Мой дед погиб в разведке боем

«Разведка боем» – два коротких слова.
Роптали орудийные басы,
И командир поглядывал сурово
На крохотные дамские часы.
Сквозь заградительный огонь прорвались,
Кричали и кололи на лету.
А в полдень подчеркнул штабного палец
Захваченную утром высоту.
Штыком вскрывали пресные консервы.
Убитых хоронили как во сне.
Молчали.
Командир очнулся первый:
В холодной предрассветной тишине,
Когда дышали мертвые покоем,
Очистить высоту пришел приказ.
И, повторив слова: «Разведка боем»,
Угрюмый командир не поднял глаз.
А час спустя заря позолотила
Чужой горы чернильные края.
Дай оглянуться – там мои могилы,
Разведка боем, молодость моя…
Илья Эренбург

Предосенний хрупкий вечер на крутом берегу Северского Донца неподалёку от устья реки Большая Каменка. Багряные лучи медно-красного солнца пробивают густые вербы и медленно растворяются в воде. Стоит безбрежная немая тишина. Только изредка в хуторе Вишневецком протарахтит мотоцикл, да в селе Михайловка отрывисто перекликнутся собаки.
Я ставлю палатку рядом с воронкой, наполовину засыпанной листвой. Семьдесят лет назад в этих местах погиб мой дед – гвардии старший сержант Василий Енгалычев. Тридцать лет я искал место его захоронения.
Садится солнце, и я развожу костёр. Трепетное тепло согревает душу, в такие минуты хорошо быть одному – тянет на воспоминания...
…тогда мне было лет десять. Я сильно простудился, лежал на старинном диване, укутанный одеялами и тулупом, и пил чай с малиной. За окном завывала вьюга, бешеный ветер рвал ставни.
В просторной хате пахло печёным хлебом, зажаркой и лекарствами. Бабушка Мария рассказывала мне сказки. Перед моими глазами на лихих конях проносились чудо-богатыри, которые, преодолевая горы и реки, охраняли родную землю.
– Бабуль, расскажи про деда, – хриплым голосом прошу я. Про деда Василя бабушка рассказывала мне часто, при этом у неё сразу поднималось настроение, и она даже становилась моложе.
– Дед у тебя был сильным и грамотным. Очень любил лошадей, работал конюхом, а когда организовали колхоз, его назначили заведующим конефермой. Много лошадей тогда было в Нижней Макеевке. Перед самой войной его выбрали председателем сельского совета. Просился на фронт, отказали – нужен в тылу. В 42-ом году деда направили в Ростов на курсы секретарей парткомов, а когда вернулся, то побыл немного дома и поехал в Майкоп, в школу командиров. После мы стали получать от него письма уже с фронта. В конце августа его дивизию окружили и разбили, а дед и три офицера вырвались из окружения и пришли в Макеевку. Зимой, когда армия проходила через наше село, снова пошёл воевать. В январе написал, что он командир дальнобойного орудия и что похоронил двоюродного брата Ивана в Каменске. А потом, в конце февраля, пришло письмо от Забарина Ивана Сергеевича, однополчанина, в котором он сообщил, что похоронил Василия Енгалычева на берегу Донца под вербой, в районе пятого кургана, и что после войны точнее укажет место. Но в мае 45-го Забарин погиб. Я посылала запрос в Москву, ответили, что Василий Яковлевич Енгалычев среди убитых, умерших от ран и пропавших без вести не значится.
– Бабуль, а где это пятый курган?
– Где-то на Донце, а где именно – никто не знает…
– Бабуль, я, когда вырасту, – найду!
– Найдёшь, обязательно найдёшь, – улыбалась бабушка Мария и доставала из-за висевшей между окнами фотографии деда письмо Забарина. Я осторожно брал пожелтевший листок в клеточку, исписанный химическим карандашом большими неровными буквами, и в который раз перечитывал…
Пролетели годы детства, юности... В начале 80-х, учась в пединституте, я стал читать военные мемуары, надеясь узнать, где воевал мой дед, в какой дивизии. Результатов, кроме того, что в тех местах проходил боевой путь 3-ей Гвардейской армии, не дало никаких. Только с появлением интернета информации стало больше. Я нашёл материалы об освобождении Каменска-Шахтинского, Ворошиловграда, о военных событиях на реке Северский Донец. Но где находится пятый курган, в какой части воевал дед, оставалось загадкой.
В 2010 году мы с племянником Олегом отправились в велопоход по «енгалычевским» местам Ростовской области.
Первой нас встречала Александровка, по сути, моя вторая родина – всё детство прошло здесь. Чудесны её ласковые сосновые леса и бескрайние поля, река Калитва и огромный скифский курган.
Вторым пунктом назначения была Нижняя Макеевка. Местные жители показали место, где когда-то стоял дом Василия и Марии Енгалычевых – дом, в котором родилась моя мама.
На пятый день мы прибыли в Каменск-Шахтинский – в нём проживает много Енгалычевых – детей старшего брата дедушки Васи – Сидора. Одни нам были очень рады, приглашали в гости, а другие даже не захотели встретиться. О последних тётя Таня сказала, что у них не «енгалычевская» кровь. Тётя Оля Лимачёва-Енгалычева, несмотря на то, что ей 87 лет, рассказала нам о семи поколениях рода, помня всех по именам, и где, кто жил и живёт.
Я побывал в городском архиве, связался с поисковиками – результатов никаких.
Домой мы ехали по левому берегу Северского Донца, проезжая хутора Филиппенко, Вишневецкий, Михайловку, расспрашивая местных жителей о военных событиях, останавливаясь у братских могил. Но, увы…
Удача пришла неожиданно.
Морозным вечером 14 февраля 2013 г. на дежурстве в Службе безопасности я слушал, как бушует вьюга за окном, и думал о том, что уже прошло 70 лет, как погиб дед, о том, как это печально, что о нём ничего не известно… Я включил телевизор – шла передача об освобождении Ворошиловграда. Завуч из Свердловска Леонова Татьяна Николаевна рассказывала о школьном музее 203 стрелковой дивизии, которая была сформирована на Кавказе, воевала под Сталинградом, освобождала Свердловск…
На следующий день я нашёл в интернете материалы об этой дивизии и даже воспоминания её командира   Г.Здановича. Сравнивая рассказы бабушки и мемуары, я понял, что дед Василий воевал в этом соединении. После Каменска дивизия совершила марш-бросок в район станицы Гундоровской. Смотрю сайты по этой станице и!!! В рассказе казака Александра Федотова нахожу упоминание о пяти скифских курганах за станицей.
Весной, как только потеплело, собрал велосипед и поехал в станицу Гундоровскую.
Прекрасен утопающий в зелени этот край! Прохладой веет от извивающегося Северского Донца, издалека видны купола большого храма, что в центре станицы. Здесь же памятник станичникам, погибшим на войне.
Дорогу на курганы мне показывает весёлый охранник кирпичного завода Сергей.
И вот они передо мной – небольшие холмики тянутся вдоль Донца. Один, два, три, четыре... А где же пятый? Неужели это он, едва заметный, которого так разметало временем?
На обратном пути, проезжая российский Донецк, я решаю зайти в Дом казачества, с надеждой, что казаки смогут помочь.
Мне повезло. Дежурный на посту связался с командиром поискового отряда «Пересвет» Фетисовым Владимиром Алексеевичем, живущим в станице Гундоровской, который сказал мне, что о военных событиях на территории станицы и о курганах знает всё. Мы договорились о встрече в следующий мой приезд.
Через месяц я стою у его дома по улице Пушкина. А вот и Фетисов, плотный добродушный казак с живыми, с огоньком глазами.
– Добрый день и век вам, Владимир Алексеевич!
–Добрый, добрый и вам! Проходите и рассказывайте, что там у вас!
 Я показываю имеющиеся у меня материалы, он внимательно рассматривает их, а затем говорит:
– Ну что ж, поехали на то место, где воевал твой дед!
У меня аж дух захватило! Наконец-то!!!
Владимир Алексеевич заводит мопед, я на велосипеде еле успеваю за ним. Но когда дорога за станицей пошла на подъём, начинаю отставать. Фетисов достаёт верёвку и подаёт мне:
– Беру на буксир!
Помощь пришлась очень кстати, так как стояла нестерпимая жара.
В такой связке мы подъезжаем к большому кургану.
– Вот это и есть пятый курган, по местному – гора Свистуха. Вон там, на Донце была переправа, на этом поле шёл бой.
В полевой бинокль Фетисова внимательно рассматриваю местность.
– Курган служил для артиллеристов ориентиром, к которому привязывались при стрельбе…
Спускаемся к Донцу. Спокойствие и тишина царят здесь.
– Сначала была разведка боем, в результате которой была освобождена Гундоровская. Ее жители похоронили в братской могиле на окраине станицы четырнадцать советских солдат, а потом перенесли останки в центр.
– Владимир Алексеевич, дед был командиром дальнобойного орудия, а орудия стояли на том берегу, как же он мог погибнуть на этом?
Фетисов сам служил в армии артиллеристом и знает все тонкости ведения огня.
– Командир орудия выдвигается с группой вперёд и с помощью связи руководит артобстрелом.
Мы едем в центр станицы. Владимир Алексеевич показывает мне гранитную плиту с надписью: «Имя твоё неизвестно, но подвиг твой вечен».
– Здесь лежит твой дед. Когда-то тут стоял памятник, но со временем разрушился. Казаки на свои средства установили памятный знак. Такие вот дела…Ну, что, теперь ко мне?
– Владимир Алексеевич, мне бы хотелось переночевать на берегу Донца, на том самом месте. У меня есть и палатка и спальник…
– А, хочешь побыть с дедом, тогда давай!
Мы крепко жмём друг другу руки и расстаемся, договорившись, что в следующий приезд я привезу памятную табличку, и мы её прикрепим к плите.
И вот я на берегу Северского Донца сквозь взлетающее пламя костра любуюсь удивительным закатом. Ещё немного и густые сумерки обволакивают всё вокруг.
Я смотрю на огонь и думаю о деде. Хочу представить, как он здесь воевал, как погиб. Жаль, что ничего не известно о том бое. Как так получилось, что станицу Гундоровскую в феврале 1943 года при усиленной обороне фашистов освободили почти без потерь?
Но что это? Сквозь тишину я ясно слышу шаги… Кто бы это мог быть? Тяжёлые громкие шаги... Кто-то идёт напролом…Через минуту на поляну выходит... дед Василий… в черном овчинном полушубке, кирзовых сапогах и с планшетом на боку…
– Ну, здравствуй, внук!
– Здравствуй, дед! Ты… живой?
– Как видишь. Вообще-то смотря для кого. Спасибо, что нашёл. Я уж было подумал, что никого из своих не увижу…
– Дед, ты же погиб в разведке боем…
– Да, погиб…
– Как же тогда…
– Слушай и рассказывай потом детям и внукам, – дед садится на бревно поближе к костру и греет руки.
… сформировали нашу 203 стрелковую дивизию на Кубани весной 42-го года, я тогда учился в Майкопе в школе подготовки командиров. В мае дивизию отправили под Сталинград. Весна в полном разгаре, всё цветёт, радуется жизни. Когда на станции Лабинской садились в эшелоны, кубанские девушки вручили каждому солдату букетик полевых цветов.
На станции Фролово получили вооружение, транспорт, горючее и продовольствие и были направлены в сторону Вёшенской. На Дону сооружали оборонительные позиции. Командовал дивизией бездарный генерал – Кашляев Василий Яковлевич. Столько погибших солдат на его совести…
В середине августа дивизия получила первый боевой приказ: незаметно форсировать Дон в районе станицы Еланской и с ходу вступить в бой. Хотя костяк дивизии составляли фронтовики, но большинство – необстрелянные новобранцы, не хватало младших командиров. Ещё на Кубани я был назначен командиром дальнобойного орудия, гаубицы М-30. После артподготовки наша дивизия стала теснить итальянцев. Вскоре был освобождён плацдарм, с которого началось окружение и разгром 6-й армии генерала Паулюса под Сталинградом.
А потом, – дед сжал кулаки и внимательно посмотрел на звёзды, – потом 610 и 619 полки заняли хутора Бахмуткин и Рубашкин, находящиеся в лощине, а командование дивизией их оставило без связи, без поддержки… Противник перестроился, подтянул резервы и нанёс сокрушительный удар. В лощине стоял кромешный ад. Дивизия была практически разгромлена.
– Есть данные, – вставляю я, – что за 9 дней августа 1942 года 203 стрелковая дивизия недосчиталась более четырех тысяч убитыми, пропавшими без вести и ранеными и это при 3000 активных штыков…
– Да, потери были ощутимые. Только чудо спасло меня и трёх офицеров 619 полка (один из них – особист). Мы поднялись на ближайшую высоту, чтобы лучше рассмотреть местность, скорректировать карты. И вот только мы их раскрыли, снаряды и посыпались, как град. Бомбили несколько часов.
Ночью мы пытались выйти к своим, но везде были немцы. А карты у офицеров оказались особой важности, как сказал особист – сверхсекретные, и нужно было, прежде всего, думать о них.
Несколько ночей мы блуждали по лесам, всюду натыкаясь на фашистов, пока не вышли к моему селу, Нижней Макеевке, и незаметно пробрались на чердак конефермы. Немцев в селе как тараканов. На другой день через ребятишек я вызвал твою бабушку Марию, она принесла поесть и переодеться. Я скрываться не стал, пришёл домой, и никто из односельчан не выдал, что я коммунист.
В октябре офицеры решили пробираться к линии фронта, а меня оставили с картами, которые мы надёжно спрятали.
В конце декабря 3-я Гвардейская армия проходила через Нижнюю Макеевку, я нашёл штаб вновь сформированной 203 дивизии и передал карты лично новому командиру дивизии Здановичу – Кашляева-то после поражения погнали в шею. Сразу же попросил зачислить меня в артиллерийский полк. Командиров, как всегда, не хватало, и так я вновь оказался на своём месте. В тот же день встретил старого знакомого, офицера-особиста, он был очень недоволен тем, что я передал карты не ему. На мой вопрос, где остальные офицеры, особист раскричался, что, мол, не моё это дело и лучше помалкивать.
3-я Гвардейская армия в это время совершала марш-бросок протяженностью 120 км в рамках операции «Малый Сатурн», знаешь о такой?
– Да, вначале она имела название «Сатурн» и имела цель – выход к Ростову. Но когда немцы попытались деблокировать окруженную в Сталинграде армию Паулюса, было принято решение о перенаправлении основных сил на юго-восток, с выходом на Морозовск и разгромом противника в этом районе.
– Бои были тяжелые…столько солдат полегло…
В конце марш-броска подошли к станице Скосырской, а в ней полно немцев. Пришлось с ходу вступить в бой. Сражались на пределе сил и только 8 января фрицы отступили. Потом мы освобождали хутора Качалин, Крюков, Зарубин, Погорелов…
К концу января 43-го 203 дивизия вышла к Северскому Донцу, в район Каменска-Шахтинского. Наконец-то предстояло освобождать и город! Гитлеровцы, казалось, вцепились зубами в лёд – так яростно сопротивлялись. В первом бою погиб мой двоюродный брат Иван, я сам его и похоронил за химзаводом.
И тут неожиданно наша дивизия получила приказ – ночью, незаметно, совершить марш-бросок по левому берегу Донца, практически в тыл врага, который занял оборону по всему правому берегу. Весь день ушёл на подготовку – на телегах смазали колёса, обмотав их соломой, лошадям завязали глаза, чтоб не светились в ночи, и, как стемнело, двинулись в путь. Ох, и мороз же лютовал! А ветер – так с ног сбивал…
К утру 9-го февраля преодолели около тридцати километров, стали укреплять оборону по берегу. Штаб расположился в хуторе Михайловка. Дальнобойные орудия должны были перетащить через Средний Клиновой поближе к хутору Вишневецкому.
Разведчики капитана Петухова привели «языка» – здоровенного, губатого казака со станицы Гундоровской и от него узнали, что гитлеровцы закрепились на высотах.
Командование решило провести разведку боем… знаешь, как солдаты её называли? Разведкой смертью… или как повезёт… Поэтому посылали только добровольцев. Их у нас набралось немало, с ними я и трое моих бойцов из расчёта.
В разведке планировалось захватить пленных, определить истинное расположение переднего края обороны противника, места стыков и флангов частей и установить артнаблюдение.
Незадолго до выхода ко мне подошёл командир 619 полка Мефодий Яремчук, высокорослый широкоплечий богатырь.
– Старший сержант Енгалычев, понимаешь, что от действий тяжелой артиллерии во многом зависит успех нашего наступления?
– Так точно, товарищ майор, даже очень понимаю!
– Тогда давай, с богом…
Действовать решили не совсем обычно – вначале, пока не рассвело – нащупать передний край и захватить пленных, а потом пустить дымовую завесу и жахнуть из сорокапяток. Бойцы, рассредоточившись по всему полю малыми группами, массированным огнём создадут видимость крупного наступления. Я с расчётом в это время должен буду найти наблюдательный пункт.
– Дед, тебе не страшно было идти на смерть? – не удержался я.
– Есть, внук, кое-что важнее жизни, – дед Василий подкладывает дров в костёр, и он выбрасывает сотни ярких искр. – Ты же знаешь – у Енгалычевых богатая родословная, княжеские корни. Мне дед Максим рассказывал, что в нашем роду много смелых солдат и офицеров. А честь и благородство всегда у Енгалычевых были в крови. Ты это помни…
– Помню, дед…
– Перешли мы Донец в самом узком месте ещё затемно, потом поле. Захватить пленных без шума не удалось, раздались выстрелы. Ну и наши тут же ответили залпом пушек и громовым «ура» по всему полю. Немцы начали беспорядочно стрелять по дымовой завесе и тем самым обнаружили свои огневые точки. Вот тут пришла очередь тяжёлой артиллерии. Я приказал сначала открыть огонь по кургану, чтоб пристреляться, а потом дал координаты для поражения цели. Немцы притихли. То, что это ненадолго, я не сомневался, есть у них и второй рубеж. Вот бы, думаю, пробиться на самый курган – с него всё, как на ладони. С этой мыслью я поделился со старшим группы солдат, которая находилась рядом с нами.
– Та хай мени присныться бис, якшо це не гарна идея, – засмеялся тот. – Тикы давай так – мы попереду, а вы за намы…
Через час удалось без потерь выбить фрицев из окопа на южной стороне кургана. Они укреплялись здесь основательно – была даже вырыта землянка и оббита фанерой.
Между тем сорокапятки не умолкали. Противник вынужден был отвечать и тем самым раскрывать всё новые и новые точки, которые я сразу засекал. К вечеру всё стихло, немцы отошли далеко. Наши подобрали убитых, я насчитал десять солдат, и похоронили в воронке на берегу под вербой.
Мы остались на кургане.
На следующий день было слышно, как выше по Донцу, наши 592 и 610 полки вели бои за хутора Подгорный, Поповку и Беленький – в случае их взятия противник мог оказаться в окружении, чего после Сталинграда он очень боялся.
До боли в глазах я смотрел в стереотрубу – точки дислокации тяжелой артиллерии врага ещё не были выявлены.
Утром 11-го началась метель, сильно ухудшилась видимость. Немцы, боясь нашего наступления, периодически обстреливали местность из миномётов. Шальной снаряд разорвался перед нами на бруствере, всех оглушило, смертельно ранило одного бойца, вышла из строя рация. Как стемнело, радист пошел вниз, к нашим.
Но он не вернулся, мы остались без связи…
12 февраля наша дивизия укрепляла свои позиции, а немцы не прекращали огневые налёты. Ночью я послал ещё одного бойца за рацией.
Вернулись они к утру. Оказалось, что радиста арестовал тот самый особист и посадил под замок. Когда замолчала наша рация, он решил, что мы сдались в плен, и написал наверх соответствующий рапорт. Только благодаря вмешательству командира дивизии радиста отпустили.
Наступило, значит, утро 13-го, вижу – со станицы появляются несколько сотен солдат и с криком «Ура» бегут на позиции наших. Что такое, думаю? Неужели 592 и 610 полки так быстро прорвали оборону? Присмотрелся, а это казаки – предатели, уверовавшие, что фашисты принесут им свободу, вернут утраченное. Наши тоже разобрались, что к чему и встретили их плотным ружейно-пулемётным огнём. Казачки залегли, а потом снова ринулись вперёд. Тут наши не выдержали и поднялись в штыки. Предатели сразу повернули и драпать. Гнали их наши солдаты по всему полю и положили не меньше полусотни.
К полудню я заметил некоторое оживление противника в станице Гундоровской. На дороге появились ранее замаскированные танки. Сразу доложил в штаб, там приняли решение немедленно открыть огонь. В станице местных не было, я видел, как их казаки вывели в хутор Шевыревка.
Через час вражеское движение было остановлено.
Но тяжелая артиллерия фрицев молчала.
Незаметно наступил вечер... И ты знаешь, такой удивительный выдался закат! Краснеющее солнце как будто остановилось и не хотело заходить. А холод стоял собачий, я беспокоился, как бы нам не замерзнуть. В окопе много не подвигаешься. Дремали по очереди.
Но в ночь на 14-е вдруг резко потеплело... Утих ветер, снег на бруствере стал мокрым. И до того повеяло весной, что дух захватило. Казалось, наступит рассвет, и мы увидим цветущие сады, мирно работающих в поле людей, резвящихся в речке ребятишек.
Начиналось воскресенье. В небе ни облачка, вокруг тишина. Перед самым рассветом, немцы, видимо окончательно убедившись, что могут быть окружены, обрушили тяжелую артиллерию на рубежи 592 и 610 полков. Прикрывшись огнём, они решили поспешно отступить.
Мне стало ясно, что дальнобойные орудия противник замаскировал на реке Большая Каменка неподалёку от хутора Шевыревка. Видимость плохая, но медлить было нельзя и я, скорее всего каким-то чутьём, определил ориентиры. Сразу же несколько снарядов полетело в сторону фашистов. На некоторое время те замолчали, а потом снова начали артобстрел. Я передал ориентиры с небольшой поправкой. Картина повторилась. Тогда я крикнул радисту: «За мной»!
Мы поднялись на вершину кургана – с него отлично видно, откуда именно бьют фашисты. Успели передать данные, но нас сразу засекли, и на курган посыпались снаряды.
Позже, на какое-то мгновение, я очнулся, сквозь пелену различил, что артиллерия фрицев молчит, а наши идут в атаку… и всё…
– В очень скупых воспоминаниях Яремчука, – говорю я, – есть строки: «14.02. поднявшись в атаку перед рассветом, 619 полк почти без потерь захватил станицу Гундоровскую».
– Почти без потерь, это хорошо, – улыбается дед, – значит, не зря мы там полегли…А что с 203-ей дальше было?
– Потом дивизия в течение полугода вела тяжёлые бои на подступах к Саур-Могиле, понесла большие потери. Освобождала Святогорск, Павлоград, Запорожье, Николаев, Одессу, форсировала Днестр, вела бои на территории Румынии, Венгрии, Чехословакии. На западе закончила боевые действия 12.05.45г. в городе Штемберге.
На Дальнем востоке принимала участие в Хингано-Мугденской операции, закончила войну в Порт-Артуре.
За отличные действия 203 стрелковая дивизия получила 17 благодарностей Верховного Главнокомандующего, награждена орденами Красного Знамени и Суворова 2-ой степени, ей присвоено почётное наименование Запорожско - Хинганской.
За героизм и мужество 16 040 солдат, сержантов и офицеров награждены орденами и медалями, а 27 воинам присвоено звание Героя Советского Союза.
Дед Василий слушал, внимательно глядя вдаль. Легкий ветерок теребил его седые волосы, а ведь ему только 36 лет…
– Да, фашистов мы разгромили, а фашизм ещё не побеждён…
При этих словах дед резко встал, подбросил ещё дров в костёр.
– Ну, ладно, внук, счастья тебе и родным. Живи долго, и за меня тоже. А мне пора, надо ещё посты проверить…
– Какие посты, дед?
Дед Василий обернулся, молча кивнул и, помахав рукой, ушёл в безбрежную тишину. Как тогда, в феврале сорок третьего – в бою, которым 3 гвардейская армия открывала ворота в Донбасс.
Замерев, я долго смотрел на бушующий огонь, боясь пошевелиться. Мне так хотелось продлить эту ночь, хотелось, чтоб она никогда не кончалась.
Загорался рассвет. В хуторе Вишневецком звонко прокричал петух, ещё с десяток откликнулись ему, в Михайловке заработал трактор. Начинался новый день, день 25 августа 2013 года, воскресенье…

14.11.2013г.
г. Луганск
 
 

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

Вскоре, 5 декабря 2013г. рассказ "Мой дед погиб в разведке боем" был напечатан в российской газете "Донецкий рабочий".
А с 11 декабря для Донбасса начался отчёт иного времени...
Летом 2014г., слушая свист и разрывы снарядов в родном Луганске, смотря на разрушенные дома и погибших жителей, я повторял слова деда Василия: "Да, фашистов мы разгромили, а фашизм ещё не побеждён".
И мне стало понятно, о каких постах он говорил... Я вспомнил песню...
Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие как часовые,
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые...
В.Высоцкий "Он не вернулся из боя"
14.11.2014г.
г. Луганск
;