Голая правда - часть 5

Елена Жалеева
Часть 5.
Николай Осипович после гибели дочери и внучки потерял интерес к жизни. Он не понимал, зачем Аннушка встает по утрам, и как раньше что-то готовит, заставляя его давиться безвкусной пищей.
   Мужчина без дела бродил по когда-то манившему своим уютом дому, по инерции подбирал брошенные им самим вещи, вспоминал, куда нужно положить их, нес, но по дороге забывал, зачем шел и опять клал  рабочий инструмент или одежду куда придется. Зачем-то выходил во двор, обводил глазами сад, выцветшее, как его глаза небо и, присев на пень срубленной яблони опять забывал обо всем.
  Анна Григорьевна сначала, не найдя мужа в доме или на скамейке под окнами, пугалась, громко звала, но со временем свыклась. Подбирая брошенные вещи, раскладывала их по местам, мела или шваброй протирала полы, пыльные оттого, что Николенька забывал снять уличную обувь, потом шла на кухню и прикидывала в уме, чтобы приготовить для него, чем попотчевать. Пока закипал бульон, несколько раз бегала в просторную залу, откуда был виден пень с замершим на нем мужем, безмолвно шепча молитву, крестила его, возвращалась на кухню, месила тесто для пирожков, готовила его любимую начинку, и снова бежала к окну. Женщина убедила себя, что Вика и Алиса живы, не приехали к Новому году, приедут на день рождения, на юбилей-то уж должны приехать. Та девушка с синим лицом и бледная, как простынка девочка – не они. Этот самообман заставлял Анну Григорьевну подниматься по утрам, кормить таявшего как свечка мужа, и, цепляясь за домашние обязанности, жить одним днем.
   Вчерашний приезд Максима выдернул ее из привычной рутины. В мужчине, которого дочь так сильно любила, она хотела найти частицу ее самой. Но Николенька встретил зятя неприветливо, не обнял, не заговорил – поглядел с укором, да и ушел на свой пень. Аннушка, сердясь на него, только один раз выглянула в окно – сидит, пусть сидит, а она пока с человеком поговорит, а то разучилась за последние месяцы.
   Только и Максим все больше молчал. А ей, в своем стремлении зацепиться за жизнь, хотелось выведать у него, не останется ли он здесь насовсем – квартира-то, которую они купили, так и стоит пустая. Один он у них остался, пусть бы и привел кого, - размышляла она, ведь молодой еще – сорока нет. Только бы рядом был.
   Утром, когда Максим не позавтракав, уехал на машине мужа, Николенька, закрыв за ним гараж, пришел какой-то возбужденный и даже похвалил ее стряпню, хотя едва притронулся к блинам. Это вызвало у Анны Григорьевны беспокойство.
    Но тесть, болезненным чутьем почуявший смертную тоску Максима, разгадал его замысел и весь день ждал, не сообщит ли кто еще об одной аварии. Винил Николай Осипович зятя за то, что тот остался жив. Сам он  жить не хотел и веревку давно припас, и крюк в гараже прибил. Ему так отчаянно хотелось встретиться с дочерью, снова взять на руки внучку,  чтоб ее пушистые волосы щекотали щеку и услышать ласковое: «Дедуль», что он не однажды заходил в бетонный пристрой с мыслью – иду к вам.  Только въедливые старухи своими длинными языками вселили сомнение, что не встретят они его там таким путем. Вот он и ждал вести от Максима.
    Когда же поздно вечером зять, въезжая во двор, осветил фарами окно кухни, где они с Анной ужинали, Николай Осипович стух. Ничего не говоря, вышел из-за стола и направился в маленькую спальню. Через тонкую перегородку он слышал, как жена пытается разговорить Максима, предлагая ему ужин, расспрашивает, где он был и что делал.
   Он не видел, как отвечая на вопросы тещи, стушевался Максим. А та, унюхав слабый запах женских духов, хотела знать, кто эта женщина:- Ты живой сынок, молодой еще. Тебе жизнь с чистого листа надо начинать.
- Да, что Вы, Анна Григорьевна, просто подвез медсестру Веру из хирургии.
- Вот уж, Анна Григорьевна! - заплакала вдруг долгое время державшаяся женщина.
- Простите, простите меня, мама, - голос Максима сорвался, он резко поднялся и обнял худенькую женщину, - устал я сегодня, объезжая все посты, но я его обязательно найду. Найду и заставлю ответить за Вику и Алису.
И немного отстраняясь, добавил:
- Мама, Вы уж простите, я перекусил в кафе. Можно я лягу. Завтра поговорим.
- Иди, сынок, иди. Я тебе в Викиной спальне постелила, спокойной ночи, - голос Анны Григорьевны стал тонким.
- Спокойной ночи, мама, - тихо попрощался Максим.
Он видел, как ссутулились плечи женщины, но все-таки скрылся в полумраке коридора, нащупал ручку двери и, сделав шаг, не раздеваясь, свалился на кровать.
Долго лежал без сна, вспоминая прожитый день, свое предательство, безрезультатные поиски провалившегося сквозь землю гада. Глаза заболели оттого, что он силой держал их закрытыми. Отчаянно хотелось закурить, но, боясь потревожить хозяев, он накинул на голову подушку, да так и забылся. Забылся и не услышал, как барабанила в ворота соседка, чтобы поделиться новостью: в коттедже через дорогу, через три двора от них новый русский прибил жену. Она сама, вот тебе крест, видела и полицейскую машину, и скорую.