Плов остался нетронутым

Элеонора Касымова
К дому Замиры Хамидовны, покинувшей сей бренный мир три  дня назад, подтягивались люди в траурном одеянии. Входная дверь квартиры была широко распахнута.  Сочувствующие, приличия ради, звонили в дверной звонок и, не дожидаясь хозяев,  сразу проходили в прихожую.  Встречали их родные покойной, громким плачем свидетельствуя о непомерном горе.

-Тетушка! Как ты могла нас покинуть! - заголосила племянница покойной Лола.  Она  рьяно стала растирать глаза, из  которых упрямо  не появлялись слезы. Сняв обувь, вновь заголосила.- Надо же такому случиться!
Из кухни вышла Зулайхо. Она была в невеселом одеянии.   Синий шелковый платок  покрыт другим, побольше, белого цвета. Длинный до пят плащ черного цвета нагонял тоску. Глянув на нее, не хотелось жить. Впрочем, какая у нее теперь  жизнь после ухода в мир иной свекрови, хозяйки дома, назидательницы, наставницы, «фонаря», указывающего домочадцам  жизненный путь и днем, и ночью.

-Дорогая, - медленно пропела Лола, обнимая Зулайхо. -  Соболезнования. Но что поделаешь, жизнь такова.  Все мы там будем. Каждый пойдет своей дорогой. Тетушка ушла, никого не спросив…

Лола обняла Зулайхо, положила ей на плечо голову и несколько раз вздохнула, для порядка шмыгнув носом. Отпустив жертву объятий, она прошла в большую комнату, где сидели сочувствующие. Лола  присела на краешек курпачи  и  опустила печальные глаза.

Гости продолжали  прибывать и через некоторое время все три комнаты заполнились женщинами. В углу большой комнаты сидела бибихалифа и читала  заупокойную молитву. Закончив чтение, она посмотрела на всех более чем веселым взглядом и, указывая на достархан, предложила  угощаться.

Гости засуетились. Послышался звон посуды, столовых приборов.

С тарелок молниеносно исчезли курица, колбасы, сыр.  Огурцы с помидорами улетали только  так.  Разнообразная выпечка была сложена в несколько этажей. Посреди достархана стояла тарелка с большим тортом, аппетитно приглашающим себя изведать. Пирожки с мясом, тыквой, травой, беляши, пироги с капустой недолго пролежали на достархане. Чайники с чаем мгновенно пустели.

-Я такая голодная, - сказала Лола, придвигая к себе тарелку с пирожками.

В комнате раздался гул,  напоминавший потревоженный  пчелиный улей. Женщины менялись местами,  усаживаясь  рядом со знакомыми,  и, обнимаясь, целуясь, с улыбкой начинали стрекотать, не забывая  запихивать в рот все вперемежку.

-А вот и я, - вдруг послышалось громкое приветствие.- Это была Саида, вторая невестка  Замиры Хамидовны. –  Извиняюсь, не смогла прийти раньше. Столько дел, столько дел…

Саида закатила глаза, выражая усталость.

-Я реально устаю. Со сцены на сцену, концерты, свадьбы.  Иногда кажется, что вот - вот голос сорвется!  Еще муж…  Как же Хасан меня ревнует! – перешла на жалобу  Саида. – Такое чувство, что следит за мной каждую минуту. Странный! Я же певица,  конечно, на меня – спрос!

-Однако к свекрови на поминки надо приходить рано. Встречать гостей, хотя бы «показывать» свое горе. Говорят, вчера, несмотря на горе,  ты даже пела у самого Председателя! – Лола произнесла эти слова нарочито  громко, злорадно прищурив глаза.

-Да, у него.  – Саида злобно посмотрела на сделавшую замечание Лолу. - Пригласил, как откажешься?

- Блефуешь, дорогая.  У Председателя петь - большая честь.  Каждый мечтает.  Любой,  даже при смерти, побежит. Да и платит он, говорят,  столько, что  можно не работать год. А если напьется, вообще деньги некуда складывать, - продолжала жалить Лола. – Хоромы начала строить, а, Саида?

Саида промолчала. Взяв чайник,  пошла в кухню,  вроде как заварить чай.

Здесь  суетились женщины. Разливали по тарелкам суп, присыпали зеленью и оправляли гостям. Саида постояла в нерешительности – идти назад, в комнату, или помогать разливать суп. Однако подпорченное Лолой настроение не располагало к контакту с людьми.  Отыскала глазами Зулайхо.  Та разделывала  мясо. Протолкнувшись к ней сквозь суетящихся женщин,  шепнула:

-Выйди на минутку.

Зулайхо  закончила делить мясо и послушно вышла. Невестки уединились на веранде.

-Эта гадюка, как всегда при всех начала ко мне цепляться.

-Ты про кого, - спросила Зулайхо. – Про Лолу?

-Ну да! Опять – где пела, с кем пела, сколько заплатили. У них у всех такая зловредная  порода. Господи, слава Богу, от одной такой дотошной освободились! Померла, наконец!

-Тихо ты! - испуганно сказала Зулайхо и глянула  на дверь.

-А что? Все знали, какая язва, никому житья не давала. Всех поучала. Нет, чтобы сказать в лоб – все намеками, намеками… Гадиной  буду, если даже на собственные поминки что-нибудь не учудит.

Зулайхо недовольно посмотрела на Саиду. Да, свекровь любила поучать. Иногда  -«мордой в грязь».  Часто – по делу. Тем не менее  прожили вместе, одной семьей много лет. В трехкомнатной квартире – Зулайхо,  Мирзо,  их двое детей, свекровь со свекром. Свекор умер давно,   Замира Хамидовна  дожила до 78.   

Отношения же Саиды со свекровью были неровными. То они жили душа в душу, то не встречались  месяцами. Что же касается Хасана,  старшего сына Замиры Хамидовны, так он, как с сожалением отмечала сама покойница, редкий подкаблучник.

-Я за тебя рада, – продолжала негодовать Саида. - Теперь вы хоть как-то разместитесь. Как же так, она занимала две большие комнаты. Вы ютились в одной! Ужас! 

-Ладно тебе, меня это не трогало, чего ты-то заводишься? –  Зулайхо вытерла кухонным полотенцем вспотевшее лицо. – Ладно тебе. Все, ушла, нет её больше. Вообще, о мертвых или хорошо, или ничего.

Зулайхо дернулась в сторону двери, давая понять, что ей некогда.

- Куда ты, пусть ее доченька, распрекрасная Нигина, покрутится. А то приходила к вам, усаживалась, и вечно все ее обслуживали. Пусть покрутится! – Саида заводилась на пустом месте. -  Да, хочу спросить – а что здесь делает Халила, первая жена твоего мужа? Захожу в комнату, а она сидит, красавица!  На самом почётном месте. Бесстыжие её глаза. Как могла прийти, знает же, что теперь ты здесь хозяйка,  и Мирзо уже твой муж. Чего приперлась?

Зулайхо глубоко вздохнула. Ей действительно не хотелось продолжать бестолковый разговор. На кухне много дел, она теперь за хозяйку, да и сплетням сейчас не время.

-Слушай, Саида, ну чего ты разошлась? Пришла та, сказала эта. До разговоров сейчас? Ладно, все,  пойду, там без меня не управятся.

Саида обиженно сложила губки и дернула плечом. 

В это время на веранду вошел Мирзо. Он был одет в национальный халат, перетянутый атласным платком в районе живота. Его не по-мужски красивые  глаза были красными от слез и бессонных ночей.

-Вы что шепчетесь? Нашли время. Пройдите в большую комнату. У меня есть разговор.
Женщины недоуменно переглянулись  и молча пошли  к
гостям.

Здесь  собрались женщины из смежных комнат.  Мирзо протиснулся сквозь  толпу,  сгрудившуюся у порога, прошел ближе к бихалфе. Он молча оглядел присутствующих. Наступила  напряженная тишина.

- У меня странная миссия. - Опустил глаза, низко склонил голову. Чувствовалось, ему трудно говорить и не хотелось ни с кем встречаться взглядами. Взяв себя в руки, продолжил. - Последние годы мама копила деньги на свои похороны. Собирала пенсию, деньги, которые давали мы, дети, внуки. Говорила: на похороны.  Мы старались  убедить - деньги надо тратить, а не копить. Если случится несчастье - для чего мы, дети? Сделаем все, как положено. Еще ни один покойник на улице не остался. Так и не смогли убедить.  Говорила, старики должны быть похоронены на свои деньги, порядок, заведенный  издревле. Помрет старик, а в доме, вдруг, нет денег. Не по соседям же ходить,  брать долг!    Мы и перестали говорить с ней на эту тему. Словом, деньги, как и двадцать метров кафана для погребения, лежали у нее в сундуке, который она почему-то в последнее время закрывала на ключ. Мы относились с пониманием - старый человек, может,  ей так спокойнее.  И вот недавно случился у мамы  инсульт. Сразил сразу, опомниться не успели.  Словом, нашли мы под матрацем ключ от сундука. Ведь она не раз говорила, что в нем вещи для похорон.  Действительно,  в сундуке нашли  похоронные  вещи.  Сверху лежала  шкатулка. В ней аккуратно сложены деньги на похороны. Под ними лежал  конверт. Когда вскрыли – удивились, увидев еще несколько конвертов. 
 
Мирзо замолчал. Поддергивающие  губы выдавали  волнение. Он вновь  не мог говорить. Сглотнув слюну, попытался продолжить. Но голос предательски сел.  Мирзо поднял руку. Сейчас, минуточку.  После непродолжительного молчания, заговорил:

-На одном конверте было написано: «Для Мирзо. Открыть во время поминок».

Я вскрыл конверт  сегодня утром.  Вот что она написала:

«Сынок, трудно писать письма в будущее. Когда человек уже в могиле. Но меня мучают ваши же проблемы,  которые  вас самих не трогают. А еще вопрос, на который не могу найти ответ всю жизнь. Не слушали вы меня при жизни.  Думаю, слова покойной  будут доходчивей.  Я – человек прошлого времени и всю жизнь придерживалась определенных норм поведения. Даже перевернутый мир, в котором  мы оказались по воле политиков, не смог меня перестроить.  В этом конверте несколько писем. Для близких людей.

Пусть они прочитают сейчас, но не при всех. А потом прочитай последнее. Оно адресовано тем, кто сегодня меня поминает».

Женщины   молчали. Странный поворот дела. Странные поминки. Покойная и при жизни была большой выдумщицей, но чтобы устроить такое  после смерти…

Зулайхо, Саида, Лола, получив свои конверты, разошлись по разным местам.

Саида заняла  ванную комнату. Она закрыла крышку унитаза и уселась верхом. «Говорю же, просто так не отойдет, обязательно что-нибудь да учудит», - подумала она, вскрывая конверт.

«Саида! Не знаю, когда Аллах призовет меня к себе, но это рано или поздно произойдет. И пока я в трезвом уме и твердой памяти, хочу сказать вот что. Знаю твоё отношение ко мне. Не нравится, когда что-то подсказываю, направляю на путь истинный. На этой почве мы не раз ссорились.  Однажды я решила больше ничего тебе не говорить. Но внутри все кипело – ведь ты жена моего сына и мне небезразлична его жизнь. Но сказать-то надо, душа неспокойна. И я выбрала такой способ – посмертное назидание.  Хочешь – прислушайся, нет – твое дело. Во всяком случае,  я уже не буду свидетельницей вашего семейного краха.

Когда  брала тебя невесткой в дом, честно говоря, ты мне не очень нравилась. Но то был выбор моего сына. Я знала, если приведу в дом для него другую, он все равно побежит к тебе. Жаль, что сын мой получился безвольный. Но речь не о нем. Что я думаю о своих детях, они знают. А вот тебе не всегда могла сказать правду. Скажу сейчас. Как говорится, уже не достанете. А если в отместку не будете справлять мне дни памяти раз в год, думаю, мне уже будет все равно.

Ты неправильно живешь, Саида. Бездумно. Одним днем. К тому же  для тебя не существует правил приличия, ты безответственна, ты не любишь семью. Помнишь, однажды я тебе сказала, что твое невнимание к семье приведет к краху. При моей жизни этой катастрофы, слава Аллаху, не произошло. Но что будет дальше! Твой сын, а мой внук Шавкат, начал курить травку. Ты это знаешь. Когда я сказала тебе о своем подозрении, ты сказала, что  это безвредная трава и вся Европа курит. А в Голландии  марихуану и гашиш курят  чуть ли  при полицейских. Это легкие наркотики и не вреднее водки. Странное  оправдание. Тогда я предупредила  Хасана, но ты его разубедила.  В результате  вы вообще долгое время перестали со мной общаться. Было такое? Да, было. И я больше не встревала в вашу жизнь. Но душа за внука болит. Ведь я его растила, помогала поставить на ноги. Предупреждаю еще раз. И можете теперь со мной не разговаривать хоть вечность.  Шавкат катится по наклонной. Скоро будет поздно, если вы не примите меры. Пока есть время. Понимаю, воспитание  детей – постоянный труд.  Тебе же не хочется заниматься этой рутинной работой.
Лучше перестать общаться со свекровкой,  которая все время учит жить, чем прислушаться и исправить положение. В отместку за мои назидания ты настроила против меня сына. Месть – самая страшная вещь. Месть порождает месть. И я сейчас тебе отомщу. Раскрою твою тайну. Тебе же. Я знаю, что ты гуляешь с  Председателем. И как бы вы не ухитрялись скрыть, ваша тайна стала известна мне. Председатель очень осторожный человек – он знает, что поплатится местом, если кто-нибудь заподозрит его в неверности жене. Дойдет до её ушей, а у неё отец сидит наверху. Солнце-то подолом не укроешь. Кто рассказал о твоих похождениях - не скажу, унесу с собой в могилу. Однако предупреждаю – Председатель  поменял не одну женщину. Его больше, чем на год не хватает. Похождения на год жены еще прощают.  А потом он отпускает птичек.  Если узнает о твоей грязной любви мой сын Хасан, уверена, найдет в себе силы с тобой развестись. А другого такого олуха ты больше не найдешь. Почему я не рассказала сыну? К чему  разборки, развод, сплетни людей, переживания детей. Шавкат сразу перейдет на героин. Слыхано ли – мать такая-сякая!  Видишь, какой хвост проблем последует за этим? Я решила хотя бы тебе намекнуть. Но мои намеки отрезают дорогу сына в мой дом. Решила оставить пока все, как есть. Если я уйду раньше скандала, поторопись изменить жизнь. Если опять не прислушаешься, слава Аллаху, что я известного мне сценария не увижу.

Теперь о другом. Сегодня мои поминки.  Всего три дня назад мы все еще общались. Моя смерть, понятно, огорчит детей. Ну и, конечно, Зулайхо. А вот ты придешь на поминки позже всех, с порога начнешь жаловаться, что устаешь, бегая по сценам. Потом Лола начнет тебя допрашивать,  где,  на какой свадьбе сколько тебе заплатили.  Ты с чайником выйдешь на кухню. Найдешь время, чтобы сказать Зулайхо, что она счастливая женщина, и теперь сможет расположиться в квартире на свое усмотрение. Зачем, мол, старухе две комнаты? Почему я не перешла в одну, а две смежные не отдала им? Скажу сразу – я проработала 40 лет на государственной работе. Работала день и ночь. И когда мне исполнилось 50 лет, подошла очередь и  мне дали приличную квартиру. Неужели я не заслужила  право под конец жизни  пожить в свое удовольствие? В двух комнатах. Одна да, спальная, другая большая комната, где я отдыхаю, смотрю телевизор, принимаю своих гостей! А твой злой и завистливый язык не дает покоя и этому.

И не поноси мою дочь, Нигину.  Если она приходила ко мне в гости и не стояла у плиты, так это правильно. Она приходила пообщаться со мной. И если вы заварите чай и поставите перед ней лепешку, ничего страшного не произойдет. Ведь она делает то же самое в доме мужа, когда к её свекрови приходят гости!

Саида! Постарайся избежать проблем в своей жизни.  Сохрани семью, она понадобится тебе очень скоро, когда на сцену придут молодые, а твои песни никому не будут нужны. Песни пишут молодым певцам.  Тебе хлопать будут только родные, если ты их не отдалишь.

Последнее. По всем человеческим законам – на поминках скорбят по покойнику. На поминки приходят, чтобы поминать. Не приходят голодными, не набрасываются на еду, не радуются встрече со знакомыми, не разводят сплетни. Не веселитесь на поминках! Ни на моих, ни на чужих! И тогда на ваших люди будут тоже скорбеть.

И все же - любящая свекровь».

Саида сложила письмо. Бессмысленными глазами обвела ванную комнату. Появились слезы. Она не спешила избавиться от них. Они текли по щекам, щекотали ноздри.

Саида оторвала кусок туалетной бумаги, вытерла влагу с лица, высморкалась. В дверь кто-то постучал.

Саида медленно поднялась, спустила воду, имитируя шум,  умылась и открыла дверь.

Это был муж.

-Я тебя потерял.

-Ты даже на поминках своей матери ищешь меня, - недовольно буркнула она.

-Понимаю, понимаю… спасибо тебе.

-За что?

-За то, что так близко к сердцу приняла смерть мамы.

Саида прижалась к мужу. На какое-то мгновение ей показалось, что она потеряла не просто свекровь, а самого близкого человека, который много знал, многое понимал, старался подсказать, помочь. А она считала её гадкой, язвительной старухой, сующей свой нос в чужие дела. В чужие?  Нет, она не была чужой. Она была мудрой.

-Где Шавкат? – дрожащим голосом спросила она.

-Не знаю, сказал, что подойдет. Пока не пришел.

- Пока не пришел? Не пришел на поминки бабушки? Да он должен быть здесь с самого утра, помогать и вообще – скорбеть!
Хасан в растерянности развел руками. Никогда прежде он не видел жену такой разъяренной.

-Успокойся, у тебя завтра выступление, сам Председатель будет на концерте. Голос сорвешь!

- А пошел - ка этот Председатель! – закричала Саида и, оттолкнув мужа, бросилась в прихожую за сумкой. Дрожащими руками вытащила телефон и набрала номер.

-Шавкат! Где ты ходишь? У кого? На чьих поминках? Друга? Сволочь! Сейчас же  возьми такси и приезжай сюда, на поминки родной бабушки!

Она швырнула трубку и вновь закрылась в ванной.

Письмо Зулайхо было короче.

«Дорогая Зулайхо! Я всегда тебя любила. За ум, не по годам житейскую мудрость. Ты –библейская жена – терпеливая, понимающая, прощающая. Всевышний воздаст за твою доброту. Ты всегда относилась ко мне с теплотой. Не с любовью, понимаю, свекровь трудно любить. Старшие всегда делают замечания младшим. Молодым  не нравится слушать советы родителей, родных людей. А от человека не своей крови – тем более. Тем не менее, твоя теплота равносильна  дочерней любви.

Знаю, на поминки должна прийти первая жена Мирзо. И ты не будешь против. Знаю, неприятно, но не будешь против. И она к тебе отнесется сдержанно, хотя больно видеть тебя в ее бывшем доме. Однако ты не была причиной их развода, сама знаешь. Мирзо  - хороший человек. Иначе ты не смогла бы  вытерпеть то, что не смогла выдержать его первая жена. Любит он женщин, что с этим поделаешь. Я много с ним беседовала на тему измен. Он понимает, соглашается, ругает себя, себе же обещает – никогда больше, ни-ни, никаких женщин. Но стоит на горизонте появиться красавице, как все на свете забывает. Его дядя, мой  брат, такой же. Один к одному. Гены? Будь прокляты такие гены.
 
Саида начнет тебя настраивать против  Халилы. Соглашайся со всем, но  думай своими мозгами. Характер  Саиды скандальный. Человека иногда так можно завести, что и про  святое, поминки, можно забыть. Я сто раз  просила её стараться  избегать скандалов, в результате  становилась плохой.

Зулайхо, доченька,  у вас двое детей. Я не призываю жить ради них. Это самообман.  Я призываю сделать вид, что ты ничего не видишь, не чувствуешь и не знаешь. Иногда надо делать вид, что ты зависима от мужа.  Мужчинам это нравится. Будет больше уважать. Ему будет казаться, что он настоящий мужчина. Живет в свое удовольствие, не унижая при том чувств жены. Иногда мужчины, догадываясь, что жена в курсе его похождений и молчит, неосознанно самообороняются. Придираются по поводу и без, беспричинно скандалят.  И плюют на жену – овцу.  Не таким ли был твой первый муж? Кто же знал, что и второй такой же?  Кабы знать, где упасть, соломки бы постелить, говорят в народе.  Не повезло тебе, дочка.  А еще говорят, если не просят – не давай советов.  Но я обязана тебя предупредить. Прежде, чем решиться на развод, очень подумай. Третий раз замуж выходить – смешно, потому, что нет гарантии повторения.  И если не этот –обязательно найдется другой недостаток.  Влипнешь в другую грязь. Значит, лучше остаться одной? Но старость не любит тишину в доме.  Подумай  и реши так, чтобы потом ни о чем не жалеть.

Спасибо тебе за скорбь, которая у тебя сейчас на лице. Когда все разойдутся и ты останешься одна со своей семьей, не бойся заходить в мою комнату. Меня уже нет. Сделайте по своему вкусу перестановку и продолжайте жить.

Спасибо за искреннюю скорбь и не радость за освободившуюся территорию.

Я всегда тебя любила. Твоя вторая мама».

Пока Зулайхо читала письмо, слезы рекой лились из ее печальных глаз. Она действительно искренне скорбела по утрате, даже стала скучать по ворчанию свекрови, её наставлениям. Зулайхо читала письмо, прислонившись к стенке. В эти минуты никто из присутствовавших  в доме старался ей не мешать. Она долго еще стояла, о чем-то думая, не скрывая слез, упрямо бегущих по щекам.

Получив письмо  тетушки, Лола спокойно вышла в подъезд.  Она поднялась на верхний этаж, села на подоконник и вскрыла конверт.

«Лола! Говорят, родовая кровь настолько крепкая штука, что самое страшное прегрешение можно простить своему родственнику. Я много раз тебя прощала.  Но выводов ты не делала.  Ты – моя единственная племянница. Я тебя вместе с твоими родителями забирала из роддома. Выросла на глазах, все равно что родная дочь.

Много раз тебя ругала за неправильные действия, старалась научить манерам,  но у тебя свой мир. Последнее мое наставление – хочешь,  прислушайся, не  хочешь – дело хозяйское. Догадываюсь, что на мои поминки ты, по обыкновению, пришла позже всех. Охладила себя веером и сказала, что голодна, как волк. Придвинула тарелку с чем-нибудь, скорее всего, с пирожками, и стала есть. Как  с голодного края. Мне всегда в такие минуты было за тебя стыдно. Куда бы  ни приходила, должна соблюдать приличия. В гости, тем более на поминки, нельзя приходить голодной.  Ты на поминках ведешь себя так, словно всю жизнь ждешь, чтобы  кто-нибудь умер.  Повод  вкусно поесть. На поминках, дорогая, кушать вообще не прилично. На поминки приходят поминать, а не радоваться блюдам, сменяющим одно  другое. Возьми это на заметку.

Следующее.  Я уверена, что ты опять стала цепляться к Саиде. Оставь ее в покое. Не надо завидовать. Да, у нее красивый голос, ее хорошо принимают, у нее интереснее жизнь. Но это не означает, что ты постоянно при всех должна говорить ей гадости, потому, что тебе можно, ты – родня! Прежде, чем кого-то критиковать, оглянись на себя. Институт не закончила, диплом подделала,  родила без мужа. У тебя грехов – воз и тележка. Я не все перечислила. Однажды Саида, когда ты доняла ее на поминках моего мужа, расплакалась у меня на плече. Я стала ее жалеть, думала,  плачет по свекру. Оказывается, от обиды, которую ты нанесла. Саида сказала, что в следующий раз на твои происки ответит тебе тем же. Вот только этого не надо! На моих поминках ведите себя прилично. Не превращайте этот день в балаган. Почему пишу об этом тебе? Потому, что ты - задира. Почему ты обижена на весь мир? Может, задираешь людей, чтобы привлечь к себе внимание?  Займись собой. Для начала слезь с шеи своего отца. Удобно уселась  вместе с ребенком. Мой брат тоже не молод. Не сегодня - завтра уйдет за мной. Что с тобой будет? Мне очень жаль, что наша невестка, твоя мать, любит только себя. Она никогда не занималась твоим воспитанием. У нее на уме только наряды. Не защищаю своего брата, но от ее невнимания к нему, он находил утешение в спиртном. Но не будем на эту тему. Часть  моей жизни ушла на перепалки с твоей матерью. Вот и сейчас она сидит в центре комнаты в новом траурном платье, косынке, подобранной под цвет, и рассказывает, с каким трудом нашла на базаре эту ткань. И что сшили ей за одну ночь, и что она очень уважает усопших, прости меня господи, чтобы допустить приходить в дежурном наряде на поминки каждого из них.  Да мне, как выражается твой сын, пофиг, в чем она пришла! Мне важно искреннее сожаление по моему уходу  и пусть маленькая, но молитва по душе. Не хотела говорить о ней, опять не сдержалась. Словом, пересмотри себя. Пересмотри, пока не поздно. И  последняя просьба. Сделай лицо немного серьезным. Перестань щебетать, как дворовой воробей.  Ведь умерла я, твоя тетя. Неужели не жалко?
Тетя».

Лола посмотрела в окно. Во дворе стояли столы, за которыми сидели мужчины. Им подавали плов, салат. Ели молча, лишь иногда перебрасывались фразами.   Вон, Махмад, тучный мужчина лет сорока. Наворачивает. Качает головой, мол, плов – что надо. Рядом сидит другой толстяк. Жирными пальцами сгребает в кучку  овощной  салат и отправляет в рот. А чуть дальше с наслаждением поглощает плов Акмал.

Представился дальним родственником  Замиры Халиловны.  Его все хорошо знают и ни в одном доме, где была смерть, не спорят по поводу родства.  Акмал  – родственник покойных на один день. Он каждый день ходит на похороны, поминки. По любому покойнику. На него не обращают внимания. Он стал обязательным.
 
Лола сморщила нос – урод, ради того, чтобы поесть плов, он носится по городу в поисках «свежеумерших».

На скамейке, чуть поодаль от гостевого стола, сидит Самад-ака. Близкий друг мужа  Замиры Хамидовны.  Низко склонил голову, чувствуется, искренне печалится. Вот вытер глаз. Не от соринки, от слезы.  Вздохнул. Подошел молодой парень из помогающих, что-то говорит, указывая на стол. Видимо предлагает  поесть плов. Самад-ака покачал головой, мол, не хочу. Не лезет. Какой плов, если нервы на пределе – человек умер!

Лола задумалась. Невольно стала свидетелем поминок со стороны. Вот так же на всех смотрела при жизни Замира Хамидовна, которую все называли манерной женщиной. А, может, это не манерность, а должное  состояние каждого человека?
Лола вложила письмо в конверт и вернулась в дом.

-Вовремя зашла, - сказал Мирзо, распечатывая последний конверт.

- Читаю послание для присутствующих. – Мирзо  переменился. Исчезла робость, страх перед неоткрытыми конвертами. Казалось, он был даже горд за столь «эксклюзивные поминки». «За несколько лет до смерти, - начал читать он,  - Маргарет Тэтчер составила сценарий своих похорон и отнесла на согласование королеве Великобритании. Она полагала, что все пройдет, как задумала. Но после ее смерти произошло много неприятного. Многие ее враги отметили этот день, как праздник, кто-то выпустил газеты, не сделавшие ей чести. Я, конечно, не Тэтчер. Но роднит с ней одно – она пишет сценарий, я – посмертное  послание.

Я прожила долгую жизнь. Когда мне было семь лет, умер мой дедушка. Я его очень любила, он был вообще  любим всеми. Во время похорон все надрывно плакали. Я думала, что это горе унесет теперь всех родных – одного  за другим. Но все успокоились быстро. А потом были поминки.   Пришли гости.  Хотя слова «гости» и «поминки» не вяжутся между собой.  Поминки длились целый день. Но мне казалось,  это свадьба. Все смеялись, шутили, рассказывали друг другу истории. Я не выдержала, забежала в  комнату деда  и вынесла большой портрет, тот, где он с орденами. Поставила на стол и сказала – а мой дедушка умер. Все замолчали.  Потом  быстро разошлись. Позже меня папа посадил на колени и сказал, что люди стареют, умирают, а живые остаются и продолжают жить. «Но  они были радостными!» не понимала я. Я хотела, чтобы рассказывали о жизни моего деда, сожалели, что рано умер. А вместо этого, дядя Тимур рассказывал про охоту и рыбалку.  Соседка что-то рассказывала про свадьбу своего сына.

Я это к чему.  На своем веку повидала немало поминок. Уходили родные, друзья. Это были черные дни. Но к горю добавлялись  переживания. За то, что многие на поминках вели себя так, словно пришли в гости. Ни слова об умершем. Будто ничего не произошло. Правда,  всех интересовало – как умер.

Каждый раз боролась с собой – не указывать людям, как надо  вести себя на поминках.  Ничего сложного -  несколько часов  не забывать, что  ты находишься в доме, где поселилось горе.

Не знаю, когда придет мой час. Для похорон все приготовила. Но это на физическом уровне. К сожалению, для духовного нет сундука, хотя тоже много накопилось. Вот и взялась за перо.   

Закрадываются сомнения, а нужно ли писать посмертное послание, кому это надо?  Знаю: кто-то подумает – старая совсем из ума выжила. Умерла, а давать наставления продолжает. Прошу прощения.  Но я сослужу службу другим. Каждый раз, когда вы придете в чей-то дом разделить горе,  вспомните мое послание. На поминках скорбят. На поминках поддерживают родных, которые, глядя на ваши веселые лица, еще больше переживают.

Вот и все. Наконец-то  сказала то, что пыталась озвучить  при жизни. Вот такая я получилась у природы.  Не поминайте лихом! Я всех вас люблю, несмотря на то, что вы уже на третий день забыли обо мне».

Мирзо опустил руки с письмом. Он не мог смотреть в глаза «сочувствующим гостям». То ли от неловкости за подобный поворот, то ли из-за необходимости извиниться за мамин поступок. Из замешательства вывела бибихалифа.
-Я никогда не получала писем с того света. Мужественная женщина. Достучаться до сердец живых не смогла. Надо было умереть, чтобы достучаться. Во всяком случае, до моего сердца достучалась…
Плов остался нетронутым.
2014 г.