Праздник

      
         Сразу после войны мы некоторое время жили в Эстонии, где отец служил в гарнизонном госпитале, а затем его перевели в Крым, в Феодосию. Там, на окраине Феодосии, в поселке Сарыголь (сейчас это станция Айвазовская), родители сняли небольшой саманный домик с двумя комнатами с глинобитным полом и печкой в простенке между ними. В отличие от Эстонии моя жизнь в Феодосии была совсем другой. Здесь было полно моих сверстников  мальчишек, мы гурьбой гоняли по улицам, летом ловили марлей маленьких рыбешек и мальков в речушке Байбуге и целыми днями пропадали на море. А еще был у меня друг Петька, с которым мы вместе учились в первом классе. Но самое главное – его отец работал машинистом настоящего паровоза! Иногда, тайком от своих родителей, я бегал с Петькой  на станцию, и нам разрешалось залезать в будку паровоза. Помню, как в  первый раз меня поразило множество переплетающихся медных трубок, рычагов, колесиков, манометров с прыгающими в них стрелками. Паровоз время от времени с шумом выпускал пар, в топке бушевало пламя и восхитительно пахло машинным маслом! Правда, прокатиться нам все никак не удавалось –  это было запрещено правилами. Но однажды нам повезло.
       Было 1 Мая 1948 года - большой весенний праздник. Мать с утра надела на меня новый байковый костюмчик и выпустила погулять. Петька, поджидавший меня во дворе, предложил отправиться на станцию к его отцу, который по случаю праздника обещал покатать нас на паровозе. Знакомая черная махина уже стояла под парами.   Поднялись в кабину к машинистам. Их было двое – отец Петьки и его помощник. Паровоз вот-вот должен был совершить несколько маневров на путях, и нам разрешили выйти из кабины на специальную площадку. Мы крепко ухватились за поручни, паровоз поехал, а нашему восторгу не было предела. Но через некоторое время отец Петьки отправил нас домой. Мы солидно, не торопясь, вытерли свои руки паклей, и «устало», как и полагается после тяжелой смены, спустились по ступенькам на землю под завистливые взгляды мальчишек. Дело в том, что наш паровоз остановился всего шагах в десяти от металлической ограды, отделявшей железнодорожные пути от города. И здесь всегда было полно набежавшей ребятни, которая, уткнувшись в железные прутья ограды, наблюдала за вагонно-паровозной жизнью станции. Но на этот раз повыше мальчишеских голов я увидел еще одну – она принадлежала дяде в парадной военной форме. Сердце екнуло. Это был мой отец. Он без улыбки смотрел на меня, приглашая согнутым указательным пальцем подойти к ограде. Вот это я влип! Ведь мне строжайшим образом было запрещено ходить на станцию, а уж тем более кататься на паровозах. Да и мой новый костюмчик выглядел не лучшим образом. Как я ни старался уберечься, но нескольких пятен мазута и машинного масла избежать не удалось. За спиной отца я увидел большую группу офицеров – то ли они собрались здесь для какого-то торжественного мероприятия по случаю праздника, то ли, наоборот, мероприятие уже закончилось.  Ну, бывают же в жизни такие злосчастные совпадения! Я подошел к ограде. «Немедленно домой!», - строго приказал отец и в это время его позвали. А мы с Петькой и так собирались идти домой.
        В одном месте дорога проходила через большой пустырь. И тут мы увидали домашних гусей. Серые и белые, большие, упитанные, они, не спеша, вперевалочку ходили по пустырю, пощипывая травку. Вот повезло! Это ж какое удовольствие гонять гусей, заставляя их взлетать! Мы с Петькой тут же принялись за дело. С криками, размахивая руками, подбежали к гусям, те с недовольным гоготом, после долгого разбега, наподобие бомбардировщиков, взлетели и, пролетев на высоте метра с десяток шагов, тяжело плюхнулись на землю. Так продолжалось долго. «А ну, прекратите!»,- услышал я до боли знакомый голос. Так и есть, отец! Доигрались. Пока мы с Петькой гоняли гусей, отец успел нас нагнать. Да что же это за день такой! Отец подошел, ничего не говоря, взял меня за руку, и так, не отпуская, привел в дом. Потом, так же молча, снял с себя офицерский ремень, а с меня новые байковые штаны и зажал мою голову между своих ног. «Это тебе за паровоз! Это тебе за гусей! Это тебе за паровоз! Это тебе за гусей!», - приговаривал он, опуская ремень на мою задницу. Больно мне особенно не было, и я молча перенес экзекуцию. Все произошло очень быстро. Рядом стояла мать, очевидно, ничего не понимая и даже не успев вмешаться. «Ты представляешь?», - сказал отец, - «он не только на паровозе катался, но еще и гусей хозяйских гонял»
       Это было первый раз, когда отец поднял на меня руку.  Были, конечно, и раньше легкие шлепки, но больше всего я боялся тягостных разговоров, когда, сидя на стуле, отец подзывал меня и начинал объяснять мне «что такое хорошо и что такое плохо». Я стоял, переминался с ноги на ногу, изучал потолок и тоскливо думал: «Хоть бы ремнем отстегал, и то было бы лучше». Ну вот,  мечта  сбылась. Получил и ремнем. А все-таки классно я провел праздник!