АВТОБУС
Автобус скрипнул тормозами, покачнулся и застыл: клацнули двери, но люди не спешили заходить. Я обошел вокруг. Сверху над лобовым стеклом значилось: «Маршрут номер три». На лобовом стекле: «Сухово- Бесхитрово». Сбоку: «Хитрецово — Мокрецово». Желтые бока автобуса с широкой красной полосой по периметру облепила дорожная пыль и грязь. На красном, наискосок, размашистым почерком начертано: «Черное». На желтом — ровным жирным шрифтом: «Розовое». Я подешел к двери, но, осмыслив данные разведки, тоже поостерегся заходить.
Сзади шептали:
- Сине-зеленое, потому что из Мокрецова.
- Нет: оранжевое, потому что из Сухова.
- Зеленое, потому что…
- Фиолетовое, поскольку тучи…
- Голубое!
- Синее…
Водитель вышел наружу, потеребил бороду, бросил взгляд на небо, вернулся в автобус и поменял таблички местами. Получилось: на лобовом стекле — «Хитрецово — Мокрецово», сбоку — «Сухово- Бесхитрово». Народ напряженно следил за его манипуляциями, однако и на этот раз никто не шелохнулся.
Водитель объявил: «Славкино- Жилкино».
Люди оживились, заспорили:
- Семен.
- Да нет, Федор.
- Семен…
- Сегодня тучи: Иван!
Появилась кондуктор – приятная кругленькая улыбчивая женщина:
- Привет, Абрам! – это она водителю.
- Привет, Татьяна.
Люди успокоились. Кто-то пояснил: «Георгий, потому что Абрам, и Катерина, потому как Татьяна».
Однако поменять некомфортный статус независимого пешехода на комфортное удобство пассажира никто не спешил.
Тогда кондуктор и водитель хором продекламировали: «Зеленый… весь зеленый, потому что пятница».
Я знал: сегодня — четверг, потому что на моем календаре значился понедельник. Более сложные умозаключения сегодня не получались, поскольку вчера на вечеринке… впрочем, это не важно, просто – не получались, без всякой обусловленности.
Послышался чей-то голос: «Год високосный, второй день после полнолуния». Я посчитал: получилось суббота, и «розовый», так как по версии водителя — автобус зеленый, а истинное его имя, имеется ввиду водителя конечно, не автобуса, — Георгий. Поэтому «Хитрецово- Мокрецово». Я еще раз прокрутил всю логику в уме, удовлетворенно хмыкнул, мол могем, даже после вечеринки, и уверенно шагнул в открытые двери. По мере того, как в головах остальных вызревали завершающие звенья логики, они тоже начали заходить внутрь, чтобы расстаться с независимостью и превратиться в пассажиров.
Наконец метаморфоза превращений завершилась. Люди затихли, осознав свой новый статус пассажира и переключив внимание на кондуктора.
Первым был лысый – со шрамом на черепе. Он требовал компенсацию, потому что ему нужно в другую сторону. Кондуктор, не задумываясь, сообщила, что билеты в другую сторону будут на Ивана Купалу, потому как пятна — на солнце, а моря – на Луне.
Три старичка дружно протянули ладошки с мелочью: «Один билет на троих».
Кондуктор удивленно подняла брови. Те пояснили: « У нас всю жизнь все на троих: автомат – в Отечественную, кирка – на Баме, пенсия – после перестройки, потому что семнадцать».
Кондуктор, произведя вычисления, согласилась и молча протянула им билет – один на троих.
Розовощекий толстячок раскрыл удостоверение . Кондуктор повертела красную книжицу:
Инвалид Отечественной, — пояснил толстяк, но кондуктор медлила…
- У Барклая, — пояснил тот, — ядром отхватило, артиллерист, — и продемонстрировал забинтованный палец.
- Мы с ним, — подсуетились кучка юнцов. Кондуктор недоверчиво смотрела на них, подчеркивая, что такая аргументация не пройдет, поскольку солнце в апогее.
Сыновья лейтенанта Шмидта под командованием Барклая у Суворова, — пояснили те.
- Так бы и говорили, — раздраженно бросила кондуктор, протягивая всем билеты и сокрушаясь о потерянном времени.
Сухонький старичок предоставил свидетельство своей смерти. Кондуктор перекрестилась, но заставила купить билет, мол, труп оплачивается как багаж – плати, дедуля.
Девушка рядом с ним оплатила половину стоимости билета, заявив, что будет стоять на одной ноге, а ее спутник пообещал дышать одним легким.
Подошла очередь и до меня, забывшего в этот день документы: удостоверение инвалида перестройки, удостоверение ветерана движения сопротивления Спартака с личной подписью предводителя, справку о гужевых льготах и студенческий. Можно было бы все это изложить словами, но я решил поступить нестандартно – оплатить деньгами.
Я высыпал в ладошку кондуктора мелочь, но ее брови поднялись. Я понял: мало. Та пояснила: «Коэффициент кратности три, потому что кривая индекса Доу-Джонса имеет отрицательную производную, на солнце – пятна, а на Луне – моря».
Я добавил денег, получил билет, пересчитал — не сходится:
— Цифру один читать как два, цифру два – как четыре, кроме того, прибавить цифру, которая была в уме, когда вычислялась цена билета в предыдущую поездку, — пояснила кондуктор, следившая за выражением моего лица.
Пересчитал – сошлось. Автобус тронулся. Замелькали луга, леса. На пастбищах паслись стада животных с табличками: на шее — у безрогих, на рогах – у рогатых.
У коров на рогах красовалось «БИЗОН» и они хрюкали. Овцы с высоко и гордо поднятой головой носили таблички «ТИГР», при этом выли по волчьи. Перекрашенные в синий цвет курицы каркали, вороны – чирикали, а воробьи – пели по-соловьиному.
И только петухи, потрепанные, но сохранившие естественную окраску и свои имена, пытались что-то кукарекать. Но петухов было мало, а хором они петь не умеют, поэтому их хриплые голоса, простуженные холодной водкой, здесь, в автобусе, слышны были едва — едва…