33
«Мысли летают, как мотыльки возле ночного костра. Мои мысли очень близко с твоими. Я их чувствую, и слабею. Ты же знаешь, что играю я на грани риска в этих перепутанных горных дорогах. И ты не знаешь, что только спецы могут преследовать банды по несколько суток, пробегая расстояние - два локтя по карте. В реале, пятьдесят метров на карте превращаются иногда в двести пятьдесят по спускам и подъёмам. И ничего ты не знаешь. Вот так!.. Спецназ - ты не перестаёшь удивлять своими физическими возможностями. Как точно сказала им тогда молоденькая журналистка. Игра в шашечки: кто по чёрным клеточкам, кто по белым, а мы без разбора по любым. Вот это - сделать, а вот это - сохранить. И не важно, что ты оставил позади слишком зыбкое состояние для общей безопасности. Ноги в руки, и бегом.
Наверное, потом мы заплатим за всё, и у каждого будет свой крест на плечах. Каждому свой рюкзачок приготовлен в ту дорогу. Свистнув сквозь зубы, мы понимаем это и продолжаем свой бег. Небо и земля эта - цвета хаки, а у нас - упрямство и вера. Вера, во что угодно. Вера в то, что нас ждут дома и любят. И дай бог, чтобы никого больше не взрывали, и ни в кого не стреляли. Нельзя допустить, чтобы здесь вновь развернулось то, что свежо в памяти. Иначе вновь гробы по всей России. А жить хочется всем. Всем!.. И народам этой земли - особенно. К чему я несу сейчас этот бред? Да-а, просто думы мои такие. Я ухожу сейчас в глухой сон, как оплавленный свинец, и сердце плющит от тоски. А ты слабым голосом в телефонной трубке зовёшь домой, потому что мне уже пора. Очень пора. Вот такой у нас с тобой сентябрь получился. Что тебе ещё набредить? Да-а. Скажи сыновьям нашим - спокойной ночи. Я завтра приеду».
- Привет, Серёга, - кивнул он проснувшемуся водителю, открыв дверь машины. - Спасибо, что провожаешь и встречаешь. С нас пузырёк за преданность. Открывай багажник.
- Фу-у, блин. Уснул, пока вас ждал, - водитель отряхнулся от сна и вышел из машины. - Чё, причастились горами?
- Не говори, - Пашка вздохнул полной грудью. - И дым отечества нам сладок и приятен.
- Загружайтесь. Вова шибко переживал, чтобы мы не опоздали встретить. Мы с Михой уже минут сорок стоим, - водитель кивнул на вторую машину.
Они махнули друг другу «пока» и загрузились по машинам. Домой.
Наташа стояла в открытом окне. Рассыпавшиеся на ветру волосы закрывали лицо, и она спешно собирала их в пучок на макушке. Улыбаясь, он вышел из машины и махнул ей рукой. Ждёт... «Всё. Вползаем в жизнь. И нехрен дома, о чём-то париться», - думал он, ожидая лифт. А лифт так предательски долго спускался с верхнего этажа, и так медленно поднимался на их этаж. Или ему так показалось.
- О, Натаха! Ничего себе животик, хоть бы сынов не помять, - он тихонько прижал её к себе. - Колобок, я тебя съем. И не плачь, я дома. Мам, дай-ка обниму тебя, - мать стояла в сторонке, вытирая ладошками набежавшие слёзы.
- Ну всё, всё. Не рвите вы душу. Всё, - шепнул он, прижимая жену к груди и поглаживая её волосы. - Вытри слёзы. Всё... В ванну и переодеться.
- Давай, Вань. Мы уже и стол приготовили, - мама ушла на кухню.
Они сидели за столом. Вскинув глаза на мать, он налил рюмку коньяка, вынутого из шкафчика.
- И что? Мы сейчас пить начнём? - мать с интересом взглянула на него.
- Не, мам, я немного. Только расслабиться с дороги, - он выпил и выдохнул воздух в сторону. - Хорошо. Ну что, рассказывайте. Как жили тут, что делали? Наташ, ты говорила по телефону, что с больницами проблемы были.
- Что рассказывать? Врачи настаивали лечь в больницу, потому что дети большие. Я сказала им - не могу. А они сказали - если не согласна сейчас, значит, потом резать будут. Мама вот ходила, объясняла, что папа наш далеко, и мы хотим дождаться. Не пошла я, теперь пусть режут.
- Может, тебе сейчас лечь? - он налил ещё рюмку и выпил в два глотка.
- Ну-ну! - мать пристально посмотрела на него.
- Меня направили через неделю, как ты уехал. А теперь мы будем сидеть дома и ждать. Ты ешь, мы для тебя пельмени лепили.
- Ма, я маленько, он потянулся рукой к бутылке: мама забрала коньяк и унесла в шкафчик. - Ещё одну и всё. Тут рюмка на два глотка.
- Всё, я сказала. Напиться решил? Наташа в крайнем положении, не сегодня-завтра рожать. Случись чего, а ты пьяный. Для этого она тебя ждала?
- Всё, Натаха, - поджал он губы.
- Не жалуйся, больше не дам, - мама подошла к столу. - Это он всегда так?
- Нет, - Наташа довольно улыбалась. - Не всегда, но бывало.
- Ты не расповаживай его. Он теперь, вот где у тебя, - мать показала кулак. - Сидишь, лыбишься! Чистой воды дитё, в тридцать-то с лишним лет. Ешь пельмени. Жертва свободы.
- Жертва свободы, говоришь? - он взял Наташину ладошку в свою. - Вот так и бывает: плеснёт жизнь ложку дёгтя, а потом щедро разбавит мёдом. Да, мам?
- О-о, разговоры по душам пошли, - вставила мать.
- Да, мама! Молодой, здоровый, местами красивый и улыбаюсь. И водку мы пьём, есть грех такой. Потому что мы русские, и нам без неё нельзя. Нас никогда не победить, потому что мы непредсказуемые. Ты видела, это всегда. И особенно, когда я из армии пришёл, из спецназа. Все знают, какая красивая форма у десантника, но не все знают как тяжело её носить.
- Ты мать ещё жизни поучи. Сидишь, наколками грозными сверкаешь, - мать погладила его по макушке. - Спецназёнок мой. Ты не знаешь, сколько слёз выплакано, сколько бессонных ночей в думах прошло. Это только мне знать. Я благодарю небо, что не пришлось мне, как другим матерям, ездить тогда по этой Чечне и искать тебя. Живого или мёртвого. Так что сиди и слушайся мать.
- Да ладно тебе, наговорила. Я тоже часто небу спасибо говорю.
Ночью они лежали счастливые и довольные, прижавшись друг к другу насколько было возможно. Между ними смешно и настырно ворочались дети. Эмоции захлёстывали его до полной невыносимости. Он лежал, с трудом сдерживая себя от нахлынувших чувств.
- Натаха, повыть, что ли? Пробирает, прямо до слёз.
- Ну поплачь. Я тоже иногда плачу. Вань, как звать их будем?
- Я про это думал. Давай не будем давать им мудрёные имена? Давай назовём их по-простому - Сашка и Серёжка.
- Давай, - вздохнула она. - Вань, а я боюсь, вдруг меня порежут.
- Ты у меня хоть и маленькая, но сильная. Давай, я с тобой пойду?
- Нет, я сказала. Вань, давай завтра поедем и купим всё для них?
- Давай, поедем и купим. Спать? - она кивнула, и он выключил ночник.
Осень... Холодная сентябрьская ночь нехотя переходила в ранний рассвет. Повисшая в воздухе влажность опадала на землю моросью накрывшего город тумана. Сдерживаясь из последних сил, погода дожимала остатки очередного бабьего лета. Ещё немного, и надо будет привыкать жить без тепла. Совсем недавно было жаркое и обогретое солнцем лето, иногда остуженное и помытое грозовыми ливнями. А теперь осень перекрашивала город в пёстрый листопадный цвет. Красота!.. Утро и притихшая тишина. И только ветер гонял по асфальту пожелтевшие стайки листьев, оставляя их по краям дорог и тротуаров. Впереди будет много солнечных дней, но с довольно ощутимыми холодными ночами. Настроение осени в это время - неожиданное и непостоянное. Оно раскрывается в дневном тепле, остывает в ночном холоде, чтобы опуститься по утру на траву богатой изморозью или росой, просыхающей на солнце ближе к обеду. Круговорот смены погоды за считанные часы суток, и круговорот смены времён года на летящей в бездне космоса Земле. Балкон, простор впереди, и ты. Ты стоишь и понимаешь, сколь богато любишь эту землю - Сибирь.
«Шрам от ранения на боку, почему-то предательски ноет, - подумал он, поглядывая на перебирающую детские вещички Наташу. - Неужели к дождю?.. Не хотелось бы его, холодного, мелкого, нудного. И чувства разворачиваются, словно меха у гармошки. Натаха... Ходишь ты сейчас вдоль магазинных полок, перебираешь маленькие тряпочки и вещицы, вопросительно посматривая на меня: нравится - не нравится. Мне нравится всё, что нравится тебе. Я смотрю со стороны, а спазмы бьют словно ребром ладони по горлу. Я берёг тебя целых пять лет и охранял сам не зная от чего. Сам себя хотел обмануть? Дура-ак!.. Какой же я дурак! Вот и получай теперь двойное счастье. Нет, тройное. Я хлопаю тебе в ладошки, маленький мой. Стоя. За то, что ты у меня такая.
Современные девушки с вызовом показывают сейчас, какие они дико сильные, прожжённые годами вседозволенности и свободы. Дикие амазонки, вы хотите быть такими? Да без проблем! Будьте!.. А разве суть женщины в том, чтобы быть сильной? Наивные... Вы не даёте мужчинам сделать шаг, постоянно покрикивая и одёргивая. Проявлению мужской сути вы наступаете на горло, забывая о том, что пора, наконец-то, задуматься и вспомнить, что ты - самая милая, самая добрая, и самая нежная. Ваша ли забота быть сильными? Кто научил вас лелеять выражение - «я сильная»?.. Вы забываете о надёжности мужского плеча, упираясь осколками грубых слов в мужскую грудь, и от этого иногда не хватает воздуха. Вы теряете способность осознавать то, что вы - женщина, и повышаете свой прокуренный голос до невыносимо высоких частот. А когда мужчина пытается остановить вас своей неожиданной рокировкой, вы тут же кричите, кидая слёзы и сопли в слова: «Он меня бросил!» Зоопарк позавидует... Так оставайтесь же слабыми, женщины. И задумайтесь: если миром правит любовь, если красота спасёт мир, если чувства - это богатство, то откуда в нашей жизни столько душевной нищеты.
Мне с тобой, моя девочка, повезло. Ты другая, несущая своё назначение - быть женщиной. Без посторонних примесей в виде табачного запаха и алкоголя. Наблюдая сейчас за тобой, я вспоминаю дни, когда ты больная, полулёжа на мягком диване и вглядываясь в экран телевизора, закутываешься в плед, задумчиво пьёшь чай с лимоном и летаешь в мыслях. Зашторив окна от выплывшей из-за угла луны, ты пытаешься уснуть в ознобе и просишь принести воды. В это время мне хочется сгрести тебя в охапку и согреть, и даже укутать в плед и носить по тёмной комнате. А эти вечера в полумраке ночного светильника. Обнявшись, мы смотрим на дождь за окном, красиво падающий на землю с высоты нашего этажа. В квартире у нас всегда было тихо и пустынно, и только сейчас я понимаю, чего в ней не хватало. И я жду. Ты прости меня за столь долгое ожидание женского счастья - быть матерью. А сейчас выбирай всё, что тебе нравится. Я подожду. Состав моих чувств тронулся с места и взывает: тава-ай, рожай мне сынов скорее».
- Привет, Вань. Вот я и дождался. Ты опять накатил там водяры?
- Привет. Нет, не накатил. У тебя всё в порядке? Не забыл меня?
- Ты сам не забывай друзей, в любые моменты жизни. И не пиши ерунду. Мы поругались с Леной. Я давно таким не был, зверь просто.
- Нельзя на женщин звереть.
- Спасибо за поддержку. Пиши, когда бываешь на сайте.
- Я о многом хотел бы поговорить и много чего рассказать. Например, о том, что произошло второго и третьего августа. Я почти сутки был один. Пьяный, под дождём, на лавке у Лехи.
- Мне тоже о многом хочется поговорить.
- Мы теперь больше молчим. Мы теперь без слов, без приветов, без общения. Тимоха, можешь не отвечать. Поехал я к Пашке в баню.
- Вот и сиди, с-сука, за своей дверью, закрытый и зашоренный своими жёсткими обязательствами. Уезжай, давай!
Наступила недолгая пауза в переписке. Он смотрел видеоролик и улыбался, намеренно выдерживая время. От Тимохи пришло очередное сообщение.
- Не отталкивай. Я не прошу много. Будь здесь, и всё.
- Здравый смысл побеждает временные психи. Согласен? Ты уходил однажды, злой весь такой, и вернулся через три дня. Не рычи, никуда я не поеду. Наташе плохо. Родим мы сегодня, наверное.
- Это я сильно хотел, чтобы ты остался.
- Она говорит, что пацаны тревожные. Вдруг я сегодня отцом буду? Трясёт даже слегка.
- Трясись, сиди. А я сижу и убиваю себя, пиво пью. Для меня это убийство.
- А ты не пей, вылей в унитаз.
- Вань, опять агрессия? Ты достал уже.
- Ты пива перепил? Ну давай, начинай. Я спокойный. Я принимаю вызов.
- Ты меня совершенно не знаешь. Я сейчас добрый и улыбаюсь. Хоть бы сказал мне, что-то хорошее.
- Желаю, чтобы вас, Арчибальд, окружали хорошие люди и друзья, и чтобы каждый день начинался с приятных моментов.
- Звучит, словно меня в последний путь провожают и цветы в ноги несут. Но приятно.
- Отчего так? Я желаю другу всего хорошего. А моя агрессия бывает ответом на твою.
- Вань, да всё просто. Я не ваш уровень, вот и всё.
- Не унижай себя такими выводами. И не меряй людей по уровню, меряй их по поступкам. Просто у нас с тобой в жизни разные задачи.
- Хотел бы я так думать. Возможно, что я пойму тебя при встрече.
- Поймёшь. Я обычный, только чуть помешанный на своём деле.
- Я немного боюсь, Вань.
- Тимоха, а ты держишь натиск. Я тебе его спецом иногда даю. Закаляйся. А на меня ты никогда не обидишься, я знаю.
- На тебя нет, Вань.
- Уже бы рожала, что ли. Кроватки купили, скрутил, стоят и ждут своих героев. Интересно, а там можно ей телефон? Хоть бы послушать, как они заорут. Плин, живёшь в какой-то нирване все эти дни.
- Вань, ты думаешь, что ей там до телефона будет? Можно попросить, чтобы кто-нибудь дозвон до тебя сделал.
- Устала. Подушки под голову сложила и книжку читает. В ванну ходим вместе. Боюсь, что поскользнётся и побьёт пацанов. Уж лучше я помогу.
- Ты чё такой нудный? Отцом скоро станешь. Не ной.
- Да она сроду не родит! Сидит и улыбается. Всё, у неё ничего не болит. У меня скоро заболит.
- Ой, какой ты сегодня зануда. Привезёшь потом домой и начнётся веселуха.
- Ну и что. Я жду, а их всё нет. А я так торопился домой.
- А я ждал, Вань. Здесь была дикая пустота.
- В королевстве кривых зеркал, я латаю душевные раны. То впадаю в звериный оскал, от свободы дурею как пьяный. То обломками падаю вниз, задыхаясь от собственной жажды, то во сне ногой на карниз. Но я верю, что скоро, однажды...
- Красиво, Вань. А что однажды?
- Упаду или взлечу. Не обращай внимания на «ванькины» глупые мысли.
- Я уважаю твои мысли.
- Мысли разные бывают. От одних ты летишь вверх и весь в шоколаде. От других падаешь вниз, подскакиваешь и встаёшь крепко на ноги. Что-то прёт меня сегодня. Шаман, ты не знаешь, когда она родит? Закрой глаза, подумай и скажи.
- Скоро повезёшь, Вань.
- Нифига! Лежит, как колобок в подушках, и смеётся. Прикинь, ей уже смешно! Я там, как сохатый носился, чтобы успеть. А она улыбается.
- Жди, Вань. Что я тебе ещё скажу? Ну крёстным меня сделай.
- Тимоха, прости, но ребята спорят уже за крёстных. Я вчера сынам своим стучал в стенку и звал. Хочется посмотреть, что там у меня вышло. Развалились по сторонам и пятки выставили. Пощекотал, а они их убирают. Смешно... А Натаха если на бок ляжет, то там война начинается, им так неудобно.
- Не ной говорю, маленько осталось. Когда тебе на работу?
- После положенного отпуска я на работу. Всё, ухожу.
- Пока, Вань. Ты пиши, если что.
Захотелось, куда-нибудь съездить. Он постоял у окна, оделся, и на вопросительный взгляд Наташи ответил: «Я скоро». Батюшку Владимира он встретил во дворе. Они немного постояли, поговорили.
- Пойду. Хочу один там побыть, - он кивнул в сторону церкви. - А к вам мы скоро придём венчаться, а потом детей крестить.
- Приходи, Ваня. И иди, побудь.
Купив большую свечу, он поставил её к иконе Божьей Матери «Знамение» - заступнице воинов. «Мечта каждого спецназовца: я не хочу крови, ни в заснеженном феврале, ни в знойном июле. Собственный тренинг радужных форм бытия - в хрупких условиях реальной действительности. Человек, что ты делаешь?.. Замри и послушай. Выстрелы - рикошетом по всей Земле. Вдох - выстрел, выдох - автоматная очередь. Ты убит. Я убит. Сожми зубы, и слушай эхо всепоглощающего ощущения вселенского взрыва. Где основной инстинкт самосохранения?.. Мир - это граната с выдернутой чекой. Мир - это вечное желание жизни на захлебнувшейся в крови планете. И похоже, что дальше будет ещё хуже. Мой Бог, неужели ты, на самой высокой октаве вечных молитв, поёшь нам прощальную мелодию... Дёрнешь чеку и взорвётся?.. Хочется верить, что это не так. Прости, я много повидал и так слагаются неспокойные мысли. А ты милосердный. И как там?.. Отче наш, прости. Вот такая, моя молитва».
Он шёл по коридору, торопливо здороваясь с сослуживцами при встрече. Кому-то крепко пожал руку, кому-то издали махнул рукой, кому-то улыбнулся, кивнув в ответ в знак приветствия. Родная знакомая стихия и спокойное состояние души. При получении наград спецназовцы говорят: «Служу Отечеству и спецназу!» Повторяя эти слова, каждый раз они подчёркивают свою верность законам спецназа, в которых нет места малодушию, слабоволию и предательству. Присяга Родине - это присяга спецназу и спецназовскому братству, в котором патриотизм приравнен к профессии спецназовца. Для того чтобы быть в этой «романтической» профессии, нужно научиться вовремя отключать в себе романтика и включать твёрдого реалиста, нужно забыть о себе и помнить о каждом из своих товарищей. Спецы - не сверхчеловеки. Они заслужили звания не красивым боевым снаряжением, а своей изматывающей физически и морально работой. Им, заглядывающим смерти в лицо, преодолевающим стрессовые состояния и большие нагрузки, тоже хочется душевного тепла, покоя, иногда и одиночества. И чем жёстче работа, чем больше психологическое давление, тем романтичнее они сами. Мир в их глазах становится ярче и щедрее на краски. Обычные, необычные люди. Он шёл по коридору и чувствовал себя причастным к жизни спецназа, к его боевому братству.
- О-о, Неволин. Давай-ка ко мне в кабинет, - перехватил его в коридоре полковник Щербинин.
- Опять неожиданные игрушки на полигоне? - смеясь, спросил он у полковника.
- Там журналисты просят короткое интервью для новостей, - полковник суетливо помахал у себя перед лицом. - Маску не надо. Косынку на лицо завяжи и оставь глаза. Вроде женщина будет.
- Что-то пресса нас часто беспокоит. Что им так нравится в наших делах? Пусть Денис сходит, краснею я перед журналистками.
- Ты это... Не улыбай мне тут свои улыбки. И красней перед женой, когда голый по дому ходишь. Ты там с ними улыбай, - полковник ткнул пальцем в пустоту коридора, намекая на ребят. - У меня тоже своя директива есть, и я обязан выполнить. А Шуваев отказался. Говорит, что ты красивее скажешь.
- Петрович, что ты такой суетный стал? Стареешь, что ли?
- Вот сядешь в моё кресло, тогда узнаешь как тут сидеть и мысли в голове гонять. И особенно, когда ты «там». Посиди вот тут, - полковник ткнул пальцем в пол, - и подожди. Попробуй. А сейчас, выполняй.
- Есть. А в ваше кресло, товарищ полковник, я ни за что не сяду. Уж лучше я буду «там».
- В моём кресле, кто-то тоже должен сидеть. Я тут не кроссворды гадаю, и не в игрушечки играю, как некоторые в интернете. Всё. Иди и не лыбься. И минут через двадцать подходи в кабинет.
Ох, как не любил он такие допросы. Дотошные журналисты, а особенно журналистки, смотрят на тебя во все глаза и думают, что перед ними невообразимо страшный герой. Так и хочется сказать им: «Да обыкновенный я, с кучей своих плюсов и минусов». Он настойчиво уговаривал Дениса пойти в кабинет полковника на это мероприятие, но тот наотрез отказался:
- Не пойду я. Иди и беседуй, тебя туда вызывают.
Он вошёл в кабинет. За столом сидела журналистка: яркая женщина среднего возраста, в которой сквозит опытный взгляд и откровенное женское любопытство. Окинув его оценивающим взглядом, она кокетливо и довольно улыбнулась. Он сел напротив и положил руки на стол, слегка наблюдая за ней. Женщина пристально пыталась поймать его взгляд, потом перевела глаза на грудь и руки, и вновь подняла на лицо. Он заметил, что она оценивает его не как бойца и переговорщика, а как мужчину. Улыбнувшись под повязанной до глаз косынкой, он сделал взгляд глубоким, со слегка грустной поволокой: взыграл молодецкий опыт. Полковник заметил это и гневно сверкнул глазами. Он откликнулся на грозный взгляд, и перевёл невинные глаза на полковника - ну, нравлюсь же, а вслух твёрдо сказал:
- Я готов, Владимир Петрович.
- Владимир Петрович, сначала несколько вопросов вам. Я бы не хотела, чтобы наша беседа прошла в духе запротоколированного мероприятия. Пусть это будет душевный разговор, - полковник кивнул ей. - Не секрет, что военнослужащие подобных спецподразделений бывают в командировках в горячих точках. Как вы можете оценить боевые традиции, боевой дух современного офицерского состава?
- Вы знаете, на фоне падения нравственных устоев и правил в современном обществе, на фоне морали обогащения и культа его величества денег, офицерский корпус сохраняет славные традиции своих дедов и отцов. Офицеры помнят дорогое каждому из них слово - «честь». Поверьте, это не громкие слова и не бряканье ими. И это не только в таких подразделениях, как наше. Высокий моральный дух офицеров спецподразделений неоднократно показан был при выполнении боевых задач. Командируя бойцов в горячую точку, мы с надеждой ждём их возвращения домой живыми и здоровыми. И совсем не секрет, чем там наши бойцы занимаются. Это конкретные боевые задачи, и в современных конфликтах лучше всего они решаются хорошо подготовленными подразделениями специального назначения.
- Все мы понимаем, что такая секретность оправдана безопасностью бойцов. Не было прецедентов на узнаваемость, и каких-то проблем с этим в вашем подразделении?
- Вы видите, что мы не афишируем наших людей. Мы не называем их имена, соблюдая свои меры безопасности, не подвергаем их обстоятельствам на узнаваемость. Наше подразделение работает слаженно, и основная направленность - горячие точки. Так что имена и звания не для официальной огласки.
- По каким качествам вы подбираете офицерский состав и бойцов на службу?
- Прежде всего, у человека должно быть желание посвятить себя службе в подразделении. Осознанное. Дорога на службу открыта по специальной методике отбора бойцов с крепким здоровьем и серьёзными успехами в спорте. И главное, с требованиями, которые предъявляются к бойцам: высокие моральные качества и хорошая психологическая выдержка.
- Как сейчас обстоят дела с обеспечением подразделения всем необходимым?
- Наше подразделение - часть мощной боевой структуры, и мы не чувствуем себя в чём-то обделёнными. Наоборот, идёт ощутимый порядок в этом отношении и обеспеченность всем необходимым в полном объёме. Есть технические накладки в поставке, есть задержки, но это уже другой вопрос.
- Сколько времени требуется для подготовки настоящего профессионала-спецназовца?
- Это зависит от уровня подготовки бойца, поступающего на службу. Раньше требовалось больше времени. Сейчас, с учётом опыта боевых действий на Кавказе, этот процесс проходит гораздо быстрее. Подготовка идёт с упором на «антитеррор», на индивидуальный подход к каждому бойцу. Спецназ - это живое оружие. Он сам ищет, сам принимает решение в условиях отдалённости от базы. И работает, порой, даже без связи. Это риск на пределе, это умение принять быстрое решение и дать отпор, в том числе и врукопашную. Поэтому, психологическая подготовка стоит на первом месте. Дальше - отличная стрельба, владение рукопашным боем, холодным оружием и любыми подручными средствами, парашютная подготовка, экипировка, вооружение и другое. Подобные подразделения всегда готовы к выполнению любых сложных задач.
- Теперь позвольте вам задать несколько вопросов, - дама всем корпусом развернулась к нему. - Как часто вам приходится бывать в командировках?
- В командировках бываем часто, по мере необходимости выполнить ту или иную задачу. Подразделения спецназа имеют богатый опыт проведения спецопераций, приобретённый в горячих точках. Опыта в таком масштабе нет ни у одного спецназа в мире.
- Что-то, наиболее яркое вам запомнилось в командировках?
- Конечно, - улыбнулся он глазами. - Раннее утро, закрученный вниз белый туман, падающий с высоты в ущелья. Первый луч солнца, мелькнувший на вершинах гор, бурный поток горной реки, убегающий вдаль. Маленькая змейка-гюрза, свернувшаяся клубком на согретом солнцем камне и спешно убегающая от первого подозрительного движения.
- О, да вы романтик! А боевое? Что-то особенное должно же было запомниться вам.
- Боевое? - переспросил он. - Можно, я на этот вопрос не дам вам ответ? Есть такое понятие - могу, но не могу. Каждая из спецопераций несёт что-то незабываемое, иногда и тяжёлое, и его хватает на всю жизнь.
- А ещё, какие понятия есть у бойцов спецназа?
- У спецназа есть своя библия. И начинается она словами: «Вначале был спецназ, всё остальное за ним».
- Да, именно о духовной сфере я и хотела у вас спросить. Спецназовцы, верующие люди?
- Спецназовцы неординарные личности с долей своего куража. Бывают такие моменты, когда рядом с «господи, помоги» случаются более резкие неформальные слова. И веруем. Это даёт особый дух и настрой на работу, веру в то, что командировка для всех бойцов будет в оба конца.
- А как вы сами воспринимаете это сочетание? Я про «господи, помоги» рядом с неформальным.
- Он простит. Уверен. Мы же просим.
- Ну да. Упорная мужская уверенность, - журналистка слегка скривила губы. - Слово «спецназ» вызывает у многих ассоциации с силой, бесстрашием, мужеством. Вы не боитесь, что эта легенда может обрушиться? Не мешает вам в работе такая популярность?
- Ничего не обрушится. Во все века в мире были элитные подразделения воинов, и в свою эпоху они считались самыми современными и специальными. Зачем нам этого бояться? - он покачал головой, глядя на журналистку. - Во-первых, нам некогда бояться. Во-вторых, нам нужно выполнить работу так, чтобы ни у кого не было сомнений в правильности действий. Освещение работы спецназа, даже вот таким способом, это хорошая пропаганда по привлечению спортивной молодёжи в спецподразделения. Несмотря на риск и опасность, число желающих служить в спецназе увеличивается. Увеличивается желание молодых парней иметь успехи в спорте, без этого в спецназе нельзя. Это, в свою очередь, порождает приток желающих заниматься в спортзалах и спортивных школах. Здоровая нация - успех здорового общества в целом. И ещё один плюс: спецназ - это сдерживающий фактор для проявления агрессии любого рода. И для терроризма, в том числе. Они знают, что всякому проявлению их агрессивных действий будет дан жёсткий отпор.
- Вы имеете боевые награды? И как вы к ним относитесь?
- Награды есть. Мы ими открыто не хвалимся и не ходим, раскинув их на груди. Они на парадной форме, и надевается это на торжественные мероприятия и праздники.
- Вы можете сказать, откуда пришло такое желание - служить в спецназе?
- Могу. N-ская бригада СпН ГРУ. Низкий поклон бригаде, она дала мне всё, чем я сейчас живу.
- Ваша жизненная позиция. Вы можете обозначить её в двух-трёх словах?
- Несколько грубовато будет звучать. Но если образно, то... Когда меня режут - я терплю.
- Да уж... Ваши тылы надёжно защищены? - журналистка приподняла брови. - Я имею в виду семью.
- Более чем надёжно. Главное, не приносить в семью клочки с работы, оставлять всё за порогом. В дом - с улыбкой. И в основном это получается. Бывают и у нас взлёты и падения. Сверхлюдей нет, а эмоции есть у каждого. И спасибо нашим женщинам за терпение.
- Ваше личное отношение к тому, с чем вам приходится сталкиваться в работе.
- Моё отношение к работе устойчивое и спокойное. Улыбающиеся лица ребят, воспоминания, суровая потребность в походах. Иначе ты уже не можешь: все идут, и ты идёшь. Ещё? Стёртые от вещмешков плечи, надёжный автомат, звенящая ночная тишина с россыпью ярких звёзд. А ещё - природа. Красивая, гордая, танцующая свою лезгинку на фоне застывшей памяти, - он помолчал, собираясь с мыслями. - Ни один военный не скажет вам, что хочет войны. Кому нужна эта жестокость? Кто-то сможет дать ответ? Я не могу.
- Нда-а, - протянула журналистка. - Владимир Петрович, ну и в заключении несколько завершающих слов.
- Знаете... Вы вот говорили сейчас о какой-то легенде, о популярности подразделений спецназа, - полковник чуть помолчал. – Терроризм и другие агрессивные акции, часто вызывают наших спецов на смотрины. Все хорошо знают, что к нам с этим лучше не лезть, отпор будет дан по всем направлениям. Работа спецназа не может быть оценена по шкале какого-то рейтинга: престижно, популярно, романтично. Дай бог, чтобы в России не перевелись ребята, которые могут выполнять эту работу.
Они с журналисткой вышли из кабинета полковника вместе. В коридоре женщина повернулась к нему и тронула за плечо.
- Я не снимаю на камеру, покажи мне лицо. Прошу.
- Не имею права.
- Я прошу. Какое звание у тебя? И имя, только имя скажи.
- Не имею права. Простите.
- Вот моя визитка, там все данные и телефон, - она пристально посмотрела ему в глаза. - Сними косынку с лица.
Он повертел визитку в руках, положил её в расстёгнутую сумочку журналистки и ушёл по коридору.
Ребята были в столовой. Он взял обед и сел к ним за столик. Чувство необъяснимой тревоги не покидало его, да и журналистка слегка расшевелила мысли своим допросом.
- Чё, Вань, отстрелялся? - окликнул его Денис с соседнего столика.
- Аха. Поволоку дикого романтика включил, и журналистка чуть не совратила. Визитку давала.
- Ну и чё ты? Взял бы, да поплакался на грудь, - Пашка сверкнул глазами. - А теперь она сердитая, да и сам грустный. Граф, вытри ему сопли.
- Канешна, Палваныч, - откликнулся Олег. - Какие бессовестные мысли у тебя, Неволин. На измену попёр?
- Паш, не начинай, - Федя отклонился на спинку стула и смачно потянулся. - А то Ванюха уже мантры на «-ять» читает.
- Эх! Гуляй Рассея, спи спокойно, - выдохнул он сгоряча.
- Ведь, где-то стиснув автомат, - продолжил Олег.
- Тебя надёжно охраняет, тобою брошенный солдат, - добил Пашка.
- Что, вопросы трудные задавала? - повернулся к нему Федя. - Опять хандра? Рожайте уже с Натахой, пора вам.
- Нет, не хандра, Федь. Так просто, - он усмехнулся. - Рожайте. Сам жду, и мучаюсь.
- Дождёшься, Вань, - пообещал Граф. - И рай в отдельно взятой хате начнётся.
- Не пугай, день и ночь буду качать. Ванькины мечты.
Сидел он тогда с ребятами и не знал, что через пару часов радостно залетит к Вове в кабинет и спешно кинет ему: «Петрович, я домой. Наташа». И не дождавшись разрешения - домой.