Война 1812 года: тайны, подлежащие забвению
Иллюстрация: идея Игорь Горолевич, художник - Екатерина Муханова, 2011 год.
Художественная галерея Калужского областного исследовательского и культурно-просветительского центра «ГАРАЛЬ».
С.-Петербург, 23 января 1812 года, в рабочем кабинете император Александр I и военный министр М.Б. Барклай-де-Толли при рассмотрении секретного плана предстоящей войны с Наполеоном утверждают Ка-лугу в качестве «Главной тыловой базы русской армии».
Как-то совсем не празднично прошло всенародное чествование 200-летия Отечественной войны 1812 года. Во всем чувствовался традиционно казенный патриотизм, основанный на желании организаторов мероприятий сохранить, созданную за два столетия российскими историографами, художниками, политиками и цензурой, ещё при жизни многих участников и очевидцев войны 1812 года, далёкую от реальности идеологию тех событий. Эта идеология, «утверждённая» для общественного пользования, оказалась удобна для властных структур, так как оправдывала должностные преступления, возвеличивала и увековечивала незаслуженные доблести одних, порицала и предавала забвению профессионализм и верность Отечеству других.
С достопамятных событий военной кампании 1812 года прошло уже два века. За это время изменилась геополитическая ситуация в Европе и Мире. Распад Советского Союза и неурегулированные, до настоящего времени, отношения между бывшими Союзными Республиками по вопросу трактовки исторических событий за период нахождения их в едином государстве, выявили множество противоречий и откровенных фальсификаций.
Возникшие проблемы затронули и идеологию войны 1812 года, но множество неудобных архивных документов до настоящего времени остаются известными только ограниченному кругу лиц и подлежат постепенному забвению.
Приведем, для примера несколько исторических документов, которые проливают свет на многие события войны 1812 года и проясняют конкретный вклад каждого исторического лица в её победоносный исход. Достоверность информации из этих документов не вызывает сомнения, так как речь идет о переписке двух высокопоставленных государственных лиц, находящихся в доверительных и служебных отношениях, включая доступ к информации, составляющей высшую степень государственной тайны. Речь идет о переписке генерала от инфантерии Военного министра и командующего 1-ой Западной армии Барклая-де-Толли и Императора Александра I.
1. Генерал Барклай-де-Толли – императору Александру I.
«Государь! Каждый верноподданный и преданный делу своего Государя и отечества слуга испытывает истинную радость при известии о назначении главнокомандующего всеми армиями, уполномоченного направлять их действия к одной общей цели. <…> Что касается меня, какую бы должность или положение я не занимал, я желал бы пожертвованием жизни доказать мою готовность служить отечеству. <…>
В звании главнокомандующего, подчиненного князю Кутузову, я знаю свои обязанности и буду их исполнять точно. Но мне неизвестно ещё, каковы должны быть мои отношения по званию военного министра. <…> Вам известны, Государь, мысли мои на этот предмет [Барклай-де-Толли просил Императора освободить его от должности военного министра – прим. И.Г.].
<…> Успех докажет, мог ли я сделать что-нибудь лучшего для спасения государства. Если бы я был руководим безрассудным и легкомысленным честолюбием, В.И.В. получили бы, может быть, немало донесений о данных сражениях, и, тем не менее, неприятель очутился бы под стенами Москвы, не встретив достаточных сил для сопротивления.
В главной квартире при Вязьме,
16-го августа 1812 г. Барклай-де-Толли».
2. Генерал Барклай-де-Толли – императору Александру I.
«Государь! После того, как Вы соблаговолили назначить меня на должность, которую я занимаю до настоящего времени, я Вам предсказывал, что клевета и интриги успеют лишить меня доверия моего Монарха. <…> Но мне было трудно представить себе, что я кончу тем, что навлеку на себя даже немилость и пренебрежение, с которым со мной обращаются!
<…> теперь я раскрыл сеть самой черной интриги, посредством которой осмелились довести до сведения Вашего Императорского Величества, тревожнейшие известия о состоянии армии; я знаю, Государь, что Вас продолжают ещё поддерживать в том мнении, чтобы, в случае счастливого успеха, придать более цены собственной заслуге; знаю, что каждому из моих действий, каждому моему шагу, были даны неблагоприятные истолкования и что их довели до сведения Вашего Императорского Величества особыми путями.
В главной квартире при Татаринове,
24-го августа 1812 г. Барклай-де-Толли».
Из представленных выше писем следует, что их автор приветствовал, решение Императора о назначении единого главнокомандующего над всеми армиями, наделённого широкими полномочиями. Одновременно он просил Александра I, учитывая двусмысленность своего положения в армии, освободить «для пользы дела» от должности военного министра. Такие примеры личного самопожертвования во благо Отечества, достаточно редки в российской истории и требуют особого внимания.
Будучи военным министром Барклай-де-Толли создал в своём ведомстве военную разведку и контрразведку, чью деятельность курировал лично Император. Из осведомительных писем тайной полиции им была хорошо известна роль Кутузова в «умышленном затягивании» подписания мирного договора с Турцией, уже обеспеченного английской дипломатией и её золотом. Из доклада руководителя III Отделения Максима фон Фока, следовало, что: «Приехавшие из Молдавии говорят, что приехала из Парижа к главнокомандующему Дунайской армией некая француженка, которая красотой и ловкостью своей приобрела отличное уважение графа Кутузова. — Мне же самому рассказывали люди верные, что действительно над графом Кутузовым имеет великую власть молодая гречанка или итальянка, тамошним французским Консулом к главнокомандующему введена, с которой граф Кутузов даже приезжает во все публичные Собрания. 5-го мая 1812».
Следующий доклад фон Фока подтверждал полученную информацию: «Говорят также, что известная при графе Кутузове француженка имеет переписку с французским Консулом в Одессе, откуда сии известия сюда доставляются. 9 мая 1812». [Искюль С.Н. «Осведомительные письма» тайной полиции. Издание: Русско-французские культурные связи в эпоху Просвещения. Материалы и Исследования. М.: 2001, Осведомительные письма № 8 и № 10 – прим. И.Г.].
Мир с Турцией в преддверии войны с Наполеоном был задачей первостепенной важности, а единственным препятствием к его подписанию был, как это не парадоксально, генерал М.И. Кутузов. Заподозренный в «государственной измене в пользу Франции» Александр I отстранил его от командования Дунайской армией и назначил на его место адмирала Чичагова, который и должен был сообщить ему повеление Императора. Спасло Кутузова чудо!
Он заблаговременно узнал о приезде адмирала Чичагова и успел подписать проект условий мирного договора. «Удаленный» из армии, но в «лаврах народной славы» Кутузов вернулся в Санкт-Петербург.
Начавшаяся война с Наполеоном отвлекла Александра I от решения судьбы Кутузова на более позднее время, что, безусловно, спасло «опального» генерала от неприятностей, так как в ту минуту России срочно нужны были «свежие» примеры для подражания в верности долгу и служении Отечеству. Дилемма: «развенчать» дипломата Кутузова, обвинив его в государственной измене или скрыть от общества правду, «возвысить» его за подписанный мирный договор с Турцией. От Александра требовалось взвешенное политическое решение и, граф Кутузов был возведён в княжеское достоинство.
Прибыв в Санкт-Петербург, граф М.И.Кутузов находился под негласным надзором сотрудников III Отделения, о чем свидетельствует доклад Максима фон Фока: «В доме графа Кутузова говорят, что в армии существует великое несогласие, что войска наши походами изнурены и потеряли дух бодрости, что все происходит от дурных распоряжений военного министра, который рассеял армию так, что не могли не токмо соединиться, но не наблюдать даже за движением неприятеля, вышедшего столь внезапно в пределы наши, что Государь, быв на балу в Вильно, услышал, что неприятель в 13 верстах от Вильны. Все так разбежались, что не успели и убрать со стола. Июль 4 дня 1812». [Искюль С.Н. «Осведомительные письма» тайной полиции. Издание: Русско-французские культурные связи в эпоху Просвещения. Материалы и Исследования. М.: 2001, Осведомительные письма № 34 – прим. И.Г.].
Из этого донесения можно видеть достаточно негативную и мелочную критику Кутузова действий тех, кто владел неудобной для него информацией и, более того, полной оперативной обстановкой и положениями секретного стратегического плана ведения войны с Наполеоном, о которых «опальный критик» не имел никакой информации.
3. Генерал Барклай-де-Толли – императору Александру I.
«Государь! Моё здоровье расстроено <…>, и эта причина побудила меня просить у князя Кутузова позволения удалиться из армии до восстановления моего здоровья.
Я <…> вынужден покинуть армию, с которой хотел жить и умереть. Но меня вынудили к тому <…> настоящие обстоятельства и способ управления этой храброй армией.
После <…> того, что происходит в армии, коей я лишь ношу звание командующего, не будучи им, ибо ею командуют до десятка лиц, моё единственное желание – это быть совершенно уволенным от службы. <…> в этой армии, которой при настоящем положении вещей командую не я, но личности весьма мало опытные находящиеся в свите двух слабых старцев, для коих не существует высшего блага, кроме удовлетворения собственного эгоизма, и из которых один, довольный тем, что достиг всех своих желаний, проводит время в полнейшем бездействии и дает руководить собою всем окружающим его молодым людям, а другой, домогаясь втайне звания первого, приносит только вред своею нерешительностью и беспорядком, распространяемым им во всех отраслях управления армии.
Впрочем, оба очень довольны, видя во мне того, на кого они могут свалить ответственность при всякой возможной неудаче, потому что, в случае успеха, они сумеют сами себя расхвалить.
Управление армии, так хорошо организованное, теперь не существует более, потому что князь, который желает командовать сам, отдает приказания; генерал Бенигсен и всё их окружение дают их также и отряжают по произволу войска, причем носящий звание командующего армией и его штаб не извещаются об этом <…>.
Квартирмейстерская часть совершенно дезорганизована, потому, что нет более генерал-квартирмейстера. Сегодня должность его исполняет Толь, завтра Нейдгардт, на следующий день Хоментовский, и все офицеры этой части, которые были распределены между главной квартирой и различными корпусами, и из коих каждый имел свои обязанности, составляют в настоящее время свиту генерала Бенигсена, который распоряжается ими так, что несколько дней тому назад никто не знал, по какой дороге идти и где расположиться. Обе армии, зная только, что они должны следовать по большой дороге, двигались по ней вперемешку; обозы, артиллерия, кавалерия, пехота – в совершенном беспорядке, часто останавливаемые сломанными мостами, об исправлении которых нисколько не беспокоились, и зачастую войска, по прибытии после утомительного перехода в назначенный пункт, блуждали остальную часть дня по сторонам, не зная, где стать и, наконец, бывали вынуждаемы оставаться в колоннах близ большой дороги, не имея биваков и продовольствия.
Продовольственная часть дурно управляется, потому что ею распоряжаются все; вследствие чего транспорты перекрещиваются: калужские направляются в Рязань, а рязанские – в Калугу, между тем как армия терпит недостаток в продовольствии несколько дней подряд.
Корпус путей сообщения, учрежденный в армии для содержания дорог и мостов, превосходно служивший <…> выделен из армии <…> при всем том, во все время переходов мосты и дороги оказываются неисправными <…>.
Две трети армии со всей кавалерией, которая истрепана до того, что не может более нести службы, находятся в авангарде, который отступает, чуть только неприятель приблизится <…>, не имея сведений о силах наступающего против нас неприятеля <…>.
После успешного выполнения самого благоразумного и смелого движения на Калужскую дорогу, упущен наиболее благоприятный момент для принесения противнику чувствительного удара, который, может быть, вынудил бы его очистить Москву, а именно, для действия на его коммуникационную линию со Смоленском.
<…> Но меня более всего беспокоит то, что неприятель может <…>, чтобы прикрыть свои сообщения со Смоленском, овладеть дорогою из Москвы через Боровск и Калугу и тем вынудить нас продолжить наше отступательное движение <…>.
Все эти факты достаточно доказывают, что армия дурно управляема <…>.
Таково, Государь, верное изображение состояния Вашей армии и положение того, который командовал ею до сих пор и который <…> поставлен в печальное положение нести ответственность и страдать за все дурные последствия, которые он предвидит, но которые уже не в его власти предупредить.
Я избегал известное время генерального сражения вследствие зрело обдуманных оснований и твердо держался этих оснований, не обращая внимания на все разговоры по этому поводу, и я дал бы наконец, сражение, но не близ Можайска, а впереди Гжатска у Царева-Займища. Я уверен, что разбил бы неприятеля, потому, что сражение велось бы с сохранением порядка, и в нём командование было бы в одних руках. Мои резервы были бы сбережены до последней минуты и, если бы даже я испытал неудачу, неприятель никогда не мог бы занять Москвы, потому что направление моего отступления было бы не на Москву, а на Калугу, отрядив на Москву все собранные ополчения. Заготовление продовольствия в Калуге, Орле и Туле, которое теперь к счастью избавляет нас от голода, было собрано мною для этой операции.
Выиграв направление на Калугу, имея позади себя подкрепления, которые всегда могли прибыть ко мне, я энергично начал бы наступательные действия <…> .
Калуга
24-го сентября 1812 г. Барклай-де-Толли».
В этом письме Барклай-де-Толли уведомляет Императора о том, что под командованием Кутузова и Бенигсена «армия дурно управляема». Это заключение вскоре найдет своё подтверждение при проведении, бездарно завершённого, но с помпезной реляцией фельдмаршала Кутузова, сражения на реке Чернишне близ Тарутино.
Позже подтвердится беспокойство Барклая-де-Толли и о попытке прорыва Наполеона к Смоленску через овладение дороги из Москвы через Боровск и Калугу… Кутузов только через неделю (!) случайно узнал об оставлении Наполеоном Москвы, когда тот уже во главе армии был в Боровске. И только благодаря «ангелу-хранителю русской армии» генералу Ермолову, принявшему на себя ответственность, корпус Дохтурова был развернут на Малоярославец и чудом успел заслонить Наполеону дорогу на Калугу.
Но что самое важное, Барклай-де-Толли приводит детально проработанный план генерального сражения у Царева-Займища без последующей сдачи Москвы, с которым, без сомнения, Кутузов был ознакомлен. Что заставило Кутузова оставить удобную позицию у Царева-Займища и отвергнуть план, предложенный ему Барклаем-де-Толли по спасению Москвы? Личные амбиции и эгоизм или следствие контактов в начале мая 1812 года, тогда ещё, главнокомандующего Дунайской армии с агентом французской разведки? На эти вопросы в российской истории пока ещё нет достоверных ответов. Скорее всего, дело в личных амбициях Кутузова, понимающего, что в сражении у Царева-Займища он будет не «новым» главнокомандующим, а всего лишь исполнителем плана своего предшественника.
Таким образом, можно утверждать, что ответственность по разорению Москвы с её бесценными памятниками русской национальной культуры, полностью лежит на совести М.И.Кутузова, его амбиций и эгоизма. Сдача Москвы Наполеону в 1812 году является «чёрным» и не смываемым клеймом на всей российской истории.
4. Генерал Барклай-де-Толли – императору Александру I.
«<…> я считаю своим долгом дать Вам, Государь, отчёт о военных операциях армии, которую Вы мне вверили. <…> Очерк этот составлен для прочтения только Вашим Императорским Величеством, так как он содержит подробности и обстоятельства, которые должны быть известны только Вам одним.
<…> Я вёл операции армий так, что неизбежным следствием их должно было быть истребление неприятеля, а под Бородиным и под Москвою, смею сказать, я спас армию и Империю <…>.
В настоящее время ход военных действий принял оборот, который Ваше Величество предвидели, начертав общий план для этой кампании. Наполеон должен был бы теперь переживать последний момент своего политического существования, если бы мы с большей энергией воспользовались нашими преимуществами. Ваше Величество приближаетесь к минуте, когда Вы сделаетесь властителем и верховным главою угнетенной Европы.
<…> считаю своим долгом упомянуть о предмете, при настоящих обстоятельствах весьма существенном.
Наполеон с частью своих войск ускользнул от армии князя Кутузова; я боюсь, как бы он не ускользнул также и от адмирала Чичагова, чтобы пробраться оттуда через Волынь в герцогство Варшавское. Хотя мнение, составленное о Наполеоне, и изменилось много к худшему, но угнетенные народы слишком привыкли бояться его и могут ещё предоставить ему действовать самовластно. Итак, на весну следует готовиться к весьма деятельным операциям. Я не вижу, чтобы вопрос об этом поднимался, а Ваша армия, Государь, находится в дурном состоянии, ибо армия, управление которой дезорганизовано, должна быть почитаема телом без души. Патриотизм заставляет её действовать ещё в настоящее время, когда она защищает отечество, но за границей она не будет отвечать тому, чем должна быть. В будущей кампании придётся защищать и умиротво-рять народы и брать крепости, что требует больших приготовлений <…>.
Новгород
9-го ноября 1812 г. Барклай-де-Толли».
5. Император Александр I - генералу Барклаю-де-Толли.
«Я получил, генерал, ваше письмо от 9-го ноября. <…> постараюсь в немногих словах выяснить вам истинное мнение относительно вас и событий. Дружба и уважение, которое я не переставал вам оказывать, дают мне на это право.
Принятый нами план кампании, по моему мнению единственный, который мог ещё иметь успех против такого врага, как Наполеон, что доказал, по-видимому, и опыт, неизбежно должен был, однако, встретить много порицаний и несоответственной оценки в народе, который, будучи мало сведущ в военном искусстве и памятуя легкие успехи, одержанные им раньше над неопасными врагами или над неискусными полководцами, должен был тревожиться военными операциями, имевшими целью привести неприятеля вглубь страны. Нужно было с самого начала ожидать осуждения, и я к этому подготовился. Но в тоже время надлежало тщательно избегать всего, что могло навлечь справедливую критику, и именно в этом отношении я должен, генерал, сделать вам некоторые упреки.
Как только план был принят, нужно было все для его исполнения. Мы вполне располагали для этого временем, и, однако, многого не было сделано.
Немного дней спустя после пребывания моего в Вильну, я отдал вам приказание отправить назад все излишние обозы полков, особенно тех, которые имели постоянные квартиры в Литве, и, не взирая на то, они были отосланы только до Неменчина, Свенцян, Вилькомира и Шавель, и с этим то бесконечным обозом мы должны были совершать наши отступательные движения. Сколько раз напоминал я вам о постройке необходимых мостов. Значительное число инженеров путей сообщения находилось при армии, и, однако, большая часть мостов оказалась в самом разрушительном состоянии. Приняв решение отступать, само собой разумеется, нужно было устроить в соответствии госпиталя; взамен того, прибыв в Вильну, я нашел там госпиталь с несколькими тысячами больных, на эвакуации которых я все время настаивал.
Вот, генерал, откровенно те вины, в которых я должен вас упрекнуть. Они сводятся к тому, что вы недостаточно усвоили себе, что предписывать и достигать исполнения предписанного – две вещи, крайне различные, и что единственное средство помочь тому заключается в действительном надзоре и постоянной проверке чрез посредство доверенных лиц.
Весьма крупные ошибки, сделанные князем Багратионом, вследствие которых неприятель предупредил его в Минске, Борисове и Могилеве, заставили вас покинуть берега Двины и двинуться на Смоленск. Судьба нам там поблагоприятствовала, ибо там, вопреки всех ожиданий, совершилось соединение обеих армий. Наступала минута остановить наступательное движение. <…> Но так как обе армии были там [в Смоленске] соединены, и так как в наши планы входило дать позднее неприятелю генеральное сраже-ние, с таковым же основанием было дать его в Смоленске, как и в Цареве-Займище. Ваши силы там были бы менее слабыми, так как не были понесены потери, испытанные вами впоследствии в боях 5-го и 7-го и последующих до Царева-Займища. <…> В Смоленске рвение солдат было бы чрезвычайно, потому что они защищали бы от врага доступ в первый чисто русский город.
Потеря Смоленска произвела неизмеримое впечатление во всей Империи. К всеобщему неодобрению нашего плана войны присоединились упреки. «Опыт, говорили, показывает всю гибельность этого плана. Империя находится в самой крайней опасности». И так как приведённые мною выше ошибки к несчастью были на устах всех, меня обвинили, что «я жертвую спасением отечества самолюбию, желая в вашем лице настоять на сделанном мною выборе». Москва и Петербург единогласно называли князя Кутузова, как единственного человека, который мог, по их словам, спасти Империю. В подкрепление этих рассуждений указывали даже на старшинство, по которому вы были моложе Тормасова, Багратиона и Чичагова, что также существенно вредило успеху военных операций, и что это важное неудобство было бы совершенно устранено назначением князя Кутузова.
Обстоятельства были слишком критические. Впервые столица Империи находилась в опасности, и я не мог сделать ничего другого как уступить общему мнению, приказав, однако, обсудить предварительно обстоятельства за и против в комитете, составленном из главных сановников Империи.
Уступив их мнению, я должен был заставить молчать собственное чувство. Мне оставалось только сохранить вам возможность доказать России и Европе, что вы были достойны выбора, который я сделал в вас для командования армией. Я убеждал себя, что вы сами будете довольны остаться в армии, чтобы своею боевой деятельностью завоевать, как вы это сделали при Бородине, уважение даже ваших порицателей. Оставаясь в армии, вы, конечно, достигли бы этой цели, я не имею в этом ни малейшего сомнения, и, ради дружбы, которую постоянно буду к вам чувствовать, я с бесконечным сожалением узнал о вашем отъезде. Не смотря на все неприятности, которыми вам так досаждали, следовало остаться, потому что обстоятельства, когда нужно становиться выше всего на свете.
В убеждении, что вы, ради собственной репутации, предпочтёте остаться в армии, я уволил вас от должности военного министра, ибо было бы уже неудобно, чтобы вы занимали должность министра, в то время как старший вас в чине командовал армией, в которой вы находились. Притом я видел на опыте, что одновременно командовать армией и быть министром выше сил человека.
Вот, генерал, верное изложение обстоятельств, как они происходили, и как я их судил. <…> Хотя настоящие обстоятельства и весьма благоприятны нам, принимая во внимание состояние, до которого доведен неприятель, борьба ещё не окончена, и она вам даст полную возможность проявить ваши военные достоинства, которым, в общем, начинают снова отдавать должное <…>.
Петербург
24-го ноября 1812 г. Александр»
6. Генерал Барклай-де-Толли – императору Александру I.
« Государь! <…> Вашему Императорскому Величеству угодно было, покидая армию отдать в мои руки судьбу Своих армий и Своей Империи. Я не оправдал бы этого доверия, если бы при ведении операций поставил себе целью блестящую кампанию, с которой была бы связана моя собственная слава, а не удачный исход всей войны путем самого уничтожения неприятеля. В первом случае я выиграл бы лично, ибо я давал бы сражения и был бы осыпан почестями и наградами; особенно если бы я мог последовать примеру моих товарищей и вводить в заблуждение общество блестящими, но не вполне отвечающими истине, реляциями.
<…> Было ли бы спасено тем отечество, и нашёл ли бы мой преемник армию, с которой впоследствии мог бы совершенно уничтожить неприятеля – вот вопрос, который Ваше Величество можете лучше всех разрешить.
Я уверил Ваше величество, что не подвергну опасности бесполезной или несвоевременной гибели Вашу армию, единственную опору отечества, и, если не буду в состоянии нанести неприятелю решительных ударов сначала, то вся моя надежда будет основана на ведении кампании в позднее время года. Я сдержал своё обещание. Избегая решительных сражений, я увлекал неприятеля за собой, я удалил его от его источников, приближаясь к своим, и ослабил его в частных делах, в которых я всегда имел перевес. Когда я почти довёл до конца этот план и был готов дать решительное сражение, князь Кутузов принял командование армией.
<…> Князь Кутузов объявил, что потеря Москвы была следствием потери Смоленска. И тогда я явился перед Россией и Европой изменником. Молчание, сохраняемое по отношению ко мне самим правительством, и дозволение обнародовать официально это замечание должно было подтвердить все неблагоприятные на мой счет мнения <…>.
Впрочем, пусть князь Кутузов наслаждается своими победами, пусть он думает, что поверг в забвение того, кто их ему подготовил (ибо он только слепо и, нужно сказать, довольно вяло следовал течению событий, явившихся следствием предшествовавших операций), я надеюсь, однако, что беспристрастное потомство произнесет суд с большею справедливостью <…>.
Полоцк
27-го января 1813 г. Барклай-де-Толли»
Из трех последних писем следует, что соавторами тайной стратегической операции по уничтожению армии Наполеона являлись император Александр I и военный министр Барклай-де-Толли. Всеми деталями плана не владел ни кто, но основная его концепция была утверждена Высочайше.
Что не предусматривал принятый план – это сдачу Москвы Наполеону, ставшую следствием колебания Императора относительно судьбы Кутузова после его сомнительных действий при подписании мирного договора с Турцией. В этой связи, с сознательным отходом от утверждённого Императором плана войны, повлекшим за собой сдачу Москвы, по-новому выглядит: оставление Кутузовым без медицинского обеспечения 32,5 тысячи раненных русских воинов в Можайске и в Москве, которые умерли от голода и сгорели в пожарах Первопрестольной, доведя число безвозвратных потерь в Бородинском сражении до 80 тысяч [около 61% от численности 1-й и 2-й Западных армий – прим. И.Г.]; сдача французам Московского арсенала с объемом хранения вооружения на 2-е дивизии; публичное обвинение в предательстве на всю Россию честного прославленного полководца и военного министра Барклая-де-Толлии, подготовившего Россию к противоборству с Францией; практическое обеспечение, бездействием Кутузова, выхода из России Наполеону и его армии при Березине [Некоторые историки находят оправдание этому действию Кутузова, мол, он выпустил Наполеона для сохранения равновесия сил в Европе между Францией и Англией. Но послевоенное обустройство Европы находилось вне компетенции главнокомандующего, и требовало безусловного согласования своих планов с Императором, у которого, судя по письмам, такого намерения не существовало. – прим. И.Г.], которое вылилось ещё в 3 года войны и десятки тысяч человеческих жизней; Кутузов не оставлял своего «содействия» Наполеону и в заграничном походе, негативно высказываясь об участии русских войск в освобождении Германии, ввиду того, что война с французами в Европе отвечали интересам не столько России, сколько интересам самих германских государств и Англии.
Из писем становится ясно, что в действительности слава победы в Бородинском сражении принадлежит Барклаю-де-Толли, а Кутузову – «победоносные» искажённые реляции о победах при Бородино и Тарутино, принесших ему чин фельдмаршала и высокие поощрения.
До настоящего времени историки обходят стороной вопросы об «исчезновении» армии Кутузова, которая за 2,5 месяца выйдя из Тарутинского лагеря и дойдя до Немана, сократилась от 150 до 28,5 тысяч человек, и каким образом от голода и болезней вымерла на четверть Калужская губерния, потеря населения которой в 2 раза превышала суммарные потери противоборствующих армий в Бородинском сражении?
Главной болевой точкой для Барклая-де-Толли, вынудившей его оставить армию, было: «Князь Кутузов объявил, что потеря Москвы была следствием потери Смоленска. И тогда я явился перед Россией и Европой изменником».
Получить такой отзыв было выше его сил, если принять во внимание то, что он, исполняя одновременно обязанности командующего 1-ой Западной армии и военного министра, оставил Кутузову хорошее «наследство»: корпус Витгенштейна, дав отпор маршалу Удино, надёжно прикрывал весь север России; отдельный корпус Эссена прикрывал Ригу; созданный первый армейский «партизанский» отряд под командованием барона Винценгероде прикрывал и тревожил французов на Тверской дороге, Ярославском, Дмитровском и Рузском трактах; в районе Торопца стоял отдельный корпус П.И. Меллер-Закомельского; 3-тья армия Тормасова и Мозырский корпус Ф.Ф. Эртеля прикрывали Волынь; 4-ая армия адмирала Чичагова прикрывала Киев; мятеж в Грузии, спровоцированный французской разведкой, локализован и, в основном, подавлен; с Дона спешили казачьи полки; подписанное им в Смоленске воззвание «Обывателям Псковским, Смоленским и Калужским» не только открывало путь широким народным массам к ведению народной войны, но и ограничивало театр боевых действий на исконно русской территории в границах трех губерний (без перехода в Московскую губернию); генерал Милорадович заканчивал в Калуге формирование нового рекрутского корпуса; в Калуге, Калужской, Тульской и Орловской губерниях были развернуты временные госпиталя, сосредоточены значительные запасы провианта и фуража; Калужские и Новгородские запасные артиллерийские парки были укомплектованы полностью (объем хранения боеприпасов и военного имущества в них был на 17 дивизий); основная масса французских шпионов была обезврежена, а оставшиеся снабжались русской контрразведкой дезинформацией, путавшей действия Наполеона; Московский арсенал с объемом хранения на 2 дивизии был готов вооружить всех желающих сражаться за Отечество; по губерниям проходили рекрутские наборы и формировались ополчения; армия Наполеона была растянута на сотни километров, а система её управления была уязвима. Всего общая численность чинов, состоящих на службе в сухопутных силах России к сентябрю 1812 года составляла около 975 тыс. человек. Тайная стратегическая операция Александра I и Барклая-де-Толли вошла в стадию завершения – «ловушка для Наполеона» вот-вот должна была бы захлопнуться после генерального сражения на удобной позиции у Царева Займища. По планам Барклая-де-Толли Наполеон до Москвы не должен был дойти. Вопрос: «За кем будет окончательная победа?» был практически решён и главную роль уже играл только фактор времени.
Следует признать, что личных заслуг М.И. Кутузова в формировании этой оперативной обстановки, доставшейся ему в «наследство» от Барклая-де-Толли, не было. Более того, он не имел опыта управления военным министерством и самостоятельного командования армией более 50 тысяч человек. Таким образом, заявление Кутузова о том, что «Сдав Смоленск, Барклай-де-Толли несёт полную ответственность и за сдачу Москвы», хоть и является циничной клеветой, но, в то время, многие, особенно те, кто находились далеко от театра войны, приходили от него в восторг… .
Известно, что военная кампания 1812 года была переименована в «Отечественную войну» по указу императора Николая I в 1837 году в честь 25-летия изгнания армии Наполеона из пределов Отечества. Но может ли тайный стратегический план войны по уничтожению неприятеля, заманенного в подготовленную «ловушку» на своей территории, носить название «Отечественная война»? Более того, если этот план был разработан двумя людьми, общение и переписка между которыми осуществлялась на французском языке.
Как выяснилось из писем, Барклай-де-Толли предвидел и предстоящие проблемы в управлении армией в заграничных походах, когда патриотизм уже не действовал, а отлаженная система управления была полностью разрушена Кутузовым. Его опасения полностью оправдались в сражениях при Лютцене (2 мая 1813) и Брауцене (12 мая 1813), после чего русско-прусская объединенная армия вынуждена была отступить в Пруссию, но эти военные неудачи фельдмаршалу М.И.Кутузову пережить уже не пришлось. Он умер в зените славы 28 апреля 1813 года.
Россия должна знать свою подлинную историю и своих Героев!
Игорь Горолевич ,
Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств (СПб.)