13- 19 ноября 2013 г.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ
Глава шестьдесят девятая
Это выстраданная любовь, но за пределами счастья, это мучительная любовь, но там, где отсутствует сострадание, это истинная любовь с неизвестным концом.
Это любовь к социализму. Она вырастает из жгучей ненависти ко всему, что принес дикий капитализм, породивший подлую рыночную экономику, деградацию нравственности и воровскую власть нуворишей.
Прийти к ней можно, лишь пережив все круги ада - катастрофический развал державы, лживую перестройку Горбачева, разруху в съемной голове Ельцина, дегенеративную либерализацию Гайдара, хищническую приватизацию все еще живущего Чубайса, сплошную гомосексуализацию кремлевского Костикова и срамную «культурную революцию» Швыдкого.
Это любовь, которая рождается на Голгофе.
Много чего суждено было пережить России, прежде чем появился Владимир Третий. Между ним и его предтечами - Владимиром Красное Солнышко и Владимиром Мономахом - пролегла вечность: «Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей и топит в пропасти забвенья народы, царства и царей».
Только Сталин не утонул в реке времен, ибо это глыба исторического парадокса: сын алкоголика-сапожника, недоучившийся семинарист, ставший политиком высочайшего класса, диктатором и непревзойденным интриганом, перед которым Макиавелли, Черчилль и тем более дилетант Рузвельт - просто дети в песочнице.
Странно, что Владимир Путин возник в самый разгул демократического маразма, когда время диктовало не выбор лучших, а выдвижение умственно отсталых. Но, быть может, как раз и не странно, а закономерно, что он возник именно тогда, когда одержимые жаждой власти люди без совести, без комплексов и без морали завели страну в тупик, откуда, казалось, уже не выбраться.
Над либеральными мутантами типа Чубайса, Немцова, Гозмана, Навального или Пономарева уже никто не смеется, потому что -сколько можно? Сколько можно смеяться над сукиными детьми, которые мыслят точками зрения Госдепа США и промышляют чем-то умеренно подрывным? Это даже не лебедь, рак и щука, это паноптикум «зоотечественников», где каждый тянет воз в свою сторону, попутно совершая мелкие хищения в особо крупных размерах. Глядя на них, поневоле воздашь хвалу застойному Брежневу.
Что же до Андропова, то здесь стоит задуматься. Голгофа - это не просто образ, олицетворяющий муки Христовы, а секретная операция под кодовым наименованием «Голгофа», разработанная под его руководством в аналитических структурах КГБ.
«Уже на первом этапе «Голгофы», - говорил Андропов особо доверенным сотрудникам Лубянки в 1983 году, - в стране всплывет немало дряни, появятся бердичевские казаки из анекдотов и всяческая шелупонь: бездарные завлабы, возомнившие себя революционерами, кандидаты бесполезных наук, вылезшие из грязи в князи, дворники, писавшие «в стол» неимоверную белиберду, и оголтелые спекулянты, которые станут накапливать капиталы - в таких масштабах и такими темпами, что перед ними побледнеют Рокфеллеры и Ротшильды. Вся эта блатная публика активно ринется в политику, и прожженные торгаши почувствуют себя властителями умов. Пусть будет так - чем хуже, тем лучше. Только с вершины мученической Голгофы можно разглядеть единственно верный путь к социализму, который мы потеряли».
Далее тема дробится на вероломные подробности великого потрясения разъединенных пролетариев страны. Покруче будет это дело, чем лезть в горящую избу. Зато станет ясно: каждый, кто живет не там, где нужно, вреден окружающей среде. И пусть князи этого мира из князей вернутся в грязь: «Мы простимся с тобой на Лубянке или встретимся, наоборот...»
Комментарий к несущественному
Эгоизм одинокого волка он ощущал в себе, когда по случаю всенародных торжеств находился в мавзолейных рядах долгожителей. Кремлевских вождей ненадолго сплачивала круговая порука общих претензий на земной рай и управляемый космос. Одинаковые фетровые шляпы сбивались в стаю, одинаковые драповые пальто расцвечивались кумачовыми бантами как знак временного единения с трудящимися массами.
Хмельные массы с портретами в руках охотно ломились в детскую болезнь левизны. На портретах были те же лики, что и на трибуне, только лет на тридцать моложе. И без родимых пятен капитализма. Город тоже одевался в стандартные официальные декорации, подтверждавшие верность однажды избранному колеру без каких-либо полутонов. И однажды сказанному лозунгу без малейшего намека на мысль: «Партия-ум, честь и совесть нашей эпохи». Это была гипотетическая модель давно обещанного светлого будущего без малейших признаков реальности. Еще не рай, но уже почти космос, выглядевший вполне управляемым.
Массы, как безропотные нолики, тащили на себе двойной крест. Реальная жизнь подменялась вычитанной секретарем ЦК Сусловым у Ленина, а разлом сознания смазывался перманентным похмельным синдромом, когда всем уже все равно.
Стоя на трибуне Мавзолея, Андропов испытывал смутное желание порушить изнутри этот мироустроительный спектакль без героев, состоявший из цепи прирученных мифов, языческих шествий и ритуальных благодарений: «Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это», рефлекторно аплодирующих залов и осанистых президиумов, безбрежных кумачовых полотнищ и тесных выгородок коммунального общежития.
Крест должен быть один - истинный и самоценный, считал Андропов. Чтобы стал он естественным и необходимым, как возведение храма или вспашка весеннего поля. Чтобы все обрело абсолютную подлинность, а значит, и реальную ценность того, что потрясло разрушением, но затем восстановлено обратным порядком-уже по правильным чертежам и лекалам. Чтобы все было так, как было, но и не только так. А может, и совсем не так. Он не знал как.
Эгоизм одинокого волка присутствовал в нем всегда. Это он знал. Это был разлом в его сознании. И его крест.
Рожденные эволюцией
Представительский особняк в Колпачном переулке, где когда-то жил министр госбезопасности Виктор Абакумов, расстрелянный после смерти Сталина, никогда не пустовал. Здесь пользовались закрытыми линиями секретной связи сотрудники службы личной разведки Андропова, здесь осуществлялся аналитический прогноз возможных вариантов развития Советского Союза, здесь же возникла идея «Голгофы» как пути к обновленному социализму, которому суждено возродиться в муках катарсиса.
Из окон большой комнаты с казенными ковровыми дорожками поверх робко поскрипывающего паркета видна была площадь. Иногда Андропов останавливался у окна фасадной стены, чуть-чуть раздвигал шторы и подолгу смотрел вдаль, словно в зрительный зал из-за кулис, но чаще сразу садился за стол и начинал по памяти диктовать текст, над которым работал накануне:
«План операции «Голгофа» состоит из четырех этапов. Первый этап: системный развал существующего политико-экономического устройства страны. Второй: государственный переворот и форсированное внедрение капиталистической системы «дикого типа». Третий: направленное, последовательное нагнетание хаоса как средства стихийной мобилизации масс на борьбу с монополией партийной власти под лозунгами социализма. Четвертый: социалистическая революция в рамках естественной эволюции, поддержанная всем обездоленным народом, радикальная аннигиляция компрадорской буржуазии и связанных с нею экономических структур, грабительских по своей сути».
Полковник Любимов споткнулся на слове «аннигиляция», и Андропов пояснил, что термин означает уничтожение, так яснее, однако ясность эта пугающая, а потому пусть будет аннигиляция. «Что нисколько не смягчает заслуженной участи всякой сволочи», -добавил председатель КГБ.
Поминая глухим смешком опостылевшую диету, все эти «протертые супчики», он выпил бокал рейнвейна и с наслаждением закусил кусочком чудной дунайской сельди. Только одним, потому что за сельдью следовали два-три крохотных слоеных пирожка с капустой, тоже запретных. После восхитительно скудного обеда он привычно вспоминал Сталина, «человека с невероятным геополитическим чутьем», чья единственная ошибка состояла в том, что он не пошел до конца и не создал, опираясь на органы госбезопасности, социалистическую монархию.
- А почему, собственно, грузину не быть на русском троне? - размышлял вслух хозяин Лубянки. - Почему, если после Петра Великого не было ни одного императора чисто русской крови? Все немцы, голштинцы, датчане, черт бы их побрал! Но и нам следует сознавать, что о предполагаемом восстановлении монархии гунявые диссиденты завоют уже на первом этапе «Голгофы». Громче всех будут выть на Западе, не понимая, что происходит. Итак, Михаил Петрович?..
Наступала очередь говорить полковнику. Он стал докладывать материалы, касавшиеся идеологического оформления каждого этапа предстоящей операции.
- Первый этап должен быть особенно мутным, запутанным, поэтому Горбачев здесь представляется незаменимым. Рыльце в пушку, темных пятен в биографии предостаточно, на крючке сидит плотно. Но ему потребуются новые лозунги, способные заменить собою благоглупости сусловского агитпропа вроде «Миру - мир» или самовосхваления типа «Слава КПСС!» Так, Юрий Владимирович?..
- Бесспорно, - одобрил Андропов. - Мы все чувствовали себя идиотами, когда аплодировали воплям о том, что «учение Ленина всесильно, потому что оно верно». Лозунги первого этапа должны запутать партию и народ. Больше обтекаемости, меньше смысла. Неплохо, скажем, назвать этот этап «перестройкой». Никто, включая Горбачева, не знает, что и с какой целью необходимо перестроить, однако звучит интригующе - новизна, неизвестность...
- Совершенно верно, Юрий Владимирович! Полагаю, Горбачеву следует подбросить термин «новое мышление». Он должен ухватиться, потому что...
- Потому что не сильно владеет «старым».
-Да, он многословен и нерешителен... - согласился полковник. – Многие критикуют его за беспредметную болтовню.
-А разве Цицерон не был многоречив? Разве это помешало его политической популярности? Ничуть. А возьмите нашего Ильича, который жил и будет жить. За сравнительно недолгие годы он наговорил и написал с три короба архиглупостей - и ничего. Народ обожает говорунов. А его нерешительность... Горбачев смотрит на политику как на бесконечное лавирование между различными группировками власти, и это вполне естественно для ставропольского функционера с мышлением комбайнера. Неважно. На тему его «нового мышления» еще напишут тысячи диссертаций. А кому-то на Западе согреют либеральную душу «общечеловеческие ценности» - можно подумать, что человечество едино. Но ты включи в его лексикон, не помешает.
- Понял. Мы подобрали красочные эпитеты, от которых, я бы сказал, веет торжественностью, - продолжил Любимов. - Например, «судьбоносный», а также чисто полемические - «плюрализм», «консенсус». Только, боюсь, не поймет.
- Консенсус перепутает с коитусом?.. Что еще?..
Выслушав лозунги второго этапа операции, звучавшие конкретнее и злее-«свобода слова», «демократия», «денационализация» и т. д., Андропов сказал, что третий этап самый странный и страшный, тут в ход пойдут любые лозунги, ибо народ уже разуверится во всем, и Горбачева возненавидит. Важно только довести это состояние до точки кипения.
- Понял, - сказал полковник, который ничего не понял.
- Нам всем будет уже не до корректной терминологии, когда зазвучат призывы «Грабь награбленное» и «Правительство - на виселицу!»
- пояснил Андропов. - Это этап неуправляемых эмоций и, возможно, кровавых столкновений, порожденных жестокой, небывало стремительной эволюцией. Однако, надеюсь, к этому времени мы уже подготовим первый эшелон новых, преданных социализму политиков, которые устранят от власти все это... дерьмо. Извините, полковник, я что-то устал сегодня.
Он отошел к другому окну, отодвинул штору и с любопытством разглядывал массивный дом на противоположной стороне улицы, в котором когда-то жил гетман Мазепа.
-Украина предаст нас, -задумчиво молвил председатель КГБ СССР. -Обманет и предаст, как предавала всегда. Но тут уж ничего не поделаешь. Мы для щирых хохлов - москали.
- А они для нас? - не удержался полковник.
- Над этим вопросом думать уже не нам. Жаль...
Комментарий к несущественному
Из дневника Ю. В. Андропова: «Ельцина, бесспорно, поддержит громадная часть нашей беспомощной интеллигенции. Об этом свидетельствует обобщенный анализ разговоров на кухнях наших ученых, писателей и прочих интеллектуалов. Больше всего меня поразил не сам анализ, я и так прекрасно знаю, что все они держат фигу в кармане, а то, что они включают воду, полагая, что КГБ не в состоянии фильтровать шумы. Им бы у большевиков поучиться конспирации. Публика эта ненадежная, каждьй будет дудеть в свою дуду, потом все передерутся, но по невежеству грудью встанут на защиту рыночных реформ. Мы их бесплатно выпускаем за границу, и у всех впечатление о Западе складывается на основе витрин, заваленных товарами, никто толком не знает, как там живут и, главное, как зарабатывают деньги. У нашей интеллектуальной элиты масса санаториев, писательские дачи в Переделкино, за которые они платят копейки, дикие тиражи книг, которых никто не читает, государственные премии и множество других льгот, наград, поощрений, но все это они не ценят. А где еще в мире государство содержит 10 тысяч писателей, из которых сносно писать могут лишь человек пять-шесть? Где еще есть рестораны ВТО, Дома ученых, архитекторов, композиторов, художников? Попробуйте отыскать в Нью-Йорке Центральный дом американских литераторов! Но рынок они поддержат, ибо каждый считает себя гением, на которого будет спрос уже в ближайшем будущем. Иллюзии подпитываются глупостью. Почти все они очень скоро пойдут по миру с голой задницей. Печально, однако по-другому с ними нельзя. Кстати, на днях мне Бобков докладывал, что едва ли не вся наша интеллектуальная элита рвется в агенты КГБ. Готовы служить стукачами. Так было всегда. Я велел Филиппу Денисовичу дать им от ворот поворот, ибо мы лишимся поддержки от них в тот момент, когда начнем слом КГБ - они же будут бояться разоблачений. На сегодня все, собираюсь лечь в больницу...»
Перестройка с конфискацией
В последний раз Андропов приехал в Колпачный переулок в скверном состоянии. Отказался от рейнвейна и от чая. Прилег на диван. Превозмогая накатившую слабость, заговорил:
- Слава богу, план «Голгофы», можно сказать, запущен...
- Горбачев уже со всех доступных ему трибун говорит: процесс пошел. Имея в виду грядущую «перестройку», про которую ровным счетом ничего не знает, - усмехнулся полковник Любимов.
- Да, процесс пошел, неплохо пошел. Однако давайте будем реалистами. Как любой человек, я могу ошибаться и неверно прогнозировать последствия. Более того, я не считаю необходимым догматичное следование каждому пункту операции, особенно на втором и третьем этапах, сулящих хаос. Тут во многом потребуется импровизация. При этом мне совершенно ясно, что проведение жестоких реформ при Ельцине следует возложить на лицо негативной этнической идентичности, как, скажем, у фарцовщика Фридмана. Или на малоприятную личность с разъевшейся, как у Гайдара, физиономией и с дурной фамилией, похожей на местечковую кличку контрабандиста. Потом будет легче обратить против него справедливый гнев народа.
- Нет ничего проще, Юрий Владимирович. У нас масса никому не нужных НИИ, где подходящих по кондициям завлабов пруд пруди, и все лопаются от амбиций, все мечтают о карьере во власти.
-Хорошо. Но вы должны сознавать, что жаждать их крови станут уже на третьем этапе, поэтому заранее предупреждаю: необходимо уберечь их от самосуда толпы. Судить-да. И давать не менее десяти лет строгого режима, причем непременно с конфискацией. Ведь они выступят оппозицией не к опостылевшей власти ЦК, они изначально мыслят себя в оппозиции по отношению к России, а за это придется расплачиваться по самому большому счету. Понимаете?
-Конечно, Юрий Владимирович. Тут двух мнений быть не может. Разрешите доложить по существу. У нас уже работают оперативные группы в окружении объектов «А» и «Б», то есть будущих могильщиков советской державы. Отдельно действует агентурная группа по дестабилизации общества. Вот последнее донесение. Подготовка «Голгофы» идет полным ходом.
Из донесения агентурной группы Пятого управления КГБ. Сов. секретно. Исх № 490: «В результате принятых мер все развитие Советского Союза будет признано «отклонением от ленинского курса». Намечено переименование улиц в Москве и Ленинграде (хотя возвращение исторических названий предусмотрено лишь на четвертом этапе операции). Вместе с тем этот процесс, судя по всему, не получит поддержки в провинции. Народ там недостаточно образован, тяготеет к советским ценностям и не понимает, зачем нужно переименовывать улицы и сносить памятники.
Наряду с грядущей антиалкогольной кампанией планируется организовать публичное сожжение книг Горького, Маяковского и других соцреалистов, а также вынос из Мавзолея мумии Ленина для захоронения на Волковом кладбище. Есть подвижки на телевидении. Трансляции пышных презентаций с фуршетами и ожидаемый прокат зарубежной рекламы подействуют на обнищавшее население, как красная тряпка на быка. Приступили к подготовке долговременной кампании по внушению публике психологической установки: главной ценностью в жизни каждого человека является умение «срубить бабки». Пока не удается продавить на ТВ порнографию и гомосексуализм как наиболее характерные штрихи к коллективному портрету либерально-демократического монстра, но это вопрос времени и денег. На подготовку деструктивных программ «Взгляд», «До и после полуночи», а также диссидентствующих ведущих Киселева, Митковой, Гурнова, Ростова и некоторых других, способных активно развивать у зрителей чувство безответственности, презрения к «этой» стране, пропагандировать рыночные реформы как путь к спасению экономики, требуются дополнительные средства в свободно конвертируемой валюте. Хотя, на наш взгляд, тележурналисты чересчур дорого оценивают свои потенциальные возможности по развалу СССР и актуализации демократических ценностей США...»
- Ну вот, - сказал Андропов, -в прошлом донесении агентурная группа докладывала о необходимости выделения валюты для подкупа должностных лиц. Отсюда вывод: горячие сторонники рыночных реформ не желают бороться за свои убеждения бескорыстно, даже отечественных «деревянных» не хотят.
- Стоять за убеждения нетрудно, значительно трудней за них сидеть, -иронично заметил полковник. -Только деньги они любят бескорыстно, а на идеи им плевать. Ну и что? Мы ищем подонков, и мы их находим, здесь нет противоречия. «Гласность» требует не жертв, а долларов.
- Согласен, валюту выделим из «рептильного фонда», но и про конфискацию тоже не забудем. Подчеркиваю, когда путь на Голгофу завершится и у народа откроются глаза, на первый план выйдут вопросы наказания виновных. Неважно, что мы же их и сподвигли на черные дела перестройки - строгий режим с конфискацией. На щекотку каждый реагирует по-своему, на каленое железо - все одинаково.
Комментарий к несущественному
Последний советский генсек Юрий Андропов (душка Горбачев к таковым не относится) умер в феврале 1984-го, так и не увидев результатов тяжкого восхождения народа на искусственно создаваемую «Голгофу». «Чем темнее ночь, тем ярче звезды», - говорил он своему неверному конфиденту, академику Чазову. Тот соглашался, не понимая, о чем речь.
Несколько лет колесо секретной операции КГБ крутилось уже без номенклатурного романтика с больными почками, разъедаемыми нефритом. Дни и ночи становились все темнее, но звезд не было видно. Советская идеология рухнула, а новая не появилась, и правды не прибавилось. Зато подешевела водка.
Незадолго до своей кончины Андропов в который уже раз спросил у лечащего врача Валентина Ефимовича, сколько ему осталось. «Года три-четыре», - неизменно отвечал доктор. Эго он говорил и год назад, и два. Как кукушка.
В первых числах февраля Чазов приехал к министру обороны Устинову с недоброй вестью: «Дмитрий Федорович, скоро конец». Устинов удивился: «Я видел, что он болен, но не думал, что дело так плохо. Надо собирать Политбюро, обсудим с товарищами, как быть».
Товарищи пришли к единому мнению, что следующим генсеком станет Черненко. А ночью в ЦКБ отключили аппаратуру, поддерживавшую жизнь Андропова. На полторы минуты. Ровно настолько, чтобы навсегда оборвался последний сон человека о счастливых временах в России, до которых не мечтал дожить и сам Господь.
Андропов взошел на свою Голгофу в полном одиночестве.
23-25 сентября 2013 года.