Сергей ЖАКОВ.
Новейшее евангелие от пророка Сергия.
Глава первая. Оргазм подкрался незаметно.
Быль о сексуальном оргазме на древе познания добра и зла.
Начну это глобальное философско-религиозное повествование с небольшого эротического рассказа о самом интимном. Практически с порнографии. Открою вам по большому секрету, мои любимые читатели и почитатели, что познал я первый раз сексуальный оргазм совсем маленьким ребёнком, лет этак девяти. Задолго до вступления недоразвитого детского организма в пубертатный период, задолго до начала подросткового полового созревания, открытия и осознания сексуальных влечений.
Сразу разочарую любителей дюже жёсткой порнографической клубнички и чрезмерно скабрёзных сказаний. Здесь их не ждёт душещипательный и запретный рассказ о подпольном инцесте при советской власти. Ни страшные байки про маньяков-педофилов, хотя с одним из самых известных в СССР – ставропольским серийным убийцей и насильником малолетних подростков Анатолием Сливко из Невинномысска – мои родители и я сам были знакомы и общались много лет (о чём как-нибудь расскажу подробно отдельно).
Моё советское детство было счастливым и безоблачным, как в правильных стихах Сергея Михалкова или на ярких картинах Дейнеки. Ни в моей семье, ни в моём ближайшем окружении не существовало ни развратителей, ни растлителей, ни садистов, ни гомосеков-насильников. И мой столь ранний, явно преждевременный, сексуальный опыт не был связан с внешним «плохим» или даже преступным влиянием. Он не был ни драматическим, ни трагическим. Скорее – не совсем обычным, не вполне ординарным. Да и сексуальным этот опыт можно назвать условно. А произошло это примерно так.
Жил я тогда с родителями и одной из бабушек уже в подмосковном Зеленограде. Административно этот секретный и закрытый город-спутник, элитный наукоград, центр советской электроники, в том числе военной и космической, числился 31-ым районом столицы нашей тогдашней Родины – СССР, и формально был составной частью города Москвы, географически находясь между деревней Ржавки на 41-ом километре Ленинградского шоссе и станцией Крюково Октябрьской (Ленинградской) железной дороги.
В начале осени из школы я возвращался рано. Наскоро поел, быстро сделал уроки (3-ий класс, много ли там зададут в сентябре?) и гуляй, Вася! Стояло бабье лето, теплынь. Форма одежды – летняя, лёгкая, свободная: футболочка, трусики, шортики или тонкие совковые «треники» за трояк, с вытянутыми пузырями на коленках. Играли мы как-то, после школы, во дворе с моими мелкими приятелями. Запускали с дворовыми пацанами в ясное подмосковное сентябрьское небо самодельных бумажных змеев.
И вот один из наших летательных аппаратов вдруг был подхвачен резким порывом ветра и запутался тетивой в ветвях близстоящей тонкой березы, метрах в четырех от поверхности Земли. И вроде ерунда, а не высота, но малым детям просто так не достать. Застрявшего на дереве змея надо было срочно выручать из беды. Время послеобеденное, рабочее, день будний. Взрослых или длинного удилища под рукой не оказалось. Скорой помощи ждать было неоткуда.
И я, как самый старший и, типа, самый сильный и ловкий (будучи в действительности худющим и хилым), был вынужден, чтобы не уронить авторитета в глазах младших, полезть на дерево. Та березка оказалась для меня в этот знаменательный день этаким древом начала познания добра и зла, совсем как в Генезисе, книге Бытия ветхозаветной Библии, в Моисеевом пятикнижии. Только змей был не библейским, сатанинским искусителем, а бумажным, и Евы никакой и близко не было.
Древо то – никакое не иудейское, а вполне себе советское, среднерусское – внизу, метра на три-четыре, было совершенно гладким, без сучка и задоринки. Поэтому лезть по нему следовало не с ветки на ветку, а так, как обычно люди лазают по канату: сначала цепляясь руками, подтягиваясь на них вверх и затем, крепко обжимая дерево бедрами, скрещивая ноги вокруг ствола, чтобы не сползать обратно вниз. Ну, эта базисная техника всем известна. Дело хоть и не хитрое, однако физически и не совсем простое, особенно для ребёнка. Попыхтеть и попотеть пришлось несколько минут, показавшихся вечностью.
Так вот, когда я уже медленно, но уверенно подбирался к застрявшему в нижних берёзовых ветках летательному аппарату, от трения телом о ствол берёзы, от регулярного сокращения и сильного напряжения мышц живота, бёдер и ног, от резкого и ритмичного их перекрещивания и крепкого обхвата ими ствола дерева, с моим детским телом вдруг произошла удивительная вещь. Это была не боль. Это было совершенно неизведанное и неописуемое чувство.
Где-то глубоко внизу, в паху, между ног, в районе детских, полово-незрелых органов, трущихся под лёгкой одеждой о гладкое и твёрдое дерево, мальчишеское тело вдруг пробило электрическим током, скрутило судорогой, накатывавшейся волнами. Всепоглощающей сладкой истомой, разом лишившей возможности двигаться дальше. Я так и застрял на березе, на уровне четырех метров над поверхностью земли, судорожно вцепившись в тонкий ствол руками и ногами.
Не в силах ничего сказать, ничего сделать, томно и блаженно закатывая глаза, чуть не теряя сознание, на миг отключившись от всего земного и безмолвно наслаждаясь тем, что, как выяснилось много лет спустя, называлось сексуальным оргазмом. Но слова этого научного я тогда, понятное дело, не знал и знать не мог – по малости возраста и по полной совковости общества, где, как известно со слов нашей партийной пропаганды, секса не было и быть не могло.
Казалось, тогда прошла целая вечность, хотя на деле – всего несколько секунд, растянувшихся в субъективном детском восприятии на часы небесного, райского, запредельного, ни с чем не сравнимого наслаждения. Так я случайно оказался на миг в Эдемском саду, на дереве познания добра и зла.
Нетерпеливые крики приятелей снизу внезапно вернули меня обратно в земную реальность. Очнувшись от томных грёз, таки сняв и сбросив, в конце концов, вниз воздушного змея, я медленно сполз по райскому дереву из Эдема обратно на бренную Землю, внутренне потрясенный произошедшим. Детская дворовая игра больше не увлекала. Общение с друзьями-приятелями вдруг стало в тягость. Нужно было срочно уединиться, чтобы осмыслить только что перенесённое огромное внутреннее потрясение.
Следует сразу отметить, что по причине моей тогдашней полной половой незрелости никакой эрекцией и никаким семяизвержением этот первый сексуальный оргазм естественно не сопровождался и сопровождаться не мог. И для детского, абсолютно наивного, невинного и непросвещенного воображения не был и не мог быть связан ни с какими половыми фантазиями. Просто детское тело само собой, случайно, подсознательно и явно преждевременно познало как бы запретный плод сексуального наслаждения, хотя мой разум, мой мозг, моё сознание этого так и не осознали.
Я только внутренним чувством, необъяснимым образом, раз и навсегда понял, что всё произошедшее – что-то только моё, самое потаённое, самое личное, самое интимное, никого, кроме меня, не касающееся. Поэтому не рассказывал о нём ни родителям, ни приятелям. Вообще никому и никогда, до сегодняшнего дня. Переваривал и осмысливал его в одиночку. Больше переваривал, чем осмысливал. Потому что, строго говоря, ни тогда, ни ещё много лет после случившегося так ничего толком и не понял.
Но стал, уже целенаправленно и осознанно уединясь, регулярно лазать по гладким деревьям, по канату, по тонким железным трубам в виде футбольных ворот, на которых сушилось во дворе белье. Всякий раз, вновь и вновь, уже ритуально испытывая это резкое и сладкое чувство в паху. Настолько сильное и так быстро доводящее до истомы и физического изнеможения, что слишком уж часто его провоцировать было выше детских сил, несмотря на получаемое запредельное удовольствие.
Технически говоря, я начал регулярно заниматься если и не мастурбацией (ибо детородных органов руками не касался, а об эрекциях тогда и речи быть не могло), то всё же целенаправленным сексуальным удовлетворением, как бы познав «первородный грех». Но это технически, научно, теоретически. В реальности, на практике, ни психологически, ни морально ничего подобного, ничего греховного в этих интимных занятиях не было.
Потому что подобное сознательно провоцируемое и искусственно получаемое половое удовольствие сексуальным для незрелого детского организма не являлось, ибо таковым не осознавалось. Ни с каким сексом и запретным плодом в чистом детском сознании связано не было. И вообще, довольно быстро острота чувственного, физического восприятия притупилась, и как бы «нездоровый» интерес прошёл. Я почти забыл про этот сладостный, но необъяснимый физиологический феномен детства. Хотя, он и доставлял мне позднее, уже во время пубертатного периода много проблем.
Особенно неловко было из-за него в средней школе, на занятиях по физкультуре, при лазаниях по канату. Потому что, уже после начала подросткового полового созревания, эти банальные физические упражнения, неизменно и ритуально заканчивавшиеся для меня сексуальным оргазмом под потолком школьного спортивного зала, стали сопровождаться при спуске с каната явным возбуждением полового члена, еле скрываемым обтягивающими плавками под форменными спортивными трусами. Эрекцией, как мне казалось, столь явной и столь всем заметной, сколь постыдной для благовоспитанного подростка, коим я являлся.
Хотя, слава богу, это всё происходило до окончания пубертатного периода и до появления спермы, а, следовательно, и до начала семяизвержений. Иначе бы – полный конец (пардон за каламбур): ведь «кончить» на уроке физкультуры, на канате, под потолком спортзала и слезть оттуда на глазах у всего класса с мокрым от спермы пятном на спортивных трусах, было бы верхом публичного унижения для советского подростка, почти отличника и пионерско-комсомольского вожака.
А ещё, уже после завершения полового созревания, этот сексуальный оргазменный феномен регулярно возвращался ко мне во сне, сопровождаясь сильными эрекциями и уже заканчиваясь безудержными ночными поллюциями – непроизвольными и неосознанными эякуляциями. Так и не связывавшимися в логическую сексуальную цепочку причинно-следственной зависимости в моей невинной подростковой совковой голове. Долго остававшимися не разгаданными, не понятными и не понятыми. Ввиду полной сексуальной наивности и неграмотности советских детей, лишённых современного развратного Интернета и даже «просветительской» роли телевидения и кинематографа нынешней эпохи.
Ибо о тех откровенных сценах любовных совокуплений, которые стали банальностью ныне, нельзя было даже помыслить в советские 1970-ые годы, когда жуткой порнографией, полностью запрещённой для детей младше 16-ти лет, считались уже просто длительные, но вполне себе невинные эротические эпизоды с поцелуями, тактильными ласками и слегка обнаженным телом в постели из пользовавшегося в то время бешенной популярностью французского киносериала про Анжелику.
Мои тогдашние ночные, условно половые приключения (формально физиологически сексуальные, но как таковые по-прежнему не осознаваемые) приносили больше проблем, чем удовольствия.
В незрелом и непросвещенном сознании они ассоциировались скорее с энурезом (ночным недержанием мочи), чем с сексом, потому что непроизвольные постельные оргазмы во сне оставляли после себя странные мокрые и липкие пятна с характерным запахом на трусах, которые приходилось со жгучим стыдом прятать от семьи, тайком застирывать и конспиративно сушить. Что было очень не просто в условиях нормальной, советской, скученной семейной жизни, когда в квартире почти всегда кто-то находился.
Тогда меня спас технический прогресс, пришедший и в нашу квартиру в виде стиральной машины, в барабан которой можно было незаметно засунуть скомканное грязное бельё с очевидными следами греха, в самый последний момент, избежав его пристального изучения моей мамой или бабушкой, которые раньше стирали всё вручную.
Несколько лет спустя, наслушавшись рассказов более сексуально-озабоченных школьных приятелей и насмотревшись порнушных фотографий плохого качества, подпольно передававшихся из рук в руки, я, наконец, уже в позднем подростковом возрасте, начал неумело совершать первый подлинный и осознанный акт рукоблудного самовозбуждения. Ещё совершенно не владея техникой и технологией сего интимного процесса, не предполагая точно заранее, чем он должен кончиться.
Просто из подросткового любопытства, подобно наивным и невинным Адаму и Еве, соблазнённым дьявольским Змием и вкусившим в божественном Эдеме сладких запретных плодов, райских яблочек с древа познания добра и зла.
Каково же было моё удивление и потрясение, когда через пару минут механических движений рукой взад-вперед, сами знаете, где и как, меня вдруг неожиданно постигло то самое резко-истомное, электрошоковое ощущение в паху, испытанное впервые давным-давно в раннем и совсем невинном детстве, в девять лет, в третьем классе начальной школы, на березе во дворе.
Но в этот раз уже со всеми положенными прибамбасами позднего пубертатного периода: с неуёмным, фонтанным разбрызгиванием обильной подростковой спермы на полтора метра вперед, как из пневматического пистолета, на эти самые порнушные фотки, которые потом пришлось отмывать от липких греховных следов.
Только тогда и замкнулся познавательный сексуальный круг. Так пришло истинное грехопадение и полное практическое приобщение к «греху» половой жизни, дополненное школьным теоретическим курсом анатомии и почти не содержавшей полезной информации лекцией по сексуальному просвещению советских подростков.
Так была, наконец, понята роль библейского древа познания добра и зла в моей конкретной человеческой жизни, в моей личной, малой Книге Бытия (Генезисе). И не только – в смысле практического освоения простейших половых механизмов рукоблудия и продолжения рода через так называемый «первородный грех».
Но и начальное философское осознание того, что преждевременное практическое знакомство с важным и эмоционально сильным феноменом, задолго до положенного возраста физического и психического созревания, его теоретического и психологического понимания, не влечёт за собой никакого прозрения, никакого понимания, никакого осознания. И, соответственно, никакого настоящего греха.
Того самого «первородного» греха, который навсегда навешан на род человеческий чуть не с первых дней его существования. Как это случилось, согласно библейским, ветхозаветным рассказам, в Эдемском саду с Адамом и Евой, немедленно осознавшими, отведав запретных плодов с древа познания добра и зла, свою наготу и устыдившимся её.
Зачем я это всё вам подробно рассказал? Об этом – уже как-нибудь в другой раз.
(Продолжение во второй главе. "Ре-Генезис или Болотный Бог").
Франция, ноябрь 2013 года.