Повесть о горных кедрах О художнике Тойво Ряннеле

Владимир Колпаков-Устин
Рассказ первый.
Я вижу парус!

Вот нарисованный на мятой серой бумаге ушастый заяц. Это изображение чем-то привлекает маленького Тойво – на стол поставлена вода, полупустая коробочка акварельных красок доставшихся от старшего брата. Зайца непременно нужно превратить из легко намеченного наброска в настоящий цветной рисунок. Кисточки нет и в помине. Выход прост – можно работать и рукой. Малыш старательно трет мокрым пальцем, крохотный цветной кирпичик, краска разбрызгивается по краям коробки. Палец приобретает соответствующий оттенок.  На бумаге краска ведет себя непослушно, мокрое пятно прямо на глазах превращается в уродливую кляксу.
 – Не торопись Тойво, иначе ты испортишь рисунок – замечает наблюдающая за работой мать.  Малыш уверен,  по высыхании все встанет на свои места, и исчезнувшие контуры проявятся  снова. Искренне убеждает в этом маму. Она смотрит с недоверием
– И все-таки будь внимательней. – А мокрый ярко красного цвета палец в это время пытается обозначить уши и сильные задние лапы животного. Ну, вот кажется и готово. Тойво гордо отлаживает в сторону влажный лист.
 – Ах, сын укоризненно качает головой мать, - от зайца остались только кончики ушей и лап?
– Ничего, завтра все будет иначе, - уверенно заявляет юный художник.
Увы, ни завтра, ни послезавтра, рисунок не изменился. Уродливое красно-серое пятно по-прежнему скрывало от окружающих веселого, быстроногого зайчишку. Мальчик был огорчен испорченной работой, но еще больше тем, что ненароком обманул матушку.  Он переживал молча. Как это заведено в семьях финских крестьян, где нет привычки, поддаваться минутным слабостям и сентиментальным излияниям. Но от того боль не делалась меньше, не исчезали мучительные укоры совести, не уходила горечь раздумий. Взрослые тоже не вспоминали о маленькой трагедии постигшей сына, все шло своим чередом, они поднимались рано утром, занимались хозяйством, другими необходимыми делами,  и скоро начало казаться, что все забыли об том случае. Но в воскресенье утром, едва проснувшись Тойво, обнаружил рядом со штанишками и свитером висевшими на стуле тугой бумажный сверток. И какова же была его радость, когда оттуда выпали новенькие альбом, акварельные краски и две сверкающие металлом и лакированным деревом кисточки. Все это казалось немыслимым почти запредельным богатством. Он долго просто держал их в руках,  любовался, вбирал едва уловимый запах
Хутор «Пённиё», финское поселение на русской земле. Восторженный лай собаки Меркки, веселое ржание коня Яшки, добротный дом и там где-то за поросшими мхом валунами плещущаяся гладь Ладоги. А еще дальше за лесом и топями славный город Пиетари. По-русски он звучит как Питер (Ленинград) но все же по-фински как то привычнее. Там в Пиетари учится старший брат Эйно.  Когда выпадет свободный денек родители запасшись сельскими разносолами отправляются туда, но чаще сам Эйно приезжает навестить родных
Семья Ряннелей не богатая, но работящая. Незавидный, каменистый надел дает не большой, но стабильный урожай. Но как он достается, сколько сил и времени отдает на это семья, то одному Богу известно.  Наверное, скоро будет легче, обзаведется семьей старший сын Хейкки,  отучится Эйне а там смотришь, подрастут малыши Тойво, Суло, Вяйне. Тогда можно будет и развернуться поставить дом побогаче, землицы нарезать вдвойне.
Малыши в большой крестьянской семье взрослеют быстро. Спрос с тебя особый, если есть дети младше - нужно и за ними присмотреть и по дому помочь приходится запастись терпением, - когда после сбора основного урожая злаков, собираешь с поля колючие, шершавые колоски, или в середине осени, извлекаешь из стылой земли, грязный картофель. Нет, не нравилось Тойво копаться в липкой, холодной земле. По его понятиям это дело  почти что бесполезное. Но из уважения и жалости к матери к ее труду, он стойко исполнял возложенные на него обязанности. Милее было, вооружившись пастушеским не хитрым снаряжением - рожком, сумкой для продуктов,  длинным, хлестким бичом, - пасти послушных, доброжелательных коров. Труда в том было не много, смотреть, что бы в посевы не забирались, да не разбрелись по чащобе. Почти совсем справлялся его любимец пес Меркки. Тот   всюду поспевал – отстала от стада корова, Меркки тут как тут, заворотил из лесу косматый разбойник медведь, так Меркки и с тем справлялся.  Крикнешь – Меркки, карху!  А Меркки уже весь собрался, ищет взглядом этого извечного коровьего недруга. Увидел. С бешеным лаем несется ему, наперерез отделяя от стада. И улепетывает перепуганный карху и сверкают его темные пятки и несуразно куцый, хвост. 
Пастушок Матти известный заводила во многих проказах. Он значительно старше Тойво и потому у того пользуется непререкаемым авторитетом. Со знанием дела Матти может прокатиться на пустой бочке, показать класс в метании ножа,  проявить меткость в стрельбе из самодельного лука. Вот и на этот раз он уговорил Тойво и его младшего братишку Суло соорудить из выпрошенного прибоем  деревянного хлама плот. Дело увлекательное столько волнения в этом занятии. Тайны, рифы, пиратские сокровища – мало куда тебя забросит причудливая мальчишечья фантазия. Море это рай для детских мечтаний. «Неси ту искореженную доску» командует Матти, - «а теперь вон тот обрубок». Ребята суетятся, стараются. Скрутили проволокой. Матти деловито попробовал рукой, потренькал, словно по гитарной струне – «вроде держится»  Спустили на воду, суденышко утлое, ненадежное, но упираешься в дно двухметровым шестом, силишься,  и сооружение плавно скользит по кротким волнам. Вначале плавали вдоль берега среди камышей, потом решились идти дальше до гряды черных камней в небольшом отдалении.
Тойво волнуется – Как там стадо?,  - Да ни что с твоим стадом не сделается Меркки пес добрый всех в узде держит. – успокаивает  Матти.
Странствование продолжается. Накатывают пенные волны, легкий бриз ласкает загорелую кожу.  И впрямь хорошо! Может быть, и вправду недурно, что послушались этого озорника Матти.
За игрой не заметилось как подкрался вечер. Напор ветра стал крепчать, и вскоре обретшие силу темные волны легко подхватили шаткое строение и повлекли за собой. Приключение становилось опасным. Стараясь выправить положение, они гребли что было сил к берегу. Но в непогоду сложно было устоять на плоту, все больше приходилось цепляться за режущую руки проволоку. Волны уносили их все дальше. Долгие шесты стали бесполезны, они уже не доставали до каменистого дна. Вода захлестывала ветхую палубу. Отчаявшись, тихонько плакал маленький Суло. Они крепились. Но когда скрылся с глаз берег и этот шалопай Матти, тихонечко скуля, спросил, не знает ли Тойво спасительную молитву, Он не выдержал  и тоже залился слезами – «Горько и глупо пропадать в таком юном возрасте. Зачем, зачем он только послушался Матти? Ведь на него надеялись, ему доверили маленького брата, доверили настоящее дело как взрослому как настоящему мужчине. А он, увлекшись сумасбродной игрой, подвел своих родителей». – Ах как горько было сознавать свою вину и свою ничтожность в этом диком необузданном пространстве. Он готов был жертвовать. Он молил - пусть будет, какое угодно наказание лишь только бы выстоять в эти ужасные минуты, спасти не в чем не повинного малыша Суло. Словно заведенный Матти читал молитву моряка -  Спасибо, Юмала, и отведи заботы, я вижу парус! Спасибо, Юмала, и отведи заботы, я вижу парус! Спасибо, Юмала… И так до бесконечности. Тойво казалось, что эти слова как молоточки колотились о его виски. Ему захотелось крикнуть да замолчи ты, сколько можно!, но вместо того вдруг повторил: «Спасибо, Юмала, и отведи заботы, я вижу парус!»   
Ровный гул мотора, внезапно прорезавший воздух поистине показался райским пением. Еще миг и их мокрых, продрогших испуганных подхватывают сильные руки русских моряков. Как тепло и удивительно спокойно было в машинном отделении катера. Их переодели в сухие матросские бушлаты и каждому дали по горячей чашке сладкова белого кофе.