КАВЕРЗЫ ВОЙНЫ...
Мало кому известно об этой тайне веков в истории Швеции. О драматической, «золотой» сдаче русским мощной крепости Свеаборг! Ибо о ее загадочном падении до сих пор ходит множество домыслов и мифов…
Наш генерал Орлов-Денисов с казаками имел прямое отношение к ее захвату. Эту громадную цитадель шведы гордо величали «Северный Гибралтар», ибо держала она под прицелом выход из Финского залива в воды Атлантики. Заложенная в 1747 году, эта твердыня поглотил из казны на долговременное возведение колоссальные средства. И она считалась неприступной!
Представьте себе семь скалистых островов среди необозримой глади замерзшего северного моря. На них-то и высятся мощные крепостные сооружения Свеаборга.
Самая большая крепость отстоит от Гельсингфорса в трех верстах. Другие острова-форты окружают ее и удалены на 200-500 шагов.
После занятия Гельсингфорса твердыня та была плотно оцеплена русскими войсками - мышь не прошмыгнет!
Командовал Свеаборгом адмирал граф Карл Кронстедт, как его величали, «известный головорез».
Шведский король Густав Четвертый, сбросив с колен черного кота, жестко потребовал от бодрящегося адмирала:
- Срочнее срочного исправить укрепления! Защищаться, черт подери, от русских до последней капли крови! В безвыходном положении - немедля сжечь весь флот у крепости, чтобы и дырявого челнока им не досталось!
И Кронштедт энергично готовил бастионы в состояние обороны. Сотни изнеможенных солдат и каторжников-оборванцев надрывали жилы, ломали руки-ноги, но спешно ремонтировали укрепления, устраняли поломки, устраивали сообщение между островами… Одним словом, форт готовился к яростной защите.
Шутка ли, цитадель грозила русским жерлами более двух тысяч орудий! В подвалах хранился запас пороха на сто тонн! Склады ломились от продовольствия, рассчитанного на три месяца осады! Вокруг обосновался флот из жаждущих баталии более сотни судов!
Блокада Свеаборга затеялась зимою, и наши войска угнездились на льду залива. Февраль закружил всех непроглядными, злыми метелями.
Орлов-Денисов с казаками разведали, что между островами-фортами устроены по льду замаскированные сообщения, а прорубленные шведами обводные каналы грозят гибелью - при штурме их трудно преодолеть. О чем и доложил генералу П.К.Сухтелену, который возглавлял осадные работы по крепости.
Сухтелен был известен как опытный деятель, достигнувший успеха не столь на военном, а как на хитроумном дипломатическом поприще. Вот здесь ему и пригодился тот бесценный опыт.
Командующий Буксгевден вместе с Сухтеленем осмотрели подходы к крепости.
Буксгевден, собрал командиров, потер озябшие руки и изрек:
- Взятие Свеаборга требует от нас мощной осадной батареи и немалых войск.
- Мы же имеем лишь 6500 человек, за стенами гарнизона уперлись супротив нас 7500 вояк. Это третья часть шведских войск в Финляндии.
Сухтелен задумался и добавил, глаз прищурив:
- Из-за нехватки артиллерии, снарядов и инструментов, медлительно подвозимых по снегу из Санкт-Петербурга, невозможно помышлять о прямом штурме крепости. Здесь надобно слукавить…
Поразмыслив, Буксгевден вздохнул и решил:
- Посему ограничимся бомбардировкой. Для чего в удобных местах построить артиллерийские батареи для обстрела. Будем надеялся на упадок духа гарнизона, подорванного нашим наступлением и поспешным отходом шведов.
Выслушав мнения командиров, он заключил:
- Мы вымучим гарнизон фальшивыми атаками, чтобы они потратили запасы пороха и снарядов. Доведем их в блокаде до изнеможения, пусть пожирают трупы лошадей.
- Тут карты в руки твоим казакам, Василий Васильевич! – нацелился он взглядом на Орлова-Денисова.- Успех в быстром натиске. Ибо со временем осажденные могут воспрянуть. Весной же очищение залива ото льдов лишит нас подхода к крепости. А шведским кораблям позволит прийти ей на подмогу и надолго затянет осаду.
- Война – штука хитрая и жестокая! - многозначительно произнес он. - Есть и еще кое-что…
Орлов-Денисов, глядя на подчиненных большими под черными бровями глазами, наказал:
- Братцы, крепость будем держать в непрестанной тревоге и жути!
И начались обманные, ложные атаки на Свеаборг! Зоркие пешие и конные посты окружили крепость.
В ночном мраке Орлов-Денисов спешивал всадников и они между утесами пробирались до крепости. Словно призраки, возникали у ее стен в снежной ночи! И вдруг открывали ружейную стрельбу.
Смятенные шведы бросались к пушкам и отвечали пальбой, но не могли повредить казакам, стоявшим за утесами и под излетом ядер.
Переполох усугублял грохот барабанного боя, выбивавшего для обнаженных нервов осажденных тревожную, сумасшедшую дробь: «В атаку! В атаку! В атаку!».
- И так раз за разом! Безостановочно! - вопили они в крепости.
- Кажнюю божию ночь!
– Когда же этот русский ад кончится?!
Все это пугало и держало в напряжении гарнизон. Ох, осажденные уже поверили в намерение русских идти на штурм!
Целые ночи простаивали они, коченея от холода и жесткого ветра на высоких стенах, пуская в темень жесточайший огонь из пушек, выжигая в кострах запасенные дрова.
Лейб-казаки, притаившись в спасительной темноте, в которую беспорядочно бухали орудия, посмеивались в заиндевелые усы:
- Пущай палят бестолку хуть до утра!
- Дюже хороший фейерверк, кузькина мать!
А днем осажденные тоже ужасались! Со стен видели они кипучую работу неприятеля…
Вокруг сновали прибывающие отряды, лошади тащили пушки, повозки с зарядными ящиками. Доносился смех и звуки сигнальных труб, скакали с пиками в лохматых бараньих шапках ужасные казаки…
Господи, сохрани нас и помилуй! Что там думает наш комендант Кронстедт, ведь он герой предыдущей войны с русскими?..
Они пришли бы еще в больший ужас, узнав о мыслях своего коменданта!
Кронстедт лучше других знал слабые места в обороне крепости, и чувствовал себя, как в мышеловке.
Гарнизон-то велик, размышлял он. Да состоит в основном из финских крестьян, которые толком не обучены военному делу, и пороха-то не нюхали.
Из двух тысяч орудий исправны где-то семьсот, и на каждые три пригожих пушки приходится по два канонира. Какая тут, к дьяволу, стрельба-оборона?!..
А что касается трехмесячного запаса провианта, то это одна видимость, мираж… Припасы рассчитаны не на находящихся в крепости 9500 человек, включая обузу- семьи солдат и офицеров, а всего лишь на 6 тысяч солдатских прожорливых ртов. Значит, еды хватит не на три месяца, а только на два!
Не говоря о том, что за это продовольствие он уплатил денежки из своего личного кошелька. Какой же он балбес! Надеялся, что шведская казна вскорости возместит их… А это 100 тысяч рейхсталеров! Как сберечь свою голову, гарнизон, флот и эти уплывшие денежки…
Да и волк-то он морской, признался Кронстедт, и не имеет никакого опыта обороны крепостей…
Значит, все важные вопросы следует решать не ему самому, а выносить их на обсуждение Военного совета, пущай тоже «репу чешут», а за главные участки обороны будут отвечать его заместители…
Кстати, вспомнил он, среди русских, осталась жена коменданта одного острова-форта… Весьма пронырливая, изворотливая дамочка. Не лишним будет связаться с ней, покумекать…
Острый ум коменданта вмиг оценил выгоды, которые можно извлечь из этих роковых обстоятельств…
В это время генерал Сухтелен, обмозговав всё, принимает меры для разложения духа гарнизона крепости…
А начал с того, что разрешил пропускать в Гельсингфорс через свои аванпосты, желающих покинуть Свеаборг, в первую очередь семьи офицеров. Будут ли тогда их мужья ретиво биться за покинутую их домочадцами крепость?
Шведские пушки из крепости, надеясь поразить неприятеля, стали бомбить Гелингфорс, превращая в развалины дома обывателей и нанося им увечья. Крики и стоны горожан раздавались на разрушенных улицах.
Сухтелен решил воспользоваться этим, чтобы не остаться зимой без крыши над головой!
Дабы сохранить жилища, в которых квартировали русские части, он под видом заботы о безопасности мирных жителей предложил коменданту Свеаборга, не бомбить город, обещая закладывать свои батареи в стороне.
Кронстедт на то клюнул - и предложение было принято. Гельсингфорс сделался как бы нейтральным, где расположились безопасно госпитали, военные парки и склады.
В перерывах между вылазками под крепость Орлов-Денисов поспешал в домишко, где с тревогой и нетерпением ожидала его желанная супруга Маша.
То были прекрасные часы встреч! Они не могли наглядеться и наговориться! На ее спросы о боях он отшучивался, старался не беспокоить. Уводил пить чай, да отвлекал воспоминаниями о днях неугомонной юности.
В печурке гудел огонь, попахивало дымком. Маша, прижавшись к нему, слушала, как Василий, раскрыв томик любимого Державина, с улыбкой читал:
Если б милые девицы
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девочком
На моих сидеть ветвях…
Но как коротки были эти благословенные минуты вдвоем! Какое трепетное биение сердец ночью!
Сладко спит, посапывает Маша и видит сон. Возможно в нем его, Василия. Ведь так соскучилась! А он даже боится шевельнуться, дабы не потревожить ее. Хотя очень хочется неистово обнять, ласково и требовательно это доверчивое упругое тело…
И он, как бы нечаянно, касается ладонью ее полуобнаженного теплого бедра, тела, до дрожи так знакомого и близкого. А оно от его чуткого прикосновения начинает пробуждаться, в полусне не разумея, почему.
Василий чувствует в темноте, как Маша мягко потягивается в полусонном пробуждении. И вот она, желанная, уже прижимается к нему. И вдруг вздрагивает всем телом и, сонно полуобнимая, крепко прижимается тонкой фигурой с упругими грудями и гибкой талией...
Разочарованный сон, глядя на такое, машет им рукой и, улыбаясь, уходит в ночной полумрак.
А горячие губы жадно и торопливо ищут друг друга. Тела нежно настойчиво тянуться ближе, плотнее почувствовать друг друга… Трепет… Неистовое слияние переплетенных молодых тел и торжествующих душ…
И опять она, после такой ночи, вздрагивая от холода и выстрелов пушек, утром провожает мужа под огонь крепостных батарей. И только запах дыма от его мундира напоминает ей о Василии.
Да еще неугасимый свет их первой встречи в дворцовых залах Петербурга…
…Ах, что это был за вечер! Он танцевал с ней, потом с некоторыми дамами, а потом с ней и только с ней! Ее маленькая рука уютно устроилась в его ладони. Высокий, статный и ловкий, он вызывал у нее восторг! Сердечко ее захлебывалось от предвкушения неизвестной и необъятной жизни…
Уже оплыли свечи в люстрах. Многие гости, умаявшись изрядно от веселья, музыки и шампанского, разъехались, а другие разбрелись по покоям. А они все танцевали….
Уставшие музыканты едва перебирали пальцами и фальшивили, но они не замечали… И танцевали, и музыка звучала для них с небес и разливалась в трепетных сердцах…
Оркестры и балы, театры и приемы, все осталось позади. И она, конечно, тосковала по ним, ибо находилась в другом, суровом мире…
Ах, как прекрасно все было! Эти вечерние встречи все в памяти. Словно встретилась с младостью. Как давно это было… А душа совсем юная. И будет дальше их горячая любовь и все прекрасное впереди!
Грохот выстрелов крепостных пушек вернул ее волнительные мысли назад.
Она истово перекрестилась. Все это будет, все обязательно вернется!
Орлов-Денисов, проезжая мимо батарей, улыбался в усы, слыша, как поделдыривали казаки над вновь прибывшими.
- А вот и подмога явилась, рязаньская - лаптем щи хлябать… И добавляли словечки посолонее.
Да, это прибыл гренадерский батальон Рязанского полка. Не доходя до Гельсингфорса, гренадеры расположились в шалашах и уцелевших лачугах и приступили к ежедневным караулам в городе, по берегу и вокруг Свеаборга.
Началось возведение на прибрежных скалах, на мысах осадных батарей.
Во время сильной пальбы из шведской крепости один тяжелый снаряд проломил в нашей батарее зарядный ящик, наполненный начиненными бомбами. Там же находилась кипы легко возгораемой пакли. Окружавшие ящик артиллеристы закричали, что ящик сейчас грохнет и вдрызг разнесет всю батарею! Бомбардир Федотов мигом кинулся к опасному ящику, отволок его подальше и затушил. Этим спас людей и всю батарею.
За сей поступок Федотов был награжден знаком отличия военного ордена. Ему выдали похвальный лист с описанием подвига и пожаловали 500 рублей.
У казаков блестели глаза, видя, как стреляют наши пушкари:
- Ого, бьют без промаха, норовя сжечь шведский флот.
- Глядите-ка, уже подпаливали сараюхи для флотилии и дома для моряков…
На их глазах разлетались вдрызг ветряные мельницы, рушились построенные на льду деревянные сообщения. В самой крепости заполыхали и затрещали в буйном пламени пожары.
Кровавый призрак штурма приводил в трепет весь гарнизон! Будучи во многом из необстрелянных рекрутов-крестьян, он начал пал духом. Уныние обуяло всех!
Из крепости те рекруты потаясь бежали целыми толпами в Гельсингфорс, к русским. О, там их не задерживали!
Встречали с распростертыми объятиями и обильной выпивкой! Взяв честное слово не воевать, распускали по домам, снабжали и деньгами. Только после пожинали горькие плоды своей доброты!
Умудренный Сухтелен с первых дней осады умело поддерживали переговоры с комендантом Свеаборга и его офицерами. И выяснил немало для себя…
На устроенных специально в Гельсингфорсе вечерах с гостевавшими из крепости офицерами, среди изобилия пития и яств, внушалось им, что падение Свеаборга, увы, неизбежно. Что вся Финляндия уже повинуется российскому скипетру. И что удержание Свеаборга – этой малой точки, никак не спасет Швеции.
И финские офицеры-дворяне не горели желанием сложить головы за блеск шведской короны!
Одни из них грезили об автономии Финляндии без шведского владычества! А другим приятнее был звон золотых монет в их отощавших кошельках, ибо их щедро снабжали деньгами и подарками те же русские офицеры!
Это была часть тайной операции, тонко проводимой Сухтеленом. Но он размахнулся еще круче – и создал под боком крепости центр по разложению духа гарнизона!
И где же, подумаете вы?..
Да в шикарном особняке госпожи Рейтенфельд, жены коменданта одного укрепленного острова-форта!
Она, как и многие офицерские жены, выбрала за лучшее не отправляться за мужьями в крепость, а остаться в городе. Эта компанейская статная госпожа, сморщив прелестный носик, скрытно приняла крупную сумму денег от Сухтелена (руки не дрожали!) И стала их добросовестно отрабатывать – в чем и преуспела!
Сомневаемся, что ее достопочтимый муж, капитан Рейтенфельд, не знал ничего о проделках жены и не одобрял их! Зря, что ли говорится, муж и жена – одна сатана…
К тому же некоторые финские командиры Свеаборга были готовы переметнуться на сторону русских! Как начальник артиллерии майор Хьярни или заместитель Кронштедта полковник Егергорн, который принимал подношения от людей Сухтелена в виде постоянного жалования.
- Деньги не пахнут!- усмехались они, засовывая золотые монеты в сразу потолстевшие кошельки.
И Буксгевден, скрипя пером по листу, депешировал о том военному министру Аракчееву. Настоятельно требовал крупных сумм денег для секретных расходов, подкупа и переманивания на свою сторону защитников крепости и офицерского состава.
Сняв нагар со свечей, перечитывал перед отправкой курьера написанное:
«Чтобы иметь успех в моих предположениях, употребил я для того посредство людей, которых расположение удалось приобрести мне в гарнизоне. Вы видите, какими средствами была мне возможность найти нужные нам способы.
Они нам довольно дороги и еще будут дороже, но все сии издержки не могут никогда идти в какое-либо сравнение с тем важным приобретением, какое можем сделать покорением Свеаборга».
Аракчеев доложил сие Александру Первому и ответил Буксгевдену так:
«Государь император надеется, что если старанием и опытностью вашею, сила золотого пороха ослабила пружину военную, то и окончательное уничтожение оной должно, кажется, исполниться».
Удаться ли эта «золотая» авантюра?
После месячной осады Кронстедт, схватился за голову и на Военном совете ужаснулся:
- Мать Господня! Пороха оставалось самая малость! Снарядов на 15 дней, или на отражение одного штурма! Беда одна не ходит! Продуктов хватит всего на один месяц!
- Если не будет скорого подхода эскадры из Швеции, то наша крепость, оголодавшая и обезоруженная, пропала, - заключил нерадостно Военный совет…
И тогда 25 марта над крепостью затрепетал белый флаг - то осажденные запросили перемирия.
В Свеаборге опять собрался военный совет, и на нем в мундирах восседало немало сомневающихся и подкупленных офицеров.
Кронстедт, любуясь сияющем перстнем на пальце, горестно вздохнул:
- Я вынужден сдать крепость русским, чтобы сберечь тысячи своих людей… Если к 22 апреля из Швеции не придет помощь, по крайней мере, из пяти кораблей, то мы капитулируем.
После всех дебатов и перепалки конвенция о перемирии была подписана.
Генерал Орлов-Денисов с офицерами участвовали в процедуре сдачи Кронстедтом трех прикрывающих Свеаборг островов с артиллерией.
О, сдача этих укреплений резко изменила обстановку! Ибо она вызвала размещение русских войск по блокадной линии. Батареи на них ими вооружались и усиливались. На этих островах заколыхались русские флаги.
- Вылазки против Свеаборга на время приостановить, – последовало распоряжение казакам Орлова-Денисова.
Но занимая те позиции, русские не расслаблялись и продолжали закреплять пикеты, засадыи посты. Неуклонно готовились к штурму, припасали длиннющие лестницы и фашины из хвороста для забрасывания рвов и волчьих ям.
В закольцованную крепость поступали без передышки шведские газеты о сдаче крепостей и городков русским, чем колебались и без того шаткие умы осажденных. На самом же деле эти фальшивые газеты печатались специально в Петербурге и перебрасывались в Свеаборг из Гельсингфорса. Это была одна из часте засекреченной операции.
А гарнизон, изнуренный страхом, хроническим недосыпанием и берущей за горло голодухой шатался на ногах. Морозы стояли сильные, добавляли обмороженных солдат. Беда, трагедия нависла над крепостью.
Падение Свеаборга!
В цитадели той томились и мучилось в тревоге войско. Вокруг нее густо скопились до зубов вооруженные силы Буксгевдена. Обе стороны были напряжены! Ведь назначенный срок сдачи неумолимо приближался.
Русские накрепко устроили батареи на берегах и островах, вооружались и усиливались. Все готово к упорному. беспощадному штурму!
В крепости осажденные впали в жестокое уныние:
- Увы, лед на море не трогается и надежда на прибытие кораблей из Швеции тает с каждым днем…
- Мать Господня! Нет ответа на письмо нашего коменданта о помощи в Стокгольм, посланного с курьерами…
Осажденным было невдомек, что тех гонцов Кронстедта русские в пути нарочно с шумом-гамом тормозили. Весело соблазняли то хорошей выпивкой в кабаках, то гулянками с веселыми, доступными девками на ночных остановках-задворках…
Комендант Кронстедт, выторговывая себе у генерала Сухтелена компенсацию за потраченные им 100 тысяч личных рейхсталеров на продовольствие гарнизона, криво улыбался:
- Фортуна приберегает милости для тех, кто умеет с блеском делать ставки и выигрывать…
Когда перед ним тяжело брякнулись тяжелые мешочки, он крякнул:
- Золото любят все! Да и кто из нас не без греха…- сказал он с довольным вздохом, отсчитывая последний мешочек с золотыми монетами.
В назначенный день Буксведен потребовал от коменданта осажденного гарнизона:
- Полная сдача! И никаких проволочек, сударь и сюрпризов, понятно?!
Кронстедт, поморщившись для вида, согласился, что в течение трех дней он выводит гарнизон из крепости и сдает ее русским.
Началось! У Гельсингфорсого мыса, на берегу под укрепленной батареей, выстроились развернутым фронтом русские части - для принятия и обезоружения шведского корпуса!
Упористо стояли Рязанский пехотный полк и батальон гренадеров Белозерского полка, эскадрон Финляндских драгун и Гродненских гусар.
В алой форме выделялись полсотни верховых лейб-казаков Орлова-Денисова. Он, на вороном коне, при парадной форме, наблюдал, как при звуках музыки показалась из ворот крепости часть шведского гарнизона. Этак тысячи полторы оживленных солдат и драгун и более сотни понурых офицеров и унтер-офицеров. Они выстроились в линию - и во взаимном отдании чести сложили оружие… Раздался облегченный вздох сотен человек.
Но не будет ли подвоха от оставшейся в крепости части гарнизона? Ведь комендант остался с ними и укрепления не оставил?
На другой день Орлов-Денисов опять принимал сдачу крепости. Свеаборг покидали прочие пешие и конные резервы, морские команды. Вывезли раненых при бомбардировке, ковыляющих на костылях, замотанных в бинтах.
Последним из крепостных ворот вышел в адмиральской форме в сопровождении адъютантов Кронштедт. Он нес на вытянутых руках флаг и ключи от Свеаборга!
Сто один пушечный выстрел возвестил о торжественном поднятии русского флага над крепостью Свеаборг! Полковые священники отслужили благодарственный молебен. Казаки и офицеры, особливо солдаты, преклоняли колени и горячо молились:
- Энта крепостища досталась поди, без кровей! Сдалась, едрена мышь, со всеми потрохами! Токма своим видом пужала. А скольки нашева брата могло быть побито …
Так пал «Северный Гибралтар».
Пал со всеми потрохами, так и не дождавшись своего освобождения. Боже, как ждали тысячи осажденных подхода своих главных сил из Стокгольма, который и не думал их к ним направлять! Теперь все они стали пленниками, заложниками военной судьбы!
Орлов-Денисов с удовольствием слушал, как Буксгевден перечислял перед офицерами трофеи, захваченные в Свеаборге:
- В наши руки перешли 2033 орудия! Еще три тысячи бочек пороха, 340 тысяч ядер, бомб и гранат. К ним тысячи зарядов ружей, карабинов и мушкетов! И 11 знамен!
- Кроме того, мы заимели более сотни военных судов, в том числе два 28 пушечных фрегата, шесть 28 пушечных шебек и 25 канонерских лодок.
Исторические параллели. Взгляд из будущего
«Хотя Советский союз и Финляндия еще в 1932 г. подписали пакт о ненападении, это не мешало финнам недоверчиво относиться к СССР. Севернее Ленинграда, на Карельском перешейке, были выстроены мощнейшие оборонительные укрепления, названные по имени военного министра Финляндии Карла Маннергейма «Линией Маннергейма».
Финские вооруженные силы были невелики, но хорошо экипированы и обучены ведению боевых действий на севере.
…Двадцать лет практически весь военный бюджет Финляндии уходил на создание укреплений на Карельском перешейке. Была построена оборонительная линия протяженностью 135 километров и глубиной до 90 километров. Фланги упирались в Финский залив и Ладожское озеро. За бескрайними минными полями, за противотанковыми рвами и гранитными надолбами, за железобетонными … и проволочными заграждениями в десять, двадцать, тридцать рядов …- железобетонные казематы: три, четыре, пять этажей под землю, перекрытия – полтора-два метра фортификационного железобетона, напольные стенки прикрыты броневыми плитами, все это завалено гранитными валунами и засыпано грунтом».
Генералу Орлову-Денисову, среди немногих, было известно, что в данном случае огромную роль сыграло русское золото, до которого оказались падки военачальники Свеаборга.
В Швеции сначала не поверили падению самой мощной крепости, «Северного Гибралтара», почитавшейся неприступной. Терялись во мраке догадок о причинах ее падения…
Узнав о сдаче Свеаборга, король Густав Четвертый закусил губу и выпучил глаза. Известие так покоробило его, что он оторопел. Трясясь от бессильного гнева, обвинял коменданта Свеаборга:
- Я знал, что Кронстедт личный мне враг, но я не полагал его врагом Швеции.
Рука его в перчатке властно взлетела вверх:
- Негодяя и предателя Кронстедта и сдавшихся офицеров Свеаборга приговариваю! Всех считать уволенными и подлежащими суду.
В Стокгольме приближенные ко двору сановники шушукались:
- Этот злосчастный Кронштедт золото ценит дороже своей шеи, которой уготовлено местечко на королевской висельнице! Известно, что король распорядился изловить его, как бешенного пса..
- Еще бы, на голову адмирала свалилось баснословное состояние… С этакими деньжищами он сбежит в Россию, где его ожидает жизнь богача.
Имя Кронстедта сопровождало тайное, а зачастую явное презрение соотечественников! Сам он понимал, что наступил крах его адмиральской карьеры… Однако он не растерялся, впоследствии принял российское подданство и был записан в дворяне Великого княжества Финляндского.
В источниках скупо упоминанается, что Кронстедт за услугу по сдаче крепости получил от русского императора хорошую пожизненную пенсию и единовременное пособие в виде туго набитого бумажника.
Генералу Сухтелену за командование осадными работами и удачные переговоры пожаловали орден святого Владимира 1-й степени. Главнокомандующего Буксгевдена за покорение Свеаборга наградили орденом Георгия 2-го класса, чем он был крайне недоволен. Ибо считал, что достоин более важного ордена.
А как же награды другим командирам? Я держу в руках старинное издание и читаю:
«Сделанные главнокомандующим представления к награждению генералов и офицеров велено оставить без удовлетворения, - писал граф Аракчеев в Свеаборг Сухтелену.- Государь полагать изволит, то при взятии крепости войска не столько участвовали, а успех приписывает единственно благоразумной предусмотрительности вашей».
- Как обычно, почести начальству,- плевались офицеры, - а нам дулю с маком. И гурьбой шли заливать досаду в трактиры с пышнобедрыми, податливыми служанками.
В великом свете Петербурге взятие Свеаборга праздновали специальным торжеством. «Особы, имевшие приезд ко двору, и чужестранные посланники были приглашены в Исаакиевский собор; подле него, на площади, стояли гвардия и армейские полки. В 11 часов выехали из дворца Государь верхом, обе императрицы, великие князья Николай Павлович и Михаил Павлович, и великие княжны Екатерина Павловна и Анна Павловна в каретах.
Шествие направилось в Исаакиевский собор, где совершено было молебствие, после которого Государь поехал к войску, а императрицы, великие князья и великие княжны в каретах к монументу Петра Великого, где взошли на построенную нарочно для сего случая галерею.
Войска проходили церемониальным маршем мимо монумента, воздавая честь тому, чьи победы придвинули Россию к Балтике, чей помысел был поставить границу вековечной империи Русской на Ботническом заливе».
Казалось, что с занятием земель Финляндии, падением могучего Свеаборга поход русской армии на том должен завершиться.
Увы! Оказалось, мало завоевать Финляндию, ведь неприятельскую армию не разбили. Выходит, заманивали шведы русских вглубь страны, растягивали их коммуникации, снабжение и связь.
А отпущенные на свободу из Свеаборга финские солдаты подлили масла в огонь партизанской войны! Дав обещание не поднимать оружие против русских, они скрылись по лесам и влились в отряды вооруженных повстанцев. Вот так финал!
Их командиры-офицеры, шведы и финны, старались придать своим частям подобие регулярных войск! К охотничьим ружьям приделывали заостренные деревянные штыки, на шляпы цепляли кокарды из березовой коры, наподобие военных. Они непрерывно нападали на аванпосты и пикеты русских. Стали активнее наседать и главные шведские силы..
Со вздохом Буксгевден должен был признать, что он где-то просчитался - и стал настоятельно просить у военного министра помощи. Он ее получил и притом неплохую! К маю под рукой Буксгевдена имелось уже 34 тысячи человек, в том числе два прибывшие казачьих полка и два донских армейских полка Исаева.
А император Александр Первый загорелся славою и жаждал теперь не только покорения всей Финляндии, но и победы над королевской Швецией!
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: гл.7 Десант на остров Готланд!
http://www.proza.ru/2011/10/16/439
На портрете: Генерал П.К.Сухтелен