Среди сухого солнечного блеска, вместе с товарищами, грузил на машины торфяные брикеты. Работали мы без верхонок, и поэтому за те краткие секунды, пока мы цепко выхватывали из сложенных клеток очередной шероховатый кусок торфа, пока развернувшись для замаха, кидали его в кузов самосвала, он успевал оставить на наших ладонях краткую память каждой своей трещинкой и выпуклостью. За четверть часа мы успевали накидать этим топливом полный кузов очередной машины.
Молодые шоферы оказывали повышенное внимание шестнадцатилетней девушке из нашей бригады. Скалили в улыбках свои молодые зубы. Просили ее хоть на минутку посидеть и поговорить с ними в кабинах их грузовиков. Нине это льстило. Сухой ветерок шевелил завеску ее серенького ситцевого платья. На раскрасневшемся ее лице блуждала счастливая улыбка. Пожилые водители степенно говорили о последних газетных новостях. И тогда впервые, от простого человека, я узнал, что тучи могут проливать на нас не просто дождевую воду, а воду радиоактивную.
В полдень, когда иссяк поток подходящих к нам машин, я ушел к работающей неподалеку от нас торфодобывающему агрегату. До него было шагов триста. Я шел, цепляясь полукедами, за спутанную зелень полевых трав. Из под ног сыпал серый веер кузнечиков. У дальнего края поля струйчато колыхалось черное марево, и блазнилось, что там непрерывным темным потоком спешит через дорогу бесшумная низкая конница.
Я перемахнул через заросшую травой колею и остановился возле эстакады, по которой скрипуче двигалась пара бесконечных, паралельно натянутых, стальных канатов. Опираясь на них, плыла медленная вереница платформ, нагруженных двухпудовыми глянцевитыми плитами сырого торфа. Я перевел свой взгляд туда, где стояла и застила жаркое небо нефтяным дымом машина. Ее шнеки непрерывно подавали из карьера торфяную массу в смеситель, а оттуда она черным сырым удавом выдавливалась наружу. На выходе голова этого «удава» время от времени срубалась и тут же тяжело шлепалась на подставленную женщинами платформу и увлекалась тросами в поле.
Сноровистые неулыбчивые работницы в дерматиновых, запачканных прилипшей к ним землей, фартуках, одетых поверх простой одежды, расчетливыми движениями, крепко брали двумя руками проплывающие мимо них платформы, напрягались и с усилием отрывали их от тросов. Потом, расставив ноги, расчетливо роняли груз на землю. Тяжелая глыба переворачивалась в воздухе так, что дощатая платформа с ее четырьмя надежно заклепанными крюками оказывалась сверху. Я видел напряженное внимание на лицах женщин, и понимал, что для этой работы им требуется не только определенная сила в руках, но и совместная помощь всех остальных групп мышц тела. А уж справа, медленно покачиваясь, к каждой из них наплывала очередная торфяная заготовка. И пока она равнялась с поденщицей, надо было успеть (успевали!) решительным рывком освободить только что уроненную на землю платформу, вновь перевернуть ее на 180 градусов и посадить на витую сталь нижних канатов, по которым она увлекалась в обратную сторону. У транспортера работала бригада женщин, в которой было не менее пяти человек.
Не знаю, были ли такие машины с эстакадами в начале лета 1941 года, когда на этом торфопредприятии работала шестнадцатилетним подростком моя будущая мать - Мария Скосырева. 22 года спустя, на ее месте стоял я, и вкладывал свой скромный труд в дело, которым когда то занималась она на пользу своего народа.
Как грузчик я тогда заработал немного. Всего за несколько дней мы очистили всю площадку от клеток с сухим торфом. Я съездил на велосипеде в Тамбов и, без раздумий, на свои кровные пять рублей, купил там новый футбольный мяч и сатиновые, синего цвета, шаровары. Последние я ушил и не только играл в них в футбол, но и помогал отцу достраивать наш новый дом.
26.03.09.