Только сейчас, под вечер, мне становилось ясно, что сегодня был очень необычный, - пожалуй, один из важнейших в моей жизни, день, когда начинаешь ощущать себя по-новому, другим человеком, что ли...
Произошло это оттого, что сегодня я, неожиданно для себя, оплакал свою любовь. Слезы подступили внезапно. Сначала, собравшись душным комком к горлу, они сдавили его горячей пружиной, а потом хлынули из глаз так обильно, что не плакавший целую жизнь, со времен раннего детства, я сначала даже испугался, а затем испуг перешел в чувство неловкости и стыда перед нею.
Чтобы не выглядеть смешным, я ушел из ее поля зрения за перегородку, разделяющую помещение на две части, сел в кресло, за полированный холодный стол, положил локти на гладкую лаковую поверхность, закрыл лицо ладонями и дал волю слезам...
Она сидела за своим столом и читала стихи, принесенные мной для нее. Она, конечно, все слышала и, наверное, все понимала.
Она слышала, как из меня вырывались рыдания и всхлипы, которые я всеми силами старался подавить, но проявила выдержку, будто бы знала, что все происходившее со мной является необходимым следствием, завершающим определенный этап жизненного пути.
На самом деле она, быть может, так и не думала. Это были мои собственные мысли.
Она, молча, сосредоточенно и, как я думал, не без удовольствия читала мои стихи. И я не знал, как отнестись к ее молчанию - с благодарностью за то, что она мне не мешала, или с сожалением о том, что мои неожиданные слезы не вызвали в ней абсолютно никакой реакции.
Я скорее предпочел бы сожаление, потому что, подымись она ко мне, погладь по голове или - я не знаю... ну прояви какой-нибудь знак материнско-женского участия, простого внимания к моим слезам, к которым она имела самое прямое отношение, - и чудо могло бы остаться жить, любовь могла бы не умереть.
Я говорю здесь о своем собственном чувстве, так как в тот момент я отчетливо понимал, что она меня уже не любила - а может быть, не любила никогда.
Так я оплакал свою любовь. Но это вовсе не значило, что она стала мне сразу чужой или нежеланной. Я испытывал к ней почти то же первоначальное притяжение.
Но уже окончательно и бесповоротно понимал: то очарование долгожданной и желанной любви, которое поселилось в душе и прожило в ней в течение нескольких радужных месяцев, почти с год, то очарование, которое вызвало к жизни целую книгу стихов о ней, - умерло.
Но странное дело: когда я это все понял, мне стало вдруг легко, будто я перешел через какой-то барьер и ощутил себя уже по-новому.
Так дерево, скажем яблоня, отцветая, стряхивая свое очарование, продолжает жить, но уже в новом качестве. Да, цвет-очарование осыпался. Но произошла завязь. Она будет увеличиваться, зреть, пока не появится крупный, сочный и вкусный плод.
Фотография из интернета