Я не хочу убивать

Олег Бунтарев
Мелкий осенний дождь барабанит по брезентовой крыше УАЗика, где я сплю вместе с водителем, который привез нас с отцом на охоту. Одни капли мелкие, а другие - крупные. Приятно лежать на сидении и слушать музыку дождя.
 
Первый раз отец взял меня на охоту. Он был любитель этого. Для того чтобы я не ехал на охоту с пустыми руками, он купил мне ружье ИЖ16Е, одностволку. Как я был горд, когда держал ее в руках! Настоящее оружие настоящего мужчины, настоящего охотника. В хозяйстве, куда мы приехали, был домик. А еще были лодки. Приехав, мы разделились парами и на лодках расплылись в разные места, которые посоветовали нам егеря. Само собой, мы были вместе с папой. Мы заняли позицию и ждали, когда над нами полетят утки. Вот она – первая, вторая стая. Мы стреляем и постоянно промазываем. А потом – я даже не ожидал – я попадаю в вожака стаи, и он падает в камышах совсем недалеко от нас. Мы с отцом садимся в лодку и начинаем прочесывать камыши. А в это время с разных берегов реки раздаются выстрелы по пролетающим стаям.
 
День закончился. Двенадцать убитых уток. Две из них – наши с отцом.
 
- Ну вот, сынок, ты и стал добытчиком.
 
- Папа, ведь мне их жалко.
 
- Мне тоже, но ведь есть нам что-то надо. Ты же любишь гуляш из коровы, суп из курицы. Только их выращивают и убивают, загодя зная, что их съедят. А здесь ты добываешь пищу в тайге, имея ружье и несколько патронов. Ты добываешь то, что можешь съесть. А вдруг случится такое, что просто невозможно будет зайти в магазин и просто купить себе мясо, птицу? Вот тогда и пригодятся тебе эти навыки.
 
Мелкий осенний дождь моросит по брезенту. Солдат, водитель УАЗика, лежит на переднем сиденье. А мне он предоставил место на заднем сиденье, где я мог вытянуться в полный рост. В руках я держу железную кружку, в которой кроме заварки листы черемухи и еще какие-то. Маленькими глотками я пью этот настой и думаю о прошедшем дне.
 
Укутавшись в шерстяное одеяло, которое мы взяли из дома, я засыпаю под шум капель мелкого осеннего дождя. Мне снится, будто я птица, летящая над озерами и болотами и ищущая пристанища. Вдруг мне становится больно. Как будто меня разорвало на тысячу кусков. А потом я падаю вниз. Земля вертится перед глазами. Потом снова боль от удара о землю. Я просыпаюсь.
 
В кабине холодно. Папа открыл дверь и дергает меня за ногу.
 
- Олег, давай выходи, надо занимать места, если мы хотим настрелять сегодня уток.
 
- Пап, я не могу. Они живые. Я не могу и не хочу, я не буду стрелять.
 
- Сынок, что с тобой? Ты же так хотел поехать на охоту.
 
- Пап, я представил себя на их месте. Я не буду стрелять, прости, пап.
 
- Ну ладно, сынок.
 
Он уплывает на лодке со своим сослуживцем, а я остаюсь возле машины. Мне очень не хочется, чтобы раздавались выстрелы.
Мелкий дождь не прекращается. Он стучит по капюшону моей плащ-накидки. А я хожу по лесу, собираю ягоды: чернику, костянику. Вот передо мной дерево черемухи. Ветки его наклонились под тяжестью ягод и капель дождя.
 
Бах, бах – раздаются выстрелы со стороны реки. Сердце мое сжимается, ведь я сам почувствовал, как быть той уткой, которую подстрелили. Радостный полет, который оказывается падением. Может, они промазали? А может быть, нет.
 
День проходит незаметно, вот одна за другой возвращаются лодки, на которых сидят охотники и везут свою добычу. Все, что они добыли за день, складывается в одну кучу, чтобы потом поделить поровну на всех. Десятки уток. Большая-большая куча. И вот в этой куче что-то зашевелилось. И над ней появилась голова. Видимо, птица была только оглушена зарядом дроби, а вот теперь пришла в себя. Взмах ножа – и она снова присоединилась к куче тел убитых уток, только уже без головы.
 
- Пап, я больше никогда не поеду на охоту. Я не хочу. Даже если я буду понимать, что умираю с голода, я не хочу убивать.
 
- Сын, я горжусь тобой. Ты действительно мой сын.
 
Я прижался к нему и замер. А он гладил меня по голове и все время повторял:
 
- Сын, сынуля, сынок!
 
Прошло несколько лет. И папа взял меня с собой на охоту на зайцев. Я выстрелил всего один раз. И то – в раненного, пищащего, как ребенок, зайца, который все равно не смог бы выжить. Что я мог еще сделать? Добил, чтоб не мучился. Да, звучит это как в анекдоте: «Анку ранили в палец, а я ее добил, чтоб не мучилась».
 
Ну вот еще про себя рассказал. Если честно, то зверей мне более жалко, чем людей. Хотя о чем это я? Нас никто не жалел, и нам самим приходилось быть беспощадными. Хотел написать одно, а написал другое. Надеюсь, друзья поймут. Снова открыл маленькую частичку души.