Из романа "Студенты - 3"
В Виттен группа русских ученых приехала на электричке из Дюссельдорфа во второй половине дня. До этого был перелет из Таллина,и все сильно устали.На вокзале их никто не встретил и они самостоятельно добрались до клиники, где заранее договаривались о размещени.- Вот типичное немецкое гостеприимство, - сьязвил профессор Кознов. Им плевать на нас! Это в России с гостями волындаются, как с детьми,а у них все просто-иди куда хочешь...
Но спорить с Козновым никто не захотел.
День был субботним, однако, старшая медсестра госпожа Маргарита Праймер была на месте. Высокая, типичная немка, лет под пятьдесят, сделав обязательную для таких случаев улыбку одними губами, выдавив из себя: - «Хай», - тут же стала с национальной пунктуальностью объяснять, кто, где расселится, какие правила поведения для гостей. - Главное не курить и не распивать спиртные напитки, - сделала она акцент в завершении.
Основной переводчик г-н Храповицкий согласно кивал головой и на английском языке ответил: - Таких, среди его коллег, нет…
Вежливо попрощавшись, они расстались.
- Значит так, получите ключи и распишитесь за них у Хельды, вот у этой женщины, что сидит за правым столиком в регистратуре, - показал Храповицкий на миловидную женщину, улыбающуюся гостям. - Будем вселяться. Все живем на третьем этаже, лифт работает. Главное не перегрузить лифт, больше трех человек не входить. В комнатах есть все необходимое для быта. Перекусить, выпить кофе можно на втором этаже, комната так и называется «Кофе-Рум». Там же можно согреть чай, сготовить кофе. Есть холодильник. Если что-то купите свежее, можно оставлять без боязни. Не украдут. Пиво – в крайнем случае. Крепкие напитки, как водка и виски – исключается, сухое вино можно, но в номере…
После размещения в небольшой уютной комнате Савва Николаевич вышел на балкон. Весь внутренний дворик был аккуратно засажен деревьями и кустами. Разносился приятный запах роз, которые здесь хорошо разрослись. Вдоль всего периметра здания, окруженного деревьями, были обустроены парковки для автомобилей сотрудников. У каждого места металлический столбик с надписью: - «Док.Аксель» и так дальше по всем парковочным местам. Немецкая аккуратность всегда пугала Савву Николаевича. Ему почему-то приходили на память кадры из кинохроники о войне: стройные ряды бараков с заключенными и день и ночь, горящие печи в Дахау. Время тех дней давно минуло. Теперь другая Германия, другие люди, но чувство опасности, заложенное на генетическом уровне, что, что-то подобное может повториться, никогда не покидало Савву Николаевича. И сейчас он лишний раз убедился, что отточенность привычек и поведение народа никогда не исчезнут, они лишь трансформируется в более приспособленные формы. От этого открытия ему стало не по себе.
Уставший за дорогу и вымотанный бесконечными разговорами о предстоящей конференции, Савва Николаевич быстро уснул. Ночью его разбудил странный звук, но не такой громкий, чтобы слышали все, а приглушенный.
- Что это такое? Кто и что тут делает? - Савва Николаевич не понимал и никак не мог сосредоточиться. Но вот его мозг проснулся окончательно и он наконец-то уловил, что эти звуки исходят из построенного рядом невысокого черного здания, покрытого для прочности темными кусками сланца. Господи, видимо молебен какой-то, но почему по ночам? Не может же нормальный человек воспринимать ночные бдения, как молитву, если это не специально, скажем для больных страдающих бессонницей. Больше Савва Николаевич не смог уснуть. Звуки, исходящие, словно из-под земли, выводили его из себя.
Утром, сидя за кофе, в кругу своих коллег Савва Николаевич осторожно поделился своими впечатлениями.
- Мы с Алексеем вчера просидели допоздна, выпили бутылочку вина, немного расслабились и уснули, - ответил Арсений. Я ничего не слышал.
- И я тоже, – подтвердил Алексей. - Спал, как в деревне, свежий воздух, птички щебечут…
- Да, тут вы правы, – вмешался Храповицкий. - Умеют в Европе места для больниц выбирать. Тишина, горы и близость с космосом...
- А у меня такое впечатление, будто бы мы все в рай вот-вот вознесемся, - отреагировал профессор Кознов. Такая обстановка, словно покойники за нами присматривают из всех щелей. И вообще, у меня ощущение, что мы среди мертвецов обсуждаем смысл земного существования... - сделав это замечание, профессор из Санкт-Петербурга разразился смехом.
Игорь Николаевич был в очень хорошем расположении духа. Удивительный он человек, уже в возрасте, под шестьдесят, но оптимист. А женившись в четвертый раз, свою новую жену постоянно называл ангелочком, будто нарочно, назло всем своим недругам.
- Шутка, Савва Николаевич. Люблю пошутить. Ну, неужели вы не поняли: космос – биокосмос – престарелые в доме инвалидов - это собственно звенья одной цепи. Питер Дидрих решил нас не поучать, как всякий крупный ученый, он предоставил нам возможность самим во всем разобраться.
- Да, вы просто провоцируете нас? Причем тут космос, биокосмология? – зло отреагировал Храповицкий.
- Питер хотел разместить нас с комфортом, поближе к природе и как можно скромнее по бюджету. Алексей три месяца вел с ним переписку, пока нам нашли это место.
Коллега из Питера хотел возразить, но Савва Николаевич решил, что пора брать инициативу в свои руки.
- Господа, здесь нам неплохо, и давайте прекратим придирки друг к другу. Нам предложили, оговорив условия, мы согласились. Какие теперь претензии?
- Стоп! Савва Николаевич, - прервал профессор Кознов, - в прейскуранте цен за участие в конференции не было никакой клиники. Лично я предполагал, что буду жить в Виттене в гостинице. Не хочу я видеть обезумевших старушек и стариков. Может, многие из них служили в немецкой армии и бомбили дома, где жили мои родные. Может это от их бомбы погибла моя бабушка, и умер от голода в блокаду – дедушка? Неужели им не понятно, что среди ученых россиян не все молокососы, а есть те, кто постарше, не любят вспоминать военное прошлое. Зачем провоцировать?
- Ну, Питер не думал, что среди нынешних русских профессоров останутся коммунистически настроенные ученые? – как бы отшутился Храповицкий.
- Ты думай, Сергей Константинович, когда говоришь такие вещи? – вскочил со своего места, профессор Кознов. - Мне лично наплевать на этот симпозиум, если не будут уважать меня и мое мнение.
Храповицкий с гневным лицом и полный решимости, раз и навсегда поставить точку в споре, вскрикнул:
- Хватит! Вас пригласили, Игорь Николаевич, вы согласились! Не нравится, можете искать себе другое место.
- Другое место! А вы, господин Храповицкий, когда меня сюда уговаривали приехать, пели другие песни. Забыли? Впрочем, я требую отдать мои деньги и билеты. Я без сожаления, покину эту конференцию, - разошелся не на шутку профессор Кознов.
И как бывает в таких случаях, выручила женщина. Хельда, молодая дама, буквально ворвалась в их замкнутое пространство мужчин, внося с собой утреннюю свежесть, женственность и доброту. На приличном русском произнесла:
- Я вас буду сопровождать на завтрак в соседний корпус. Там, где обедают наши научные сотрудники.
Савва Николаевич тут же подхватил идею:
- Все, все, конец спорам. Идемте за Хельдой. Война, войной, а обед по расписанию...
Хельда взяла под руку питерского профессора и быстро повела его за собой по лестнице вниз, в сторону парка.
- Кто они русские? – она толком не знала, но что именно от него, этого господина, идут все ссоры и неприятности, она поняла сразу, еще вчера, при размещении гостей.
- Хорошо, Хельда, я обязательно пойду с тобой, если даже обед будет проходить с большими издержками.
- Что есть издержки? - удивленно спросила Хельда.
- Это когда желания не соответствуют действительности – мгновенно отреагировал Храповицкий.
Но, тут уж вмешался Савва Николаевич, понимаю, что ссора может снова вспыхнуть.
- Хватит, господа. Ну, перестаньте бодаться! Вы, зрелые люди. Есть такие пословицы в России, аллегории, не имеющие ничего оскорбительного для конкретного человека, - стал пояснять Савва Николаевич, Хельде.
- У вас, у русских, сплошные аллегории. Иногда трудно понять, где аллегория, а где настоящая правда, - засмеялась Хельда.
Савва Николаевич, поддерживая разговор, пояснил:
- Русский язык богат и столь разнообразен, что не только ударение, но просто скорость произношения меняет смысловую нагрузку. Поэтому каждый русский, с учетом его настроения, одно и то же слово может произнести, как ругательное, так и хвалебное.
- Например, слово дурачок, в устах любимой женщины звучит, как похвала. А когда дурачком тебя называет мужчина – оскорбление... Но неожиданно вступил в разговор профессор Кознов- Не оскорбление, а чистая правда... Меня, как дурака, развели двое пацанов – и он рассмеялся.
- Смех без причины, у русских означает признак дурачины, - тут же встрял Храповицкий.
- Почему так? – задала вопрос Хельда, скорее для снятия очередного напряжения у русских.
- А как иначе? Настоящих ученых мало, им все завидуют, и чаще других им делают гадости... Мелкие, крупные – уже детали – продолжал развивать свою идею Кознов. - Все зависит от уровня таланта негодяев...
Савва Николаевич приостановился, пропуская Кознова с Хельдой вперед, и тут же поднял руку, останавливая других.
- Давайте оставим их вдвоем, пусть поговорят… Нам стоит прекратить оскорбления друг друга. Считайте это приказом. Все! Никаких возражений я не принимаю. Вам понятно, доцент Храповицкий?
Храповицкий молча проглотил пилюлю, ругаться с шефом не входило в его планы. Савве Николаевичу почему-то сейчас вспомнился Григорий Перельман, известный теперь всеми миру ученый-математик. Их знакомство состоялось давно, лет десять тому назад. Приятель по институту попросил проконсультировать Савву Николаевича мать этого самого Григория Перельмана. Савва Николаевич согласился. И вот его встречают в двухкомнатной квартире пятиэтажного дома. Беседа происходит в не большой, но уютной кухонке за чашкой чая. Григорий Перельман выглядел очень умным и интеллигентным человеком, которому было чуть за двадцать. И если бы не его рыжеватая борода, то он очень походил на обычного школьного учителя. Выпив по чашечке чаю с обычным бисквитным тортом, Савва Николаевич приступил сразу же к делу. В комнате осмотрел мать ученого, прослушивая ее легкие, постукивая грудную клетку со всех сторон. Пощупав пульс и, измерив, давление, Савва Николаевич сделал вывод: хронический бронхит в стадии обострения, осложненный после перенесенного гриппа, с астеническим синдромом.
- Что с матерью? – спросил Григорий.
- Воспаление бронхов на фоне перенесенного гриппа.
- Какое пропишите лечение?
Савва Николаевич немного озадачился.
- Видите ли, у нее может развиться сердечно-легочная недостаточность. Было бы неплохо недельку другую ей полежать в больнице. Проблем с госпитализацией не будет, я решу этот вопрос.
Но, неожиданно Григорий заявил:
- Мама, как хочешь, но я в больницу тебя не отпущу. Ты помнишь, чем закончилась твоя больница в прошлом году? – спросил он мать. - Чуть без почки не осталась... Савва Николаевич Вас рекомендовали как лучшего специалиста в своем деле. Назначьте лечение матери на дому. Мы выкупим лекарства и начнем лечиться.
- Григорий, по отчеству не знаю, как вас?
- Викентьевич!
- Григорий Викентьевич, вы не совсем меня поняли. Амбулаторное лечение возможно, но для этого нужно приглашать медсестру, чтобы она делала капельницы, уколы с антибиотиками и витаминами. Да и вообще уход необходим за матерью, хотя бы дней пять-шесть. Нельзя ей самостоятельно даже ходить, простите, в туалет. Дело нешуточное. Одними таблетками и микстурами, ей не поможешь, нужно комплексное лечение.
- Хорошо, хорошо Савва Николаевич. Я согласен на медсестру и прочие процедуры, но только здесь - дома. Вы сможете помочь мне найти такую медсестру, или же поискать в интернете?
Савва Николаевич решил помочь ученому, не избалованному деньгами, живущего в скромной девушке на окраине города.
- Я найду для вас медсестру. У меня есть сотрудница, она подрабатывает на таких услугах. Очень ответственная, квалифицированная, и берет недорого.
- Сколько? - Григорий Викентьевич поднял увеличенные очками глаза на Савву Николаевича.
- Кажется, за один приход, сто пятьдесят рублей. Если вам это дорого, то я попрошу, чтобы она сделала скидку.
- Нет, нет, что вы, нас это вполне устраивает. Когда ждать медсестру?
- Сегодня же, после шестнадцати часов. Я сейчас еду в клинику и переговорю с ней.
- А если она будет занята? – уточнил Григорий Викентьевич.
- Я попрошу, чтобы она нашла для вас свободное окошко. Думаю, что это возможно. Да, кстати, зовут ее, Анастасия Сергеевна, запишите ее телефон. Она созвонится с вами, как только я переговорю с ней.
Григорий Перельман проводил Савву Николаевича до дверей и, прощаясь, смущенно спросил:
- Сколько вам, профессор за визит?
- Нисколько! Григорий Викентьевич, мы люди одного круга. Я так понимаю, вы ученый?
- Да, да, в некотором роде. Но это не имеет никакого значения. За работу нужно платить.
- В данном случае, это не работа, а взаимовыручка. Антон Альфредович попросил, похлопотал за вас, а мы с ним давнишние приятели. Так, что никаких гонораров за свой визит мне не нужно. Я очень рад был познакомиться с вами. Мир тесен. В следующий раз – вы поможете мне. Идет? – и Савва Николаевич протянул руку.
- Идет! Можете на меня рассчитывать, но ведь кроме как математики, я бесполезный человек, - мигая глазами, в ответ произнес Григорий Викентьевич.
- Это как сказать!? – неопределенно ответил Савва Николаевич. Без математики, наука мертва! Еще увидимся, я буду навещать больную, если вы не возражаете?
- Нет, конечно. Спасибо, заходите, двери моей квартиры всегда для вас открыты. Он пожал протянутую руку профессора, и они попрощались.
После того случая Савва Николаевич, еще несколько раз заезжал к Перельманам, следя за лечением матери. Вскоре, ей стало лучше, и необходимость навещать ее пропала. Они расстались друзьями, и долгое время не виделись.
Имя Григория Перельмана всплыло много лет спустя. Во всех мировых СМИ была поднята шумиха после того, как он решил математическую задачу Пуанкаре.
Еще когда Савва Николаевич лечил мать Григория, приятель, который просил его об этом, Антон Альфредович рассказал, что Григорий очень талантливый математик. Он выигрывал международные математические конкурсы за рубежом, еще школьником. Предлагали учиться в трех или даже четырех иностранных институтах Америки и Израиля. Кстати, в начале крутых девяностых в Израиль иммигрировал его отец, инженер-электронщик. Но, Григорий остался в России, где успешно окончил математический институт имени А.Стеклова, там же остался работать.
После защиты кандидатской диссертации стал старшим научным сотрудником. Нищенская зарплата не бралась им в расчет. Важным была бесценная атмосфера стен родного института, которая действовала на него словно живительная небесная сила. Григорий творил, не ощущая ни времени, ни замечая окружающих перемен. Для него главным оставалась его любимая математика и его мать, которая не захотела переезжать из родного для нее города, в жаркий климат земли обетованной. Оба чувствовали себя комфортно и ничего и никого не просили и не обсуждали. Жили на скромную зарплату учителя математики в средней школе, где трудилась его мать и его научную стипендию. В годы стажировки в США, Григорий столкнулся с великим математиком современности - Гамильтоном, и они поспорили о принципах решения задачи Пуанкаре.
Скромно одетый, двадцатисемилетний математик из России Григорий Перельман и вальяжный пятидесятилетний Гамильтон, поняли - они принципиальные противники в науке.
- Молодой, русский ученый, хоть и сильный в математике, но до меня ему далеко, – говорил открыто Гамильтон.
В 2006 году работая в Питерском университете, Григорий Перельман преподнес сюрприз, потрясший весь ученый мир. Задача Пуанкаре им решена. Григорий изящно, в свойственной ему манере простоты, доходящей до неприличия, словно это школьная задачка, решил проблему, над которой бились лучшие умы человечества не одно столетие.
Мир понял, Россия родила еще одного гения. Но почему он родился не на Западе? Но, самое странное, что никто не мог понять, почему ученый Перельман отказался от Премии Фонда математиков, в один миллион долларов, которая по своей значимости приравнивается к Нобелевской. И на все предложения, дать интервью, он категорически отказывался.
Запад в шоке! Русские ученые восприняли эту весь с радостью:
- Семена посеяны, они дают всходы. Вот, надолго ли? Талантливых ученых нужно лелеять, поливать и удобрять, как почву, на которой они растут, создавать условия. Но, как в разрушенной очередной революцией России, они выживают и выдают потрясающие результаты? Непонятно! Русская душа! Что тут скажешь? Помнится, Савва Николаевич позвонил Григорию Викентьевичу, чтобы поздравить с присуждением премии Пуанкаре. Созвонившись, они договорились о встрече.
- Только прошу вас встретиться в каком-нибудь тихом месте, – попросил Григорий Викентьевич профессора Мартынова.
- Хорошо! – сказал он. Вы знаете, есть такое местечко, оно рядом с вашим институтом, кафе «Нора», там всегда малолюдно и хорошая кухня.
И вот они встретились, почти через десятилетний перерыв, Григорий Викентьевич выглядел все также интеллигентно: в клетчатой толстовке, джинсах и знаменитых теперь на весь мир, больших округлых очках, из под которых глядели умные и добрые серые глаза.
- Вы прячетесь, я так понимаю от папарацци? – первым делом спросил Савва Николаевич, после того, как они поздоровались.
Перельман кивнул головой.
- Следят, как за шпионом, но я привык, и каждый раз ухожу от них, - Григорий Викентьевич улыбнулся.
И они долго, долго обсуждали свои наболевшие вопросы в науке, не опасаясь, что не так поймут друг друга, высказывали свои мысли откровенно. Где-то их мысли совпадали, где-то расходились – но в одном оказались едины – жить в России трудно, но интересно и нужно!
- Они считают, что деньги решают все – в конце встречи произнес неожиданно Григорий Викентьевич. - Ошибаются господа! Счастлив человек своей независимостью мыслей, чтобы тебя не пытались переиначить и не выставляли напоказ, как медведя в зоопарке. Но, нам, русским не хватает единства.
Савва Николаевич соглашался. Это была очень добрая беседа со знаменитым математиком, и она оставила приятное воспоминание.
И вот сегодня в тихом немецком Виттене, они, русские ученые все никак не уймутся. Не найдут взаимопонимания между собой. А хотим, чтобы нас поняли и полюбили иностранцы…
- Видно никогда это не случиться? - невесело подытожил Савва Николаевич свои мысли. - Русский эксцентризм, попавший на виттенскую почву, приобретал зловещий характер. К чему бы это? – задумался Савва Николаевич. Но, в это время Хельда обернулась и со своей обворожительной улыбкой, произнесла:
- Догоняйте! Мы уже почти у цели. Здесь нас ждут, хорошо накормят и у всех улучшиться настроение.
- Спасибо, Хельда! – ответил Савва Николаевич. – Сейчас догоню.
– Вы нас спасаете от голодной смерти, - крикнул кто-то из молодежи.
- Русских надо понимать, чаще и хорошо кормить, а не ссориться и дразнить морковкой! – отозвался Игорь Николаевич, словно напоминая всем, что русского медведя лучше не задевать.
Чем может все обернуться, Европа почувствовала на себе не один раз. Вот только сделала ли она из этого уроки? Непонятно! Поживем – увидим!