Она купила мне эту кассету «Ласкового мая» за три рубля в палатке какого-то пригородного ленинградского вокзала. Обыкновенная советская МК-60 с двумя альбомами, по одному на каждой стороне. И сказала: «Как будешь слушать – вспомни меня». Так с тех пор и повелось: голос Юры Шатунова прочно ассоциировался с образом этой молоденькой кудрявой девчушки, спавшей у меня на плече в промёрзлом вагоне электрички по пути в санаторий, где разместили нашу экскурсию.
Было мне в ту пору целых 14 лет. Спортсмен, комсомолец и просто красавец. Шучу, конечно. Всего лишь восьмиклассник и начинающий ди-джей, которому втюхали общественную нагрузку – школьный радиоузел с вечно хрипящими динамиками, центр управления которым размещался в кабинете директора. Вдвоём с компаньоном-друганом из соседнего подъезда мы склепали буквально на коленке, с помощью двух кассетных магнитофонов, несколько смешных выпусков-реприз, прозвучавших на школьных переменах, и обрели известность. Ещё бы, мы ведь были единственными во всей Калининградской области! На дворе гремели Перестройка-гласность-ускорение, нас заметили, отправили на районный школьный конкурс школьных стенгазет, и благодаря упорству и настойчивости вашего покорного слуги скромный радиоузел под названием «Стереоэкспресс» занял первое место в области, за что мы с Серёгой в числе ещё двадцати счастливых пацанов и девчонок были премированы путёвкой в Ленинград на ноябрьские праздники.
В поездку я захватил свой фотоаппарат, поэтому память о той экскурсии хранится в картонном фотоальбоме. Вот я, с едва пробивающимся на верхней губе пушком, гордо позирую на фоне вмёрзшей в невский лёд заснеженной «Авроры», вот в Эрмитаже, вот в Петродворце, а вот – на фоне огромной верещагинской «Гибели Помпеи». А вот штатный фотограф калининградского Дворца пионеров поймал меня, бережно обнимающего Наталью, доверчиво посапывающую на моём плече. У парня был дар ловить удачные кадры. Он ехал в электричке напротив нас и всего лишь в нужный момент тихонько щёлкнул затвором своего «Зенита» с длинным объективом.
Разумеется, в свои 14 я был скромный нецелованный мальчик-колокольчик. Но на меня сверхъестественным образом обратили своё внимание целых две девочки из Краснознаменска, и я, разумеется, не растерялся, а стал приобретать драгоценный опыт ухаживания сразу за двумя в режиме он-лайн, что впоследствии аукнулось мне гаремами и многожёнством. Впрочем, этим двум подружкам моё общество было одинаково интересно, поэтому мы так и ходили по музеям в обнимку втроём, а я, беспаспортный шкет, надувшись от гордости, снисходительно ловил на себе взгляды пассажиров питерской подземки. Но, по всей видимости, подружки втихаря поделили меня в пользу только одной из них, Натальи, а вторая - весёлая толстушка Лена, стала ходить с нами для поддержания имиджа. Впрочем, я был совсем не против, потому что Наташка была симпатичней: широкобёдрая красавица с гитарной фигурой, пухлыми губами, шикарными пепельными кудряшками до плеч и пробивающимися из тесноты лифчика острыми грудками, смешно ловившая глупые снежинки своими вязаными варежками и позировавшая на фоне фонтана с Самсоном.
Настал вечер 7 ноября и наша экскурсия затерялась на Дворцовой площади, в толпе гуляющих советских граждан. Я во все глаза смотрел на модных тогда металлистов, брейкеров, хиппарей и прочих неформалов. Со стороны Петропавловской крепости грохнул красивейший артиллерийский салют, молодёжь одобрительно загудела, парочки стали целоваться во всю ивановскую. На улице была дикая холодина, и Наталья стала греть меня так, как женщина умеет греть своего мужчину: мы расстегнули на себе куртки, прижались друг к дружке, обнялись и смотрели глаза в глаза. Тогда-то, под вспышки салюта, я и ощутил впервые вкус женских губ и запомнил его на всю жизнь.
Вокруг всё грохотало и ревело, в морозном небе взрывались разноцветные гроздья салютов, народ гулял и веселился, пил водку прямо из горла, размахивал красными флагами с серпом и молотом и горланил гимн Советского Союза, а мы, не замечая всего этого, молча стояли обнявшись и робко прикасались губами к нашим мокрым от снега щекам, прекрасно зная, что послезавтра поезд унесёт нас из этой разноцветной сказки обратно, в Калининградскую область, в нашу серую размеренную обыденность.
А над площадью, безмолвно паря над людской массой, грустно улыбался ангел, застывший на вершине столпа и сжимающий в руках крест.
Вожатый прохлопал ночной развод мостов и всей нашей детской экскурсии пришлось ночевать в каком-то зале ожидания, на холодных пластиковых сидушках, чему мы с Натальей были только рады, потому что выбилась отличная возможность побыть вместе на совершенно законных основаниях. Лена только понимающе улыбалась и поправляла мою куртку, которой я укрыл спящую Наталью, свернувшуюся калачиком и положившую голову мне на колени.
На обратном пути домой была нижняя полка тёмного, громыхающего на стыках рельсов общего вагона, одобрительно покачивающегося в такт движениям наших рук, и мы вдвоём, целовавшиеся до одури и ломоты в губах под поощряющее молчание пассажиров, отвернувшихся к стенкам и делавших вид, что спят. А ранним утром я на негнущихся ногах проводил её к выходу из поезда и Наталья, застегнув молнию на своей куртке и рассыпав по плечам кудряшки, навсегда растворилась в сыром прибалтийском тумане. Потом мы какое-то время переписывались и я даже умудрился провести дерзкую операцию, позвонив вечером по межгороду из служебного кабинета командира нашей войсковой части прямо к Наталье домой, записав наш разговор на магнитофон и потом подолгу мечтательно прокручивая в наушниках её детский полувсхлип-полустон: «Я тоже тебя люблю, мой красавчик шотландец!». Но переписка как-то сама собой заглохла, исчерпав темы для разговора, а потом тихо умерла и надежда приехать к ней в гости. Жизнь развела между нами тот хрупкий мостик, связавший двух подростков всего на неделю, и оставивший мне на память лишь возбуждающий запах её духов на моём свитере да кассету с двумя альбомами «Ласкового мая».
Мы больше так и не встретились. Где сейчас Наталья, кем она стала в этой жизни и обрела ли своё тихое женское счастье – я не знаю. В социальных сетях её нет, и, если она жива, то ей сейчас должно быть, как и мне, чуть за 40.
Конечно же, мне хочется верить в лучшее.