Два мира, два человека, два чувства

Инна Рогачевская
Два мира – близость и расстояние.
Две температуры – плюсовая, минусовая.
Два человека – мужчина и женщина.
Два чувства – одиночество и одиночество.

"Привет, Сашка. Не верю своим глазам, это ты и совершенно не изменился. Я не могла не узнать тебя, не смотря на "туманное" качество фотографии. Когда ты фотографировался? Я искала тебя и тут удача. Не верю своим глазам! Ты – "северный волк"! Хотя, зная твой свободолюбивый, авантюрный характер,  любовь к приключениям, в уме пишу летопись жизни, оговаривая причины твоего пребывания в Заполярье. Искатель острых ощущений!
Сашка, я представляю твои удивлённые глаза, когда ты наткнёшься на моё письмо. Я рада, что нашла тебя. Какое счастье, что есть интернет. Теперь, я понимаю, куда ты пропал, уезжая на месяц и потерявшись на годы, прощаю. Ты оказался прав. Мне бы не хватило смелости уехать из тепла и цивилизации (хотя ты и не предложил) в такую даль, где кроме белых медведей, голодных волков  на сотни километров – снежная пустыня. Не покривлю душой - ты, чертовски, хорошо смотришься на фоне белоснежного "безобразия". А борода! Тебе идёт борода. Настоящий Санта-Клаус!
Эх ты, путешественник. Наверное, глупо спрашивать, помнишь ли меня, или?  Боюсь услышать в ответ то, что может разрушить хрупкость надежды. Представляю, как ты опускаешь взгляд, хмуришь лоб и смотришь в окно, за которым разгулялась снежная буря.
Напиши мне, просто напиши, это ведь ни к чему не обязывает.  Правда? Людмила".

Он возвращался в свой вагончик. "Отгорел" последний рабочий день вахты, завтра – домой. После смены, с ребятами отмечали день рождения Серёгиного наследника. У его друга, на Большой земле, родился сын.
Ночь. Полгода ночь. Он давно привык к крайностям и сюрпризам северного климата, холодам, снегу, жгучим, непокорным, сумасшедшим ветрам. Но это его жизнь,  работа.
Хмель гулял в голове, расслабляя, веселя, заставляя мозг плыть по течению не спеша, размеренно, не заостряясь на текущих моментах, рабочих буднях, и просто буднях, незаполненных личной жизнью.
Он затопил печурку, вытащил бутылку пива и сел на табурет, подставив лицо огню. В голове всё перемешалось: хмель, работа, Серёгин сын и одиночество. Он поёжился.
   - Гош, дрыхнешь? – спросил он в темноту.
Из угла раздалось сопения и волна мужского храпака, пронеслась по вагончику.
   - Гошка, просыпайся, давай выпьём.
   - Сашок, кончай, дай поспать, двое суток без сна, - неожиданно ответил хриплый голос, – а что пьём?
   - Пиво, спирт, всё, что льётся. Завтра домой, отоспишься, зачем себе отказывать в маленьких радостях?
Под соседом заскрипела кровать.
   - Наливай.
Гошка встал, натягивая на плечи шубу. Достал из шкафчика бутылку "Финской", два стакана, мясные консервы.
   - Грохнули, - произнёс он, опрокидывая содержимое стакана в рот. – Сашок, о чём задумался?
Он смотрел,  в одну точку, будто на стене увидел что-то необычное, поразившее  взгляд, воображение, минимум картину великого и загадочного Пикассо. В глазах плясали ни то черти, не то снежинки, не то искорки огня. Волны хмеля, разбавляя кровь, грели, баюкая, тормозя сознание и мысль.
 - Бабу хочется и не просто бабу, любимую бабу, понимаешь? – наконец, произнёс он. – Наливай.
   - Грохнули, - и в Гошкиной глотке молниеносно исчезло содержимое второго,  двести граммового стакана.  - Баба это хорошо, - философски произнёс, никогда не пьянеющий, Гошка, с аппетитом голодного волка уминающий мясные консервы. – Сашок, ты почему не женат? Отстаёшь от прогресса. У меня дома жена, детишки, да что я тебе рассказываю, ты и сам знаешь. У моей Вики подруг, как блох в собачьей шерсти, она мне все уши прожужжала: "…давай Сашку познакомим с Веркой,  Иркой, Светкой", тебе что, баба не нужна для здоровья? Возьми, к примеру, меня - я и тут  не унываю. Валька – повариха, никогда не супротив.
   - Валька-повариха ни с кем не супротив, бр-р, - брезгливо передёрнул плечами Сашок, - тоже мне, женщина-идеал.
 - Так баба ведь, разведёнка, ей ласки хочется, а потом для здоровья, ну, и согреться, - хохотнул Гошка.
   - Бабы не проблема, - горько признался Сашок, - хочется одну, единственную, только мою, понимаешь?  Чтоб дом был, чтоб ждала, чтоб, чтоб любила. Наливай.
  - Так ты о женщине, любимой! – с понятием произнес Гошка, - а то я сразу и не врубился, ты всё – баба и баба, а тут оказывается речь-то, о даме сердца. Ну, с этим брат, не так просто. Грохнули! Когда я встретил свою...
На улице мело, ветер свистел, завывал, визжал, как раненный зверь. В печурке бился огонь, отражая атаки, гуляющих по вагончику сквозняков.
Гошка спал, распугивая снежную пустыню молодецким, мужицким храпом.

Квартира встретила тишиной.
"Даже мухи здесь не живут, хотя, какие мухи зимой, - подумал Александр, о своей холостяцкой квартире. – Ни одного знакомого таракана".
Он подошёл к окну, отодвинул шторы, за окном мело. "Снег, один лишь снег, а так хочется солнышка, моря, песочка тёплого под ногами, обнять тонкую, женскую фигурку, прижать к себе, накрыть её щебечущий рот поцелуем, задохнуться от запаха волос, утонуть в омуте серых глаз и любить до изнеможения, до коликов в паху". Он мотнул головой, отгоняя навязчивые, не дающие покоя мысли.
   - Свет, привет, как дела?
   - Сашка, когда ты вернулся? – спросил звонкий женский голосок.
   - Только что, устал, как чертяка. Как вы? Как мама, отец?
   - Всё хорошо, - вздохнула сестра, -  отчитываюсь, во-первых, родители укатили на Аляску, к этому старому авантюристу Джорджу.
   - На   очередные  гонки собачьих упряжек, которые без них не обойдутся и не состоятся, - продолжил он мысль сестры, улыбаясь сам себе.
  -  Во-вторых, твой любимый племянник решил жениться, и в-третьих,  Володька задерживается из рейса на месяц.
   - А ты? – спросил Саша младшую сестру.
   - Я? Хороший вопрос. Схожу с ума от Витькиных фокусов, годами жду мужа из плаванья и надеюсь на помощь близких, в борьбе с великовозрастным оболтусом, моим сыном и твоим племянником.
  - А что бабуля с дедом говорят по этому поводу? – спросил он, улыбнувшись.
   - Не смешно, - резко отозвалась сестра.  – Чему тут улыбаться? Я в ужасе, а наши родители сказали, "что всё рассосётся". Она задохнулась от возмущения. – Объясни мне, Сашка, что должно рассосаться и каким образом?
   - Тебе не нравится его девочка?
   - Какая девочка, речь идёт о женщине с ребёнком, - воскликнула Светлана.
Александр закашлялся от неожиданности. С ним когда-то происходило то же самое. В двадцать лет  он влюбился в женщину с ребёнком и был готов на ней жениться, и стать настоящим отцом её сыну. Вся семья стояла на "ушах". Но не женился он не по причине не приятия его семьёй любимой женщины, а совершенно по другой, она вернулась к мужу.
   - Свет, я сначала отосплюсь, а потом наведаюсь к вам. Хорошо? Не сердишься? При встрече всё обсудим.
Он держал трубку в  руке, а оттуда неслись монотонные, короткие гудки.
Нахлынули воспоминания. С тех пор он больше  не влюблялся. Скорей всего не встретил ту, единственную. И опять на сердце разлилась тоска-злодейка, захотелось тепла женского, тела гибкого, страстного. Губ распухших от поцелуев и зовущих, зовущих.
"Что-то меня "штормит" в последнее время, - подумалось с грустью. Может усталость или авитаминоз, а возможно ни то, ни другое, просто пришло время не быть одному".
   - Где же ты, моя любимая, отзовись скорей. Без любви твоей, небо всё темней, … - запел он на всю квартиру.

Он спал вторые сутки, не чувствуя ни времени, ни голода. Когда открыл глаза, часы на стене показывали пять часов утра. На улице тихо шёл снег, подсвеченный ярким светом уличных фонарей. Метель, буянившая в ночи, намела огромные сугробы, а сейчас, просто, тихо шёл снег, как в сказке…"тихо падал снег".
В холодильнике было пусто, немудрено. Он открыл кухонный шкафчик, понимая бессмысленность поиска, съестного. Но, чудо! На полке красовались несколько банок с мясной тушёнкой и пачки порошкового супа быстрого приготовления, со вкусом курятины. "Вот удача, вот Светка молодец, Ну, сестрёнка, выручила, не дала подохнуть с голодухи", - подумал он довольно, заливая крутым кипятком, вкусно пахнущий суповой порошок.
На душе посветлело. Уже и зима не казалось назойливо бесконечной, и ощущение дома внесло в душу покой, и поход в супермаркет за продуктами, моющими средствами, и всем необходимым, отвлёк, развлек, напоминая о другой жизни, о городской суете, отодвигая на задний план тоску.
Вечерело. Выходить из дому не хотелось, хотя понимал, сестра ждёт, да и с Витькой поговорить надо. Но, что он может ему сказать, что? Жениться рано? Да и жениться лучше на молодых, бездетных? Чужой ребёнок - морока, проблемы,  и любить чужого нелегко, лучше своих рожать. Что он может посоветовать племяннику, когда сам в себе до сих пор не разобрался. Ни в своей личной жизни, ни со своими ощущениями, желаниями, опасениями. Ему сорок два года, не жены, ни детей, кроме работы – ничего. Более пятнадцати лет работы в Заполярье, заслуги в освоении снежных пустынь? Как можно кого-то учить жить, когда сам ничего не знаешь и не понимаешь в этой жизни, тем более в любви.
 Он машинально включил компьютер. Тот радостно заурчал, заработал, засветился.
   - Так. Что у нас здесь? Что нового у друзей?
Он пробежался по страничкам друзей, коротко ответив на сообщения, смешки, подколки. Поострил, пообещав не забывать и писать, иногда.
   - А это кто такая, почему не знаю? – спросил он самого себя, читая сообщение от какой-то Людмилы. – Ошибочка вышла, девушка. Мы с вами  уважаемая, Людмила,   не знакомы, - вслух произнес он, - явно спутала с кем-то.
Он потянулся выключить компьютер, но остановился в нерешительности.
"А ведь она  ждёт ответа, надеется, - подумал он о незнакомке. - Ответить? Что я ей скажу, пардон, ошибочка закралась. Вы меня с кем-то перепутали? А почему бы не написать. Она ведь просила об этом, какого-то Сашу, такого же  баламута, как и я "…напиши мне, просто напиши, это ведь ни к чему не обязывает.  Правда?"

"Здравствуйте, Людмила!
 Сообщаю, Ваше письмо получил совершенно незнакомый Вам человек. Кстати, меня тоже зовут Александр и я, как и ваш друг  -  "северный волчище", но я не он. Возможно,  произошла ошибка, и письмо не попало к нужному адресату, жаль. Удачи в поиске. Вы обязательно его найдёте".

   - Светка, я отоспался, спасибо за супчики и тушенку, спасла меня от голодной смерти. Я свободен, сейчас приеду.
   - Нет не сегодня. Собираюсь на девичник, так что не торопись, - растягивая слова, ответила сестра,  явно малюя рот. Звуки, издаваемые ею, были тягучими и невнятными.
   - А Виктор дома?
   - Виктор, дома? Ты спроси меня, когда я видела его в последний раз? Поговори с ним Саш! Он меня слушать не хочет, - с раздражением в голосе призналась она.
   - Свет, что я могу ему сказать? Я сам ничего в жизни не смыслю, но я попробую. Хорошо? Не переживай. Всё "рассосётся", как говорит наша мама.
На экране засветилось новое сообщение.

"Привет. Я благодарна, что ты откликнулся. Отделался парой фраз. Почему-то соврал, что это не ты. Странно…
Я смотрю в окно, за ним серо-мокрые, унылые крыши домов, дождь со снегом, а перед глазами море.  Оно цвета серо-чёрного. Тяжелое. Свинцовое. Но придёт весна, лето и оно заискрится. Ты помнишь море? А наш первый поцелуй? Извини за то, что  нагружаю воспоминаниями. Тебе, наверное, не до меня. На улице, непонятная для декабря погода. Грустно на душе и тихо в доме. Готовлюсь к выставке. Работы непочатый край, волнуюсь, как в первый раз. Всё-таки здорово, что ты отозвался. Думала, у тебя не хватит смелости. Смеюсь. Не сердись Людмила".

   - А это уже интересно, -произнёс он.
Захотелось немедленно ответить.

"Людмила, и хотя Вы не верите в ошибку, с удовольствием Вам отвечаю. Не важно, что я не тот, за которого Вы меня принимаете, согласен на переписку. Сашка-авантюрист".

"Сашок, перестань дурить и "мутить" воду. Кого ты хочешь обмануть, меня? Себя? Я слишком хорошо тебя знаю. Это ты и не старайся меня переубедить в  обратном, не поверю. Расскажи о себе".

"Людмила, Вы светлый лучик среди уличных снегов. За моим окном метёт метель. Ветер, как сдурел, срывает "головы" у прохожих.  За вашим окном дождь со снегом и это в декабре? Погоде за Вашим окном, явно, не здоровится, зато в вашей душе – плещутся волны тёплого моря, как воспоминания о детстве, юности, любви. Какая романтика. Снег – море. Вы неисправимая фантазёрка. Расскажите о себе. А давайте, наперебой, рассказывать друг другу о нас. Принимаете предложение?"

"Предложение принято, дуралей. Перестань корчить из себя незнакомца".

"Я и есть незнакомец, а Вы не верите".

Он ждал молниеносного ответа, но его не последовало. Он прождал ещё с час, но Людмила молчала.
"Неужели поверила? А жаль!" Ему вдруг,  вновь захотелось написать ей несколько строчек.

"А за окном, всё тот же снег
и цвет его  всё так же бел.
И где-то в мире человек
ждёт строк твоих и бел, как мел".

Он отправил шуточное сообщение незнакомой женщине, потирая руки от удовольствия.
   - Почему молчим? – обратился он к компьютеру. – Людмила!!! Я жду! Ну, так не честно. Сама начала, а теперь молчишь!
Он спорил с компьютером, с самим собой, с какой-то Людмилой, неожиданно  ворвавшейся из интернета в его жизнь, а за окном плясала метель.

В Мурманске мело, кружило, забеливая  снегом, наметая сугробы, гудело от ветра, покрываясь огрубевшей кожей стужи. В центре восточной Европы, в Киеве, в небольшой, двухкомнатной квартире, сидела женщина, положив голову на сложенные руки,  с грустью смотрела в окно. Она  думала о мужчине, живущем на Кольском полуострове, за далёким Полярным Кругом … и о море. О домике, что стоит в пяти минутах ходьбы от моря. О маме и дочери родных и далёких, живущих в старом, уютном доме. О волнах ненасытных, странствующих из края в край,  об одиночестве и, снова, о мужчине, "северном волке" из совершенно другого мира, мира снегов, снегов, снегов.

"Романтик, когда ты начал писать стихи? Я раньше за тобой таких тонкостей и талантов не замечала? Но всё равно приятно, что в тебе, что-то изменилось, вдруг стихи! Ты ли это?

 "Ну, вот я и попался", - не без горечи подумал он.


   - Не рано ли тебе жениться?
  - Мама нажаловалась? – спросил Виктор и отвернулся, раздражённо покачав головой.
   - Не нажаловалась. Просто сказала, - ответил Александр племяннику. – У неё ребёнок, а ты сам ещё ребёнок. Что ты можешь им дать?
   - Я люблю её, и ребёнка люблю. Понял?
   - Я-то понял, а ты сам-то понимаешь, - разозлился Александр. – Это семья, а  ребёнок – это уже серьёзно. Ты готов их любить, содержать? Мозгов и силёнок хватит?
   - Я думал ты на моей стороне, а ты такой же нудный, как и все остальные. Виктор подошёл к двери. - Я ухожу. Не провожай.
   - Погоди, -  Александр устало посмотрел в глаза племяннику. – Витёк, я понимаю тебя. В твоём возрасте я был такой же, и влюблён в женщину с ребёнком. Был готов, как и ты, жениться, бороться со всем миром за нашу любовь, усыновить её ребёнка, но…
   - Испугался?
   - Нет, она вернулась к мужу.
Повисло тяжёлое молчание. Каждый думал о своём.
   - Пойдём, кофе выпьем, что ли, - предложил Витя, - похлопал дядьку по плечу. - Саш, хочешь, я вас познакомлю? - неожиданно спросил он.
   - С кем? – не понял Александр.
   - С моей девушкой.
   - У тебя с ней серьёзно или юношеские чувства, первая женщина, а?
   - У нас любовь, - ответил Виктор, как отрезал. - Она хорошая и совсем не "акула", как говорит мама. И не она первая на меня "запала", а я на неё. У неё замечательный малыш, я люблю его.
Александр открыл рот, чтоб сказать, что всё это пройдёт, что это наваждение, "иллюзия любви", но племянник его перебил:
   - Саша, это моя жизнь. Это наша с ней жизнь. Я люблю вас всех и маму с папой, и бабуля с дедом, и тебя, но Юлька – это совсем другое, настоящее, будущее, понимаешь? Мы будем вместе, не смотря ни на что.
Александр почувствовал в племяннике такую силу духа, волю, решимость, непоколебимость, которой никогда не испытывал сам. Он протянул Виктору руку, пожав крепко, по-мужски.
   - Наверно ты прав, поступай, как решил. Это твоя и только твоя жизнь, а с Юлькой твоей я с удовольствием познакомлюсь, хоть сейчас.

   - Ты говорил с ним? - спросила сестра.
Они ужинали на её уютной кухне, под желтоватым, вышитым узорами абажуром. На широком подоконнике, в красивых керамических подставках росли, благоухая её любимые бело-розовые, сиренево-голубые гиацинты, жёлтые махровые бегонии и редкий, бордовый по окрасу бальзамин Валлера, с сочными, зелёными листьями ланцевидной формы.
   - Погоди, Светка, дай поесть. Я такой еды почти год не ел. Вкусно-то как. Подкинь мне ещё пару котлет и соуса, обязательно соуса. Слушай, когда родители возвращаются?
   - Вчера звонили. Довольные, счастливые, разъезжают в собачьих упряжках, ходят на зимний лов, - улыбнулась сестра. – Я им завидую, никаких проблем. Знаешь, что мне мама сказала, когда я устроила Витьке скандал, по поводу его "акулочки"? Светлана закурила тонкую сигарету, выпуская ароматную струйку дыма, через нос, - "не вмешивайся", - представляешь? – она возмущённо выкатила на лоб два огромных зелёных глаза.
Александр молчал, слушая сестру.
   - Что скажешь?
   - Скажу, что мама права, не вмешивайся, - ровным голосом произнёс он, продолжая жевать.
Светлана поперхнулась дымом, закашлялась.
   - Что ты этим хочешь сказать? Ты вообще понимаешь, что несёшь, что за чушь? Что значит "не вмешивайся"? Это я, должна сидеть, сложа руки, наблюдая, как какая-то стерва ломает жизнь моему сыну? Он молодой и дурак, а она хочет его на себе женить и повесить ему на шею чужого ребёнка, нагулянного неизвестно от кого.
Слова сестры больно ударили по слуху и душе. Но он постарался взять себя в руки.
   - Света, ты мать, тебя можно понять, но Виктор влюблён по-настоящему и это его жизнь, ты обязана с этим считаться.
   - Ещё один умник нашёлся, - взорвалась она. - Витка мой единственный сын. Это я рожала его трое суток, чуть богу душу не отдала, а ты хочешь, чтоб я, вот так, запросто, подарила, уступила его чужой бабе с ребёнком?
   - В тебе говорит материнский эгоизм, - возмутился Александр.
   - А в тебе, равнодушный болван. Как вы все не понимаете, это не любовь!
   - Откуда тебе знать любовь или нет?
   - Я его мать и я чувствую это.
   - Ты знакома с его девушкой? – спросил Александр, внимательно глядя на сестру.
   - С какой стати я должна с ней знакомиться? Сколько таких у него ещё будет? Она  не первая и не последняя.
   - Света, я говорил с ним и что-то понял, понял то, чего не понимал раньше. Виктор взрослый и серьёзный мужчина.
   - Виктор мальчишка. Он сам не понимает что ему надо, а ты и родители ему потакаете, вместо того, чтоб урезонить, объяснить, указать на ошибки. Вот приедет Володя, он с ним поговорит по душам, он ему задаст.
Она заплакала. Рыдания сотрясали её худенькие плечи. Каштановые завитки волос вздрагивая, падая на лицо.
   - Светка, не плачь. Он обнял сестру, погладив по голове. Всё нормально, правда. Ведь ничего не случилось, просто мальчишка вырос. Они любят друг друга, поверь мне.
Она подняла на брата заплаканные глаза, по-детски, ладошкой утирая слёзы.
   - У неё замечательный малыш, маленький, толстенький и очень забавный. Она и сама ещё ребёнок.
В глазах сестры застыл немой вопрос.
   - Виктор нас познакомил. Юля хорошая девочка, из интеллигентной семьи. Она вовсе не "акулочка" ей, как и нашему Витьке двадцать лет. Она студентка, будущий врач-педиатр.
   - А где её муж?
   - Свет, чаю хочешь?
   - Ты не ответил на вопрос, где отец ребёнка? Кто он? Она его нагуляла? Я так и знала. Вот, вот пожалуйста, что и требовалось доказать, - и она заревела ещё горше.

Он возвращался домой. Мысли о племяннике, сестре, родителях, жизни не давали покоя. У него не хватило духу рассказать сестре правду. Поняла бы Светка? Приняла бы это? Изменило бы его признание её отношение к девушке? Вряд ли. Он промолчал. В какой-то момент подумалось, что у Виктора есть отец, мать, вот пусть и ломают себе головы над судьбой их единственного отпрыска. В конце концов, Виктор сам должен рассказать матери всё. Это его история, его жизнь, его любовь. "Ну, Витёк, ну племянничек, такую кашу заварил, поди, расхлебай сейчас и молчал же. Ох, к морю бы. Окунуться в тёплую воду, плыть пока хватит сил, рассекая волны вперёд и вперёд, и чтоб солнце, обязательно солнце на закате садилось в морскую пучину, пряча лучи в глубинах бездонных.  Людмила, почему не отвечаешь? Мне так нужно с кем-то поговорить, высказаться. Что-то я расклеился. Витёк совершенно выбил меня из колеи, - подумал он, - и эта женщина молчит. Почему?  Обидел её? Написал что-то не так, не корректно, не по-джентельменски? Да ну их всех".

Он пил коньяк из бутылки, большими глотками, словно воду и смотрел на экран компьютера, как на личного врага.
Через месяц на вахту. Слава богу. Видно не рождён я для семейной жизни. Для нормативных отношений,  города, суете сует. Одинокий, "северный волчище". Только работа успокаивает, приносит удовольствие, там я свой. Там моя стихия. Стихия снега, ветров, рабочих будней, да и мужики нормальные, надёжные рядом, короче, скучать не приходится.
Он напился, но тяжесть не отпускала, наоборот, прочно, фундаментально залегла в душе и мозгах.
   - Гошка, как дела? Как семья?
   - Сашок, хорошо, что позвонил, - обрадовался друг, -  Я в аэропорту, своих отправил к тёще в Москву, а домой возвращаться не хочется, пусто как-то.
   - Давай, подваливай, заодно и нажрёмся.
   - Горючего прихватить? – озабоченно поинтересовался Гошка.
   - Не парься, приезжай. У меня в баре горючего на неделю хватить, - ответил Александр, заплетающимся языком.
   - А! Нормально, моё семейство,  как раз, через неделю возвращается, - гоготнул Гошка.

  Дым стоял коромыслом. Две выпитые бутылки водки, одиноко лежали на столе, отсвечивая пустыми боками. Они еле ворочали языками. Никогда не пьянеющий Гошка, находился на грани отключки.
   - Ну, дела и что, ты рассказал сестре? – спросил Гошка, изо всех сил, стараясь сфокусировать разбегавшиеся в разные стороны глаза, на лице друга.
   - Не, не смог. Пытался ей объяснить по жен-жден-жден-тель-менс-ки, - с трудом двигал языком Сашка, - но не, не получилось. Слёзы женские не по мне. Она, как заплачет, а я, как это, как расстроюсь, не, - мычал он.
   - Ну, сучонок, заварил кашу, - согласился с ним Гошка.  Подняв вверх указательный палец, он застыл, собираясь с мыслями, - он сам, самм-мостоятельно, как муш-шжчина должОн признаться в содеянном. Я правильно излагаю мысль?
Они ударили по рукам.
   - А что ты насчёт женщины мне рассказывал? – спохватился Гошка.
   - А-а пустое, чужая мне женщина, - Александр пальцами рук исполнил в воздухе, этакий воздушный пирует, - она ошиблась электронной почтой, представляешь? А меня зацепило. Есть в ней что-то, а что? – он уставился в пьяные Гошкины глаза, поморгал и замолчал, покуривая сигару.  – И письма писала романтич- тичные, "напиши, ведь это ни к чему не обязывает, правда?" – в сердцах повторил ею написанную фразу.
   - Дела! – многозначительно произнёс Гошка, почесав затылок. – А в чём проблема? Женщина – есть, мужчина – есть. В чём проблема?
   - Какой мужчина? У неё есть мужчина? – встрепенулся пьяненько Александр.
  - Мужчина? – повторил Гошка, непонимающим взглядом разглядывая друга. – Ты, ты мужчина, дуралей, совсем меня запутал. Объясняю, есть женщина, есть мужчина. Женщина – Людмила, мужчина – ты, в чём проблема? Никаких проблем. Пригласи её на свидание, обсудите детали и женитесь. Что тут думать? Проще простого!
   - А где она живёт? Поедем к ней прямо сейчас!- предложил Александр, вставая со стула, пошатываясь из стороны в стороны, как стрелки маятника.
   - Адрес помнишь? -  на всякий случай уточнил Гошка.
   - Чей?
   - Людмилы!!!
   - Нет, но ты знаешь!  - уверенно произнёс он. - Ты же сказал, надо пригласить её на свидание, обговорить детали и… жениться.
   - Я сказал? – удивился друг. – Раз сказал – значит, знаю, поехали…

Заполярье встретило знакомым, привычным холодом. Здесь он настоящий. К чёрту всех и вся. К чёрту мысли о большой и пламенной любви. Людмила, разбередила старые раны, сама не зная этого. А может и не раны вовсе. Он не чувствовал себя раненным. Он чувствовал одиночество и потребность в любимой женщине. Людмила - необычная женщина, - думал он, - зацепила сердце, ещё как зацепила, не думая, не предполагая. Он знал о ней многое, о её жизни, работе, дочери, бывшем муже. Она рассказывала о себе, не прячась за маской лжи,  покоряя искренностью его сердце Он знал, что её мама живёт у самого-синего моря, почти на берегу, в стареньком домике, утопающем летом в цветах. Он знал о ней всё или почти всё.
Она многое знала о нём. И о его любви к женщине, любви единственной и несбывшейся. О его работе, о серых, заполярных буднях, о помыслах уйти, оставить север, перейти на другую работу, жить, как все. Он рассказал ей, как старому, проверенному другу о ситуации с племянником.
   - Саша, я считаю, Виктор должен признаться сам. Детство закончилось. Он два года женат на Юле, у них растёт сын. Он скрыл этот факт от всех вас. Смалодушничал. С другой стороны, он молод и влюблён. Пусть сражается за свою любовь, как рыцарь. За поступки следует отвечать. Ты не должен ничего объяснять сестре. Если у Виктора хватило смелости рассказать тебе, то пусть хватить ума и смелости признаться и родителям. Не дави на него. Он сам обязан понять и осмыслить сложившуюся ситуацию. Хотя, это и не просто.
Они общались по Скайпу, с нежностью рассматривая друг на друга,  благодаря  бога, что есть на свете Чудо-Скайп, чудо, которое даёт возможность видеть, говорить друг с другом, жаль, нельзя потрогать, дотронуться, ощутить биение пульса, сбившееся от волнения, набекрень дыхание. Людмила поняла, что Александр, найдённый ею и тот, кого она искала – разные люди, но ни разу не пожалела об ошибке. Наоборот, её радовало, что она нашла именно его, другого, не того, которого искала. Он был ей дорог, и даже, себе самой, она не пыталась объяснить, когда это произошло, в какой момент, человек, находящийся, по ту сторону экрана, стал частью её жизни.
 Они смеялись до хрипоты и слёз, когда Александр  рассказывал, как с другом, пьяные, "до поросячьего визга", поехали предлагать ей руку и сердце, приехав по незнакомому адресу, к незнакомой женщине. Когда отворилась дверь, Гошка не вдаваясь в подробности, стал предлагать незнакомке выйти за них замуж. Она позвала мужа, ну и закрутилось. Как попали в милицию, как отсидели всё ночь в "обезьяннике", пока не протрезвели.

   - Людмила, готовься стать знаменитой, - торжественно провозгласил арт-куратор Евгений Анатольевич. – Твой вернисаж заинтриговал публику, критиков. Это успех. Уже сейчас поступают предложения о сотрудничестве. Возможно, в ближайшем будущем, начнём работать над проектом подготовки новой выставки. Думаю через полгода, годик мы выйдем на более высокий уровень. Будь готова дерзать, работать с утра до ночи. Забудь о личной жизни на ближайшие несколько лет. Так что, не строй планов. Работа и только работа.
   - Евгений Анатольевич, спасибо Вам, вы настоящий кудесник, а насчёт моей личной жизни и времени для работы, не переживайте. Работа на первом месте, поэтому я и разведёнка, - ответила Людмила, вздыхая.
 Она была счастлива.  Фото вернисаж, её детище поразил воображение публики, заинтриговал, "царапнул" "нежные" струны нужных людей. Такого успеха она ожидала годами и сейчас её душа стремилась к новым высотам. "Работа и только работа", - стучало молоточком в голове. Дочь взрослая, самостоятельная девушка, привыкшая с такой матерью, как она, всё и всегда решать самостоятельно. Это огорчало и радовало одновременно. Да и мама Людмилы всегда была рядом с внучкой, в принципе, вырастив её. Валера, бывший муж, так и не смог принять жену такой, какая она есть. Ему нужен был очаг, а она была даже, не искрой этого очага. Всегда в работе. Не женщина – робот. С мужем она рассталась давно. Людмила и не почувствовала его отсутствие, нехватки тепла, заботы, просто в доме стало тише. А сердцем и душой она осталась с любимым делом. Её мама, грустно вздохнув,  забрала внучку к себе, чему Людмила и не противилась. Ребёнку нужен уход, любовь, а у неё работа газетный фоторепортёр. Постоянные командировки. Это потом, через много лет кто-то заметил её фоторепортажи, сочные фотографии, необычные ракурсы и завертелось.
Сейчас, подумав об этом, она вздрогнула всем телом, сердце сжалось. Захотелось обнять дочь. Попросить прощения за всё, и чтоб она обязательно простила. "А может к чёрту эту работу? Жить-то когда? - подумала она. – Дочь во мне не нуждается, я плохая мать. Любимого человека, с которым можно поделиться радостью, печалью, прижаться к груди, плечу и всё рассказать и чтоб понял, поддержал, пожалел -  нет. Никто меня не ждёт, хотя Саша, а что Саша? А жаль! А может быть? Нет, не может быть, просто показалось. Она поняла, почувствовала, как одинока и даже мысль об успехе больше не согревала.
   - Евгений Анатольевич, мне нужен тайм-аут, что-то во мне перегорело. Хочу к маме, к дочери, просто хочу отдохнуть.
   - Людмила, а как же "новые высоты"?
   - С пустой душой высоты не взять, - она грустно улыбнулась, опустив голову, и неожиданно разревелась.
   - Людмила, ты права, - он взял её за руки и заглянул в посеревшие от слёз глаза.
Поезжай к своим, отдохни, а "высоты" -  подождут, главное быть в мире с собой.

Она сидела на берегу тёплого моря. Любимый город, любимый старый пляж. Всё близкое и родное. Стоило всё бросить и приехать к маме, дочери. Они говорили до утра, не отрывая переплетённых объятиями рук. Три женщины. Плакали, горько, потом с облегчением. Дочь, кажется, поняла, простила, хотя до полного прощения и понимания далеко. Нельзя за один вечер перевернуть, переписать жизнь, хотя…
Она смотрела вдаль, за горизонт, где небо сливалось с морем, слизывая границы суши, неба, водной безбрежности. Море. Она любила его шёпот, рокот, бормотание, буйство. Оно её успокаивало, вселяя в душу покой, взгляд светлел, преломляясь, окунаясь в теплоту и морскую пену. Она легла на прохладный песок, улыбаясь самой себе, в первый раз за много лет, почувствовав себя совершенно счастливой и свободной, свободной от работы, условностей будней и одиночества. Потом, по многолетней привычке, достав из сумки фотоаппарат, начала снимать.
   - Красивый ракурс.
Она вздрогнула от неожиданности всем телом и обернулась.
   - Как долго я ждал этой встречи,  – произнёс мужчина, глядя на пробудившееся, сонно-мягкое солнце.
   - С кем? Со мной?
Его глаза улыбнулись, взглянув с интересом на женщину. Светлые густые волосы, серые, родные глаза, нежная недоуменность в лице.
   -  С морем и тобой.
  - Сашка, Сашка, "северный волчище", - произнесла она вслух, касаясь тёплой рукой тёмной, густой бороды. – А бороду так и не сбрил.
   - Да, всё правильно, всё так, как и должно было случиться, - глаза его загорелись живым огнём.
Она удивлённо глядела на мужчину, ворвавшегося в её жизнь, как свежий морской ветер.   
   -  Я писала Сашке Антонову, своей бывшей, первой любви, - неожиданно произнесла она.
 Он почувствовал запах её волос, кожи,  гибкость любимого тела.  Она пахла морем и Любовью.
   - Я и есть Сашка Антонов, из настоящего и будущего, - легко произнёс он, целуя её пухлые, зовущие губы и вдруг почувствовал такую взрывную радость во всём теле, что ноги, сами оторвавшись от земли, подпрыгнули в лазурные небеса и он закричал: "Людка! Теперь я знаю, ты на свете есть!"
Она, звонко смеясь, закружилась, подставив лицо, ласковым лучам утреннего солнца, расставив руки для объятий, поднимая ногами весёлый песочный вихрь.

10.11.2013г.