое, и услышанное мною не из первых уст.
 В ответ на моё: Еду в Мысхако, мама тут же вспомнила бабушку.

 Как раз где-то тут, в Мысхако, был детский дом, куда определила детей от первого брака после смерти мужа мачеха. Не хочу никак обижать и судить этого человека. Время было очень тяжёлое, тут и одного бы поднять, тем более, что связи с роднёй  дети совсем не теряли. Возможно эти воспоминания о беспризорном детстве и делали бабушку сердобольной, восприимчивой к тяготам других, даже гораздо нас меньших. И потому наверно она всегда старалась помочь и привечала, и даже приводила в дом ребят из закатальской трудколонии, хоть и своих было мал мала меньше...   
 Именно детство научило её переживать любые тяготы и невзгоды. Не сделало задорной и бесшабашной. Но всё-таки, сохранилась и "офицерская" кость - стать, гордость и честь, как ни странно звучат эти определения в адрес женщины, это то, что передалось ей от отца. И ещё что подкупало меня в Бабуле, она плавала как дельфин, и могла запросто сигануть с вышки.

 А история, собственно из-за которой я так расписался и помянул всех окрестных "шариков", такова:
 Будучи совсем малой, училась в первых классах, она сильно ранила палец, причём ноготь. Обработать рану не было возможности, только перевязки. Началось воспаление и гнойный процесс. Настолько сильный, что от руки шёл тяжёлый, неприятный запах. Доходило до того, что ученики выгоняли её из класса, чтоб не воняла.
 И вот сидит такая девчонка на пороге школы, больно и обидно, люди-то отвернулись. Смотрит на рану и ревёт. Тут к ней подошла здоровая дворовая собака и начала тянуться к пальцу. Девочка инстинктивно отдёрнула руку...
 Сцену эту заметила одна из работниц детдома и подошла: Девочка, не бойся. Дай ей понюхать. Она тебе плохого не сделает...
 И впрямь, псина приблизилась и стала старательно вылизывать гной...
 Как бы там ни было, после этой терапии рана стала быстро заживать, а у бабушки как память на всю жизнь осталась щербинка на одном из ногтей, которую, делясь этой историей, она показывала уже своим детям.

На берег за волной волна
барашки белые бросает.
Сама же бликами мерцает.
На небе полная луна.
Окончен день, я отдыхаю,
расслаблен, бриз ночной вдыхаю,
краду мгновения у сна.
А по утру опять война.
Нам снова в бой.
За суетой, хоть трудовой,
порой тогда не замечаем 
ни шум прибоя, крики чаек...
Тут нега, но неупокой...
И страшно хочется домой.

Не судите за пессимизм. Лирика из тех первых дней у моря. А оно переменчиво всегда, и часто под стать настроению. Не люблю я лунные ночи...

Чего нам дома не сидится...
Чего хотим? Чего не спится?
Охочи страсть до синей птицы,
да обуздать бы кобылицу,
чтоб изнемочь и отбеситься,
коль не судьба озолотиться.
Сказать бы - стоп! Заматериться...
И вдрызг, до одури, напиться...
А поутру опохмелиться,
умыться, начисто побриться.
И в путь, домой, к родной кринице,
покаяться и извиниться...
Чего ж нам, Боже, не сидится?

Жалеть же, по большому счёту, не о чем. С делом справлялись, и оно наконец пошло, и слава Богу, причём буквально, за то, что он подарил нам воскресенья. Дожили мы наконец и до этого дня...





...

   май июнь 2013