Хочу в Россию. Глава 14

Анатолий Аргунов
Из головы Савва  Николаевича долго не выходила встреча с эмигрантом из России. Надо же, какую добрую память оставил в своей душе о Родине Илья Осипович, что нашим патриотам не грех бы поучиться.  Вот чем притягивает Россия к себе разных людей? На первый взгляд, непонятно. Но если вспомнить разговор со старым евреев, вникнуть в то о чем он говорил, тогда многое проясняется.  Те же коммунальные квартиры, где все должны были ненавидеть другу друга, а на самом деле они  объединяли. Общие беды и радости создавали атмосферу понимания, и соучастия людям, поддерживали в трудные моменты. И вот эта память о человеческом участии, стала главной чертой россиян: русских, евреев, татар, грузин, таджиков и других. Все было хорошо.  А разбежавшись по своим квартирам, большим и маленьким, вдруг поняли, что они потеряли что-то главное. Возможность человеческого общения, самое дорогое, что есть на свете.  В России до сих пор, в любой глуши, встретят тебя с добром, напоят, накормят и в постель уложат. А встретят-то как, со словами «милости прошу». Кто еще такие слова скажет, кроме русской старушки-матери. Поэтому и ездят в Россию студенты со всего света. Они едут за духовностью.  Знания можно получить в Сорбонне,  в Кембридже или Иллинойсе, но там  они никогда не получат духовной пищи, не принято на Западе. Вот и тянется молодежь в Россию,  где белокаменные церкви с золотыми куполами с иконами и росписями по стенам. 
Савве Николаевичу вспомнился один случай, с перуанцем, когда только открыли его кафедру. Перуанец, проучивший шесть лет в медицинском институте, получил диплом врача и никак не хотел ехать к себе на Родину. Звали его Маркесом Родригесом. Он как-то дождался Савву Николаевича, когда тот выходил из клиники и прямо к нему:
- Хочу у вас, учится хирургии легких, – отрывисто, но на хорошем русском, заговорил он с Саввой Николаевичем. - Возьмите меня в интернатуру, прошу вас...
- Но, молодой человек, я не вправе менять правила учебы в университете. Идите к ректору, он решает такие вопросы.
- Мне сказали, что если вы за меня похлопочите, ректор оставит меня…
- Кто же вам такое наговорил? – удивился Савва Николаевич.
- Да, все, и декан тоже так сказал.
- Хорошо, я переговорю с ректором, но обещаний никаких не даю. А почему не хочешь поехать в европейскую страну или США? Там начинающих врачей охотно берут, тем более, что последующее обучение специализации платное. Через три года получишь  диплом хирурга европейского образца.
- Мне нужно в России еще пожить, я хочу Россию понять. И учеба у вас не хуже Европы или США.  Там дорого, но дело не в этом. В России очень красивая зима,  снег. А летом много солнца. Весна – мимозы, подснежники, красиво! Девушки все красивые, все улыбаются. Я к брату во Францию ездил, там много тоже красивых женщин, но таких, как у вас, в России нигде нет.
- Зато осень у нас грязная  с дождями, – заулыбался Савва Николаевич.
- Нет, что вы! Осень у вас золото.
- Золотая, – поправил профессор студента.
- Да, да  золотая, совсем золотая.   Я полюбил Россию и хочу в ней жить.
- Вот как, я рад слышать от иностранного студента, теплые слова о моей стране.
- Это еще не все профессор. Я ходил в церковь, к батюшке Михаилу, он сказал, что окрестит меня. Сделаем меня ортодоксальным христианином.
- Не  ортодоксальным, а православным, – поправил Савва Николаевич  студента.
- Да, извините, православным. Я готов приносить пользу России.
- Вот как! Почему?
- Потому, что я полюбил эту страну, ее людей и девушку.
- Вот где, истина, полюбил русскую девушку…
- Нет, нет, не только.  Девушку я полюбил недавно, а страну, как приехал в первый же день.
Савва Николаевич озадаченный этим разговором, сходил к ректору и переговорил с ним.
-  Исключения для иностранцев не может быть, не в моей воле. Закон выше наших личных желаний Савва Николаевич, – ответил ректор. - И он не первый просится у нас остаться для продолжения учебы.  Буду в Москве снова поднимать этот вопрос, – пообещал на прощание ректор.
Наверное, на этом можно было бы поставить точку. Однако история с перуанцем на этом не закончилась. Маркес женился на очаровательной русской девушке. Перед этим он принял обряд крещения и стал православным.
В сентябре, когда Савва Николаевич вернулся из отпуска, он увидел Маркеса у себя в приемной.
- Я пришел, чтобы сказать вам, я принимаю российское гражданство и остаюсь в России. Документы в Москве. Правительство Перу дало свое согласие и подписало все необходимые документы о продлении учебы в вашей стране. Вы меня возьмете к себе на учебу? – Родригес, невысокий, с черными, как смоль, прямыми волосами, с такими же черными жгучими глазами, смотрел на Савву Николаевича с надеждой. Он очень хотел учиться у профессора Мартынова. Для этого он приложил столько сил и энергии, что просто диву даешься.
- Вот бы такое желание учиться было у моего внука, - подумал Савва Николаевич, а вслух он произнес:
- Хорошо, Маркес, если документы в порядке, то завтра же приходите в клинику. Начнем учебу без промедления.
Какие они разные, эти иностранцы. Среди них много тех, кто старается, хочет учиться  и научится. Но есть и те, кому учеба в тягость, что-то мешает. Скорее, плохой русский язык.  Выучить русский удается далеко не всем. Русский язык один из самых трудных, разве что с ним может  соперничать китайский, хотя специалисты говорят, что китайский выучить легче, чем наш русский.  Одних склонений и падежей в русском столько,  сколько нет во всех вместе взятых.
На одном из экзаменов, Савва Николаевич заметил характерную деталь, кто плохо знает язык, непременно рвется сдать экзамен у него. Сперва, он не понимал почему. Но, доцент Храповицкий объяснил:
- Все просто. Вы не ставите двойки. Вот они к вам в очередь.
- В каком смысле, не ставлю двойки? – удивился Савва Николаевич. - Редко, но бывает.
- Да, не бывает у вас двоек. Вы просто отдаете зачетку и говорите, что приходите в следующий раз. А мы, рядовые преподаватели, не можем себе позволить такое.  Это прерогатива заведующего. Может и правильно, что есть к кому пойти. Студенты чувствуют за версту к кому сегодня можно сдать, а к кому ни за что. К вам они готовы идти всегда.
Савва Николаевич взял доцента под локоть и отвел в дальний угол кабинета.
- Сергей Константинович, с этой точки можно  много рассмотреть, что в кабинете главное, а что второстепенное?
Доцент усмехнулся.
- Вы к чему это?
- Вы погодите, философия наука тонкая, вот и ответьте мне, как философ. Много или мало?
- Не очень много, – ответил озадаченный доцент.
- Вот так и со студентами, загнанными в угол, преподавателями. А поставьте его на середину, дайте оглядеться, он и оживится, начнет работать продуктивно. Задача моя, как экзаменатора, вывести его на середину темы, дать обзор, а потом уже спрашивать.
- Вы, Савва Николаевич, стратег. Философии тут никакой, зато невольно создается благоприятное условие, способствующее  студенту сдать экзамен.
- Ну, а что в этом  плохого?
- Ничего.  Просто нужно тогда заранее давать ответы на все вопросы. Кто с выражением ответит, тому пятерка, кто  просто хорошо – четверка, а кто так себе – тройка.
- Не надо  передергивать, Сергей Константинович. Билеты они все равно знают.
- Студент должен трястись на экзамене и от преподавателя. На то он и студент. А если ему дать поблажку еще и на экзамене, то он вообще перестанет учиться. Пришел, сдал, получил зачет или оценку без напряга. Такой студент никогда не будет уважать преподавателя.  Без уважения, и если хотите, страха перед нами, у студента вырабатывается нахальственно-наплевательское отношение.
- Это как? – не понял Савва Николаевич.
- А так. Вот недавний пример. Помните Никитенко Ларису. Пять раз пыталась мне сдать зачет, но кроме двойки ничего не выходило. Домохозяйки больше знают о лекарствах, чем эта студентка.  Я подготовил рапорт в деканат об ее отчислении, за систематичную  неуспеваемость. И что? Она добивается приема к вам. Вы, не разобравшись в ситуации, принимаете у нее экзамен и ставите, – тут Сергей Константинович от возмущения набрал в легкие воздух и выдохнул. – Ставите ей четверку! Не тройку, а четверку!
- Ах, да, я вспомнил эту студентку. Рыжеволосая, с веснушками, смешливая такая. Она, к вашему сведению, Сергей Константинович ответила не просто хорошо, а отлично.  Причем билет ей давал я. Выбрал без всякой системы, вытащил из ящика стола и первый, что попал под руку, дал. Кстати, отвечала та самая Лариса, в присутствии декана, я настоял. Андрей Геннадьевич удивился: «Зачем я вам нужен?».  Я объяснил, что не сдала экзамен. Уверяет, что к ней придирается преподаватель и валит, так и говорит, только вхожу в аудиторию, он на меня глаза уставит, и говорит: «Ну, что, двоечница, опять пришла. Садись, готовься. Увижу, что списываешь, выгоню без права пересдачи». После такой встречи, все что знаешь, куда-то пропадает.
Декан поддержал меня:
- Раз такой случай, буду.
Пришел, сел, потом и говорит:
- Она, наверное, полчаса готовиться будет. Я, Савва Николаевич, сбегаю  к себе, кой какие бумаги посмотрю, времени в обрез.
Но, Лариса, не долго, думая, говорит:
- Можно я без подготовки.  Вопросы все знаю.
- Попробуйте! – отвечает декан.
- Она взяла билет, да и выдала ответы на пятерку, в одном месте споткнулась. Вот так-то, коллега. Студенту нужна психологическая поддержка на экзамене, и исходить она  должна от преподавателя.
- Не поверю! Никогда не поверю, чтобы Никитенко сдала без списывания экзамен.  Из области невероятного.
- Дело ваше, но факт остается фактом. Сдала и  получила четверку, – удовлетворенно подытожил Савва Николаевич.
- Вы, как хотите, но я такой принцип не одобряю.
- Сергей Константинович, не надо одобрять или не одобрять, он уже давно действует в преподавательской среде.  Принцип простой, ученики или студенты не бывают плохими, плохие – учителя. А чтобы раскрыть их возможности, заставить полюбить предмет, вот тут-то  и необходим талант преподавателя. Вот вы, Сергей Константинович, хорошо помните своих  школьных учителей?
- Не всех, но некоторых запомнил на всю жизнь.
- Это каких же?
Доцент Храповицкий о чем-то задумался, потом присел на кресло.
- Ну, например, наша химичка, Вероника Игоревна Ипполитова. Вы знаете, она настолько любила химию, что плакала, если кто отзывался о химии и ученых химиках плохо. Как вы можете, говорила она, одному дубаку из класса, Вадьке Пуракову, отзываться о таблице Менделеева, так небрежно. Этот ученый совершил чудо, открыл периодичность элементов. Он если хотите, перевернул мир, сознание ученых. Пураков, недолго  думая, ляпнул невпопад  на весь класс:
- Зря, Вероника Игоревна, лучше бы он не делал открытия, и мы бы сейчас не забивали голову всякой  ерундой. Лучше чего-то не знать, чем знать все. Меньше знаешь, лучше спишь.
Класс буквально упал от смеха.
Веронике Игоревне, конечно, было что ответить и защитить великого ученого, но она села за учительский стол, и заплакала оттого, что не смогла донести до учеников гениальность открытия. Спас положение звонок. Вот такую учительницу трудно забыть, согласитесь. Мне стыдно было за нее и больно. Я любил химию и хотел даже Вадьке морду набить, но вошел директор в класс.
- Что за шум, Вероника Игоревна?
Она  взяла себя в руки, смахнула слезы с лица, понимая, что из-за них может произойти серьезный инцидент на всю школу,  а может и на весь город. Встала и говорит:
- У нас была бурная дискуссия, очень полезная для учеников и меня.
- Ну- ну, смотрите, чтобы дискуссий таких меньше было, – и вышел.
Потом я понял, что учительницу просто подставили, договорились два обормота, Вадька и его дружок Колька Зуйкин, сорвать зло на ней.   Она поставила им двойки за контрольную работу, вот и разыграли спектакль.
- Так, вы за что запомнили учительницу, за ее слезы на уроке химии или за ее порядочность? – Савва Николаевич задал вопрос, пытаясь понять своего собеседника.
- Не знаю, думаю, что за слабость, неумение поставить нахала на место. А слезы - женская защита, в таких ситуациях не срабатывает. Согласитесь, что это так? А, Савва Николаевич…? – произнес Сергей Константинович, разливая чай в кружки. - Давайте чайку свежего с бергамотом выпьем…
Не откажусь, – согласился Савва Николаевич.
- Вот и чудненько. Я сейчас достану торт, остался со вчерашнего дня, студенты принесли. Задобрить, наверное, хотели перед экзаменом. Мы половину вчера съели с Арсением и Алексеем, а вот вторая половина пригодилась сегодня. Да, вы не подумайте чего, торт они принесли не в качестве взятки. Простое психологическое воздействие. Съел кусочек вкусного торта с черным кофе с коньячком, настроение улучшилось. Порядок, думают они, из нас можно вить веревки. А не тут-то было...
Савва Николаевич посмотрел на раскрасневшегося и раздавшегося в плечах доцента. Откуда, что берется. Вчера ходил тише воды, ниже травы, а сегодня не стесняется угощать своего начальника тортом, преподнесенного студентами.
- А кто такие Арсений и Алексей?
Сергей Константинович поперхнулся. Видимо, в запале ляпнул лишнего.
- Да, это студенты из моего СНО. Хорошие ребята, помогают на экзаменах.
- Не понял? – удивленно приподнял голову Савва Николаевич.
- Нет, они помогают  следить за порядком, чтобы мобильниками не пользовались, не списывали, ну и вообще вели себя прилично.
- Ну, для этого у вас есть два лаборанта, официальные лица. Но студенты из СНО, что-то новенькое.
- Савва Николаевич, это не всегда, а тогда, когда кто-нибудь из лаборантов отсутствует.
Они на какое-то время замолчали. Савва Николаевич выпил чай, не притронувшись к торту.
- Мне нельзя сладкого, – видя недоумение на лице доцента, ответил коротко Савва Николаевич.
- А зря, торт отличный …
- Спасибо, спасибо, в следующий раз попробую, а сегодня не могу, съел уже свою долю сладкого в обед, чтобы как-то успокоить  заволновавшегося коллегу. Значит, говорите, что Арсений и Алексей помогают.  Давайте, так договоримся, Сергей Константинович. К экзаменам я их больше не разрешаю допускать, ни в каком качестве. Нам не хватало разговоров, что у студентов экзамены принимают сами же студенты.
- Понял, Савва Николаевич!
- Ну, вот и хорошо.  А кто из ваших учителей еще запомнился в качестве абсолютно положительного, так сказать героя? – перешел неожиданно к прерванному разговору Савва Николаевич.
- Хм, надо подумать, так сразу и не ответишь. Хотя нет, вот пожалуйста, Ефимов  Василий Степанович, он был классным руководителем у нас. Так тот на классных собраниях в конце недели, устраивал показательную «порку», провинившимся. Выставит  перед всем классом около доски и зачитывает по журналу каждый проступок ученика.  Иногда на разборку вызывал родителей, даже директор его побаивался.  В темном костюме, всегда в чистой и наглаженной рубашке, с черным галстуком, на голове ровный пробор, волосы зачесаны назад.  Да, Ефимова я уважал и боялся. Уже после школы, на встрече выпускников через десять лет собрались.  Многие институты позаканчивали, я - академию, в военной форме пришел. Но, как увидел Василия Степановича, так по стойке «смирно» и встал. Он все такой же остался. На меня глазами зырнул из под очков:
- Храповицкий Сергей у тебя одна пуговица на мундире не застегнута! – и пошел дальше.
- У меня аж мурашки по коже. Вот это учитель. Через десять лет фамилию помнит и пуговицу не застегнутую заметил.
- Да, ничего не скажешь, мощная фигура этот ваш Василий Степанович, - согласился  Савва Николаевич. - Но вот, когда вы на вечере разбрелись по классам, с кем больше всего выпускников было, не заметили?
- С Вероникой Игоревной, нашей химичкой и я туда же пошел.
- А с кем же Василий Степанович остался?
- Что-то не припомню. Ходил по коридору, по-моему, совершенно один… - удивленно даже для самого себя, ответил доцент Храповицкий.
- Ну, вот и ответ на наш с вами спор, кого любят студенты и за что! А про школу я спросил не зря. В детской душе все по иному, чем у нас взрослых. У них правда, так правда – одна, другой не бывает. Хорошее остается хорошим, доброе - добрым. Поступки своих учителей они оценивают по самой справедливой шкале, по совести.
- Но, когда это было, Савва Николаевич. В те годы мы все были идеалистами.  Возьмите сегодняшнюю школу, мой племянник в восьмом классе гимназии. У них с учителем романы, секс, вино и презервативы - обычные дела. Время другое.
- Не время, а безвременье, – поправил Савва Николаевич коллегу.
- Да, согласен, но жить-то надо.
- Конечно надо, но по-человечески, так как учила вас Вероника Игоревна. Она, конечно же, останется кумиром вашего класса навсегда.  Ну, а Василий Степанович тоже нужен, но не в школе…
- А где?
- В армии, например, – ответил Савва Николаевич, вставая  со стула. -Заговорились мы с вами. Пришлите ваших двух помощников ко мне, а лучше подойдите все вместе. Хочу побеседовать.
- Договорились, я вам позвоню..
- Мне вы не дозвонитесь, я часто отключаю мобильник, связь через мою секретаршу, так будет надежнее.
И они, попрощавшись, ушли, каждый при своем мнении. Все эти воспоминания  всколыхнули Савву Николаевича. Он целый вечер просидел один в номере, не включая телевизор, не выходя на вечернее чаепитие. К нему раз-два пытались стучаться в дверь, но он не отвечал. Молча, лежал на постели поверх одеяла и все продолжал витать в своих мыслях, сопоставляя настоящее с прошлым.
Раньше его страну боялись, но и уважали. В американском аэропорту, куда впервые  Савва Николаевич прилетел в начале перестройки, его встретил полицейский - афроамериканец. Увидел советский  паспорт, встал по стойке «смирно», словно, он встречал генерала. Пролистав бегло страницы, взглянув на фото и лицо, он отдал честь и показал рукой на выход.
Помню, как серьезно относились к их делегации, везде безупречная вежливость, точность и уважение. Вторая в мире держава могла преподнести сюрприз в науке и военном деле в  любую минуту, поэтому и отношение к ее гражданам было соответствующее
. А вот последнее посещение Америки его полностью разочаровало. Америка еще стала богаче и могущественнее. «Что вы там, в России, кроме водки, сделать ничего не можете?» Примерно так звучали выступления многих ученых, которые еще вчера при встрече протягивали первыми руку. Теперь руки они вообще не протягивали, улыбались своей белоснежной улыбкой, и с губ слетала, как награда: «Окей!».
Ну, а в том же аэропорту, при такой же ситуации, как пятнадцать лет назад, Савву Николаевича осматривала темнокожая  таможенница, такой толщины, что ему показалось, что это не одна женщина, а три слитые в одно тело.
 Она толстыми пальцами долго мусолила его российский паспорт, минут пять сравнивала его фото,  куда-то звонила, что-то уточняла. Перед этим его буквально раздели до трусов и даже попросили снять носки. Ботинки и ремень осмотрели на каком-то аппарате, видимо искала, что-то запрещенное.  - Вот тебе и демократия! Куда она испарилась? - сделал тогда вывод Савва Николаевич. И две недели, проведенные им в США, показались сплошной каторгой. И когда он садился в российский самолет, чтобы лететь обратно, ему от радости захотелось петь, и он про себя действительно запел. «А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму…». Россия, Россия, ты навсегда останешься магнитом для всех думающих и чувствительных людей планеты Земля. И с этой мыслью Савва Николаевич крепко заснул.