Часть 10. Затруднения

Александр Васильевич Стародубцев
  Сенька и Мишка с нарастающим нетерпением ждали завершения проходки квершлага. Тогда они с Мишкой смогут вырваться на простор настоящей угольной шахты. Возить не пустую породу, которую сыплют в отвал, наворачивая возле каждой шахты пирамиды громадных терриконов, а рассыпчатый коксующийся уголь. Возить не на этих куцых машинках, а на настоящих транспортных электровозах. И хорошо зарабатывать…

  Стройучасток же заработками не баловал.
  Машинистам-практикантам начисляли сто рублей в месяц и будь доволен, что и это дают. Да еще государство удерживало от этой сотни две из трех частей. На руки парни получали по тридцатке в месяц. Такой материальный стимул их не устраивал. Не устраивал по той причине, что ребята начали голодать. Голодать в самом прямом смысле слова. Особенно первые полтора месяца практики пока не получили первую получку.

  Как ни гори в энтузиазме созидания, а работа в шахте тяжела. Особенно для новичков. Опытный машинист знает все проезды в шахте как собственную ладонь. Знает где разогнать состав, а где притормозить его. Где сжать, а какой участок миновать натягом. Какую скорость держать на крестовине каждых стрелок.

  Практиканты всей этой премудрости только еще учились. Набивали руку, а иногда и не только руку…  Вагонетки в подвижном составе были изношены до такой степени, что на половину из них без тоски не глянешь. Не редко случалось, когда истертые дальше некуда реборды скатов не удерживали вагон в самых интересны местах и они сходили с рельсов.

  Опытный машинист и с этим конфузом шутя управится: где надо подтянет, а где подтолкнет известным только ему приемом. А новичкам сложнее. Не хватает в голове – добавляй хребтом. А в вагонетке больше тонны породы. К концу смены иногда так наломаются, хоть веревки из них вей.

  Вечером в столовой практикантам предлагали казенный ужин: по полпорции прозрачного супа, обезжиренную котлетку с гарниром, два ломтика серого хлеба и стакан мутного чая. И все это щедрое яство восемнадцатилетнему парню, после тяжелого трудового дня надо было постараться умять. Уминали. До той поры, пока от горячего ужина успевал отлететь ароматный парок…

  Сенька был физически не слабым парнем, одной рукой поднимал над головой штангу в четыре пуда весом, но к исходу двух недель практики и его иногда неволило головокружение.

  Первым голодный бунт в конце месяца поднял Мишка Шишикин. Он возмущался круче всех. Особенно в общежитии, где в большой комнате их проживало шесть человек. Все выпускники одной группы горного училища. Все машинисты трех разных смен одного строительного участка.

  – Все ребяты. – Объявил Мишка после возвращения из столовой. – Мое терпение кончилось. Больше на работу не пойду! С голоду можно загнуться. –

  – Куда ж ты поховаешься? Пидешь как родненький. – Подал голос спокойный белорус Толя Шишко. – Поясок потуже подтяни и порадок. –

  – Понадобится, еще и рельсы подметать будешь… – не преминул подзадорить земляка Валерка Филиппов.
  Предложение подметать рельсы считалось насмешкой над любым машинистом и ценилось не меньшим оскорблением, чем привязанная к заднему вагону состава метла.

  Мишка особенно ярко  реагировал на колкости в минуты особого душевного подъема, в каком сейчас пребывал.
  – К начальнику шахты пойду! – Гремел он на всю комнату.

  – А он при чем? – Недоумевал Сенька. – Мы же не у него работаем. –
  – За несчастную тридцатку месяц горбатиться, да и ту неизвестно когда получишь?! Нашли дураков… –

  – А що до мэнэ, так тридцать карбованцев – тоже гроши. Батька бы казав, гарны гроши. – Высловился всегда невозмутимый Коля Галушко.
  – Надо домой писать, чтобы сала слали, – огласил, наконец, самую разумную мысль Володя Басенков.

  – И верно, – спохватился Мишка. – Молодец Вовка. Как это я сразу не догадался? Вот дурак! – Корил он теперь уже самого себя. – Неделю на письмо, да неделю на посылку, к концу месяца получим. –
  – Надо всем писать. Чтобы всем слали, – напомнил практичный Вовка.
  – Да ладно. Не журысь. Лишь бы первая поскорей пришла, а там разберемся, – галдела обрадованная догадкой комната.

  Писать письма уселись все.
  Мама в предыдущем письме предлагала Сеньке прислать тушенки и сала, но ему было неудобно беспокоить родителей и он попросил не хлопотать. Как он сейчас жалел об этой своей ложной скромности! Сегодня в письме он вскользь упомянул о желании отведать свинины.

  Письма ушли на другой же день с утренней почтой, поскольку парни едва дописав их, не поленились глубоким вечером сбегать к отделению связи и бросить /бережно опустить/ конверты в почтовый ящик.

    Теперь каждый из парней чаще обычного поглядывал на календарь, прикидывая день получения посылки. Страсти словесных перепалок остыли. Энергия тратилась на ожидание.