ПРЕДЫДУЩЕЕ http://www.proza.ru/2013/12/17/297
Первый выход Натальи в люди состоялся под Новый год. Всё ещё не ощущая себя достаточно окрепшей, она не хотела идти на «ночную вахту» с «гиканьем и свистом», как она называла подобные мероприятия. Но муж, Наталья явственно видела это, очень хотел посидеть за общим праздничным столом, выпить с сослуживцами, потанцевать с их жёнами - в общем, развеяться после всех печальных домашних событий. К тому же, подруги, прослышав о чудесном выздоровлении безнадёжно-больной, теперь повылезали из своих нор и наперебой приглашали её придти на встречу Нового года.
Наталья понимала, что подругами движет не столько желание отпраздновать вместе с нею праздник, сколько обычное женское любопытство. Ведь, оказывается, во время её болезни по городку ходили упорные слухи, что у жены майора Бодрова - неоперабельный рак с метастазами… Так что, когда «безнадёжная больная» впервые после долгого отсутствия зашла в магазин за покупками, на неё смотрели, как на «восставшую из гроба».
Наталья ни на кого не обижалась. Люди есть люди. К тому же, снедаемая неизвестной хворью, она и сама не желала, чтобы кто-либо видел её, опухшую с малиново-красным лицом, вывернутыми губами и ушами-вареникми.
Теперь, когда лицо пришло в норму, можно было показаться в обществе. Женсовет, учитывая недавнее состояние больной, освободил Наталью от участия в общем приготовлении к Новогоднему вечеру. Так что ей предстояло только явиться вместе с мужем к праздничному столу.
*******
Гарнизонный клуб, к которому подходили Наталья с мужем, снаружи выглядел буднично и даже сурово. В здешнем климате всякие внешние праздничные украшательства – совершенно ни к чему. Ведь седая «старуха-пурга» изобретательна на неприятные сюрпризы. Налетит внезапно, забросает снегом, а потом, сорвёт с фасада всё, что можно - и утащит с собой в неведомую даль, чтобы где-то на Северном полюсе, сложить «добычу» к ногам Снежной королевы.
Впрочем, в честь праздника, фасад снизу подсвечивали два прожектора. Их, в случае чего, всегда можно быстро убрать в безопасное место.
У дверей клуба - эта ночь выдалась, по здешним меркам, почти тёплая, всего - 10 градусов, приплясывали с сигаретами в руках человек пять курильщиков.
Судя по стройным, не испорченным избыточным домашним питанием, фигурам, это была офицерская молодёжь, к тому же не штабные. Молодых в штабе можно было по пальцам перечесть.
Александр потянул на себя тяжёлую металлическую дверь, пропуская впереди себя жену…
Как здорово, что она согласилась сюда придти! Весь просторный холл сверкал и переливался разноцветными гирляндами из электрических лампочек, с потолка свешивался серебристый разноцветный дождик. Блестящие сосульки, похожие на огромные белые морковки, украшали маленькие домики, из окон которых выглядывали улыбающиеся зайцы и лисицы, сделанные из папье-маше.
Со стен, крашенных масляной краской, приветствовали входящих нарисованные гуашью медведи, снегири, белочки и прочая лесная живность, во главе с дедом Морозом и Снегурочкой.
Над этими «фресками» от души потрудился клубный художник Василий – пьющий, но добродушный и способный сорокалетний мужик. Когда-то приехав сюда за большими деньгами – он навсегда прикипел к этому суровому, но магически-привлекательному краю. Женился на чукчанке, которая, впрочем, не вынесла цивилизованной жизни, затосковала по просторам тундры, родительскому чуму – и сбежала от нашего художника.
После чего – тот стал прикладываться к бутылке, в попытке заглушить боль от потери своей смуглой роскосой красавицы.
Зато местный клуб офицеров обрёл в лице Василия незаменимого и неприхотливого работника, даже жившего тут же, в выделенной ему маленькой комнатке при художественной мастерской.
Теперь, во многом благодаря стараниям Василия, всякий, входящий в клуб, попадал в счастливый мир детства, главный символ которого воплощала большая натуральная ёлка! Самая настоящая: с коротким ёршиком тёмно-зелёных иголок и оглушающее-приятным запахом хвои.
Было непонятно, как попало сюда это чудо - ведь на Чукотке растут только карликовые деревца.
- Нравится елочка? – Александру так приятно было восхищение Натальи, словно это он лично достал и установил эту ёлку. - Наш командир договорился с базой дальней авиации и они доставили транспортным самолётом из Сибири две одинаковых – себе и нам. Даже в Анадыре, говорят, искусственную наряжают.
- Здорово! – Наталья протащила мужа вокруг ёлки, разглядывая её убранством и наслаждаясь хвойным ароматом. – Какая красота! Со вкусом всё сделали…
- Ну хватит, потом успеешь налюбоваться. Пошли скорей за стол, а то там уже, кажется, начинают.
Муж был прав. Из раскрытых настежь дверей банкетного зала, где отмечали Новый год штабные, доносились голоса, взрывы смеха, звон посуды…
********
Но, как только Наталья с мужем переступили порог ярко освещённого помещения – наступила тишина. Нет, не полная. Кто-то ещё по инерции говорил, кто-то, ничего не заметив, продолжал свои действия. Но большинство замерло, уставившись на вошедших, как на что-то, из ряда вон выходящее.
А ведь, действительно, было на что посмотреть! Александра, служившего в штабе, знали, конечно, все. Но кто была, стоящая рядом с ним, юная стройная женщина в чёрном бархатном платье до пола, с глубоким разрезом вдоль длинной ноги и с белым пушистом боа, накинутым на прямые породистые плечи?
Первыми опомнились женщины, сидевшие ближе к выходу.
- Наташа, это ты? – воскликнула удивлённо Вера Лычухо. Она видела Наталью в магазине, после болезни и уже имела представление, о новом облике похудевшей Бодровой. Но тогда, ещё не полностью оправившаяся Наталья, в меховой шапке и шубке – не шла ни в какое сравнение с Натальей теперешней, сияющей яркой красотой и молодостью.
Вслед за Лычухой оживились и другие дамы, а кто-то из мужчин, даже присвистнул:
- А говорили, она умирает…
Столы в банкетном зале были поставлены буквой П. Верхняя перекладина этой буквы была занята начальствующим составом. А две параллели, примыкающие к верхней перекладине, занимали офицеры в убывающем, согласно званиям, порядке.
Всем было привычно такое кастовое расслоение за столами. Согласно ему, Бодровым полагалось сидеть где-то ближе к середине любого из боковых рядов. Но, поскольку, до последнего, не было точно известно, придут ли супруги на новогодний банкет, им выделили место с краю - там, где находился младший офицерский состав.
Среди всех этих лейтенантов и капитанов было несколько холостяков, которые сразу же оживились при виде молодой эффектной женщины. Большинство Наталью не знало – у холостяков ведь свой круг общения – официантки, медсёстры, связистки – сплошь, незамужние или разведёнки.
Теперь же, не обращая внимания на Александра, офицерская молодёжь наперебой начала ухаживать за новой соседкой. Нельзя сказать, что Наталье было неприятно такое внимание. Как всякий, кто побывал на самом «краю», она теперь с особым вкусом относилась ко всему, что может давать простая человеческая жизнь. И ухаживания молодых здоровых мужчин – вписывались в её теперешнее мироощущение, как нечто нормальное и естественное.
Между тем, ведущий вечера, замполит Волохов, предложил проводить Старый, 1985 год.
Все дружно потянулись к многочисленным кувшинам и графинам, в которых, судя по внешнему виду, были налиты лимонад, и всевозможные компоты. Тут же стояли бутылки с минеральной водой.
Водки и прочих алкогольных напитков на столах не было. С мая месяца проводилась компания по борьбе с алкоголизмом, инициированная Михаилом Горбачёвым. Как у нас это чаще всего бывает, казалось бы, благое дело приняло уродливые формы.
Теперь, даже на Крайнем Севере, нельзя было продавать и употреблять спиртосодержащие напитки. А ведь медики - не те, столичные, никогда не жившие в таком холодном климате – а местные, много повидавшие на своём веку, считали, что в таких суровых условиях крепкое спиртное является необходимым, как лекарство. Сколько жизней было спасено, благодаря крепкому напитку, вовремя влитому в горло замерзшему в снегу или растёртому по его холодному, безжизненному телу - согрев и оживив его.
А праздники - свадьбы, дни рождения? Теперь получалось, что на День Победы поминать павших в Великой Отечественной войне, придётся чашкой лимонада…
Но государственная компания для армии - приказ, не подлежащий обсуждению. Наталья видела, как большинство мужчин потянулось к бутылкам с минеральной водой. Александр, не обращая внимания на Наталью, плотно общался с каким-то капитаном и его женой.
Оказавшись «бесхозной», Наталье пришлось принимать ухаживания от сидевшего рядом с ней лейтенанта Скоркина. Знакомиться им не пришлось, так как Игорю – так звали Скоркина - приходилось вместе с Натальей солировать в хоре военнослужащих и членов их семей на смотре художественной самодеятельности.
Тогда же, от всезнающих дам, Наталья узнала грустную личную историю этого интеллигентного красивого парня из Одессы. Перед окончанием военного училища он женился на выпускнице Одесской консерватории. Не известно, на что надеялась пианистка, возможно, на назначение мужа куда-то за границу. Но что-то не сложилось – и Игорь получил назначение на Крайний Север, что было, кстати, совсем не плохо: заменяемый район, двойной оклад, хороший гарнизон… Всего три года – и можно ехать служить в любое место, куда только пожелаешь. Хоть в ту же Одессу, а можно и в Германию, например.
Но одесская фифа не пожелала морозить на Севере свои нежные пальчики – и Игорь отправился к месту службы один. Положение его было незавидно. Не женат - и не холост. Видимо, лейтенант любил свою жену, и около года, по информации всё тех же дам, оставался верен своей любимой.
В первый же отпуск рванул к жене, в Одессу. Вернулся один - загорелый и грустный… После этого, стал иногда позволять себе «неформальное общение» с женщинами. Но, несмотря на яростные атаки холостячек, желающих связаться более крепкими узами с молодым красавцем, Игорь был начеку, продолжая надеяться, что однажды жена прилетит к нему. Впрочем, в августе, уже старшим лейтенантом, Игорь должен будет замениться на материк – так здесь называют всё, что не Чукотка, Камчатка, Курилы, Сахалин и Приморье.
- Что будете пить? – наклонился к Наталье симпатяга-одессит.
Наталью уже давно мучила жажда, поэтому она попросила налить ей ярко-жёлтого лимонада, что Скоркин и сделал без лишних слов.
Чокнувшись своей чашкой с поднесёнными к ней чашками и стаканами – «За уходяший Старый год!» - Наталья сделала большой жадный глоток - и замерло с выпученными глазами.
- О, боже, что это?
Закашлявшись, страдальчески смотрела на своего соседа. А тот - сочувственно спросил: - Вы разве не знали, что это закрашенный разбавленный спирт?
Не в силах отвечать, Наталья схватилась за бутылку с минеральной водой, чтобы запить всё это безобразие, которое горячий струёй потекло в её пустой желудок.
Но Скоркин перехватил её руку и вырвал бутылку с этикеткой «Боржоми».
- А этого вам тем более, нельзя.
Наталья прохрипела:
- Запить хочу…
- Это нельзя! -. повторил молодой человек и, наклонившись ближе, тихо пояснил:
- Здесь спирт, который ещё меньше разбавлен…
Лихорадочно начали искать на столе, что-нибудь безалкогольное. Какая-то дама, не без ехидства глядя на Наталью, указала на розовый напиток, который оказался фруктовым компотом.
- Уф… наспех закусив тем, что заботливый Скоркин положил ей на тарелку – кажется, это был бутерброд с красной икрой, Наталья не без удивления наблюдала, как публика за столами, медленно, словно, и впрямь, лимонад пьёт, потягивает из чашек и стаканов разведённый в разных пропорциях и с разными добавками спирт.
- Вот это борьба с алкоголизмом! Какое лицемерие! Какая же это борьба, когда вместо интеллигентного сухого вина, которое раньше потихоньку из рюмочек цедили дамы на подобных вечерах, теперь они чашками глушат крепкие напитки. Да и мужчины... Если до пресловутого Указа аккуратными стопочками употреблялась сорокоградусная водка, то сейчас под видом минералки, стаканами пьётся что-то, гораздо более крепкое…
********
Вечер, между тем, набирал обороты. Уже никто не слушал, что там говорит замполит? Общество расслоилось окончательно, разбившись на группы «по интересам». Александр то и дело вставал со своего места и подходил к сослуживцам - семейным солидным офицерам, предпочитающих отдыхать сугубо мужской компанией..
Дамы, тоже кучковались по возрасту, внешнему виду и дружеским связям.
Наталья, в виду своего теперешнего роскошного вида, была не желательна в кружке солидных майорш и подполковниц. Она это чувствовала и не подходила к ним.
Молодые женщины, тоже были не в восторге от того, что замужняя Бодрова отбивает у них лучшего из холостяков.
Конечно, Наталья замечала эти косые взгляды, но не придавала им значения. Развеселившись от невольно выпитого спиртного, румяная, с блестящим глазами, с удовольствием выслушивала комплименты Скоркина в свой адрес. А тот, осмелев, признался, что Наталья ему нравилась ещё тогда, когда они пели песню о Ленине на концерте в клубе.
Наталье вспомнилось, как в апреле, на торжественном концерте они стояли втроём - она, майор-физкультурник и Скоркин - на авансцене в качестве солистов, и запевали:
-День за днём идут года, сотни новых поколений, но никто и никогда не забудет имя Ленин».
-Ленин, всегда живой, Ленин – всегда с тобой - подхватывал хор.
А Наталья чувствовала, что сейчас истерически рассмеётся, оттого, что, стоящие вплотную к ней, рослые крепкие мужчины, дрожат всем телом, словно осиновые листы.
Это было так неожиданно! Особенно, нелепа была дрожь высокого крепкого майора. Наталью начал одолевать тот нервный смех – от которого нет спасения. И чем опаснее было подобное поведение на сцене во время такого ответственного выступление, тем неудержимее были её смеховые конвульсии..
Но Бог миловал, кажется, никто не заметил её неестественно растянутого рта и
трясущейся головы. Вероятно, со стороны это было похоже на усердное пение.
А теперь вот оказывается, что возможно, столь сильный телесный тремор лейтенанта, был вызван не только сценическим волнением.
- Бедный… - Наталья посмотрела в синие глаза молодого человека, старше которого она была лет на десять. – Бедный мальчик! А она, занятая детьми и работой, ничего не замечала.. Кстати, как там они, её малыши?
********
По обычаю офицерских семей, при отсутствии бабушек и дедушек, в случае каких-то мероприятий, дети оставлялись дома одни. Искупав и накормив, их укладывали в кроватки, и, дождавшись, когда ребёнок уснёт, уходили в нужном направлении.
Поскольку, в гарнизоне все жили рядом, то не составляло большого труда отцу или матери периодически бегать домой, чтобы проверить, что там с его детьми?
Подобная тактика, как ни странно, срабатывала. Ни разу за всё время Наталья не слышала о каком-либо несчастном случае, произошедшем с чьим-то малышом.
В 22 часа Волохов объявил перерыв на сорок минут. Это означало, что всем предстояло покинуть банкетный зал, чтобы его подготовили к встрече Нового года – освежили посуду, выставили новые закуски, подготовили емкости с горячими блюдами.
В соседнем зале, где стояла ёлка, призывно играл эстрадный оркестр. Все начали послушно вставать из-за столов.
Многие из офицеров, имеющих маленьких детей, пошли в гардеробную за верхней одеждой – так же, как и Александр, они собирались проверить оставленных дома детей.
А их жёны тем временем приводили себя в порядок в дамской комнате – поправляли причёски, пудрились, подкрашивали губы. Те, кто никуда не пошёл, принялись танцевать.
Оркестр из солдат-срочников, многие из которых закончили профессиональные музыкальные заведения, звучал вполне прилично, выдавая один за одним самые популярные советские и зарубежные шлягеры.
Наталья танцевала с Игорем, который оказался прекрасным партнёром – тонко чувствовал не только каждое её движение, но, казалось, даже предвосхищал его.
Давно не танцевала она с таким упоением! Мужу, по его же словам, «медведь наступил не ухо», но несмотря на это, он любил танцевать, двигаясь при этом, действительно, с какой-то медвежьей грацией, мило переваливаясь с бока на бок. Естественно, Наталье приходилось в паре с Александром брать всю инициативу на себя, что превращало предполагаемое удовольствие в тяжёлую повинность.
Станцевав пару быстрых танцев, Наталья предложила Скоркину поменять партнёршу, а сама присела на одну из декоративных скамеек, что были расставлены вдоль стен по периметру зала.
Поглаживая своё боа, которое белым пушистым удавом свешивалось со спинки скамейки – не танцевать же с ним - наблюдала она за публикой. Офицеры – большинство в парадной синей форме, и дамы - в вечерних туалетах. Некоторые из этих нарядов выглядели просто шикарно и могли сгодиться не только для гарнизонного вечера, но и для какого-нибудь дипломатического приёма.
Действительно, многие офицеры и прапорщики прибыли сюда, прослужив нескольких лет за рубежом - Германия, Чехословакия, Польша, Венгрия, где не было дефицита в одежде и обуви. К тому же, их военный городок снабжался так, что часто известные телеведущие, одевающиеся в знаменитой первой секции ГУМА, появлялись на телеэкранах в тех же кофточках и платьях, что и жёны здешних офицеров.
- Решили отдохнуть? - услышала вдруг Наталья рядом с собой мягкий мужской голос.
В полутьме зала, освещённом лишь елочными гирляндами и лампочками, имитирующими ночное небо, увидела перед собой ладную фигуру генерала Алексеева.
- Вы позволите? – и, не дожидаясь разрешения – кто же откажет командиру-генералу - мужчина присел рядом с Натальей.
- Как вы себя чувствуете? Судя по всему, уже всё в порядке? Правда, по-моему, вы сильно похудели, но вам это идёт.
Наталья, растеряно молчала. Она не ожидала, что генерал в курсе произошедшего с ней.
- Я вашего супруга несколько раз со службы отпускал, чтобы он был возле вас. Ведь медики про вас такое говорили…
Алексеев на стал продолжать, но Наталья уловила горечь в его словах.
- Спасибо, - благодарность вышла несколько суховатой. Она не стала говорить, что за всё время болезни муж ни разу не явился домой со службы раньше обычного. А, вот, позже - и не совсем трезвый, приходил. И ни разу, даже для проформы, не спросил
- Ну, как ты, дорогая?
Тогда, во время «умирания», ей было не до этого. Хотя смутная обида подтачивала – хотя бы какого-нибудь супчика предложил. Ведь знал, что она ничего не ест. Зато платье похоронное в шкафу разыскивал…
Вряд ли командир сейчас говорит неправду, какой ему смысл? Какой хороший человек, этот Алексеев! И жена его, хорошая женщина… Только внешне ему не подходит – невысокая, сухопарая, сутуленькая. Кажется, старше его. Во всяком случае, на вид ей не меньше сорока пяти, а командиру, как она слышала, ещё нет и сорока.
Интересно, куда сейчас его жена делась? Ведь за столом они сидели рядом. И ещё казалось Наталье, что Алексеев в её сторону посматривал, когда она со Скоркиным за ужином флиртовала.
Задумавшись, не сразу поняла, что Алексеев приглашает её на медленный танец.
- …Мне так нравится эта мелодия - кажется, «Маленький цветок» называется. - Алексеев встал и подал ей руку.
– С удовольствием. Мне тоже эта вещь очень нравится….
********
Саксофон-баритон сипло и чувственно выводит томную мелодию, а Наталья и Алексеев
медленно движутся в такт, с наслаждением ощущая полное единение. Такое бывает, когда ты не смутно догадываешься, а точно знаешь, что этот человек создан для тебя, как река создана для воды, а воздух – для дыхания. Когда уверен, что начни вы жить вместе – и не будет никакой притирки, потому что вы - одно целое. А разве нужно привыкать к самому себе?
На них смотрят окружающие. Ещё бы, генерал танцует редко и чаще всего, с женой. Дамы ревниво рассматривают Наталью, стараясь угадать, чем именно привлекла она примерного семьянина Алексеева? Прикидывают, как Бодрова использует эту выгодную для себя ситуацию? Повысят ли теперь в должности её мужа или Алексеев при замене в Москву, сделает направление туда и Бодровым.
А музыка звучит, и два человека, бережно касаясь друг друга, молча наслаждаются этой немыслимой и такой короткой близостью…
- Ой, Лидочка! Помогите, дети! – женский крик в вестибюле ворвался в новогоднюю сказку, разорвал её на короткие шматки и расшвырял всё по самым дальним углам.
В зал, где только что звучала томная мелодия, фурией влетела седая пожилая женщина:
- Где Разуваевы? Мне они срочно нужны. Детям плохо!
Женщина металась, не соображая, куда бежать и только повторяла:
- Помогите, кто-нибудь, помогите!
Алексеев вопросительно посмотрел на Наталью:
- Вы знаете, кто это?
- Это мама жены капитана Разуваева. Недавно к ним в гости из Хабаровска прилетела. Они на неё своих близнецов оставили, а сами пошли в клуб. Видно, с детьми что-то случилось – вот она и прибежала сюда.
- Какой пол и возраст детей?
- Мальчики, около двух лет, кажется…
Алексеев не зря был командиром дивизии:
- Немедленно найти Разуваевых! - и сразу несколько офицеров кинулись в разные стороны исполнять приказание.
- Кто здесь медик? – бросил он в сумрак зала. И следом последовало: - Включить свет!
Не успела пожилая женщина отдышаться, как к ней уже торопливо подходил нач.мед.
- Что случилось? Рассказывайте всё по порядку.
Выслушав сбивчивый рассказ бабушки, начальник мед.службы резюмировал:
- Похоже на отравление. Хорошо, что их вырвало. Не волнуйтесь. Сейчас пойдём к вам – на месте разберёмся.
А к ним уже спешили, найденные в бильярдном зале, Разуваевы.
- Мама, что случилось? Кто сейчас с детьми?
- Соседку попросила, а сама вот сюда… - старуха вся тряслась.
- Не стоит тратить время на разговоры. Всё, что можно, я уже выяснил - остановил их расспросы нач.мед. - Сейчас пошлю за детским врачом…
Но Алексеев уже опередил его и давал указания своему, неизвестно откуда взявшемуся, адьютанту. – Пусть детский врач немедленно бежит к Разуваевым, и там, с нач.медом выясняет, что дальше делать?
- Меня-то подождите – женщина двинулась за удаляющимися дочерью и зятем, но генерал остановил её:
- Вы сейчас их всё равно не догоните. Отдышитесь и потом потихоньку пойдёте домой. Там и без вас разберутся.
- Извините, Наталья Игоревна, - обернулся он к Наталье, - вынужден покинуть вас на время. Надеюсь, ничего трагического не случилось, и Новый год будем встречать, как запланировано.
Тем временем в зале включили освещение. Яркий электрический свет мгновенно уничтожил таинственный флёр новогоднего праздника. Нарядная публика начала потихоньку расходиться.
Наташа посмотрела на настенные часы. До 12 ночи оставалось около пятидесяти минут. Краем глаза увидела, как старая Разуваева накинула на голову большой цветастый платок и, застёгивая на ходу пальто, двинулась было к выходу, но вдруг покачнулась и с жалобным всхлипом:
- Ой, плохо мне… сердце, - начала грузно оседать на пол, а потом опрокинулась навзничь и застыла неподвижно, глядя в потолок безжизненно раскрытыми глазами.
Все находившиеся в зале, вначале замерли в оцепенении. Потом два молодых офицера, подняли упавшую и подтащили к близлежащей скамейке. Тяжело сопя - женщина оказалась на удивление, тяжёлой - водрузили на сиденье безжизненное тело, пытаясь придать ему сидячее положение. Напрасно! Седая голова Разуваевой безвольно свешивалась на грудь, а тело всё заваливалось куда-то вбок.
- Да положите вы её, бабка-то, наверное, померла. Вон, не дышит уже – произнёс внушительный мужской голос.
Слова эти вонзились в сознание Натальи – и… словно молния разрядилась в её голове:
- Срочно ищите врача! – вдруг произнесла она властным тоном – и сама удивилась, непривычным обертонам своего нового голоса.
Как ни странно, два офицера бросились исполнять приказание.
- А ты, Игорь, подойди сюда. Будешь придерживать бабушку, чтобы не упала - это уже было обращено к Скоркину, который стоял невдалеке с растерянным видом.
Игорь медленно подошёл к Разуваевой и остановился в нерешительности.
- Давай, смелей – подбодрила его Наталья, – ты только держи её за плечи, не давай упасть.
- Анна Ивановна, - вычленила Наташа из толпы зрителей жену прапорщика Весёлкина. - Вы же акушерка, военнообязанная, что же стоите, смотрите? Идите сюда, помогайте.
Весёлкина, в длинном шёлковом платье с оголённой спиной, всем своим видом выражая сомнение, подошла к больной и, взялась за её безжизненную руку, пытаясь определить пульс:
- Надо врача подождать. Пульс не прослушивается. Лучше её не трогать. А то умрёт – и нам отвечать придётся.
Но Наталью уже ничто не могло остановить. Она взяла левую руку больной, пытаясь проверить, действительно ли у той нет пульса и…
Такое она видела впервые: от руки Разуваевой явственно исходило бледно-жёлтое слабое свечение, вернее, светились только четыре пальца. Пятый, мизинец не светился, вернее, свет от него шёл совсем слабый, прерывистый. То же самое наблюдалось и на другой руке старой женщины.
Внезапно в памяти всплыла схема, виденная несколько лет назад в кабинете подруги, которая закончила курсы иглоукалывания у китайского врача. Судя по этой схеме, мизинец по меридиану как-то связан с сердцем.
В голове прозвучало: «Мизинец – сердце».
Словно по чьему-то приказу, стала растирать у больной мизинец левой руки.
- А вы, Анна Ивановна, растирайте другой – приказала Весёлкиной таким тоном, что та безропотно подчинилась.
Через некоторое время свечение вокруг мизинца старой женщины заметно усилилось.
- Так… Теперь грудь… У Натальи было чувство, что кто-то невидимый руководит её действиями - и она следовала этим руководствам, не зная сомнений.
- Держи, как следует! – это было обращено к Скоркину, который с явным интересом наблюдал за действиями своей недавней партнёрши по танцам.
А партнёрша стащила с Разуваевой шерстяную, толстой вязки, кофту, под которой оказалась простая ситцевая блузка в мелкий цветочек, и, расстегнув на блузке несколько верхних пуговиц, принялась одновременно спереди и сзади круговыми движениями массировать больной область сердца.
- Оставьте бабку в покое! - донёсся из толпы зрителей плачущий женский голос. - Что вы умирающую мучаете. Она у вас так совсем кончится! Да где же врачи-то, в конце концов?
- Да за ними уже давно побежали, – прогудел чей-то бас. - Но в такое время попробуй быстро найти. Сейчас ведь, не разберёшь, где кто находится? Да и выпить все, наверняка уже успели. Вот это Новый год у нас получается - со свежим покойником к праздничному столу…
Тем временем, Наталья закончила массировать сердце и, набросив на больную вязаную тёплую кофту, опять занялась мизинцем её левой руки.
И произошло чудо: веки больной дрогнули, пару раз она прерывисто вздохнула и что-то беззвучно прошептала, не поднимая головы:
- Что, что вы сказали? – переспросила Наталья, силясь разобрать сказанное.
- Тепло…
- Что тепло? – не поняла Наталья.
- Тепло в ноги пошло, – не сказала, а прошелестела женщина непослушными губами. -
- Спасибо, дочка… - и с неожиданной для её положения силой, вцепилась в руки Натальи.
- Ничего, вы сидите спокойно, скоро врачи будут. Вам помогут… – счастливая Наташа попыталась высвободить свою руку, но больная продолжала цепко удерживать костлявыми пальцами горячие руки своей спасительницы.
- Идут, идут! - закричал кто-то из вестибюля. - Кардиолога из гостей вытянули. Долго не хотел сюда идти, думал, его разыгрывают.
-Ну, что тут у вас случилось? – кардиолог с мед.братом, оба в белых халатах, хмуро оглядывали зал в поисках смертельно-больной.
- Сюда, доктор, к нам – Весёлкина, почувствовав, что дело приняло благоприятный оборот, теперь старалась обратить на себя как можно больше внимания -
- Мы тут экстренные меры приняли… - и акушерка начала сыпать медицинскими терминами, отчитываясь перед кардиологом.
Но тот прервал её жестом и приступил к своим непосредственным обязанностям:
посчитал пульс больной, измерил давление, и начал стетоскопом прослушивать область сердца.
- Ну что ж, положение не столь критическое, как мне некоторые пытались представить. Кардиолог сердито оглянулся, пытаясь отыскать глазами тех, кто вытаскивал его из-за стола, пугая возможным смертельным исходом сердечного приступа Разуваевой.
- Да нет, она точно, совсем плохая была, вообще не дышала - вступился за гонцов всё тот же густой голос, – мы уж думали, померла бабка…
В толпе зрителей подтверждающе зашумели.
- Померла… - передразнил говорящего кардиолог. - Спецы нашлись, понимаешь. Не могут такие параметры, какие у неё сейчас - быть после сильного сердечного приступа, да ещё без всякой медицинской помощи.
Но зрители не сдавались:
- Это почему же, без помощи? Ей вот, Весёлкина массаж какой-то делала – и … эта – Бодрова.
- Какой массаж при сердечном приступе, что вы говорите? Абсурд какой-то!
Мед. брат, между тем сделал Разуваевой укол в предплечье, а врач, прослушав ещё раз пульс, посоветовал хорошо отлежаться и больше так сильно не волноваться. Тем более, что с внуками её разобрались. Пацаны хлебнули вина из оставленной на полу кухни недопитой бутылки – вот их и вырвало.
- Пойдёмте, бабушка с нами, мы вас к дому подвезём.
Виновнице переполоха помогли одеться, и доктор с фельдшером, держа Разуваеву под руки, медленно вышли из зала.
И сразу повеселело всё.
- Что свет зря горит? - крикнул кто-то. - Туши и музыку давай!
Все загалдели, зашумели…
- Похороны отменяются - все за столы! До Нового года пятнадцать минут осталось…
В танцевальном зале погас свет - и ёлка, словно обрадовавшись, что снова стала королевой бала, засветилась разноцветными огнями, заулыбалась… Музыканты начали рассаживаться на эстраде, а народ шумно повалил в банкетный зал.
Там, на столах приветливо поблёскивали чисто-вымытые тарелки и стаканы. Принесённые из дома фарфоровые и хрустальные ладьи соблазняли всевозможными салатами и закусками. А налитые доверху, кувшины и графины, лукаво предлагали попробовать и оценить свои разноцветные, обманчиво-невинные, напитки.
Но главный новогодний сюрприз – можно сказать, сенсация! – несмотря на «сухой закон», в центре каждого стола, из расчёта – одна на четверых - бутылка Советского шампанского! Да-да, та самая, тяжёлого стекла, с округлыми бедрами и сверкающим стройным горлышком, заканчивающимся маленькой головкой, скрытой под сплошным забралом серебряной фольги.
Но Наталья не спешила в зал. Она всё ещё не пришла в себя от пережитого. Рядом топтался верный Скоркин. Он тоже находился под впечатлением:
- Как же это всё получилось?.. – лейтенанту явно хотел обсудить происшедшее, но Наташа не поддержала его. Сняв со спинки скамьи - той самой, где умирала женщина – своё забытое в суматохе боа, разглядывала его, словно видела впервые.
- Вы что тут стоите? – грубый оклик Александра заставил её вздрогнуть.
Среди всех этих событий, она как-то забыла о муже. Что-то слишком долго проведывал
он детей.
- Ну, что дома? Нормально?
- А что дома? Всё в порядке. Спят… Могла бы и сама сбегать, чем тут плясы всякие разводить.
Взгляд, брошенный на Скоркина, не предвещал ничего доброго.
Не желая становиться участником семейной сцены, Игорь ретировался.
- Мне сказали, что ты тут выступала «сестрой милосердия»: вначале холостяк, потом командир, потом старуха…
- Значит, с кем-то всё же добавлял – подумала грустно.
Но вслух ничего говорить не стала. Что говорить? По прежнему опыту знала, что
будет теперь дёргать нервы глупой ревностью, хотя сам постоянно норовит улизнуть, оставить её одну. Может, чтобы потом был повод гадости всякие говорить…
Вздохнув, сказала, как можно миролюбивее:
- Ты иди, садись, я сейчас подойду.
- Ну, смотри, - муж оглядел опустевший зал, - чтобы через пять минут на месте была.
- Конечно, приду. Только себя в порядок приведу…
Оставшись одна, Наташа подняла перед собой раскрытую ладонь правой руки. В полутьме зала ладонь светилась золотистым рассеянным светом. То же самое было, когда подняла и повертела перед собой ладонь левой руки.
От каждого пальца исходил прямой луч. Так же, как у свечи, свет которой невидим возле самого фитиля, так и её лучик набирал полную яркость только через пару сантиметров от кончика каждого пальца. Слабеть свечение начинало в сантиметрах пятидесяти и так же, как пламя свечи, слегка колебалось и дымилось в своём конце.
- Как интересно! Это что же, получается, что мы все так «дымимся»? И если рядом стоять - «дымЫ» наши смешиваются, и мы как бы «заражаем» друг друга?...
«Огонь любви вспыхнул – и охватил их обоих» - вспомнилось ей из прочитанного когда-то. Тот, кто это написал, был прав… И ненависть, наверное, так же может переходить на другого…
Всё это нужно будет потом обдумать. А теперь надо Новый Год встречать…
3. 01. 2014г.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ http://www.proza.ru/2014/01/05/29