КАК УХОДИЛА НАДЕЖДА
Рассказ
Надежда Григорьевна стояла под прохладными струями душа и наслаждалась. Было непривычно жарко. Май 1988 года словно хотел доказать холодному февралю, что и он может удивлять. На дворе – буйство зелени и пьянящий аромат сирени, безоблачное небо и солнце в целом свете! С тех пор как их семья вырвалась из охваченного сумасшествием Баку прошло совсем немного времени. Бежали, бросив всё, что нажили. Сели на паром и оказались в Дагестане. Оттуда, уже из Каспийска, самолётом вылетели в Воронеж, оттуда на поезде приехали в Россошь, небольшой районный городок, стоящий на левом берегу реки Чёрная Калитва. Там жил их сын. Сняли небольшую квартиру в старом доме. Она и стала их прибежищем. Семья большая, ни мебели, ни вещей. Пока стояли тёплые дни, спали на полу. Жили впроголодь и благодарили Бога, что живы. Со временем купили кровать для родителей. Смастерили полки, вешалку для тёплых вещей. Впереди было много работы, но никто не отчаивался, а Надежда Григорьевна любила повторять:
– Жизнь продолжается! Выше нос! Нельзя желать всё и сразу!
Дел было невпроворот: сходить на рынок, сварить еду, постирать бельё, содержать в чистоте жильё… Всегда сдержанная, рассудительная, волевая, она для детей была примером в том, как нужно переносить невзгоды. Они боготворили мать, глубоко уважали и старались не огорчать. Надежда Григорьевна редко повышала голос. Могла строго взглянуть на провинившегося, и тот сразу же всё понимал и старался исправиться. Она не была слащаво-нежной, считая, что дети должны быть уверены в её справедливости и в том, что она их любит.
В тот день Надежда Григорьевна устала. Сходила на рынок, сварила борщ, перемыла посуду, простирнула бельё. Работы не боялась, да и старшие дети как могли помогали. Они научились выживать. Но жизнь и состоит из трудностей и их преодоления. Сегодня было уж очень жарко, и она решила смыть с себя пот и хоть немного охладиться.
Надежда Григорьевна намыливала разгорячённое тело, как вдруг под левой подмышкой нащупала «шишку». Встревожившись, стала правой рукой осторожно её прощупывать. От неё тянулся тяж к груди. Она с ужасом нащупала какое-то уплотнение и в левой груди. Смыла мыло и с замиранием сердца снова и снова стала обследовать себя. Нет, в правой груди ничего подобного не было. Неужели… Она похолодела. После стольких волнений и страданий, когда, наконец, казалось, они могли успокоиться, жизнь преподнесла им новые испытания.
Надежда Григорьевна отключила воду, вытерлась, стараясь не сильно растирать левую грудь, оделась и прошла в комнату. Слава Богу, в доме никого не было.
Она сидела на стуле, приводя в порядок свои чёрные смоляные волосы, и ни о чём не могла думать. В её голове вертелась лишь одна мысль: неужели?! Что же делать? Как же они без меня?
Вечером, когда собралась семья, Надежда Григорьевна, сославшись на усталость, пошла к себе и, не включая свет, прилегла на кровать поверх одеяла.
«Нельзя никого пугать, – думала она. – Не может быть, чтобы у меня…»
На следующий день она пошла в поликлинику, выстояла очередь в регистратуре, потом в коридоре у кабинета участкового врача. Подумала: «Зачем же дают номерки, когда здесь живая очередь?». Часа через полтора, наконец, её пригласили войти.
Пожилой врач подробно расспрашивал, на что она жалуется, долго мял пальцами грудь, цокал языком и, наконец, разрешил одеваться, говоря:
– Я вас, милочка, направлю на консультацию. Одна голова – хорошо, а две – лучше. Но для начала вы сдадите анализы, сделаете рентген грудной клетки…
– Хорошо, доктор, – тихо согласилась Надежда Григорьевна. – А куда на консультацию?
– Здесь недалеко, в онкологический диспансер. – Увидев, что больная резко побледнела, постарался успокоить: – Чего вы так испугались? Консультация нужна, чтобы рассеять мои сомнения. Но даже если это и то, о чём вы думаете, так – самое начало заболевания, которое специалисты успешно лечат. Не умирайте раньше времени! Нужно верить в успех, и тогда всё будет хорошо.
Как добрались до дома, она не помнила. Шла и мысленно повторяла всё время одни и те же слова:
– Неужели это конец? Как же они без меня?..
Дальше скрывать своё заболевание не могла. Вечером, когда как обычно собрались за ужином, рассказала, что была у врача, который ей назначил обследование и хочет направить на консультацию. Но анализы нужно сдавать на голодный желудок, поэтому завтракать не будет. Да и в поликлинику нужно пойти пораньше, а то очереди в лабораторию уж очень большие.
Сначала никто особого значения словам её не придал. «Заболела… Полечится, и всё будет хорошо». Но потом, узнав, куда её направляют на консультацию, все вдруг замолчали, с ужасом думая, что будет, если с мамой что-нибудь случится.
Все заботы о семье на себя взяла старшая дочь – Мария. Теперь она выполняла всё, что делала мама: ходила на рынок, варила, стирала… И в диспансер всегда ходила с нею, стараясь ни на минуту не оставлять одну.
И потекли страшные дни и ночи, обследования, консультации, консилиумы, наконец, госпитализация в онкологический диспансер. Мучительно долго тянулось время. В доме старались не шуметь, говорили тихо, словно их могла услышать мать, лежащая в стационаре. Исчезли шутки и смех, которые помогали им в Баку выжить в те страшные дни.
Сначала Надежде Григорьевне проводили облучение. Её укладывали на стол под аппарат и уходили, плотно прикрыв тяжёлые, обитые свинцом двери, и она старалась не шелохнуться, стараясь услышать что-то. Но вдруг слышала, как открывалась дверь и врач перекладывал её несколько иначе, направляя лучи на опухоль с другой стороны. Она ослабла, появились слабость, тошнота. Мария ежедневно приносила матери свежий бульон, куриные котлетки, соки, фрукты, но аппетит исчез и она отказывалась от еды. Мария настаивала, уговаривала маму, чуть ли не насильно кормила её. Потом Надежду Григорьевну выписали на две недели. Дома делать она ничего не могла, не было сил, и от этого ещё больше страдала. Её пугала не операция, а прогноз. Находясь в диспансере, видела женщин, которых и облучали, и оперировали, но они снова оказывались там. Она не ожидала, что будет столь тяжело переносить процедуры. Хорошо, если бы верила в успех, но страх перед этим заболеванием был столь велик, а прогноз таким тяжёлым, что иной раз даже жалела, что согласилась на лечение. Не могла успокоиться, всё время думала о детях, о том, что младшая дочь ещё школьница, а остальные – не устроены, да и сын, к которому они приехали, ещё не стал на ноги и ничем им помочь не может. Как же они будут без неё?
Две недели прошли быстро, и Надежда Григорьевна легла на операцию. И снова потянулись страшные долгие вечера, когда она оставалась одна, и не нужно было скрывать от Марии свой страх. Она видела многих женщин, которым уже сделали такую операцию. Они жаловались на боли, на отёк руки, но это всё её не пугало. Страшно было думать о том, что все её мучения могут быть напрасными. Сколько женщин и после операции снова сюда попадают!
Наконец накануне операции ей ввели сильные снотворные средства и она глубоко заснула. Утром сонную уложили на каталку и повезли в операционную. Больше она почти ничего не помнила. Словно издалека слышала голос анестезиолога:
– Надежда Григорьевна! Просыпайтесь, голубушка! Хватит спать. Всё позади!
Над нею склонилась невысокая худенькая женщина. Лицо её было закрыто маской, и только большие серые глаза смотрели по-доброму.
После операции снова Мария сидела у постели матери, кормила, помогала чем могла. Персонал к ней привык, и никто не возражал против её участия в уходе за больной. Потом начали химиотерапию. Надежда Григорьевна её тяжело переносила, но наделась, что все её мучения не напрасны и она поправится. Она не была религиозной и тогда впервые подумала, что, может быть, ей было бы легче, если бы она знала, как молиться, если бы верила…
После лечения Надежду Григорьевну выписали и рекомендовали обязательно показаться через три месяца. Но когда пришло время, идти в диспансер она отказалась.
– Пусть будет что будет! Не хочу больше мучиться. И вас уже замучила. Не пойду, – сказала она.
Но все настаивали, чтобы она пошла на контрольный осмотр.
– Это же лишь осмотр! – успокаивал её муж. – Всё должно быть хорошо. Только ты должна больше бывать на воздухе. А я завтра куплю чёрную икру. Говорят, она хорошо помогает после химиотерапии и облучения.
Надежда Григорьевна хотела спросить мужа, откуда у него деньги на чёрную икру, но потом поняла: он продал золотой перстень, подаренный ему его матерью. Промолчала.
Она пошла в диспансер на проверку, и всё повторилось сначала. Снова анализы, рентгеновское обследование, её консультировали разные специалисты и, наконец, направили на консилиум.
– Вы, милочка, присядьте, – сказал высокий полный врач, с грустью глядя на больную. – И успокойтесь. Ничего страшного у вас не нашли. Но так бывает. Мы обнаружили небольшую опухоль и в правой молочной железе. Нужно будет продолжить лечение…
Надежда Григорьевна оцепенела и не слышала, что говорил этот высокий, похожий на слона доктор. В голове снова и снова вертелось: «Нужно продолжить лечение!». По бледным впалым щекам катились слёзы. Она молчала.
– Когда вы можете лечь? – услышала она голос доктора. – Тянуть с этим делом нельзя.
И всё началось заново: облучение, операция, второй курс химиотерапии.
Когда её выписали, она едва стояла на ногах. Всё время хотелось прилечь, отвернуться к стенке, чтобы не видеть заплаканных глаз детей. Но через две недели появились боли, покашливание и Мария вызвала участкового врача. Прочитав справку из онкологического диспансера, доктор пожал плечами, словно говоря: «Чем я могу помочь? Я же не Бог!».
Мария растерялась. Что же такого написано в той справке? Неужели нельзя ничем помочь? Может, её повезти в Москву? Или нужны какие-то заморские лекарства, так они деньги найдут. Только сделайте, чтобы мама не мучилась. Ей же больно!
Но врач, уходя, тихо, чтобы не слышала больная, выразил сожаление и сказал, что за рецептами на наркотики им придётся приходить к нему на приём.
«Неужели это конец? – думала Мария. – Должен быть какой-то выход!».
Матери становилось хуже и хуже. В мокроте появились прожилки крови. Она лежала на высоких подушках и тяжело дышала. Но никогда никто не слышал от неё жалоб или просьб.
Однажды Марии посоветовали обратиться к экстрасенсам, но, во-первых, она им не верила, во-вторых, не представляла, где их искать. Если и могли они помочь, размышляла Мария, то только при заболеваниях, связанных с неврозами, психическими травмами. Она окончила университет и была достаточно грамотной, чтобы понять, что экстрасенсы здесь помогут мало, хотя, роясь в литературе, наткнулась на статью, в которой говорилось, что психические факторы играют важную роль в возникновении опухолей. Подумала: «Может, всё, что нам пришлось пережить в Баку, и вызвало эту опухоль? Но в любом случае экстрасенс, – думала Мария, – на этом этапе заболевания поможет мало. Скорее, стоит попробовать народных целителей! О народной медицине в последнее время говорят много. Рассказывают о чудесах исцеления. Не попробовать это нельзя. Я себе не прощу, что не использовала всё, что только возможно. Но где искать такого народного целителя? Как не наскочить на шарлатана, который только заберёт деньги и ничем не поможет?».
Мария сидела у постели матери, бессильная ей помочь. Мама медленно угасала. Ни стонов, ни жалоб никогда от неё никто не слышал. Она страдала, что уходит, оставляя детей, которые в ней так нуждались. Её не страшила смерть. Смирилась с мыслью, что жизнь её подошла к финалу. Даже думала о смерти как об избавлении от этих страшных болей и душевных мук.
А Мария помнила слова участкового врача: «Врачи – не Боги. Мы сделали всё что могли, но медицина бессильна. Мне очень жаль…».
При маме Мария старалась не плакать. Понимала, что это только усилит её страдания. Мучительно думала: «Что же делать? Хоть чуть уменьшить её страдания, продлить её жизнь!».
Мария кормила маму с ложечки, и она, словно маленький ребёнок, безропотно подчинялась дочери. Говорить ей было трудно. Каждое слово давалось с трудом. Потом Мария вкладывала в её рот обезболивающие таблетки, снотворные и поила тёплым чаем. Так продолжалось много дней. Мария потеряла счёт времени, спала в комнате с мамой, готовая в любой момент вскочить и помочь ей.
На рынке спрашивала у старушек, торгующих травами, но никто ничего подсказать не мог. Она уже отчаялась, как однажды одна полная торговка зеленью рассказала ей, что в Крыму, где-то в Алуште, живёт знаменитый травник, который творит чудеса.
– Він врятував багатьох. Навіть тих, від кого відмовилися вже лікарі. Їдь! Знайдеш. Там його багато хто знає! – говорила бабка, похожая на бабу Ягу.
Мария собрала последние деньги и первым же поездом поехала в Симферополь. Потом автобусом добралась до Алушты. Но где искать этого травника, когда она не знала ни имени его, ни адреса? Пошла на рынок, думая, что там сможет узнать адрес целителя. Так и случилось. Ей сказали, что он живёт на Виноградной улице. Мария села в такси и поехала по указанному адресу. Водитель хорошо знал этот дом.
– Там всегда много народа, – сказал он. – К нему приезжают с разных концов страны. Он многим помогает.
У Марии появилась надежда.
Подъехав к дому, она действительно увидела несколько машин и людей, стоящих у дома.
Мария заняла очередь и стала ждать. Часов в двенадцать вышла из калитки старушка и пригласила её в дом.
В небольшой комнате вдоль стен на полках стояли разной формы баночки с отварами, вытяжками, висели подвешенные на гвоздиках пучки лечебных трав, которые целитель собирал в разных местах. В углу висела старинная икона и горела свеча. В комнате стоял устойчивый запах валерианы.
Седой старичок пригласил её сесть и стал расспрашивать, что её привело к нему. Потом подошёл к одной из полок, достал пузырёк с мутной белой жидкостью и, передав ей, сказал, как нужно принимать этот отвар.
– Ты, дочка, только ничего не напутай, а лучше запиши. Вот тебе бумага и ручка. Пиши!
И целитель продиктовал, когда и по сколько капель нужно давать больной этот отвар.
Мария была словно загипнотизирована. Старичок не суетился и был уверен в успехе. Это воскресило её надежду. Она спросила, сколько должна за лекарство, но тот, взглянув на неё, махнул рукой:
– Ничего не должна! Лекарство это сильное. Если поможет, вот тогда приедешь и заплатишь сколько не жалко.
Мария взяла баночку с лекарством, поблагодарила травника и вышла.
Она мчалась домой как на крыльях.
Приехав, сразу же строго по предписанию стала давать маме целительный отвар, утешая себя тем, что эффект не может быть быстрым. Это – не гнойник вскрыть. Должно пройти время.
Но проходили дни и недели, а маме становилось всё хуже и хуже. Мария не отходила от неё. Не могла ни есть, ни спать. Неверующая, тихо молилась, прося Бога, если Он есть, чтобы хотя бы немного уменьшил боли у её мамы, хотя бы ненадолго продлил её жизнь.
Мама практически не разговаривала, только смотрела на дочь, словно говорила: я ухожу и теперь ты – старшая. Береги братьев и сестру.
Потом закрыла глаза, и так лежала, тяжело дыша.
Однажды вечером она широко открыла глаза и спросила у Марии:
– Ната ещё не пришла со школы?
Мария знала, что сестрёнка давно пришла, сидит в соседней комнате и плачет. Успокоила маму:
– Скоро придёт…
Надежда Григорьевна удовлетворённо вздохнула… и умерла.
ла.