( Письмо первое )
*
Странно, что я никогда не признавалась тебе в любви. И как можно признаться в том, чего не сознаёшь? К тебе просто тянуло. Я понимала, что здесь, у тебя, мне лучше, чем в любом другом месте.
А их, других, было много. Чем-чем, но променадами по разным городам и весям Бог не обделил. И патриотизмом – ни местечковым, ни державным – с рождения не обременил. Но где бы меня ни носило, какие бы красоты ни окружали, всегда отчаянно тянуло назад – к тебе. Не могли заменить тебя ни Каунас, ни Таллинн, ни учёба в Питере, ни гастроли по Северу до самого Диксона, ни Польша, ни Германия...
Рига, милая Рига! Я твой преданный кулик.
А помнишь, как мы с Лялькой, словно две ищейки, прочёсывали улочки твоего средневекового «сердечка»? Хотя, конечно, вряд ли. Ты имела полное право нас вообще не заметить. Сколько там таких перебывало! C мольбертами и фотоаппаратами, группами и поодиночке, с музыкой и без, почтительно-трепетных, и фамильярно звавших тебя «старушкой»... а ты, не стесняясь трещин на фасадах и облупившихся углов, упорно подставляла крыши солнцу – редкому, желанному – и прятала эхо былого в своих маленьких замкнутых двориках...
Не знаю, почему, но один из них мы с Лялькой прозвали «итальянским».
Нашли его как-то вдруг. Случайно. Приоткрыли чуть-чуть... а потом ещё чуть-чуть... дверь – в глухой стене, над которой поднимались корявые ветви странного дерева. Да, именно дверь, а не калитку – железную, тяжёлую, с литой фигурной ручкой. И вошли. На цыпочках, не дыша, с готовностью, если что, дать дёру...
Готовность мы всегда держали под рукой, потому что совали нос во все дыры, мечтая найти, не зная где – не зная, что. Лишь бы ухватить за ниточки линий и, не сломав, перенести на ватман. Его листы мы таскали то в планшетах, то в этюдниках. С этюдником, конечно, рисовать удобнее, но шастать по закоулкам, а особенно по крышам, тяжеловато. С планшетом легче, но к нему желательно сидячее место. В любом случае понятно, что кому-то могут не понравиться две девахи, торчащие на их личной территории и рисующие бог знает что и бог знает зачем...
А тогда, переступив порог нашего «итальянского», мы обомлели. Слева возвышалась стена из выветренного, вымытого дождями и временем кирпича. Из неё, вцепившись корешками в щели и выемки, тянулись в струнку деревца. Прозрачные листья дрожали солнечными бликами. Прутики стволов-веточек замерли в плетениях светотени, что узором спадала вниз. Она окатывала волной роскошное бревно, потом рододендроны и старые мшистые камни, и исчезала на дорожке к видавшему виды дому...
Балкон!
Его витые кованые перила из последних сил удерживали невиданное буйство кактусов. Самых разных – средних, больших, округлых и вытянутых. Но, главное – они цвели! Так просто, под открытым балтийским небом, на балконе, в твоём заколдованном дворике. А странное дерево непонятной породы оказалось сухим кленовым остовом, обвитым плющом так плотно, что он мог бы поспорить с любым красавцем из парка...
Не помню, на какой день... второй?.. пятый?.. десятый?.. Но однажды открылась дверь старого дома. Со скрипом, как и положено. На крыльцо вышел старик. Мы не сразу его заметили, уж очень увлеклись. А скрип списали на жалобу иссохшего ствола. Опомнились, только когда старик заговорил. Испугаться не успели. Да и совесть у нас, девиц курящих, была чиста. Бенчики не разбросаны, в коробочку уложены – на вынос. И вообще: сидели тихо, никого не трогали, рисуночки сочиняли.
Но старик ругаться не собирался. Давно, говорит, за вами наблюдаю, решил познакомиться...
Так вот он какой, Волшебник нашего Дворика! И рододендроны, и камни замшелые, и кактусы, и плющ – всё его рук дело. Привозил, сажал, выкладывал, а теперь только поливает да за чистотой следит. На большее сил уже нет. Ну, мы ему сразу коробочку с окурочками показали: вот, мол, какие мы хорошие. Улыбнулся, да рукой махнул – видел, дескать, знаю, рисуйте себе на здоровье...
Исчезли кактусы с рододендронами, испарились камни и бревно, верой и правдой служившее нашим попам. Растворилось в воздухе странное дерево с плющом наперевес. Осталась только стена, по которой всё так же карабкаются прутики.
Нет давно нашего Волшебника...
Но мы-то с тобой его не забыли!
А дворик тот, как и многие заветные уголки твоей Вецриги (нашей «Старушки») мы с Лялькой перенесли на ватман и уложили в памяти:
- Шведские ворота и остатки крепостной стены;
- строгость Домского собора, и стойкость фасадов замерших плечом к плечу «трёх братьев»;
- булыжную мостовую, шпили и купола;
- перепады черепичных крыш и просветы арок;
- изгибы узких улочек и эхо площадей...
В набросках и эскизах, в оттенках цвета, звука и вкуса.
Твоё звучание всегда было мне по душе. Оно, как и солнце по крышам, рассыпается в тихих пастельных тонах.
Иду, не глядя по сторонам, сама с собою, а звуки дрожат, обтекают. Как настройка камерного оркестра – мягко, под сурдинку, без резких всплесков и фальшивых нот.
Иду сама в себе, а ноги несут туда, где тихо.
Район посольств, апартаментов и архитектурных фантазий. Рижане называют его тихим центром. Гулять здесь лучше всего с высоко поднятой головой. Скользить взглядом по томной роскоши югендстиля. Замирать и любоваться. И, главное, не спешить. Во-первых, чтобы не споткнуться, а во-вторых, чтобы ничего не пропустить.
Вдруг возникают странные вкусовые ассоциации. С крем-брюле... хлебным супом со сливками... медовым пирожным или пряником...
Виноваты округлости углов и оконных выемок, оттенки облицовки, колонны при парадных входах, островки лепнины, словно выдавленные из кондитерского шприца, и пряничные резные орнаменты на стенах...
О боже, как хочется кофе!
Где тут у тебя... Нет-нет, этот розовый «фантик» мне не по карману! Откуда знаю? Носом чую. Одно название чего стоит: «Rossini»... О, да это ресторан! Что ж, уговорила. Могу вход в него даже с двух сторон сфотографировать.
Видишь, как всё поменялось. Этюдник, краски, кисти и рисунки давно раздарены. На ногах не физкультурные тапочки, а кроссовки. Вместо «треников» – джинсы. На носу очки, перед носом «Fuji»...
И только в правом кармане всё так же ждёт перекура пачка сигарет.
Ты тоже другая стала...
Нет-нет, не намекаю. Да я вообще не про возраст! Я про время, которое течёт, и всё меняется. Конечно, к лучшему. Вот ты, например, похорошела, помолодела даже. Вполне в евро-стандарты вписываешься в некоторых местах...
А я по трещинкам-морщинкам твоим скучаю. Замазали их, закрасили, красоту навели... и что-то пропало, потерялось. Как те камни замшелые с бревном причудливым. Испарилось.
И только редко-редко, кое-где, нет-нет, да и попадётся вдруг не запудренный островок «прошлых гулких столетий»...
Как моя пачка сигарет в правом кармане – для перекура...
Всё. Чашечку кофе вон в том «припаркованном» домике – он там, кстати, вполне, и цена не кусается – перекурить на ближайшей аллее – и домой.
До завтра, милая... или до послезавтра...
В общем – до свидания!
________________________________________________
( Письмо второе: http://www.proza.ru/2013/11/24/448 )