РОМАН Б. АКУНИНА «Ф.М.» КАК ПАРОДИЯ НА РОМАН Ф.М.ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» И РОМАН ДЭНА БРАУНА «КОД ДА ВИНЧИ».
Жанр пародии - это один из самых древних жанров мировой литературы. Он прошел длительное развитие от пародии-подражания до пародии-отрицания, от бурлеска (о низком предмете говорится высоким стилем) до травестия (о высоком - низким стилем), от сатирической пародии до постмодернистского пастиша. Творчество Бориса Акунина во многом пародийно по своей природе, но поскольку оно находится как бы на грани массовой литературы и постмодернизма, то пародия в его произведениях выступает не как художественный прием, а как сложный иерархический жанр произведения. В частности роман Б. Акунина «Ф.М.» можно назвать именно полифоническим романом-пародией.
С одной стороны, это классическая пародия травестийного типа на роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».
Во-первых, Акунин создает явно пародийные образы героев: образ старушки-процентщицы отчетливо вырисовывается в образе Элеоноры Ивановны - высококлассной специалистки по Достоевскому; Лужин воплотился в коллекционере Лузгаеве; Сонечка Мармеладова явно пародируется в образе Сашеньке, а образ Свидригайлова читается в герое по имени Марк Донатович Зиц-Коровин и одновременно в образе Аркадия Сергеевича Сивухи. Образ самого Раскольникова, несомненно, отображается в образе наркомана Рулета. Но заметим, что Родя по-новому воплотился и в подростке Олеге, который и является главным злодеем романа, а в родословной главного героя акунинского романа Николаса Фандорина мы неожиданно обнаруживаем сыщика Достоевского – Порфирия Петровича.
Воссоздавая все образы Достоевского в современном антураже, Б.Акунин намеренно их искажает, тем самым снижая их идейную значимость. Рулет-Раскольников грабит людей, и в частности Сашиного отца, только для того, чтобы достать «бабла» на очередную дозу. На награбленные деньги он не собирется продолжать учебу в университете, помогать матери и осчастливливать человечество. Это новый тип молодежного цинизма, характерного для эпохи постмодернизма. У Акунина образ Раскольникова как бы раздваивается на две самостоятельные субстанции: первый двойник-наркоман Рулет идет на убийство, руководствуясь материальными мотивами преступления Раскольникова (нужда, болезненное состояние), а второй – Олег – вершит свои злодеяния из-за любви пусть не к человечеству, а всего лишь к отцу, и при этом руководствуясь наполеоновскими принципами сильной личности. Рулет по теории Раскольникова – «тварь дрожащая», а Олег – «право имеющий», и оба пародируют Родиона. И в соответствии с теорией Раскольникова сильная личность Олег со спокойной совестью убивает никчемного наркомана Рулета, «который только зря небо коптит». И это уже цинизм самого Раскольникова, доведенный до его другого логического конца.
Также снижается и образ «падшего ангела» Санечки, которая, повторяя судьбу Сонечки Мармеладовой и обладая, на первый взгляд, всеми ее достоинствами (внутренней чистотой, незащищенностью, жертвенностью), оказывается подосланной к Фандорину шпионить за ним, ведет двойную игру. «Униженные и оскорбленные», преступные и безнравственные герои Достоевского оказываются слишком возвышенными и нравственными для безыдейной постмодернистской эпохи.
Акунин пытается обосновать свой художественный метод воссоздания действительности в романе «Ф.М.» как «фантастический реализм» - а это основной художественный метод Достоевского. «Живешь себе в разумном, реальном мире, день да ночь — сутки прочь, - пишет Акунин в «Ф.М.», - живешь так месяц, год и начисто забываешь, что совсем рядом, на расстоянии одного удара сердца, существует другой мир — непредсказуемый, опасный, фантастичный. Ведь не раз уже попадал в его цепкие лапы. В них только угоди — не выберешься. А если и выберешься, то весь исцарапанный, едва живой» .
Но для Достоевского фантастичным кажется убийство одного человека другим по теории. А у Акунина другой тип фантастики на современный лад – например, смена пола, превращение мужчины в женщину или явление в окне добродушного Человека-Паука. «Ей-то что, - говорит Фандорин о своей секретарше Валентине, сменившей мужской пол на женский, - она, ходячая небылица, в фантастическом мире чувствовала себя, как дома» .
Мотив оборотничества, превращение черного в белое – основной принцип пародийного сюжета Акунина, но это и основной принцип пародии-травестии. Несколько раз на протяжении действия романа Акунин делает на него акценты: «Но интуицию не обманешь. Знал Николас, уже тогда, в пустой комнате пропавшего Рулета, когда ничего страшного еще не произошло, знал: один шаг — и выпадешь из белого мира в черный, где придется существовать по совсем иным законам. Так что винить магистру истории было некого. Но и давать задний ход было поздно. Границу, отделяющую реальный мир от фантастического, он уже пересек, сам того не поняв и не заметив. Произошло это не сейчас, а в ту секунду, когда под колеса его метрокэба упала худенькая девочка. Или еще раньше — когда в дверь офиса 13-а позвонил ободранный юноша со стопкой бумаги под мышкой». А вот еще одна цитата: «Жертва синдрома, впервые описанного профессором Кусоямой, так сказать, сжигает все, чему поклонялась, и поклоняется всему, что сжигала. Человек как бы превращается в свой негатив – ну, вроде фотопленки. Что было белым, становится черным. Что было черным, становится белым» . Это основное травестийное начало находит свое выражение в снижении образа самого Достоевского, который выступает в романе сладострастником, игроком и совершенно беспринципным человеком. На суд читателей предоставляются якобы достоверные документы и свидетельства, изобличающие русского классика, известного во всем мире, в распутной, грязной жизни карточного игрока. Просвещенным читателям эти подробности из жизни писателя были, конечно, и ранее известны. Но произведения Достоевского стали не просто значимыми в сознании людей и в литературе, они имели огромную художественную и нравственную ценность. И все подробности из его жизни, какими бы неприглядными для кого-то они ни были, искупаются его произведениями. Акунин, создавая свой роман, прекрасно осознавал это. Поэтому он дополнительно снижает нравственную и художественную ценность самого «Преступление и наказание».
Помимо того, что сам роман Акунина «Ф.М.» будет пародией травестийного типа на роман «Преступление и наказание», подобной пародией выступает и «роман в романе» - чудесно найденная неизвестная рукопись чернового варианта романа «Преступления и наказания». Но они противопоставляются по следующим существенным признакам:
«Преступление и наказание» каноническое «Преступление и наказание» Акунина
Социально-психологический роман, философский роман Бульварный роман
В центре – одно убийство Серийные убийства маньяка
Преступник заранее известен Интрига сохраняется до конца романа
Акунинский вариант романа выступает как социальный заказ. Издатель требует от акунинского Достоевского соблюдения определенных штампов, которые нравятся читающей публике и обеспечивают произведению успех: наличие любовной интриги, отсутствие пространных философских монологов, лихо закрученный детективный сюжет, наличие главного положительного, желательно романтизированного героя. И Достоевский у Акунина берется выполнить такой заказ. Главный герой романа «Теорийка» – положительный законопослушный следователь, который расследует череду серийных преступлений. В поле его зрения оказывается бывший студент Раскольников, написавший в газету любопытную статью под названием «Теорийка». Собственно, из-за этой статьи он оказывается под подозрением, потому что убийства совершены не с целью грабежа (почти ничего не взято у старухи-процентщицы, ее сестра не убита, а только оглушена), а, видно, по какой-то теории. Раскольников же несчастный, влюбленный в проститутку по несчастью Сонечку, студент, тяготящийся своим худым положением и невыгодным положением сестры, которую сначала оклеветали, заподозрив в связи с помещиком Свидригайловым, потом, оправдав, почти выдали замуж за человека с сомнительными качествами… Запутанный, интригующий сюжет приводит к неожиданной развязке. Все думали на Раскольникова, но преступником оказывается Свидригайлов, (тоже со своей теорийкой), убивавший плохих людей и, компенсируя грехи, помогавший добрым людям.
Перекраивая сюжет «Преступления и наказания», Акунин как бы показывает читателям, что Достоевский вполне был способен писать низкопробные романы, интерес которых заключается только в детективном сюжете, а не в том, что «русский человек способен глубоко пасть, но, упав, подняться с прочным иммунитетом против падения» и подняться ему помогает любовь, «которая спасет мир».
Кроме травестийного уровня роман-пародия Акунина - это типичный постмодернистский пастиш, ироничный интертекст современной действительности, в виртуальной реальности которого мирно сосуществуют разные социокультуры: наркоманы, представители государственной думы, жители Рублевки, ученые, мультяшные герои, вроде Человека Паука и героев японского аниме. Пастиш ориентирован на изображение посмодернистской реальности. Он не снижает и не возвышает пародируемый объект, а только констатирует факт его наличия, отображает реальность, во многом лишенную каких бы то ни было нравственных ценностей, получается как бы обратная пародия.
Через своих героев Акунин рисует нам современное российское общество в разрезе, как бы три его слоя: высшее общество, «средний класс» и антисоциальные его слои.
Депутат (Сивуха)
Жители Рублевки (Марфа Захер)
Представители малого бизнеса (Фандорин)
Интеллигенция
(врачи, ученые) (Лузгаев, Элеонора Ивановна)
Бандиты (Игорь)
Сумасшедшие (Филипп Борисович)
Наркоманы (Рулет) - вот они все типичные герои нашего времени, лишь иной постмодернистский вариант трехслойное российского общества эпохи Достоевского: развратные помещики и аристократы; разночинцы и «униженные и оскорбленные» (пьяницы да проститутки). И если в основе мира Достоевского лежит принцип христоцентризма – все проверяется евангельским законом, то в основе постмодернистского мира Акунина лежит принцип достоевскоцентризма. Евангельский закон – слишком чуждая материя для безыдейного постмодернистского человека, пережившего 70 лет советского атеизма, 10 лет перестроечного всеотрицания и еще 10 постперестроечного плюрализма. Самое главное, что подчеркивает Акунин, создавая портрет современной действительности, - это ее фрагментарность, расколотость на десятки и сотни субкультур. Весь роман – это культурологическая мозаика. Не случайно в качестве иллюстраций к роману Акунин выбирает казалось бы никак не связанные друг с другом и случайные предметы, относящиеся к разным эпохам и культурам. Например, фотография аквариума с акулой (домашняя роскошь рублевцев), Поцелуев мост в Петербурге, схема человеческого мозга, отпечаток пальца Достоевского, Хрустальный дворец в Лондоне, портрет Сперанского и Лили Брик и т.д. Общество распалось на множество интертекстов и его цементирующим началом у Акунина выступает Достоевский. Именно поэтому каждая глава в романе имеет инициалы писателя Ф.М.: «Форс-мажор», «Фигли-мигли», «Фата-моргана», «Физиология мозга» и т.д. Все герои романа Акунина имеют двойников из романа Достоевского, все, кроме Фандорина, совершают свои преступления и терпят свои наказания. Акунин не выносит осуждение ни одному из своих героев, в этом явном внешнем отсутствии авторского голоса – суть пастиша, но осуждающий приговор выносит Достоевский – пародируемый объект. И эта парадоксальность – еще одна черта пастиша.
Еще одним уровнем пародийной структуры «Ф.М.» является уровень самопародии, поскольку Акунин имеет писательскую дерзость дразнить читателя и строить текст нового романа на повторениях мотивов и ситуаций некоторых предыдущих романов, то есть использовать автоштампы. Писатель повторяет некоторые сюжетные ходы, которые он использовал в своих предыдущих романах.
Например, действие романа «Пелагея и Черный монах» происходит вокруг клиники для душевнобольных, в которой лечится один из героев – актер Терпсихоров, до самозабвения перевоплощавшийся в героев романов Достоевского. В романе «Ф.М.» вся интрига тоже крутится вокруг подобной клиники, в которой оказывается отец главной героини – крупный специалист по творчеству Достоевского. Целых два сюжетных хода повторяет в «ФМ» Акунин из романа «Внеклассное чтение», в котором, к слову говоря, действуют все те же герои, что и в «Ф.М.»: Николас Фандорин и Валентина, что делает штамп уже совершенно открытым. Во-первых, повторяется последовательность операции частного сыщика-интеллегента Фандорина по соблазнению клиента с целью получения у него информации. 1 этап – описание сногшибательного «прикида» шефа (то есть Николаса); 2 этап – попытка познакомиться с клиентом и очаровать его; 3 этап – понимание своей неудачи; 4 этап – секрет неудачи – в другой сексуальной ориентации клиента; 5 этап – за дело берется гетерсексуал Валентин (Валентина) – и информация получена, Фандорин сконфужен и по-интеллегентски смущен. Второй сюжетный ход, который повторяет Акунин из романа «Внеклассное чтение», - история неожиданного и чудесного преображения бандита в верующего праведника: в «Ф.М.» - история Игоря, во «Внеклассном чтении» - история старца.
Кроме автоштампов, Акунин охотно использует иронические отсылки к своему же творчеству. Вот, например, один фрагмент из разговора Лузгаева с Фандориным: «Ведь, как утверждает современная наука, какой-никакой скрытый дар заложен в каждом из нас, просто нужно как следует в человеке порыться. Про это даже роман написан, у этого, как его... забыл имя». В конец второго тома Акунин включает развернутые примечания к роману «Ф.М.», где по поводу вышецитируемого отрывка иронически замечает: «Не «у этого, как его...», а у Бориса Акунина в романе «Азазель» .
Наконец, свою пародию на «Преступление и наказание» роман «Теорийку» он делает по стилистики совершенно акунинским романом – бульварным чтивом, детективчиком «для интеллектуального читателя». Он как бы ставит эксперимент: что написал бы Акунин, если бы ему представилась возможность ненадолго побыть Достоевским? Ну вот – чуть-чуть побыл. Но нового «Преступления и наказания» не вышло, так – какая-то «Теорийка» слепилась. Куда уж мне до Достоевского! – как бы иронизирует над собой писатель.
Суть этого самопародийного уровня в том, что Акунин не хочет выглядеть ханжой и моралистом: если писатель берется критиковать другого писателя, то прежде всего он должен уметь посмотреть критически на себя. Если я смеюсь над другим, то я должен иметь мужество посмеяться над собой или великодушно дать повод другим для ответного смеха. У каждого есть свое место в литературе – и Акунин вполне доволен своим местом беллетриста, а не гения.
Но проанализированные три уровня полифонической пародии Акунина не дают понимания идейного замысла писателя. Зачем ему понадобилось разоблачать нравственный облик Достоевского и писать бульварную пародию на его роман в травестийном уровне своего романа-пародии; отказываться от всякой собственной нравственной проблематики в основной части романа при таком количестве преступлений на уровне пародии-пастиша; и наконец, - ерничать в самопародии, открыто заявлять, что его роман строиться на штампах массовой литературы. Если Достоевский выступает конечной целью пародии, то не понятен ее замысел, потому что Достоевский всегда признавался Акуниным краеугольным камнем русской литературы и культуры. Зачем же его унижать?
Но в том-то и дело, что роман Акунина имеет еще один уровень пародии – разоблачение, направленное, как нам кажется, на определенный тип бестселлеров, спекулирующих великими именами. Одним из таких является роман Дэна Брауна «Код да Винча». Намек на него мы встречаем у Акунина в завершении лекции Филиппа Борисовича о Достоевском. После нескольких интимных, но имевших место в действительности фактов биографии Федора Михайловича (связь с Сусловой), Акунин подсовывает читателю мистификацию, грязнее которой ничего в романе о Достоевском не сказано: «Помнишь, доченька, я тебе рассказывал про некую госпожу Браун, в судьбе которой Федор Михайлович принял живейшее участие? Как ее звали-то, смешное такое имя... Авантюристка, бывшая проститутка... Сохранилось ее письмо, в котором она без экивоков извещает благодетеля о своей готовности на все: «Удастся ли мне или нет отблагодарить вас в физическом отношении» - так и пишет. Уверен, что Федор Михайлвич не оплошал» . Имя Браун в контексте акунинского романа возникает не случайно.
На наш взгляд, для того, чтобы обосновать цель создания «Ф.М.», необходимо выделить еще один уровень пародии в этом произведении, самый главный, – пародия-разоблачение. Сразу же после своего выхода на прилавки, роман Д. Брауна «Код да Винчи роман» стал мировым бестселлером. К мировым бестселлерам стоит относиться с опаской, сложно вспомнить хотя бы одну книгу, ставшую таковой, но при этом принесшую большой в клад в мировую литературу по своей художественной и нравственной значимости. Автор «Кода да Винчи», безусловно, не претендует на звание первооткрывателя и разоблачителя мировых религиозных загадок. Он просто хорошо сумел подобрать материал, притязая на «научность» в сочетании с эффектом шока (а иначе наше напичканное различного рода информацией поколение не проймешь). В канву типичного детектива он вписывает религиозную основу, добавляя те факты, которые только своим присутствием могут оскорбить христиан всего мира. Ден Браун выдвигает версию о намеренном искажении церковью Евангелия и исторического образа Христа. Он не подвергает сомнению учение Христа, но он отвергает догмат об его абсолютной безгрешности. Он наделяет Христа плотью в полном смысле этого слова: его Христос – муж и отец. Он по-прежнему для Брауна и героев его романа нравственно совершенен, но для многих читателей-верующих такая интерпретация евангельского предания оскорбительна и неприемлема. Роман вызвал многочисленные споры: оскверняется ли, снижается ли духовно образ Христа, если допускается мысль о существовании у него семьи? На эти шумные споры и скандалы рассчитывает автор, создавая бестселлер, иначе бы он не был таковым. На этот вопрос пытается ответить Б. Акунин, но не в содержании своего романа, а самим фактом его написания и самоиронией всего повествования. Он рассматривает творчество и жизнь самого, пожалуй, известного в мировой литературе русского классика Ф.М. Достоевского, писателя-философа, глубоко верующего человека. Но Достоевский в его романе показан грешником, сладострастником, игроком, готовым ради денег писать бульварные романы, то есть Акунин намеренно снижает образ писателя. И в результате мы имеем не Достоевского, а пародию на Достоевского, не великий роман «Преступление и наказание», а бульварный детективчик «Преступление и наказание». И никаких споров эта очевидность не вызывает. Тем самым роман «Ф. М.» разоблачает роман «Код да Винчи»: не богочеловек Христос, а всего лишь праведный иудей Христос; не Евангелие, а пародия на Евангелие. И не о чем здесь спорить. «Я же не спорю, - как бы говорит Акунин, - что мой роман только лишь призван развлечь читателей. Так на какое же открытие претендует Браун?»
Роман Акунина во многом повторяет сюжетно-композиционную структуру «Кода да Винча» Брауна. Вот несколько пародийных пересечений:
1. Жанр романов – детективы.
2. Использование Брауном штампов классического современного детектива. Использование Акуниным автоштампов (повторение ситуаций, образов и приемов собственных детективов).
3. Использование приема «загадок в стихах», отгадыванию которых подчинен ход сюжета (только у западного писателя объект поисков по определению невозможно найти, т.е. сюжетная линия заранее ложна. А наш соотечественник предлагает читателям игру всерьез и назначает вознаграждение).
4. Идея единения мужского и женского начала. У Брауна выражена в версии о браке Христа и происхождении Чаши Грааля, у Акунина – подчеркнуто пошло – в образе «андрогина» Валентины.
5. Оппозиционные образы преступного праведника-альбиноса Сайласа (у Брауна) и раскаявшего, ставшего на праведный путь преступника Миши Черного.
6. История ордена тамплиеров (у Брауна) и миф о фри-масонском Боге (у Акунина).
7. Вольность обращения с историческими фактами.
8. Мистификации.
9. Информационная агрессия.
10. Наконец, сама дерзость авторов посягнуть на культурные святыни – Евангелие в одном случае и творчество Достоевского в другом, дерзость избрания их в качестве тематических объектов бульварных романов.
Остается четко определить позицию Акунина к пародируемому роману. А она, на наш взгляд, заключается в одном из монологов господина Сивухи, человека с весьма неблагозвучным именем, с которым практически без шансов остаться в доброй памяти потомков. Как впрочем, и с безликой фамилией Браун. Что значит «Браун»? Коричневый. Это не намного благозвучнее, чем Сивуха. Зато можно придумать одну авантюру, которая бы навсегда связала неприятное имя с великими именами. Вот как объясняет Сивуха свою цель преобретения рукописи Достоевского: «Ну, во-первых, на перепродаже рукописи можно неплохо заработать, а денег, как известно, много не бывает. Упускать шанс получить верную прибыль или, как теперь говорят, наварить бабулек, для бизнесмена — тяжкий грех. Но когда ко мне обратился Морозов, я подумал не о деньгах. Понимаете, для меня это шанс вырваться из толпы нуворишей, имя которым легион, и, наконец, стать Личностью, то есть обрести настоящую свободу. Миллионы можно потерять, эту цацку, — он небрежно показал на депутатский значок, — тем более. Но если ты — Личность, ты практически непотопляем. Всякий скоробогатей, достигнув определенного уровня, ищет себе палочку-выручалочку, которая выделит его из массы и сделает особенным. Кто футбольный клуб покупает, кто яйца Фаберже, кто картины Малевича. А Достоевский — инвестиция понадежней. Аркадий Сивуха возвращает отечеству и мировой культуре неизвестное произведение классика. Это же мировая сенсация! Смешное имя «Сивуха» будет накрепко привязано к великому имени «Достоевский». Я превращусь в того самого Сивуху, который. Понимаете?»
Таким образом Акунин устами Сивухи говорит о том, что любой человек, затронув тему чего-то великого, хотя бы коснувшись его каким-то образом, может в современном мире только этим самым фактом приравняться к тому великому. Так, Браун, заговорив о значении Церкви и усомнившись в божественности Христа, привлек к себе внимание и закрепил свое имя в литературе хоть массовой и бульварной, но все же о нем говорят, а это главное для подобного рода писателей. Но Акунин честнее Брауна: он написал роман о Достоевском, потому что просто любит творчество этого писателя. И эта любовь проходит через все романы начиная с первого – «Азазель», она просвечивает через бесконечные реминисценции и цитаты из Достоевского, через черты героев Достоевского в образах собственных героев. Браун же написал роман о Христе не из-за любви к Христу или хотя бы к Истине – просто был найден коммерчески выгодный сюжет, и ему захотелось уже не просто быть популярным писателем, каким он был и до «Кода да Винчи», а захотелось бессмертия по рецепту Сивухи. В конце же своего романа Акунин возвращает нам подлинного Достоевского, великого писателя, которого уже не может коснуться никакая обывательская пошлость – Федор Михайлович признает акунинскую пародию на «Преступление и наказание» («Теорийку») чушью, отрекается от нее, уничтожает и начинает работу над великим философским романом «Преступлением и наказанием».