Анекдотичный случай

Валентин Васильевич Кузнецов
       Отдыхать – хорошо. А отдыхать хорошо – ещё лучше. Вот мы и отдыхаем. Отдыхаем хорошо. 2013-ый год, сентябрь-месяц. Греция, Салоники, отель "Платамонас", пять звёзд. Искупались в тёплом море, вкусно пообедали и погрузились в послеобеденный сон. Но внезапно мой сон прерывается телефонным звонком:

       – Валентин! Скорей приходи в наш номер: здесь такое, здесь такое! Моя Анюта вызвала себе врача, а этот врач собирается вызвать сюда полицию. Оно нам нужно?! Приходи скорей.

       – Сейчас оденусь и приду, – обещаю я, а сам думаю: "Эх, жаль, что не дали мне поспать после обеда. И, вообще-то, что такое страшное могло случиться в номере Петровых, если там врач и даже вызывают полицию? Просто не могу себе представить".

       Спускаюсь по лестнице на третий этаж… Кстати, это только здесь, в Греции, он – третий, а по-нашему, по-российски, по-правильному он – четвёртый, а эти странные греки свой первый этаж вообще за этаж не считают и называют его нулевым. Ну не странные ли люди эти греки?

       Ещё из коридора слышу громкий разговор в номере. Открываю дверь и вижу в комнате троих: Анна, её муж Антон и незнакомый мне человек. Говорят все одновременно. О чём – понять трудно. Не сразу, но всё же удаётся понять, что после купания в море Анна почувствовала себя плохо –  то ли перегрелась на солнце, то ли переохладилась в море – и вызвала в свой номер врача.

       Представляюсь. Представляется и незнакомец:

       – Доктор Панайотис Петридис.

       – О, так вы, получается, – однофамильцы! – говорю я Антону. – Вы с Анной – Петровы, а доктор – Петридис, но это ведь одна и та же фамилия.

       Примирения после этой моей фразы не наступило. Пытаемся общаться, но это не очень-то получается. Потому что если я по-английски говорю плохо, то греческий доктор – ещё хуже. Всех перебивает Анна, обращаясь ко мне, как к третейскому судье:

       – Вот-вот. Да объясни ты, наконец, этому типу, что я никакая не француженка, а русская. А то я ему твержу, твержу: "Я – раша, я – раша, раша", а он ничего не понимает. И правильно говорит про них Задорнов, что они – тупые. Ну и тупые! Чего он, скажи, ко мне прицепился? Вот-вот, смотри: опять бубнит своё: "Франциза, франциза". Скажи ему, чтоб отстал от меня. Я ему тыщу раз сказала, что не француженка я, а раша, а он опять за своё: талдычит мне "франциза" да "франциза". Сил моих нет.

       – Стоп, Анна, стоп! – пытаюсь я остановить её страстный монолог. – Почему "франциза"? При чём здесь "франциза"?

       – А это ты у него спроси, у доктора.

       Спрашиваю у доктора. А тот в ответ тычет пальцем в текст страхового сертификата Петровых. Читаю: "Франшиза – тридцать долларов".

       Ох, теперь, мне думается, я начинаю понимать, в чём тут дело и отчего сыр-бор разгорается. Поэтому хохочу во всю. Нет, даже не хохочу, а ржу и одновременно пытаюсь объяснить:

       – Анюта, ну ты даёшь! Панайотис талдычит тебе не о францизе, а о франшизе. Вслушайся ты: не о францизе, а о франшизе. А это, как говорят в Одессе, – две большие разницы.

       – А что это за штука – твоя франшиза? – спрашивает Анна.

       – А она не моя, а твоя. Франшиза – это добровольная льгота. Её предоставляет страхователь, то есть ты, страховщику, то есть твоей страховой компании. Франшиза – это та часть ущерба твоему драгоценному здоровью, которая не выплачивается тебе, которая с наступлением страхового случая исключается страховой компанией из страхового возмещения пострадавшему. И размер этой франшизы заранее оговорен в договоре, который ты подписала… Ну, в общем, это сложно. Это я потом как-нибудь объясню. Да и не обязательно тебе в этом разбираться. А доктору – ты пойми! – глубоко наплевать на то, русская ты или француженка. Он только требует, чтобы ты ему заплатила за лечение, чтобы ты оплатила его услугу.

       – Я? Платить? – возмущается Анна. – Ничего я платить не собираюсь: я застрахована. Вот – мой страховой сертификат. Вот, смотри!  На тридцать тысяч долларов. Читай!

       Читаю: "Страховой сертификат. Страховая сумма на застрахованного – тридцать тысяч долларов".

       – А вот – мой ваучер, – добавляет Анна, – и полис.

       Тут, услышав слово "полис", доктор оживляется и произносит свой страстный монолог на смеси греческого, английского и русского языков, в котором несколько раз отчётливо слышится слово "пэлИс". На это тотчас же реагирует Анна:

       – Нет, ты слышал? Слышал? Полиция. Он опять грозится вызвать полицию. А чего я такого сделала, что надо вызывать полицию?

       Я пытаюсь успокоить:

       – Да успокойся ты, Аня. Он и не собирается вызывать полицию, а "пэлИс" на его языке просто означает "полис", твой  полис. Понимаешь? И он говорит, что в твоём пОлисе записано, что ты должна заплатить ему за предоставленную тебе услугу.

       – Да ты что? Я и ему сказала и тебе говорю, что платить я ничего не буду: у меня есть медицинская страховка.

       – А вот тогда-то он и вызовет полицию.

       – Как это?

       – А так. Доктор Петридис говорит, что он прибыл к тебе по твоему вызову. Это так?

       – Так, – подтверждает Анна.

       – Сделал диагностику. Было это?

       – Ну, было, – соглашается Анна.

       – И говорит, что выписал тебе рецепт на лекарства.

       – И что? Я, по-твоему, должна ещё и за лекарства его платить? Не буду: и без них поправлюсь.

       – И за всё за это доктор просит заплатить ему тридцать долларов, – объявляю я.

       А в ответ – тишина, молчание.

       – И если мы не заплатим, – добавляю я, – то сюда и в самом деле явится полиция.

       В ответ – немая сцена.

       Тогда "я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза" три купюры по десять долларов каждая и передаю их доктору Панайотису Петридису. Всё. Инцидент исчерпан.

       Вот такая анекдотичная история. С франшизой, с полицией, с хэппи-эндом.