Осенью наши опять заговорили о командировках. Директор это уже на собрании огласил. А меня все не трогают. К чему бы это – думаю. Наверное что-то с южными землями не сладилось, или засуха там случилась? Точно не знаю. И вдобавок ко всему прошел слух, что областное начальство запретило лес разбазаривать. То есть на солому менять. А то не подумали, что нас последней выручалочки лишили.
Скоро прослышал я, что в командировку за соломой уехал с одним из районных начальников наш зоотехник. И не на Кубань, а в Северный Казахстан.
Через неделю он вернулся и забежал на минутку. Удачно, говорит, съездили. Соломы обещали дать – сколько душа пожелает.
– А условия, – спрашиваю.
– Условия такие: лес менять область запретила. Будем бригады посылать. Директор уже распорядился по месяцу в командировки отправлять. –
А я дальше его пытаю, географию уточняю. –
Ну, он мне и открыл. Совхоз, говорит, мощный. Двадцать пять тысяч гектаров пашни. Солома лежит караванами и числа им нет. В ста километрах от станции железной дороги. Солому прессовать и возить на станцию на тракторах местного совхоза. Там грузить в вагоны. Пресс и трактор для него выделят партнеры.
Выслушал я его и в душе у меня ёкнуло. Ну, думаю, кто-то хлебнет горюшка в этих бескрайних просторах. Метели там хвостами метут по тысяче верст в длину и в ширину.
В половине декабря начали формировать силы, какие на дело нужны. Через три дня первая команда в два десятка человек села в поезд. Отправили ее с управляющим второго отделения совхоза Алексеем Лапиным. И хотя человек не долечился и ходил с тросточкой, а уговорил его директор съездить, сопроводить людей, чтобы дорогой не случилось какой оказии. А как пресс выдаст первую кипу соломы, ехать обратно домой. А бригада сама все сделает. Для перевозки людей пустили туда машину-летучку с будкой и буржуйкой. На ней же отправили шпагат и все подсобное хозяйство.
Недели не прошло, вернулся провожатый, доложил: Людей доставил без происшествий. Трактор и пресс дали. Работа идет своим чередом. Питанием люди обеспечены. Под жилье нашли помещение бывшего магазина, с решетками на окнах. Так что о сохранности имущества и людей заботиться нет нужды. Одним словом – все в порядке. К его отъезду там напрессовали около сорока кип. Доложил и отправился долечивать спину.
И слава бы Богу. Но перед самым Новым годом приглашает меня директор и радует. А радость его такова, что сразу же после Нового года мне предстоит ехать в Тургай. Область Северного Казахстана, где приютилась наша команда. Ехать надо незамедлительно, потому, что прилетела от них тревожная телеграмма, что пресс сломался. Починить не могут. Работа стоит. У людей кончаются деньги и продукты.
Угадав мой немой вопрос, какой в моем взгляде мог прочитать даже неграмотный человек, он поспешил утешить, что установил очередь и никто из моих коллег ее не минует. Добираться туда нужно самолетом до Целинограда, оформить в управлении дороги постановку вагонов. А потом вернуться в Тургай, доставить рабочим зарплату – три с половиной тысячи рублей наличными. Тогда это были деньги не малые. На них можно было купить маленькую легковую машину.
Озадачил он меня так, что мне тот новогодний праздник, великим постом явился. А я, на свой грех, разговелся. В командировках грамма не выпью, а дома расслабился… Проспал самолет. И точно бы опоздал, если бы Володя Хомяков не выручил. Он человек – в любом деле молодец. Через областной центр "Москвич" вел на грани фола. А когда выскочили за город, гнал до аэропорта "каблук" главного инженера, как только настоящие десантники умеют!
Он и теперь от трудных дел не сторонится. Взял на себя заботу о горроде и районе и не плохо справляется с этим серьезным делом. И люди его уважают. Спасибо ему, тогда мы с ним в аэропорт успели.
Посадил он меня в самолет и приветливо рукой помахал. Летчики моторы проверяют. А я себя. Ощупываю все тайные места своей одежды: где зарплата всей бригады в нижнее белье зашита, где чековая книжка упрятана, где гербовая печать схоронена. Проверился – вроде бы все в порядке. Можно взлетать.
Когда твое место в первых рядах салона, и если повезет у окна сесть, еще до взлета себя на седьмом небе чувствуешь. На старых самолетах стекло иллюминатора, как арбузная корка, наружу горбом выгнуто. От этого через него больше, чем через оконную раму увидишь. А если носом в стекло воткнешься, так можешь половину всего неба увидеть. Сижу у иллюминатора, на соседние самолеты поглядываю. Красота.
А самолет уже рулит на взлет. Потом остановился и стал гудеть моторами все сильнее и сильнее. Так безнадежно плачет грузовик на скате глубокой ухабы, когда ему выехать совсем немного остается. Но вот вздрогнул самолет и в разгон кинулся. А я в окошечко поглядываю. Мне одно из колес его видно. Все быстрее и быстрее оно крутится. За окном все быстрее сигнальные фонари мелькают. В одну цветную линию сливаются. Скорость нарастает. Напрягаюсь не меньше самолета, жду момента, когда от земли оторвемся и с ужасом замечаю, что мое колесо стало за край полосы выкатываться... А скорость – бешенная! Ой, батюшки – звезданемся же сейчас!…
Меня словно кипятком обожгло. Но только одну половину головы, а вторая уже успела сообразить, что это мы в небо поднялись, и колесом линию фонарей заслонять от глаз стало. Ух, ты – пронесло... не меня, самолет.
Слава Богу – летим.
В Свердловске посадка, потом в Петропавловске и далее одним прыжком на Целиноград.