Светлой памяти Сони Лейбовны Фридман посвящаю.
Когда-то, в советские годы, муж мой в составе скрипичного квартета колесил по стране с выступлениями. Скрипка весьма неплохо кормила семью. Так что и я с сыновьями-погодками Илюшкой и Гришкой, и Борина мама Соня смиренно относились к многомесячному отсутствию отца нашего семейства.
Мама Соня гордилась, что младший ее ребенок стал-таки музыкантом. Старший сын Фима работал учителем физкультуры. Мамина мечта о его певческой карьере не осуществилась. В прошлом, до войны, Соня была актрисой еврейского театра. Всю войну пела во фронтовой агитбригаде. Потом до пенсии работала в театре оперетты.
Поэтому, когда у младшенького обнаружился абсолютный слух, ему пришлось отдуваться и за брата. Учиться музыке, чтобы окончательно не расстраивать маму. В музыкальной школе Боря подружился с Гариком. Повальное увлечение тогдашней молодежи роком никак не отразилось на их учебе. Что Борина скрипка, что виолончель Гарика не вписывались в концепцию подвальных рок-групп. Благодаря этому друзья сумели без помех закончить музыкальную школу, консерваторию и начали вместе работать.
Но счастье концертной деятельности неожиданно закончилось.На мутном закате перестройки директор филармонии издал приказ о роспуске скрипичного ансамбля. Мол, классика теперь никому не нужна, и план на ней не сделаешь. Сейчас зрителю подавай "Ласковый май" или, на худой конец, "Ласковый лай". Наш Боря осел дома, смотрел все подряд по телеку, изредка выходя на кухню сделать себе кофе. И курил, курил.
Через какое-то время выйдя из ступора, он заметил, что дражайшая половина приходит домой только ночевать. Пришлось мне признаться, что торгую мандаринами на рынке. Что хозяин Сурен платит каждый день мне "от выручки" и дает бесплатно подгнившие фрукты. Заметил Боря, что мама варит постный суп без курочки. Вытирает подступающие слезы краем фартука и бормочет под нос: "Ой-вэй, кому нужна была эта скрипочка? Лучше бы он выучился на сапожника. Дырявых ботинок ему бы хватило на всю жизнь."
На следующий день Борис исчез вместе со своим инструментом. Появился к ночи, когда Илюшка с Гришкой видели уже десятый сон, а мы с мамой Соней поплакав дуэтом, молча застыли у окна. Сел, пригладил пятерней свои непослушные кудряшки, снял и протер очки. Из кармана пальто достал горсть смятых купюр: рубли, трешки и пятерки. Даже один скромно покрасневший червонец. На наш немой вопрос односложно ответил: "Работаю теперь. В ресторане."
С окончанием филармонической карьеры пропал Гарик. Пропал и не отвечал на телефонные звонки. Боря поехал к нему домой и стучал в двери что есть силы - безрезультатно. Вернее, результатат был: из соседней квартиры выскочила в бигуди и гневе тетка. У нее удалось узнать, что Гарик давно уехал, куда и надолго ли - неизвестно. Мама Соня варила супчик с курочкой. Украдкой вытирала слезы и бормотала сама себе трагическим шепотом: " Бедный мальчик, вэй из мир! Кому нужна была эта виолончель? На ней даже в ресторане не сыграешь."
Родители, то есть мы с Борей, совсем забросили своих детей. Папа отсыпался до обеда, а когда мальчишки возвращались из школы, убегал концертировать в ресторан. Мама и вовсе весь световой день посвящала фруктовому лотку на базаре. Только бабушка Соня сновала по маршруту: дом - школа - магазины, опять школа - дом.На конечной остановке в детской пела внукам колыбельную. Целовала их в кудрявые одуванчики головок и шептала: " Аидише киндер, ваша старая бабушка не будет проверять ваш слух. Никому теперь не нужны эти скрипки-шмипки. Бабушка придумает, что вам нужно."
Бабушка придумала и, позвонив своему старшему сыну Фиме, что-то долго и тихо говорила ему. Слов было не разобрать, только изредка было слышно: "Скрипки-шмипки", "страшные времена", "соседские хулиганы". Так же тихо бабушка Соня отвезла своих внуков в спортклуб. Там Фимин друг еще по инфизу, а теперь тренер в секции бокса, критически осмотрел тщедушных Илюшку и Гришку. Повздыхал и сказал: "Ладно, кости есть, а мясо нарастим. Пусть остаются."
Так наша жизнь, с трудом налаженная, катилась своим чередом. Пока вдруг не раздался настойчивый звонок в двери. На пороге стоял блудный Гарик. После сумбурных объятий, поцелуев и вручения каждому подарков, прошел на кухню. За Сониным угощением рассказал, что теперь работает администратором. Возит цирковой коллектив, неплохо себе имеет и даже собирается купить автомобиль. А забежал он к нам не просто повидаться, а предложить по старой "нержавеющей" дружбе работу.
Мама Соня, выслушав рассказ Гарика, молча достала из кладовки гастрольный саквояж Бори и поставила его посреди кухни. И вот, оставив на полное попечение бабушки наших мальчишек, мы уже ехали в далекий южный город, в котором находилось наше будущее начальство. В поезде, поедая фаршированную рыбу, приготовленную Бориной мамой, Гарик обучал нас азам администраторской работы. Рассказал, что самое главное - сделать хорошую рекламу и тогда можно продать что угодно. Хоть скрипку, бубен и утюг.
Дирекция "Цирк на сцене" располагалась в небольшой комнате с тремя видавшими виды столами: директора, бухгалтера и вахтера. Директор, по виду бывший партработник, ввел нас в курс дела. Его пространная речь сводилась к одному: они перешли на хозрасчет и теперь " как потопаешь, так и полопаешь". На этой оптимистичной ноте мы фициально оформили наши трудовые отношения и получили разнарядку на прокат программы, мешок сухого клея и увесистую пачку афиш.
Друг наш, не замеченный раньше в сочинительстве, напряженно ожидал нашу реакцию на выстраданный им рекламный текст. На афишах газетной бумаги большими буквами было напечатано: "Фантом - тропик". Тут и интрига, и загадочность с последующим жгучим желанием потенциального зрителя увидеть, наконец, это шоу. Примерно так, довольный плодом своей фантазии, Гарик открыл нам свой секрет администраторского искусства.
Через две недели мы с Борей, днем продавая билеты, а ночами расклеивая афиши, подготовили площадку для приема программы. На вокзале маленького городка встречали артистов. Жонглер с супругой, крутящей хула-хупы. Два брата-акробата, по виду мечтающие доработать до пенсии. Унылый клоун с маленькой собачкой неопределенной породы. И, наконец, одышливый худрук и по совместительству ведущий программы "принял" из вагона даму с загадочными глазами неопохмеленной дивы. Это была его жена и по совместительству дрессировщица сонного питона. Мы сразу поняли бескрайнюю смелость нашей рекламы: из "тропиков" наличествовала только змея.
Наши опасения по поводу того, что "побьют и, возможно, сильно", рассеивались с каждой точкой гастролей. Жители маленьких городков и поселков месяцами не получали зарплату. Но очумев от непривычной рекламы, на последние деньги покупали билеты в цирк. И сидя в нетопленных залах домов культуры, радостно принимали выступления артистов.
Отработав сезон, мы убедились, что наш цирковой "утюг" уверенно плыл в бурных водах шоу-бизнеса. Артисты наши обновили реквизит и спецодежду и ели после представления бутерброды с московской колбасой, а не суп из пакетика. Акробаты передумали уходить на пенсию. Худрук обзавелся импортным костюмом и золотым зажимом для галстука. Для своей супруги, бросившей пить, прикупил еще одного питона и двух крокодильчиков.
Так мотались мы с Борей по необъятным просторам нашей родины. Изредко бывая дома и забирая на каникулы детей с собой. Илюшка с Гришкой росли, ездили по сборам и соревнованиям. Возвращаясь, вручали бабушке Соне свои боксерские медали. Она гладила их коротко стриженные головы и говорила им: "Ой-вэй, Илюшкилес и ты, Гершеле, не огорчаете вы меня." Потом кормила внуков наваристым куриным супчиком и, вытирая глаза уголком фартука, гордилась ими.
В поисках мест, где еще "не ступала нога" нашего цирка, заехали мы в сибирский городок, население которого практически все работало на большом металлургическом комбинате. Директрисса дома культуры, давно не видавшего зрителей, встретила нас с распростертыми объятиями. Почти сразу узнала в Боре "того скрипача из ансамбля" и вспомнила "тот странный концерт" десятилетней давности. Когда комбинат, перечислив деньги за билеты филармонии, раздал их по разнарядке рабочим. Сталевары же выступление музыкантов проигнорировали, и на концерте сидели несколько человек.
И вот все билеты на последнее представление нашего цирка проданы. Облегченно вздохнув, я привстала, чтобы закрыть окошко кассы. Заметила мальчишку в голубой вязаной шапочке. Маленького роста, он едва доставал носом до подоконника. Большие черные маслины глаз смотрели на меня с грустью и надеждой вечно гонимого народа. Я невольно воскликнула: "Боря, посмотри, какой мальчик!" Муж мой несколько мгновений разглядывал это сибирское чудо, потом просипел: "Выпиши ему пригласительный."
Приоткрыв дверь кассы, я наблюдала за тем, как зрители торопились занять свои места в зале. В углу, за старыми транспарантами славы КПСС поблескивали очки притаившегося там Бори. Он смотрел, как в опустевшем фойе стоял одинокий мальчик, нервно теребивший в руках вязаную голубую шапку. На голове его колыхались от сквозняка одуванчиковые кудряшки. Вдруг ожидание в маслиновых глазах сменилось радостью. К нему спешила мама - статная женщина с короной русой косы на голове.
"Аидише киндер",- вздохнула я, русская невестка мамы Сони. И пошла закруглять свои администраторские дела.
Примечание автора: аидише киндер (идиш) - еврейские дети.
Иллюстрация: Марк Шагал "Музыка" 1962