Собачий понедельник

Садовский
                Собака-экое  cтранное животное!-
                потеет языком и улыбается хвостом
                В. Гюго

               
                Собачий понедельник


                Сами кобели, да ещё собаку завели (русск. посл.)

    База русского  флота в бывшей некогда Восточной Пруссии.   Корабль Боцмана  стоит  у причала третьим корпусом  напротив   штаба   дивизиона противолодочных кораблей.  Такая швартовка просто бесит совершенно чёрного корабельного пса по кличке Боцман. Попробуй-ка, спустись теперь  на берег и прогуляйся  по дивизионному газону!   Палубы двух кораблей, стоящих борт в борт, не в счёт, перебежать  их   труда для пса  не составит.  Да если бы только это!  Есть в этой полосе препятствий  нешуточные  преграды - межбортовые проёмы, будь они неладны. Человек перешагивает их, не задумываясь. А вот  простому псу   с  грузным телом и короткими лапами  этот стипль-чез явно не в масть. По правде сказать,  Боцман, хоть собака не робкого десятка, побаивался эти    глубокие щели, зияющие между кораблями.
      Какое удовольствие для собаки, если корабль  стоит  у причальной стенки!  Лишь пожелай сойти на берег, и через  пару мгновений  под тобой  земная твердь!  Будь его, Боцмана, воля,  корабль  швартовался бы всегда только первым корпусом. Да кто будет спрашивать пса, как швартовать корабли?
 
   Но ведь не сидеть же днями на корабле. Да и дел всяких на берегу  непочатый край, как впрочем, у любой нормальной собаки.    Кто, как не он, дивизионный  пёс  Боцман,  обязан  нести   сторожевую вахту  на   причале родного  дивизиона.  Все  «чужаки», вторгающиеся в пределы  заведования  Боцмана,  должны быть  недвусмысленно  предупреждены о  нарушении  границы.  Всех своих - матросов, сверхсрочников, офицеров - пёс  знал  в лицо. Если  появлялись новички, он с ними знакомился по-своему, по собачьи и зачислял их в круг «своих». 
      Когда на причале  дивизиона   появлялся  чужак  во  флотском одеянии,  хвостатый караульный внимательно  отслеживал его  продвижение до  границы причала, известной  лишь ему одному, но крутых мер не принимал. Правда, иногда, пребывая  в дурном расположении  духа, Боцман, завидев такого моремана, пару раз  предупредительно тявкал и  сопровождал  его  параллельным  курсом до этой границы. 
     А вот если  кто вырядился по  гражданке и вздумал, не приведи господи, нарушить границы дивизиона, его ожидала пусть короткая, но впечатляющая экзекуция.
 Боцман  засекал  ничего не подозревавшую  жертву своего служебного рвения ещё на подходе и, прикинувшись  кроткой овечкой, ленивой трусцой выдвигался  навстречу в предвкушении честного исполнения долга. Стоило бедолаге  всего лишь на шаг переступить невидимую черту, как Боцман затевал мощную  психическую атаку,  вынести которую без  мутаций в геноме не каждому дано. 
      Оголтелый лай лохматого стражника  проникал сквозь  борта в отсеки  кораблей,  врывался в  люки и двери надстроек, в  иллюминаторы кубриков и офицерских кают. Пусть  знают все, что  Боцман   на службу  горазд и почём зря   казённый  харч не переводит. Палубы кораблей заполнялись зрителями.   «Вот даёт, чёртяка лохматый!» -  восхищались  матросы  усердием пса  и  даже  возгласами  поддерживали его.  Так ведь, сами же, черти, знали  Боцмана как облупленного - артист ещё тот,  «играет на публику»  и, разумеется,   вреда  никому не причинит.  Всем  приятны  похвалы, но особо псу  льстило, когда на  его громогласные  служебные  старания из дверей   штаба  дивизиона  выходили ОНИ.  Боцман  соображал,  что  главные  люди находятся именно в этом  здании, и надеялся, что  его  заслуги   ими будут обязательно зачтены.
      Бегал на причал Боцман ещё  по своим интимным делам, как говорится, по нужде. Куда приятнее на берегу,  на свободе, как это делают все нормальные собаки, выбрать приглянувшееся дерево и  пометить его, а если, с позволенья сказать,  приспичит, то и удобрить дивизионный  газон.  Не надо пробиваться в постоянно занятый  матросский гальюн. 
    Не без этого,  ждали его  на берегу  и кое-какие амурные  дела.     На складе вещевого довольствия, расположенного неподалёку в старых  немецких  пакгаузах,  ошивалась  молодая сучка, прикормленная  женщинами – военнослужащими.  Овчароподобная  «дама»   выглядела  несколько высоковато для  приземистого, коренастого Боцмана.  Но их отношениям это нисколько не мешало. Подруга уважала Боцмана за  мужской характер и необычайную для собак сметливость.  Контрактницы, завидев явившегося на побывку Боцмана,   оживлялись.
 - Вы посмотрите-ка! Явился - не запылился цыганча,  женишок наш! – со смехом подзывала одна других  полюбоваться  на   верного друга  своей питомицы. Каждая норовила помять такие горячие, шелковистые   уши  Боцмана и погладить  по спине.  Военмор  вёл себя достойно,  на сантименты особо не поддавался, чем  раззадоривал  женский коллектив. Правда, от угощения, початой банки  тушёнки, не отказывался, но, тщательно вылизав банку, больше не клянчил. Молодые женщины знали, что Боцман  настоящий матрос, воспитан в суровом мужском обществе, поэтому  с умилением наблюдали за трапезой чёрного пса. Потешаясь, они   восхищались  его галантностью  и по бабьи завидовали  своей питомице.  По правде сказать, сами они  только  мечтали  о таких же преданных   двуногих кавалерах. 

   
                «Талантище» и поклонники

      Тут, для полноты портрета  четвероногого матроса, не мешало бы  добавить ещё  вот что. Верно сказано,  по принадлежности  к кораблю Боцман всё-таки матрос,  но в  душе его жил истинный артист.  Когда  на  баке или на полуюте, подальше от глаз начальства, на досуге сбирался флотский  народец   «потравить за жизнь матросскую»,  талант Боцмана пользовался большим спросом, а сам он был нарасхват.  «Ну ка, Боцман, отчебучь  нам чего посмешнее!»  Под весёлыми и признательными  взорами матросской братвы  собачье сердце таяло в сладком и тревожном желании творить чудеса. Вот у человека появится такое чувство - говорят вдохновение. Бывает  оно у собак или нет, Боцмана не заботило. К общему удовольствию присутствующих  пёс   начинал лицедействовать, да так забавно и страстно, что,  казалось, ещё чуток, и   начнёт  декламировать.
      В кругу матросов он становился столбиком на задние лапы. При этом  длинные со смолистым блеском уши  уже не свисали по щёкам  вниз, прикрывая   интеллектуальную мордашку пса, а откидывались назад, что придавало ей   сходство  с лицом  клоуна.   Этот  узнаваемый образ вызывал  улыбки и даже по - детски  счастливый смех. Таково было  начало представления. Далее Боцману на голову  надевали матросскую  бескозырку и просили показать «карася» - новобранца.  Боцман сникал, поджимал хвост между задними лапами, подтягивая его к животу и начинал поскуливать, чем вызывал громогласный хохот матросни.  Представлял он и «годка»- матроса последнего года службы, распластавшись на палубе, закрыв глаза и  наполовину подняв одно ухо. Боцман был гениальным актёром, ибо это нарочито  приподнятое  ухо как нельзя лучше подходило к образу «годка», который порой «спит» на службе, но ухо держит  востро. Когда ему надевали офицерскую фуражку, он легко уподоблялся настоящему корабельному боцману, облаивая зрителей под их дружный хохот. Дело доходило и до пародии на самого командира, тогда он вытягивался в струнку и начинал  рычать. Чем не крутой капитан?
     Неизвестно, как  пёс появился в дивизионе, но, видно, пришёлся  ко двору.  После долгих  тяжб и колебаний  командир дивизиона, следуя старинной традиции русского флота, и дабы упорядочить пребывание собаки в расположении  соединения, приказом приписал Боцмана к одному  из   кораблей, где пса поставили на довольствие и закрепили за ним   хозяина. С тех пор  Боцман находился на корабле  законно, на правах  матроса срочной службы. Матросскую жизнь  и морские порядки Боцман изучил досконально. По субботам, выстояв  очередь, вместе с матросами мылся в бане.  Знал, что на корабле можно и  что нельзя. Старался не попадаться лишний раз на глаза   начальству. Выходил в море на  корабле, страдал от качки. Зато, когда  возвращались  из похода,  и (самый волнительный момент) корабль подходил  к причальной стенке на швартовку, радостный Боцман на самом носу  корабля  звонким лаем приветствовал встречающих. Во время швартовки, понимая, что сойти на берег можно только  по трапу, Боцман  резво менял диспозицию  и появлялся на шкафуте, терпеливо ожидая, когда спустят трап.  Обычно командир корабля, передав бразды правления своему помощнику,  первым сходит  на причал для доклада  командиру дивизиона.  На родном корабле    этим правом пользовался Боцман. Ладно, пусть  бы и не так, да разве за ним угонишься?  Не успевал трап коснуться  причальной бетонки, как  пёс  стремглав   проносился  по нему. Мгновенье - и пёс уже на берегу.  Вот теперь, поди,  разберись,  у кого прав больше – у командира или у корабельного пса.   
      На  берегу, прибывший из морей  пёс  сразу  попадал в круг встречающих. Его гладили по   шелковистой смолисто - чёрной шерсти или ласково трепали  уши.    Со стороны могло  показаться, что  ни кто иной, как Боцман, собственной персоной гонял субмарину по морю, что драную кошку по двору; и вся слава ему одному, и фанфары в его честь.  Матросы на  причалившем корабле, однако, до   ревности не опускались. Напротив, они, ещё все  в делах по  приведению корабля в исходное,   любовались   триумфом Боцмана, принимая на свой счёт    радушие и приветливость, которые доставались  их  питомцу.   
     Закончив   всякую всячину  на берегу,  Боцман  возвращался  домой, то бишь на свой корабль. Порой все девять совершенно одинаковых кораблей дивизиона, различаясь лишь бортовыми номерами,  стояли  на стрелке  крепостного канала.  Боцман безошибочно находил  свой плавучий дом, несмотря на то, что был любимцем дивизиона, и на каждом корабле   его встречали  с радостью. 

   Продолжение следует.