Дмитрий по прозвищу Курнаш задумал, чтобы отличится от других братков, купить белый «Мерседес» - всё же самый авторитетный у них. Первым когда-то сгонял в Москву за видеомагнитофоном. Пейджер, потом сотовый телефон у него появились быстрее, чем у некоторых директоров заводов и крупных фирм. А вот с престижным автомобилем припоздал, по-прежнему катаясь по городу на шикарной черной «Волге», словно директор, с персональным водителем.
А он и есть солидный начальник. Как следует из визиток с золотыми буквами по серебряному полю, которые раздавал направо и налево, он возглавляет юридическую контору. Для этого имел соответствующее образование – кандидат в мастера спорта по боксу. Отсюда и накопления, которых с лихвой хватило бы на «Мерседес».
Надев нараспашку длинное осеннее пальто с белым шарфом, сел рано утром в «Волгу», сказав водителю Генке и уже ждавшему шефа в салоне Никите, «юристу»-перворазряднику, верному помощнику по кулачному бизнесу, что нужно поторапливаться в Нижний. Отправленный ещё вчера третий и последний штатный конторский сотрудник Лёнька, тоже кандидат в мастера спорта, должен был купить три билета на ближайший московский самолет. Для связи Курнаш на это дело отдал свой мобильник, сказав, что Лёнька должен позвонить ему вечером в контору с указанием времени утреннего вылета.
Контора – это слишком громко сказано. Она представляла собой одну комнату на первом этаже бывшего СМУ, что рядом с рынком, то есть с самым крупным местом сбора дани. Тут было три старых стола, оставшихся от какого-то отдела СМУ, несколько обшарпанных стульев, а у начальника – новомодное кресло на пяти колесиках, за его же столом старенький, с уже пожелтевшими пластмассовыми боками, но зато самый настоящий заграничный компьютер. Курнаш по нему смотрел только фильмы. Ещё кино разрешалось глядеть Васятке – сыну полка, то есть юрконторы.
Про него отдельная история. 1 сентября в шестой класс он не пошёл – привык, именуя себя сиротой, за лето легко зарабатывать денежки на еду, а теперь ещё и на сигареты. Где поможет подмести территорию у ларька, где поднесет товар, где чего просто стырит. Даже радовал сладостями немощного дедушку, к которому на лето пристроила блудливая мамаша, обещавшая забрать Васятку в конце августа и периодически присматривавшая за ним, поскольку жила поблизости в однокомнатной квартире панельного дома на той же Полевой улице.
Ясное дело, мамаша про сына забыла, в школе его тоже не вспоминали, может, радовались, что с глаз долой… В осенние дождливые дни он забегал в юрконтору погреться, его прогоняли, а он снова тянулся к теплу. Раз-другой выполнил поручения сбегать на рынок то за водилой Генкой, то за Никиткой или Лёнькой, так и прижился у Курнаша. Его даже прозвали Курнашонок – за такой же драчливый и безрассудный характер, как у шефа. Мог от обиды даже сучить кулачками на громадного Геннадия, толкать головой в живот пузана Никиту, показывать язык Лёньке на замечания по поведению и стрелять у него же, когда к вечеру тот становился добродушен от выпивки, дорогие сигареты. А дедушка был рад, что внук к вечеру приходит ночевать и приносит с собой чего-нибудь съестного, даже пенсию можно, на еду почти не тратясь, экономить.
Васька в то утро в контору пришел очень рано, как на работу. Курнаш просил его до приезда из Горького Геннадия посидеть у телефона за столом и принимать от приходящих клиентов просьбы. Генке ждать начальника в аэропорту не было надобности, поскольку Курнаш сказал, что он из Москвы с Никитой и Лёнькой сам сядет за руль, примчится прямо на рынок на новеньком белом «Мерсе».
Васятка в одиночестве с интересом смотрел какой-то голливудский фильм про американских братков, которые из Техаса летали в Лас-Вегас за какой-то крутой тачкой, по пути до салона-магазина проигрались в пух и прах и с грустью возвращались домой. Об этом фильме он весело рассказал наконец-то приехавшему из Горького Геннадию, ехидно добавив, что такая же участь и Курнаша ждёт.
- Ну, ты, мастер, сказал, - отмахнулся от якобы провидца водила. – Наш Курнаш – голова, на такие удочки попадаться не будет.
- Уж сколько раз твердили миру, - почему-то Васятке вспомнилось начало понравившейся и поэтому запомнившейся басни Крылова. – Короче, чужие ошибки не учат, надо делать свои.
А ведь Васятка-то оказался прав. В Москву конторские прилетели по расписанию, в аэропорту в буфете отметили прибытие пузырем виски, а время тянулось страшно медленно – до обговоренной встречи в салоне-магазине еще два часа. На такси поехали в центр прогуляться, мимо мелькнула вывеска «Казино «Мерседес».
- Шеф, тормози! - заорал Курнаш. – Пошли, мужики в казино. Название какое удачное, под нашу покупку! Как раз за пару часиков дополнительно обогатимся!
Но Курнашу просто фатально не везло. Пять проигрышей подряд. Никита тянул начальника за рукав.
- Ты прав, не та фишка! Пойдем за карточный столик.
Это в своем городе Курнашу почему-то часто везло и в буру, и в очко, и даже в сложного кинга, а тут невезуха! Теперь уже Леонид настойчиво тянул шефа за рукав, зная секрет его домашнего карточного успеха: соперники просто поддавались грозному боксёру, боясь его гнева: лучше продуть по мелочи.
- Отвяжись! – цыкнул на него Дмитрий, – было девятнадцать, вот только что двадцать привалило, но мои не пляшут против двух тузов. Чую, что сейчас отыграюсь и возьму банк!
Никита с Лёнькой затаили дыхание: к двум шестёркам должна припереть удача! Курнаш медленно тянул из-за двух карт третью, только что взятую в прикуп. Десятка. Перебор! Дмитрий яростно стукнул кулаком по зелёному сукну. Тут же к столу подошли два дежуривших в зале охранника.
- Мы так и так уходим, - ответил за побледневшего шефа Никита-пузан.
Подсчитав оставшуюся наличность, Курнаш покраснел:
- Мать их… Поедем домой автобусом. Где эта …банная автостанция, кто из вас знает?
- Я. Только «Икарус» пойдет поздно вечером, дома мы будем только утром,
- Никита вынул бумажник. – У меня пятьсот рублей есть.
- И у меня столько же, - добавил Лёнька.
- И на билеты, и на пожрать хватит. На такси уже не поедем.
- Надо ехать на метро, а потом пешком или на автобусе, будем выходить из метро, вспомню, - наморщил лоб Никита.
Только в кассе взяли билеты на «Икарус», зазвенел сотовый у Курнаша.
- Нет, мы к вам не приедем, - ответил тот в трубку менеджеру, - мне в другом месте обещали через неделю красный «Бентли».
Положив мобильник в грудной карман, зло взглянул на приятелей:
- У меня держите язык за зубами, иначе…
В «Икарусе» впереди сидящие муж с женой разговаривали громко, кто-то из них был глуховат.
- Витьку ты знаешь, да? Месяц назад приехал из Москвы с кучей денег, хвалился, что где-то выиграл.
- И что интересно, на следующую неделю после него туда же поехала его сестра Валентина. Вернулась тоже с большими деньгами. И ей повезло! На днях на соседней с нами улице продуктовый магазин на двоих купили.
- Вот и будут денежки к деньгам.
- Да замолчите вы или нет, – сильно стукнул в спинку сиденья Курнаш.
На окружной дороге около Владимира объявили большую остановку. Закуривший «Приму» худущий мужик в старенькой куртке и с новеньким дипломатом, рассказывал дымившим мужикам про свою чудесную удачу в рулетку.
- Решил просто так сыграть, интересно же. Все фишки поставил на одно красное число. Вот счастье привалило! Я тут же обменял фишки на деньги и, чтоб не соблазняться, сразу на автостанцию.
- Врешь, поди! – не поверил вставший впереди Курнаша Никита.
- А чё врать-то, - мужик открыл дипломат с несколькими пачками денег.
- И не боишься, - Ленька подтолкнул локтем Курнаша, мол, можно силой отыграться.
Дмитрий в ответ пожал Лёнькин локоть, мол, догадался, и толкнул тихонько в спину Никиту.
- Не-а, чего бояться, - дружки же со мной, да и в Гороховце брат-мент у поворота на Пужалову гору обещал встретить. Я и водилу ещё до перекура предупредил, чтоб тормознул, где укажу.
После обеда в юрконтору, немного поспав, Курнаш пришел злой. Сразу наорал на громилу Генку:
- Почему машина в гараже?
- Да я думал…
- Меня не волнует, что ты думал.
- Значит, Васятка правильно сказал, что у тебя будет, как в американском кино – друзья поехали в Лас-Вегас и проиграли все деньги. У вас тоже так, да?
- Да пошёл ты!
- Уже пошёл. Тут рядом с нами теперь кабинеты торгового дома будут. Так мне полугрузовой автобус дают. С тобой, Курнаш, опасно становится, мне репутация важнее. Вот ключи возьми.
С громадным Геной шеф спорить опасался, только выругался смачно. Но Никитка и Лёнька его не предадут. А вот Васятке смазал по его худой роже:
- Больше сюда носа не показывай! Иди в школу, выучишься, и не будешь груши околачивать, начальником станешь. К пенсии и меня каким-либо сторожем возьмёшь! – и от души добавил ему поджопника.
Вечером Дмитрий попытался хоть немного заработать в бывшей бане, где теперь стояли игровые автоматы. Совал одну полусотню за другой,- его мужики к вечеру успели собрать дань с ларёчников,- но бесполезно. Остались сотенные, а разменять негде. Вспомнил, что в машине за рулем его «Волги» теперь Никита-пузан, у которого есть несколько полусоток. Пошел к нему. По дороге услышал, как маленький пацаненок, меньше Васятки, клянчил у отца пятьдесят рублей:
- Пап, ну, дай, разочек всего, вдруг повезёт! Ну, пап, дай денежку!
Повезло! Это Курнаш видел своими глазами, подбегая с несколькими купюрами к однорукому бандиту.
- Мои деньги! - застонал от обиды двурукий браток, со зла боксёрскими выверенными ударами свалив на пол отца счастливчика.
Заорал от испуга пацанёнок, на детский крик тут же ворвались в зал дежурившие поблизости два молоденьких сержанта милиции, ещё не знавших Курнаша в лицо. Избитый в кровь потерпевший оказался чиновником, хоть и в отпуске, городской администрации, тут же отправившийся на своей машине давать показания не этим соплякам-сержантам, а в прокуратуру, догадываясь, что прежде Курнашу в милиции и не такое с бойцовских рук сходило.
Утром Васятка с расплывшимся синяком под глазом долго ждал в юрконторе старших товарищей. От нечего делать смотрел по компьютеру детский английский с гнусавым переводом фильм про пацана-беспризорника, который взялся за ум с подсказки ларёчника, у которого слямзил сладкие булочки, пошёл в школу в обмен на то, что ларёчник не пожалуется на воришку в полицию. Тут Васятка задремал, а очнувшись, увидел счастливый конец ленты – тот мальчишка сам открыл булочную на Пикадилли.
В контору среди дня зашли Никита-пузан и Леонид. Забрали в столах свои вещи.
Лёнька сказал кратко:
- Васятк, сматывайся отсюда, Курнаша теперь надолго на зону упекут. А эту комнату займёт отдел торгового дома.
Никита без разговора крепко взял Васятку за локоть:
- Сейчас я тебя в твою девятую школу к директору отвезу, сдам с рук на руки. Если будешь уроки пропускать – и тебе уши оторву, и мамаше твоей тяжелую жизнь устрою, чтоб её тебя лишили.
«Значит, судьба идти в школу», - Васятка вздохнул больше с радостью, чем с огорчением, вспомнив оптимистическое окончание только что просмотренного телефильма. «Может, и я, сам себе слово даю, буду учиться отлично, со временем, как тот киношный мальчишка, обзаведусь своей булочной на улице Коммунистической или Куйбышева», - снова совсем не огорчённо, а облегчённо, подъезжая с Никитой-пузаном к школе, подумал Василий Ерастов по прозвищу Курнашонок.
Только через двадцать лет попал Дмитрий Курнашев в родной город. И не узнал его: торговый центр «Лимон» на месте универмага, палаточного рынка не стало, тут стоят современные четыре корпуса. Где было строительно-монтажное управление, в неузнаваемо перестроенно-пристроенном здании скопище двух десятков магазинов под одной хозяйской крышей. Полюбовался у входа в «Лимон» памятнику кузнецу, потёр выкованную тем подкову, чтоб пришло счастье.
Одежду обновить не то, что в «Лимоне», в магазине уценённых товаров не по карману. Но всё же прибарахлился на материну пенсию. Появились у него, фраера, как и мечтал долгие двадцать лет, белая рубашка и черные, самолично отглаженные до остроты стрелок, брюки – самая когда-то модная одежда вышедших на свободу архаровцев.
- Такое теперь не носят, - угощая бывшего начальника пивом, молвил Геннадий, оператор котельной отделения Пенсионного фонда. Тебе, пожалуй, две старые куртки и спортивная форма с кроссовками и джинсами моего сынишки подойдут. Вот пивка попьём, в доме ещё кое-что из сынишкиных вещей подберу. Что ж ты худющий какой?
Бывший когда-то городской громила выглядел не на сорок пять, а на шестьдесят с хвостиком: морщинистый, с серым лицом, седыми короткими волосами и большущей залысиной, всего с несколькими зубами во рту. Горбился, поэтому казался ниже ростом. Бледная, унылая физиономия. Тюремные невзгоды и потерянное на зонах здоровье наложили свою печать. Двадцатью годами ранее он был одним из самых сильных в городе боксёров. А теперь с его бледного, осунувшегося лица не сходило выражение растерянности и подавленности – свидетельство прежних на киче унижений. Некогда мощные руки выглядели тростинками, и Геннадий с ужасом смотрел на обтянутые пергаментной кожей костлявые запястья и длинные суховатые пальцы.
Сам Геннадий, наоборот, и так великан, да ещё потучнел, округлились плечи, щеки красные, глаза добродушные. Так и пышет здоровьем и счастливой домашней жизнью, гордится рукастой и заботливой супругой, сыном-первокурсником и дочкой-отличницей.
- Вовремя я тогда от тебя ушёл. В работягах-то мне спокойнее, чем у тебя, рискового. Был водилой в торговом доме, пока он не лопнул. Потом в транспортном цехе птицефабрики, затем на пожарной машине, а в свободную смену с другим пожарным сторожил строящееся здание пенсионного фонда. Ходил от пенсфонда на курсы газовых операторов, в свободное время на «Тойоте» таксую, теперь вот с приличной зарплатой. Недавно дом перестроил, сынишка в университете учится.
- А я в первые дни на зоне думал, что, здесь я как дома в авторитете, выежнулся на бугра, ну мне и досталось до кровяной бани. Засунули в ШИЗО, как зачинщика – всё это показали. Вышел, отомстил обидчику: вырвал из двери ручку и ей по скулам, по скулам. Сломал челюсть – и дополнительный срок. На новом месте в мужиках был, но когда меня запетушить хотели, табуреткой по кумполу одному заехал. Через неделю тот из больнички ушёл туда, откуда нет дороги обратно. Признали меня рецидивистом, в северную зону попал – ужас! Решил бежать, да сглупил…
- Не позавидуешь. Жить как собираешься?
- Хер его знает. У меня мама больная, рак груди, осложнения от этого на позвоночнике. Почти недвижима. В наказание мне, видно, за беспутную юность. Пока у мамы есть накопления, но теперь много денег будет уходить на обезболивающие лекарства. Работу бы какую, но чтоб, в случае чего, на часок отлучаться домой мог.
- Не знаю, что и посоветовать. Может, Леонид Васильевич посодействует.
- Кто-кто?
- Лёнька наш бывший.
- Директор, что ль, какой?
- Не. В советниках у одного босса. Миллионными, говорят, делами ворочает, мозгами работая. Про его последнюю аферу писали. Вместе с одним депутатом и министром завладели многомиллионной собственностью. Слуга народа и слуга губернатора вроде остались не причем, а Лёнька, Леонид Васильевич, признан виновным. И в розыске.
- Так, поди, прячется далеко, и не найдёшь.
- На улице Мастеровой давно двухэтажный особняк возвёл, там и проживает со второй женой.
- А ты говоришь, что в розыске.
- Официально. А неофициально, то к нему начальнички на шашлычки наведываются. Сходи туда, по старой дружбе вроде должен помочь.
Леонид спортивной сноровке наблошнился в спецназе МВД, где требовались задор, креативность, инициатива и реакция. Став прапорщиком-контрактником, возглавлял хозвзвод, где научился иной ловкости. За умение выбивать долги, знание других хитростей лёгкого обогащения Курнаш и взял его к себе на службу. Когда ещё только шло следствие по Курнашу, Лёнька начал легальную карьеру: директор спортклуба, помощник депутата, сам районный депутат, помощник депутата Госдумы, советник областного министра. С каждой новой должностью становился всё богаче и богаче. Выкупил на улице Мастеровой две соседние старенькие избы, на этом месте за красным кирпичным забором построил солидный двухэтажный особняк.
Леонид Васильевич встретил Курнаша на крыльце дома, не предлагая войти внутрь. Он был одет в темно-синий костюм отличного покроя и яркую, изумрудного цвета рубашку. Гладкое, без морщин, словно у дембельнувшегося солдата, лицо, только поредевшие волосы выдавали возраст. Такие холеные морды Курнаш видел у безразличных московских проверяющих, приезжавших изредка в дальние лагеря.
- Мне, извини, некогда, уезжаю в Нижний на совещание. Долго ты не возвращался, значит, судьба такая. У меня совершенно другая стезя. Вот тебе на помощь десять тысяч – и больше мне не показывайся на глаза.
Сказав это, направился в сторону гаража, дверь которого стала автоматически подниматься вверх. Внутри сверкал белый «Мерседес».
- Что, завидно! Мне он достался бесплатно. Ловкость рук и никакого мошенничества. В помощниках депутата Госдумы подготовил такие хитрые документы на его получение с территории одного московского фирменного магазина, что пропажу обнаружили через несколько дней, когда уже поздно искать. «Мерин» теперь у меня в гараже с другими номерами и с иными документами на покупку якобы в Германии. Не подкопаешься. О той хитрой краже тогда все газеты писали. А насчет работы тебе лучше к Никите-пузану обратиться. Может, что подскажет. Он завхозом в гороно. Ну, проваливай, не мешай!
В гороно тоже не обломилось. Никита усадил гостя в своей маленькой комнатке, закрыв кабинет на ключ.
- Вот теперь можно и спокойно выпить-поговорить.
Снял синий рабочий халат, достал из старого холодильника чуть початую бутылку коньяка. Ловко тонкими кружочками нарезал колбасу, выставил на стол хлеб в заводской упаковке, разрезал на крупные куски, чтоб вкуснее, кусок форели, из шкафа достал маленькие рюмочки.
- Люблю повеселиться, особенно поесть!
- А ты всё такой же, даже свитер, кажется, тот же самый.
- Не, я же ещё на два размера пополнел. Просто не люблю костюмы-галстуки, а новый свитер такого же понравившегося фасона.
- Женат, семья, дети?
- Разумеется. Супруга в девятой школе преподает математику. Сын – десятиклассник, дочка - в третьем классе. Я же Васятку, помнишь ли его, когда тебя арестовали, самолично в школу отвел, два года проверял, как он учится, пока не убедился, что в отличники вышел, а его мамаша перестала гулять, поскольку рожей стала страшная-страшная. Зато вот с Васяткиной учительницей математики познакомился поближе, потом мы поженились. Это она меня в гороно рекомендовала завхозом.
- Не лаетесь, какие вы, наверное, разные с ней?
- Не. Хорошо живем. Да, вот что. Василий Петрович Ерастов тебя недавно вспоминал. Вот кто на работу тебя возьмет. Сейчас ему позвоню, обрадую.
- Что-то не припомню такого.
- Так это Васятка наш! Бизнесмен теперь. У него на окраине города растворобетонный узел. Школу с золотой медалью окончил, строительный институт – с красным дипломом. Был программистом, потом в какой-то инвестиционной, название больно мудрёное, компании. А как и кто его на ещё строящийся узел в директоры назначил – не ведаю.
- Курнашонком его больше не кличут?
- Не, и забыли все даже, что он одно лето похулиганил в детстве.
Через несколько минут позвонил Ерастов, пригласил обоих в гости. Никита отказался, ссылаясь на занятость, и объяснил товарищу, как добраться до Ерастова.
После сорока лет, говорят, люди начинают жить прошлым. Дмитрий этим прошлым жил с двадцати пяти, с тех пор, как попал на зоне в ШИЗО. И этим прошлым, вспоминая с самого раннего детства все свои счастливые дни, крепился до самого освобождения.
За все двадцать поднадзорных лет ни с кем не сдружился, оставаясь угрюмым одиночкой. Старожила «Хренлага», как ещё грубее называли своё подневольное место жительства зеки, давно не беспокоили ни соседи, ни начальство. На всех собраниях, где обязательное присутствие каждого, сидел отстраненно на последней скамье, не слыша толкающих речуги. О вольной жизни почти ничего не знал: писем не получал, с новичками не общался. Зато всё анализировал и анализировал свою бывшую вольную жизнь. И выходило, что делал только сплошные ошибки.
Учился средне, но в то время его за двойки-тройки уже не ругали ни родители, ни учителя. Увлекся классической борьбой, затем боксом, где быстро настучал на рингах первый разряд. Через два года и многих победных раундов получил заветное звание мастера спорта. Пока в Москве его не нокаутировали в первом же раунде. В те же дни в столице узнал, как в это начавшееся непонятное время можно легко заработать бешеные деньги. Рэкетирством!
Опыт солнцевских применил в своем городе. Подобрал ещё троих крепких ребят с боксёрским прошлым и начал шерстить киоски. Богател быстро. Впрочем, другие, не кулаками, а умом, нужными знакомствами и умением поделиться, баксы накапливали гораздо быстрее. Ему бы тоже какой ларек-магазин завести, а он решил купить «Мерседес». Ну, продул баксы в казино, а вот зачем кулаками месил мужика, оказавшегося важной шишкой…
Да, получается, прежде почти каждый шаг неправильным был. Начиная со школы, хотя первый класс в числе первых окончил. А потом пошло-поехало. Надо бы и учиться старательно, так бы и заниматься культурной классической борьбой, к черту бы послать этот вульгарный бокс, а когда в колонии появился, то сидеть бы ниже травы - был бы давно в родном городе. Может, опять бы в кузницу инструментального завода нагревальщиком устроился. А ведь он оттуда в юности, не выдержав жары и гари, шума и грязи, сбежал на стадион «Спартак» неизвестно кем – принеси-подай. Мог бы в кузнице потерпеть, привыкнуть, глядишь, из нагревальщиков на молот бы перешёл, а там в вечерний техникум… Ведь были приятели-советчики, говорили, что не делом занимается, в той же кузнице мастер, когда он с тяжелого похмелья пришел на смену, прикрыл, взяв слово, что Дмитрий исправится. Обещал же, а сам в кусты, то есть через день перевёлся на стадион разнорабочим…
Так, бичуя себя, размышлял Курнаш, выйдя из гороно. Пошел к остановке автобуса, но передумал – лучше пешком. Шестнадцать рубликов сбережет, для него каждая копейка теперь нелишняя. А сколько автомашин теперь на улицах, «Мерседесов» - не сосчитать. Аптек развелось, даже круглосуточных. Кстати, правильно, что пошёл пешедралом, неизвестно ещё, будет ли работа какая, а вот в аптеку, сказала врачиха, скоро забегается – маме становится всё хуже, но медицина уже бессильна.
Бывшее здание заводоуправления инструментального завода стало теперь, вон какая солидная вывеска, администрацией города. Районных, выходит, властей теперь мало, развели, мать их, чиновников. Из дверей вышел к машине холеный начальник, Курнаш поздоровался, узнав бывшего одноклассника. Саша Кокин, а это был именно он, даже не кивнул, сев на заднее сиденье какой-то иномарки.
А ведь когда-то учились в одном классе. Однажды, классе в третьем, он избил его просто так, хвалясь перед друзьями своей силой. Поколотил и на следующее лето в лесном лагере, когда Саша выиграл, хоть Дима и показывал ему заранее кулаки, у него в шашки на первенство отряда… После восьмого Дмитрий заниматься дальше не стал, потом и ПТУ бросил, а Саша, как отличник, после одиннадцатого без экзаменов был принят в политех. Теперь какой-то начальник.
Как тяжело идти по тротуару с небольшим подъемом к Дворцу культуры. Усталость в ногах. Раньше он от стадиона сюда бегом бегал. И ведь ещё не такие годы, чтоб от лёгкого подъема уставать. Хорошо, что у Дворца лавочки есть, можно несколько минут отдохнуть-подумать.
Только что прошёл мимо завода-громадины. Надо же, такую промышленную величину кто-то свалил для пользы своего кошелька. А вот маме долги за трёхмесячную работу протяжчицей так и не вернули…
Дмитрия тронул за плечо Курнашонок, то есть Васятка, точнее, Василий Петрович Ерастов.
- Ты заснул? А мне позвонил Никита, сказал, что ты час назад ко мне вышел. Он и догадался, что ты пешочком пошёл, я ждал-ждал, да и навстречу. Вот и увидел тебя дремлющего на лавочке.
- Устал я что-то от впечатлений.
- Ну, Дмитрий, поехали ко мне. Вот машина у меня стоит сбоку от Дворца.
- «Мерседес»! - удивился Курнаш.
- Положение обязывает. Всё же директор. Сам за рулем, у меня ведь не так и много кадров.
- Выходит, мне у тебя ловить нечего, - огорченно сказал бывший зек.
- Почему же. Выкроил я для тебя должность бригадира сторожей. Мне Никита подсказал, что у тебя мать сильно болеет. Вот и будет скользящий график, часть времени днём, часть – вечером, проверять работу сторожей и всей второй смены. Но зарплата, не обессудь, всего на тысячу больше вахтерской.
- Да и на этом спасибо, Василий Петрович, в другом место меня вообще не приняли бы.
На директорском столе заметил фотографию в рамочке: Ерастов с супругой и пятью сыновьями.
- Один приёмный, - заметив взгляд собеседника, пояснил Василий. - Вот этот, вихрастый и самый младший. Когда я ещё работал в инвестиционной компании, приходил к нам попрошайничать. Напомнил моё рыночное лето. Вот и усыновил его, Маша была не против. Да-а, тогда если бы не Никита, я не знаю, что бы из меня выросло.
- И я тебя тогда выгнал, велел учиться, сказав, что когда будешь начальником, то меня в сторожа, может, возьмешь.
- Как же, прекрасно помню. Поэтому держу слово. С завтрашнего утра приходи на работу, планёрка у нас в восемь.
- Дело-то перспективное?
- Ещё бы. На днях автоматические весы запускаем. Железобетонные кольца и плиты уже делаем, блоки ходовых размеров скоро освоим. Ещё собираюсь делать из раствора особой марки, тут нужны свои пропорции примесей гипса и цемента, лепные украшения потолков, фасадов, как прежде в наших купеческих домах, в ресторане «Русь» или в знаменитом доме Гомулина, где давно музей. Жена Маша этим занимается. Она у нас и конструктор, и лаборант, словом, специалист по маркам бетона, раствора и цемента. Дети уже подросли, но всё равно ухода требуют, поэтому Маша работает с девяти утра и до трех часов. Персонал это знает, но без претензий, поскольку Мария и так за двоих пашет. А вот и она.
- Вась, я домой пораньше, но и ты к пяти часам будь обязательно: у младшенького день рождения.
Маша ушла. А Василий продолжил разговор.
- Дмитрий, я хорошо помню свое детство. Чтобы не было ошибок в воспитании детей, мы с Машулей пацанами занимаемся ежедневно.
- И удаётся? Ведь известно: что им в головы влито, то они и выливают. Мне вот со второго класса всякую дурь в голову вливали.
- У меня, Дмитрий, на эту тему вот какие мысли. Телевизор и компьютер дают детям развлечения, которые не требуют общества, участия других людей. Они теряют навыки общения с ровесниками. На Западе давно мужчины стали похожи на женщин, а женщины – на сильный пол. Народы еще в древности осознали: мужское в мальчике изначально закрепощено и само по себе не раскроется. Раскрепощение мужских начал возможно только в развитии силы, ловкости, смелости, выносливости. А у нас юноши с каждым поколением становятся более женственными. Согласно зарубежным исследованиям, уровень определяющего мужскую принадлежность и мужскую зрелость гормона – тестостерона – в крови молодых мужчин к концу прошлого века составил 25-50 процентов. А для обеспечения нормальных детородных функций он должен быть не ниже 80! Выходит, мы имеем многолетнюю эпоху выращивания «телевизионных идиотов». Те, кто всё это время рос и воспитывался у экрана, получили искалеченный интеллект. У них уже наблюдается отставание в развитии речи, бедность фантазии, плохая коммуникабельность, примитивные стереотипы мышления. У них деформирована вся психосфера, потому что привыкание к навязываемым извне образам, а не вырабатываемым самостоятельно, как при чтении, дополняется эффектом повышенной внушаемости. Вот поэтому у нас с Машей в доме свой спортзал, небольшой бассейн, но нет,- все знакомые уже перестали удивляться, - телевизора.
- А что, может, вы и правы.
- Про наш метод воспитания уже две областные газеты написали. А я после этих статей выработал ещё одно правило: «Не ограничивать детей рамками своих знаний - они родились в другое время».
- Да, твоих ребятишек Курнашонками не прозовут!
- И последнее. Без нужды ко мне не ходи. Если что надо, я сам тебя вызову.
Вызвать Дмитрия Василию Петровичу пришлось буквально через неделю.
- Не знаю, чем ты мне можешь помочь, кроме, разумеется, усиления охраны, но хочу с тобой посоветоваться. В твоё время богатство отнимали кулаками и пытками, в наше – интригами, мошенничеством, рейдерскими захватами целых заводов. Мне вчера доложили, что известный тебе и мне Лёнька, Леонид то есть Васильевич, готовит рейдерский захват моего ОАО «РБУ».
- Охрану усилю, сам буду все ночи дежурить.
- Этот захват будет не силой, а бумагами, судом, прокуратурой.
- Стоп, стоп, стоп… - Дмитрий обрадовался только что пришедшей мысли. – У тебя, то есть у вас, Василий Петрович, есть выход на столичных братков или на кого-то там из силовиков?
- Нет. А что ты предлагаешь?
- Недавно сообщали об интересной краже «Мерседеса» из столичного салона. Пропала машина без всяких следов. Лёнькина это работа.
- Такое совершить он может, он вообще многомиллионные дела в Нижнем проворачивает. А в чём, не врублюсь, твоя идея-то?
- Стукачом ни разу не был. Но раз такое дело, раз тебя защитить надо, то нужно сообщить руководству того салона-магазина Лёнькин адрес. А то руководство наверняка знает, как поступить: то ли в органы заявлять, то ли самим с чьей-то сильной помощью разобраться.
- Поехали!
- Куда?
- Куда-куда!? В Москву! Вот только Маше позвоню, что меня двое суток не будет.
- Так мы в час ночи, не раньше, приедем.
- Может, там уже круглосуточные магазины. Нет, так утром начальство дождемся. Ты все и расскажешь.
- А если доказательства потребуют?
- Если адрес дадим, то остальное их дело.
- Логично. Только вот до отъезда надо узнать, где в ближайшие дни будет Лёнька, чтобы москвичи на нас не обиделись.
Правильно сделали, что позвонили по месту работы Лёньки. Там сообщили, что Леонид Васильевич вчера отбыл на десять дней на Крит. И ехидно добавили, что без супруги.
- Это даже лучше, что на Крит, - на следующее утро обрадовался радостному для него сообщению директор салона-магазина. - Там поговорить с ним будет безопаснее.
Через четыре дня супруге Леонида позвонили из посольства и сообщили, что её муж в отеле близ городка Ханья, что в трёх часах езды от Ираклиона, отравился некачественной водкой, привезённой с собой и выпитой в неимоверном количестве. Почти вслед за этим звонком раздался ещё один. Вежливым голосом мужчина предложил Лёнькиной жене передать украденный её мужем «Мерседес» водителю, который завтра прибудет за автомобилем и с ним же сто тысяч рублей для премирования человека, который назвал имя вора. Супруга согласилась на все требования звонившего. Она не удивилась этим сообщениям, давно ждала чего-то подобного. Прежде сама не раз говорила мужу, чтобы он прекратил свои мошеннические безобразия: и денег у них накоплено достаточно, и когда-нибудь всё окончится плохо. Так и получилось.
На следующий вечер в проходную РБУ постучали. Посетитель сунул Курнашу в руки толстый конверт и тут же удалился.
Дмитрий насчитал двадцать красненьких бумажек. Решил неожиданным богатством обрадовать мать и поехал на автобусе домой, наметив в этот раз ночную смену проверить после десяти вечера.
- Мам, мам! Теперь нам не надо о деньгах беспокоиться! - крикнул он из прихожей. Дверь в туалет была открытой, там включен свет, а маму увидел ползущей по полу к своему дивану.
Не раздеваясь, только скинув ботинки, осторожно стал помогать ей лечь на постель. Потом вызвал «скорую помощь». В который уже раз. Диагноз после компьютерной томографии, сделанной в новой больнице, он уже знал, не говоря о нём маме: к раку четвёртой степени прибавилась всё увеличивающаяся грыжа позвоночника.
Фельдшер посмотрел на документы с последними заключениями, померил давление, сделал два обезболивающих укола, аккуратно сложив ампулы и шприцы-«тройки» в служебный чемоданчик.
Выйдя на лестничную площадку, пожилой фельдшер сказал без обиняков:
- Готовьтесь к худшему, надо будет покупать памперсы, учиться делать обезболивающие уколы самому.
Когда Дмитрий вернулся с Севера домой, мама в первый же день рассказала ему историю своего недуга: в областной больнице отрезали грудь, потом уже в центральной районной больнице провели шесть сеансов химиотерапии.
- Пять тысяч онкологу дала, чтоб постарательнее был. Видишь, какие короткие волосы, а тогда я совсем облысела. Ещё хуже радиационная терапия, снова пять тысяч отдала, но уже другом врачу. После каждого сеанса рвало по нескольку дней. Затем боли в позвоночнике, почти не ходила. Только по дому, даже в магазин соседка бегала, хорошо, что мы с ней давние подруги. А потом ты приехал. Долго я тебя ждала… Ты, Дим, сходи-ка к соседке, у неё пластмассовая утка есть. А завтра мне свою купи и ещё ведро.
Василий Петрович Ерастов на следующее утро договорился, что сам вместе с Дмитрием отвезёт его маму на магнитно-резонансную томографию, но она уже не могла вставать с дивана. Чуть пошевельнется – боль аж до крика. Съездил с Курнашом к знакомому онкологу в соседнем городе, тот, внимательно посмотрев все документы, печально сказал, что и в больницу везти бесполезно. Единственное спасение – обезболивающие лекарства.
Их Дмитрий, очереди-то теперь какие к онкологу, раз в семь-десять дней выписывал у врача. Понятно, раз явилась в кабинет не сама больная, то дело плохо. Принимающий врач молча, ничего не спросив, выписал два вида обезболивающих. Во второй раз и документов не понадобилось.
- Только к Шушину не ходи, - предупредила мама перед третьим походом за рецептами.
Но в тот день по каким-то причинам приёма не было, а на следующий день дежурил как раз Шушин. Не страшный оказался, Дмитрия медсёстры уже узнавали, только вошёл в кабинет, одна из них сразу в стеллаже нашла нужную карточку. Врач тут же выписал именно то, что было нужно.
Дмитрий работал чаще по ночам, чтобы днём больше быть с мамой. В начавшиеся холода купил себе зимнюю тёплую куртку, мама настояла, чтобы взял и хороший пиджак с однотонной рубашкой. В них и пошёл в следующий раз к врачу, время приема как раз было у Шушина. Очередь двигалась быстро. Может, новая одежда сыграла роль, может, ждал Шушин от него взятку, но на этот раз обезболивающие он не выписал, ссылаясь на то, что в карточке не написано о метастазах. Но ведь мама уже пять месяцев, как не была в этом кабинете, запись-то в карточке старая, а свежие данные смотрел при первой выписке обезболивающих другой врач, заведующий отделением. Впрочем сам Шушин полторы недели назад такого вопроса не задавал. Дмитрий аж вскочил от такого заявления врача: у мамы последний обезболивающий укол остался, а тут отказ! Еле сдержал себя, чтобы не ударить врача, но сработала тюремная дисциплина. Ни разу в жизни не жаловался, а тут самому захотелось наговорить на Шушина такого, припомнив мамины слова о пятитысячных купюрах. Пока ждал заместителя главного врача района по поликлинической части, шло драгоценное время. Тот сразу понял, в чем дело, сказал, чтобы Дмитрий зашёл после обеда ко второму принимающему врачу – рецепт будет готов.
Мама спокойно выслушала рассказ о негодяе Шушине.
- Пусть Бог будет ему судья!
Кажется, сильные боли в спине и позвоночнике отошли на второй план, мама даже стала привставать с дивана, а боли взялись за желудок и печень, изъедая организм изнутри. Она, бледная, уже почти не ела, а если что и покушает, то желудок все извергал обратно. Потом не могла и пить, только смачивала губы. Последний раз моча в утке была темная, черно-красная, с сильным запахом…
Василий Петрович Ерастов, приехавший на похороны и передавший Дмитрию от фирмы десять тысяч рублей, сказал ему после поминок, что тот может недели две не выходить на работу.
Дмитрий и не выходил. Сам вымыл полы, навел порядок в квартире. И долго по вечерам сидел на кухне, не включая свет. Всё думал и думал, как раньше на северных зонах.
Мама в последнее время не смотрела даже любимый сериал «Тайны института благородных девиц», попросив сына выключить телевизор. С тех пор экран ослеп и онемел. А новостями не интересовалась и раньше – они давно не радовали душу.
Вспоминал последние разговоры с мамой.
- Сбываются слова святых отцов и благочестивых старцев, - говорила она. – По грехам нашим наступают последние времена. Что сказал Павел: «И будут в последние времена люди самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, родителям непокорны, неблагодарны…»
- А разве не было до нас таких же грехов?
- Были! – отвечала она. – Но такого Вавилона на Руси ещё не было. Всюду воровство, разврат, пьянство… Сейчас в миру, как в аду.
Как не согласиться с такими словами!
А вот ещё она часто говаривала:
- Всякий человек на что-то годится, лишь тот не годится, кто на свет не родился.
«А я теперь зачем живу, если ни на что не гожусь, только фирму Ерастова охранять», - пессимистично думал Курнаш.
А ещё он размышлял о том, что бы случилось, если бы его тюремным товарищам, когда они только вступали в жизнь, показали бы себя сегодняшних: грязных, быстро состарившихся, вороватых, готовых по любому злому поводу дать ближнему своему в морду. Захотели бы они жить дальше? Или же, одолев ужас, всё же пошли к тому, что «на роду написано»? И кто же тот, всесильный, определивший заранее все радости, падения, болезни и, наконец, саму смерть? Неужели Бог? Нет, мы сами...
Сам он начал курить со второго класса, а мама пахала на двух работах, чтобы Димочка хорошо питался и одевался не хуже, чем дети с отцами. Ему нравились верховодство на улице, боксёры с их независимостью, богатая Москва с шальными деньгами. Ныне в их городке самая шальная "капуста" – у врачей.
Ладно, в Москве – там взяточничество идет в среде богачей, а тут платить вынуждены бедные горожане. И ведь врачебную взятку доказать очень трудно.
Впрочем, почему трудно? Он же не пытался ничего сделать. Получилось же Василия Петровича выручить, а Лёньку наказать? И тут надо покумекать. В поликлинике Шушина не ущучить: две медсестры в малюсеньком кабинете, в коридоре народу полно. Наверняка он и в новой больнице в онкологическом отделении тоже пашет. Надо проверить.
Ого, в огороженной территории машин-то личных сколько стоит! И все – нищих, как они говорят, врачей. В основном иномарки, даже два «Мерседеса», одна машина особо впечатляет – широкие вездеходовские колеса, за вторым рядом сидений за перегородкой универсальный кузов. Дизель, судя по запаху. Не на один миллион тянет! Чья такая тачка?
В дальнейших действиях помог случай. Дмитрий ещё разглядывал дорогую машину, как к нему подошел мужик, которого когда-то, лет двадцать назад, видел в своих боксерских кругах. Имя вспомнить не смог, а вот прозвище само с языка сорвалось:
- Костыль, ты что ль?
- Я. С возвращением. Что, заболел? Помощь нужна? Я тоже три года сидел. Теперь вот тут электриком, - затараторил Костыль.
- Помощь-то нужна, да как ты поможешь? Электрик – не врач.
- Это с какой стороны посмотреть. А что тебе нужно?
Дмитрий решился открыть свою задумку.
- По поводу утраты соболезную. Мать – это святое. Рака у тебя нет, так что в онкологию не попадешь. Тебе же надо действовать изнутри. А что если попасть в неврологическое отделение?
- Тоже не болею.
- Есть тут старичок Ларин. За деньги положит. Запишись к нему в поликлинику, завтра будешь у нас лежать. Если дашь десять тысяч – подействует безотказно. Напой про себя: с зоны откинулся, а тут мать умерла, одни нервы. А пока лежишь, в онкологическом с кем-то договоришься. Это уже твоя забота. Да и я, может, кого из больных знаю.
На четвертый день Костыль познакомил с только что поступившим мужиком на химиотерапию, его другом. Тот быстро врубился в ситуацию и обещал помощь – ему, как он сказал, всё равно терять нечего, хоть сделает последнее доброе дело. В обед ещё две женщины, недовольные поборами, тоже пообещали, что помогут. Шушин дежурить будет завтра с утра. Вечером Курнаш сходил домой, заодно принял ванную, утром взял из тайной коробки три пятитысячные купюры, одну из них в больничной же аптеке разменял на девять пятисоток и пять сторублевых бумажек, переписал у всех номера, отдал своим трём помощникам. Позвонил в прокуратуру о предполагаемых трех взятках врачу Шушину и сказал, что перезвонит, когда деньги будут у онколога. Ему сообщили номер следователя, который скоро приедет с сотрудниками и будет ждать сигнала в своей машине у ворот. Когда вторая женщина заглянула к нему в 322-ю палату, он тут же позвонил следователю.
Получилось! Как хорошо, что Ерастов двухнедельный отпуск дал. Да и капельницы с успокоительными уколами плюс массаж нелишни. В первый же день узнал, что из неврологического отделения в онкологическое, что располагалось после ремонта в пристроенном здании, бывшем корпусе заводской больницы, можно попасть через боковой проход.
При обыске Шушин не смог назвать сумму денег, находившуюся у него в толстенном кошельке. Ухмыляющийся свидетель Дмитрий Анатольевич Курнашев, который дал взаймы пятнадцать тысяч рублей своим знакомым, оказавшимся в больнице в трудном положении, вынул новенькую записную книжку с переписанными номерами двух пятитысячных и четырнадцати мелких купюр. К трём взяткодателям солидарно явились ещё две женщины из онкологического отделения, которые дали Шушину деньги раньше, ещё при поступлении на лечение.
Вечером испуганный событиями Ларин вернул Курнашу десять тысяч и сказал, что завтра принесет ещё столько же от себя.
– Ты уж, Дмитрий Анатольевич, не выдавай. А ко мне в отделение при нужде – в любое время!
- Ладно, завтра и прощу.
Через день Курнаш вышел на работу. И почему-то именно в это утро вспомнил последние слова мамы: «Тебе бы, Дим, женщину надо найти. Жаль, что я не смогу помочь. Но ты уж сам постарайся!».
Как раз на сороковой день он и нашёл себе будущую супругу. Не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова.
Поминки были в кафе «Березка», с девяти дней после смерти мамы не выпивавший Курнаш позволил себе рюмку водки. Проводил всех родственников, отдохнул в одиночестве дома, как стемнело, поехал на автобусе на работу проверить сторожей вечерней смены, да и задержался. Пригородные автобусы уже не ходили, надо идти на первую городскую остановку. Подсвечивая фонариком, пошел по асфальтовому шоссе, не вступая на обочину.
Перед самой остановкой увидел на бетонной плите почти лежащего человека. Посветил фонариком – женщина! Культурно одетая, в дорогой, видимо, кожаной куртке. Ещё раз посветил прямо в лицо. Женщина даже не пошевелилась. Потряс за плечо, чтобы разбудить.
- Ой, извините! - испуганно сказала, осматриваясь вокруг, женщина. - А где я?
- На остановке у проходной завода.
- Да! А как сюда попала?
- Ну, уж это вы должны знать.
- Я же на Ждановском живу.
- Скоро, наверное, последний автобус пойдёт. Да вам лучше, мне думается, на такси – вы испачкались, да и сомневаюсь, что крепко на ногах стоите. Замерзли, поди?
- Замерзла. Надо такси вызывать.
Женщина полезла в кожаную сумку, искала, но так не нашла телефон.
- Извините, я вас попрошу. Посмотрите в сумке телефон и кошелек. Не найду ни того, ни другого. Может, потеряла?
Дмитрий взял сумку, посветил внутрь фонариком. Губная помада, карандаш, баночка какого-то крема, салфетки, горсть монет и… бутылка виски.
- Только бутылка виски. Больше ничего нет.
- И связки ключей тоже нет? – язык у женщины престал заплетаться, видно, сразу протрезвела от такой неприятной новости.
- Нет.
- Что же делать? - женщина схватилась за голову, из глаз брызнули слезы. – Как домой попаду!
Слёзы Курнаш увидел даже без фонарика.
- Знаете что, я живу тоже на Ждановском, в сталинских домах. Поехали ко мне, там вымоетесь, переночуете, а утром решите, что делать.
- А это удобно, - начала окончательно приходить в себя женщина. - Впрочем, меня некому спохватиться.
- Я живу один. Сегодня сорок дней без мамы.
- Соболезную. Но вы же в возрасте, жена, дети?
- Я понял, что вы согласны. Вызываем такси?
- Да.
Дмитрий достал сотовый телефон, к которому ещё не привык. Все нужные номера ему записал Василий Петрович.
- Набирайте сами. Я и номера-то не знаю.
- Денег-то у вас, мужчина, хватит?
- Дмитрий меня звать. Курнашев.
- Курнаш? А я и не узнала. Богатым будешь. Вот где и как удалось встретиться!
- Так вы меня знаете?
- Кто вас в начале девяностых в городе не знал! Я тогда девчонкой была, но уже с вами, боксёрами, правда, возрастом помладше, зналась.
Женщина набрала номер диспетчерской и вызвала такси.
- Я тебе, Дмитрий, этот номер в телефон на будущее, мало ли что, записала. Такси через пять минут будет.
- Я же представился.
- Ах, да. Извини! Лена Гаганова.
- Не помню такую. Дома при свете рассмотрю, утром разговоримся, может, вспомню, меня же двадцать лет в городе не было. Давай, я куртку отряхну. А в такси ты помалкивай.
Дома Дмитрий помог даме раздеться, налил в ванную теплой воды, принёс туда чистые мамин халат и полотенце. Пока Лена приходила в себя и долго мылась в ванной, постелил на диване простыни, достал из шкафа мамины две подушки и одеяло.
Из ванной постучала Лена:
- А шампуня у тебя нет?
- Мама не пользовалась, и мне было без надобности. Но там же мыло есть пахучее.
На кухне напоил чаем с вишнёвым засахаренным вареньем, ещё мамины запасы двухлетней давности.
- Завтра утром в магазин сбегаю, всего свежего куплю. Ты ложись на диван, а я в маленькой комнатке. Не бойся, приставать не буду!
- Можешь и приставать, - игриво ответила Лена. – Двадцать лет назад я тобой издали любовалась…
- Двадцать лет назад я и без твоего разрешения бы пристал, а теперь я другой.
- Ой, а у меня бутылка виски есть!
- Я, наверное, воздержусь, - серьезно ответил Дмитрий, и тут вспомнил мамины слова про то, чтобы женщину нашел. – И с тобой воздержусь. Раньше девушки говорили, что не могут вот так сразу, теперь очередь мужчин так говорить пришла. Ладно, ложись на диван. Спокойной ночи.
Утром Дмитрий успел и в магазин сходить, и глазунью приготовить, кипяток в термос перелил и ещё раз чайник поставил. Лена на кухню вошла полностью одетая, даже с подведенными бровями. Но вид был помятый.
- С добрым утром! Дим, а я даже вспомнила, как ты на ринге Кольку Рязанова и Вовку Голубева из Ворсмы в первом же раунде уделал!
- А я вот тебя всё не вспомню, извини.
- Так ты же меня лет на пять старше. Тебе сколько?
- Сорок пять.
- А мне сорок один.
- Лена, расскажи о себе.
- По дурочке, давно уже не девушкой была, попалась на краже кофточки в магазине. Отсидела. Но не на зоне, в тюрьме на кухне и на раздатке была. А потом, когда вышла, в Нижнем осталась, устроилась в «Нижегородполиграф» резчицей бумаги, обманула пьяненького младшего лейтенанта, он подумал, что я целка. Уехала с ним в гарнизон на север Урала. Сына родила. Недавно в армию призван. Как раз в этот бывший Свердловск-45, где его отец уже командир полка. Может, это он и устроил. Теперь сын пишет, что ко мне не вернется, останется у отца на контракте.
- А с Урала когда возвратилась?
- Да лет шесть назад. Я там выпивать начала – город закрытый, скука смертная… Муж стал бить меня. Я сына забрала и уехала. Потом Ромка от меня в каникулы к нему сбежал. А отца на два года в загранку отправили, сын снова со мной жил, пока в армию не призвали.
- А вчера где напилась?
- Не подумай, что с мужиками. Я в нашей типографии резчицей бумаги работаю. Так вот с мастером и кладовщицей посидели в «Руси», потом такси вызвали и к Люде-мастеру в общежитие в конце Коммунистической поехали, там добавили. А дальше и не помню.
- Знаю я эту общагу. Ты же недалеко от неё на бетонной плите заснула. Я там неподалеку работаю типа старшим сторожем растворобетонного узла. Собирайся, поехали в общагу. Может, кое-какие следы найдем.
В коридоре третьего этажа, где комната Люды-мастера, было пусто. Люда давно на работе.
- Ты номер-то своего телефона помнишь?
- Да.
- Набирай на моем телефоне и звони.
В ответ из комнаты напротив Людиной раздался звонок с мелодией песни Пугачевой про миллион алых роз.
Дмитрий без стука открыл дверь. В грязноватой комнате выпивали три молодых паренька и пожилой мужик. В руках у одного из накаченных и лучше всех одетого верзилы все ещё звенел телефон.
- Мой, - обрадовалась Лена.
- Кто такие? Валите отсюда! – грозно сжав кулаки, привстал верзила. - А то счас как навтыкаю. Понял!
Дмитрий машинально принял боксерскую стойку:
- Я за «понял» двадцать лет сидел, понял, молокосос?!
Встали и другие двое парней, один, уже изрядно пьяный, даже схватил табуретку.
- Стоп, ребяты, стоп! Да это же Курнаш! С ним лучше не связываться! – встал из-за стола косматый мужик, видимо, хозяин этой комнаты.
- Чего надо? – огрызнулся верзила.
- Вот этот телефон, связку ключей и дамский кошелек.
- Отдайте, ребяты, - посоветовал косматый. - И вообще, вам уходить пора, допивайте и уматывайте.
Верзила недовольно протянул телефон Курнашу.
- А ключи в урне, что у двери, валяются. Ищите. Вадька, отдай кошелек.
- Так он пустой!
- Пустой и отдай. Всё уже пропито, вот после вчерашнего остатки на похмелку истратили.
- Я тут не при делах, - стал оправдываться косматый. – Они ещё вчера ко мне пришли с выпивкой и закуской. Сейчас, Курнаш, пойду ключи искать.
Хотя и записан был телефон Лены, Дмитрий ей звонить не спешил. Всё раздумывал. Тут две причины. Без мамы одному в двухкомнатной квартире зимними вечерами тяжко, но и мужскую независимость терять не хочется. Другая причина более сложная. Не опозориться бы в постели. Мужики-второходки рассказывали, это бывало с некоторыми: только-только к женщине прижмешься, как дело-то, увы, закончилось. Вот этого и боялся Курнаш, иногда занимавшийся "Дунькой Кулаковой".
И всё же почти через месяц после встречи отважился позвонить. Пригласил к себе, купил джентльменский набор – шампанское и коробку дорогих конфет.
- А меня в тот раз чуть не уволили, хорошо Люда-мастер защитила, сказав про потерю ключей. А теперь отпуск по графику. Бр-р, это в конце декабря-то.
- Лен, а давай проведем отпуск вместе. Мой начальник пойдет мне навстречу. Он давно уже талдычит, чтоб я бабу, то есть женщину завёл, отпуск по такому случаю даст.
И тут даже неожиданно для себя Курнаш сказал, что она ему нравится, её прошлое его не интересует, как и его прошлое не должно интересовать её. Но есть маленький нюанс. Честно признался, что боится первой близости по причине долгого воздержания.
- Нам бы побыть где-то вместе, притереться друг к другу.
- Можно в санаторий ВЦСПС съездить. Или ещё куда в сторону Зеленого города, где нас и в глаза не видели и где мы никому на глаза не попадемся. А про эту проблему я слышала, когда в тюрьме работала. Хочешь женский анекдот: «Девки! Морковь на кухню привезли! - Ура! – Но тертую! – Эх!». Впрочем, можно мне у тебя заночевать, просто так полежим?
Полежать не пришлось. Позвонил Ерастов и просил срочно приехать к нему домой.
- Мне из Москвы звонили наши знакомые из салона. Попросили на Крит съездить в тот маленький отель, узнать, чем закончилось расследование отравления водкой того вора Лёньки. Новый год на носу, я, убей, не смогу, жена и дети не поймут. Слетай ты, Дмитрий Анатольевич, москвичи заплатят, я со своей стороны тоже тебя премирую.
- Ишь ты, впервые меня по имени-отчеству назвал! Согласен. Только я уже не один. Сам намекал, чтоб женился. Появилась кандидатура. Кстати, приходи ко мне, я ещё Геннадия и Никиту приглашу, познакомлю с Леной. Только у меня загранпаспорта нет. А у Лены есть или нет - не знаю. Сейчас позвоню.
Через минуту сказал Ерастову, что у неё паспорт есть: и в Египте, и в Турции была.
- Тебе документ организуют, не проблема. Только твои данные завтра факсом передадим. А тебе в том отеле надо как бы случайно разговориться с кем-то из служащих, сказать, что ты друг юности покойного Леонида Васильевича, что он алкоголик, мол, беспросветный, его уже однажды откачивали…
- Сделаю, не дурак.
Лена обрадовалась предстоящей поездке на Крит, расцеловала Дмитрия.
Из Ираклиона берегом моря на такси отправились в Ханью, в небольшой деревушке по соседству с этой древней столицей Крита и расположен нужный отель. Разговаривают тут по-английски, но как узнали, что двое русских прибыли из города, куда не так давно отправили отравившегося водкой господина Леонида, нашли переводчика. Ему и рассказал Курнаш, что с Ленькой знаком с юности, занимались в одной секции бокса, что он «закадычный», от бешеных денег, пьяница. Жена даже не особо горевала. А его белый «Мерседес» супруга сдала назад в салон-магазин.
- А мы уже знаем про пьяницу господина Леонида. Труп отправлен на родину, дело давно закрыто, но не может ли господин Дмитрий письменно подтвердить свои слова, чтоб дело окончательно списать в архив.
- Могу, хоть сейчас.
- Нет-нет, мы вас не торопим. Перед отъездом оставьте бумагу горничной. Она нам и передаст.
Дмитрий и Лена отдыхали вволю. Каждый день куда-то ездили: на гору Дикти, в монастырь Святого Иоанна Богослова, на остров Санторини и полуостров Грамвуса. Уставшие, засыпали на широкой кровати. Особенно понравилась поездка в бухту Балос – место слияния трех морей: Критского, Средиземного и Ионического.
После ужина в таверне Ханьи Лена пошутила:
- Балос похож на фаллос!
- В этот вечер у нас всё получится! - уверенно сказал Курнаш.
На этот раз, не сговариваясь, разделись догола. Дима недолго ласкал Лену, она сама повернула его к себе… Первый блин комом. Сходила в ванну.
- Теперь-то точно всё будет хорошо.
И сама начала водить рукой по крепким мужским бедрам. Дмитрий снова прижался к Лене, лаская груди, живот…
Жить стали у Димы, в свою однушку Лена пустила на год квартирантов, предупредив, что на следующий год будет комнату продавать. Из загса молодожены поехали в магазин за самым современным стиральным автоматом.
- Теперь надо сыночка или дочку покупать, - пошутил Курнаш.
- А что, мы ещё молодые, - глядя в глаза мужу, сказала Елена. - А если не купим, то усыновим из детдома.
- Ну что ж. Выходит, мне пора бросать курить!