Между Ларисой и Полифемой установилась странная приязнь, хоть и не очень
глубокая. Дело в том, что мыши в лаборатории переживали настоящий демографический бум,
чем больше пожирали друг друга, тем многочисленнее производили потомство. Клетками
уже была заставлена вторая лаборантская, которая когда-то была институтской
библиотекой. Поэтому Лариса приносила из лаборантской по нескольку упитанных мышей,
до которых Фима была падка. Она никак не могла привыкнуть к городским кошачьим
консервам. В обмен Полифема посвящала щедрую научную сотрудницу во все перепетии
подковёрной борьбы, сложных карьерных гамбитов, продвижений, падений, любовных
романов родного научного террариума. Как одноглазая добывала эти конфиденциальные
сведения- было загадкой её кошачьей природы.
Вообще-то Лариса не выносила сплетен, но плавные, постоянно переходящие
с высоких на низкие тона жутковатые монологи завораживали. Она не могла заставить
себя оборвать циничное животное и каждый раз давала себе обещание, что задерживается
в вахтёрской последний раз в жизни.
"Вот и наш коньячок, спасибо Авдюша, подсаживайся к нам, мон ами,"-
Дверь вахтёрской распахнулась, перед ними стоял двух с лишним метров лешак в старых
волосатых валенках, джинсах и необъятном выцветшем свитере. Такого же неопределенного
цвета выцветшие старческие глаза в упор смотрели на Ларису из-под косматых льняных
бровей.
Глаза Ларисы на мгновение расширились, но сразу же её лицо приняло обычное
невозмутимое выражение. "Садитесь, пожалуйста, Авдей Перунович," - подвинулась влево и
старый вахтёр оказался,как раз, в центре дивана и женского внимания. Он сел и поставил
на огромные колени серебряный поднос с ручками, отлитыми в виде змеиных голов. Поднос
был занят выпитой наполовину бутылкой коньяка, тремя стеклянными лаборантскими
пробирками и открытой коробкой шоколадных конфет "Сказки Лукомолья".
"Ну, как говорится, на дорожку, на посошок. Счастливых утоплений Вам,
Лариса Евгеньевна!" - проворковала кошка.
Лариса вздрогнула, посмотрела на Фиму, но ничего не сказала.
"Да ты не сомневайся, душа моя, сегодня ледоход пойдёт. Течение сильное,
милое дело, куда надо-отнесёт. Правда, Авдюша?"
Авдей неопределённо потряс косматой головой. Они молча чокнулись и выпили
одним махом из своих пробирок.
Фима расчувствовалась. размурлыкалась, Лариса Евгеньевна погладила
проницательную вахтёршу за ушком, они расцеловались. "Пора..."
"Не пойду я вас провожать, а то совсем размазнёй стану." - Полифема свернулась в клубок на диване. "Авдюша, проводи мадам."
. . . . .
Послышался скрип открывающейся двери, Лариса обернулась, на неё в последний
раз сверкнул одиноко горящий кошачий глаз.
Из открывшейся двери дохнул влажный мартовский воздух. Она сделала шаг
вперёд, затем ещё один. Тяжёлая дубовая дверь с грохотом захлопнулась за ней.
Под босыми ногами хлюпал грязный весенний снег, набухший и пропитанный
городским смрадом и суетой. Ветерок был слабый и тёплый, и первый раз за долгие годы
у Ларисы было легко и странно на душе. Она быстро перебежала дорогу и оказалась на
набережной. Рядом слышалось знакомое негромкое клокотание, она подняла глаза. - Между
ветвей, в старой клетке радостно квокал и хлопал светящимися крылышками молоденький
фазарик.
"Прощай, братец!"- со вздохом сказала Лариса. Перелезла через чугунную
решётку, спрыгнула на мартовский лёд, крепко сжимая ремни рюкзака.
"Может, не стоило сегодня..." - это было последнее, что успела подумать старшая
научная сотрудница.
Послышался хруст, огромный ледовый пласт. на котором она стояла, стал
превращаться в малюсенький остров, который стал крениться, переворачиваться и
сбрасывать Ларису в свинцовую полынью. Ледяные руки реки обхватили маленькое тело,
затащили в свои глубины и понесли вместе со льдами на запад, к тридесятому морю.