Есть в коллекции выдающихся российских алмазов один великолепный, крупный и ценный бриллиант под гордым названием «Шах», имеющий красновато-желтый оттенок. Но таким он кажется новичкам разве что при первом знакомстве. Людям, хорошо знающим историю «Шаха», его оттенок кажется, скорее кроваво-красным, и для такого психологического восприятия данного бриллианта, издавна называющегося «Шахом», есть свои исторические причины, ведь этот алмаз – не просто упорядоченная структура атомов углерода, а переходящая от народа к народу реликвия, немало повидавшая на своем неспокойном веку.
Конец 20-х годов XIX в. ознаменовался двумя войнами, которые Российская империя вела одновременно, и обе в Закавказье. Русские войска сражались против армий Османской и Персидской империй. Русское оружие одержало победы в обеих войнах. Первой прекратила сопротивление Персия. 10 февраля 1828 г. в небольшом селении Туркманчай, близ персидского города Тебриз, был подписан мирный договор. Он был суров для проигравшей стороны. По договору, персы отдавали России Эриванское и Нахичеванское ханства, признавали Россию единственной страной, которая может держать военный флот на Каспии, а также обязывались выплатить Российской империи компенсацию за ее потери в войне. Это была огромная по тем временам сумма — 20 миллионов рублей серебром. Автором этого договора был А. С. Грибоедов, дипломат, великий российский поэт и один из самых просвещенных умов своего времени. Именно с его подачи были вставлены в договор выигрышные для России и унизительные для Персии статьи.
Казалось бы, заслуги Грибоедова были по достоинству оценены императором Николаем Первым. Александру Сергеевичу были пожалованы орден Святой Анны II степени с бриллиантами, денежная премия в 40 тысяч рублей золотом (после М. И. Кутузова, награжденного сотней тысяч рублей за Бородинское сражение, никто в России таких денег не получал), чин статского советника. Однако вскоре после высочайших наград и похвал, он был назначен полномочным российским посланником в Тегеран в чине министра-резидента. Когда Грибоедов покидал Петербург, один из дальновидных английских дипломатов обронил в личной беседе с ним роковую фразу: «Берегитесь, персы не простят вам Туркманчая!».
Александр Сергеевич понимал, какого рода миссия ему предназначалась. По свидетельствам современников, Грибоедов уезжал в Персию подавленным. В кругу литературных знакомых он как-то раз обмолвился, что его отправляют «на съедение персам». У поэта было роковое предчувствие, что назад он живым уже не вернется. Унылый душевный настрой российского посланника не развеяла даже свадьба в Тифлисе с горячо любимой им Ниной Чавчавадзе. Возможно, именно из-за такого, не изменившегося к лучшему настроя, неоправданно резок он был на переговорах с персами в Тегеране, слишком жестко отстаи¬вал казенные интересы, слишком бесшабашно пренебрегал своей безопасностью, считая, что терять ему уже, в сущности, нечего.
Судьбу многих, даже самых просвещенных людей, порой решают незначительные на вид обстоятельства. Одно из таких обстоятельств заключалась в том, что набирать штат посольства Грибоедов доверил своим новоиспеченным родственникам — грузинским князьям Чавчавадзе. Окажись в миссии одни русские, события, воз-можно, пошли бы совсем по-иному. Но князья Чавчавадзе порекомендовали Грибоедову нескольких «подходящих» для его миссии грузин, которых, возможно, и сами плохо знали. Волею случая, в свите образованного и культурного российского посланника оказались люди не-благонадежные, малограмотные, да еще и со¬мнительной нравственности. В Тегеране эти горе-помощники российского дипломата, особенно такие как Дадашбек и Рустембек, появлялись на улицах в пьяном виде, обнажали по любому поводу оружие, приставали к прохожим с оскорблениями и демонстративно нарушали шариатские законы. Однако, поглощенный своими роковыми предчувствиями, Александр Сергеевич, словно не видел провокационного поведения своих подчиненных, а недовольство персов русской миссией тем временем росло. Не будем забывать, что автор унизительного для персов Туркманчайского договора, даже чисто психологически, просто не мог не быть первым врагом для шаха Ирана, его окружения, да и простого народа тоже.
И все же, вместо того чтобы контролировать назревающие события и направлять их в «безопасное русло», великий дипломат и писатель совершил две поистине роковые ошибки. Сначала он согласился с тем, чтобы Рустембек начал поиски своих родственниц, увезенных несколько лет назад в персидский плен. Попутно его горе-помощник наводил справки и о других грузинских и армянских женщинах, то¬мящихся в мусульманской неволе, даже о тех, которые приняли ислам и вышли замуж. И вот однажды на людной улице, посреди бела дня, люди Рустембека схватили двух женщин, то ли грузинок, то ли армянок (так и не выяснено до сих пор), и затащили их в российское посольство. Рустембек сказал послу, что эти женщины убежали из гарема и просят защиты. Разумеется, они были представлены как бывшие русские подданные, что шах Фатх-Али потом категорически отрицал.
Формально, Грибоедов имел право приютить беглянок. В статье XIII Туркманчайского договора утверждалось: «Подданные обоих правительств, взаимно впадшие когда-либо в плен, должны быть освобождены и возвращены в течение четырех месяцев». И посланник берет женщин под покровительство Российской империи, не представляя себе всех возможных последствий. Это была первая его ошибка. Вряд ли только она сама по себе могла по-настоящему разъярить тегеранскую толпу. Но, день спустя, российский посланник сделал вторую ошибку. Грибоедову явился армянин Мирза-Якуб, полтора десятка лет бывший евнухом шахского гарема. В свое время Мирза-Якуб был вывезен из Армении и добро¬вольно принял мусульманство. В Персии тех времен говорили: евнух — все равно, что шахская жена. Российскому дипломату стоило серьезно задуматься, перед тем как давать убежище такому человеку. Подобное действие оскорбляло самого шаха. Кроме того, Мирза-Якуб занимал должность казначея и знал много секретов тегеранского двора. Их огласка нанесла бы болезненный удар и шаху, и всему его окружению.
Шах отправил посланцев, заявивших, что евнух обворовал своего повелителя, и потребовавших выдачи беглеца. Грибоедов согласился решить дело в шариатском суде. Но слушания закончились скандалом. Мирза-Якуб, находившийся под защитой отряда казаков, осмелев, принялся ругать ислам. Судебное заседание поспешно закрыли, но о происшествии стало мгновенно известно на улице.
Скорее всего, именно эта «последння капля» и переполнила чашу терпения толпы. В кипящую негодованием уличную чернь мусульманские богословы бросают огненную искру: неверному надо объявить священную войну — джихад! Таким образом, целая империя объявляет войну одному-единственному человеку! Предстоит неравный бой, и Грибоедов, возможно, размышляет о том, что, либо он погибнет в предстоящей схватке с толпой фанатиков, либо победит, и эта новая победа вознесет его так высоко, что император поручит ему осуществление какого-нибудь грандиозного проекта по переустройству Закавказья.
Эта нелепая ситуация, в которую попал один из выдающихся умов своего столетия, А.С.Грибоедов в роли российского посланника в Персии, очень напоминает не столь уж давние события, когда английскому писателю и поэту Рушди был объявлен от имени иранских мусульман беспощадный джихад только за то, что он осмелился написать поэму «Сатанинские стихи», в которой допустил критику ислама. Весь демократический мир тогда был обеспокоен судьбой этого человека, неожиданно оказавшегося в положении «один в поле не воин», потому что на него фактически ополчился целый мусульманский мир. Казалось бы, за его жизнь уже можно было бы совершенно спокойно «не ставить ни гроша», но эти события происходили практически в наше время. Да и сам Рушди находился не где-нибудь в Иране, а Европе, да еще и непосредственно в Англии. Общественность и силовые структуры этой страны сделали все возможное и невозможное для защиты жизни Рушди и, как известно, он жив-здоров до сих пор благодаря тому, что меры для его безопасности были приняты самые максимальные. Но такое становится возможно лишь в наше время и лишь на территории стран западной демократии.
А в 19-м веке, да еще на враждебной территории, шансов «выйти сухим их воды» у писателя-дипломата Грибоедова не было никаких. 30 января 1829 г. к дому русского посланника двинулась огромная фанатичная толпа. Дом окружили. Сил у защитников было слишком мало: только десятка полтора казаков. Шах, правда, прислал сотню солдат, но у них не оказалось... патронов! Мирзу-Якуба пришлось выдать толпе. Ему тут же отрубили голову. Вроде бы выдали и женщин, хотя единственный уцелевший русский, секретарь посольства Мальцов, это отрицает. Но разъяренную толпу остановить было уже невозможно.
Несмотря на попытки сопротивления самого Грибоедова, отстреливавшегося из пистолетов, и, несмотря на стойкость его верных казаков, не сложивших оружия перед несметной толпой, всех россиян закидали камнями и зарубили саблями. Вместе с послом были убиты казаки и вообще все находившиеся в посольстве люди. Только Мальцов чудом успел спрятаться в соседнем доме. Голову полномочного российского посланника насадили на шест и с воем носили по городским улицам...
Еще не остыли тела убитых, а из Тегерана в далекий Петербург отправился с поручением шаха наследник персидского престола Хосрев-Мирза. Шах извинялся и просил российского императора предать забвению страшную январскую трагедию. В ответ Николай потребовал возвращения останков своего посла. Тело А.С. Грибоедова с трудом разыскали на городской свалке и в простом гробу отправили в Россию. Примечательно, что по пути следования дрог с телом посла по персидской территории сотни людей выходили почтить память Грибоедова, а солдаты отдавали ему воинские почести.
Великий писатель, согласно его завещанию, был похоронен на родине жены, в Тифлисе, а Хосрев-Мирза привез в Петербург личный подарок шаха императору Николаю. Это был один из самых дорогих алмазов шахской сокровищницы. У нас камень стали называть «Шах». Так расплатился восточный владыка за кровь русского посла.
Кровь тридцати шести погибших вместе с Грибоедовым российских подданных, защищавших и жизнь посла, и честь империи, так и осталась не оплаченной. Только 7 лет спустя останки погибших россиян были перезахоронены в скромном склепе на окраине персидской столицы...
Что же представлял собой шахский подарок? Когда виднейший русский минералог А. Е. Ферсман в 1922 г. обследовал алмаз «Шах», или «Солитер Хозрев-Мирза», как его еще называли в России, он разочарованно заметил: «Цвет и вода камня не могут считаться первоклассными и безукоризненными». Ферсман объясняет немалый желтовато-бурый оттенок камня, во-первых, мелкими трещинками на поверхности алмаза, заполненными буроватыми окислами железа, а во-вторых, «легким желтоватым над-цветом», характерным для многих индийских камней. Зато чистота камня поразила его. Ученый с восхищением записывает: «Его прозрачность можно считать безукоризненной». На гранях камня были отчетливо видны три персидские надписи, относящиеся к владельцам камня. Первую надпись, «Борхан-Низам-шах второй. 1000», приказал сделать в 1000 г. Хиджры (1591 г.) правитель провинции Ахмаднагар:. Вторую надпись, «Сын Джахангир-шаха Джахан-шах. 1051», сделал Шах-Джахан в 1641 г.. Последняя надпись была относительно свежей: «Владыка Каджар-Фатх'Али-шах Султан. 1242». Она была вырезана в 1826 г., буквально накануне печальных событий, о которых было рассказано выше.
Суть ранних записей была немедленно расшифрована историками. В 1591 г. падишах Индии Великий Могол Акбар направил четыре посольства к владетелям полуавтономных провинций Южной Индии (Декана). В числе их была и провинция Ахмаднагар, располагавшаяся к северо-западу от Голконды, родины индийских алмазов. Акбар хотел добиться полного политического подчинения этих провинций власти падишаха. Три провинции согласились с требованиями Дели. Борхан отделался «ничтожным подарком» (так считали при дворе падишаха): 15 слонов и 5 драгоценностей, среди которых был алмаз, теперь называемый «Шах». Акбар счел себя оскорбленным. Он собрал армию и завоевал Ахмаднагар, ограбив провинцию и отобрав у Борхан-Низам-шаха все драгоценности.
Шах-Джахан, внук Акбара, занимал престол Великих Моголов с 1627 г. Падишах был большим ценителем драгоценных камней. У него во дворце была устроена мастерская, занимавшаяся их шлифовкой и огранкой. Сам правитель любил возиться с самоцветами, граня и полируя их, и по правде говоря, это увлекательное занятие нравилось ему куда больше, чем нудные дела правления государством. 1641 год — грустная дата в жизни Шах-Джахана. В этом году началась его ожесточенная борьба за власть с собственными сыновьями. Дети, в конце концов, победили, и падишах оказался под арестом. Тюрьмой ему стал собственный дворец в Агре с окнами, выходившими на «восьмое чудо света» — мавзолей Тадж-Махал. Верховную власть захватил Аурангзеб, чье имя переводится как «Украшение трона». На престол он взошел, приказав обезглавить своего брата и соперника Дара-шаха. А следующей его задачей стал возврат драгоценностей, остававшихсяв руках отца. Шах-Джахан пригрозил уничтожить все самоцветы, если только алчный сын попробует отнять их силой. Время от времени Аурангзебу удавалось хитростью или пытками вырвать то одну, то другую драгоценность, но всеми самоцветами Шах-Джахана сын завладел только после смерти отца.
Между прочим, Тавернье, тщательно разглядывавший сокровища Великих Моголов и подробно описавший их, не упоминает среди могольских самоцветов алмаза «Шах». Правда, при описании так называемого Павлиньего трона падишахов французский путешественник рассказывает, что к балдахину, прикрывавшему трон сверху, был подвешен необработанный алмаз весом от 80 до 90 (старых) каратов, а рядом с ним с одной стороны висел большой рубин, а с другой — огромный изумруд, так что владыка, сидевший на троне, видел эти камни прямо перед собой. Возможно, этот подвешенный алмаз и был «Шахом». А.Е. Ферсман определил вес «Шаха» в 88,7 метрического карата. Весьма вероятно, признает ученый, до огранки камень весил 95 старых каратов (то есть 20г и 513 мг). В 1739 г. алмаз вместе с остальными сокровищами Моголов был вывезен в Персию, где он оставался ровно 90 лет. Последнюю надпись сделал шах из Каджарской династии. А с начала 1829 г. камень входит в число главных ценностей России.
Может возникнуть вопрос: удовлетворился ли царь Николай таким достаточно скромным подарком? Не похоже, чтобы он расценил столь дешево жизнь своего полномочного министра. Но с другой стороны, не объявлять же опять войну? Персия, он это знал, уже разорена, да к тому же на ней лежит тяжелое бремя контрибуций. Уступки России она сделала очень большие. А ведь еще продолжалась война с турками. Взвесив все это, император посчитал полученную сатисфакцию достаточной. Зато, как известно из истории, с той поры у России с Персией установились довольно-таки добрососедские отношения. Персы не поддержали турок ни в Крымскую войну, ни в кампанию 1877-1878 гг., а, кроме того, русское влияние в Персии надолго перевесило английское.
А знаменитый алмаз «Шах», как в течение последующей истории, так и в наши дни постоянно находится в Алмазном фонде России, напоминая нам о том, какой дорогой ценой порой завоевываются добрососедские отношения.
Рисунок - авторский коллаж