На следующий день Саша посетовал, что эта волынка ему опостылела.
– Выход есть, – ответил я ему. – Солому вдвоем возить. –
– А сможем? –
– Один день грузим машину, другой день везем и выгружаем. Через день по вагону будем отправлять. –
– Давай. – Решительно ответил он. Я позвонил на станцию и попросил на завтра поставить под погрузку вагон. После обеда мы подогнали машину к штабелю соломы.
Я закидывал кипы на площадку прицепа-роспуска. Прицеп был большой, восемь метров в длину. Больше двух метров в ширину и плюс развернутые по обеим сторонам борта. Саша укладывал кипы на верху. Он оказался отменным укладчиком. До ужина мы нагрузили половину машины.
Сходили в столовую подкрепились и снова принялись за погрузку. Перед концом работы, после захода солнца, нас атаковала мошкара. Она была мелка и невидимая в наползающих сумерках. Но забивала уши и глаза. Норовила попасть в нос. Мешала дышать и смотреть. Жгла шею.
Уложив последний, одиннадцатый ряд, увязали поклажу веревками и подогнали машину под окна своего жилища. В кузов уместилось 450 тюков.
На утренней заре двинулись в путь. Машина справлялась с возом уверенно. И хотя он был велик и громоздок, тягач без надрыва тянул эту рукотворную пирамиду. Ряды кип на верху постепенно сужались и завершались подобием крыши шалаша.
Скоро восходящее солнце уже освещало степь лучами громадного прожектора. Тени от такого освещения в лесостепи бывают длинны и бесконечны. Но в степи Тургайской – им края нет. Весь этот гигантский поток света, разливается по неоглядному простору не встречая ни одного предмета, за который можно было бы запнуться. Единственная тень от машины обгоняла ее, стелилась в такую даль, в какой невозможно было разглядеть и угадать ее окончание. На межах полей и в редких лощинах цвели тюльпаны. Огненными сполохами они густо рассеялись в густой зелени лугов. Рдели ярко и сочно. Окрашивали и украшали степь малиновым колером.
По неудобьям, на склонах холмов и буераков чернели норы сурков. Хозяева степных обиталищь отдыхали в их обжитой глубине или бродили по степи в поисках пищи. Некоторые становились у входа в свою норку на задние лапки и посвистывали старательно и монотонно.
А воздух свежий и чистый. Густой. Медовый. Целебный.
Машина уже больше часа шла по грейдеру, невеликой насыпи, сработанной бульдозерами. Глиняный покров трассы был кое-где посыпан щебнем. В сухую погоду этого было достаточно. А в сырую...
Дорога была ровная, но кое-где на полотне ее встречались непролазные колеи. В этих местах видны были съезды на придорожное полотно. В непроезжую погоду шофера обегали эти дорожные ловушки по степи.
Однажды машину понадобилось остановить и подтянуть на возу веревки. Кипы на правой стороне воза начинали сползать и грозили рассыпаться. Пришлось не мало повозится с увязкой воза, прежде чем можно было продолжить путь.
Неведомое ранее явление природы откроется путнику, если положить глаз на ту сторону горизонта, где восходит солнце. Не на лучи его, а в стороне от них. Тогда летом в степи можно увидеть как над поверхностью земли разливаются стеклянные озера загадочной светлой жидкости или газа. Но если приближаться к ним, они начинают отдаляться и видятся на этом же удалении.
Цвет в себе несут ярко-белый и наверное – блестящий. Но они не прозрачны. Сквозь них ничего не увидишь. Это отчетливо проявляется, когда подъезжаешь к станции железной дороги и увидишь водонапорную башню. В этом мираже она видится словно отпиленной огромной пилой и подвешенной над землей. И колонны элеватора тоже видятся отделенными от земли.
Названия этому явлению наши путешественники не знали, хотя и видели его не однажды. Не умея объяснить его, нарекли оптическим обманом.
Вагон стоял в том же, что и зимой, тупике. Колхиду подогнали левым бортом к дверям вагона и стали развязывать веревки.
Забравшись в вагон и встав напротив дверей, я стал откидывать кипы в дальний конец вагона. Саша сбрасывал их с воза. Кипы летели вниз, набирали скорость, и копили энергию движения. Ее надо было заставить работать. Я шагнул на шаг ближе к дверям и стал на ходу ловить кипы на зубья вил. А потом резким разворотом в сторону и несколько откидываясь назад, швырял их в конец вагона. Кипы без особых усилий достигали торцевой стенки пульмана.
Разгрузка машины заняла времени значительно меньше. К обеду вагон можно было сдавать. Договорившись о постановке через день следующего вагона, тронулись в обратный путь. Домой вернулись под вечер, но в этот день грузить не стали. Поздно, да и 450 тюков натянули наши руки и скрутили спины. За два следующих дня мы отправили еще один вагон.
Под вечер, встретив меня на улице, директор совхоза спросил:
– Что, к тебе разве машины пришли? –
– Нет, не пришли, – удивился я такому его вопросу.
– А, говорят, солому отгружаешь…–
– Два человека много ли отгрузят? Два вагона отправили. – Откликнулся я хмуро.
– Два грузчика и ты с шофером? – уточнил он.
– Шофер и я – ответил я еще холоднее. Давая ему понять, в какое трудное положение он нас загнал.
Он долго смотрел на меня, меряя взглядом с ног до головы и голосом полным удивления и участия заговорил:
– Подожди два-три дня. Я скоро отсеюсь и помогу тракторами и грузчиками. –
– Дома быков скоро газетами кормить начнут. – Закончил я разговор и не ожидая ответа шагнул мимо него