3. Кровь Марис

Написано в соавторстве с Таем Вэрденом

ВНИМАНИЕ! Содержит сцены гомосексуальной направленности!


Часть первая. Имперец и варвар

Раба ему подарили на пирушке, которую Рамиро даже не запомнил. Только жаркий угар от вина, танцев и чужой похоти. Проснулся он дома, в собственной постели, с дико гудящей головой, крепко сжимая в объятиях чье-то тело. Кое-как сумел разлепить глаза, застонал от того, что солнечный свет резанул по ним, словно плеснули вином в морду. Рядом молчали, как-то зло и тоскливо. И смотрели с глухой ненавистью. Глаза были красивые, синие с черным ободком. И, судя по тому, как Рамиро это тело обнимал, габаритами сосед мог поспорить со шкафом у стены.
 - Ух, великие боги... ты кто? - Рамиро как-то сразу проснулся, и головная боль пропала, разве что горло пересохло еще сильнее, аж до самой задницы.
 - Ваш покорный раб, господин.
Прозвучало это как предложение пойти и удавиться собственноручно.
 - Ч-чего? Какой еще раб? Отродясь рабов не держали! - Рамиро с кровати слетел пушинкой, как был - голый и растрепанный, попятился подальше.
 Раб был из числа варваров, судя по мускулатуре. Темноволосый гигант возлежал на кровати и смотрел на Рамиро с откровенной неприязнью.
 - А кто подарил? - Рамиро чувствовал, что сегодня побил все рекорды по тупости задаваемых вопросов, но ничего поделать не мог. Заявление варвара выбило его из колеи, он как-то никогда не планировал обзаводиться рабом, да еще и таким... как этот шкаф. - Господин Маркос.
  Рамиро Фонларо беспомощно выругался. Вот черт! И стоило ему так напиваться на вчерашней пирушке! Теперь Маркос не отстанет... Раб тем временем поднялся, посмотрел на него.
- Что прикажет мне господин? - почти прорычал он.
 Молодой человек задрал голову, чтобы смотреть ему в лицо. Раб превосходил его в росте на две головы, а уж таких, как Рамиро, из него можно было вытесать троих, и еще бы лишку осталось.
- С-ступай на кухню, принеси воды, - голос сорвался, дав петуха.
 Варвар развернулся и пошел к двери, как и был, обнаженный.
 - Оденься! - вякнул ему вслед Рамиро, запоздало понимая, что и сам гол, как младенец, и прикрываясь спешно содранным с кресла покрывалом.
 - Как прикажет господин, - варвар изменил траекторию движения к креслу, взял оттуда какой-то кусок полотна и пристроил его на бедра.
 Рамиро уселся на кресло, поджав под себя ноги, обхватил снова разнывшуюся голову руками и горестно подумал, что скажет матушке, откуда в доме взялась эта глыба ходячая. Да еще и так недобро зыркающая, что мурашки легионами по коже маршировали.
 Матушка не преминула заявиться в его комнату.
- Юный Фонларо, как вы объясните мне свое безобразное поведение?
 - Матушка-а-а... - Рамиро сжался еще больше, одеться он не успел, а стоять перед вдовой госпожой Фонларо голым не позволяли приличия и стыд.
 - Вас внесли в дом в час быка, вы перебудили всех слуг... И что за обнаженный мужчина с вами пребывал в постели?
 - М-мой раб, - Рамиро потупился, отчаянно краснея.
 - Твой кто? Юноша, во-первых, оденьтесь. Во-вторых, соизвольте мне объяснить, откуда у вас деньги на раба.
 - Мне его подарили! Матушка, вы хоть отвернитесь! - взмолился юноша.
 Госпожа Фонларо развернулась спиной к сыну. Рамиро мгновенно вскочил и ринулся в гардеробную, откуда вышел уже полностью одетым. Хотя предпочел бы сначала принять ванну.
 - Итак, юноша, я вас слушаю.
 - Меня пригласил господин Маркос, на празднование его имянаречения. Мы... немного выпили...
 - Безобразно напились, - поджала губы вдова. - Дальше.
 - П-потом были танцы и... - Рамиро хватанул воздуха и еле слышно выдохнул: - гетеры...
 - Что? - голос вдовы возвысился. - Юный Фонларо! Вы предавались разврату с девицами неподобающего поведения? Мерзавец! Немедленно к лекарю... И я не желаю видеть вас на пороге своего дома, пока не узнаю, что вы не больны какой-нибудь позорной болезнью.
 - Я не предавался! - Рамиро снова сорвался на детский писк. - Матушка! Я только пил, и меня сморило!
На самом деле, он не знал, так ли это - попросту не помнил. Но лекаря можно было бы посетить и позже, тайком от матушки. Подцепить дурную болезнь по пьяни молодому человеку отчаянно не хотелось.
 - А что за человек вас принес? И почему это вам делают столь дорогие подарки?
  О том, почему господин Маркос всучил ему раба, Рамиро говорить матери не собирался и под страхом смертной казни, так что солгал, не слишком переживая по этому поводу:
- Господин Маркос тоже был не совсем трезв, и сказал, что желает в свой праздник одарить всех друзей. Мне достался этот варвар.
 Вдова неодобрительно покачала головой, но возражать не стала.
- Я еду в гости к тетушке Рослин на несколько недель. Сейчас в ее поместье чудесно, летом там волшебно. Ты мне компанию составить не захочешь... Так что останешься один.
 Ох, сейчас она была неправа. Рамиро с радостью променял бы прежде такую желанную свободу на заточение на горной вилле тетки, желчной старой девы. Но он не мог. Во-первых, у него был договор с господином Маркосом, во-вторых, лекарь, в-третьих, раб. И более всего пугал именно третий пункт, хотя и первые два были не изюмными булочками.
 Мать ушла, шелестя платьем и источая неодобрение. Вместо нее явился варвар с кувшином лимонной воды в одной руке и ведром гретой чистой - в другой.
 - Я пришел за вами ухаживать, - пророкотал он. «Утопить в ведре, свернуть шею, переломать все кости», - говорил его тон.
 - Спасибо, я сам, - пискнул Рамиро, отступая к дверце, за которой скрывалась комнатушка с бадьей для омовений. Варвар прошел туда.
- Идемте, господин, вам нужно освежиться после вчерашнего.
 - Я сказал, я сам справлюсь! - злость на свою дурость придала Рамиро сил и уверенности. - До сих пор как-то и без рабов обходился!
 - Как будет угодно господину, - раб даже поклониться умудрился.
 - Ступай! Найди управляющего Мимара и скажи, чтоб выделил тебе комнату на половине слуг.
 Раб развернулся и, ступая совершенно бесшумно, удалился прочь. Рамиро выдохнул. Он не знал, почему так боится этого человека, ведь, если тот вздумает его ударить, все, что его будет ждать - это позорная казнь. Но все равно внутри все сжималось, стоило только встретиться глазами с варваром.
 За окном жизнерадостно орали какие-то птахи. У них точно никаких терзаний не было, ни моральных, ни физических. Рамиро быстро выкупался, мимолетно посожалев, что одного ведра не хватит вымыть волосы, потом решил, что вымоет их у колодца. В принесенном кувшине оказалась вкусная кислая вода, великолепно снимавшая жажду и симптомы похмелья. Юноша напился вволю и повеселел. В конце концов, жизнь прекрасна, и он молод, и все устаканится. А раб... а что раб? Просто нужно с ним поговорить. Объяснить, что семья Фонларо всегда была против рабства. И, возможно, дать ему вольную. И даже матушка не сможет возразить - подарили-то раба не ей.
 Мимар бросился к нему сразу, едва завидев:
- Сеорр! Я разместил ваше новое приобретение в дальней комнате на половине слуг.
 - Хорошо. Узнай у него имя. И скажи, что я желаю видеть его вечером, когда вернусь, - кивнул Рамиро, отправляясь к колодцу. А варвар был там, обливался из ведра. Против воли юноша залюбовался им. Красоту Рамиро ценил, а варвар был красив в той же мере, что и античные статуи атлетов - мощный, мускулистый, огромный, как бойцовский бык, и столь же опасный.
 - Господин желает уединиться?
 - Э-э-э... А как тебя зовут? - брякнул Рамиро.
 - Глаур, господин.
 - Глаур... Ты из эутрериев?
 Варвар кивнул.
 - Как ты попал в рабство? - Рамиро скинул рубашку, достал из колодца ведро воды и взял черпак, принимаясь поливать себе на волосы.
 - Попал в плен.
 - А хочешь вернуться? - Рамиро намылил волосы принесенным отваром мыльнянки, энергично почесывая и взбивая пену. И принялся смывать.
 - Разумеется. Там моя родина, - Глаур взял ведро и выплеснул воду на голову хозяину.
 Рамиро едва не захлебнулся и чуть не упал в грязь у колодца.
- Вот неуклюжий варвар! Кто тебя просит лезть? Фырк! Чхи! Кха!
 - Я виноват, - в голосе не сквозило ни малейшего раскаяния.
 - За что ты меня так ненавидишь? - прочихавшись от воды и выжав густые черные кудри, Рамиро отбросил их за спину и выпрямился, вглядываясь варвару в глаза.
 - Ну что вы, господин, - удивлялся Глаур как-то издевательски.
 - Я же вижу. Не понимаю только, чем успел так насолить, чтоб на меня глядели, как на раздавленную босой ногой мокрицу. Ну, это твое дело. Вечером зайди ко мне. А пока... отыщешь Мимара и спросишь, нужна ли ему помощь по дому.
Варвар склонил голову и пошел к дому, обсыхая по дороге. Солнце играло на обнаженном теле, еле прикрытом куском полотна. Рамиро поглядел ему вслед, вздохнул и поплелся на конюшню, седлать Лиро. Конь потянулся к нему мордой, шумно фыркая. Рамиро потрепал его по гриве, затянул подпругу и вскочил в седло.
 - Поедем, Лиро, дела-дела, - тронул поводья и направился в город.

 Город жил своей обычной жизнью, нескончаемой и шумной. Бранились торговки, кричали мальчишки, гремели копыта лошадей, откуда-то неслись голоса торговцев живым товаром. Рамиро передернуло. Он никогда не понимал, как можно обрекать живое и разумное на существование почти вещи? Впрочем, дома у него жил точно такой же. Хотя, назвать Глаура вещью мог бы только самоубийца. Ну, недолго ему жить рабом. Вот уладит Рамиро все дела господина Маркоса, и можно с чистой совестью писать вольную Глауру. Денег ему на место на торговом корабле Рамиро как-нибудь выделит, и можно будет забыть.
 - А вот и вы, - у дома Маркоса его встретила симпатичная служанка.
 - Конечно, я, а что, кто-то еще мог быть? - недовольно буркнул Рамиро.
 - Вас ожидают.
Его пригласили в кабинет. Юноша побрел за служанкой, пытаясь выстроить в уме беседу и собрать аргументы. Ему отчаянно не хотелось ввязываться в авантюру господина Маркоса. Потому что она плохо пахла. Откровенно дурно - кровью и дерьмом.
 - А вот и ты, мой мальчик, - поприветствовали его слишком уж радостно.
 - Добрый день, господин Инфарно, - вежливо кивнул Рамиро, уклоняясь от распахнутых объятий мужчины и отгораживаясь от него чайным столиком. Господин Маркос ничуть не обиделся.
- Так ты подумал о моем предложении?
 - Конечно, господин Инфарно. И приехал сказать, что моя помощь будет весьма ограничена. Я, все же, не сенатор Ломено, чтобы выполнить то, что вы от меня хотите. Влияние семьи Фонларо не так велико.
 - О, его вполне хватит для того, о чем я вас просил.
 - Я уже сказал - я сделаю все, что будет в моих силах. Но если меня постигнет неудача, не обессудьте. Кстати, - Рамиро сделал паузу и небрежно махнул ладонью, словно предмет разговора был для него не особенно важен, - этот раб... Зачем вы мне его всучили?
 - Вы так трогательно повествовали мне о вашей нелегкой судьбе, о том, что слуги у вас уже все в преклонном возрасте...
 - Это не значило, что нам нужен раб, вы прекрасно осведомлены, что Фонларо никогда не держали рабов, - возмущенно фыркнул Рамиро.
 - Все меняется, пора бы вам и начать. Он вышколен и вынослив.
 - Нет, благодарю покорно за совет, но я сам решу, когда и с кем начать, и начинать ли вообще. Итак, прочь посторонние разговоры. Давайте с вами обсудим все еще раз. Вчера я был... немного не в форме. Хотелось бы проработать наш план более тщательно.
 - Хорошо, я повторю, - согласился Маркос.
 Через полчаса вороные кудри Рамиро не стояли дыбом только по причине своей длины и того, что он связал их в хвост. Задуманное Маркосом было откровенно преступно. И если семья Фонларо замарается в этом дерьме, им не отмыться вовеки. Рамиро был в отчаянии, и только гордость еще позволяла ему держать лицо.
- Вы понимаете, что толкаете меня на преступление, господин Инфарно?
- А вы понимаете, что у вас нет выбора? - сладко промурлыкал Маркос.
 - Вы негодяй, господин Инфарно, - Рамиро старался произнести это ровно и холодно. - Я помогу вам. Но только в этом деле. Впредь не желаю иметь с вами никаких дел.
 - Ну, зачем же бросаться столь громкими словами, юноша, - глаза Маркоса заскользили по телу Рамиро. - Столь прекрасное создание может внезапно начать нуждаться в услугах опытного... покровителя.
 - Нет, никогда, - самообладание Рамиро изменило, он вскочил. Масленые взгляды Маркоса были ему физически противны, словно ползающие по голому телу черви.
 - Ну как же вы горячи, - проводили его сладострастным смешком.
 Рамиро метнулся прочь, забыв о приличиях, и даже не попрощался. Ему становилось страшно, как только может быть страшно пятнадцатилетнему мальчишке, практически насильно и обманом втянутому во взрослые пугающие игры. Удерживать его никто не удерживал, видимо, решили, что он и так никуда теперь не денется.
 Рамиро вернулся домой и поднялся в свои комнаты, упал на постель и со стоном зарылся головой в подушки.
- Идиот! Кретин! Малолетний дурак!
 - Господину плохо? - Глаур появиться не замедлил.
 Юноша даже не поднял головы.
- Плохо? - он горько рассмеялся. - Нет, сейчас мне еще не плохо.
 - Мне позвать лекаря?
 - Нет такого лекаря, что лечил бы дурость, Глаур, - Рамиро не знал, с чего он так разоткровенничался с варваром. Но хоть с кем-то ему было необходимо поговорить.
 - И что же вы такого сделали, господин?
 - Рамиро. Не называй меня господином. Мы никогда не держали рабов, и тебе я напишу вольную. Что сделал... - юноша перевернулся на спину и вздохнул. - Подрядился на преступную авантюру. В которой вполне могу не сносить головы.
 - Откажитесь, - предложил Глаур.
 - Невозможно. Я дал слово чести. Откажусь - и буду обесчещен до конца дней своих, и ни один плебей не подаст мне руки, не говоря уже о родовитых сеоррах.
 - И что вам предстоит сделать?
  Рамиро закусил губу, подумал. И рассказал.
- Теперь ты понимаешь, что я не могу этого сделать? Поднять руку на того, чьим благодеянием мой род не стал нищим, да даже соучаствовать в этом... Это предательство. И так, и так - всюду клин. Я идиот.
 - Почему у вас, жителей большой земли, все так упирается в деньги?
 - Да к чему здесь деньги? А впрочем... Я не знаю, Глаур. Я не знаю, что мне делать.
 - Выберите то, что подсказывает совесть.
  Рамиро молчал довольно долго, нервно сплетая пальцы. Потом поднялся и сел на постели.
- Принеси мне письменный прибор. Спроси у Мимара.
 Глаур послушно принес требуемое. Юноша посидел, кусая кончик гусиного пера, затем каллиграфическим почерком вывел на плотном листе пергамента:
«Сим удостоверяется, что Глаур, из эутрериев, является свободным человеком». Проставил дату, подписался, снял перстень главы дома Фонларо и капнул на лист разогретым над свечой сургучом, прижав его сверху гербом, вырезанным на сердолике перстня. Отнял, изучил оттиск и протянул лист бывшему теперь уже рабу.
- Твоя вольная. Ступай в кузницу, скажи, я приказал снять с тебя ошейник.
- Спасибо, - Глаур кивнул. - Постараюсь отплатить, чем смогу.
 - Просто подожди до завтра. Я достану денег для тебя, и ты сможешь уехать. Мне ничего от тебя не нужно, - безразлично отмахнулся Рамиро. Встал, взял со стула перевязь с отцовской шпагой и вышел из комнаты.
 Варвар поспешил к кузнецу. Дел предстояло много - например, придумать, как спасти это глупое молодое существо. Когда он вернулся к дому Фонларо, юного господина Фонларо там уже не было, а Мимар сказал, что Рамиро оседлал своего коня и куда-то ускакал. Глаур остался терпеливо ждать. Ему выдали грубые холщовые штаны, в которых здесь, в Империуме, ходили бедные крестьяне, рубаху до колен и даже жилет. Так что щеголять набедренной повязкой варвар перестал. Хотя сам на себя, как ему казалось, он походить перестал. Впрочем, это было и к лучшему. Здоровяков вроде себя он в толпе видел, смешаться с людьми на улицах ему будет не просто, но все же возможно.
Рамиро вернулся к обеду. Привез тощий мешочек, позвякивающий серебром и медью. Вручил его варвару, указал на смирную старую кобылку:
- Это Сана, и отныне она твоя. Свободен.
И поднялся к себе. Глаур поднялся следом, открыл дверь, зашел.
 - Как, ты еще здесь? - вяло удивился Рамиро, перебирающий какие-то бумаги за столом. - Что тебе еще нужно?
 - Узнать, чем тебе помочь.
  Юноша непонимающе посмотрел на него.
- Ты? Но чем ты можешь помочь мне? Я заварил эту кашу, мне ее и расхлебывать.
 - Расскажи, в чем дело, я подумаю, чем помочь.
 - Я ведь уже рассказывал. Маркос собирается устроить покушение на принца Гелларо. Я должен втереться к нему в доверие и быть в эскорте, что будет сопровождать сеорра Протектория в поездке по провинции. И в нужный момент подлить ему в пищу снотворное.
 - А сам убивать не должен?
 - Хвала небесам, нет. Этого от меня не потребовали.
 - То есть, исход покушения от тебя никоим образом не зависит?
 - Только похищение. Наш принц - отменный рубака, и Маркос надеется таким образом вывести его из игры.
 - Что ж, я знаю, что делать. Не тоскуй, я все устрою. Продолжай соглашаться с Маркосом.
 Рамиро тоскливо вздохнул и махнул рукой. Надеяться на помощь варвара? Не смешите! Это было бы верхом неблагоразумия. Впрочем, он уже и без того показал себя абсолютно не умеющим думать кретином. Глаур подошел ближе, потрепал его по волосам.
- Не горюй, в порядке будет твой принц.
 Юноша изумленно уставился на него, задрав голову, забыв даже отдернуться из-под широкой, как лопата, ладони. Варвар ему успокаивающе улыбнулся.
- Ты странный, - задумчиво сообщил Глауру Рамиро. - То ты ненавидишь меня, я так и не понял, за что, то предлагаешь помощь.
- Однажды ты это поймешь. Хотя лучше б не понимал.
- И говоришь загадками, - вздохнул юноша. Варвар так и не убрал свою руку, а ему уже совсем не хотелось из-под нее выворачиваться. От тяжелой твердой ладони Глаура шел ровный жар, и от этого становилось как-то спокойнее.
- Все будет хорошо. Не волнуйся, ошибаться может каждый.
- У этой фразы есть и продолжение, - тихо сказал Рамиро. - Цистерций Саваррский сказал: «Ошибаться может каждый, но не каждый имеет право на ошибку».
- Ну, без ошибок нельзя научиться чему-то.
- Я так понимаю, ты остаешься? - Рамиро все же встал, с какой-то необъяснимой дрожью ощутив, как скользнула по его спине ладонь варвара.
- Да. Не волнуйся. Все хорошо.
- Я не волнуюсь, - юноша задумался. - В Номе негражданам можно находиться только в услужении или в качестве рабов. Но я даже не знаю, кем принять тебя на службу.
- Телохранителем, - Глаур повел плечами.
Рамиро вскинул на него глаза и рассмеялся.
- Прости, я не над тобой. Но... я умею держать в руках шпагу, и защитить себя, в случае нападения, смогу.
- Я больше ничего не умею.
- Хорошо, пусть будет так. Я принимаю тебя своим телохранителем, Глаур-эутрерий, - юный Фонларо протянул ему руку. Глаур осторожно пожал ее.
- Да будет так.
- Ну... где твоя комната, ты знаешь, как телохранителю, тебе положено оружие, но это не меч, а нож и дубинка. И тебя надо бы приодеть, иначе меня засмеют.
- Хорошо. Я буду ждать, - кивнул Глаур.
- Зачем ждать? Седлай Сану, поедем в город, в лавку. Ты видел Ном? Знаешь его улицы?
- Да, конечно. Я успел осмотреть часть города, пока был гостем ваших земель.
- А ты бывал здесь гостем? Расскажи! - потребовал Рамиро уже на ходу, вытаскивая из шкатулки кошелек, цепляя шпагу и спускаясь вниз.
- Я приехал с торговым представительством. Но оказался в плену, опоен в таверне.
- Это было давно? Может быть, твои соплеменники еще не уехали?
- Год назад. Но они прекрасно знают, что я могу о себе позаботиться.
- Почему же ты не сбежал? - Рамиро вывел Лиро из конюшни и подождал, пока варвар оседлает Сану.
- А зачем? Здесь уютно.
Юноша уставился на него с непередаваемой смесью чувств на лице.
- Что? Уютно? Носить ошейник было уютно? Что же ты тогда с такой ненавистью произносил это свое «господин»?
- Ты отлежал мне все самое ценное.
- О, прости. Мог бы отодвинуть меня, - фыркнул Рамиро.
- Ну... Ты сперва казался легким.
- Ты меня донес до дома, да?
- Да. Ты был невменяем.
- В первый раз так напился, - смущенно отвел глаза юноша. - И совсем не помню, что там было, после застолья.
- Да ничего. Я тебя уволок спать, - Глаур хмыкнул.
- А вот за это я тебе благодарен, ты просто не представляешь, как. Не хотелось бы идти к лекарю, дурные болезни лечить, - Рамиро помолчал, потом оживился: - Ты по Дороге Наполи ездил? Смотри, это триумфальная арка императора Териона, второй век до нашей эры.
Варвар послушно уставился на арку. Груда камней, хоть и красиво обтесанных, что в ней такого?
- А вот там, видишь, ларийский портик, говорят, император Валерик приказал разобрать его и привезти сюда, где уже номские зодчие собрали его в точности таким же, как он был в Ларии. А за ним знаменитые на весь Империум термы. Ты был там когда-нибудь?
- Нет, ни разу не довелось, только собирался.
- Тогда купим тебе подобающую телохранителю одежду и съездим в термы. Там такие бассейны! А еще есть специальные лежанки из согретых паром камней, - Рамиро рассказывал так, будто служители терм приплачивали ему за рекламации. Глаур оценил, ухмыляясь.
- Не смейся, я на самом деле люблю там бывать.
- Я верю. Однажды мы там побываем вместе.
- Сегодня. Мыться у колодца - замечательно, но лучше отмыться в горячей воде, - твердо заявил Рамиро. Варвар согласился.
- Отмою тебя хоть.
- Эй! Я чистый! Ты непередаваемый наглец, варвар! - возмущенно взвился юноша.
Глаур хохотнул.
- Впрочем, чего я ждал от эутрерия? - пожал плечами Рамиро. Кивнул на улочку, где над домами покачивались вывески: - Нам туда. Лавки готового платья на любой вкус и цвет. Не удивлюсь, если там отыщутся даже ваши варварские наряды.
- Тебе не терпится увидеть меня в кожаных ремнях?
Рамиро смерил его взглядом, припоминая, как Глаур выглядел и вовсе без одежды, жарко покраснел и разозлился на самого себя.
- Я видал тебя и без ремней.
- Обычно я без них и хожу. Но тебя смутит голый телохранитель.
- Я похож на девчонку? Ничего меня не смутит! - Рамиро злился все сильнее, алые розы румянца расцветали на смуглых скулах все ярче.
- Я могу сразу раздеться, если ты этого хочешь. Но не на улице.
- В термах разденешься, - буркнул юноша. Очень хотелось окунуть куда-нибудь в ледяную воду пылающее лицо. Он постарался дышать ровно и медленно, взял себя в руки и спешился, кинув поводья мальчику-служке.
Глаур смерил его оценивающим взглядом, взглядом же раздел, трахнул и оставил нежиться в истоме. Юноша был хорош, как и множество юных имперцев здесь, на юге - смугл, тонкостанен, гибок как тростник. И так очаровательно невинен, что это было видно невооруженным взглядом. И эта его невинность опьяняла, как молодое вино в жару. Глауру не терпелось оценить эту гибкость, узнать вкус губ, сжать в объятиях тело имперца. Он покривил душой, когда говорил, что в ту ночь Рамиро отлежал ему все самое ценное. Просто лежать рядом и не сметь коснуться было в сотни раз мучительнее любой пытки. От юноши пахло цветами и вином, он был горяч, в пьяном угаре стонал и терся о варвара, но в доме было слишком много народу, чтобы воспользоваться случаем и остаться безнаказанным.
Сейчас шанс приласкать его становился все менее призрачным. Но Глауру было и в самом деле смешно: вызваться хранить тело, которое хотелось просто и без затей трахать каждую ночь. И коснуться этого тела лишний раз он не преминул. Рамиро на мгновение замер, не поворачиваясь, отодвинулся. Ушки у него снова запылали, это было видно даже через смоляные пряди волос.
- Что тебя так смущает?
- Ничего, - в голосе юноши звучал вызов.
Глаур снова коснулся бедром бедра Рамиро. Тот зашипел:
- Перестань! - и тут же навесил на лицо высокомерное выражение благородного сеорра, вздернув нос на приветствие хозяина лавки: - Оденьте моего телохранителя!
Варвара осмотрели-ощупали.
- Будет исполнено.
Пока ему подбирали одежду, Глаур смотрел, как Рамиро с любопытством пробирается мимо прилавков с разнообразным тряпьем и снова заливается ярким румянцем, узрев висящие на крючке ремни из тонкой кожи с чеканными пряжками. И пряжки и ремни были очень уж знакомы. Глаур сделал шаг и снял свою амуницию, удивляясь тому, как она очутилась именно в этой лавке.
- А вот это мы возьмем... - варвар кивнул.
- Это... твое? - догадался Рамиро. - Хорошо, возьмем. А что, разве, кроме этой сбруи вы ничего не носите?
- Нет. А зачем? – делано удивился Глаур.
- Ну... даже на лошади неудобно ездить голышом, а бегать и вовсе... неудобно, - голос юноши сорвался, он поспешно кашлянул, стремясь скрыть замешательство.
- Бегать удобно. А на лошадях мы не ездим, мы сами неплохо носимся.
Рамиро ничего не ответил, просто пожал плечами. Хозяин выложил перед ним на стойку груду вещей, кивнул в угол, отгороженный занавесью:
- Ваш телохранитель, сеорр, может примерить, что из этого подойдет.
Глаур взял свои ремни, льняные подштанники и какие-то кожаные штаны.
- Тунику и плащ возьми, варвар! Ты не на своих островах, а в Номе! – зашипел Рамиро.
Глаур цапнул ближайшую тунику и плащ, скрылся за ширмой, вернулся, одетый. Рамиро оценивающе поглядел на него, кивнул, выложил, не торгуясь, сколько запросил хозяин.
- Идем. Нас ждут термы.
- Термы - это прекрасно. Горячая вода, и все такое.
Юный Фонларо покосился на него подозрительно, но не стал спрашивать, что имеет в виду варвар под этим своим «все такое». А термы и впрямь были восхитительны. Мраморные залы и колоннады заволакивал теплый пар, у них забрали одежду, выдав взамен тонкие полотняные отрезы и веревочные сандалии.
- Здесь все постирают и высушат, пока мы будем мыться, - пояснил Глауру юноша, оборачиваясь полотном и обуваясь. И пошлепал куда-то в самую гущу пара, где слышался плеск воды. Глаур следовал за ним, как приклеенный. И смотрел. То ли на термы стеснительность Рамиро не распространялась, или он считал, что в густых клубах ароматного пара его не видно, но полотно он скинул на лавку, разлегся на нем с блаженным видом, греясь на горячем камне.
- Хорош, - одобрил варвар.
- Ты будешь на меня пялиться, как на статую, или наслаждаться? - злиться было лениво, и Рамиро просто закрыл глаза. Хотя взгляд варвара он чуял, как прикосновение горячей тяжелой ладони.
- Я и наслаждаюсь. И тобой, и термами.
Юноша фыркнул.
- Одно слово - варвар. Что такого ты нашел во мне, чтоб глазеть?
- Красоту скальной ящерицы. Притягательность.
По лицу Рамиро пробежала тень. Вспомнилось, каким масленым взором оглаживал его господин Маркос. Эти взгляды пачкали, заставляли желать вымыться после них, как после пролитых на себя нечистот.
- Только не заставляй меня думать, что ты столь же похотлив и распутен, как Маркос Инфарно.
- Нет. Я восхищаюсь. Ты прекрасен, как произведение искусства.
Юноша фыркнул и согнул ногу, подтягивая ее к груди, почесать колено. Он и в самом деле гнулся, как та самая скальная ящерка. По смуглой коже стекали капельки пота и конденсата, волосы намокли и казались клубком свившихся степных гадюк, черных, как тень анчара. Глаур провел ладонью по бедру Рамиро.
- И так гибок.
- Будто это редкость, - отодвигаться Рамиро было некуда, поэтому он только замер, настороженно уставясь на варвара темно-синими глазами, выдававшими в нем примесь гароннских завоевателей, лет двести назад пытавшихся расколоть Империум и поглотить часть его земель.
- Нет. Но ты красив. Очень.
- И это не редкость… - Рамиро облизнул внезапно показавшиеся сухими губы.
- Не бойся, я не насильник. Мне просто нравится касаться тебя, ящерка.
- Успокоил, нечего сказать, - нервно рассмеялся юноша. Расслабиться не получалось, лавка показалась жесткой и чересчур горячей, и он встал. - Я иду в бассейн.
Глаур придержал его за колено.
- Что тебя пугает, ящерка?
- Меня? Пугает? Ты ошибся, Глаур, - и голос Рамиро не дрожал, а звенел, как, должно быть, звенела сталь его шпаги в схватках за честь. - Отпусти.
- Извини, - варвар убрал руку. - У нас обычно сразу говорят тому, кто понравился, о чувствах. Не привыкну к вашим... обычаям.
- А у нас при этом не пытаются облапать, как шлюху в квартале лупанаров, - Рамиро смотрел ему в глаза, кривя губы в холодной улыбке. - Но ты и в самом деле не привык к нашим обычаям, так что я прощаю.
Глаур отвернулся, убрав руки едва ли не за спину.
Рамиро ушел в бассейн с теплой водой, смывать пот. И расслабляться, сбрасывая сковавшее его напряжение. Никто не знал, отчего он так резко реагирует на чужие касания и похотливые взгляды. Мать считала, что это ее заслуга, ее строгого воспитания. Рамиро не старался переубедить ее, соглашаясь. И никогда бы не открыл ей страшную правду.
Глаур прикрыл глаза, отрешаясь ото всего, слушая свое тело. Оно недвусмысленно намекало, что год без секса, только с собственным кулаком - это слишком, а Глаур в самом расцвете сил, чтобы и далее терпеть подобное положение дел. В конце концов, Рамиро ведь вручил ему кошелек с какими-то монетами, и обратно не забрал. А квартал лупанаров - не так уж и далеко отсюда. Глаур открыл глаза, глубоко вздохнув.
- Да. Так и сделаю.
Странно все-таки, почему мальчишка так зажат? По идее, с подобным телом, которое просто вопит о чувственности и жажде ласки, он давно должен был расстаться с невинностью. Но вряд ли он подпустит к себе Глаура. Клятые имперские традиции. Почему нельзя просто сказать, что мальчишка ему нравится? И поухаживать за ним. Хотя... кто сказал, что нельзя? Просто представить себя одним из имперцев, научиться думать, как они - и все получится. Главное, скинуть сейчас напряжение, чтоб не сорваться в самый неподходящий момент.
Поднялся варвар плавно, двинулся в бассейн окунаться. Одарил Рамиро легким взглядом. Тот стоял на бортике над глубокой частью бассейна, при виде варвара вдохнул и красиво нырнул, почти без всплеска, в несколько мощных гребков пересекая бассейн из конца в конец под водой. Вынырнул, отдышался и снова ушел под воду. Мальчишка явно наслаждался этим, не боясь воды. Впрочем, ничего же удивительного - из окон его комнаты наверняка видно море, а тропа от их виллы идет через виноградник по белым и зеленым холмам вниз, к берегу.
Глаур тоже поплавал немного, наслаждаясь водой. К тому моменту, как он выбрался из бассейна, Рамиро уже сидел на лавке, укутанный в простыню, и расчесывал свои великолепные кудри, шипя на застревающие в них зубья гребня.
- Помочь? - Глаур выбрался к лавке. Юноша смерил его взглядом, протянул гребень, отчаявшись справиться самостоятельно. Глаур принялся разбирать его волосы, прочесывая мягко и не дергая. Рамиро постепенно расслабился, опустил напряженные плечи, даже чуть откинул голову назад, отчего волосы покрыли его спину до середины, завиваясь крупными кольцами. Глаур закончил расчесывать его.
- Куда мне сопровождать вас далее?
- Домой. Я голоден, а там уже, должно быть, готов ужин.
Одежду им вынесли и в самом деле выстиранную и откатанную горячими вальками, сухую и приятно пахнущую чистотой. Рамиро расплатился со служителем, вернул простыню и принялся одеваться, тщательно расправляя складки туники и легких широких штанов, похожих на юбки женщин. Глаур тоже оделся, нацепил ремни, расположив их в верном порядке поверх штанов.
- После ужина я буду нужен вам?
- Нет, ты можешь быть свободен до утра, - юный Фонларо понимающе глянул на него. - Если примешь мой совет, ступай в «Крылья Юноны». Говорят, там есть свой лекарь, и шлюхи чистые.
Глаур кивнул:
- Я подумаю над этим советом. Вдруг, да и соблазнюсь.
Больше Рамиро не сказал ему ни слова, и домой ехал, погруженный в собственные мысли, не оглядываясь на телохранителя. Ужин он приказал принести ему в комнату, куда и поднялся сразу же. И больше не выходил, шурша бумагами и вполголоса ругаясь на нерадивых арендаторов.
  Глаур все-таки ушел в веселый дом, скинуть напряжение. Чтоб кровь в голову вернулась. Только не туда, куда посоветовал Рамиро. Да и до квартала лупанаров не дошел. Встретил на площади у фонтана чернокудрое чудо, в сумерках показалось - Рамиро за каким-то дьяволом вырядился в обноски. Потом-то рассмотрел, когда за плечо схватил, что не юный Фонларо это, а какой-то оборвыш. Но кровь уже отлила от головы, стало не до размышлений о чистоте и прочем. Да и паренек был не прочь, за монеты-то. Еще и выгибался под ним, стонал, отгоняя прочь все мысли.
Зря Глаур думал, что это поможет избавиться от наваждения. Мальчишку он измордовал до потери сознания, пришлось отливать водой из фонтана, тот лишь уважительно присвистнул вослед уходящему варвару, сжимая в кулаке плату. А туман в голове Глаура не рассеялся. Теперь в нем вертелись мысли о том, как бы Рамиро стонал и извивался, как бы именно его юное, горячее тело принимало его? Однако по возвращении домой снова пришлось брать себя под контроль. И спать ложиться в одиночестве, в холодную постель.
Слуги косились на него неодобрительно, но помалкивали. Перечить господам в этом доме мог себе позволить только неотесанный варвар, да и вряд ли он посмел бы сказать слово против вдове Фонларо. Так что Мимар выдал телохранителю плошку-светильник, чтоб ненароком не забрел не туда, и на этом первый день вольной службы Глаура на Рамиро Фонларо был окончен.
Утром он снова явился к Рамиро, выражая готовность служить. А так как встал Глаур по привычке с первым лучом рассвета, то и в комнаты хозяина он заявился, когда Рамиро еще спал. Ночь была жаркой, и юноша сбросил с себя тонкое шерстяное одеяло, да и простынка с него сползла, спутывая ноги в районе щиколоток. И ничто не мешало Глауру насладиться видом разметавшегося по простыням в чем мать родила юноши. Мешать ему варвар не стал, замер у стены.
Рамиро спал беспокойно, метался, запутывая кудри, по постели. И причина его метаний крылась в том, что ему снилось. Глаур это прекрасно понял. Сложно не понять, когда видишь тихо стонущего во сне обнаженного и возбужденного пятнадцатилетнего мальчишку. Варвар погладил его по спутавшимся волосам. И принялся рукой помогать в разрешении проблемы. Рамиро выгнулся, что-то неразборчиво шепча, не то умоляя, не то повторяя чье-то имя. Застонал надрывно и сладко, орошая свой живот и руку Глаура теплыми каплями. И успокоенно затих, откидывая голову набок и продолжая спать. Варвар обтер его влажной тканью, укутал. Рамиро доверчиво прижался к его руке, обхватив ее ладонями.
- Спи, малыш, спи.
Во сне юноша был совсем не благородным сеорром, а таким же, как все мальчишки в его возрасте. Тихо сопел, приоткрыв рот, подрагивали длинные, как опахала имперских красоток, ресницы, которым оные красотки бы позавидовали черной завистью. Глаур сидел на краю постели, обнимая его одной рукой, любовался. Позволить пропасть такой красоте? Да ни за что. Он был готов сделать все, чтобы мальчишка вышел с честью из той заварушки, в которую сунулся по глупости.
Варвар подумал о том, что пора обзавестись оружием. Голыми руками он сражаться тоже умел. Но топор будет эффективнее. Где находятся оружейные ряды, он знал. Вот будет ли там нужное ему оружие? И как туда попасть, точнее, как затащить туда мальчишку? Без него все равно не получится пойти. Глаур задумался, рассеянно поглаживая Рамиро по груди.
- И что, позволь спросить, ты делаешь? - прозвучало хрипло и с нотками возмущения.
- Успокаиваю тебя.
- Я уже не ребенок, чтобы плакать по ночам от плохих снов, - возмутился Рамиро, заметил, что сам обнимал варвара, и жарко покраснел, отползая от него на другую сторону кровати.
- Я и не говорю, что ты ребенок.
Юноша молча поднялся с постели, утаскивая простыню, в которую завернулся, как гусеница в кокон. И побрел умываться.
- Я буду за дверью, если тебе что-то понадобится.
- Благодарю. Лучше спустись на кухню, скажи Коллене, чтоб приготовила нам завтрак.
- Хорошо, - варвар спустился вниз, передал слова Рамиро кухарке. Когда туда же сошел и Рамиро, на столе уже ждала ваза с фруктами, свежий хлеб, молоко и сыр.
-Коллена, моего телохранителя следует кормить, как мужчину, - фыркнул юноша, хватая из вазы сочную грушу и кусок козьего сыра.
- Ничего страшного, я способен обходиться без пищи несколько дней.
- В этом доме голодом не морят! - отрезал Рамиро.
- Хорошо, тогда я подожду нормального плотного завтрака.
- Ты бы хоть уточнил, что для тебя значит - нормальный завтрак, - Рамиро успел успокоиться, набраться ядовитости на утро, и насмешливо фыркал, поглядывая на варвара с истинно юношеским вызовом в синем взоре.
- Хороший кусок мяса и кувшин пива.
- Пи-и-ива? А что это? - любопытно склонил голову к плечу Рамиро, расправляясь со второй грушей, и принялся вылизывать сок с пальцев.
- Тебе еще рано такое пробовать, малыш.
- Ах, ты!.. Я не малыш! - взвился Рамиро, едва не поперхнувшись куском сыра.
 - Не подавись, - спокойно посоветовал Глаур.
 - Ты совершенно невыносим, - сокрушенно покачал головой юноша. Сцапал еще одну грушу и яблоко и выскочил из кухни на задний двор, а оттуда - через калитку в стене на тропу к морю. Варвар последовал за ним, как на привязи.
 На берегу Рамиро сбросил свои юбкоподобные штаны, оставшись в одной лишь тунике, не достававшей и до колен и подвязанной тонким ремешком на талии, и забрел в море, запрокинув голову и подставляя утреннему солнцу лицо. Это был для него почти ритуал. Если не удавалось поприветствовать Марис и Соль, богинь моря и солнечного света, день для Рамиро не задавался. Глаур просто ждал на берегу, разглядывая море. И вспоминал свои острова.
 Мальчишка зашвырнул в море яблоко, подношением богиням, потом побрел по воде куда-то за камни, лежавшие у края бухты. И вскоре пропал из виду, только белая туника осталась на камнях. Глаур последовал за ним, решив не выпускать из поля зрения ни на секунду. Рамиро вынырнул далеко в море, лег на воду, отдышаться и понежиться в теплых волнах. Варвар терпеливо ждал, следил за ним взглядом. Плавал мальчишка, как морской бог, легко, быстро, а нырял, словно родился с хвостом вместо ног.
- Эй, Глаур! Плыви сюда! - помахал варвару, белозубо усмехаясь.
 Варвар в несколько взмахов рассек воду, оказавшись рядом.
 - Ты хорошо плаваешь, - Рамиро смеялся, явно чувствуя себя в воде свободнее, чем на земле. - Давай, наперегонки? Кто быстрее доплывет во-о-он до тех скал?
 - А что достанется победителю в награду?
 - Ну... А что ты хочешь?
 - Поцелуй, ящерка, я хочу твой поцелуй.
 Улыбка сбежала с губ юноши, он отвернулся, тряхнув головой.
- Хорошо, но если выиграю я, ты... перестанешь смотреть на меня такими глазами.
 - Я... постараюсь.
 - Что ж, - Рамиро подышал, насыщая кровь кислородом. - Вперед! - и тут же нырнул, понесся к цели, как дельфин, изгибаясь в воде всем телом и прижав руки к бокам. Глаур тоже рванул к скалам, почти выбрасывая себя вперед.
 Морские боги одарили Рамиро щедро. Но не ему было тягаться с куда более сильным противником, хотя он очень старался. К цели они доплыли почти одновременно, но Глаур опередил юношу на пару корпусов, первым коснулся острых клыков, покрытых водорослями и ракушками. Разогнавшийся Рамиро едва не грянулся ему в бок всем телом, успел только выставить вперед руки. Глаур повернулся к нему, улыбнулся:
- А ты отлично плаваешь, ящерка.
 - Ты тоже, - Рамиро бурно дышал, цепляясь за скалу пальцами. Он никогда еще не пытался плыть так быстро.
 - Отдышись. Давно же я не плавал так.
 - А твое море - оно какое? Теплое или холодное?
 - Холодное, но если обогнуть немного остров - там есть теплое течение. Тебе понравилось бы, я уверен.
 Рамиро только посмотрел на него с каким-то странным выражением в глазах.
- Я люблю море. И оно любит меня. Я родился в воде.
 - Вот как. Тогда тебе точно понравилось бы у меня на островах.
 Юноша помолчал, потом вскинул голову:
- Ну? Ты выиграл.
 - Я помню, - Глаур склонил голову к нему, коснулся губами его плеча. Оно было соленое и прохладное, но под этой прохладой чувствовался жар.
Рамиро еще крепче вцепился в камень, разом охрипнув, спросил:
- Ты же хотел поцелуй...
 - Я тебя поцеловал.
 - Забавно, ты хотел МОЙ поцелуй, а поцеловал сам. Не правильно, варвар! - фыркнул юноша. - Но ты сам виноват. Хочешь сыграть еще?
 - Ты все равно не умеешь целоваться.
 - Откуда тебе знать? - оскорбился Рамиро так, что стало совершенно ясно, что варвар прав.
 - Я догадался, но можешь меня разубедить.
 - Если снова выиграешь. Кто быстрее назад до бухты!
 Глаур сразу же сорвался в путь. А вот Рамиро на сей раз отчего-то даже не пытался успеть, хотя и плыл быстро. Показать, что не хотел выигрывать, он не мог. Но тело наполняла какая-то тяжесть, словно вместо крови в жилах потекла ртуть, а в животе скрутился холодный ком ожидания и чего-то, похожего на страх.
 Варвар доплыл первым, обернулся, поджидая его. Рамиро вынырнул, тяжело дыша, выбросил свое тело на плоский полузатопленный камень, наполовину оставшись в воде.
- Ты выносливее... Я не учел этого.
 - Ты тоже станешь таким. Просто надо тренироваться немного больше.
 Рамиро соскользнул назад в воду, поймал прядь волос варвара, похожую на ленту темно-бурых водорослей. Потянулся к нему, осторожно касаясь сомкнутыми губами горько-соленых губ Глаура. Варвар целовал его нежно, мягко и настойчиво прося разомкнуть губы, скользил по ним кончиком языка, пытаясь вторгнуться. Рамиро покорился далеко не сразу, позволив это.
- Не бойся. Тебе понравится.
 - Я не...
Варвар воспользовался этим, снова накрывая его рот и целуя. Он не хотел спугнуть имперца или причинить ему боль. И был нежен. Волна плеснула меж ними, придавая поцелую вкус морской соли. Рамиро закрыл глаза, словно разом обессилев, и Глауру пришлось прижать его к себе свободной рукой, чтобы мальчишка не ушел под воду.
- Ну вот, ничего же страшного?
 - Я же сказал, что ничего не боюсь, - без прежнего упрямства, слегка устало возразил Рамиро, открывая глаза и почти сразу же отворачиваясь от варвара, чтобы спрятать растерянный взгляд.
 - Ну что, выбираемся обратно на берег?
 - Да. Мне нужно в город, но я поеду один.
 Глаур слегка нахмурился:
- Ты уверен?
 - Послушай, Глаур, - Рамиро, пошатываясь, вышел на берег и принялся отжимать волосы, скручивая их жгутом, - я уже взрослый, чтобы мне нужна была нянька. Ты можешь поездить по городу, если захочешь. Только не напивайся в тавернах. Выкупить тебя на рабском торге я не смогу.
 - Загляну к торговцам оружием.
 Рамиро кивнул, облачился в тунику, перекинул через плечо штаны и связанные шнурками сандалии и пошел к дому. Глаур остался на берегу, смотреть на море и думать о том, как вообще строить отношения с этим имперцем.

Рамиро выкупался, привел себя в порядок так тщательно, словно собирался на свидание. В какой-то мере так оно и было. Он собирался на аудиенцию к сенатору Ломено, чтобы обсудить с ним некоторые вопросы касательно земельных наделов, которые сенатор хотел купить у семьи Фонларо. И заодно разузнать, что возможно, о свите принца, в которую ему нужно было попасть не позднее августовских календ.
 - Свита? - сенатор удивился. - Н-ну, я могу вам поспособствовать. Но разве принц сам вас не собирается взять с собой?
 - Я не знал об этом, - пожал плечами Рамиро. - Давно не появлялся во дворце на Капитолийском холме, вы же знаете, что моя матушка хворала.
 - Как ее здоровье, кстати?
 - Уже много лучше, сеорр Ломено, благодарю. Она отбыла к тетушке на виллу, горный климат ей полезнее, как говорят лекари.
  Сенатор закивал, сохраняя на лице скорбное выражение. Рамиро отвел глаза. Сенатор был, в сущности, человек не плохой, и юноша не знал, почему его с души воротит, когда приходится сталкиваться с этим добродушным толстячком по делам семьи.
- Что-то не так? - сразу отреагировал сенатор.
 - Нет, что вы, все хорошо, я просто волнуюсь за матушку.
И это была правда. Вдова Фонларо почти всю весну не вставала с постели, заболев в конце зимы. Он в самом деле тревожился, как она доберется до теткиной виллы, и как будет там жить.
 - Я могу отправить кого-нибудь присмотреть за ней.
 - Слуг там достаточно, и лекарь у тетушки Рослин прекрасный, благодарю за внимание, но не стоит, сеорр Ломено.
 Сенатор кивнул ему:
- Есть еще какие-то дела, которые нам стоит обсудить?
 - Ну, мы договорились о виноградниках на северном склоне Ланперра? Я буду ждать вашего поверенного.
 - Он придет сегодня после обеда, непременно.
 - Благодарю, сеорр. Тогда разрешите мне откланяться, - Рамиро поклонился.
- Может быть, разделите со мной скромную полуденную трапезу, господин Фонларо? - сенатор кивнул на только что внесенный в комнату столик с фруктами, легким вином и печеными пирогами с дичью. Обижать отказом сенатора Рамиро счел для себя невозможным, да и у него с утра в желудке были только груши и кусочек сыра, а много ли с этого возьмет юный организм?
- Конечно, сеорр, с радостью.
Полдник у сенатора был выше всяких похвал, готовили его повара отменно. Сенатор вообще славился тем, что был гурманом, и повар у него был едва ли не лучше, чем у самого императора. Глупости говорил народ, конечно же, но Рамиро отдал должное пирогам, и даже осмелился запить их парой глотков вина. Тем более что оно было разбавлено.
 - Так будет лучше... А то вы от голода еле передвигаетесь.
- О, я был не голоден, но ваш повар готовит так, что я едва не проглотил язык вместе с пирогом, - улыбнулся Рамиро. И поспешил откланяться. От вина у него немного закружилась голова, так что в седло он взобрался с видимым трудом, удивляясь тому, как сильно даже вполовину разбавленное розовое Фулеррское ударило ему в голову.
Сенатор стоял на балконе, глядя на клонящегося к гриве коня мальчишку.
- Ступай за ним. Когда уснет - отвезешь, куда было условлено, да смотри, тихо.
 Ему кивнули в ответ, вскоре за Рамиро последовала бесшумная тень.
 Юноша пытался взбодриться, щипал себя за руку, но сон накрывал его все тяжелее.
- Лиро... домой, мальчик... - Рамиро отпустил поводья и почти лег на луку седла, предоставляя умному коню самому везти хозяина. И уже не видел, как чья-то рука уверенно перехватила недовольно всхрапнувшего Лиро под уздцы и повела прочь с людных улиц.

Глаур разглядывал топоры. Оружие ему нравилось, однако кошелек был явно против. Так что пришлось отправляться обратно домой, ждать Рамиро. На душе было неспокойно - а если его там опоят, похитят, изнасилуют или еще что сделают? Глупый маленький имперец, решивший поиграть во взрослого. Ну почему Глаур не настоял на том, чтобы с ним отправиться?
 «Вернется - больше никуда один не поедет», - решил варвар.
 Время шло, тени стали короткими, потом и вовсе исчезли, а потом стали удлиняться, а Рамиро все еще не было. Глаур вспомнил, что мальчишка с утра, должно быть, голоден, и занервничал еще сильнее. Хотя, в городе масса лавчонок, торгующих готовой снедью, и разносчиков всего на свете, от пирогов до рыбной похлебки. Но все же, где его носит?
Варвар отправился к Мимару. Управляющий недовольно зыркнул на него, но все же ответил:
- Юный сеорр отправился к сенатору Ломено. И правильно сделал, что тебя не взял, неотесанный болван!
Глаур развернулся и отправился разыскивать вверенное его охране тело, мучимый не самыми радостными картинами, возникавшими в мозгу. Вспомнилось, как именно оживлялся прошлый хозяин, когда речь заходила о Рамиро. К счастью, о тайном доме Маркоса Глаур тоже знал. И думать не хотел, что будет, если внезапно выяснится, что юноши там нет.
 Он не покривил душой, когда говорил Рамиро, что на лошадях эутрерии не ездят - им это без надобности. Весь огромный Ном Глаур промчался бегом, от Арки Териона до Ворот Лапифа. Бежать в гору было тяжелее, тем более, после года вынужденного перерыва в тренировках. А солнце уже касалось румяным боком верхушек кипарисов на Талассийском холме, самом высоком из девяти номских холмов. Однако к дому он подошел вразвалку, оглядел его прищуренным взором. И сразу же заметил привязанного к коновязи Лиро. Конь у Рамиро был редкостной шоколадно-игреневой масти, не узнать такого красавца было просто невозможно. Значит, хозяин его тоже здесь.
 Внутрь Глаур зашел нагло, хлопнул по плечу пару смутно знакомых личностей, тоже служивших рабами у Маркоса:
- Что тут сегодня творится?
 - Хозяин развлекаться изволит, - хмуро цыкнул выбитым зубом парень. - «Срывать нераскрывшийся бутон», чтоб ему вступило.
 - У-у-у, - посочувствовал Глаур. - А что, хозяин уже тут? Или опять темноты дожидаться изволит?
 - Скоро должен появиться. А ты-то тут что делаешь? - парень присмотрелся и ахнул. - Сбежал?
 - Тихо ты... - Глаур поднес к его носу кулак.
 - Да я что... я молчу, молчу. Ну ты даешь, Раука!
Это прозвище, означавшее попросту «здоровяк, увалень», ему дали торговцы живым товаром, настоящего имени Глаура никто, кроме Рамиро, спросить так и не удосужился.
 - Куда они мальчишку уволокли? Посмотрю хоть, на кого нынче западать его лягушество изволят.
 - Ну, ты ж знаешь, где хозяйская спальня? Погляди, только недолго, скоро хозяин должен приехать.
Рамиро обнаружился на кровати, обнаженный, растянутый прочными кожаными ремнями между резными столбиками кровати, с заткнутым практически профессионально скрученным кляпом ртом. Но пока еще не в сознании, и испарина на лбу указывала на то, что вряд ли он придет в себя слишком скоро. То ли снотворное оказалось слишком крепким, то ли подействовало на него как-то не так. Глаур освободил его, запер дверь изнутри. И выбрался через окно наружу, неся на плече драгоценную ношу, завернутую в свой плащ. Внутренне он кипел от возмущения. На Рамиро, самоуверенного и глупого юнца. К господину Инфарно и сенатору он не испытывал никаких чувств, кроме желания смести подобную мразь с лица земли.
 Лекаря искать варвар додумался в... лупанаре. Дорогущем лупанаре, где комнату и лекаря ему предоставили без вопросов, очень уж хозяин этого борделя не любил Маркоса Инфарно, так что пары слов, сказанных Глауром о жертве, хватило. Лекарь влил в полубесчувственного Рамиро несколько чашек какой-то бурды, поставил на пол таз и кивнул варвару:
- Держи его, чтоб не рухнул. Тошнить будет долго, отравы для него не пожалели.
 - Вы нас не видели, - проворчал варвар. - Это же понятно?
 - Еще бы, - фыркнул лекарь. - Не отвлекайся.
И тут Рамиро выгнуло с утробным стоном. Глаур придержал его за плечи над тазом. Бедного мальчишку трясло, выворачивало сначала мутной жижей, потом остатками пищи, потом снова жижей, потом уже желчью. Потом просто выворачивало, но было нечем, он давился сухими спазмами и слезами, цепляясь холодными слабыми пальцами за запястья варвара.
 - Тихо-тихо, ящерка. Все уже, давай дыши. Вот так.
 В конце концов, тот уже просто молча рыдал, уткнувшись лбом ему в руку, пока были хоть какие-то силы. Потом успокоился, только всхлипывал и икал.
- Глаур... я...
 - Знаю, самоуверенный подросток. Лежи, нам повезло, в этом борделе мои братья в свое время перелапали всех красоток. Так что мне дали приют вместе с моим мальчиком.
 Рамиро даже не взвился, только уже бесслезно всхлипнул и промолчал. И не торопился отодвигаться от варвара, хотя ему хотелось выпить чистой воды, умыться. Глаур положил его на постель, укутал, дал кружку воды.
- Выпей мелкими глотками.
 Рамиро выпил, полежал пару минут и снова перегнулся через край кровати к тазу, смутно удивляясь тому, что пил чистую воду, а выливается из него какая-то желто-серая мерзость.
 - Отлично... Теперь твой желудок прополоскан. Лежи и отдыхай.
 - Глаур! - мальчишка вцепился в его руку. - Ты же не уйдешь?
 - Нет, вынесу таз и вернусь.
 Рамиро разжал пальцы, устыдившись своей детской выходки. Лег, кутаясь в колючее шерстяное покрывало, как будто оно было из лучшего мохера тонкорунных коз. В голове только одно и вертелось: «За что?» За что с ним так? В чем он провинился?
 Глаур вернулся, улегся на кровать рядом. Рамиро сам подобрался к нему под бок. Прижался, ища тепла. Его било мелкой противной дрожью. Глаур обнял его.
- Поспи немного. Я успел вовремя, ничего страшного не произошло.
 Угревшись и уже засыпая, Рамиро тихо пробормотал:
- Неужели меня теперь никогда... - и уснул, вжавшись лицом в плечо варвара.
 Глаур не спал, обнимал его. И пытался придумать, что ему делать теперь. То, что мальчишку не оставят в покое, было ясно. Интересно, рабы расскажут хозяину, кто украл его жертву? Или постараются изобразить все так, словно Рамиро сбежал сам? Скорей всего, они поостерегутся выдать Глаура. Когда пленник сбежал - это одно, а когда они сами впустили похитителя - тут уже и на месте зарезать могут. Главное теперь не оставлять Рамиро без пригляда ни на минуту. И решить уже, что делать с этим покушением на принца. То, что в случае провала покушения всех псов будут вешать на Рамиро - сомнений не вызывало.
Оставалось только одно. Глаур очень не хотел прибегать к такому методу решения проблем... Внутри все протестовало, буквально вопя, что последствия придется расхлебывать очень долго. Но это было необходимо. Ради Рамиро.
«Отец, мне нужна помощь. Твой сын Глаур».
 Письмо было отправлено с посыльным на почтовую станцию. Там его передадут на какой-нибудь корабль, плывущий на Эутары. Ох, во что же он ввязался? Но рыпаться уже было поздно. Да и бросить мальчишку без помощи... пожалуй, от одной мысли об этом внутри кишки сворачивались в узел.
 Глаур вернулся к кровати, присел, глядя на спящего Рамиро.
- Глупая маленькая ящерка.
 Тот прерывисто вздохнул, горестно свел брови и сжал сухие губы. Нижняя лопнула, на трещинке выступила капелька крови, такая яркая, словно гранатовая. Глаур наклонился, снял ее губами. Она была совсем как здешнее море - соленая, с привкусом меди. Мужчина погладил Рамиро по волосам. Очень хотелось не просто погладить, а вплести пальцы в это черное великолепие и не выпускать. И не так совсем касаться этих губ, а измучить их поцелуями до того, чтоб стали ярко-алыми. Но только не сейчас. Не после того, как над мальчишкой едва не надругались.
 - И это меня они называют варваром...
Обычаи Номского Империума были странными, жестокими, вызывая отторжение. При том еще и двуличными. «Что позволено Юлиусу, не позволено быку». Глаур все никак не мог разобраться в этих странностях. Единственное, на что он уповал - что принц окажется не таким мерзавцем. Хотя... кажется, Рамиро он нравился? Впрочем, ни в чем нельзя быть уверенным.
Мысли перескочили снова на заворочавшегося и беспокойно вздыхающего Рамиро. Что имел ввиду мальчишка, так и не закончивший фразу? Что вообще кроется за этим его страхом чужих прикосновений?
 - Расскажешь мне однажды, ящерка? - прошептал Глаур. Рамиро потянулся на его голос, снова прижался, инстинктивно ища защиты у того, кто был сильнее и показал, что не желает зла. Горячее дыхание юноши касалось груди Глаура в разрезе туники, заставляя вставать дыбом волоски. И не только их. И чертова ящерица опять сунула ему колено между ног. Варвар взвыл, правда, только внутри, пытаясь дышать ровно и отрешиться ото всего. В конце концов, мужчина он или безвольная тряпка?
 «Тряпка», - решило тело, пытаясь облапить Рамиро. Мальчишка тихо застонал, а Глауру пришлось крепко, до крови прикусить губу, когда ощутил, как его касается горячая юная плоть, через тонко выделанную кожу штанов - вздыбившегося естества варвара. Будто горячими углями сыпанули. «Ну за что все это-о-о?», - панически проскулил про себя варвар, сдирая с себя эти чертовы штаны.  Боги над ним явно посмеяться решили, за все его «подвиги» прежние, когда ни о чем, кроме собственного удовольствия, не помышлял, послали такую каверзу! И почему эту ящерку просто нельзя заласкать так, чтоб он обо всем и думать забыл, извиваясь в руках Глаура? Вместо этого приходится лежать рядом и играть свадьбу с собственной рукой. Да еще и втихомолку. Да глядя на то, как ерзает во сне мальчишка, потираясь о простыни.
 Через несколько минут Глаур ненавидел весь Империум разом. Ну, кроме одного имперца, который явно сквозь сон наслаждался тем, что отдельными частями тела попал в умелые руки. От него-то молчать никто не требовал. Рамиро даже не стонал, а курлыкал, этот звук мягким перышком проходился по нервам, и Глаур сейчас предпочел бы плеть, чем это. Наконец, мальчишка взмурлыкнул особенно сладко, вздрагивая в удовольствии. Глаур все-таки не выдержал, принялся целовать его, словно пытаясь погасить бушующий внутри себя пожар. Только через пару минут понял, что Рамиро трепыхается уже не от удовольствия. И не во сне. Поднял голову от его груди и наткнулся на совершенно черный, застывший в ужасе и безысходности взгляд.
 - Ящерка? Это я, Глаур.
 Мальчишка вздрогнул и снова дернулся, отталкивая его изо всех сил, остававшихся в его теле после отравы. Молча и оттого еще страшнее. Не понять было, в себе он, или перед его глазами стоят картины чего-то из прошлого? Глаур сел, снова позвал его:
- Рамиро. Очнись.
 Тот смотрел ему прямо в лицо, губы были сжаты в нитку, белые, как мука. И на них так ярко алела снова выступившая из ранки кровь. А судя по тому, как напряглись желваки на нижней челюсти, Рамиро был просто не в состоянии разжать стиснутые зубы, чтобы хотя бы закричать, сбрасывая с себя кошмар, спровоцированный Глауром. Варвар закатил ему легкую пощечину, приводя в чувство. Голова мальчишки мотнулась, он заморгал... и заплакал, горько, навзрыд, сворачиваясь тугим клубком, топорщащимся локтями и коленями. Глаур обнял его.
- Стало легче? Что с тобой случилось, ящерка?
 - Ничего... все хорошо, я справлюсь.
Голос был хриплый, тихий, но уже твердый. Мальчишка явно очнулся и пытался взять себя в руки. Интересно, сколько раз в своей жизни ему приходилось это делать?
 - Расскажи, - Глаур гладил его по спине.
 - Нет. Это не то, чем я могу поделиться. Где мы?
 - В борделе.
 - Что случилось? Я помню, что уехал от сенатора, мне очень хотелось спать...
 - Тебя опоили чем-то и отвезли к Маркосу Инфарно в спальню. Я успел вовремя, чтобы выкрасть.
 Рамиро передернулся.
- Он не оставит меня в покое. Проклятье...
 - Расскажи обо всем принцу, он сумеет уберечь тебя.
Рамиро сел на постели, прикрываясь одеялом, посмотрел на Глаура. В его глазах плескалась горькая безнадега.
- Ва-а-арвар, - протянул как-то даже ласково. - Ты ничего не понимаешь в политике, да? Смотри, вот к нему придет мальчишка не самого богатого и влиятельного рода, и обвинит одного из знатнейших граждан в том, что тот хочет сделать его своим любовником. Притом, что это обычное дело. Очень часто юноши из незнатных семей ищут себе покровителя среди знати. И расплачиваются за это своим телом. Как ты думаешь, что подумает принц?
 - Как все у вас сложно с этим. У нас конунг бы вызвал обоих на суд. И боги указали б виноватого...
 - Наши боги... они смотрят на жертвенник, и считают количество золота в подношениях. Даже Марис отвернулась от меня... Наверное, сочла, что я предал свою чистоту, отдав тебе свой первый поцелуй. Ну, что ты так смотришь? - Рамиро усмехнулся. - Ты был прав.
 - Но чем ты мог предать свою чистоту? - удивился Глаур.
 - Ты не поймешь, это... особенности нашей веры, наверное. И это все не важно.
 - Поедем со мной на острова? Там все намного проще.
 - Нет. Я хочу, чтобы ты уехал. Я не могу и не должен втягивать тебя в свои проблемы, - голос и взгляд юноши были тверды, как камни мостовых Нома.
- Я в них уже втянулся, - пожал плечами Глаур. - И, как видишь, пользы от меня все-таки больше.
 - Глаур, уезжай. Если на моей совести будет еще и твоя смерть, мне проще будет удавиться на смоковнице над морем, чем жить дальше.
 - Я уеду только вместе с тобой.
 - Упрямый варвар!
 - Ты не представляешь, насколько, - сокрушенно согласился Глаур.
 - Уже представляю. А если я прикажу напоить тебя пи-и-ивом и погрузить на ваш торговый корабль?
 - Ящерка, столько пива ты не наберешь во всем Номе.
 - Тогда крепким вином. Боги, из чего создавали вас, эутрериев? Из камня и ослиного упрямства?
 - Что-то в этом духе, - варвар потянулся. - Из камня и верности.
 - И верность чему ты доказываешь, отказываясь от здравого смысла и суясь голой рукой в гадючью нору? - фыркнул совсем уже пришедший в себя Рамиро.
 - Не чему, а кому. Тебе, ящерка.
 - Я начинаю убеждаться, что ты сошел с ума. Почему мне? Что особенного во мне?
 - Я не знаю, как у вас в Империуме это называют, у нас это зовется таким чуждым вам словом как «любовь».
  Рамиро отвернулся, перебрал пальцами бахрому покрывала.
- Отчего ж чуждым? Любовь - она и в карацинских пустынях любовь. Но ты знаешь меня три дня, и утверждаешь, что влюблен?
 - Иногда такое бывает. Как удар молнии.
  Юноша опустил голову, сплел пальцы, как всегда, когда колебался, принимая решения. Он анализировал свои чувства к варвару, пытаясь понять, когда перестал бояться его. Глаур молча гладил его по спине.
- Ты поможешь мне? - Рамиро принял решение, вскинул голову, улыбаясь чуть побледневшими губами.
 - Разумеется. Я же сказал.
 - Нет, не в этом, - юноша протянул руку и дотронулся до заросшей темной щетиной щеки варвара.
- А в чем? - Глаур не шевелился, не желая спугнуть его.
 - Научи меня любить. Так, как это правильно, по-твоему.
Варвар улыбнулся:
- Я постараюсь. Не уверен, что из меня хороший учитель... Но я буду стараться, ящерка.
 - Не надо стараться быть хорошим. Просто будь собой. Поцелуй меня.
Прозвучало это приказом, которого невозможно ослушаться. Глаур сразу же потянулся его целовать. С утра опыта у Рамиро не прибавилось. Он смешно тыкался носом, медленно и неуверенно раскрывал губы, позволяя языку варвара ласкать и вылизывать слегка саднящую нижнюю. Глаур восторгался, целуя его.
- Ящерка. Такое чудо.
 Рамиро краснел, его сердце частило, дыхание срывалось. Он вцепился в плечи варвару тонкими пальцами и впивался ему в кожу даже через тунику острыми ноготками.
- Не бойся, малыш, дыши ровно.
 - Я не... м-м-м... - Рамиро и в самом деле был чувственным, словно созданным для любви и ласки. И под руками варвара выгибался, постанывал в его жадный рот. И такой - слегка еще зажатый, но старающийся отпустить себя, он был еще прекраснее. Глаур оглаживал его ладонями, прижимал к себе. Но едва его ладони легли ниже тонкой талии Рамиро, тот замер, словно пойманный птенец в руках птицелова.
 - Я просто положил руки, ничего больше, - шепнул ему Глаур.
 Мальчишка прерывисто вздохнул.
- Прости... это... я... - как объяснить то, что дальше продолжать он не в силах, он не знал.
 Глаур убрал руки, переместив их на спину Рамиро.
 - Расскажи мне. Тебе станет легче, вот увидишь.
Рамиро уткнулся лбом в его плечо, снова сжав пальцы до боли.
- Не станет. А ты, возможно, отвернешься от меня.
 - Не отвернусь. Расскажи.
  Наверное, мальчишка просто устал носить все это в себе, да и последние дни добавили боли и страха. Нарыв в душе грозил лопнуть и отравить его кровь, если не вскрыть его, позволив выпустить все, что гнетет, наружу. Когда он заговорил, у Глаура зашевелились волосы на загривке.
- Мне было семь зим, когда отец вернулся из дальнего похода в карацинские земли. Я почти не помнил его, когда он ушел, мне едва сравнялось четыре. Но я так радовался. А отец... он вернулся оттуда таким... странным. Когда матушки не было рядом, он брал меня на руки и тискал, как щенка. И все время бормотал что-то про согласие. Сейчас я понимаю, что он имел ввиду возраст согласия. У нас это одиннадцать лет...
 - И что случилось, когда исполнилось одиннадцать?
 - Матушка уехала к тетке на виллу, навестить. На две декады. Мы с отцом остались вдвоем. То есть, со слугами, конечно, но он отпустил Мимара и Софию, а Коллене позволил приходить только утром и уходить в полдень. Однажды вечером он пришел в мою комнату, позвал с собой, сказав, что научит обращаться со взрослым клинком. Я последовал за ним, думая, что отец решил дать мне потренироваться свою шпагу. Только это была вовсе не шпага. Он сдернул с меня тунику, и снова принялся тискать. Он был, как безумный... - Рамиро снова замолчал, должно быть, переживая страшные воспоминания детства. Глаур поглаживал его по спине, согревая.
 - Я не помню всего. Только то, что мне в один момент стало очень больно. Я закричал, а он зажал мне рот ладонью. Я пытался вырваться, колотил руками по постели. Знаешь, он после похода всегда держал под подушкой нож... Я схватился за него, не видя, что попалось мне в руки. И ударил его. На меня полилось что-то алое и пахнущее железом и солью. И я сомлел. А когда очнулся - он уже не двигался...
 Глаур обнял его:
- А что твоя матушка?
 - Коллена, которая нашла меня утром в кладовке, отмыла от крови и успокоила, ничего никому не сказала. Все сочли, что в дом забрались воры и убили отца. Пару матушкиных драгоценностей пришлось выкинуть в море, чтоб все поверили, что нас ограбили.
 Варвар продолжил гладить его по спине. Рамиро молчал, прижавшись к нему. Туника варвара на груди стала влажной, прилипла к коже.
 - Я попробую стереть эти воспоминания.
 Юноша поднял на него взгляд, в котором страх мешался с надеждой, и тихо сказал:
- Я тебе доверяю.
 - Я ничего не сделаю из того, что могло бы причинить тебе боль.
- Ты другой, не такой, как все.
 - Рад это слышать.
 - И я боюсь... боюсь, что ты вмешаешься в эту грязь слишком глубоко... Даже таких сильных, как ты, легко подловить на чем-то, ты ведь уже попался однажды. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. В порту стоят два корабля с Эутар. Ты должен уехать.
 - Нет, ящерка, я никуда не уеду.
 - Упрямый варвар, - вздохнул Рамиро. Его снова поцеловали, нежно и продолжительно. Юноша отпустил, наконец, плечи Глаура, обхватил его тонкими теплыми ладошками за щеки.
- Колючий. Как еж. У тебя твердые губы. И сам ты твердый, как из камня вырезанный.
 - Ты не представляешь, каким твердым я становлюсь временами при виде тебя.
 Рамиро фыркнул.
- Почему же не представляю? Я чувствую. Ты мне в бедро... упираешься.
- О, извини,  я нечаянно, правда-правда.
 - Не верю. Слишком уж у тебя... глаза блестят, - Рамиро усмехнулся, невесело и немного опасливо. - Разденься.
 Глаур повиновался.
- Ну, ты прекрасен. И соблазнителен. А я всего лишь бедный неотесанный варвар, мы падки на красоту.
 - И потому то, что творят ваши камнерезчики и ювелиры, такие же неотесанные варвары, в Империуме ценится выше, чем свое, - покивал Рамиро, снова алея, как маков цвет, пытаясь отвести взгляд от его тела и проигрывая эту битву с самим собой. - Постой спокойно, хорошо? Только не трогай меня.
 - Хорошо, - Глаур убрал руки за спину.
 - И глаза закрой.
 Варвар послушно зажмурился. Только тогда юноша отбросил одеяло и встал, приближаясь к нему. Глаур слышал шорох его босых ног по вытертому ковру, его дыхание, то замирающее, когда Рамиро пытался с ним совладать, то быстрое и неглубокое, когда тот забывал о нем. Чувствовал, как медленно мальчишка приближается, обходя его. И не шевелился, не желая его напугать. Пускай привыкает. Его спины коснулась ладонь, пальцы провели по шраму.
- Ты воин, это сразу видно.
 - Да, мне пришлось сражаться.
 - Тебя ударили в спину. Это было предательство? - Рамиро отвел руку, но ее словно магнитом снова притянуло к загорелой коже, и больше он не убирал пальцы, исследуя ими линии мышц, переводя ладонь от спины к плечу, по руке до локтя, а оттуда - на бок и ребра Глаура.
 - Он просто полоснул меня ножом и столкнул со скалы, вот и все.
 - Он - это кто? - Рамиро стоял так близко, что варвар чувствовал его дыхание легким ветерком по коже. Теперь уже обе ладони юноши лежали на его груди, чуть ниже сосков, и он словно решал, куда двинуться, вверх или вниз.
 - Ну, в Империуме это называется рабством, у нас - военной добычей. Я взял его с одного из кораблей. Он умудрился влюбиться в одну из девушек, доставшихся мне при разделе добычи. И пытался меня убить, думал, что они сумеют сбежать после моей смерти.
 - Сбежали? - мальчишка решил, и ладони сдвинулись чуть вверх, накрывая соски.
 - Нет, у меня слишком хорошая мускулатура, нож не прорезал ее достаточно глубоко, а упал я между скал. Выплыл, добрался до берега и перехватил эту парочку.
 Что варвар с ними сделал, Рамиро предпочел не знать. Глаур почувствовал, как он подошел на полшажка ближе. Его кожи коснулся спутанный шелк кудрей, а потом - словно ударом молнии - чуть шершавые губы, там, куда Рамиро доставал, между замерших ладоней, в середине груди. Варвар прерывисто вздохнул. Что ж, маленькая ящерка приручалась. Это радовало. Хотя глаза открыть он все равно не рисковал.
- Думаю, вы с Валерианом подружитесь.
  Ладони соскользнули вниз, касаясь так, словно Рамиро оглаживал своего любимца Лиро, успокаивающе и ласково. Вот только Глаура эти поглаживания не успокаивали вовсе. Насколько хватит еще его терпения, он не мог бы сказать при всем желании. Кровь глухо колотилась в висках.
 - Ящерка... - он надеялся, что этого хватит для предупреждения.
 Рамиро молчал, замер неподвижно, и варвар никак не мог угадать, что он сделает в следующее мгновение: отпрянет или нет? Не отпрянул. И рук не убрал, то ли не уразумев предупреждения, то ли решившись идти до конца. Тонкие пальцы соскользнули еще ниже, обвели впадинку пупка. И тронули узкую стрелку темной поросли, уходящую от нее вниз.
 Глаур прерывисто выдохнул.
- О боги, ящерка... Я же не каменный во всех смыслах этого слова.
 - Пожалуйста, - шепот Рамиро был еле слышен, - потерпи еще немножко.
 - Хорошо... Постараюсь.
 Маленький мучитель перебирал пальцами, вцепившись в бедро Глаура второй рукой, и тот бы не удивился, если бы там остались кровавые лунки от его ногтей. Это позволяло удержаться. Но недолго. Рамиро издал что-то похожее на всхлип, обхватывая его вздыбившуюся, едва не касаясь живота, плоть. Глаур негромко зарычал, все еще пытаясь хранить самообладание.
 - Боги... он же огромный... - потрясенно выдохнул мальчишка. И провел по всей длине, мазнул основанием ладони по головке.
 - Р-р-рад, что тебе нр-р-равится...
 Пальцы двинулись назад, сдвигая кожу. И это было последней каплей. Чаша самообладания Глаура не просто переполнилась - разлетелась мелкими осколками. Он сгреб имперца за плечи, целуя, сам себе напоминая в этот момент тяжелые волны, набегающие на узкую кромку песчаного берега и смывающие с него все следы.
 Рамиро просто потерялся под этим напором, покорно приоткрыл рот, обмирая от страха и восторга, неожиданно вспыхнувшего внутри. Глаур был мощью, которой не было сил сопротивляться, и даже желания, даже мысли о сопротивлении не возникло. Можно было только сдаться на милость варвара, как сдаются на милость стихии потерпевшие кораблекрушение. Он был нежен, удивительно сочетая ласку с напористостью. И явно не желал напугать свою ящерку, целовал, не двигаясь с места, больше поддерживая, чем удерживая.
 - Только... не делай... больно... - умудрился прошептать Рамиро, когда губы варвара давали ему краткую передышку. И прильнул, всем горячим тонким телом, сметая последнее расстояние и то, что Глаура еще удерживало на месте.
 Варвар согласен был скорее еще раз прыгнуть со скал вниз головой, чем причинить боль своей ящерке. И пытался приучить к тому, что чужие ласки могут дарить удовольствие. Рамиро тихо постанывал, льнул, гнулся в его руках, вздергивался и снова откидывался на подушки, неведомо когда оказавшись распластанным по постели. Кусал губу, чтобы не было слышно за стенами, снова раскровянив ее. И все равно вскрикивал, обозначая для варвара те места, что были в его теле очагами особенного удовольствия. Глаур не мог поверить, что все это наяву, что сон практически сбылся. И его имперская ящерка стонет и извивается от страсти под ласками варвара.
 Оставалось только придумать, как не разорвать его, не причинить боли, взяв окончательно и бесповоротно, делая своим. Было просто счастьем, что они были в лупанаре, тем более, в том, где Глаур уже побывал. Только бы вспомнить, где все нужное, дотянуться так, чтобы не выпустить свое чудо из рук. Это даже получилось с третьей попытки.
- Ты ведь не будешь бояться, ящерка?
 Рамиро смотрел на него мутными, пьяными глазами, с трудом понимая, что варвар от него хочет. Помотал головой, снова ловя его волосы в кулаки и притягивая к себе. Глаур был аккуратен. Все происходящее ему напоминало попытку провести драккар по Чаячьим Отмелям. Мальчишка уже открыто стонал, не пытаясь утишить голос, выгибал шею, беспомощно и доверчиво, комкал в кулаках простыни, словно пытался удержаться на краю. И не смог - взвыл прерывисто и тонко, забился под варваром, выплескиваясь. Глаур последовал за ним почти мгновенно, сил уже не было сдерживаться. Он растянулся рядом с Рамиро, привлек его к себе на грудь.
- Все хорошо, ящерка?
 Тот не ответил, даже не шевельнулся, спал, уморенный всем произошедшим за этот день, такой долгий и бурный. Глаур обтер его куском влажной ткани, снова укутал в покрывало. И задремал рядом. Занавесь на двери слегка отодвинулась, за ней мелькнул лекарь, оглядел взрытую постель и спящих, хмыкнул и удалился.

 - Эй, - разбудил Рамиро тихий шепот. - Эй, имперец... Да проснись же ты.
 Он застонал, перекатил вусмерть всклокоченную голову по подушке. Тело ныло, словно он долго плавал в бурном море. Или с кем-то хорошо подрался.
- Глаур? Что такое?
 - Да тихо ты, он спит. Ну же, проснись...
Голос звучал от окна. Рамиро наплевал на жалобы тела и соскользнул с постели, пригибаясь и сжимая кулаки. Рассмотреть неожиданного гостя мешал свет полной луны, оставлявший от него только силуэт, словно вырезанный из черной ткани.
 - Ну наконец-то ты проснулся. Я понимаю, почему Глаур дрыхнет как бревно...
Гость оказался светлокожим сероглазым пареньком лет двадцати на вид, улыбчивым и вертлявым.
 - Ты кто? - Рамиро выпрямился, сдавленно ругнулся, когда поясницу прострелило болью, но прикрыться и не подумал.
 - Меня зовут Валериан. Решил познакомиться с тобой... Ну, посмотреть, кто ты вообще такой.
  Рамиро окинул его взглядом, усмехнулся:
- Это ты, что ли, военная добыча? Постой, а что ты тут делаешь?
 - Говорю же, решил посмотреть на тебя раньше, чем вокруг тебя сомкнется вся твоя охрана. Я, конечно, могу тебя украсть у них из-под носа, но думаю... ай, Глаур просыпается.
 - Стой! - Рамиро дернулся к окну, но парня и след простыл. - Какая охрана? Куда украсть? Ничего не понимаю...
 - Ящерка, с кем ты разговариваешь?
 - С твоим Валерианом, - дернул плечом Рамиро. - Только я ничего из его слов не понял.
 - Он, что, уже здесь? - Глаур сел. - Как ты себя чувствуешь?
 - Как будто по мне потопталось стадо слонов. Или один варвар, - Рамиро фыркнул. - Так, а теперь объясни мне все.
 - Я по тебе не топтался, ящерка. Объяснить что? Я попросил помощи у отца. Видимо, он счел, что одного Валериана хватит... Или этот пройдоха снова решил первым увидеть все.
 - Скорее второе. Он что-то бормотал про охрану. Мне непонятно другое, - Рамиро подошел к постели и снова плюхнулся под бок варвару, зарываясь в одеяла, - даже если ты попросил помощи два дня назад, успеть с островов она не могла. Значит, те корабли, что я видел в порту, это корабли твоего отца. А на мачтах у них - золотые вымпелы. Ты - сын конунга?
 - Младший. Позор семьи и рода, - Глаур смеялся. - Не по-настоящему, конечно.
 - Я понимаю, почему, - мальчишка ткнул ему в ребра пальцем. - Головотяпство это всегда позор. Два сандалия пара. Но я чувствую себя б;льшим дураком.
 - Отчего? - удивился Глаур.
 - Потому что не мог даже предположить, что твой род сравним по высоте положения с кем-то вроде нашего принца. Конунгу следовало воспитывать тебя розгами в детстве, чтобы вбить немного ума, - глаза у мальчишки искрились смехом.
 - О, ума у меня точно нет, - Глаур легкомысленно фыркнул, - иначе я не отправил бы Валериана тогда пинками к его невесте, а переломал бы обоим шеи.
 Рамиро прижался грудью к его бедру.
- Это хорошо, что не переломал. Все поправимо, кроме смерти.
 Глаур потрепал его по волосам:
- Так как твое самочувствие, ящерка?
 - О, на высоте. Я чувствую даже то в себе, чего, по идее, никогда раньше не чувствовал. Каждый мускул. И о некоторых я даже не подозревал до сего дня.
  Глаур подтащил его поближе, уложив на себя.
- Теперь ты веришь, что я смогу все уладить?
 - Верю, - Рамиро вздохнул, зарылся лицом в его шею, тронул ее губами.
 - И ты согласишься отправиться со мной на острова?
  Рамиро молчал довольно долго. Потом снова вздохнул:
- Я не могу оставить матушку. Она болеет, и кто будет ухаживать за ней, если она снова сляжет?
 - На островах прекрасный климат, а наши травники смогут вернуть ей здоровье. К тому же, она может познакомиться  с кем-нибудь из наших соседей... Они будут очарованы суровостью твоей матушки.
 - Хорошо. Когда она вернется - предложишь ей этот заманчивый вариант сам, - фыркнул ему в шею юноша. Потом прикусил крепкими острыми зубами кожу под ухом, сам опешив от своей наглости. Глаур довольно заворчал, как большой медведь. Рамиро ерзал на нем, изучая его тело снова, только сегодня - на вкус, а не на ощупь. И кусался, как дикий лисенок, ему неожиданно понравилось оставлять метки на загорелой коже варвара. Глаур смеялся, не препятствуя. Смех оборвался, когда мальчишка съехал ему на живот, наткнувшись крепкими ягодицами на восставшее в полную боевую готовность естество.
 - Ох, ящерка...
 - О, вот это я хочу рассмотреть подробнее, - Рамиро завозился и уселся ему на колени, низко склонив голову к паху, закрывая спутанными волосами обзор.
 Рассматривать предстояло довольно много - боги не поскупились, одаривая Глаура. Как он вообще поместился ночью в Рамиро, было загадочным делом. Юноша и сам задавался этим вопросом, ощупывая его и прослеживая пальцами венки и складочки кожи. Но как-то поместился, и даже не разорвал, как можно было подумать. Рамиро не помнил боли, только охватившую его эйфорию, и странное, но от этого не менее приятное чувство целостности и наполненности.
- Красивый. Такой... соразмерный тебе, - пробормотал он, рассматривая выступившую на устьице каплю смазки. Наклонился и слизнул ее. Глаур издал протяжный ворчащий звук.
 - Это приятно? - спросил Рамиро, и, вместо того, чтобы дождаться ответа, снова лизнул, поцеловал, скользнув губами по влажной плоти, попробовал обхватить ее.
 - Очень, ящерка. Ты не представляешь даже, насколько.
 - Не представляю, - сознался имперец. И опять взялся облизывать, нежить прикосновениями мягких губ, язычка, пальцев. Вчера он добрался только до самого члена, зато сейчас ощупал все прилежащее. Глаур только гортанно постанывал, позволяя Рамиро творить все, что тому заблагорассудится. Мальчишке нравились эти звуки. Он увлекся процессом их извлечения, даже забыв, что опасался за сохранность собственного зада, которому вчера и так досталось приключений, и было неясно, выдержит ли он их еще. Итог его усилий был вполне закономерен. Рамиро, несколько не ожидавший этого, подавился, закашлялся, и только потом рассмеялся, облизывая губы и стирая брызги с лица.
- У тебя вкус меда. Дикого.
 - А  у тебя - моря. Прохладного и чистого.
 - Ох, море... - Рамиро опустил голову. - Марис проклянет меня, ее ладони не будут держать меня в волнах.
 - Почему, ящерка?
 - Ты спрашивал, что значит - предать чистоту. Я тебе расскажу. Когда Коллена пришла в дом, чтобы приготовить завтрак, и нашла меня, я был безумен. Выл, как зверь, бился головой о стены. Она отнесла меня к морю. И молила Марис, богиню Бездны, смыть с меня кровь отца и скверну безумия. Я потерял сознание, а очнулся в воде, далеко от берега. До того момента я плохо плавал, у меня быстро сводило икры. После - ты видел. Марис не требует особого поклонения, лишь чистоты. Помыслов, тела, души.
 - Почему ты думаешь, что она отвернулась от тебя? - удивился Глаур.
 - Потому что я первым отвернулся от нее, - Рамиро лег с ним рядом, прижался. - Если передо мной будет стоять выбор, море или ты, я выберу тебя. Раньше я, даже не задумываясь, выбрал бы море.
 - Я думаю, что она поймет, ящерка, - Глаур обнял его. - Ну что, ты готов познакомиться с моей семьей?
 - Надеюсь, среди них есть разумные люди? - ядовито и насмешливо осведомился юноша. - А еще надеюсь, что, прежде, чем знакомиться, ты позволишь мне принять ванну и хотя бы в простыню замотаться, раз уж я не вижу здесь моей одежды.
 - На тебе ее и не было там, откуда я тебя притащил. Но простыня... Без нее ты гораздо лучше.
 - Варвар, одно слово!
 - Твоя красота совершенна, зачем прятать ее под обертками?
- И что же, оденешь меня в ремни там, на островах? - фыркнул юноша, краснея от бесстыдства представленной картинки.
- Думаю, что совсем без ничего ты будешь смотреться куда лучше.
 - Ты смеешься надо мной? Или специально дразнишь? - Рамиро прижал ладони к горящим щекам.
 - А ты так мило смущаешься, - Глаур принялся целовать его.

 Утро застало их все еще в постели, за неспешными уже ласками. Глаур решил показать имперцу, как именно хорошо ему было, когда тот ласкал его губами. Правда, ласки самого варвара робкими назвать бы уж точно никто не смог. А выдержки Рамиро хватило на еще меньшее время, чем у его любовника. Когда же он отдышался, в косяк кто-то постучал, судя по звуку - рукоятью ножа.
- Эй, там, ненасытные, войти можно?
 - Кого там боги принесли? - Глаур укутал Рамиро простыней.
 - А у тебя заложило уши? - занавесь откинулась, сметенная в сторону могучей рукой, и в проеме возникла более старшая и еще более мощная копия Глаура.
 - Талис, - Глаур поднялся.
Дальше примерно минуты три варвары пытались переломить друг другу хребет. Рамиро пялился на них с испугом и любопытством, сверкая глазами из-под простыни.
 - Эта туша - мой брат Талис. А эта ящерка - Рамиро, - Глаур умудрился смутиться и покраснеть. - Мой возлюбленный. Талис, веди себя прилично, как сын конунга,  а не какой-нибудь... варвар с островов.
 Рамиро соскользнул с постели, умудрившись все же завернуться в простыню. Выпрямился, мгновенно приобретая вид благородного сеорра, даже несмотря на воронье гнездо на голове и следы страсти по всему телу, не прикрытому тканью.
- Рамиро Фонларо, сеорр Талис, к вашим услугам, - он поклонился.
 - Талис Хирвегсон, - варвар тоже умудрился поклониться по имперским обычаям.
Глаур одевался, не сводя глаз с брата, сторожа каждое его движение. Талис отодвинулся к двери:
- Что случилось? Отец отрядил твоего воришку на поиски, но этот мерзавец вернулся, хихикая, и мешал мне спать все утро, лягаясь и неуемно гогоча.
 - Случилось, - проворчал Глаур. - Я расскажу, когда мы будем на борту драккара. Ненавижу повторять дважды одно и то же. Кто еще с тобой?
Рамиро переводил взгляд с одного на другого и помалкивал, предоставляя младшему брату говорить со старшим.
 - Здесь только я. И, наверное, твой паскудный воришка. А на борту тебя поджидают любящие материнские объятия.
- Лучше смерть, - Глаур содрогнулся.
 Имперец хрюкнул, согнулся, зажимая рот ладонью, но смех все равно прорвался, как он ни пытался его задавить.
 - Что такое, ящерка?
 - Я просто... ха-ха-ха... подумал... ох... что наши матери должны быть похожи... раз ты так боишься показаться своей матушке на глаза после всех своих «приключений», - выдавил Рамиро и снова расхохотался.
 - Н-ну, немного похожи, - признал Глаур, взваливая Рамиро на плечо.
 - Ай! Пусти! Неотесанный варвар! - юноша забарахтался, но тут же замер, почувствовав, как сползает простыня. - Ведешь себя так, будто я - твоя военная добыча!
  Глаур поправил на нем простыню и поволок дальше, бережно придерживая.
- Нет, парень, был бы ты его военной добычей, он бы себя вел совсем иначе, - хохотнул Талис. - Сплавил бы кому-то из нас.
 - Ни за что! - прорычал Глаур. - Обойдетесь. Талис, а объятия матушки сильно... любящие?
 - Ты напился и попал в рабство. Если она не удавит тебя своим вышиванием - это будет чудом.
 - Чудо - это как раз то, что мне нужно, - тяжко вздохнул младший. - Хотя... одно у меня уже есть, зачем мне еще?
- Ой... - придушенно пискнул Рамиро. - Мне тоже не помешает чудо, когда сеорра Фонларо вернется. Побудешь им?
 - Конечно. Когда она возвращается?
 - К августовским календам, скорее всего. Тетку Рослин долго не выдерживает даже она, а пропустить выезд принца она не захочет. Так что, через декаду, самое позднее.
 - Нам хватит времени, - Глаур кивнул.
Валериан выпрыгнул буквально из воздуха:
- А вот и вы.
 - Шалопай! - проворчал варвар. - Найди приличную одежду для ящерки. Живо!
 - Слушаюсь, хозяин, - пропел Валериан и стрелой унесся куда-то.
 - Глаур, - Рамиро снова обеспокоенно задергался, - а Лиро? Ты видел моего коня?
 - Я отвязал эту скотину. Если ему хватит мозгов, он удерет домой.
 - Тогда нужно послать кого-нибудь в поместье, иначе Мимар поднимет панику... уже поднял, наверное... И декады у нас нет. Ой, мама... матушка явится немедленно, как только до нее долетит почтовый голубь!
 - Я отправлю Валериана.
 - Он поймает голубя на лету голыми руками, ага...
Меж тем, район лупанаров остался позади, редкие в этот час прохожие изумленно оборачивались вослед колоритной троице, и Рамиро предпочел не задирать голову, прикрыв лицо волосами. Не хватало еще, чтоб его узнали.
 - Этот вполне может. Он вообще все делает идеально после одного случая.
 - Расскажешь? - тут же любопытно спросил Рамиро, обхватывая его руками под мышками, чтобы не раскачиваться, вися вниз головой.
 - Я уже рассказывал, - хохотнул Глаур.
 - А, ясно, - фыркнул юноша. Затих, слыша по неумолчному шуму и специфическому запаху рыбного базара, что они уже близко к порту.
- Готовься познакомиться с моей матушкой, - грустно фыркнул Глаур.
 - Позорище, -  печально вздохнул Рамиро. - Натуральное. Неприкрытое, я б даже сказал...
 
На борт драккара Глаур крался, как нашкодивший кот. И замер, едва занеся ногу через борт: перед ним, как богиня возмездия, возникла женщина, видь которую Рамиро, непременно бы восторженно пищал, сравнивая ее с канонными статуями Соль, теми, что стоят в святилище Капитолийского холма, с позолоченными волосами и холодно сияющими сапфирами в глазницах. Глаур поставил Рамиро на ноги и повернул его к женщине.
- Матушка, познакомься с моим возлюбленным.
При этом варвар пытался за ящерку спрятаться. Не вышло - юноша сделал шаг вперед, благоговейно склонился, едва не подметая палубу волосами.
- Я счастлив лицезреть земное воплощение Соль, достойнейшая из благороднейших. Рамиро Фонларо, к вашим услугам, сеорра.
 - Альда Торрия, - она величаво кивнула и взглянула на Глаура. Тот полыхал, темная краска стыда заливала его лицо. И не смел поднять глаз от палубных досок.
 - Этот негодяй вас выкрал?
 - Он спас мою честь и, вероятнее всего, жизнь, сеорра Альда. Не нужно ругать его за совершенное, - Рамиро отшагнул к варвару и положил ладонь ему на локоть, таким жестом, словно на судилище брал под свою защиту.
 - Хорошо. Ругать его все равно бесполезно. Глаур, почему твой возлюбленный в одной простыне?
 - Так получилось, мама.
- А я принес одежду, достойную этого ящереныша в павлиньих перьях, - просмеялся Валериан, шмыгнув на борт мимо замершего эутрерия. Сцапал Рамиро за руку и потянул куда-то в сторону раскинутого прямо на палубе шатра. - Идем, красавчик, прикроем твою пегую шкурку.
 Глаур даже возмутиться не успел.
 - По...почему - пегую? - взвился Рамиро, но неубедительно - посмотрел на свою грудь и руки и умолк. Его утащили в шатер, сунули охапку одежды в руки.
 - А воды здесь достать можно? - жалобно попросил он. - И гребень.
 - Сейчас все достанем, - заверил его Валериан.
 - Видела бы меня матушка - не пустила бы и на порог, - юноша сокрушенно покачал головой, но на губах мелькала легкая улыбка. Нет, он не поменял бы ни секунды из случившегося, будь у него возможность изменить прошлую ночь.

- Ну, рассказывай, сын, - Альда Торрия смотрела на младшего и любимого, несмотря на его сумасбродства, сына.
 Глаур вздохнул и принялся излагать историю своей жизни за прошлый год, начиная с момента, как он попробовал местного вина и умалчивая подробности прошлой ночи. К концу его речи вокруг них собралась почти вся семья: отец, еще два брата, Талис и младшая сестра Глаура, обещавшая вырасти такой же валькирией, как и ее мать.
- Да-а-а, сынок, ты умеешь находить приключения на свой уд даже там, где их не может быть в принципе.
 - Зато я ящерку нашел, - дальше Глаур расплылся в блаженной улыбке и из мира выпал.
 - Удивительно, я никогда не думала, что наш братец умудрится в кого-то влюбиться настолько, что на его лице появится это выражение двинутого тяжелым бревном по голове идиота, - ядовито фыркнула Альруна, рассматривая брата. И тут же схлопотала подзатыльник от Глаура. Бил влюбленный варвар метко.
 - Уй, злюка! - она отскочила от него, показала язык, спрятавшись за спину Талиса.
 - Значит, придется спасать твоего возлюбленного, - изрек конунг.
 - Проще всего было бы пойти к его принцу и все ему рассказать, - предложил старший из братьев, похожий не на отца, а на мать - златогривый и синеглазый Ванир.
 - Я об этом думал, но пойдешь ты, ты у нас самый смазливый, то есть внушающий безотчетное доверие.
 Ванир закатил глаза и фыркнул. Хотя втайне и гордился тем, что отец дал ему подобное поручение.
 - Будешь звездой гарема принца... Самой крупной, - Глаур ржал.
 - Он женат, так что гарема, увы, не будет, - прозвучал за спинами ровный голос Рамиро. Варвары расступились, и юноша шагнул вперед, гордо подняв голову. Валериан достал ему не самую богатую одежду, но даже в ней Рамиро выглядел так, как должен выглядеть отпрыск благородной фамилии. Гладко вычесанные кудри водопадом струились по плечам, спина была выпрямлена, а плечи развернуты. - Я пойду тоже. Хотя мое слово против слова Инфарно... Но я должен там быть.
 - Отлично. Глаур, прими ванну и оденься, как подобает сыну конунга.
 Рамиро с любопытством ждал, когда Глаур выберется из шатра, чтобы увидеть, как же подобает одеваться сыну конунга. Попутно отвечал на вопросы его семьи о своей, обходя острые углы и каверзные моменты. Глаур выбрался. Одетый в четыре ремня и белоснежную шкуру на плечах. Ну, еще в какое-то подобие меховой набедренной повязки. И меховые же сапоги. Рамиро замер с открытым ртом и густо покраснел, правда, больше в его глазах было восторга, чем смущения.
 - Что, мех снять? - забеспокоился Глаур.
 - Ни в коем случае, - замотал головой имперец. - Пусть обзавидуются насмерть.
Ванир вырядился соответствующим же образом, только мех выбрал искристо-черный. Рамиро глядел на них во все глаза, норовил прижаться к Глауру, провести ладонью по белоснежному великолепию. Для имперца меха были чем-то запредельным. У сеорры Фонларо был плащ, отороченный тоненькими полосками гораздо менее богатого меха, и он считался парадной одеждой, доставался из сундука только по большим праздникам.
 - Нравится?  Я сам добыл эту зверюгу, - похвастался Глаур. - Но для тебя я добуду еще более меховую и красивую.
 - А кто это был? - тихонько спросил покрасневший от смущения Рамиро. - Такой белый, как лепестки яблонь. И теплый, ах, чудно!
 - Это был островной медведь. Валериан...
Валериан, видимо, научился читать мысли Глаура, потому как исчез и вернулся вскоре с еще одним плащом, очень тонким, буквально шелковым, искрящимся, переливающимся. Шубки зверей были короткими, но очень богатыми.
- Нравится?
 - Прелесть, - кивнул юноша, погладив мех. - Красота такая.
Нет, он не завидовал. Просто подумал, что, будь у матушки такой плащ, она бы не простудилась на стылом зимнем ветру, когда над Номом пронеслись неожиданно суровые северные ветры, с дождем и градом. Глаур накинул мех ему на плечи, задумался.
- Красиво.
 Рамиро стоял, словно остолбенел, боялся пошевелиться. Плечам мгновенно стало тепло. Не теплее, чем под поцелуями Глаура, но почти так же.
 - Я, конечно, грею лучше, - шепнул ему на ухо эутрерий. - Но он тоже неплохо будет спасать тебя от холода.
 Глаза Рамиро, и без того большие и удивленные, стали просто огромными, в них заплескалось целое море чувств.
- Это... подарок, достойный императора. Глаур, я... для меня это... бесценно.
 Глаур поцеловал его, загородив ото всех спиной.
- Ну, глупости. Это просто самый легкий из всех плащей. Я подарю тебе такой, что все окрестные животные облысеют от зависти.
 Рамиро молча прижался к его груди, обнимая за пояс. Эутрерии смотрели, перешептываясь, братья перемигивались: никогда им еще не доводилось видеть младшего таким решительно-счастливым. И такого ревнивого огня в его глазах. Стоило кому-то подойти ближе, чем на шаг, к его сокровищу, как Глаур едва на дыбы не вставал, а взгляд обещал страшные  кары святотатцу.
 - Любовь - чувство прекрасное. Но у нас были планы, - намекнул Ванир.
 - Да-да, простите, - Рамиро смутился почти до слез. - Если мы выйдем сейчас, то как раз доберемся до Капитолия к сроку, когда принц принимает посетителей.
- Тогда идем, - решил Глаур.
 Кроме них ко дворцу пошел эскорт из четырех эутрериев-воинов, одетых много проще, в кожаные юбочки и ременные перевязи. У всех шестерых варваров были с собой небольшие, на взгляд эутрериев, и просто огромные, как считал Рамиро, боевые топорики, украшенные чеканкой и резной полированной костью.
 - Это символически, - заявил Глаур. - Совсем-совсем символически.
 - Ого, - Рамиро округлил глаза. - А что же тогда - всерьез?
- Всерьез... Ну, там лезвие такое, - Глаур показал размер.
 Юноша поежился.
- Да-а-а, это не шпага. Но, как говорили древние, каждому свое. Ты вряд ли справишься с моей «зубочисткой».
 - Даже пытаться не буду, - кивнул Глаур. - Ого. А вот так близко дворец я еще не видел.
 - Капитолий, гордость Нома, - Рамиро расправил плечи, поправил подаренный плащ, вздернул голову и нацепил на лицо привычную маску спокойствия и уверенности в себе.
- Благородные сеорры к Протекторию! Проводите!
Легионер у начала лестницы вскинул руку в салюте и пошел впереди них, звонко бряцая подкованными медью калигами. Ванир и Глаур шагали по обоим бокам от Рамиро, успевая шарить глазами вокруг и восторгаться красотой имперской постройки. Юноша на секунду запнулся, когда навстречу им попался сеорр Инфарно, но сумел удержать лицо. Отвесил короткий поклон. Маркос оцепенел, открыл рот, чтобы что-то сказать, но совладал с собой и кивнул. Единственное, что могло бы выдать чувства Рамиро при виде своего несостоявшегося насильника, были сжатые до побелевших костяшек кулаки, но их он прятал под плащом. Через пару десятков шагов из-за поворота колоннадной галереи вынырнул куда-то спешащий сенатор Ломено.
 - Может, сразу их притащить? - шепнул Глаур. - А то сбегут, подлецы.
 - Не сбегут. Сегодня начинается Ассамблея, так что, если сенатор и Преторий на ней будут отсутствовать, это лишит их права голоса. Меня они не воспринимают, как угрозу, - Рамиро говорил тихо и ровно, - наше семейство потеряло право голоса в Ассамблее со смертью отца, а я получил бы его не ранее двадцати одного года, по достижению совершеннолетия. Пока что я для них не более, чем щенок, не смеющий тявкать.
 - У нас есть собаки, снежные горы... Так их щенки перекусывают пополам лезвие меча.
 - Обязательно возьму их в пример, - Рамиро улыбнулся, и его глаза оттаяли, а кулаки разжались.
 - Возьми. Когда увидишь - будешь очарован.
 - Ваши острова - это Земли Блаженных? Знаешь эту легенду?
 - Нет, не слышал, поведай.
 - Говорят, что за океаном есть чудесные земли, - голос Рамиро зазвучал нараспев, - в которых яблони родят плоды размером с дыню, а вишни - с кулак взрослого мужчины. Кошки там - как барсы, а барсы - как слоны. И люди там - высоки и могучи, как кряжистые дубы, а их женщины прекрасны, как рассвет. После смерти праведные души рождаются для радости там.
 - Похоже на наши земли, - решил Глаур. - А что такое слоны?
 - О, это гиганты среди земных животных, - юноша улыбнулся. - Такие серые, безволосые махины, с огромными ушами, длинным носом-хоботом и ногами, как колонны. У Империума есть три тысячи слонов. Они добродушные, но в бою страшны. Слон может растоптать человека, и даже всадника.
 - Какая махина... И звучит так уродливо.
 - Ну, они не красавцы, это правда. Но забавные, особенно маленькие слонята. Ну, вот, теперь нужно подождать. Протекторию доложат о нашем приходе. Это титул принца. Зовут его Сезарио Гелларо. Обращаться лучше «сеорр Протекторий».
 - Сеорр Протекторий, - повторил Ванир. - Я запомню.
 - Со старо-имперского «протекторий» переводится как «защитник», - пояснил Рамиро.
 Ванир кивнул и принялся терпеливо ждать принца Империума. Глаур в это время таращился в окно, как дисциплинированный телохранитель. В приемной зале, кроме них, было еще несколько благородных просителей. Один из них, сеорр Кампано, направился к Рамиро, и тот напрягся, увидев на его лице приторно-печальное выражение, приготовившись защищаться от очередного предложения покровительства. Но то, что он услышал, выбило у него из-под ног твердь, как удар тарана:
- Ах, сеорр Фонларо, мне так жаль. Примите мои искренние соболезнования. Ваша матушка была замечательной женщиной!
- Что? - помертвевшими губами переспросил Рамиро.
- Как, вы, разве, не знаете? Разбойники, Лоумпианская дорога...
 - Что? - переспросил и Глаур.
 - На эскорт сеорры Фонларо напали разбойники, странно, я думал, вы пришли требовать справедливости от Протектора именно по этому поводу, - пожал плечами сеорр Кампано.
Рамиро пошатнулся, ухватился за руку Глаура, чтобы не упасть, пытаясь протолкнуть в сжавшееся горло глоток воздуха.
- Я не был дома... мама...
 Варвар обнял его за плечи, поддерживая:
- Тише. Разберемся.
 Мир потерял краски для Рамиро, в ушах шумом моря отдавались слова Кампано. Он  пытался взять себя в руки, на грани сознания понимая, что сейчас ему нельзя впадать в отчаяние и чувствовать боль. Он должен держать лицо и сохранять спокойствие. Сжал кулаки, до крови раня ладони ногтями. Выпрямился.
- Благодарю, сеорр Кампано.
 Глар не убирал руки, поддерживая Рамиро. Когда их, наконец, пригласили войти, глаза юного Фонларо были сухи и лишь лихорадочно блестели. Он не верил в разбойников. На Лоумпианской дороге уже лет десять никто не слышал даже о разбойном люде, после того как Протекторий с личной тысячей гладиев прошелся частым огненным гребнем по окрестным лесам, и по краям дороги выстроились страшным частоколом кресты с казненными бродягами и грабителями. Ему вспоминались почему-то слова сенатора Ломено, предложившего послать кого-нибудь, чтобы за матушкой присмотрели.
 Принц кивнул им, выделил конкретно Рамиро:
- Я сочувствую вашему горю.
 - Благодарю, сеорр Протекторий. Я пришел требовать расследования этого вопиющего случая. А так же сообщить вам о готовящемся покушении на вас, - четко выговорил Рамиро, глядя в глаза принцу.
 - А подробнее, - принц удивился. - Откуда вам это известно?
 - Сеорр Инфарно склонял меня принять участие в этом преступлении. Должно было произойти нападение на вас во время ежегодного объезда провинций.
 Протекторий постукивал пальцами по столешнице:
- Инфарно... Кто еще в этом замешан?
 - Я не знаю, сеорр Протекторий. Возможно - сенатор Ломено. Но это лишь мои догадки.
 Принц вполголоса отдал какие-то приказы одному из легионеров. Тот отсалютовал и покинул зал.
- Что ж... Поскольку вы все-таки добровольно сознались, ваша участь будет смягчена.
 Рамиро, бледный, как полотно его туники, склонил голову:
- Семья Фонларо хранит верность вам, сеорр Протекторий.
 - Я уверен в этом. Что ж, я обдумаю вашу судьбу.
 - Я могу вернуться домой, сеорр?
 - Конечно, юноша. Вы свободны.
 Рамиро еще раз поклонился, развернулся и пошел к выходу. Ванир остался разговаривать с принцем. Сопровождавшие их эутрерии разделились, двое остались с Ваниром, двое следовали безмолвными тенями за имперцем и младшим из Хирвегсонов. Юноша еще держался, когда вынужден был отвечать на соболезнования попадавшихся на пути нобилей. Держался, пока спускался по длинной лестнице Капитолия, шел к подножию Капитолийского холма через колоннаду. У самого выхода из нее силы оставили его, Рамиро прислонился к колонне и едва не сполз на мраморные плиты. Глаур взял его на руки, прижал к груди.
Слез у Рамиро не было. Просто поселилась в груди ледяная игла, колола сердце, заставляя задыхаться от боли. Он осознал, что остался один, почти сразу. И то, что его больше ничто не держит в Империуме, если Глаур снова позовет с собой - он без колебаний шагнет на борт его драккара.
  Глаур гладил его по волосам, обнимая, кутая в мех плотнее.
 - Это я виноват, - глухо проговорил юноша.
 - Ты ни в чем не виноват.
 - Я даже не попросил прощения у матушки за то, что расстроил ее перед отъездом...
 - Я уверен, что она не сердилась долго, - Глаур продолжал гладить его по спине.
 - Идем, - Рамиро завозился у него на руках, - я в порядке. Отпусти меня на землю.
 Глаур поставил его наземь.
- Пойдем.
 Поместье Фонларо было погружено в траурную тишину. Слуги в белых покрывалах встретили их поклонами. Но Рамиро видел в глазах старого Мимара и Софии осуждение. Они не знали, где хозяин провел эту ночь, но по тому, в каком виде он вернулся, и в чьем сопровождении, сделали почти верные выводы. Единственная, кто смотрел на юношу с тревогой и заботой, была Коллена. Она с того самого дня, когда умер сеорр Фонларо, опекала Рамиро. И прекрасно понимала его чувства сейчас. А еще боялась, что вернется его безумие. Особенно, после того, как он отдал свою невинность этому ужасному варвару.
 - Как у вас предают тела посмертию? Закапывают или сжигают? - Глаур не выпускал Рамиро из рук.
 - Сжигают. Мимар...
- Я уже распорядился, чтоб привезли лучших кедровых досок и кипарисовых бревен. И масло... - старик откашлялся, - ...масло уже приготовил, и полотно. София и Коллена обмоют госпожу и оденут.
- Хорошо. Пусть возьмут лучшие одежды. И плащ. Матушкин любимый. А украшения я надену ей сам.
 Глаур молчал, только не отставал ни на шаг от Рамиро, как верный пес. Юноша поднялся в комнаты матушки, куда не входил уже очень давно - это было не принято. Постоял на пороге, потом медленно прошел в светлую просторную спальню, совмещенную с кабинетом. Большую часть дел семьи мать вела сама, только в последние два года стала передавать сыну бразды правления поместьем и землями. Фонларо владели виноградниками и плантациями олив, двумя небольшими винокурнями и несколькими стадами овец. Теперь это все придется продать. Ему оно больше не понадобится. Решение уехать из Империума укрепилось и созрело в душе Рамиро окончательно.
 Глаур безмолвствовал, как тень, позволяя Рамиро побыть наедине со своей печалью.
- Она любила вышивать шелком картины. Это все - ее работа. Красиво, правда? - Рамиро провел кончиками пальцев по краю золоченой рамки, в которой было натянуто полотно - вышитый пейзаж: море, скалы, кипарисы.
 - Очень, - искренне согласился варвар. - Картины чудесны.
 - А еще она очень редко называла меня по имени. Мне кажется, что она обо всем, что случилось пять лет назад, если и не знала, то догадывалась точно.
 - И она никак не выразила сочувствия?
 - Она любила отца.
 - Настолько, что позволила бы ему так поступить с сыном?
 - Я не знаю. Обычно, к тетке меня брали всегда. Но она оставила меня с ним. Я не хочу думать о ней плохо. Пусть прошлое останется в прошлом, - Рамиро подошел к туалетному столику и открыл шкатулку. Вынул серебряное ожерелье с прозрачными зеленоватыми аквамаринами, тяжелые серьги и несколько браслетов. И с самого дна шкатулки достал массивное золотое кольцо с черным плоским камнем, на котором был вырезан имперский герб - орел в лавровом венке. Кольцо было отцовское. Рамиро помнил, как его широкий обод разбил ему губы. Но ничего сейчас не ощутил. Выговорившись перед Глауром, он сумел отпустить прошлое.
 - А что потом? Ты поедешь со мной на острова?
 - Да. Нужно только продать землю и поместье. Я не хочу сюда возвращаться.
  Глаур внимательно взглянул на него:
- И ты никогда не пожалеешь об этом?
  Рамиро поднял голову, встречая его взгляд.
- Я доверяю тебе.
  Варвар кивнул:
- Я все сделаю для тебя.
 - Идем отсюда. Не могу, душно, - пожаловался Рамиро, а сам кутался в плащ, будто его бил озноб. Глаур вывел его в сад.
- Здесь лучше?
 - Да, намного.
На террасе перед поместьем похоронные служители сооружали погребальный костер. Рамиро слышал их голоса, стук бревен и досок. И прижимался к варвару, уткнувшись лицом в его грудь.
- Я не знаю, сколько времени понадобится, чтобы уладить все дела с имуществом. Ты останешься со мной?
 - Да, конечно. Хочешь... Хочешь, я отправлю Валериана... узнать про нападение?
 - Это может быть опасно.
 Глаур отрицательно качнул головой:
- Не для Валериана. Он будет аккуратен. И он отличный шпион и вор.
 - Он ведь не эутрерий, да? Откуда он?
 - Откуда-то из Империума, точнее не говорит. Да я и не выспрашивал.
 - Шпион и вор, - Рамиро хмыкнул. - Пусть будет осторожнее. Его ж дома жена ждет, я верно понял?
 - Верно. Жена у него - чудо. Она степнячка.
 - Глаур, а почему ты не женился? - Рамиро только сейчас пришло в голову, что его любовник намного старше. У  всех его братьев он заметил кованые золотые обручья, а ведь эутрерии, если верить прочитанному в землеописаниях Зенониса Карсийского, женились рано, примерно в возрасте Рамиро.
 - Да все как-то не тянуло. Не нашел никого по сердцу.
 - А если найдешь? - юноша поднял голову, поймал в кулак пару прядей его волос, потянул, заставляя смотреть на себя.
 - Так уже нашел, - смутился Глаур. - Вон... Даже украл.
 - Но я не женщина, и не смогу подарить тебе сыновей. Разве никто у вас не станет смотреть на тебя косо и говорить, что это неправильно?
 Глаур явно его не понял, озадаченно почесал  в затылке, как никогда напоминая варвара в представлении имперца.
 - Ладно, забудь, - Рамиро даже улыбнулся, снова потянул его за волосы, вынуждая нагнуться. Тронул губами снова уже колючий подбородок, твердые, чуть обветренные губы. Глаур стоял смирно, разрешая себя целовать. Юноша отпустил его волосы, снова прижался, улыбка поблекла.
- Я построил кучу планов, но это все замки в облаках. Принц еще не вынес свой приговор.
 - Думаю, он конфискует пару клочков земли и успокоится.
 - В если нет?
 - А если нет, я тебя снова украду. Мой драккар считается одним из самых быстрых.
 - Я не хотел бы, чтобы у тебя были неприятности из-за меня...
Их отыскал Мимар, поглядел, сурово хмурясь и скорбно поджимая губы.
- К погребению все готово, сеорр.
 - Пойдем. Через это тоже придется пройти.
 Рамиро кивнул, пошел туда, где на широкой лавке служанки готовились завернуть тело госпожи в полотно, чтобы возложить его на костер. Юноша жестом приказал оставить его в одиночестве. Попрощаться, украсить мать ее любимыми драгоценностями. Вышел даже Глаур. Таинство прощания должно свершаться в одиночестве и покое.
 Рамиро опустился перед лавкой на колени. Всмотрелся в лицо матери. Оно было такое спокойное, словно это не ее зарезали, как строптивую рабыню. Он только сейчас вдруг сообразил, что ей было немногим больше, чем тому же Глауру. Тридцать четыре года. И она была одной из красивейших женщин Нома. Если бы это были разбойники, ее бы не убили. Да и не бывает таких лиц у тех, кто умирал от ножа... Рамиро вскочил и принялся осматривать ее тело, с трудом разгибая уже коченеющие руки. Следов от укола не было нигде, а вот серый налет на внутренней стороне губ сказал ему обо всем яснее слов.
- Глаур!
 Варвар появился мгновенно, вопросительно взглянул.
 - Беги в преторию. Пусть пришлют своего лекаря и писца. Похорон не будет, пока они не засвидетельствуют, что сеорру Фонларо отравили, а не зарезали несуществующие разбойники.
 Варвар метнулся прочь. Бегал он даже немногим быстрее лошади, ловко огибая прохожих. И лекаря с писцом затребовал таким тоном, что никто возразить не посмел. Переполох поднялся такой, что у Рамиро разболелась голова в придачу к той ледяной иголке, что и не думала пропадать из сердца. Кроме преторианцев, в поместье явились дознаватели сеорра Протектория. Сразу по двум вопросам - покушению на принца и смерти вдовы Фонларо. Рамиро пригласил их в свой кабинет, взглядом попросив Глаура не уходить. Варвар встал рядом со столом, буравя тяжелым взором дознавателей и предупреждая всем видом, что нужно быть очень вежливыми и спокойными.
 Сначала юного Фонларо попросили рассказать, как и когда ему сделали преступное предложение вступить в заговор против принца.
- На Празднике Чаш, три декады назад. Сеорр Инфарно подошел ко мне и предложил свое покровительство в обмен на некую услугу с моей стороны. Я отказал, так как не считал себя нуждающимся в покровительстве. На следующий день он пригласил меня на соколиную охоту. И снова уговаривал оказать ему услугу. Я согласился выслушать его, лишь бы только от меня... меня оставили в покое, - Рамиро рассказывал обо всем этом спокойно, и только Глауру было видно, с какой силой его пальцы впились в подлокотники кресла.

***
- Сеорр Инфарно, для соколиной охоты у меня нет ловчего сокола, - Рамиро в который раз сделал шаг назад, отодвигаясь от слишком близко подошедшего к нему мужчины. Они обошли уже, наверное, половину зала таким образом. Уйти с приема у Претория было невозможно, не оскорбив этим одного из знатнейших нобилей Нома. Хотя очень хотелось.
 - Это не проблема, поверьте мне, - улыбался Маркос сладко, даже чересчур. Это был уже не первый раз, когда юноша ловил на себе такие его взгляды и улыбки. И каждый раз его передергивало. Хотя, это была достойная тренировка силы его воли и умения держать лицо.
- Я никогда не участвовал в подобных охотах, - снова чуть отшагнул Рамиро. Нельзя было резко увеличивать дистанцию, это было невежливо.
 - Вот и начнете, - возликовал Инфарно.
 - У меня нет желания обзаводиться соколятником, сеорр Преторий. Эти птицы капризны и требуют особого подхода.
 - О, особый подход - это дело такое... - Маркос даже зажмурился. - Но я нашел подход к этим птицам. Я хорошо умею удовлетворять все... капризы.
 Рамиро вспыхнул - он ляпнул о капризах, не подумав, как это прозвучит, и проклял свой язык, болтающий вперед разума.
- Что ж, это делает вам честь. Но я предпочитаю охоту на лис.
 - На юрких изворотливых зверьков? Надеюсь, однажды мы с вами поохотимся и на них.
 Алые розы на щеках юноши цвели ярче, чем в цветниках Капитолийского холма. О, дурачком он не был, этот мальчик. И двойной подтекст слов Претория прекрасно уразумел.  Сеорр Инфарно сделал еще шаг к нему, доверительно склоняясь:
- Это ведь такое захватывающее занятие, правда?
 Внутренне Маркос уже примерялся к тому, как красиво будет смотреться этот юноша на его постели, обнаженный, беспомощный. Но пока что у него были колючки. Как у розы. Недаром же цветочники обрезают шипы этим прекрасным цветам. Юный Фонларо так забавно старался удержать руку, тянущуюся лечь на эфес его шпаги, что сдержать улыбку не было положительно никаких сил.
- Несомненно, сеорр Инфарно. Вот только лисы - это не беспомощные куропатки и утки. У них есть острые зубы.
 - Что делает охоту еще более захватывающей. Но я хотел поговорить не об этом.
 - Я слушаю вас, сеорр, - Рамиро уперся спиной в колонну и едва не расплескал бокал с белым Фулеррским.
 - Наедине и не здесь. Следуйте за мной.
 Рамиро мысленно взмолился богине Марис, чтобы охранила его, и пошел за Маркосом Инфарно. Комната, куда его привели, была светлой, небольшой. И наверняка использовалась для всяких тайных встреч. Знать, каких именно, Рамиро не желал совершенно. Маркос тянул время, разглядывая его, юноша нервничал все больше, бледнея, отчего румянец на его скулах только казался ярче.
- Так о чем вы хотели со мной поговорить, сеорр Преторий?
- О, о сущей безделице. Хотел попросить оказать мне одну маленькую услугу.
 - Для этого вам потребовалось уединение? - непонимающе глянул на него Рамиро, нервно сжимая бокал.
 - Это очень тонкое и деликатное дело.
 - Я весь внимание, сеорр.
 Маркос излагал просьбу прерывистым шепотом рядом с ухом Рамиро.
 - Что? Н-но... зачем вам мое присутствие в свите сеорра Протектория? - удивился юноша, когда тот закончил. - Я не думал участвовать в ежегодном выезде в этом году.
 - А вот это, мой друг, - глаза Маркоса хищно блеснули, - отдельная просьба.
  Рамиро ощутил легкий озноб и снова отодвинулся от мужчины.
- Я слушаю вас, сеорр Преторий.
- Сначала поклянитесь, что все сказанное здесь не выйдет за пределы этой комнаты, мой юный друг, - потребовал Маркос.
- Клянусь честью, то, что вы скажете, останется между нами, - кивнул юный Фонларо.
 - Вы должны будете подлить принцу снотворное. В один определенный момент.
 - Нет! - резко отпрянул Рамиро. - Идти против Протектория? Семья Фонларо хранит ему верность уже долгие годы!
 - Боюсь, что у вас уже нет особого выбора, мой друг, - сладко улыбнулся Маркос.
 - Почему? Я не давал вам согласия на эту авантюру, я просто отказываюсь в этом участвовать, - холодно качнул головой Рамиро.
 - Хорошо, - неожиданно покладисто согласился Маркос. - Вы вольны отказаться. Но к кому же вы в таком случае побежите, если что-то случится с вашей матушкой? Она женщина далеко не юная, всякое бывает.
  Он ударил точно в больное место юноши. Сеорра Фонларо все еще хворала, и Рамиро стоило немало нервов оставлять ее надолго, под присмотром старой Софии. А в словах Маркоса Инфарно явственно проскользнула угроза.
- Нет, вы не можете...
 - Я могу такое, о чем вы даже не догадываетесь, сеорр Фонларо.
 Рамиро только усилием воли заставил свой голос не дрожать:
- Мне нужно время, обдумать ваше предложение, сеорр Преторий.
 - Подумайте, я дам вам время. Через две с половиной декады я жду вас в своем доме на празднике имянаречения. И не вздумайте кому-либо проболтаться. Впрочем, вы и так это понимаете, так ведь?
 - Да, я все понимаю, - кивнул Рамиро. - Позвольте мне откланяться, сеорр Инфарно. Меня ждет матушка.
 - Конечно, ступайте.

***
- И вы дали свое согласие... - преторианец-дознаватель просмотрел свиток с показаниями до нужного момента, - ... три дня назад. Отчего же вы не пошли к сеорру Протекторию сразу?
 - Матушка...
  Дознаватель подбадривающе кивнул, побуждая допрашиваемого к откровенности.
 - Я боялся за нее. Я не смог бы защитить ее.
- И что изменилось сегодня? - заинтересовался преторианец.
 - Меня уговорили... рассказать все.
 - Что ж, теперь, что касается вашей покойной матушки... - дознаватель взял переданный лекарем пергамент и прочел то, что там было написано. По мере чтения его брови вздымались все выше по широкому лбу к залысинам. - Вот как. Ее действительно отравили, а потом уже, мертвую, порезали, чтоб казалось, что умерла сеорра от ран. Мои соболезнования, сеорр Фонларо. Мы выясним, кто это сделал. Это будет нетрудно - яд редкий.
 Глаур положил ладонь на плечо Рамиро, обдавая теплом.
 - Я... благодарен вам, сеорр... - только рука варвара не позволила Рамиро сорваться с места и сбежать в свою спальню, как ребенку. И дала еще капельку сил, пережить новую волну боли.
 - Что ж, мы еще раз приносим вам свои соболезнования.
 Рамиро кивнул, и преторианцы покинули кабинет. Юноша развернулся, утыкаясь лицом в живот Глауру, и затрясся в рыданиях. И это воистину было благом - не сумей он оплакать эту потерю, она стала бы ядом в его крови. Варвар  гладил его по спине, утешая. Привычка брать себя в руки позволила Рамиро успокоиться довольно быстро.
- Идем, теперь уже можно продолжить погребение. Боги, ну за что ее? Чтоб я точно никуда уже не делся? У меня ведь из родных только тетка осталась, матушкина сестра...
 - Не знаю. Найдем мерзавца - спросим.
 - А что его искать? Виновен не исполнитель, виновен тот, кто приказал отравить. А это сенатор Ломено. Я более чем уверен, что идея с нападением на принца принадлежит ему. Маркос Инфарно - его кулак, если так можно сказать.
  Глаур погладил его по волосам, вытер глаза ящерке.
- Вот так.
 - Спасибо, без тебя я бы не справился. Да и вообще... где бы я уже был - без тебя? Я понял, почему Инфарно решился на мое похищение. Наверное, догадался, что исполнитель из меня аховый, и подлить снотворное принцу я не сумею, а то и сдам всех заговорщиков, к тому же, в тот момент матушка уже, наверное, умирала, и он счел, что можно безнаказанно меня... прибрать.
 - Возможно. Идем, ящерка. Закончим все это.
 Тело, украшенное любимыми драгоценностями сеорры Фонларо, было, наконец, завернуто в белый холст, перенесено на погребальный костер, уже облитый маслом. Рамиро взял факел, переданный ему Мимаром, и пошел вокруг, поджигая. А потом стоял и смотрел в пламя, губы его слегка шевелились - он читал прощальные молитвы. Глаур встал у стены, глядя  в пламя. Было жаль ящерку, не заслуживавшего такого удара. Почему-то вспомнилось первое утро его в этом доме. И то как Рамиро растерянно произнес: «Отродясь рабов не держали!», а он подумал, что вот, наверное, сейчас встанет и поедет возвращать его негодяю Инфарно. Но тот удивил его. Безмерно удивил, написав вольную. Глаур за год привык не ждать ничего хорошего от имперцев, но этот мальчик оказался просто подарком судьбы. К тому же, его решение дать свободу рабу позволило эутрерию сохранить хотя бы остатки гордости – его семья не просто так явилась в Ном, они приплыли выкупать непутевого младшего сына конунга.
 Церемония завершилась. Глаур прекрасно знал, что остается обычно на костре, потому подошел к Рамиро:
- Ты решил, что делать со слугами?
 - Они вольные, продам поместье - раздам им деньги.
- Сеорр, а как же вы? - к ним приблизилась Коллена, сжимающая в пухлой ладони платок и периодически стирающая им слезы с морщинистых щек.
 - А он отправится на острова со мной.
 - А ты обещаешь его беречь, как зеницу ока? - Коллена, маленькая, пухлая, как из сдобного теста, приступила к варвару, как квочка, защищающая цыпленка.
 - Конечно, - удивился Глаур. - Разве можно иначе?
 - Кто вас, варваров, знает? - женщина забыла и о слезах, уперла руки в боки. - А обеспечить мальчику сытую и безбедную жизнь ты сможешь?
 - Я сын конунга, - возмутился Глаур. - Разумеется, смогу.
 - А на тебе не написано, чей ты сын!
- Коллена! – устало одернул ее Рамиро, на то, чтобы отчитать женщину, у него не было сил.
- Что - Коллена? Вот что, я еду с вами! Кто там, на этих Эутреях, умеет готовить вашу любимую кашу на молоке так, как ее готовлю я, сеорр?
  Глаур под таким натиском даже отступил на шаг. Пожалуй, это было посерьезнее, чем мог бы быть гнев госпожи Фонларо. Эта «булочка» не станет хмурить брови и цедить слова сквозь зубы, пожалуй, попросту треснет сковородой. Или скалкой.
 - Что скажешь, ящерка?
 - Глаур, но ведь мы поплывем на твоем корабле, и решение принимать тебе, - Рамиро прижался к нему, бледно улыбаясь. - Но я был бы рад, если бы Коллена поехала с нами. Кроме нее, и в самом деле, никто не готовит так, как я люблю.
 - Хорошо. Я согласен. Пускай плывет с нами.
 - Вот и замечательно. Завтра я озабочусь продажей поместья, пока Протекторий не вынес решения, земли продавать я все равно не могу. Твои родные не потеряют тебя снова?
 - Нет. В крайнем случае, отправят Валериана на поиски. Ого. Они все-таки его нашли...
К ним косолапил вразвалку... сугроб с глазами, огромная белая куча пышного меха, жалобно пыхтящая.
 - Ой... кто это? - Рамиро не знал, стоит ли прятаться за спину варвара, пусть даже это покажется трусостью, или встретить «это» лицом к... морде, и опасно ли оно вообще?
 - Это - подарок тебе.
«Подарок» докосолапил до них, приветливо гавкнул, оглушив всех. И оказался огромным лобастым псом, судя по непропорциональным лапам - щенком. Он снова запыхтел и полез к Рамиро мордой, нюхать того и размахивать хвостом, каждый удар которого мог бы, наверное, проломить легионерский щит.
 - Ого, - повторил следом за варваром юноша, осторожно протягивая псу ладонь. В нее потыкались, не нашли ничего вкусного и обиженно  засопели.
 - Это та самая собака, о которых ты рассказывал? - Рамиро запустил пальцы в густейшую шерсть, лежавшую так, словно пса только что выкупали и вычесали.
 - Ага. Снежный гор. Очень дружелюбное создание.
 - И чем его кормить? О мечах я сейчас не говорю, - юноша усмехнулся, и у Глаура немного отлегло от сердца - усмешка была живой и настоящей, а не тем бледным подобием прежней.
 - Мясом. Хотя он сам обычно находит еду.
 - Значит, охотник. Только не ешь моего Лиро и Сану, дружок. А мяса мы тебе достанем. Кстати, о еде... - Рамиро многозначительно посмотрел на Коллену, и та понятливо испарилась - готовить поминальную трапезу.
 Щен  подумал. И лизнул Рамиро розовой лопатой.
 - Я тебя назову... Мусто, - решил юноша, пытаясь оттереть рукавом лицо. Свежепоименованный щен преданно облизал его еще раз. Рамиро мстительно утерся его шерстью, обняв Мусто.
- Спасибо, Глаур. Это замечательный подарок. А как он оказался здесь? - запоздало сообразил поблагодарить и удивился.
 - Мы продаем таких. Редко. Вот и добыли щена из чьего-то питомника, видимо.
 - Да я не об этом. Как он оказался в поместье? Это снова Валериана рук дело? Он наверняка где-то рядом?
 - Наверное. Ему приказали тебя оберегать.
 - Спасибо, - Рамиро кивнул, устало и опустошенно. Всплеск радости при виде пса угас, он хотел сейчас только одного - лечь и уснуть. И спать долго-долго. Но желудок, в котором с самого утра не было ни маковой росинки, напомнил о себе, громко возмутившись.
  - Пойдем, покормим тебя, ящерка. А то похудеешь.
 - И меня унесет ветром в море с палубы твоего драккара.
 - Вот этого точно нельзя допустить.
Мусто прижался теплым боком к Рамиро.
 - Я стану сиреной в объятиях Марис, буду петь, завлекая корабли на острые скалы, сводя с ума моряков, плясать на гребнях волн и манить их к себе...
 - Нет уж, лучше будь теплым и живым. И со мной рядом.
 Рамиро посмотрел на него с легкой улыбкой, но ничего не сказал. Он был согласен на все - уехать, не зная, как дальше повернется судьба, быть варвару любовником, возлюбленным, кем угодно. А когда он надоест Глауру - Марис не откажет в последней милости. Богиня моря милосердна и умеет прощать своих заблудших детей.
 - Тебе понравится на островах. Много зелени. И моря. И снежных горов.
 - Рядом с тобой - да, мне понравилось бы даже в жерле Титанума.
 Мусто запыхтел, увидев неподалеку Лиро, и понесся знакомиться. Жеребец испуганно захрапел, привставая на дыбы. Рамиро метнулся к нему, бесстрашно обнимая и поглаживая по шее. Принялся что-то тихо выговаривать ему, успокаивая и позволяя Мусто обнюхать коня и счесть своим. Щен запомнил запах и побежал дальше, смотреть, что тут еще есть, с чем можно поиграть.
 Рамиро отвел коня в стойло, недоумевая, почему тот оказался на свободе. Впрочем, он за него вообще забыл, никчемный хозяин. Пришлось задать ему корма, расседлать и почистить, прежде чем идти в дом. За привычной заботой о питомце стало легче.
 В доме все уже было приготовлено к поминальной трапезе. За стол уселись все - слуги вместе с хозяином. На окне стояла урна с собранным с пепелища прахом. Помолчали. Рамиро встал, поднимая свой кубок с неразбавленным красным вином с его собственного виноградника, пролил пару капель на пол.
- Легкого посмертия, матушка.
 На пол плеснулось еще несколько капель вина, все вполголоса пожелали сеорре уйти легкой дорогой. Выпили. Рамиро озвучил свои планы.
- Поместье я выставлю на торги завтра же. Как только получу за него деньги, поделю между вами всеми.
 - Сеорр... Но это слишком большая для нас сумма.
 - Этого едва ли хватит, чтобы выразить мою благодарность за все годы вашей службы семье Фонларо. Я уезжаю навсегда, и больше не вернусь в Империум.
 Все заахали.
- Но куда вы поедете? - выразил общий вопрос управляющий.
 - На Эутары.
 Все повернулись к молчащему Глауру. Варвар ответил непроницаемым взглядом. Рамиро фыркнул.
- Да, я уезжаю с Глауром.
Мимар и София зашумели, но возражать никто не посмел. Снаружи донесся громоподобный взрявк Мусто и чей-то вопль.
 - Интересно, кого он сожрал? - Рамиро даже не шелохнулся. Кубок крепкого вина на голодный желудок сделал свое черное дело, юношу клонило в сон.
 - Судя по всему, посланника вашего принца. И не сожрал, а тащит сюда.
  Рамиро хмыкнул:
- Мне придется извиняться.
 - Извиняйся.
Мусто втащил в зал за руку какого-то юношу, бледного и перепуганного.
 - Мусто, нельзя! Отпусти сеорра. Простите пса, он еще очень молод и невоспитан, - Рамиро вскочил, уцепился за край стола, чтоб не упасть. Щен отпустил посланника. Тот протянул Рамиро свиток, слишком перепуганный, чтоб говорить. Юноша плюхнулся обратно на скамью и развернул послание, сломав печать. Принц уведомлял его, что в качестве наказания у сеорра Фонларо будет изъята часть земель.
 - Передайте сеорру Протекторию, что я согласен с приговором, а так же прошу помочь мне с продажей остальных принадлежащих мне земель в достойные руки.
 Посланник кивнул, показывая, что передаст слова. И попятился, опасливо косясь на снежную тушу, плюхнувшуюся греть ноги Рамиро.
- Проводите посланника, - Рамиро прислонился к плечу Глаура, глаза закрывались сами собой, уже даже есть не хотелось - только лечь. Варвар взял его на руки отнес в спальню.
- Мусто его проводит.
 - Иди, поешь, - сквозь наплывающий сон юноша еще помнил, что варвар тоже ничего с утра не ел. А то и дольше.
 - Вот выспишься, как следует, оба поедим.
 - Упрямец... Побудь со мной, не уходи...
 Глаур лег рядом:
- Я здесь.
 Уже во сне Рамиро прижался к его руке лицом, отказываясь отпускать даже для того, чтобы Глаур мог его раздеть. Варвар обнял его свободной рукой. Со спины к Рамиро прижалась мохнатая туша вернувшегося щена.
 Казалось, бесконечный день все никак не закончится - солнце словно замерло над самым горизонтом, едва касаясь краем ослепительно-алого диска морской глади. А потом как-то неожиданно упала на мир чернота южной ночи, которую нарушали только звезды и свет покатившейся на ущерб луны. Глаур дремал, держа свою ящерку в объятиях, улыбался чему-то во сне.
 
Протекторий Нома даже не особенно удивился, услышав из уст Рамиро Фонларо о том, что на него готовится покушение. Больше его удивило то, кто именно его готовит. Маркос Инфарно, конечно, не нравился принцу, и это было взаимно. Но помыслить о покушении? Притом, Инфарно занимал немаленькую должность при Ассамблее - Преторий Нома, то есть, хранитель спокойствия граждан Вечного Города. Ответственность, конечно, тоже была огромна, но ведь у него были толковые помощники... Зато почет и уважение граждан - это ведь дорогого стоило. Но, видимо, дешевле, чем своя жизнь.
- Сеорр Протекторий. Мы привели их.
 - Введите, - принц Гелларо выпрямился в своем кресле, вытягивая когда-то раненую в стычке с разбойниками ногу, нывшую, предвещая дождь.
Легионеры ввели двоих. Маркос поджимал губы, Ломено трясся как в лихорадке. Сезарио Гелларо смотрел на них, пытаясь понять, что же им пришлось так не по нраву в его правлении, что это стоило того, чтобы затевать переворот. Наконец, он нарушил молчание:
- Мне стало известно о ваших планах, сеорры, касательно моей скромной особы.
Инфарно выпрямился еще больше, с презрением покосился на сенатора Ломено.
- Не понимаю, сеорр Протекторий.
 - Не стоит ломать комедию, Маркос. Юный Фонларо мне все рассказал. Верность Фонларо ставить под сомнение я не могу. А вот вашу...
 Исказившееся злобой лицо Маркоса лучше всяких слов сказало о том, что Рамиро не солгал.  Инфарно, едва не сошедший с ума от злости, когда выяснилось, что мальчишка сбежал, как практически уже зажаренная куропатка с блюда, с трудом успокоился. Но упоминание Рамиро Фонларо снова сорвало все привязи его злобы.
- Этот щенок! Маленькая дрянь, шлюха!
 Ломено пугливо заморгал:
- Сеорр Протекторий,  я тут ни при чем. Это все его вина.
 - Это будут выяснять дознаватели в Торквебос. Им и расскажете, кто послал убийц за вдовой Фонларо, вы или ваш подельник. И кто еще замешан в подготовке покушения на меня.
 - Слизняк, - пробормотал Маркос себе под нос.
 - А ты помешанный! - сорвался на писклявый вопль Долио Ломено, услышав это. - Не смог даже опоенного и притащенного буквально на блюдечке мальчишку трахнуть! Глядишь, и стал бы тот посговорчивей и послушней! Нет же, упустил! Идиот!
 Принц внимательно слушал их, делая про себя кое-какие выводы.
 - Заткнись, ты, бурдюк с дерьмом! - вызверился Инфарно.
 - Что? Если б ты не впутал мальчишку во все это... Я говорил, что он не поможет нам!
 Крыть Маркосу было нечем - он просто жаждал повязать Рамиро кровью, и не просто какого-нибудь нобиля, а самого принца, чтобы тот не смел и рыпнуться, был послушен. Инфарно любил укрощать, но лишь единожды, а не каждый раз, как ему вздумается поразвлечься с избранной жертвой.
 - Я услышал все, что хотел. Отправьте сеорров в их новое обиталище. Я решу вашу судьбу завтра.
 Принц пронаблюдал, как чеканит шаг бывший Преторий и едва передвигает подагрические ноги бывший же сенатор, и задумался над тем, почему Рамиро Фонларо ничего не рассказал ему о попытке похищения. Не счел нужным жаловаться? Или просто радовался тому, что сбежал вовремя? Или гордость наследника фамилии Фонларо не позволила?
- Сеорр Протекторий, - в зал вошел нунций-гонец. Склонился. - Вы звали меня?
 - Да. Доставь это сеорру Фонларо.
 - Мне дождаться ответа? - гонец взял свиток с личной печатью Протектория.
 - Да, - кивнул принц.
 Через час гонец вернулся - бледный и вздрагивающий.
- С-с-сеорр П-протекторий, - он с видимым трудом взял себя в руки и передал принцу слова юноши, смутно удивляясь тому, что не забыл их со страху, когда белая тень бежала за ним до самой Арки Териона.
 - А что случилось?
 - Сеорр Фонларо намерен покинуть пределы Империума, сеорр Протекторий.
 - И это тебя так напугало?
 - О, нет. Меня напугал его пес, - нунций улыбнулся, сознаваясь в собственном страхе.
 - А что не так с псом сеорра Фонларо?
 - Он огромен, как медведь, но только снежно-белый. И у него страшные клыки.
 - Эутрейский пес? Хм... А, ну конечно, учитывая, кто его телохранитель... Можешь идти, отдыхай.
 - Благодарю, сеорр, - нунций откланялся и удалился, заливать вином свои потрепанные нервы.
 Принц только хмыкнул - что страшного в эутрейских псах? Хотя, конечно, с непривычки можно и напугаться. Он бы завел себе такого, но... «Но» неслышно подобралось к принцу и нагло потерлось широченной харей о колени, едва не сбросив Сезарио с кресла. Он потрепал любимицу за ухо. Пантера заурчала, сунулась усатой мордой ему в щеку.
 - Тише, Юнис, тише, - он чесал ее за ушами. - Славная моя.
 Стало смешно: каким образом заговорщики собирались его опоить? Юнис чуяла любую отраву в пище и питье. И была гораздо лучше любого телохранителя. Пантера лезла ластиться, урчала, зевала, вываливая длинный язык, завивающийся колечком.
 - Да, девочка моя, ты права, нужно идти и лечь спать. Завтра будет дождь, да, Юнис? - принц встал, пантера тотчас пристроилась рядом с ним, позволяя опираться на свой загривок. Кошка  ворчала недовольно, тоже чуя дождь.
 - Ну-ну, мы не станем выходить из дворца, если ты не захочешь. Прогуляемся по террасе.
Принц удалился, прихрамывая и разговаривая с любимицей, как с человеком.

 Мусто перевернулся во сне, выпихнув Рамиро на грудь к Глауру, раскинул лапы. Варвар и не подумал возразить, прижимая свое сокровище. Мальчишка сопел ему в шею, его желудок урчал, голодный, но это не могло разбудить Рамиро. «И к лучшему» - подумал Глаур. Ящерку следовало побыстрее забрать с собой. Может, принц быстро продаст его земли... И все. Острова, свобода. И Рамиро рядом.
 Утро наступило как-то слишком быстро. И мальчишки под боком уже не было. Впрочем, не было и гора, так что Глаур мог особо не тревожиться. Или тревожиться все же стоило? Ведь имперец мог пойти к морю, а там... кто знает? Глаур понесся искать его.
 Небо было пасмурным, а с моря вообще надвигалось нечто невообразимое - огромная черно-лиловая громада, похожая на циркус, в котором здесь, в Номе, играли античные трагедии. Из ее подножия в воду то и дело били молнии, ветер хлестал порывами, неся пыль и песок.
Варвара перехватила Коллена:
- Беги к морю! Сеорр Рамиро уже два деления клепсидры, как ушел туда, и все не возвращается!
 Глаур припустил к морю. Но, выскочив на последний поворот тропинки, вьющейся между невысоких холмов, перешел на шаг: спешить не имело смысла, Рамиро сидел на песке, обнимая лежащего рядом Мусто, неотрывно глядя на бурное море. Волны были свинцовыми, с белыми барашками пены, с грохотом расшибали лбы о камни, вылизывали берег, оставляя бурые плети водорослей.
 - Ты меня напугал, - варвар уселся рядом.
 - Мне просто нужно было побыть одному. Я пришел просить Марис отпустить меня, - юноша улыбнулся с затаенной печалью. - Топиться в мои планы не входило.
 - И что она ответила тебе?
 - Она отпустила. К тебе. Это было ее единственное условие. Марис милосердна и милостива, она не наказывает за любовь.
 Глаур облапил свое счастье.
- Ты хоть поел перед побегом?
 - Нет, конечно, я хотел поесть с тобой. Идем, - Рамиро поднялся, отряхивая одежду от песка, -  я голоден, как кашалот.
 Варвар обнял его за плечи и повел в дом. Мусто тяжело топал рядом.
 - Глаур, а чем вы хотели торговать с Империумом? - после сытного, вопреки обыкновению Рамиро, завтрака, они сидели в кабинете, Рамиро перебирал бумаги, готовясь к продаже земель и поместья.
 - Мех, вино, драгоценности, оружие.
 - Мне пришло в голову, что поместье можно не продавать, пусть будет домом тем, кто будет приезжать на торг. Как думаешь?
 - Думаю, что это разумное решение.
 - Тогда я выставлю на продажу только владения Фонларо. Этого хватит. Ну, вот, - юноша сложил в тубус последний свиток, - теперь можно ехать в город, в кадастровую палату.
 - Поехали. Хочется побыстрее все это закончить.
 - Мне тоже. Ты соскучился за своими островами, - улыбнулся Рамиро. - Скоро увидишь их.
 - И покажу тебе. Тебе обязательно понравится.
 - Знаешь, если Эутары похожи на тебя, то я уверен в этом, - юноша кивнул, собирая бумаги в кожаную сумку. - Идем.
Вчерашний день и это утро что-то изменили в нем, он стал казаться взрослее, серьезнее. Глаур и Мусто последовали за ним, каждый со своего бока.
 - У меня лучшие в мире телохранители, - усмехнулся Рамиро. - Возьмешь Сану или попробуешь оседлать Ферро? - он кивнул на серого жеребца, зло скалящегося и пританцовывающего в своем стойле.
 - Пешком пройдусь, ящерка.
 - Хорошо, - Рамиро повесил на место седло, - я тоже тогда пойду пешком.
 - А не устанешь? - Глаур обеспокоился.
  Юноша хотел возмутиться, но потом просто рассмеялся.
- О, мой заботливый варвар, я не родился в седле, и ноги у меня не только для того, чтоб упираться ими в стремена. Чтоб ты знал, Ном я оббегал за свою жизнь столько раз пешком, что тебе и не снилось.
 - Ну-у, твои ноги много где замечательно смотрятся, - Глаур аж облизнулся. Рамиро покраснел, не избавившись еще от смущения. Варвар поцеловал его.
- Идем же, пока я не передумал, - юноша отстранился, блестя глазами и облизывая губы, горящие огнем от жарких поцелуев Глаура. - Мы ведь хотим поскорее со всеми делами закончить?
 - Да, - согласился варвар.
 Рамиро умел ходить быстро, так что до кадастровой палаты, располагавшейся в богато украшенном каменной резьбой и колоннами палаццо, они добрались скоро.
- Вы продаете земли? - неприкрыто удивился поверенный семьи Фонларо. - Но почему, сеорр?
 - Есть причины. Так как скоро я могу рассчитывать на продажу?
 - Мне нужна декада или полторы, сеорр Фонларо, чтобы отыскать покупателя на все сразу. Но если по частям - возможно, будет быстрее, - подумав, вынес вердикт поверенный.
 - Продавайте быстрее.
 Поверенный принял у него бумаги, скрупулезно составил их перепись, заверил и поклонился:
- Я сделаю все, что будет в моих силах, сеорр Фонларо.
 - А тебе обязательно присутствовать при этом? - поинтересовался Глаур. - Нельзя просто оставить распоряжение раздать деньги?
  Рамиро пожал плечами и посмотрел на поверенного. Тот кивнул:
- Если вы напишете доверительное письмо, я смогу распорядиться вырученными финансами так, как вы прикажете.
- Давайте пергамент, сеорр Тиберус, это и в самом деле хороший выход.
 Глаур посмотрел, как ящерка пишет документ. И улыбнулся. Скоро они будут на островах. Не забыть забрать ту кухарку... И спросить про всякую живность, может, ящерка хочет любимых рыбок прихватить.

 Рыбок у Рамиро не было, а вот расставаться с любимым Лиро он не захотел, хотя без сожаления продал Ферро и Сану.
- Я его из жеребенка сам вырастил, он знает мой голос, продать его - это как предать друга, - он гладил морду жеребца, тянувшегося к его рукам бархатным храпом в поисках лакомства.
 - Значит, его возьмем. Нашим кобылицам он понравится.
 - Тогда, это все, - Рамиро кивнул на небольшой тюк со своими вещами и три огромных, в плотной промасленной коже, с книгами, - мое «приданое».
 - Ну что, идем на корабль. Пока размещаем животных, перенесут твои вещи.
 Рамиро Фонларо попрощался с Мимаром и Софией, которым написал разрешение жить в поместье с условием пригляда за ним. Управляющий не скрывал растерянности - как же это так, юный господин уезжает куда-то, прочь от земли своих предков?
- Так распорядились боги, Мимар. Там мне будет лучше.
 - Но, как же так... а если вас там обижать будут?
 - Моя шпага все еще при мне, и руки не отсохли, Мимар. За свою честь я постоять сумею. Ну а если нет - Марис милосердна. Но у меня есть, кому меня защитить, не беспокойся.
 Мимар долго качал головой, но больше возражать не пытался. Рамиро накинул на плечи подаренный плащ, взял под уздцы Лиро и кивнул старику, выходя за ворота поместья. И больше уже не оглядывался, идя рядом с варваром по белой дороге мимо виноградников и старой оливы, по которой любил лазать ребенком, мимо колодца, в который однажды едва не упал, к триумфальной арке Териона.
 - Твою кухарку приведут попозже.
 - Хорошо, - Рамиро был тихим, словно потерянным. Ему не верилось, что с вечерним приливом драккар Глаура отвалит от пристани Нома, увозя его в неизвестность.
 - Все хорошо, ящерка? Что-то случилось?
 - Просто... я будто ива с подмытыми корнями. Вроде бы, живучее дерево, если перенести на другой берег - приживется. И мне... страшно.
 Глаур обнял его:
- Понимаю. Но все будет хорошо, правда.
 На корабле их встретила Альда Тория. О том, что Рамиро остался круглым сиротой, эутрерии уже знали, не иначе как Валериан разнюхал и обо всем доложил.
 - Идем, - женщина повела Рамиро в шатер на корме, - накормлю тебя. Глаур, марш за вещами!
 - Я не голоден, сеорра Альда, благодарю, - Рамиро смущенно улыбался и краснел, встречая откровенно оценивающий взгляд сестры Глаура - Альруны.
 - Альруна, побудь с ним.
 - Конечно, мама.
Женщина вышла, не заметив мелькнувшей на лице дочери хищной улыбки. Рамиро, смотревший вслед жене конунга, ее тоже не увидел.
 - Ну, рассказывай... Чем ты так привлек брата?
 Юноша пожал плечами, улыбаясь:
- Не знаю, сеорра. Об этом вам лучше спросить у него самого.
Он смотрел на девушку, бывшую ему ровесницей, но не видел в ней взрослости. Балованная, последний ребенок в семье, единственная дочь, привыкшая получать все, что пожелает. Красивая, уверенная в своей красоте и в том, что желанна для любого мужчины, и сможет стать женой, лишь указав пальцем на одного из множества претендентов на руку дочери конунга.
 - Но должен же быть какой-то секрет.
 Рамиро развел руками:
- Если он и есть, увы, мне о нем неизвестно. А почему это вас так интересует, сеорра Альруна?
 - Любопытно, как ты вообще умудрился привлечь его внимание.
 - Я не привлекал. Мне его подарили, так распорядилась судьба.
 - Подарили?
 - Моя семья никогда не маралась рабовладением, но я не смог отказать тому человеку. Правда, на следующий же день я вернул Глауру свободу. А он решил остаться со мной.
Альруна изумленно смотрела:
- А так бывает? А ты знал, что он - сын конунга?
 - Нет, не знал. Об этом я узнал только вчера ночью. А почему так не может быть? И что именно? - уточнил Рамиро.
 - Ну, все это. Так не бывает.
 - «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», - процитировал античного классика имперец. - Нельзя говорить, что чего-то не бывает просто потому, что вы этого еще не встречали, сеорра.
 Альруна нахмурилась:
- И он тебя берет с собой?
 - Да. А что, это нарушает какие-то законы Эутрей? - обеспокоился Рамиро.
 - Нет, просто интересно...
 - Спросите у Глаура, госпожа, - Рамиро поклонился, не зная, о чем еще с ней говорить.
 - Госпожа? Ты же не раб.
 - Это уважительное обращение, сеорра.
 - У меня есть имя. Альруна.
 - Да, сеорра Альруна, - послушно повторил Рамиро, улыбаясь. - Оно красивое.
 Девушка тут же гордо фыркнула.
- А тебя как зовут?
 - Рамиро, сеорра. Хотя Глауру, кажется, больше по душе называть меня ящеркой.
 - Рамиро, значит. Ой, гор?
 - Это Мусто. Подарок Глаура, - Рамиро потрепал по ушам притопавшего ластиться щена.
- Милый. У меня тоже есть. Но взрослый.
 - А они большие вырастают?
Мусто был ему едва ли не по грудь, при желании, Рамиро мог бы прокатиться на нем.
 - Ну, чуть повыше тебя будет.
 - Ого, вот это громадина! Сколько же мяса нужно на прокорм такой туши?
 - Ну, где-то по половине коровы в день.
 - Но это же невозможно - прокормить стаю горов! Так и стад не останется...
 - У нас их не стаи, их не очень мало, они не очень редки, но драгоценны.
 - А почему? - тут же полюбопытствовал Рамиро. В его любимых «Землеописаниях» о снежных горах не было сказано ни слова.
 - Почему мало? Или почему драгоценны?
 - Почему драгоценны. И остальное тоже интересно. Я читал об Эутарах, но очень мало. Из Империума на острова то ли никто из землеописателей не добирался, кроме Зенониса Карсийского, то ли добирались, но почему-то обошли своим вниманием.
 - Ну, они большие. И верные. И теплые, - Альруна растерялась.
 - Ясно, - Рамиро рассмеялся, - это как с пантерами в Империуме.
 - А что с ними в Империуме?
 - Они драгоценны, любимы, самые лучшие охранники и верные друзья. И их мало. Вырастить котенка пантеры - все равно, что вырастить ребенка, так у нас говорят. Зато потом не будет вернее и ласковее существа на земле, чем выкормленный тобой зверь.
 - У нас так же. И очень редко гора дарят не сразу при рождении.
 - При чьем рождении?
 - Гора. Обычно дарят совсем маленьких щенков, чтобы они знали руки хозяина.
Мусто как раз упоенно руку хозяина жевал, ухитряясь двигать челюстями и не ранить.
 - Кажется, меня признали и так, - Рамиро отнял руку, снял кольца, чтобы Мусто не поранился, забыв о словах Глаура, сказавшего, что  «щенки снежного гора перекусывают меч».
 - Они в этом возрасте привязчивы.
Мусто  снова полез лизаться. Юноша смеялся, тискал его, хотя со стороны казалось - это щен его тискает, как игрушку.
 - Вы чудесно смотритесь вместе, - заявила Альруна.
 - Спасибо, - застенчиво отозвался Рамиро. На палубе загрохотали шаги, зазвучали голоса, он распознал голос Глаура и, извинившись, выбрался из шатра.
 - Ну вот, привел твою кухарку, и мы притащили твои вещи.
 - Ну, какой ты молодец, - искренне похвалил его Рамиро. Глаур подхватил его, посадил на плечо и потащил в шатер. Вокруг загоготали эутрерии-воины, поработавшие носильщиками и грузовой командой.
 - Ай! Пусти, варвар! Я ходить умею! - Рамиро вцепился в его руку, как кот в ветку - с высоты роста Глаура, да на качающейся палубе вода за бортом казалась далекой и хищной.
 Варвар его на ноги поставил только в шатре.
 - Ну что ты меня таскаешь, как девицу? Сам ведь жаловался, что я тяжелый, - негодующе фыркал юноша.
 - А мне приятно, - Глаур его поцеловал. Рамиро ответил, неожиданно жарко, закинув ему руки на шею и привставая на носочки. Прижался всем телом, вызывая в варваре закономерный отклик. К счастью,  в шатер к ним никто не заглядывал - блюли приличия. Нежный мех, с которым Рамиро расставаться решительно отказывался, сполз с его плеч на пол, потом туда же полетела его туника, заколка из волос, узорчатый пояс.
- Ох, ну, что ты... что ты творишь... Глаур! М-м-м! - мальчишка закусил ребро ладони, едва удерживаясь на ногах, когда варвар медленно опустился на колени, зацеловывая его тело, снова оставляя на смугло-бронзовой коже алые отметины. Глаур ласкал его, счастливый от того, что наконец-то может касаться своей ящерки свободно. Первые минуты Рамиро еще помнил, что здесь - не лупанар, и стенки шатра - это всего лишь кожаные пологи, а не камень. Но потом ему стало не до этого. Он только сильнее прижал ко рту ладонь, выгнулся в руках Глаура, едва не коснувшись головой ковров. А потом и вовсе оказался на них, с бесстыдно раскинутыми в стороны ногами, и в горле переливались мелодичные стоны-курлыканье.
 - Фырк, - наморщила нос Альруна, покидая драккар брата. - Горы на случке.
 - Просто признайся, что завидуешь, - подначил ее Талис.
 - Чему? - удивилась Альруна.
 - Тому, что у Глаура появился любимчик. Он тебе понравился, так ведь? Сама бы потискала? - Талис поглядел на задохнувшуюся негодованием сестру и расхохотался.
 - Мама! Он опять надо мной смеется!
 Альда Тория отвесила сыну подзатыльник не по-женски сильной рукой. Альруна счастливо показала брату язык.
 - Но ведь он прав, - мать покачала головой, глядя на дочь. - Пора тебя отдавать замуж.
 - За кого? - Альруна фыркнула.
 - За кого отец скажет, за того и пойдешь, - отрезала Альда.
 - Но ты сама вышла за него в девятнадцать весен!
 - Только потому, что твой отец ушел в Герату, за богатой добычей, а я обещала ждать.
 - Но ты вышла замуж по любви...
 - Конечно, я Хирвега полюбила. Когда родился Ванир, - снисходительно пояснила мать. - Он так забавно смотрелся с первенцем на руках, описанный с ног до головы, что я тут же его и полюбила.
  Альруна нахмурилась:
- Я не хочу так.
 - А как ты хочешь? - Альда Тория посмотрела на нее, устало и мудро. - Чтоб ударила молния, и ты в него влюбилась мгновенно, а он в тебя? Как в древних эпосах поется? Их для таких дурочек, как ты, сочиняли. А на самом деле было так: Сигрид Сильный решил объединить остров Белого Сна с островом Каменного Ворона, приехал к конунгу Ведару, просватал его дочь, Сельфи. Ей было шесть, ему - тридцать.
 - И что дальше было?
 - А дальше прошло восемь лет, за которые Сигрид успел наплодить бастардов, дважды едва не потерять звание конунга острова Каменного Ворона, потом он женился на Сельфи, она родила ему четверых сыновей и трех дочерей. Говорят, мой прапрапрадед был скор на расправу и жену поколачивал, но скальды поют о том, что «вспыхнуло сердце его при виде Сельфи, плывущей, как белая лебедь по глади озера, и сердце юной девы отозвалось ему в тот же миг». Если чему оно и отозвалось, то это куклам, которые Сигрид дарил нареченой, пока она не стала его женой. Смех же.
 - А Глаур? Он же нашел своего возлюбленного.
 - Не говори «уха», пока рыбка подо льдом, - тихо произнесла женщина.
 - Думаешь, Глаур его бросит?
 - Ничего не думаю, и боги моих слов не слыхали! - Альда сделала отвращающий зло знак.
  Альруна фыркнула:
- В любом случае, мой супруг меня бить не станет.
 - Не станет, уж об этом-то твой отец, да и братья позаботятся.
- А расскажешь мне сказку на ночь?
 - Какая же ты еще маленькая, детка, - мать обняла ее, погладила по золотым косам. - Какую тебе сказку рассказать?
 - Расскажи про алый цветок, - Альруна прижалась к ней. - Я не маленькая, я выше тебя.
 - Выше, верно, - Альда усмехнулась. - Тебе как скальды поют, или как на самом деле было дело?
 - Как на самом деле было, - потребовала Альруна, топая к своему шатру.
  Сказку на ночь Альда Тория рассказывала уже под мерное покачивание драккара на высокой волне, посвист ветра в вантах и скрип мачты. Корабли конунга Эутар вышли в море по вечернему приливу, загрузив трюмы зерном и льняными и шелковыми тканями. Альруна уснула, как всегда, на середине сказки, обняв плюшевого пучеглазого пса.
 На драккаре Глаура на палубе сидели эутрерии, перешучивались, гадая, кто кого нынче уморил - младший сын конунга своего ящерку, или имперец - Глаура. Из шатра выглянул все-таки имперец. Воины захлопали ладонями по бедрам, засмеялись, чествуя его. Рамиро едва не сгорел от смущения.
- Иди к нам, выпей вина, чернобурочка, - позвал седовласый увалень со шрамом через всю морду самого что ни на есть разбойного вида.
 - Иди-иди, - поддержали и остальные воины.
 Рамиро подошел, слегка прихрамывая, ему тут же принесли подушку в кожаном чехле. Подали вырезанный из витого рога кубок с густым, черным вином, которое на островах делали не из винограда, а из вишен.
- Пей, оно тебе сил придаст.
- А Глауру уже, видать, даже вино не поможет.
 - Он просто набегался за день! - вступился за варвара Рамиро, бесповоротно пьянея от пары глотков удивительно мягкого, но крепкого вина.
 - Набегался-набегался, - согласились все.
 - И у-у-устал! - подбоченился мальчишка, покачиваясь в такт кораблю. Только в противофазе.
 - Устал-устал, - поддакнули варвары.
 - И мне пом-м-могал! - нетвердо выговорил Рамиро, притопнув ногой. На ней была сандалия, подбитая звонкой медью, звук получился веселым и задорным. Все дружно расхохотались. Мусто явился, лег рядом, греть ноги.
 - Вот вы смеетесь, а он, между прочим, ласковый, - Рамиро плюхнулся на палубу, препотешно мявкнул-ойкнул и перелег на Мусто, обнимая его за шею.
 - Глаур или гор?
 Мальчишка задумался, тряхнул головой, рассыпая по плечам свои кудри:
- Оба! Но масла было мало... - уронил голову на бок щену и засопел, окончательно уморенный. Варвары дружно умилились, не посмев даже заржать.
 - Драгас, принеси ребенку плащ, застынет ведь, - шрамолицый Гевин кивнул одному из младших эутрериев. Тот понятливо подорвался, принес из шатра плотную шкуру и плащ Рамиро. Гевин осторожно поднял мальчишку и удивился вслух:
- Легонький какой!
Драгас фыркнул:
- Легонький-то легонький, а Глаура заездил. Вы б его рожу видали - как от лыбы не треснет - даже не знаю.
 Рамиро завернули в плащ, положили обратно к щену, уже вовсю храпевшему.
 Наутро на палубе обнаружилась живописная куча перепутавшихся рук, ног и лап - Глаур, не нащупав во сне своего ящерку, выполз из шатра в чем мать родила, нашел Рамиро и плюхнулся прямо на голые доски с ним рядом - обнимать и греть.
 Первым проснулся Мусто, возмущенно запищавший басом. Потом пришлось проснуться Глауру - пес заехал ему в живот лапищей, когда выбирался из кучи. А когда исчезли две большие грелки, открыл глаза и Рамиро. Прямо над ним выгибался под ровным северо-западным ветром красно-белый косой парус, выше него, в паутине вант, нестерпимо синело небо без единого облачка.
 - Доброе утро, ящерка.
 Юноша потянулся к нему, улыбаясь:
- Доброе утро, мой теплый.
 - Вы бы хоть в шатер убрались, - посоветовал кто-то.
 - Зачем? - не очень понял Глаур. - Вы еще чего-то у меня не видали?
Рамиро был одет, по крайней мере, туника и штаны на нем были, а сандалии с него снял кто-то из эутрериев вчера ночью.
 - Завидно, - объяснили ему.
 Глаур хмыкнул, подхватил алеющего Рамиро на руки и скрылся в шатре.
- М-да, ставлю серебряного «пса» против «утки», что мальчишка на Эутары сам сойти не сможет, - хохотнул Гевин.
 - Да ладно? - усомнился кто-то.
 - Ну, кто мой заклад перебьет? - Гевин азартно подкинул на ладони извлеченную из кошеля монету - квадратную, с выбитым на ней абрисом головы гора. Народ потянулся делать ставки. Вышло три против одного, что своими ногами Рамиро на острова не ступит.
 Глаур в это время свою ящерку кормил, так и не выпуская с рук. Юноша не возмущался его наглостью, но в конце трапезы все же вывернулся из теплых объятий:
- Глаур, прекрасный мой варвар, давай с тобой уговоримся: ты не ведешь себя со мной, как с нежной одалиской, а я... а я буду тебя просто любить, хорошо?
 - Хорошо. Но я просто о тебе забочусь...
 - Мне приятно, - Рамиро снова сел рядом, погладил Глаура по руке. - Просто ты в своей заботе не знаешь меры. Не надо кутать меня в пуховые перины, я не стеклянная статуэтка, родной. Не хочешь размяться?
 - Неплохо было бы.
 - Ты хорошо управляешься с топором? - Рамиро склонил голову набок, явно что-то задумывая, судя по пакостной усмешке.
 - Отлично, - кивнул Глаур.
 - Если что - сумеешь удержать руку?
 - Смогу, - варвар снова кивнул.
 - Прекрасно. Шпага против топора, мой хороший. Принимаешь? - мальчишка протянул ему ладонь. Глаур пожал ее:
- Принимаю.
 Шпага у имперца, несмотря на его невысокий рост и хрупкое сложение, была взрослая, длиной в пять с половиной ладоней, узкая и обоюдоострая, с простой, без изысков, чашей гарды, на которой была вычеканена виноградная лоза и лавровый венок. Больше никаких символов на оружии не было, но знающему человеку хватило бы и этого, чтобы определить, что шпагу ковал номский мастер, пожалованный вниманием самого императора. Глаур представления не имел, как у них вообще совмещаются техники боя. Но свой топор вытащил.
 - Ты видел, как сражаются нобили? - Рамиро вышел из шатра и внимательно осмотрелся, запоминая расположение канатных тумб, бочек, гребных скамеек и прочих помех. - Это отличается от того, как бьются гладии, да у них и не шпаги, а спаты.
 - Видел, - кивнул варвар. - Не представляю, как мы будем разминаться.
 - Это просто, - юноша улыбнулся такой улыбкой, которой у него Глаур еще не видел - острой и холодной, как блестящее лезвие шпаги. И скомандовал: -  Нападай!
 Варвар напал, сперва вполсилы, пробуя противника. Рамиро ушел от удара танцующим, легким и выверенным движением. А острие его шпаги замерло у самого горла варвара, почти касаясь кожи.
- Ты убит.
 - Неплохо, - Глаур отступил на шаг.
 - Меня хорошо учили, но я не мастер клинка, - мальчишка обезоруживающе улыбнулся, а в следующее мгновение напал сам, выкрикнув: - Защищайся!
Через минуту чудовищный топор легонько коснулся его головы плашмя, едва обозначив касание.
 - М-да, я труп с тыквой вместо башки, - хмыкнул Рамиро. - Давай, потанцуем?
 Глаур согласно кивнул. Если то, что имели удовольствие лицезреть эутрерии глаурового драккара, и было танцем, то каким-то безумным, хоть и красивым. Больше всего это напоминало пляску пламени вокруг тотемного столба. Рамиро метался, скупыми движениями пытаясь пробиться и снова обозначить касание-укол или удар. Глаур поворачивался на одном месте и прикрывался топором.
 - Так ему, чернобурочка! - первым заорал Гевин, засвистел в два пальца. - Задай этому медведю!
 - А ну, молчать, - весело рыкнул Глаур. - Он и сам справляется.
  Рык предводителя потонул в обрушившемся на палубу гуле голосов. Кое-кто орал: «Медведь, не стой!», кто-то поддерживал Рамиро. Тот, воодушевленный этими кличами, хитро выгнулся, обманным финтом проходя защиту Глаура. Волна плеснула под киль драккара, мальчишка покачнулся, и острие шпаги все же оцарапало варвара в ямке между ключиц. Рамиро уронил оружие, с ужасом глядя на то, как сползает по коже Глаура алая капля.
 - Ты чего? - удивился тот. - Устал? Или качка непривычна?
 - Я же мог тебя убить! Чудом отдернуться успел! - голос юноши дрожал.
 - Ну, тише-тише. Не убил ведь.
 - Я не привык к качке, - Рамиро подобрал шпагу. - Больше в пути так не делаем.
 - Хорошо. А вот и твой страж. Волнуется.
 Мусто глухо подвывал, припадая на передние лапы. Когда Рамиро убрал шпагу в ножны, он кинулся к нему, и через секунду юноша уже валялся на палубе, прижатый к ней лапой, а гор вылизывал его.
 - Кажется, он решил, что это ты - щенок, а он взрослый самец.
 - По-моему... Мусто, нельзя! Аф-ф-ф-тьфу, Мусто, хватит! По-моему он это решил с первого дня! - Рамиро пытался увернуться от слюнявого языка гора.
 - Зато он о тебе заботится, - заметил Глаур.
 - Ты тоже, - Рамиро удалось выбраться из-под лапы, и он с победным воплем оседлал Мусто. Щен тут же запрыгал, стараясь не приближаться к бортам.
 -Ой, ма-моч-ки! Снимите меня от-сю-да-а-а!
Прыжки гора напоминали маленькие землетрясения и козьи поскакушки одновременно.
 - Держись крепче, ящерка!
Рамиро вцепился в длинную густую шерсть на загривке Мусто, прижался к нему.
- Мусто, стой! Стой же ты, хватит!
 Щен остановился, вывалил язык до палубы. Мальчишка сполз с него, охнул:
- Как на заборе попрыгал, ей-боги! Никогда так больше не делай, Мусто!
 Щен радостно гавкнул, завертел хвостом, радуясь, что с ним разговаривают. Рамиро принялся тормошить его, успокаиваясь от пережитого потрясения. Драться он умел и несколько раз участвовал в дуэлях, но никогда не убивал. А сейчас тем более, даже ранить не желал. Мусто тормошился охотно, лез тискаться. Словно понимал, что хозяину сейчас необходимо его внимание.
  Гевин положил руку Глауру на плечо, кивая на имперца, и тихо спросил:
- Кормил хоть чернобурочку?
 - Кормил, - отозвался Глаур. - Как сам ел, так и его кормил.
 - Хороший мальчишка, только ведь, мелкий еще?
 - Ровесник сестрице. Не такой уж и мелкий.
 - Не по их законам.
 - А мне до их законов теперь дела нету, Гевин. Да и навидался я их законов, - Глаур поморщился.
 - Ну, гляди. Мальчишка в тебе души не чает.
 - И я в нем тоже, - Глаур разулыбался.
 Гевин кивнул, отошел, слегка хмурясь. Нрав младшего сына конунга был на Эутарах известен каждой собаке, как и его непостоянство. Надолго ли хватит этой любви у Глаура?
Сам Глаур и думать ни о чем не думал, любовался своей ящеркой. Ну, разве что ревниво вскидывался, когда эутрерии взялись опекать непривычного к качке и морским переходам Рамиро, а тот, смущаясь, все же отвечал на их заботу, улыбаясь, охотно брался помогать в нехитрых занятиях, учился вязать узлы на тонких канатах, сам чистил устроенное в трюме стойло Лиро и убирал за Мусто. Зато по вечерам, скрывшись ото всех в шатре, целовал и нежил свое сокровище, дороже которого у него на свете не было.
 Перед ним Рамиро раскрывался с совершенно иных сторон. Одаривал своей лаской и любовью так щедро, что она казалась варвару пряно-соленой волной, накрывающей его с головой.
 - Ящерка моя... Морская... - варвар зарылся лицом в его волосы. Мальчишка прерывисто дышал, раскинувшись под ним, обессиленный, в истоме, только ласково гладил тонкими пальцами по плечам, отмеченным длинными царапинами.
 - Я так рад, что попался именно тебе.
 - Я тоже. Правда, не понимаю до сих пор, почему мне подарили именно тебя. Чего этим добивался Преторий?
 - Не знаю, - честно признался Глаур.
 - И боги с ним. Не хочу вспоминать. А нам долго плыть?
 - Уже нет, завтра к полудню будем на островах. А что, ноги размять хочется?
 - Ну, насчет размять - не знаю, а вот по тверди я уже соскучился. Непривычно засыпать, зная, что под тобой огромная глубина, и между ней и тобой - только корабль. Драккар сразу кажется таким хрупким...
  Глаур расхохотался:
- О, поверь, этот драккар переживет любой шторм, он сделан на совесть. Скоро уже будет на Эутарах, ящерка. Скоро.
 - Хочу увидеть, правда ли эутрерии похожи на свою землю. Я почему-то думал, что твои соотечественники будут суровыми, как обветренные временем скалы. А они совсем не такие.
 - Мы разные, ящерка. Как и везде.
 - Мне нравится, - Рамиро улыбнулся, накручивая на пальцы пряди каштановой гривы варвара. - Даже не так, я ими очарован.
 - Они умеют произвести впечатление - это правда.
 Рамиро хихикнул, вспомнив, как один из молодых, младше Глаура, парней пытался произвести на него впечатление, вышагивая по перекладине, к которой крепился парус. Ветер неожиданно сменил направление, и эутрерий полетел в волны. Его тут же выловили, полуоглушенного от удара о воду, но больше сконфуженного.
 - А чем ты бы хотел заниматься на островах?
 - Пока не знаю... А чем там можно заниматься?
 - Ну, смотря, что умеешь. Я, например, кузнец.
 - А у вас есть что-нибудь типа лекториев? Я умею не так уж и много - счет, письмо... Мог бы учить малышей.
 - О, это отличная идея, - кивнул Глаур.
 - С детьми мне всегда было проще, чем со взрослыми, - признался Рамиро так, словно он сам уже перешагнул порог зрелости. - Они искреннее, не надо каждую секунду напоминать себе, что на лице не должно быть иного выражения, кроме вежливой скуки.
 - Значит, занятие у тебя есть. У нас простая жизнь, ящерка… В трудах и заботах.
 - Я знаю. Вернее, я знал, куда еду, и что меня ждет. Но заботы и труды меня не пугают, мой хороший. Я не особо избалован.
 Глаур опять потянулся целовать его:
- Давай спать. К полудню увидишь мою родину.
 - Острова Блаженных, - улыбнулся Рамиро, обнимая его за шею. Ему понравилось чувствовать, как тяжелая голова Глаура лежит у него на плече, хотя чаще выходило так, что это он весь целиком оказывался на варваре, как на огромной грелке - ночи в море были нежаркими, да и Эутары лежали севернее Империума.
 - Жить будешь в сказке, - засмеялся Глаур.
  Рамиро фыркнул:
- В сказках обычно водятся чудовища и злодеи.
 - Н-ну, за чудовище сойдет Мусто?
 - Нет, разве же он похож на чудовище? - принялся защищать нового любимца Рамиро. Мусто, поняв, что речь о нем, поднял голову и забил хвостом по коврам. Доски палубы гулко отозвались, застонали.
 - И еще как, - согласился Глаур.
 - Он хороший, умный, добрый, - Рамиро протянул руку и погладил щена по носу. Тот пылко облизал Рамиро руку. И захрапел. Юноша тоже устроился поудобнее, обнимая Глаура за плечи.
- Добрых снов, любимый, - сорвалось с губ само собой.
 Варвар расцвел, заулыбался.
- Добрых, мое сердце.

 Прибыли они на Эутары точно как Глаур и сказал - к полудню. Сначала на горизонте выросли похожие на синие тучи горы, потом разделились на несколько островов, у подножия гор стало видно зеленые холмы и леса. А потом корабли повернули к одному из островов, и он вскоре заслонил собой все остальные.
 - Вот он, Хлёкк...
 - Красиво, - зачарованно вглядывался в проплывающий по правому борту остров Рамиро, рассматривая непривычные глазу имперца леса и хутора.
- Будет еще лучше. Смотри, - Глаур указал на скалу впереди. С нее в море сорвалось белоснежное гигантское пятно, плюхнулось в воду и быстро поплыло в сторону драккаров.
- Гор?! Интересно, чей? - удивился Рамиро, глядя на приближающегося к драккарам со скоростью имперской биремы пса. Радостный визг Альруны стал ответом.
- Громадина... Мусто, гляди, каким ты вырастешь.
Мусто пытался спрятаться за Рамиро, впечатленный размерами сородича.
- Ну-ну, не переживай, я тебя в обиду не дам, - смеялся юноша, во все глаза рассматривая выплывшую из-за поворота скалу, на вершине которой, словно острый коготь, вырастала башня из серого камня.
- Это что? Зачарованный замок чародея?
- Это? Нет, это замок хозяина острова. Он меньше, чем кажется. Смотри, отцовский гор.
Белая скала на берегу лениво шевельнулась.
- О, боги... Когда он двигается - случаются землетрясения?
- Что-то в этом роде. Поэтому он обычно спит или мечтает.
- А твой отец спит на нем вместо кровати и одеял разом, - фыркнул Рамиро. - А замок такой хищный, так и кажется, что сейчас с башни стрелы полетят...
С башни сорвались в полет темные тени, закружились.
- Вороны. Не бойся, им надо познакомиться с тобой.
- Я знаю, это Хранители замка, да? На капитолийском холме живут тоже, только это гуси. Ну, что ты смеешься?
- Представил, как гуси летят знакомиться.
Крупный антрацитовый ворон сел на плечо Глауру, посмотрел на Рамиро.
- Щеночек. Хороший. Славный пес будет.
- Ой, он говорящий! - в синих глазищах юноши, которые стали еще больше от удивления, заплескался совершенно детский восторг. - А погладить его можно?
- Кр-р-ра, кр-р-ра, он говорящий, - передразнил его ворон и перелетел на спину Мусто, поближе к Рамиро.
Юноша с совершенно серьезным видом отвесил поклон ворону:
- Простите, сеорр ворон, мое непочтительное поведение, оно объясняется лишь моей неосведомленностью. Рамиро Фонларо, к вашим услугам.
- Хугин, - проскрипела птица. - Дай сыру.
Глаур смотрел, как его ящерка метнулась в шатер, где с полдника оставался вкусный имперский сыр и сушеный виноград. Ворон пощелкал клювом, оглядывая младшего сына конунга.
- Кр-р-ра, Глаур, р-решил остепениться?
- Решил, Хугин. Как дела у тебя?
Ворон почистил клювом перья на крыле, покосился на человека и с заметной гордостью каркнул:
- Тр-р-рое!
Глаур потрепал его по перьям:
- Поздравляю, папаша.
Рамиро вернулся, протянул ворону сыр на ладони.
- Угощайтесь, сеорр.
Хугин каркнул, взял сыр и улетел.
- Кормить семью унесся, - объяснил Глаур. - А теперь уши закрой.
Рамиро недоуменно вскинул брови, но послушно зажал уши ладонями. Со скал прогремело эхо, словно остров раскалывался, тяжко ворочаясь. Берег покрыла белоснежная меховая пена.
- Это что, все ваши горы? И как на островах еще осталась какая-то живность?
- Это все наши горы. На все острова.
- Они всегда так встречают?
- Всегда. Ждут нас.
Мусто, пища, прятался за них от подошедшего гора, на котором клещиком висела Альруна. Рамиро обнял своего щена за необъятную шею, наклонился к его уху:
- Не бойся, ты таким же будешь. Глаур, а что происходит с псом, если хозяин... ну... не вернулся?
- Они уходят в море, когда умирает хозяин. В тот же час.
Мусто потянулся нюхать сородича. Тот в два взмаха прилизал ему морду, щен испугался и попятился. Рамиро нашептывал ему успокоительную белиберду, гладил за ушами, глядя на то, как приближается широкая пристань, за которой виднеется город - из потемневшего от времени дерева и камня, совсем не похожий на привычный юноше Ном, кажущийся грозным и нахмуренным.
- Идем, - позвал Глаур. - Я покажу тебе остров.
- Прости, мой хороший, но сначала надо устроить Лиро и Коллену. А потом можно и побродить по острову.
 - Хорошо, тогда сразу отправимся в замок.
 Лиро, за время путешествия привыкший к качке, ржал и артачился, не желая спускаться по сходням, под которыми темнела стылая вода. Рамиро снял с себя широкий полотняный пояс, завязал ему глаза и птицей взлетел на спину без седла. И шоколадный жеребец, развевая белой гривой и хвостом, в один великолепный прыжок перемахнул с борта драккара на берег.
 Мусто потопал за ними, не желая оставаться наедине с сородичами.
 Конь плясал, радуясь тверди под копытами, Рамиро смеялся, управляя им коленями, почти не касаясь недоуздка.
 - Дорога к замку отмечена белыми камнями, - Глаур смеялся.
 Рамиро свистнул, призывая Мусто следовать за собой, и только два белых и один антрацитовый хвосты мелькнули - они умчались вперед, разведывая дорогу. С драккара уже сгружали тюки имперца, Коллена спустилась сама, с достоинством матроны.
 - Вам подать повозку? - любезно осведомился Глаур.
 - Я что, похожа на старуху? - ворчливо отозвалась женщина.
 - Нет, что вы, вы еще так молоды. Идемте, ваши тюки отнесут вскоре.
 Коллена окинула взглядом пристань и город на берегу фиорда, кивнула и зашагала, подобрав юбки.
 Дорога до замка заняла примерно половину часа.
 Рамиро ждал их у ворот, хотя они были открыты, а подъемный мост опущен. Но юноша не собирался въезжать в замок вперед Глаура.
 Глаур вошел, повернулся:
- Добро пожаловать на остров Хлёкк, остров мастеров и ремесленников.
 - Мир дому сему и его обитателям, - отозвался имперец, делая шаг не просто во двор замка - в новый для себя мир, в котором ему предстояло найти свое место.


Часть вторая. Варвар и ведьма

 - Райтин, у тебя в штанах еж? - учитель постучал длинной гладко оструганной палочкой по широкому деревянному щиту, на котором куском угля писал буквы. - Что случилось?
 - Солнце, - хныкнул тот.
- Хорошо, ты можешь пересесть поближе. Варина, если вы с Лариной будете болтать, а не слушать меня, я вас рассажу в разные концы лектория. Не отвлекаемся, дети, продолжаем писать, - учитель повернулся к щиту и снова зашуршал углем по светлому дереву.
Дети послушно выводили буквы, пытаясь добиться четкости в написании.
- Не торопитесь, аккуратно. Зара, не мучайся, возьми карандаш в левую руку. Тебе ведь так удобнее?
 Девочка кивнула, не поднимая глаз. Учитель отложил уголек на резную подставку и пошел по рядам, между невысоких столиков, расставленных на солнечной полянке, окруженной вишнями. Внимательно приглядывался к тому, что выводили ученики в кватерах - сшитых по четыре листа пергаментах.
- Сольвейг, хвостик у буквы «у» старайся писать ровнее и чуть длиннее. Вот так, - он наклонился, отводя за ухо длинную, вьющуюся вороную прядь, поправил написание, положив тонкопалую узкую ладонь поверх руки девочки. Она разулыбалась щербатой улыбкой - передний зуб недавно выпал.
 Дети любили своего учителя, он отвечал им взаимностью. Обитатели замка Каменного Ворона и окрестных поселений отправляли малышей учиться письму, чтению и счету под его чутким присмотром и руководством уже пять лет. Практически, с той осени, когда имперец впервые появился на острове. Правда, непривычное имя «Рамиро» ему почти сразу переделали в «Рамир», хотя теперь, по прошествии лет, звали его просто учителем. Имперское «лектор» на Хлёкке не прижилось.
 Прозвенел колокол, возвещая полдень.
 - Ну, что ж, на сегодня все. Жду вас завтра с утра. Не опаздывайте. Райтин, тебя это касается особо. Живешь ближе всех, а ждем тебя дольше, чем Сольвейг.
 Мальчик засмеялся и убежал.
- Ну что, кто кого замучил? - поинтересовался Глаур, подходя.
 - Обошлось без мучений, - Рамиро улыбнулся, проводил взглядом плетущуюся нога за ногу Зару и прижался к любимому, подставляя губы под поцелуй. Его сразу же поцеловали с явным удовольствием.
- А куда ты девал своего лохматого стража?
 - Спит в малиннике, дети его заездили, - имперец рассмеялся. - Совсем никакого пиетета перед Мусто не испытывают.
 - Ну, кого может напугать это облако жира и меха? - Глаур смеялся. - Откормили бедного.
 - Ничего, вот начнется уборка ячменя, у меня будут каникулы, я им займусь. Ты же знаешь, сгоняет жирок он так же быстро, как и набирает. А там и зима, чем он толще, тем меньше мерзнуть будет. Как у тебя дела, родной?
Рамиро за прошедшие годы немного вытянулся, теперь доставал Глауру не до середины груди макушкой, а до плеча. Но статью остался все таким же тонким, как ветка ивы, и гибким.
 - Да вот, скоро осенняя ярмарка, готовлюсь. Кую оружие и подковы, - Глаур еще раз поцеловал своего ящерку. - И успел с утра по тебе соскучиться.
 - Я тоже, - юноша улыбнулся, обвивая его шею руками. Вдохнул запах окалины, огня и железа, которым Глаур пах даже после того, как купался в пруду у кузницы. Он впитался в его кожу и не выветривался.
 - Альруна просила передать, что соскучилась по тебе.
 Дочь конунга три года назад вышла замуж за одного из старшин дружины отца, дотянув все-таки до восемнадцати лет в девках, зато теперь была тяжела вторым ребенком. Беременность проходила трудно, в отличие от первой, и Альруна почти не покидала дома в трех часах пути от замка.
- Я съезжу к ней завтра после полудня. Матушка Альда, помнится, просила отвезти дочери свежего меду.
 - Она обрадуется, я уверен. Хотя характер у сестрицы стал еще хуже, чем был.
 - А, по-моему, наоборот, Рунка стала мягче. Ты видел ее? Над Хьерваром воркует, как орлица над орленком.
 - Ага. А окружающих клюет, как бешеная ворона.
 - Не всех, - Рамиро усмехнулся. С Альруной у него установились дружеские отношения, когда он вытащил ее из озера, во время первой ее беременности. Своенравной девчонке вдруг втемяшилось в голову искупаться, а в воде ноги и руки свело судорогой, она даже не успела позвать на помощь своего гора. Рамиро почувствовал неладное и кинулся в воду, не раздеваясь. Выволок, откачал. И с того момента официально считался «младшим отцом» Хьервара.
- Ты голоден, любимый?
 - Как Мусто после пробежки, - хохотнул Глаур.
 - Идем, будем тебя кормить. Коллена снова поругалась с Дьером, так что на обед будет имперская стряпня.
 - Ну что они не поделили сегодня? - простонал Глаур.
 - Кажется, большой котел. Сковал бы ты еще один? - фыркнул Рамиро, представляя, какие баталии разворачиваются на замковой кухне из-за утвари между двумя страшно упертыми поварами.
 - Скую. И кухню поделю надвое, - пообещал несчастный варвар.
 - Им будет скучно - не видеть друг друга и перелаиваться через стену, - юноша рассмеялся.
 - Пропилим окошко в стене. Иначе я скоро буду как Мусто, спать под кустами и ничего не делать - я не съедаю столько, сколько эти двое готовят, разозлившись друг на друга.
 - Зато повод позвать в гости братьев, - совсем развеселился Рамиро. - Кстати, Ванир уже вернулся из Империума?
 - Не сегодня-завтра должен, жду со дня на день.
- Он мне обещал новые книги привезти. И карандашей.
 - Значит, привезет, - заключил Глаур. - Идем, пора пообедать. А то молот поднять не могу толком.
  Рамиро сомневался, что это так, но накормить варвара постарался плотно, подкладывая ему лучшие кусочки мяса и подсовывая свежеиспеченные лепешки. Глаур благодарно улыбался ему, жуя обед. И глаза светились от счастья.
 За эти пять лет меж ними было все, что только могло быть: нежность и страсть, обиды и непонимание, ссоры и бурные примирения, когда челядь из замка старалась ретироваться, чтоб не попасть под горячую руку Глауру, а потом - не слышать, как именно тот вымаливал прощения у Рамиро. Вернее, как на эти мольбы тот отвечал. Хотя в последний год притирка характеров, кажется, закончилась, жизнь стала спокойнее.
Несмотря на то, что жили они семьей, свадебное обручье так и не украсило золотой чеканкой запястье Глаура. Рамиро запрещал себе даже думать об этом.
 - Ну, все, ящерка, закормил ты меня, - Глаур смеялся. - Теперь только спать завалиться рядом с Мусто.
 - Так давай полежим. Все равно надо, чтоб еда улеглась, - юноша лукаво сверкнул глазами, привстал и слизал с уголка его губ мясной сок.
Глаур утащил его на постель, разлегся, улыбаясь. Рамиро сам потянулся ласкать его, благо, что одежды, кроме кожаных штанов, в подпалинах от искр, на варваре не было. А с этими штанами Рамиро справляться умел уже в совершенстве. Мягкая кожа сползала, обнажая великолепное тело совсем. Имперец с ума сходил, оглаживая его, целуя, принюхиваясь к любимому запаху.
 - Моя ласковая ящерка, я так тебя люблю. Больше своей жизни.
 Юноша положил ему ладонь на губы:
- Тс-с-с, не надо, не говори так, - и нырнул вниз, рассыпая по медно-загорелому телу эутрерия черные кудри. Глаур только застонал гортанно, вспугнув воронов на крыше, недовольно каркнувших и разлетевшихся.
 Сколько бы опыта не приобрел за пять лет Рамиро, а вне спальни и на людях он оставался все тем же застенчивым юношей, каким прибыл на Эутары на борту драккара Глаура. Краснел от похвал, старался держать дистанцию и избегать чужих прикосновений. Менялся только наедине с Глауром, отбрасывая смущение и стеснительность. Вот и сейчас - вымучив ласками нежного рта, скользнул выше, обхватывая мощные бедра варвара ногами и приподнимаясь, чтобы еще поддразнить, распаляя Глаура до предела. Тот даже глухо рычать начал от страсти.
 - Медведь... а-а-ах-х-х! - Рамиро и сам уже постанывал от жгучего желания ощутить его в себе, но медлил, позволяя плоти варвара скользить меж ягодиц, не входя.
 - Грррау, - согласился Глаур.
 Юноша прикрыл глаза и медленно опустился, запрокидывая голову и кусая губы.
 - Ящерка моя...
 - Да-а-а... только твоя.... - выстонал Рамиро, замирая на несколько секунд, чтобы не сорваться немедленно. Глаур эти несколько секунд претерпевал как вечность. А потом мальчишка, дай ему Норны долгую жизнь, принялся издеваться еще более изощренно, двигаясь медленно и плавно, но сжимая его внутри себя, словно в пыточных тисках.
 Варвар себя чувствовал расплавленным железом, льющимся в форму, мягким, податливым и еще не знающим, что будет на выходе. Любовь с Рамиро не приедалась потому, что каждый раз он ощущал себя другим. Словно Рамиро, как мастер-кузнец, выковывал из него то неудержимо пронзающий клинок, то тяжкую секиру, а то и легкую стрелу. И Глаур с радостью отдавался этим ощущениям, наслаждаясь. И улыбался после  занятий любовью так солнечно, что мог ночь в день превратить.
 - Ну, что? Утряслось? - Рамиро уронил голову ему на плечо и тихо смеялся, целуя мокрую от пота шею и ключицы.
 - Не то слово, - Глаур поглаживал его по спине.
- Вот и славно. Счастье мое.
- Ну, я в кузницу, - Глаур поднялся. - Увидимся вечером. Надеюсь, Ванир доберется на острова до заката.
- Хорошо бы, - кивнул Рамиро, удовлетворенно улыбаясь и не спеша подниматься с постели. Несмотря на их многолетние отношения, ходить после любви с Глауром ему все же было тяжеловато. - Скажу Дьеру, чтоб приготовил любимое блюдо Ванира.
Глаур нежно поцеловал его и ушел.
После полудня к Рамиро приходили учиться уже не дети. Взрослые, которые не были грамотны, но хотели научиться, а кроме того - могли отплатить учителю не только устной благодарностью. Он не отказывал, хотя учить эутрериев, каждый из которых годился ему если не в деды, то в отцы точно, было странно, и он все еще робел. Писали они старательно, учились от всей души, с прилежанием.
Как он заметил, здесь все делали от всей души. И учились, и строили, и ковали. И если уж дрались - то тоже, со всем тщанием. Вот, у Хекка Свансона снова нос на сторону, глаз заплыл, а сидит так, что ясно - ребра помяли нешуточно. Язык высунул, голову набок склонил, чтоб зрячим глазом видеть, и выписывает буквицу. Опять к дочке кого-то из местных кузнецов бегал. Тридцать лет мужику, а никак не уймется. Рамиро про себя посмеялся бы. Да у самого любимый такой же, Глаур Беспутный. Давно, правда, его уже так не звали, все больше Медведем. С той поры, как Рамиро в замке поселился, и не звали. Остепенился Глаур, серьезнее стал, ответственнее. И если за кем и волочился, так только за самим Рамиро.
Юноша окинул взглядом сидящих перед ним «учеников» - все сплошь мужчины, женщины очень редко изъявляли желание учиться грамоте. Да оно и понятно - некогда, почти все домашнее хозяйство здесь держалось на плечах и разумении женщин. Тяжелую работу делали мужчины, но и женская была не легче, а по времени - затратнее и нуднее. Большинство же было женато - золотые обручья взблескивали на сильных руках. У кого-то - яркие, новые, у кого-то - уже потускневшие, потертые, в царапинках.
Такое же запястье Глаур ему не предлагал, невесть почему. Рамиро и не напрашивался. Сколько б он тут не прожил - он все равно оставался для эутрериев чужим, имперцем. Как еще косо посмотрят на Глаура, если предложит - не ведал, все же, не простого рода варвар, младший сын конунга Эутар. В последнее время Рамиро думалось против воли: что будет делать, если его Медведь встретит себе женщину по сердцу? Милую, послушную, работящую, да красавицу. Ему казалось, что все они здесь красивы, эти эутрерии, и мужчины, и женщины. Но Глаур лишь смеялся:
- Один ты мне нужен, ящерка. Какие жены, какие красавицы, у меня одна зазноба есть, вон, передо мной вертится.
Рамиро молчал, хотя спросить хотелось до зуда в кончике языка: почему же не берешь за себя? Почему? Молчал, прикусывал язык, улыбался, пряча печаль за ресницами. И только обнимал так крепко и отчаянно, словно боялся, что это сон. Так и сказал однажды:
- Боюсь, что проснусь не здесь... - и не уточнил, где. Но Глаур и сам понял.
- Ну где ж тебе еще быть, ящерка? - Глаур поцеловал его. - Я настоящий. И мы на островах.
Только это и уверяло, что все по-настоящему. После огненных поцелуев Глаура губы саднили, ныли сладко.
- Ну, все закончили? - Рамиро очнулся от мыслей, обвел учеников глазами. - Давайте, посмотрю, у кого как получилось.
И пошел по рядам, склоняясь к каждому, исправляя ошибки и подсказывая, что поправить. Ошибок раз от раза было все меньше, учились все быстро. Рамиро вспоминал свои уроки в лектории Нома, против воли улыбался: как же ему не хотелось просиживать штаны на жесткой лавке, слушая старческий дребезжащий голос лектора!
- Все верно, учитель?
- Да, у тебя все просто замечательно. И почерк такой аккуратный, Бьёрн, ты просто молодец.
Где-то гулко гавкнул гор, белая лавина хлынула на берег.
- О, пришли драккары из Империума, - улыбнулся Рамиро. - Все свободны.
Через несколько минут он уже седлал Лиро, потом галопом промчался от замка к пристани, встречать Ванира с дружиной.

- Привет, ящерка, - Ванир сошел на пристань.
- Здравствуй, - Рамиро протянул ему руку, улыбаясь. - Как расторговались?
- Отлично. Богатые дары привезли. И Альруне привез женщину в помощь.
- Вот как? А кого? - жадно подался вперед имперец. Он, научившись говорить на языке Эутар, предпочитал общаться с островитянами именно на нем, но отчаянно скучал по живому общению с кем-нибудь из Империума.
- Знахарку одну. Вон, идет.
Рамиро повернулся к сходням и замер, как пригвожденный к пристани: знахарка была молода, красива, рыжая, как пламя, зеленоглазая. Настоящая «пайтонис» - ведьма. Улыбнулась ему, узнавая соотечественника.
- Думаю, вам найдется, о чем поболтать. Про Империум, например.
- А что в Империуме? Моя жизнь здесь, - тихо ответил Рамиро. И пошел здороваться с женщиной, вспоминая родной язык.
- Привет, - она рассмеялась. - Так вот какой сюрприз мне обещали.
- А я сюрприз, сеорра? - Рамиро поклонился, улыбаясь. Она была такой... к ней хотелось тянуться, как к солнцу. - Рамиро Фонларо, к вашим услугам. Хотя здесь меня зовут Рамир, а кто и просто учителем.
- Элеона. Рада встрече.
- Брат! - Глаур спешил к ним.
- А это Глаур, - Рамиро смешливо фыркнул: любимый явно спешил, умывался наскоро, и на щеке темнела угольная полоса. Элеона сразу изменилась, глаза вспыхнули. Глаур лишь мазнул по ней взглядом и поспешил к брату, обняться. Рамиро на знахарку и не смотрел в тот момент, так что ее жадный взгляд остался незамеченным.
- Это мой... возлюбленный, - пояснил женщине. - Брат Ванира.
- Вот как, - протянула Элеона. - Хорошо. Рада встрече, рада-рада.
- О, я тоже, - оживился юноша, - мне так не хватало кого-нибудь из Империума, хотя бы просто поговорить. Ваша подопечная живет не так уж и далеко от нас, а я часто к ней езжу, так что мы будем видеться.
Элеона разулыбалась, закивала.
- Думаю, переночуете у нас, сеорра Элеона, я завтра собирался к Альруне в гости, и отвезу вас.
Знахарка согласилась.
- Ну что, брат мне сказал, что вы приехали помочь Альруне, - Глаур подошел к ним.
Элеона закивала.
- Я завтра отвезу сеорру в Белый Лог, поедешь со мной? - Рамиро по привычке прижался к его плечу.
- Конечно, - Глаур обнял его, поцеловал в щеку. Ни один, ни другой не заметили того, как зло сощурились блеснувшие глаза Элеоны.
- Идемте. Сегодня обед на диво... Богатый.
Ванир захохотал:
- Что? Опять?!
История с двумя поварами, которые никак не могут доказать друг другу, кто из них вкуснее готовит, была уже известна всему острову Каменного Ворона.
- А ты не смейся, не смейся, тебе это есть, - Глаур сам хохотал.
- Проще привести к вам мою дружину, так хоть надежда будет, что я не лопну.
- А веди. Пускай едят.
Так что к замку Ворона пришли не четверо, а сорок шесть человек. Коллена и Дьер были просто счастливы - сконфуженные кухонные боги и сами понимали, что ведут себя неправильно, и жаль было бы, если бы труды их пропали, что по теплой погоде было бы весьма вероятно. За ужин их благодарили долго, восхваляли таланты обоих. Только и Рамиро, и Глаур знали: это ненадолго. Через пару декад Рамиро попросит у Коллены любимую пшеничную кашу на молоке, Дьер обидится, потому что ему никак не удается приготовить такую же, и все начнется сначала.
Элеона ужину воздала должное, удалилась к себе. А Рамиро в уголок отозвала Коллена.
- Сеорр Рамиро, что за девку привез сеорр Ванир?
- Знахарку для Рунки.
- Недобрая она, вот нутром чую, сеорр! - экспрессивно воздела палец женщина. - Как на вас с сеорром Глауром зыркала, я думала - дырку проковыряет глазищами своими кошачьими.
- Да брось, зеленоглазая она, вот и все.
- Ну, я предупредила, сеорр Рамиро. Вы уж, чай, не дитя, - Коллена покачала головой, украдкой творя выученный уже здесь жест, зло отвоащающий.
- Ящерка, ты здесь? - Глаур разыскал его, пригреб к себе.
- Ну, где же мне еще быть? - Рамиро смущенно покосился на Коллену, и кухарка ретировалась на кухню: нужно было еще на утро что-то приготовить, чай, накормить больше пятидесяти здоровых мужчин, включая слуг в замке, это не шестерых.
- Идем, родной мой, я тебе выкупаться помогу, - Рамиро потянул варвара к пристройке, где Глаур специально для него соорудил купальню «как те Номские термы!». Глаур последовал за ним, широко улыбаясь и облизываясь. Рамиро только фыркал тихонечко:
- Ненасытный мой... - но в душе был счастлив. И лишь губы кусал, когда купание превратилось в нечто иное, чтоб не перебудить ползамка.
- Люблю тебя, моя ящерка. Скоро тридцать седьмая зима придет, - Глаур не договорил, таинственно улыбнулся.
- М-м-м? И что тогда? - Рамиро выплеснул на него ковш теплой воды, рассмеялся невнятному бульканью и принялся намыливать густые каштановые волосы варвара, которые так любил перебирать.
- А увидишь... Нельзя заранее говорить такое, спугну.
- Ва-а-арвар, раздразнил и молчит! - покачал головой имперец, целуя его в колючую щеку. - Ну, вот, теперь ты чистый. Ныряй и выбирайся, я сейчас полотенце подам.
Возле оконного проема шевельнулась чья-то тень, но когда Рамиро выглянул, там никого не было.
- Ну ладно, намекну. Оно золотое.
У Рамиро что-то екнуло и замерло внутри.
- Молчи-молчи, хорошо? Я подожду, пусть мне будет сюрприз, - а у самого аж глаза засияли, глубокие, синие, как море Империума. Глаур поцеловал его, долго и нежно.
- Идем, спать пора.
Варвар заснул быстро, все же у него была нелегкая работа, физически выматывающая. А вот Рамиро с трудом мог заставить себя лежать спокойно. Сердце то замирало, то неслось вскачь, как испуганный Лиро от Мусто, вздумавшего поиграть.
«Неужели? О, Марис, о, Норны, неужели это, правда, то, что я думаю?»
Глаур обнимал его, посапывая, теплый и большой. В конце концов, и его сморило.

После утренних занятий, когда домой вернулся Глаур, а с драккаров доставили весь скарб знахарки и обещанные Ваниром книги и карандаши, Глаур запряг в повозку смирного тяжеловоза, погрузил все нужное и пригласил Элеону садиться. Рамиро собирался ехать на Лиро, а он взгромоздился на облучок, щелкнул вожжами:
- Хэй, поехали!
Тяжеловоз сдвинулся и побрел, переставляя мохнатые ноги и пофыркивая. Рамиро привстал на стременах:
- Я вперед, предупрежу Кьялли и Альруну.
- Давай, - согласился Глаур. - Скажи, пусть комнату для знахарки приготовят.
Юноша перегнулся с седла, чмокнул его в нос и умчался, оглашая окрестный лес веселым посвистом.
- Вы такая замечательная пара, - с улыбкой заметила Элеона, глядя ему вслед.
- Да, - с гордостью протянул варвар.
- Просто удивительно, Фонларо же были приближенными Протектория Нома. Что он здесь делает?
- Я увез его с собой. Мою любимую ящерку.
- Похитили? - она всплеснула руками. Будь рядом Рамиро, он заметил бы искусственность этого жеста. Да и общую наигранность ее поведения. Но Глаур ничего не замечал.
Варвар расхохотался:
- Ну, почти что.
- Нет, правда, вы его увезли насильно? - удивленный взгляд обежал могучую фигуру варвара, особенно внимательно там, где была обнаженная кожа, то есть, почти везде.
- Нет. Все по обоюдному согласию.
- Удивительно. Вы женаты?
- Скоро буду, - кивнул Глаур. - Готовлюсь к свадьбе.
- О, это замечательно! - женщина растянула губы в улыбке. - А когда же она?
- Когда зима наступит. Зимняя свадьба.
- Полгода еще, времени на подготовку достаточно, правда?
- Правда. Вот и буду готовиться. А вы не оставили в Империуме мужа?
- Нет, - она рассмеялась, повела плечами, по которым осенним золотом переливались волосы. - Таких, как я, в Империуме не торопятся брать замуж.
- А почему? - удивился Глаур.
- Боятся, - она рассмеялась еще веселее. - Рыжая же. Порождение Хаоса, страх и ужас.
- Ну ладно. Может, здесь найдете. У нас на цвет волос внимания не обращают.
- Может быть, - Элеона прищурилась, кивнула. - Даже, скорее всего. Может быть, тоже к зиме.
- Это чудесно. А кто вам обручье предложил?
- Пусть это будет пока тайной, - она покачала головой, вопросительно глянула на него, касаясь ладонью плеча.
- М? Я чем-то могу помочь?
- Да нет, это я вам помочь могу, если хотите. Я ведь и в самом деле не только знахарским ремеслом владею, я и заговоры знаю. А на вашем возлюбленном лежит старое заклятие.
- Что за заклятие? - ужаснулся Глаур.
- Посвящение одному из наших богов. Я пока не поняла, какому. Но если хотите, я могу его снять, - предложила Элеона, делая старательно-безразличный вид.
- А, это. Нет, - варвар засмеялся. - Все хорошо, не надо ничего делать.
- Вот как? Вы не боитесь гнева богов? - она удивилась, и это было искреннее удивление.
- Нет, я не боюсь. А вот и дом Альруны.
Дом был добротный, огромный, в три этажа, с широким двором и множеством хозяйственных пристроек. Кьялли, муж Альруны, был старшиной дружины конунга Хирвега, а кроме того - весьма успешно торговал тем, что производило его собственное хозяйство. Альруне он поначалу не нравился категорически: старше нее на двадцать лет, не в одном сражении побывал, левого глаза нет, лишь шрам через щеку и лоб. Грива полуседая. Но потом девушка притерпелась. После первой же ночи. Кьялли в ней души не чаял. Готов был исполнить любой каприз. Правда, только в рамках здравого смысла, что Альруне, несмотря на ограничение полета ее фантазии, нравилось. А уж когда родился Хьервар, Кьялли жену на руках носил и, если б не надо было работать, не расставался бы с ней ни на миг.
- Сестренка, - Глаур мягко облапил ее.
- Братик! - она повисла у него на шее, потом радостно взвизгнула, увидев Рамиро: - Ящерка! Как здорово, что вы приехали! Я уж думала, мне придется коня свести, да самой к вам наведаться!
- Но-но. Идем в дом. А это - Элеона. Знахарка.
Альруна окинула женщину настороженным взглядом, но потом оттаяла:
- Добро пожаловать в наш дом, Элеона.
- Сейчас отнесу все вещи в дом, - варвар кивнул Элеоне. Та рассыпалась в благодарностях, совершенно искренних. Альруна ей понравилась, между ней и Кьялли знахарка-ведьма видела нерушимую цепь из чувств и доверия, рвать которую чревато таким откатом, что она бы попросту не взялась. Такая цепь возникает лишь между искренне любящими, соединенными узами брака и общей крови. Между Рамиро и Глауром ее не было, только хрупкие тонкие нити, которых было много, но все же это не цепь. А варвар ей пришелся по нраву. В отличие от имперца. Сородичей Элеона ненавидела, хотя скрыть это ей, кажется, удалось. Глаур отнес ее вещи в дом и отправился к сестре и племяннику.
Рамиро тетешкался с маленьким Хьерваром, мальчишка рос смышленым, уже говорил довольно сносно, и названного младшего отца обожал. Тот всегда привозил ему что-нибудь интересное, читал сказки и рассказывал о далеких странах. Глаур встал рядом, посмотрел на племянника:
- Красавец растет. Совсем как мать.
Рамиро улыбнулся, потрепал золотистые вихры мальчика:
- А упорством весь в отца пошел.
Глаур улыбался умиленно, обнимал Рамиро за талию. Альруна вошла, гордо неся уже заметно подросший животик.
- А вторая, Элеона ваша сказала, дочка будет.
- Такая же, как мать? - Глаур подмигнул ей.
- Ой, не говори! Я ж с ней с ума сойду, если такая же, как я, будет, - Альруна рассмеялась, позвала всех обедать.
Глаур светился изнутри, косился на Рамиро изредка. Тот отвечал ему солнечными улыбками, тоже сиял, как новенький золотой «пес», радуясь общению с теми, кто ему стал настоящей любящей семьей. И лелея внутри себя ощущение счастья, поселившееся после вчерашнего вечера.
- Да что с вами? - удивилась Альруна.
- А что такое? - оба воззрились на нее с нескрываемым удивлением. - Все хорошо.
- Да что-то вы таите.
- Мы? - они переглянулись, рассмеялись одновременно. - Ничего не таим, совсем-совсем ничего.
Альруна покивала и сделала вид, что верит. Проще было дождаться, пока они не откроются сами. Оба ведь были упертые, один по характеру, второй - из принципов. Как любил приговаривать Рамиро, «два сандалия - пара».
- Ящерка, а, ящерка, а кто мне обещал в эутрейский наряд одеться?
Рамиро густо покраснел. Было дело, пообещал неосторожно. И до сих пор успешно избегал выполнения опрометчиво данного слова.
- А нету у меня...
- А я приготовила, идем-ка, покажу.
Глаур хохотнул, подпер щеку ладонью и принялся ждать.
- О, Марис! Ну за что-о-о?! - только и простонал Рамиро, плетясь за Альруной. Но от своего слова отступать он не мог, так что пришлось идти. На кровати в гостевой спаленке его ждала меховая набедренная повязка, ремешки с чеканными серебряными пряжками, высокие сапожки на мягкой кожаной подошве из тонко выделанного меха. И все это - из драгоценных черных куниц, тех зверьков, из чьих шкурок был первый, подаренный Глауром, плащ.
- Красота. Глаур сразу в спальню утащит.
- Рунка! Какая ты, а... - Рамиро отчаянно алел, оглаживая черный искрящийся мех и пытаясь одернуть короткую юбочку пониже.
- Иди-иди. Такой жаркой любви ты точно не испытывал.
-  Ну, Рунка! Я ж тихим быть не умею, - предупредил ее имперец, спускаясь вниз, бесшумно, как кот. - Ребенка хоть уведи, женщина!
Он прокрался в ту комнату, где его ждал Глаур, проскользнул в дверь, глядя в спину стоящему у окна любимому варвару.
- Ну, смотри...
Глаур развернулся, ахнул, попробовал что-то сказать, но не преуспел. Завалил любимого на кровать, раздевая и глухо рыча. Точнее, раздевать-то там было и нечего, разве что мягкие шкурки вверх задрать, а под ними ничего и не было - не положено было. А вот за ремни оказалось так удобно Рамиро к себе притягивать. То ли бурная фантазия Альруны тому поспособствовала, то ли надел их имперец не совсем правильно, но бархатистая замшевая внутренняя сторона ремней касалась его сосков, а когда Глаур натягивал их - голову словно жаром обносило.
- Моя ящерка. Рамир-р-р.
Юноша вздрогнул, выгнулся, обхватывая его ногами.
- Твоя, только твоя... Возьми уже, Глаур-р-р! - ответное урчание вышло с умоляющей ноткой. Варвар толкнулся в его тело, урча.
Да, тихими они не были, только не сейчас, когда Глаур увидел своего любимого таким, открывшимся с новой грани, не тогда, когда Рамиро переполняла радость, любовь, нежность и страсть, слившиеся в одну полноводную реку. Ну, по крайней мере, Рамиро предупредил Альруну, на что она его толкает. И о тишине не заботился, да и не смог бы: все чувства стали словно в сто раз острее и жарче. Глаур любил его страстно и долго, даря наслаждение обоим.
Домой они, конечно же, не успели до темноты, пришлось заночевать у Кьялли и Альруны. А поздно вечером во дворе распалили большой костер, вокруг которого собрались только мужчины, жарили на прутьях кусочки сала, пили густое пиво, к которому уже на Эутарах привык и Рамиро, хотя и редко пил. Вышли знатные посиделки.
С утра юношу было не поднять, да и у Глаура отчего-то сушило во рту, словно после самогона, а не доброго ячменного пива. Он с трудом открыл глаза и поднял голову с подушки. На столе высился кувшин с водой, и к нему варвар припал с немой благодарностью. Вкус у воды был странный, кисло-сладкий, но жажду она прогнала моментально. Он и не заметил, как вылакал все, спохватился, что надо бы и Рамиро налить воды, и отправился искать бочку. Она нашлась под навесом. Глаур набрал воды.
- Как спалось? - прозвучал за спиной чуть насмешливый голос знахарки.
- Сладко, - Глаур обернулся и расцвел улыбкой.
- Голова-то не болит? - женщина оглядела его, усмехаясь.
- Да нет вроде, - Глаур глупо улыбался. - Я ж не много пил.
На улицу выбрался зевающий и страдальчески придерживающий руками голову Рамиро. Уже одетый в свои привычные одежки, а не в ремешки и меха.
- Доброе утро, любимый. О, сеорра Элеона, и вам доброго утра.
- Доброе, - согласился Глаур. - Спасибо, что воды принес.
- Это не я, - удивился Рамиро. - А мне водички?
Глаур подал ему кувшин.
- Ну. Такая кислая, приятная. А кто тогда?
- Ну, Рунка, наверное. Знает же, что бывает наутро после пива, - фыркнул повеселевший и пришедший в себя юноша. - Едем домой, Глаур? А то меня сегодня ученики потеряют, если сейчас не выедем.
- Я еще немножко с сестрой побуду, ладно? - Глаур улыбнулся.
- Хорошо, мой ласковый, - Рамиро обнял его, потерся щекой о плечо.
Глаур потрепал его по волосам:
- Не разрешай поварам ругаться, иначе Мусто разжиреет.
Рамиро рассмеялся, потянулся к нему за поцелуем. Глаур поцеловал и хлопнул его по заду. Он никогда раньше не позволял себе подобных жестов, имперец удивился, но промолчал, отправился седлать Лиро. Через два часа он уже был в замке Ворона, а там его уже терпеливо дожидались дети. Вскоре он и думать забыл о странном жесте Глаура.

Варвар летал по дому сестры, улыбаясь. Альруна отловила его в детской и приперла к стенке животом, чтоб не сбежал:
- Давай, рассказывай, что у вас с Рамиром случилось, что оба сияете, как начищенные умбоны?
- Да вот... Свадьбу лажу.
- О-о-о, неужели?! Братец, я думала, никогда уже этого не услышу от тебя! И когда же?
- К зиме вот. Эх, счастья-то…
Альруна внимательно смотрела в лицо брату, успела заметить мелькнувшую гримасу растерянности, словно тот затруднялся определить, вправду ли это счастье?
- Как-то я себя странно чувствую, сестрица. Голова кругом.
- Ну-ну, это у всех, кто под венец собирается, так. Да еще после веселья вчерашнего, - она фыркнула. - Идем-ка, завтракать пора.
- Идем. Как ты себя чувствуешь?
- Сегодня уже под куст не бегала. Эта ваша Элеона - чудо просто, всего-то мне трав каких-то вчера заварила, а уже так помогло.
- Хорошая знахарка, Ванир знал, кого привезти.
Он пробыл у них до вечера, домой отчего-то не спешил, и это было странно для Альруны.
- Со свадьбой дел много будет. Хочу сил набраться.
- Пошли ворона ящерке и оставайся, - предложила сестра. - Тебе всегда комната в доме приготовлена. И Хьервару радость - дядя любимый подольше в гостях задержится, будет, кому его на плечах таскать.
- Пошлю, хорошо, - кивнул Глаур. - Хоть нормально с племянником побуду.

Рамиро уже волноваться начал, когда прилетел Мёрк, ворон Альруны. Подал юноше лапу с привязанным к ней футлярчиком для писем. Рамиро освободил его от ноши, угостил кусочком мяса и развернул записку.
«Ящерка, я еще побуду здесь. Люблю тебя, мое сердце»
Юноша успокоился, хотя спать без Глаура ему было неуютно и холодно, недаром же он звал варвара «мой теплый». На место Глаура плюхнулся Мусто. Рамиро обнял пса, зарылся в его роскошную шубу руками и лицом, согреваясь. Но всю ночь ему снились тревожные и смутные сны.

Утром прилетел еще один ворон, принес Рамиро цветок от Глаура. Тот поставил его в кружку и весь день любовался, пока занимался с детьми и взрослыми. Но к вечеру Глаур так и не вернулся.
Эутрерий возился с племянником, радовался. Альруна поглядывала на него со снисходительной усмешкой: брат сам не понимал, насколько по его лицу читались слегка тоскливая какая-то нежность и ласка.
- Ну что ты смеешься?
- Замечательно смотришься, братец. Своими детьми обзавестись не хочешь?
- Ну, так ящерка не родит.
- Не родит он - родит тебе любая девка из дворни, обряд принятия в род проведем, и своими наречете. В чем проблема-то?
- Ну, спрошу его.
Она фыркнула, слегка удивленно.
- Что такое? - не понял Глаур.
- Ты считаешься с чьим-то мнением. Это так странно, братец. Знаешь, ты в самом деле так сильно изменился, когда привез Рамиро.
- Люблю я его, сестренка.
- Я за тебя рада. Честное слово, очень рада, - она улыбнулась. - Время так быстро пролетело, да? Аж не верится, что пять лет прошло.
- Да уж. Элеона, добрый вечер.
- И вам того же, сеорр Глаур, - знахарка подала Альруне кружку с лечебным отваром, улыбаясь варвару. - Хотите чаю травяного?
- Не откажусь, уж больно у вас травы хороши.
- Это пока еще мои запасы. На зиму хватит, а дальше придется смотреть, какие травки у вас тут растут, - она поправила волосы, которые не заплетала, как было принято у эутрериев, а перехватывала лентой на лбу. Через пару минут принесла Глауру большую чашку с отваром, пахнувшим медом и мятой. Варвар чашку взял, выпил.
- Ох, как повело…
- С чего бы? - удивилась Элеона. - Мята да кошачье ушко, да ромашки чуток.
- Хорош чаек, вот и обвело, - Глаур усмехнулся.
- Ну, то не беда, - женщина встретилась с ним пронзительно-зеленым взглядом, улыбнулась ласково, словно позвала за собой. Глаур сделал движение, собираясь шагнуть, замер, тряхнув головой, затем все же сдвинулся с места.
- Пойду, цветов наберу ящерке.
Знахарка вышла следом, невзначай задела его, торопясь к себе, волосами, от которых пахло, как от ее отваров, травами и медом. Глаур встряхнул головой и поспешил на луг.
Рамиро любил здешние цветы - крупные, похожие на звезды, которые он и называл на имперский лад астрами. Пахли они свежо и горько, и были самых разных расцветок - от белых до темно-багровых. Рамиро нравились густо-фиолетовые. Глаур набрал букет, принес, отправил Рамиро с запиской: «Не теряй, ящерка»
Он и сам не знал, почему не едет домой. Работы ведь перед осенними ярмарками было немерено, да и любимый уже, наверное, соскучился за три дня, до сих пор они не расставались даже на такой срок, Глаур не водил дружину в море, передав эту обязанность своим старшинам, занимался только делами выделенных отцом земель. Но домой не хотелось, словно держало что-то здесь. 
Он не понимал, в чем дело. Оправдывался перед собой тем, что сестру нельзя оставлять одну. Хотя она не была бы теперь одна... Не зря Ванир привез эту знахарку. Элеона... Красивое имя, и подходит ей. Солнечная такая женщина. Хотя, какая она женщина - девушка, не намного старше Рамиро. Совсем на уроженку Империума не походит - белокожая, рыжая, светлоглазая. Красивая. Но не Рамиро. Глаур хмыкнул, мотнул головой - что за ерунда придумалась. С какой бы стати ему кого-то с любимым ящеркой сравнивать?
«Ладно, еще завтра денек побуду, и домой. Соскучился уже».
С этими мыслями Глаур и улегся спать. То, что ему снилось, он не осмелился бы попросить истолковать никого, доселе столь бесстыдных снов ему не ниспосылали боги. И ладно бы видел он в них своего Рамиро, так нет же, извивалось в его объятиях чужое, белое, как молоко, с золотыми веснушками, тело, метались по плечам рыжие, как кленовые листья, волосы. Проснулся Глаур в дурном расположении духа, засобирался домой.
- Что-то случилось? - обеспокоилась Альруна.
- Странное чувство. Неладно что-то.
- Позавтракай и езжай, - кивнула сестра.
  А после завтрака у Глаура прихватило живот, да так, что и выпрямиться было больно.
- Да что ж такое? Все же одно и то же ели, - перепугалась Альруна.
- Не знаю. Пойду, полежу, - простонал варвар, уходя в комнату.
Элеона принесла ему лечебный отвар, присела на край постели.
- Выпейте, все пройдет.
Варвар послушно выпил, благодарно улыбнувшись.
- Позволите? - знахарка осторожно положила ладонь ему на живот, хмыкнула: - Расслабьтесь, сеорр, у вас просто каменные мускулы, я не пойму, что болит.
Глаур постарался не напрягаться от ее прикосновений. Руки у Элеоны были теплые, нежные - для себя она трав тоже не жалела.
- Ничего страшного, травы помогут. Уже ведь проходит?
- Да, кажется. Спасибо богам, что ты вовремя оказалась рядом, - он снова улыбнулся.
- Ну, меня же для того и везли сюда, чтобы быть рядом. Вовремя и всегда в нужном месте, - она ответила на улыбку, словно «забыв», что ее рука все еще лежит на нем, чуть ниже ребер, где солнечное сплетение.
  Глаур прислушался к себе.
- Ну, вроде легче стало.
- Вот сейчас боль до конца вытяну, но еще полежать нужно будет немного.
Элеона прищурилась, глядя на свою ладонь сквозь ресницы. Нити, тянущиеся от Глаура к Рамиро, потихонечку истончались. Медленно, и это было удивительно, какое живучее чувство было между этими двумя. Обычно, на ее приворотные зелья реагировали сразу, шли, как завороженные, стоило поманить. Этот же... одно слово - варвар, упертая скотина, все о своем ящерке думал.
- Дома отлежусь, дел с ярмаркой невпроворот.
- Уже темно, куда вы сегодня поедете, сеорр Глаур? Да и дела лучше с утра делать.
Варвар поднялся.
- Пойду к сестре.
Ведьма поджала губы, дернула ладонью, без жалости разрывая несколько нитей. Вот тебе, упрямый варвар! Глаур охнул, схватился за голову.
- Ой.
И выскочил за дверь.
- Рунка. Ты мне прошлой ночью воду носила в комнату?
- Ну, да, только не тебе, ты выпил-то всего ничего.
- А кто кувшин принес? В комнату.
- Да я и принесла, братец. А что случилось? - Альруна непонимающе смотрела на него. - Что-то ты совсем бледно выглядишь.
 - Не знаю, тошно мне как-то. Поеду домой. Может, в пути полегчает.
 - Хорошо, береги себя, - сестра обняла его, чмокнула в щеку. - Пришли ворона, когда доедешь, чтоб я не волновалась.
 - Хорошо, - Глаур улыбнулся. - А ты себя береги.
 - Не переживай, у меня тут целая куча защитников и помощников.
Элеона в ярости сжимала кулаки, стоя за углом дома, дергала, пытаясь разорвать еще нити.
 - Уверен, что Элеона за тобой присмотрит.
 - Конечно, присмотрю, сеорр Глаур, не волнуйтесь, - знахарка выплыла откуда-то из темноты двора, кивнула.
 - Надеюсь на вас, - варвар развернулся было, снова схватился за голову. - Да что же это...
 - Так, нет, это не дело. Глаур, ступай в постель. Я тебя больным отпустить не могу, и не проси, - Альруна потянула его за собой.
 - Сам не понимаю, что творится, - признался брат. - Голову туманом обносит.
  Девушка прижала ладонь к его лбу, покачала головой:
- У тебя жар, братец. Элеона! Ну, сделай же что-нибудь!
- Я постараюсь. Только если это желудочная лихорадка, придется сеорра в комнате закрыть, чтоб заразу не разносил.
 - Вот незадача. Ладно, отпишу в замок, что приболел.
 - Не переживайте так, я постараюсь вылечить вас побыстрее, - успокаивающе улыбнулась Элеона.
Ночью она варила свои зелья при свете свечей. И сплетала свои волосы, с подобранными в купальне замка Ворона длинными прямыми каштановыми волосинками, шепча древние заговоры, пришедшие из седой и страшной древности. Глаур метался в бреду, шептал чье-то имя. Все тело пылало, словно в огне.
- Ты будешь мой, только мой. А этот мальчишка пусть отправляется к своему богу, которому посвящен. Давно пора. Вот так. Теперь только напоить тебя - и ждать. Я терпеливая, мой варвар, - Элеона бросила в котел последнюю щепоть сухих трав, завязала последний узелок на тонюсенькой, как ниточка, косичке - три рыжих волоска, три каштановых. Свернула ее комочком и сунула в амулет, висевший у нее на шее.
 Глаур пытался взять себя в руки, успокоиться - лихорадка сменилась ознобом. Элеона постучала и вошла в его комнату.
- Вот, это обязательно поможет, даже если и не зараза - снимет воспаление и боль. Пейте медленно, по глоточку.
- Спасибо, - Глаур сел, принялся медленно пить. - Никогда еще так плохо не было.
- Это бывает. Все пройдет, вот увидите, завтра вам станет намного легче, - она погладила его по плечу.
 - Хотелось бы, - он допил отвар, вернул ей кружку.
 - А теперь ложись и спи. Пусть тебе приснится что-нибудь хорошее. Например, твоя любовь, - она легко и непринужденно перешла на «ты», подтолкнула его лечь.
 Глаур лег, укутался, прикрыл глаза. И провалился в сон, вроде бы обычный, хаотичное мелькание образов. Но было в нем что-то тягостное, словно вляпался в трясину, пока еще слегка, но она тянет в глубину. Глаур дергался, пытаясь выбраться, но увязал все глубже. Он опустил взгляд там, во сне, ища, за что бы зацепиться и выдернуть себя на твердь. То, что оплетало его ноги, было не болотной жижей. Это были кудри Рамиро. Черные, словно маслянистые, они казались водорослями, ползущими по ногам. А чуть поодаль сидел сам имперец, обнаженный, но почему-то страшно бледный. Смотрел на Глаура и печально улыбался.
- Эй, давай руку! - окликнул сзади голос Элеоны.
 - Ящерка, - Глаур протянул руку ему. - Что происходит?
 - Прости... нам нельзя быть вместе. Это неправильно. Я ведь давно уже ушел в море.
 - Что ты несешь? - растерялся Глаур. - Я же забрал тебя у Марис. Она отдала тебя.
 - Я не принадлежу тебе, Глаур. Прости. Марис призывает меня, - Рамиро привстал, и варвар увидел то, что скрывали густые смоляные кудри - вместо ног у юноши был рыбий хвост, чернильно-черный, с переливами.
- Да дай же мне руку, Глаур! - взмолилась Элеона. - Или хочешь, чтобы эта нежить утянула тебя за собой?
 - Без него я жить не стану. Пускай тянет.
 - Ну уж нет! Подумай о своей семье! - его больно ухватили за волосы, дернули.
 Глаур оттолкнул Элеону, шагнул к Рамиро. Ведьма топнула ногой. Русал вздрогнул, посмотрел на нее, как затравленный зверек, всхлипнул, переводя потухший взгляд на Глаура, развернулся и канул куда-то в туман. Глаур метнулся за ним.
- Ящерка, подожди. Куда ты?
 Но вокруг был только туман, который вскоре стал рваться клочьями и таять, оставляя Глаура в пустоте.
 - Рамиро, - окликнул он. - Где ты?
 В ответ было лишь эхо его слов.

Рамиро проснулся с криком, сел, совершенно не соображая, что с ним и где находится. Мусто, скуля, принялся вылизывать его лицо.
 - Что случилось? - в комнату сунулся Гевин.
 - Н-ничего, все в порядке, просто кошмар. Приснилось же такое...
В окно влетел ворон, протянул лапу. Рамиро, с замершим на мгновение сердцем, отвязал футляр и развернул тонкий пергамент.
«Я приболел, мое сердечко, придется остаться здесь еще на несколько дней».
 Ворон почистил перья клювом, каркнул и ушел в окно.
 - Глаур заболел. Мне нужно в Белый Лог. Завтра же с рассветом.
 - Хорошо, - согласился Гевин. - Отправишься.
 Рамиро, вздрагивая, словно от озноба, зарылся в шерсть Мусто, но никак не мог согреться. В солнечном сплетении тянуло и ныло, будто кто-то вогнал ему туда тонкую льдинку, от которой все внутри онемело, и теперь проворачивает ее, накручивая на нее какие-то нити. Пес взвизгнул, пытался лизать его, словно что-то предчувствовал нехорошее.
 - Ничего, Мусто, все будет хорошо, родной. Глаур выздоровеет. Он же молодой и сильный.
 Пес тоскливо и шумно вздохнул, положил голову на лапы.
 - Гор беспокоится не зря, - медленно произнес так и замерший в дверях Гевин. - Они чуют беду в сотни раз лучше людей. Я сказал бы «Езжай сейчас», но твой Мусто не воет, значит, есть время.
 Пес снова вздохнул, протяжно, словно простонал.
 - Нет, все будет хорошо, - Рамиро стиснул кулаки. - Я знаю. Все будет хорошо с Глауром.
 - Ну, там знахарка есть, травами отпоит... Если не сама извести и вздумала.
 - О, боги, зачем бы ей? - изумился юноша.
 - Да кто ее знает. Недобрые у нее глаза какие-то...
 Рамиро невесело хмыкнул:
- Да нормальные глаза, зеленые, только и всего. Она ж рыжая, это красивое сочетание, часто встречается у таких... белокожих.
 - Ну, может. Ладно, твой же жених.
 - Же... а ты откуда знаешь, Гевин? - изумился юноша.
 - Тоже мне, секрет нашелся - весь остров знает. По Глауру ж сразу видно, что он задумал. Совсем таиться не умеет, прямой, что твой топор. И ума столько же порой.
 - А я не знал, - смутился Рамиро. - Даже не догадывался.
 - Сюрприз, видимо, хотел сделать.
 - Ты не знаешь, почему он так долго ждал? - Рамиро поднялся с постели, благо, что ночевал в длинной сорочке, подошел к столу и затеплил свечу. - Проходи, коль не спится.
 Гевин зашел, уселся в кресле:
- А ему при рождении гейс такой назначен - до тридцать седьмой зимы обручья не вздевать.
 - Ого... а за что? Гейс ведь не просто так дается? - Рамиро и тревогу чуть отодвинул, так любопытно было.
 - Ну, этого я не ведаю. Сам понимаешь, мало кто о таком расскажет.
 - Значит, я подожду, сколько нужно. Терпения мне не занимать.
 Гевин кивнул:
- Только смотри, чтоб терпения и впрямь хватило.
 Рамиро рассмеялся:
- Я уже знаю, какой он, дядька Гевин. Притерся, притерпелся, люблю же.
 - Ну, ложись спать. А утром спасать беги... Ох, молод еще Ванир, привез же беду на острова.
 Рамиро, к удивлению эутрерия, прижался к нему на пару секунд, обнял и тут же отскочил.
- Спасибо тебе. Доброй ночи.
 - И тебе ночи, чернобурочка, - Гевин вышел.
 
Рамиро подорвался с постели ни свет, ни заря - только-только зарозовел восток. Оседлал Лиро, свистнул Мусто и поскакал в Белый Лог, к дому Альруны.
 - Ящерка? - Альруна встретила его удивленно.
 - Тревожно мне было, - мотнул головой юноша. - Плохие сны снились.
 - А Глаур приболел... отравился, видимо.
 - Я письмо получил. Вот и примчался, буду за ним ухаживать, пока не выздоровеет.
Элеона кусала губы от досады, подслушивая за дверью.
 - Он в своей комнате лежит, бредит.
 - Так все плохо? - Рамиро прикусил костяшку пальца. - Я пошел к нему, милая.
 - Иди, может, полегчает.
Глаур и впрямь лежал на кровати, хрипло дышал. И не узнал Рамиро.
 - Сердце мое, - юноша осторожно взялся промокать его лоб намоченной в холодной воде с уксусом тряпицей. - Что с тобой, любимый? Очнись, Глаур.
 Глаур открыл глаза, полностью черные, зрачки не обозначались.
- Элеона...
 Тряпка выпала из разжавшихся пальцев Рамиро, дыхание пресеклось на долгие мгновения. Юноша заставил себя дышать, снова намочил полотно и провел им по лицу и шее Глаура.
- Это я, родной, это Рамиро. Слышишь меня? Пожалуйста, услышь.
 - Элеона, - Глаур улыбнулся. - Ты пришла, любимая.
 Рамиро изо всех сил сжал кулак на свободной руке, раня ладонь ногтями. Но эта боль была ничем по сравнению с той, что родилась у него внутри.
- Глаур... Что ты... о чем ты говоришь? - голос казался чужим, словно он одолжил его у Хугина.
 Глаур смотрел куда-то мимо него на дверь, улыбался безжизненной странной улыбкой.
 Рамиро обернулся. Она стояла, опираясь плечом о косяк, усмехалась, как гадюка.
- Ты... что ты с ним сделала? - Рамиро взвился, едва не рыча.
 - Ничего, - улыбка была полна торжества. - Разве я что-то с тобой делала, Глаур?
- О чем ты, Элеона?
 - Зачем? Хотя, я понимаю... - Рамиро прижал ладонь к груди, в которой снова, как пять лет назад, засела тупая игла, не замечая, что пятнает белую тунику кровью из раненой ногтями ладони. - Но ты зря думаешь, что я отступлюсь. Я люблю его, а он любит меня, ты слышишь?
 - Нет, он любит меня, так ведь?
- Люблю, - повторил Глаур, все так же улыбаясь. - Я же обещал...
 - Глаур, посмотри на меня! Пожалуйста! - Рамиро опустился на колени у постели, погладил колючую щеку любимого варвара.
 Взгляд был устремлен куда-то сквозь него.
 - Глаур, поедем домой? Я отпою тебя молоком. Оно любой яд выведет. Пожалуйста, счастье мое, идем со мной, - юноша взял его за руку, переплетая пальцы, так, как привык. Варвар выдернул руку одним сильным движением, поднялся, обогнул Рамиро, направляясь к Элеоне.
 - Глаур, - отчаянно и тихо позвал его Рамиро, - во имя всех богов, не уходи... Очнись! - он вскочил, рванулся к варвару, крепко хватая его за плечо и разворачивая к себе. Даже умудрился тряхнуть: - Очнись!
 Глаур легко оттолкнул его в сторону кровати - даже в дурмане не пытался причинить вреда.
- Элеона, идем. У нас еще много дел до зимы.
  Рамиро не знал, как его сердце не разорвалось в тот же миг. Он не знал, почему еще жив, и зачем. Не понимал, что же ему теперь делать. Он и окружающий мир не воспринимал сейчас вовсе. Только от яростного лая Мусто очнулся, поднялся с пола, куда отлетел от вроде бы несильного толчка Глаура. И вышел во двор. Пес бесновался, лаял, скулил.
 - Мусто, нельзя.
Голос Рамиро ненамного отличался от неживого голоса Глаура.
- Ко мне, малыш. Едем домой.
Элеона, на глазах у изумленной Альруны, привстала на цыпочки, а Глаур наклонился к ней. Знахарка что-то прошептала ему, эутрерий кивнул и сказал:
- Возвращайся в замок и собирай вещи. Я не хочу, чтобы ты там жил.
- Глаур! - вскинулась было Альруна.
- Все в порядке, сестра.
- Беги к дядьке Гевину, - шепнула Альруна Рамиро. - Быстрее.
 - Зачем? - Рамиро поднял на нее помертвевшие глаза, пустые и холодные, как темные сапфиры. - Прости, Рунка. Дядька Гевин мне уже не поможет. Да благословят тебя Марис и Соль, милая.
Лиро послушно подошел на свист, Рамиро взлетел в седло и сжал бока жеребца коленями, посылая с места в галоп. Мусто бежал рядом, на бегу скулил. Рамиро обогнал повозку Глаура, понукая Лиро едва ли не лететь. На развилке, где дорога в замок Ворона сливалась с тропой на каменистый обрыв, где так любил проводить время гор конунга, он дернул повод, заставляя коня свернуть к морю. Тогда Мусто завыл, отчаянно и долго, заскреб лапами по дороге. Он остановился, преграждая путь Рамиро. Лиро, и без того нервничающий, с протяжным ржанием встал на дыбы, не понимая, что ему делать. Юноша спешился, погладил его, успокаивая. И принялся расседлывать. Последней снял уздечку.
- Беги, Лиро. Уходи к своим подругам в табун. Беги же! - хлопнул коня по крупу. Лиро идти не хотел, артачился. Рамиро развернулся, оставляя его в покое. И побрел по тропе, обогнув Мусто. Тот поплелся следом, понурив голову.
 Обрыв, выдающийся в море, как вороний клюв, был пуст. Рамиро не знал, куда отлучился Донгай, гор конунга, но ему это было только на руку. Вот только уговорить бы еще Мусто остаться, не уходить следом.
- Ты не должен идти за мной, малыш.
  Гор шел, как на привязи, не собираясь покидать Рамиро. Юноша дошел до самого обрыва и замер на краю. Если бы ему все еще было больно, он сделал бы последний шаг в объятия Марис, не задумываясь. Но больно ему уже не было. Внутри вместо цветущей весны оседал пепел. Зачем ему жить - Рамиро не понимал. Но Мусто, который был ему беззаветно предан, ни в чем не виноват. И имперец не двигался, глядя на свинцово-серые волны, покрытые белыми барашками. У самой оконечности мыса вода была яркая, бирюзовая, как море Империума. Рамиро казалось, он видит в ее волнах свою богиню, милосердную и милостивую.

 От края его оттащили чьи-то руки.
- Ты что это удумал? - Гевин волок его все дальше вглубь дороги.
  Рамиро молчал, не сопротивляясь. Покорно перебирал ногами, цепляясь за корни и камни.
 - Ну, что случилось? - его встряхнули.
 - Глаур отказался от меня, - прошелестел сухими губами юноша.
 - Ты что это, чернобурочка, как отказался?
  Рамиро поднял на него глаза.
- Коллена и ты... вы правы были. Не знаю, как, но Глаура окрутила Элеона. Мне не тягаться.
  Гевин выдохнул:
- Ну и слова ж ты подбираешь. Не отказался, а обморочили.
 - Истинно любящий приворот скинет. Ты сам так говорил, помнишь? - Рамиро усмехнулся, и это была страшная усмешка, пустая, как скорлупа выеденного яйца.
 - Помню. Ну, так он его и скинет... Только помочь разок надо, -  «Дубиной по башке», - подумал Гевин.
- Чем помочь?
Гевин постарался выдохнуть в облегчении медленно, не показывая, насколько рад проснувшейся слабой надежде в голосе Рамиро.
 - Не знаю пока. Посмотреть надо, что она сотворила.
- Посмотреть? Он меня видеть не хочет. Сказал, вещи собрать - и из замка идти на все четыре стороны.
 Гевин только вздохнул:
- Вот что. Поживешь у меня некоторое время. Я пока разбираться буду, чем она его околдовать смогла. Если опоила - то просто, а вот если что другое... Не силен я в ваших имперских колдовствах.
 Рамиро склонил голову.
- Хорошо, Гевин. Как скажешь.
Надежда казалась крохотным огоньком лампады на бешеном штормовом ветру - теплится едва, вот-вот погаснет.
 - Ну, пойдем. Конунгу скажи, что случилось, пускай девку заберут, пока Рунку не опоила чем.
 - А если я ошибся? - Рамиро остановился, словно в стену влетел. - Гевин, если у них это - по-настоящему?
 - Что по-настоящему? Обручье он тебе изладил, комнату мехами устлал, своими руками кровать вам брачную сколотил...
 - А ее увидел - и понял, что не любит меня. И детей, наверное, хочет. А я что? Смоковница бесплодная. Смех один. Ни руками работать, ни в воинской потехе поучаствовать.
 - Так ты в вашу любовь веришь, чернобурочка? Думаешь, Глаур тебя на кого-то променять способен?
 - Я люблю его. Больше жизни люблю. Скажет под нож встать - встану. А любит ли... Верю, что любит. И не верю. Запутался я, дядька Гевин, - Рамиро запустил руки в волосы, до боли сжимая пряди.
 - Ладно, иди к конунгу, предупреди его о ведьме.
 Рамиро поплелся к замку, на шпиле которого как раз взвился штандарт конунга с золотой окантовкой - Хирвег вернулся из похода.
 - О, а вот и ящерка, - радостно поприветствовал его конунг и осекся. - Что случилось?
 - Глаура околдовали, - Рамиро едва нашел силы поднять на него взгляд. - Моя вина, недоглядел.
 - Кто околдовал, как сумел?
 - Знахарка, которую Ванир для Альруны привез. Как - того не ведаю, государь.
 - Вот как... Ну ладно, заберем ведьму. А ты к Гевину беги, он у нас по всем таким делам смыслит.
 - Он меня и послал. Что мне делать, государь? - юноша вздохнул. - Глаур меня видеть не хочет.
 - Поживи пока у Ванира, а Глаура Гевин образумит.
  Рамиро помолчал, подумал.
- Нет, я это допустил, мне и выхаживать его. Хорош же я буду, коль доверю это чужим рукам.
 - Погоди хоть, пока ведьму за косы утащат.
 - Меня она не постеснялась, мне ли ее бояться? Я больше того боюсь, что... Глаур меня возненавидит потом.
 - А ты настойчив будь. Помни, что не Глаур это, а обморок.
 Имперец кивнул, развернулся и направился в покои Глаура. Вернее, в их покои, других у него с самого первого дня в Замке Ворона не было. За ним, как тени, появились посланные конунгом эутрерии. Рамиро подошел к двери, распахнул ее, не постучав. И замер, как окаменевший, рассматривая любимого и ведьму на разметанной постели. Когда успели только?
 - Дверь закрой, - проворковала Элеона.
 - Это мой жених, моя комната и моя жизнь, - Рамиро преисполнился ярости, которая, как огонь, прорвалась из-под пепла его души. - Не твое, убирайся, ведьма!
  Элеона только расхохоталась, но смех быстро оборвался, когда вошел  сам конунг, намотал ее волосы на руку, рванул, вытащил из постели и поволок прочь. Вскинувшегося Глаура припечатал тяжелым взглядом:
- Молчи.
  Тот не проронил ни слова, но за ведьмой потянулся, как гор за хозяином.
- Глаур, остановись! - Рамиро кинулся к нему, обхватил так крепко, как только мог. - Не пущу.
 Глаур только плечами повел, стряхивая его с себя. Рамиро вцепился, как клещ, ярость придавала ему сил. Рук он не разжал. Визг Элеоны оборвался. Варвар пошел к двери, словно не замечая повисшего на нем Рамиро. Тому отчаяние подсказало выход - он обвился ногами вокруг колен Глаура, «стреноживая» его собой. Глаур вынужденно остановился, встряхнул головой:
- Отпусти.
 - Не пущу, - прошипел сквозь зубы имперец. - Далеко от нареченого собрался, любимый?
 - Отпусти, - повторил Глаур. - Я тебя не знаю.
 - Зато я тебя знаю, сердце мое. Никуда ты не пойдешь. Надо будет - прикую к изголовью цепями.
 - Да кто ты вообще такой? - взревел Глаур.
 - Жених твой, или ты уже забыл, кому обручье ладил? С кем пять лет засыпал и просыпался?
 - Ушел мой ящерка в море.
 Рамиро оторвал пальцы от его плеч и залепил ему пощечину, на сколько сил хватило.
- Сейчас как уйду тебе промеж ушей, скотина! Варвар натуральный!
 Черная муть в глазах Глаура словно отхлынула на миг, но опять затопила взор. Рамиро вспомнил, как в детстве отравился незрелыми ягодами черноплодника. Спелый он безвреден и даже полезен. А вот зеленый - ядовит. Коллена его выхаживала. А первое, что сделала, когда он уже и двигаться от боли не мог, на второй день - напоила водой с солью и древесным углем и сунула два пальца в рот.
- Воды принесите, кто-нибудь! И соли!
 Принесли ему все быстро. Рамиро намешал немаленький кувшин.
- На кровать его. Да держите крепко.
Рот варвару он разжимал сам, привезенной из Империума серебряной ложкой. И принялся вливать в него воду, потихоньку, чтоб не захлебнулся.
- И бадью сюда.
 Тошнило Глаура долго, чем-то буро-зеленым. Под конец второго кувшина он уже даже не сопротивлялся, только пытался голову отвернуть. Рамиро эти попытки пресекал жестко.
- Пей, давай, обормот несчастный, пока чистой водичкой отхаркиваться не станешь - не смилостивлюсь.
 Чистая вода пошла из Глаура только с третьего кувшина. К тому моменту у Рамиро и самого уже силы кончались. Ярость улеглась, затопила усталость. Он отставил кувшин, вытер любимому лицо и легонько побил по щекам.
- Посмотри на меня, сердце мое.
  Глаур поднял на него глаза, взгляд посветлел ненамного. Видимо, зелья и впрямь не подействовали, чем-то иным приворожила ведьма.
 - Узнаешь меня? - устало спросил Рамиро, приглаживая мокрые от пота, всклокоченные волосы Глаура.
 - Рамиро, - определил Глаур.
 - Уже хорошо. У тебя что-нибудь болит?
 - Нет, с чего бы у меня должно что-то болеть?
- Потому что мне очень хочется надрать тебе задницу! Или уши, на худой конец! Чтоб болело!
 Их оставили наедине, решив, что теперь сами разберутся. Глаур принялся одеваться.
 - Куда собрался? - Рамиро прислонился к двери, незаметно поворачивая ключ в замке. Смазан тот был на совесть, и тихий щелчок был почти не слышен.
 - Узнать, что на отца нашло, что он мою Элеону уволок.
 - Никуда ты не пойдешь.
Рамиро готов был лечь трупом, но не пустить.
 - Почему это? Он мою невесту утащил.
 - Она тебе не невеста, - в голосе Рамиро больше не осталось никаких чувств, душа не могла испытывать боль раз за разом, когда Глаур называл невестой рыжую ведьму.
 - Скоро женой станет, - согласился варвар.
 - Нет, не станет.
 - Почему это не станет?
 - Я не позволю.
  Глаур только хохотнул:
- Вот как? И что ж ты сделаешь?
- Все, - отрезал Рамиро. - Если уж я не утопился, как она того хотела.
 - Кто хотел, чтобы ты утопился?
 - Элеона твоя. Это же она тебе сказала, что я в море ушел?
 - Я сам видел.
 - Что ты видел? - Рамиро спрятал ключ за пояс и подскочил к Глауру. - Кто я? - сгреб за грудки и затряс.
 - Я видел, как ты ушел. В туман.
 - Тебя отравой опоили, зельем приворотным. Все, что ты видел - только видения, Элеоной наведенные! Я живой, я рядом, очнись же ты, наконец! - заорал Рамиро, срывая голос.
 Глаур не спешил приходить в себя чудесным образом, нахмурился.
- Зачем ей меня околдовывать?
 - Боги мои, боги... Что с варвара взять, кроме шерсти? Да замуж она за тебя намылилась.
 - Но я обручен был.
 - Потому и травила тебя зельями. Вспомни, тебе у Альруны плохо стало.
 - Помню... Отравился...
 - Чем отравился? Что ты пил? - допытывался Рамиро.
 - Альруна воду принесла. Кислую.
 - А взяла она ее где? Да и зачем?
 - Не знаю, - Глаур потер лоб.
 - Не для тебя та водичка была, а для меня. Хлипкого имперца отравить проще, чем здорового варвара. У меня от пива всегда горло наутро сушит. Альруна, наверное, поделилась с Элеоной этим, та и надумала меня с пути убрать. Черт его знает, что в воде было, а ты весь кувшин вылакал, зараза.
 Глаур болезненно поморщился:
- Я не помню. Мне нужно найти Элеону.
 - Пока конунг не позволит, ты никуда отсюда не выйдешь. Все, можешь ложиться и отдыхать, - Рамиро уселся на пол у двери.
 Элеону в это время приковывали к стене камеры. Она уже оклемалась от оплеухи, отправившей ее в беспамятство, чему немало помогло ведро колодезной воды. И теперь скалила зубы и шипела:
- Он все равно уже мой! За мной и в могилу сойдет, не бывать иному!
 - Так-то ты за приют и добро платишь?
 - Меня звали сюда девку вашу лечить - ей я дурного ничего не сделала! А этой шлюхе чернокосой так и надо, чтоб под мужиков не ложился, с пути не сбивал!
 Конунг только глянул сумрачно и вышел, заперев дверь. Поднялся к комнате младшего сына.
- Ну, что, никто еще никого не убил?
 - Куда ты Элеону девал, отец?
 - На цепь посадил. А тебе взаперти придется побыть, пока не узнаем, как приворот снять.
 - Со смертью ведьмы все чары слетят, - Гевин вышел из бокового коридора. - Иначе никак не совладаем. Только огнем очищать.
 Рамиро вздрогнул. Он как-то не подумал о таком исходе. Но в душе снова зажглась ярость, когда Глаур с невнятным рыком кинулся к двери, стараясь проскочить отца и старшину. Не вышло, конунг сыну одну оплеуху отвесил, тот сразу и замер.
- Вернись в комнату.
Глаур нехотя поплелся обратно. Рамиро остался снаружи.
- Хочу ее увидеть, поговорить.
 - Ну, поговори, коль так хочешь, - конунг сына запер.
 
Юноша спустился в подвал, прошел мимо винного погреба и остановился у единственной зарешеченной камеры, куда сажали пленников, взятых в бою, или провинившихся слуг. Элеона сидела у стены, руки сковывала цепь. Он вошел, остановился в шаге от нее.
- За что, Элеона?
- Он достоин большего, чем какая-то шлюха.
- Я не шлюха. И никогда ею не был. С чего ты это взяла? - Рамиро даже нашел силы удивиться.
- Я навидалась таких, - ведьма презрительно скривилась.
- В Номе ты могла видеть кого угодно и сколько угодно. Я не шлюха. Я отдал свою девственность Глауру, и не смотрел даже ни на кого иного. Он мой, и я не позволю его отнять.
- Со мной тягаться тебе несподручно. Мой он.
- Я не стану тягаться с тобой. Ты умрешь, колдовство рассеется, он очнется.
Элеона лишь захохотала. Рамиро подошел еще ближе, ярость под пеплом вспыхнула черным пламенем. Тонкие пальцы юноши были достаточно сильными, чтобы пробить ей горло при желании. Он лишь сжал ее подбородок, заставляя смотреть на себя.
- Смейся, смейся сейчас. Ты не получишь Глаура, ни до, ни после смерти.
- Со мной умрет!
Имперец заметил, как ее рука метнулась к груди, успел на секунду быстрее. Сорвал медальон.
- Верни! - зашлась она визгом.
Рамиро отступил к решетке, открыл, ломая ногти, медальон. И зашипел, увидев сплетенные волоски. А потом рассмеялся:
- В этом твоя сила? Теперь я справлюсь, ведьма.
- Не смей! Он мой!
- Знаешь, мне тебя жаль. На Эутарах столько красивых, сильных, смелых мужчин, неженатых, которые были бы рады предложить тебе обручье... Но тебе же втемяшилось за что-то отомстить одному-единственному имперцу, которого ты тут увидела, отняв у него любовь. Мне вот только одно интересно: за что, Элеона? В Номе у тебя похожий на меня парень увел любовника?
- Мужа! - Элеона зарычала. - Чернокосая шлюха!
- Глупо перекладывать ответственность за это на меня, - Рамиро пожал плечами. - Это не я его у тебя уводил. А своего я не отдам. Прощаю тебя, это просто женская глупость и зависть.
Элеона снова закричала, как подбитая чайка.

Рамиро поднялся в комнату, ему открыли и заперли за ним дверь. Глаур даже не повернул к нему головы. Юноша вздохнул и сел к узкому окну, достав иглу из шкатулки. И принялся распутывать узелки, шепча про себя утренние молитвы Марис и Соль.
- Голова болит.
- Потерпи, родной, скоро все пройдет.
Тонкая плетенка жгла пальцы, как раскаленная проволока. Рамиро закусил губу, продолжая осторожно распутывать ее. Глаур глухо ворчал, тер виски.
 - Ящерка, что ты там творишь?
- Ничего, - Рамиро едва сдержал болезненный стон, раскровянив себе пальцы едва не до кости, когда косичка соскользнула. Казалось бы, так не может быть, не может резать волосяная ниточка, как лучшая сталь. Но так было. А развязывать заговоренную плетенку, когда ее пропитала кровь Рамиро, стало легче. А потом она враз распалась. Юноша облегченно выдохнул, отделяя рыжие волоски от каштановых. И повернулся к Глауру. Тот спал, обнимая подушку и ища рукой кого-то рядом. Рамиро промыл раненые пальцы, шипя от боли, забинтовал полосками полотна и сел на постель. Погладил варвара по голове. И оказался у него под боком. Глаур облапил его, привычно, как медведь.
- Сердце мое, - тихо позвал его Рамиро, заглядывая в лицо. Его пылко облапали.
- Посмотри на меня.
Глаур открыл глаза, пригреб на себя, целуя. Рамиро не ответил, отодвинулся. Ведьму-то он простил. А вот обида на Глаура осталась. Как легко тот поверил, что Рамиро его бросил! Пусть и под действием яда, но должно же в нем было остаться хоть немного здравомыслия? Или он всегда подсознательно ждал, что имперец уйдет в море однажды, бросив его?
- Ящерка, что с тобой?
- Со мной все в порядке. Если не считать того, что ты от меня прилюдно отказался.
- Прости, - Глаур смотрел виновато. - Не ведал, что несу.
- Мне было больно, - Рамиро встал, не зная, что делать и как быть дальше. - Теперь уже нет. Если бы не Мусто и не дядька Гевин... ты сейчас был бы с Элеоной.
- Ну, дурак я, не думал, что травить решит.
- Я тоже не думал, забыл, насколько коварны имперские женщины, - юноша помолчал, опустив голову. Потом сказал: - Прости, любимый. Мне нужно побыть одному. Я, наверное, поживу у Гевина.
- Почему, ящерка? - Глаур явно опечалился. - Чем тебе со мной плохо?
Рамиро остановился у двери, глянул на него. Прижал ладонь к груди.
- Мне не плохо. Просто здесь - пепел. Я не ушел к Марис, лишь потому, что не хотел, чтобы ты прожил всю жизнь в дурмане.
Лицо Глаура окаменело.
- Вот как, - варвар поднялся, оделся. - Сразу б сказал, что я тебе не люб.
И только дверь припечатал о косяк. Рамиро растерянно моргнул и прислонился к стене. Не люб? Как Глаур умудрился его слова с ног на голову перевернуть? И хотел же сказать только то, что нужно время, чтоб пепел с души смыть, немного времени и одиночества, чтоб привести в порядок уже готовившуюся уйти за грань душу!
Он выскочил из комнаты, глядя вслед варвару:
- А я-то тебе хоть люб был? Или так, забавная игрушка-ящерка имперская?
- Ты мне жизни дороже, я за тобой в омут кинулся.
- Видно, все мозги в том омуте и оставил! - Рамиро топнул сандалией, по оставшейся с детства привычке. - Раз слов простых понять не можешь!
- Да что тут не понять. Сам сказал, что к Марис не ушел только потому, что в дурмане оставлять не хотел, - и шаг ускорил.
- Потому что люблю тебя, идиота... - Рамиро обхватил себя руками и сполз по стене, кусая губы, чтоб не реветь, как дитя. Ему плевать было на эутрериев, недоуменно глядевших то на удаляющегося Глаура, судя по вменяемому и очень злому взгляду - освобожденного от чар, то на скорчившегося на полу у стены Рамиро, который, кажется, задыхался от вставших в горле комом слез.
- Чернобурочка, что с тобой?
- Больно, - простонал Рамиро. - Снова больно, Гевин.
- Что он сказал опять?
- Кажется, мы оба сказали что-то не то. Я попросил время, побыть одному. А он... - Рамиро все же всхлипнул, впервые за пять лет. До сего дня он не плакал здесь, с того момента, как оплакал мать.
- А он как топор. Не плачь, чернобурочка, иди к нему. И тресни его молотом промеж ушей.
- Я как упертая брошенка, - Рамиро шмыгнул носом и невесело усмехнулся. - Возвращаюсь и возвращаюсь.
- Любишь потому что. И он любит.
Рамиро оперся на его руку, поднимаясь. Зашипел - порезанные пальцы болели и дергали, полотно промокло.
- А это еще что такое? Откуда? - нахмурился Гевин.
- Путанку расплел.
- Какую еще путанку? А ну, - Гевин размотал его повязку, ахнул, глядя на глубокие порезы, все еще кровоточащие, как будто нанесены только что.
- Ведьмину, - устало вздохнул Рамиро.
- Беги к Глауру, пускай закует.
- Гевин, а ее... ее все равно убьют? Я ведь расплел ее чары, она теперь для Глаура не опасна.
- Как конунг решит.
Рамиро кивнул и пошел вниз, придерживая навесу порезанные пальцы. Кровь яркими звездочками отмечала его путь, останавливать ее было все равно бесполезно.

Глаур был в кузнице, ковал что-то, тяжело грохал молотом. Рамиро остановился в проеме двери, зная, что звать его, пока грохочет молот, бесполезно - не услышит. И стал ждать, не двигаясь с места. Несмотря на шум, ему все больше хотелось спать. Все-таки, не самый легкий денек выдался. Он даже не сообразил, что эта его сонливость - вовсе не от усталости, а результат отката от распутанной волшбы.
Глаур подхватил то, что ковал, сунул в воду. Пар заволок кузницу, в нем не было видно, как медленно сполз на землю имперец, роняя руки и даже не вздрагивая от вспышки боли в пальцах. Глаур все же учуял что-то, обернулся, вглядевшись в пар. Рамиро позвал его, еле слышно, проваливаясь куда-то в холод и жар одновременно.
- Не пускай меня...
Глаур втащил его в кузницу, опахнуло разом жаром да запахом железа. Кровь потекла еще скорее, уже не каплями - тонким ручейком, будто не пальцы разрезал Рамиро, а становую жилу рассек, не меньше. Глаур бросился к горну, застучал молотом, выковывая фигурку медведя, запирая кровь и чужую волшбу в металл. Поток крови поредел, потом иссяк, а когда фигурка была готова - наскоро, еле понять можно, кого ковал кузнец - от порезов и вовсе не осталось и следа. Рамиро неразборчиво что-то пробормотал, силясь подняться с лавки.
- Лежи, - велел Глаур, сунув ему в руку фигурку. - Отдашь морю потом.
- Прости меня, - Рамиро смотрел на него несчастными глазами.
- За что, ящерка?
- Я не хотел обидеть тебя. Мне просто, в самом деле, нужно время. Очистительные молитвы принято читать в одиночестве. Я ведь едва не покончил с собой, не подумав, а это тяжелый проступок.
Глаур просиял, чмокнул его в губы.
- Так ты не в обиде, сердце мое? - Рамиро улыбнулся. Глаур помотал головой. - Ну, вот и хорошо. Я вернусь, когда будет можно.
- Я буду ждать, ящерка моя любимая.

Гевин жил один на крохотном хуторе в глубине заветной рощи, держал пару коз, десяток кур и маленький огород. В его доме, построенном по заветам предков, так, как строили на островах раньше, в седой древности, было две комнаты, разделенные плетеными из ивняка стенками: крохотная каморка с постелью, и большая комната, где был и очаг, и котел, и стол. Рамиро старшина устроил в каморке, перенеся в большую комнату тюфяк и пару меховых покрывал. Сдвинул две лавки себе вместо кровати.
Спрашивать он ни о чем не стал - из кузницы такой звон несся, словно там десяток цвергов ковал. Рамиро тоже ничего не сказал, только улыбнулся благодарно и ушел в рощу, на озеро. Гевин подумал, было, присмотреть, но, узрев, как мальчишка раздевается, поскорей ушел оттуда. Он, конечно, был старше Глаура лет на пятнадцать, но имперец и в нем будил не совсем благопристойные мысли. А получать целебных оплеух от кузнеца не хотелось. Вот и сидел Гевин на чурбачке, строгал щепу на растопку и невесело думал, что был у него шанс себе заполучить чернобурочку, да только совесть его бы потом поедом сожрала. Пригрел бы мальчишку, пока тот в раздрае был, от любви к опоенному сыну конунга вылечил. Но боги б его за то покарали неминуемо. Все верно ведь сделал, а на сердце камень.
- Что, ведун, невесел? - и Альда тут же.
- Дурак потому что, - буркнул Гевин. - Седины полголовы нажил, а ума не прибавилось.
- Неужто ведьму в жены взять решил?
- Типун тебе на язык, сестра, - аж сплюнул мужчина. - Не о том моя печаль.
- А что за дурная печаль тогда в голове?
- Влюбился, - выдавил Гевин. - В чужую пару.
- Ну, спроси, вдруг третьим возьмут, - и хохочет.
- Смешно ей! Что конунг насчет ведьмы решил? - отвлекся от своих переживаний Гевин.
- Думает, то ли сжечь, то ли в море, то ли плетей всыпать и замуж.
- Я б ее утопил, чтоб наверняка. Но смерти на ней не случилось, вроде бы, не за что ее убивать. Вот бы еще способность волшбу творить отнять - и замуж можно.
- Да отнимать не надо, Рунке-то она помогла. Отучить бы на людей кидаться.
- Рунке она травами помогла, так то и отнять нельзя. А вот смертную волшбу запереть - можно. И замуж, это верно конунг решил. Чтоб муж был строгий, но не жестокий.
- А как волшбу запереть?
- Вот над этим и подумаю, - Гевин хлопнул по коленям. - А не над дуростью своей. Все одно не видать мне чернобурочки, как ушей без зерцала... Ой...
Как ему Альда затрещину влепила, как бревном приласкала седину! Эутрерий аж язык прикусил. И ничего не сказал - в своем праве сестрица любимая, в святом материнском праве.
- И думать забудь!
- Я на Рамира не зарюсь, сестрица. Не мое - руки не протяну.
- Найди себе имперца сам. Их много.
- Много-то много. Да такой - один, - хмыкнул Гевин. - Все, Альда, я об этом и говорить не желаю. Вон, Рамир возвращается.
- Передай ему пирожки, я пошла.
- Иди-иди. Лучше б ты пошла сына вразумила. Чай, буркнул чернобурочке «прости», и думает, что на этом все, - прошипел ей Гевин, выпроваживая. Альда ушла, воспитывать сына.
Рамиро выглядел поживее, чем несколько часов назад. Краски вернулись на лицо, из глаз ушла тоска, они снова сияли жизнью. Он даже снова начал стеснительно краснеть при виде Гевина, только теперь уразумев, что предстоит пару декад прожить под одним кровом не с Глауром, а с другим мужчиной. Ей-боги, лучше бы с Альруной жить попросился. Хотя там бы не было необходимого покоя и безлюдья.
- Ну, чернобурочка, есть хочешь?
Рамиро подумал, кивнул, сглатывая набежавшую слюну:
- Еще как. Вторые сутки нежрамши.
- Пироги принесли. Садись есть.
- Ой, тетушки Альды пироги-и-и! - Рамиро чуть не захлебнулся слюной, а желудок, вспомнив, что давно пуст, заурчал, как медведь в чаще. - А она тут была? А ш-шо шкажа-а? - невнятно, запустив зубы в пирожок, спросил у Гевина.
- Просто пирожки принесла. Ты ешь-ешь.
Юноша ел, запивал козьим молоком, потом поставил кружку на стол, уронил голову на руки и мгновенно уснул. Гевин отнес его спать. И долго сидел рядом, рассматривая тоненькую, теряющуюся в густых кудрях, седую прядку. Вот выдрать бы Глауру уши, да, коль рассудить, и не виноват он в том, что ведьме на глаза попался. Никто не виноват - поверили, пригрели змею на груди.
«А и в самом деле на ней жениться, что ли? Окорочу ее, дадут боги, никому больше зла не причинит... Да и за живностью ухаживать научится, подобреет, может».
Гевин решительно тряхнул головой, собрался и рванул к конунгу, пока тот иного не надумал.
- Что, старшина, прибежал на ведьму смотреть?
- Да на кой мне на нее смотреть? - Гевин отдышался, хекнул и сходу конунга огорошил: - Жениться на ней хочу.
- Жениться? Ты... Сдурел?
- Почему сразу - сдурел? - обиделся Гевин. - Окоротить ее, ежели что, я сумею, волшбу распознаю, бить не стану. Не все ж мне бобылем жить?
- Ну, бери девку тогда. Ответ держать сам станешь.
- На том и порешим, государь. Заберу ее, когда Рамир свое покаяние окончит, покуда он у меня живет.
- Ладно. Сам скажешь ей?
Гевин рассмеялся:
- А за чью мне юбку прятаться? Сам скажу. Сейчас и схожу. За две декады, чай, с мыслью свыкнется, поумерит пыл. Может, глаза мне сразу выцарапывать не кинется.

Элеона куталась в плащ, стараясь укрыть ноги. Как бы она ни храбрилась, а ей было страшно до одури. Она чувствовала, что нет больше тех нитей, которыми к себе Глаура насильно привязала, чуяла и откат от колдовства, чуть чувств не лишилась, так скрутило, когда мальчишка-имперец ее волшебную косичку расплел. Теперь только оставалось ждать приговора. В Империуме ее бы уже тащили на крест, да костер под ним ладили.
За дверью камеры раздались шаги. Элеона бросила кутаться - огонь согреет. Скрипнула решетка, на пороге воздвигся тот самый эутрерий, что говорил сжечь ее, чтоб развеять колдовство.
- Ну, здравствуй.
Элеона посмотрела на него сквозь спутанные волосы, промолчала. Он подошел ближе, присел перед ней, протянул руку - отвести волосы с лица. Элеона шарахнулась назад, снова пытаясь закутаться в драный плащ.
- Не бойся меня. Выбор у тебя есть - умереть или жить.
- В клетке на площади, где в меня будут кидать камни? Лучше смерть.
- Вот же дурочка, - он усмехнулся, перепаханное шрамом лицо перекосилось в страшной гримасе. - Никто в тебя камнями кидать не будет, да и в клетку садить тоже резона нет. Замуж пойдешь?
Элеона безмолвно уставилась на него, не веря своим ушам. Ее хотят выдать замуж вместо того, чтоб сжечь или утопить?
- Коль согласишься, добровольно от силы своей колдовской отречешься - все будет хорошо. С травами работать тебе никто не запретит, а вот волшбу творить - да.
- Я ведьма. Я от силы отречься не могу.
- Можешь. А я помогу. Больно это, страшно, долго - силу свою запирать. Но если жить хочешь, и жить хорошо, в ласке и холе, согласишься. Думай, Элеона, времени тебе на раздумья - две декады даю.
- А кто мужем станет?
- А я и стану. Других смельчаков не сыскалось.
Элеона опустила голову. Муж старый да седой, изуродованный. Силы лишиться придется. И всю жизнь с колдуном жить. Но жить ведь! Не умереть в муках - то ль на костре, то ль в пучине морской, и неведомо, что страшнее.
- Я тебя не тороплю, девочка. Решай. Твоя жизнь - твой выбор. Завтра приду еще.
Элеона опять потянула плащ вниз, решив, что плечи и волосами прикрыть можно. Гевин снял с себя свой плащ - длинный, теплый, мехом рысьим подбитый. Укутал ее с ног до головы, вздернув на ноги одним движением сильной руки.
- Вот так и сиди. До завтра, белка.
- Почему белка?
- А рыжая потому что, - усмехнулся он и вышел.
- Я золотистая! - догнал его возмущенный вопль. Гевин шел и думал, что выбор она уже сделала, может, сама того еще не понимает. А ему придется нелегко, ну, да оно и хорошо - меньше времени на глупые мысли останется. И что ж так на чернобурочку потянуло? Он помотал головой и ускорил шаг, отказываясь поддаваться искушению и мусолить болючие мысли дальше. Хватит и того, что ему эти две декады на мальчишку ежедневно глядеть, с ним говорить.

По возвращении выяснилось, что Рамир опять на озере, в компании какой-то белой скалы, сотрясающей землю храпом. Гор оказался даже не Мусто, хотя и тот тоже крутился неподалеку, гоняя зайцев. Пес был сам Донгай, пришедший узнать, что такое странное он учуял на своем любимом месте, и зачем туда ходил человечек. Неизвестно, что такое гор унюхал на Рамире... Скорей всего, обратно идти было лень. А у озера тень, прохлада. И мелкий сородич.
Рамиро голышом стоял в воде, забравшись по грудь. И нараспев выговаривал катрены молитв своим богиням-покровительницам, отрешившись от окружающего мира. Вода была неподвижна, как стекло, только от его движений разбегались круги. Мальчишка закончил молитву, набрал воздуха в грудь и нырнул. И будто утопился - Гевин ждал-ждал, пока он вынырнет, уже всерьез решил нырять следом, хотя горы не выказывали признаков тревоги. Наконец, он вынырнул. И тут же к нему рванул радостный Мусто, купаться с хозяином. Рамиро звонко рассмеялся, живым, теплым смехом. У Гевина отлегло от сердца: не утопился, в нежить не обернулся, снова смеется. Значит, все будет хорошо. А когда у кого-нибудь из горов родится щенок, нужно будет попросить подарить его Глауру. Чтоб хранил и берег Беспутного. Был бы у него гор - не случилось бы никакой беды.
В озеро, чуть не выплеснув его, сверзился конунгов гор, тоже купаться полез. Рамиро завопил, совсем как мальчишка, ныряя сквозь поднятые Донгаем волны. Гевин усмехнулся: вот же, душа водяная, не зря посвященным морской богине зовется. И, успокоенный, мужчина направился домой. Там его опять ждала Альда с пирожками.
- Ну, что?
 - Что именно? - сделал непонимающий вид Гевин.
 - Совладал с неподобающими желаниями, или еще разок по затылку приласкать?
 - Не злись, сестрица. Не будет неподобающих желаний. Женюсь я.
 - На ком это ты ожениться решил?
  Гевин опасливо отступил на пару шагов, загородился от нее столом и ответил:
- На Элеоне...
 - Сдурел, старый?
 - Как раз нет, поумнел. А ты не забывай, сестрица, что я младше тебя на полтора десятка лет. Сама подумай, раз мудрая такая, почему я так решил, - усмехнулся ведун.
 - Ну, смотри... Твоя печаль.
 - Да уж, на чужие плечи перекладывать не стану.
- Ой, тетушка Альда! - Рамиро, замерший в дверях, босоногий, с мокрыми после купания волосами, радостно улыбнулся матери Глаура. - Ой, пирожки-и-и!
 - Пирожки, - согласилась женщина. - Кушай, восстанавливай силы.
 - Спасибо, - он порывисто склонился, поймал ее руку и прижался к ней, натруженной, с выступившими венами, губами. Альда улыбнулась, потрепала его по волосам.

 То, что вся челядь, все воины дружины конунга уже в курсе, что случилось между Рамиро и младший Хирвегсоном, Глаур понял, стоило ему вернуться поздно вечером домой. Взгляды, которые на него кидали эутрерии, были далеки от теплых. Скорее, их можно было назвать брезгливо-недоуменными.
 - Что не так? - рявкнул он, выведенный из себя.
 Люди пожимали плечами, не отвечая. Только Коллена, выскочив из кухни, ухватила его за запястье и потянула в темный угол двора. А уж там отвела душу, едва не накинувшись с кулаками на варвара:
- Ты что ж это, думаешь, что тебя извиняет чье-то колдовство? А Рамиро - из стали кован?
 - Я перед ним ответ держать должен, а не перед тобой, женщина.
 - Перед ним и будешь, когда бедный мальчик себя винить перестанет. А еще о том подумай, чем перед Марис оправдаешься? И не говори, что в дурмане не ведал, что творил.
 - Девку ей отдам.
 - Ведьму, что ль? Так ее Гевин, душа безбожная, за себя берет, силу колдовскую отнять обещал.
 - Ну, найду, как рассчитаться, то моя печаль, тебе-то что за дело?
  Коллена посмотрела на него с жалостью, покачала головой:
- Вот дурной же, варвар, как есть - варвар. Волнуюсь я за вас обоих, вот и все дело.
 Глаур только прижал крепче к себе шкатулку, которую тащил так, словно внутри были величайшие сокровища. Ох, какой же неуютной показалась ему их с Рамиро комната без ящерки! Как сразу стало там пусто и холодно - не передать.
 - Скорей бы вернулся, - Глаур открыл шкатулку, посмотрел на золотое обручье, сам ковал, еще и заговаривал водой да огнем.
 Пережить две декады без имперца оказалось тяжко. Рамиро не появлялся в замке, отменив все уроки. Не выбирался дальше озера из рощи, а каждый раз, как Глаур вздумывал навестить Гевина, хоть издали полюбоваться на свое чудо любимое, на него сваливалась куча дел. То народ в кузницу валом повалит, то отец задаст с бумагами по землям, под руку Глаура отданным, разобраться, то братья в море утащат, потому как к берегам Эутар рыба на осенний нерест пошла. А там уже и ярмарка совсем подоспела, в кузнице Глаур едва ли не жить поселился.
 - Дядька Гевин, мне к морю надобно, - на тринадцатый день своего очистительного затворничества попросился Рамиро. - Сходите со мной?
 - А что ж не сходить, схожу. Пойдем.
 Рамиро попросил, прежде чем на берег идти, принести ему из замка его лучший наряд - еще из Империума привезенный, тончайшего атласа, полупрозрачного, белоснежного, с синей и серебряной каймой по краю. И пояс синий, с кистями из морского мелкого жемчуга. Гевин притащил ему одежду. Обряженный в нее, имперец снова выглядел так, как на палубе драккара в день их отплытия из Империума. Невесомым, тонким, как кипарис. Хотелось его обнять, чтоб ветром не унесло. Но в глазах Рамиро плескалось море, он был отрешен, сосредоточен, словно уже не здесь.
- Вы только не бойтесь, если я в воду пойду и долго выныривать не буду.
 - Ладно, - кивнул Гевин, - постараюсь.
 Рядом с Вороньим Клювом, любимым мысом Донгая, был спуск к берегу, крутая тропка, ведущая на песчано-галечный пляж. Рамиро слетел по ней, едва ли касаясь земли сандалиями. У кромки воды остановился, разулся, ступая по щиколотку в холодную воду.
- Услышь меня, Марис!
 Море всплеснулось, волны набежали, поднявшись по колено. Рамиро развязал пояс, сбросил тунику и штаны, оставшись обнаженным. Мусто заскулил, но юноша обернулся, успокаивающе погладил его по ушам:
- Не бойся, я вернусь, - и пошел в воду, потом нырнул, только мелькнули смуглые ягодицы и ноги.
 Гор улегся у кромки воды и стал ждать, положив морду на лапы. Гевин сел рядом с ним, вглядываясь в блики на воде. Море было спокойным, лишь мелкая рябь тревожила его. И ни всплеска, ни точки - словно и не было никакого Рамиро. Однако пес лежал спокойно, только фыркал, когда брызги долетали до носа. А потом волны забились в берег все сильнее, хотя ветер и вовсе стих. По гребням побежали белые барашки пены, с глухим рокотом расплескиваясь по гальке. Мусто привстал, вглядываясь в воду. Гавкнул и бросился в волны, мощно загребая лапами. Он явно спешил. Гевин взволнованно всмотрелся в море, не зная, то ли бросаться следом, то ли не мешать.
  Через какое-то время в волнах снова показался Мусто, плыл, вывалив язык. На его спине, крепко вцепившись в шерсть, лежал человек. Когда гор подплыл ближе, Гевин понял, что ошибся - Мусто нес не одного Рамиро, а двоих. Гор доплыл до берега, стряхнул обоих на песок. Рамиро закашлялся и сел, очумело поводя головой. Потом наклонился ко второму, перевернул его... ее. Гевин поспешил им на помощь, надеясь, что девушка в изорванной и окровавленной рубашке еще жива. Она всхлипнула, изо рта выплеснулось немного воды. Ведун перевернул ее, помог избавиться от остатков.
- Кто ты?
 - М-м-м... - ее заколотило, но девушка все-таки сумела ответить: - М-марина... А к-корабль? Наш корабль?
 - Не было корабля... Никто не тонул... - Гевин стащил плащ, закутал ее.
Рамиро лег на песок, не заботясь о том, что обнажен - на смущение сил не осталось. Он еще никогда так быстро не плавал, ему казалось - океанские волны, как материнские ладони, подхватили его и несут куда-то с такой скоростью, что захватило дух. А потом он увидел ее - беспомощно опускающуюся в черноту, рванулся, подхватил, выволакивая на поверхность. Нахлебался горько-соленой воды, едва не утонул сам - девчонка цеплялась за него, как спрут, придя в себя. Пришлось волочь ее за волосы, не давая обхватить себя руками и ногами.
 - Надо отнести ее в замок, - обратился к нему Гевин.
 - Да, я сейчас, - Рамиро, наконец, отдышался, сел, нашарил  штаны и тунику. Кое-как натянул на мокрое тело одежду и поднялся. В голове шумел океанский прибой, но девчонка смотрела на него умоляюще, видя в нем соотечественника. Говорила она на северном наречии Империума.
 - Откуда ты? - Гевин растирал ей руки.
 - Наполис, сеорр, - она то и дело оглядывалась на Рамиро и, кажется, ничуть не опасалась Мусто, на которого опиралась спиной.
- Идемте. Скоро будет шторм. Марис милосердна и милостива, но и изменчива, как ее стихия.
 - Я отнесу девушку в замок. Ты пойдешь?
 - Да, мое очищение окончено. Спасибо вам за все, дядька Гевин. Если б не вы... - Рамиро передернулся и протянул руку Марине: - Вставай, идем.
 Та уцепилась за его руку, поднялась. Рамиро не знал, как реагировать на подобный «подарочек», а в том, что это подарок Марис, юноша не сомневался. Вот только меньше луны назад он едва не потерял любимого из-за женщины. И что богиня хотела этим сказать? Доверять Марине он не собирался. Пусть по виду она младше него, пусть попала на остров Каменного Ворона не по своей воле, но... Он просто боялся повторения кошмара.
 - Спасибо, - она всхлипывала. - Я так испугалась... Так страшно.
 - Не ной! - оборвал ее жалобы Рамиро так, что Гевин удивленно покосился на него. - Ты носишь имя в честь богини Марис, так разве ж она бы дала в обиду свое дитя?
 Марина вздрогнула, сжалась в комок.
 - Идем, - Рамиро потянул ее за собой. Силы уже вернулись, словно и не было этой безумной гонки сквозь толщу воды. И поддерживал он девушку твердо, хоть и аккуратно, но без особой ласки. - Ты попала на Эутары. Не спрашивай, как.
 - Э... Эутары? Острова варваров?
 - Именно так. Я живу здесь уже пять лет, и склонен считать варварами просвещенных имперцев, а не эутрериев.
 Марина замолчала, до самого замка не проронила ни слова больше. Рамиро шагал, невольно подстраиваясь под ее шаги. Но, когда в вечернем золотом свете нарисовался черный, хищный силуэт замка, ускорил шаги. А потом и вовсе перешел на бег, легкий, как полет, увидев идущего к воротам Глаура.
 Глаур в замок брел усталый, намахался молотом так, что все мышцы свело узлами. Его обняли со спины, словно окунули в терпкую морскую прохладу.
- Боги, как же я соскучился, сердце мое!
 - Ящерка! - Рамиро подкинули в воздух, поймали и прижали к сердцу. – О-о-о, как я ра-а-ад... - стон вышел натуральный.
 - Ох, медве-е-едь, пусти меня, устал ведь! - но Рамиро не спешил вырваться из крепких объятий, гладил Глаура по потному лбу, стирая сажу и крошки окалины, стряхивая их с его волос.
 - Все равно не выпущу, - его прижали покрепче. - Дядька Гевин, здравствуй... А это кто?
 - А ее чернобурочка выловил, как рыбку, - усмехнулся ведун. Зла в девчонке он не чуял, хотя тоже не торопился с распростертыми объятиями навстречу кидаться.
 - Тонула, что ли? Нездешняя, по виду вижу...
 - Имперская, - фыркнул Рамиро. - Да, тонула, только где - я и сам не знаю. Марис позвала - я спас.
 - Ну, пускай приживется где-нибудь... Подальше... У Ванира на острове.
 - Как скажешь, сердце мое. Ну, отпусти же, я же чую, что у тебя руки от усталости дрожат, - юноша ласково тронул губами его щеку, накололся жесткой щетиной.
 Глаур поставил его наземь:
- К ярмарке ковал. Рук не чую, ног не ощущаю.
 - В купальню, есть и спать, - скомандовал Рамиро, потом повернулся к спасенной девушке, окинул ее взглядом. - Найденку приютим на ночь? Ванир где?
 - У себя он, с женой милуется. А найденку... Коллене отправь, пускай покормит.
 - Хорошо. Идем. Я приду в купальню, как только устрою Марину.
В голосе Рамиро слишком явно прозвучало все, что он хотел бы сказать, но только не при свидетелях: «я приду, и будет лучше, если ты быстрее почуешь и руки, и ноги, и все остальное, потому что я соскучился так, что больше не могу без тебя». Глаур понятливо кивнул и устремился приводить в порядок тело.
 Коллена, которой Рамиро безапелляционно передал на попечение Марину, если и имела, что сказать, то благоразумно оставила свои мысли при себе - сеорр Фонларо слишком уж напоминал ей сейчас свою матушку - строгий, прямой, с жестко сжатыми губами, теряющими юношескую пухлость, меняя ее на чувственность. Взгляд синих глаз был таким же - не терпящим возражений, жестким. Дюжина дней, проведенных в размышлениях и молитвах, изменили Рамиро внутри. Пепла в его душе больше не было, но и мягкость к ней не вернулась. Рамиро напоминал теперь свой клинок в парадных ножнах - обманчивая нежность замши скрывала сталь.
  Глаур ждал своего ящерку в купальне, успев сквозь ругань и шипение размять мышцы. Юноша проскользнул в дверь тихо, как тень, сбросил одежду на лавку, оставшись обнаженным. И позвал сидящего спиной к нему на краю облицованного полированным лабрадоритом бассейна любимого:
- Глаур...
 Варвар сразу обернулся, засветился, протянул руки:
- Ящерка.
 Рамиро подошел ближе, позволяя себя обнять. Запустил руки в волосы варвара, заставляя запрокинуть голову и смотреть себе в глаза.
- Глаур, сердце мое, - голос был тихим, проникновенным, но в нем слышался шум волн, - я виноват, что не уберег тебя. Но если ты снова сделаешь мне больно, я убью тебя, а потом брошусь на клинок сам.
 Варвар только кивнул, потянул его ближе к себе. Рамиро застонал, отпуская себя, скользнул к нему на колени, обнимая, целуя, куда попадал губами вслепую - глаза закрылись сами. Глаур соскучился по любимому, ласкал и целовал жадно, неистово. Имперец в его руках извивался, как змей, терся всем телом, явно дающим знать, что его хозяин скучал не меньше.
- Глаур-р-р, - прозвучало с гортанным перекатом, Рамиро выгнулся назад, впившись пальцами в плечи варвара.
 - Рамир-ро, - урчал Глаур, как медведь над сотами.
 Юноша открыл совершенно черные от расширившихся зрачков глаза, повел по купальне. Они слишком долго не были вместе, ему не хотелось боли ни себе, ни Глауру. Масло таки отыскалось, кувшинчик был знакомый - серебряный, с носиком. Рамиро потянулся к нему, плеснул розоватой тягучей жидкости на пальцы, изгибаясь бесстыдно и без капли смущения. Глаур что-то ему шептал, неразборчивое и страстное, то ли рассказывал, как любит, то ли как хочет. Рамиро привстал, прижал ладонь к его щеке, обводя большим пальцем губы. Чуть нажал, заставляя открыть рот. И опустился, принимая Глаура в себя одним плавным движением до основания.
 - Ящерка моя... - Глаур только застонал.
 Рамиро прильнул к его губам, и не отрывался от них, будто хотел выпить его до дна, всего. И сжимал собой, узкий и горячий, пахнущий морем и горечью полыни. Глаур обнимал его, целовал, смыкая объятия, не собираясь выпускать никогда больше.
 - Люблю тебя-а-а... - выстонал Рамиро, вжимаясь в него изо всех сил.
 Глаур о любви прошептал только после того, как немного отошел от бурного финала любовных игр. Имперец сидел с ним рядом, тихо смеялся, глядя, как варвар пытается отдышаться, плескал ему на грудь и живот теплой водой и растирал капли, медленными, аккуратными движениями. Не просто так, но откуда он знал, как и куда вести пальцами, Рамиро не понимал, положился на интуицию. Глаур жмурился, гладил его как кота.
 - Ты хочешь детей? - ни с того, ни с сего спросил Рамиро, не прекращая массаж.
 - Чего? - варвар захлопал глазами.
 - Я видел, как ты смотрел на Хьервара. Так не смотрят, даже если очень любят малышей. Так смотрят, когда внутри тоска и желание взять на руки своего ребенка.
 - Да? - удивился Глаур. - Ну, может, когда-нибудь, когда мы оба решимся...
 - Если ты хочешь, я согласен, здесь нечего решать. Ты будешь хорошим отцом, Глаур. Только... - Рамиро хватанул воздух и замолчал, не зная, как сказать то, что жгло и мучило внутри с того момента, как увидел своего любимого с ведьмой.
 - Только что, ящерка?
 - Я эгоист, - Рамиро беспомощно и горько улыбнулся. - Но если ты скажешь еще кому-нибудь, кроме меня, «люблю», я не прощу.
 - Я люблю только тебя, Рамир, - его притянули на грудь, обняли. - Моя единственная, любимая, мелкая эгоистичная ящерка.
 - Ты вставляешь в речь имперские слова, и даже не замечаешь, - Рамиро вдохнул, растекаясь по его груди, - надо было сказать «себялюбивая», на эутрейском.
  Его поцеловали еще раз.
 - Есть. И спать. Я не знаю, сколько я проплыл сегодня... но это было много.
 - Идем. Ужин и сон.

Гевин решил не гневить богов и забрать Элеону сразу же, чтобы не пересеклись в одном дворе ни Рамиро, ни спасенная Марина, ни ведьма. Тем более, что возвращаться к нему Рамиро явно не собирался, видно, спасением девушки заслужил прощение богини. Так что явился ведун за Элеоной раньше, чем ей думалось.
В крохотной темнице не прибавилось комфорта - ведьма была наказана, и даже обещание эутрерия жениться на ней этого наказания не снимало. Правда, вместо голого каменного пола в углу лежал соломенный тюфяк, да бадейку для телесных нужд выносили вовремя, чтоб в подземелье, где запасы на зиму хранятся, не воняло. И плащ Гевина у нее никто не отобрал. Элеона куталась в него, лежала почти все время в каком-то забытьи, потеряв счет времени. Когда услышала шаги, почему-то сразу узнала. Села, цепляясь за стену скованными руками. Волосы, нерасчесанные и немытые уже две недели, неопрятными сосульками свесились на лицо, под ногтями залегла черная кайма. Элеона словно увидела себя со стороны и усмехнулась: хороша ведьма, под стать будущему мужу. Но Гевина она ни словом не поприветствовала, так и осталась сидеть, только глаза сверкнули.
 - Здравствуй, невестушка, - он усмехнулся, воздвигнувшись на пороге ее клетки.
 Элеона молчала, только в плащ куталась крепче, пряталась за ним. Следом за ведуном в подземелье спустился и конунг. Поглядел на женщину, сурово хмуря брови. Элеона смотрела на них - неужто все-таки костер? Хирвег подошел, вздернул ее на ноги и отпер тяжелые, натершие до кровавых полос запястья, оковы. И молча вышел, метнув на Гевина предупреждающий взгляд. Тот лишь коротко поклонился.
 Элеона сосредоточилась, сила потекла по рукам, исцеляя следы оков.
 - Идем, - Гевин перестал улыбаться, нахмурился. - Да без дури, не вздумай что-нибудь этакое выкинуть, а то я ведь и передумать могу, до моря идти недалечко.
 Элеона пошла за ним, снова завернувшись в плащ. Босые ноги, привычные к мощеным улицам, кололи мелкие камешки, сухая трава, когда покинули двор замка. Гевин крепко взял ее за руку, не давая отстраниться, и ладонь его была, как кандальный наруч, согретый телом - тяжелой и жесткой. И так же, как холодное железо, запирала силу ведьмы. Через несколько шагов она споткнулась, вскрикнула, чуть не упав - накололась ногой на острый камень. Гевин остановился, подождал, пока она выпрямится. И потянул дальше. Брать на руки не стал - пусть идет так. Земля Эутар либо примет ее, либо... Рамиро крови в нее много пролил, Элеоне искупать ее придется долго.
 Ступать она старалась на  пальцы, оставляла за собой цепочку из капель крови из пораненных ног. Эутрерий не торопился, приноравливая свои шаги к ее шагам. И молчал, с момента, как вышли из подземелья замка, не проронив ни слова. Элеона с ним разговаривать тоже не собиралась, шла рядом, закусив губу. Осенние сумерки быстро потеряли свою прозрачность, а когда перетекли в ночь, из тьмы на них выдвинулась белая лавина, заключая в кольцо. Глаза горов светились бирюзовым огнем, они молчали, только не позволяли двигаться.
 Элеона замерла, оглядываясь. Земля начала мерно подрагивать под ногами, словно во время землетрясения, что в Номе были нередки. Потом псы расступились, пропуская громадного патриарха. Тот наклонил голову и подался вперед, отталкивая Гевина от Элеоны. Ведьма  стиснула руки крепче, словно плащ мог ее спасти.
 - Донгай, нет, не надо, - Гевин протянул руку - коснуться морды старейшего гора, но тот лишь глухо рыкнул, и кто-то из молодых псов осторожно ухватил ведуна за одежду, оттаскивая прочь, за границы круга.
 Элеона с ужасом смотрела на белое чудовище. В его пасти она могла, наверное, поместиться целиком. Гор снова рыкнул, развернулся и пошел вперед. Ведьму подтолкнули сзади, заставляя идти за ним. Элеона пошла, кое-как переставляя ноги.
 
 Рамиро спал, крепко обнимая Глаура, когда в комнате, как белый призрак, бесшумно материализовался Мусто. Потыкался мокрым носом в щеку хозяина, обошел постель и лизнул в пятку Глаура. Варвар подпрыгнул с рявканием. Рамиро застонал, сел, ничего не понимая.
- Мусто? Ты что, малыш?
Пес ухватил его за запястье, осторожно и нежно, потянул, вернулся к Глауру, проделал с ним то же самое.
 - Кажется, он нас куда-то зовет.
 - О, боги... Почему не утром? - Рамиро потер лицо, пытаясь проснуться. - Ну, идем...
 Пес повел их куда-то к морю.
 - У-у-у, как мне все это не... - Рамиро осекся, глядя на женщину, стоящую на краю обрыва, откуда он сам едва не шагнул в объятия Марис. Поодаль соляным столпом маячил Гевин, не вмешиваясь в происходящее. Элеона стояла на краю, смотрела куда-то вниз, в море.
 - Дядька Гевин, что происходит? - юноша отвернулся от Элеоны, ему не хотелось даже смотреть на нее.
 - Не знаю. Горы привели.
 Повелительно взрявкнул Донгай. Кольцо псов сомкнулось вокруг Глаура и Рамиро, подталкивая их к ведьме.
- Что вы делаете? - возмутился Рамиро, безошибочно вычислил Мусто и ухватил его за ухо. - Что это такое?! Вы мне что, предлагаете самому ее с обрыва столкнуть? Так я не буду!
 Мусто помотал головой.
 - Тогда что? - растерялся имперец.
- Я знаю, что, - сиплым от пережитого ужаса голосом произнесла Элеона, разворачиваясь к ним. Медленно опустилась на колени, низко склоняя голову: - Простите меня, оба, я мстила вам за собственные ошибки.
 Глаур почесал в затылке, посмотрел на Рамиро.
 - Я все тебе сказал еще в подземелье, - юноша усмехнулся. - И простил давно, непоправимого ведь не случилось.
 Элеона кивнула, поднялась, снова уставилась в волны.
 - Не думаю, что Марис будет угодна такая жертва. Донгай, - Рамиро шагнул к старейшему гору, положил руку ему на крутой бок. - Отпусти ее.
 Белая скала попятилась. Рамиро протянул Элеоне руку:
- Иди, никто не требует от тебя умирать.
 Ведьма прошла мимо него, направляясь куда-то вглубь острова.
 - Вот же блажная, - юноша пожал плечами, снова поймал Мусто и мстительно дернул его за ухо: - Ты меня разбудил, ты и в замок отвезешь. Глаур, ну, что ты-то замер? Возвращаемся домой, досыпать. Варвар зевнул и поплелся рядом с гором.

 Гевин пошел следом за Элеоной, горы исчезли так же быстро, как и появились - они выполнили свою задачу по слову вожака, а люди пусть дальше разбираются сами. Ведьма шагала к лугу, пятнала кровью дорогу, уже не морщилась от боли. Эутрерий догнал ее, вздохнул и поднял на руки.
- Какая ж ты упрямая, девочка.
 Элеона его и взглядом не подарила. Гевин усмехнулся: ох, ну и заботу он на себя взял на старости лет! Укрощать ведьму - это похуже будет, чем на веслах драккар в бурю вести. Элеона на него не смотрела, про себя с жизнью прощалась - без силы ей жизнь не в радость, а уж муж нелюбимый и вовсе даром не нужен. Со скалы в море броситься побоялась, страшно тонуть. А травы она разные знала.
 - Что удумала - забудь, - Гевин говорил спокойно, ему, прожившему на этом свете дольше нее раза в два, помыслы глупой девчонки были видны, как на ладони. - Молодая ты еще, с жизнью счеты сводить. Ведьма его взглядом ожгла, как плетью вытянула.
- Не твоя печаль.
 - Теперь уже моя, аль забыла? - он только хмыкнул. - Серьезно тебе говорю. Глаз не спущу, так и знай.
 - Что-то я венчания не припомню.
 - Зимой будет, как у добрых людей полагается. Чай, обручье я тебе еще не сладил, да и дом перестроить надо бы.
 Элеона только отвернулась.
- Отпусти. Мне к ручью надо.
 - И куда ж ты пойдешь? - он усмехнулся. Вокруг стояла кромешная темень, небо затягивали низкие облака, так что даже луна не освещала путь, но он шел уверенно, зная остров, как свои пять пальцев.
 - Да уж найду, куда.
 - Сейчас до озера дойдем, подожди малость.
 Элеона снова умолкла.
 На берегу озерца было чуть посветлее, будто вода сама по себе слегка светилась. Ведьма спрыгнула с рук Гевина и, скинув плащ, отправилась в озеро, зашла по пояс и принялась плескать водой на себя. Гевин наблюдал, не отвернувшись - за свою жизнь насмотрелся.
 - Отвернись, - зашипела сама Элеона.
 Ведун фыркнул:
- Чему ты смущаешься? Что я увижу - птичью твою спинку?
 Ведьма зашла еще глубже, повернулась к нему спиной и принялась отмывать волосы и тело. Гевин бесшумно отступил, потом метнулся к своему дому и назад, принеся ей собственную рубаху, которая Элеоне сгодилась бы вместо платья, полотняный отрез и горшочек с мыльным составом. Ведьма взяла мыло, принялась купать гриву. Гевин сел на корень старого дуба, где любил проводить время, продолжая наблюдать за ней. Элеона была красива, что есть, того не отнять. Он не мог понять, зачем же ей требовались все ее привороты? Неужели никто не обращал внимания и без них?
 Она изгибалась, намыливая спину, стройная, тонкая, с тяжеленной копной темных от воды волос. А под конец и вовсе нырнула, ушла под воду. Гевин ждал, гадая, не решила ли она утопиться? Хмыкнул про себя: равнодушным такое тело не могло бы оставить и камень. Но не сдвинулся с места. Пока что она не его жена, вот и нечего тянуть руки. Все-таки вынырнула, набрать воздуха, мотнула головой, отбрасывая волосы, и опять ушла в озеро, только белоснежное тело мелькнуло. Гевин покачал головой: зачем ей чары, она же самой собой зачарует любого. Дождался, пока она снова покажется из воды.
- Вылезай, пока хвост не отрос.
 Элеона перекинула волосы вперед, прикрывшись, вышла. Ведун протянул ей развернутое полотенце, а взгляда от нее так и не отвел. Элеона полотенце схватила, за дерево прыгнула, там растираться. Гевин рассмеялся:
- Ну, чисто кошка. Из воды выскочила - и вылизываться.
  Ведьма растерлась, вышла, в полотенце завернутая. Гевин кивнул ей на рубашку и плащ, развешенные на кусте:
- Одевайся, девочка, ночи уже не летние.
 Элеона схватила одежду, быстро оделась, волосы раскинула.
 - Идем. А, нет, иди сюда, понесу тебя, ноги-то, небось, болят?
 - Нет уже, - Элеона на ответ расщедрилась.
 - Ну, это хорошо, а все равно, по корням пальцы сбивать не дело. Или боишься?
 - Кого бояться? Тебя? Ну, неси, если сил хватит.
 - На тебя-то, белка? Хватит, не сомневайся. Я не дряхлый дед, - он легко подхватил ее, прижал к широкой груди и понес.
 Элеона только недоверчиво фыркнула:
- На седьмом-то десятке лет и не дряхлый?
  Гевин захохотал:
- Девочка, мне только пятьдесят два сравнялось, я еще молод. Вот конунгу нашему уже восемьдесят, а он иным юнцам фору даст.
 - Почему ж говоришь, что меня  в два раза старше?
 - Откуда мне знать, сколько тебе лет? На двадцать два-то не тянешь, белка.
 - Двадцать два я десять лет назад справляла.
 - Хорошо, видать, справила, коль надолго в них осталась, - улыбнулся Гевин. - Ну, вот и дом мой. Через порог переносить пока не буду, чай, не женаты еще. А вот ввести - введу, - ведун поставил ее на землю, взял за запястье и открыл дверь, заводя ее внутрь со словами:
- Мир тебе под кровом моего дома.
 Элеона осмотрелась. Уютный был домик у ведуна. Чего только стоили шкуры, которыми были устланы лавки и даже - о, расточительность! - пол. В Империуме его сочли бы безумцем, тратящим целые состояния на то, чтобы по ним топтались грязными ногами. Ведьма при виде меха аж опешила.
 - Ну, что ж ты замерла? Проходи, садись. Небось, голодная? У меня каша с мясом есть, пшенная. Будешь? - Гевин зажег две кованые лампы, одну подвесил на крюк над столом, вторую поставил на приступок у очага.
 - Буду, - согласилась Элеона, осторожно пробуя мех пальцами ноги.
 - Этот медведь уже не укусит, белка, - Гевин легонько подтолкнул ее вперед, и ноги ведьмы по щиколотку утонули в буром жестковатом мехе.
 - Теплый такой...
 - На кровати, поверь, теплее и мягче. Садись же, ну, что ты, будто чужая?
 Элеона присела к столу. Перед ней поставили миску, полную еще теплой каши - уходя с Рамиро к морю, Гевин оставил ее упревать на краю очага, так что сейчас она была как раз готова. Пахло мясом и ароматными травами, ведьма потянула носом, узнавая некоторые запахи и принюхиваясь к незнакомым. И только ложка застучала по миске.
 Гевин тоже воздал должное позднему ужину, денек у него выдался не из легких. А ночь могла быть и того хлеще: чего ждать от ведьмы, он попросту не знал. Мог бы привязать ее к кровати, вряд ли она бы развязала корабельные узлы в темноте да слабыми женскими руками. Но этого делать ему категорически не хотелось: начинать знакомство с такого, значило бы разрушить еще даже не появившееся доверие меж будущими супругами.
 Элеона доела, оглянулась:
- Где посуду мыть?
 - Бадья на улице, а воду я сейчас тебе согрею, - эутрерий подхватил тяжеленное деревянное ведро с водой так легко, словно оно весило не больше наперстка, перелил половину в медный котел и повесил тот над очагом, подбросил в него пару поленьев.
 Элеона вышла, собрав всю посуду. Гевин подождал, пока она не шагнет за порог, снял с пояса мешочек с рунами и сунул в него руку, наугад вытаскивая три. Бросил их на стол и склонился, рассматривая выпавшие камешки. Руны таинственно помалкивали, ничего определенного не говоря. Ведун хмыкнул: боги то ли еще не определились с судьбой ведьмы, то ли хотят намекнуть, что сам он заварил эту кашу с женитьбой на злобной и мстительной девке, сам и расхлебывать должен, без подсказок.
 Элеона ждала его с водой. Гевин перелил горячую воду в бадью, поставил ту на чурбак, чтобы ведьмочка не гнула спину и встал рядом. Та принялась мыть посуду, игнорируя жениха. Он подхватывал вымытые тарелки и ложки, потом унес их в дом и вернулся вылить грязную воду. Непривычно было, что кто-то делает что-то за него, хотя Рамиро тоже мыл посуду и готовил еду, когда сам ведун был занят делами. Элеона отряхнула руки и отправилась в дом. Гевин махнул рукой на отгороженную клетушку:
- Спать будешь там. Постель я сейчас перестелю.
 Ведьма кивнула, принялась разбирать волосы, успевшие просохнуть. Эутрерий понаблюдал за ней, вынул из поясного кошеля костяной гребень и подошел.
- Позволишь, я помогу?
 - Ну, помоги, - она повернулась спиной.
 Гевин осторожно принялся расчесывать тяжелую медь ее волос, разглаживая их ладонью и словно невзначай касаясь пальцами ее спины. Волосы были жаркие как дорогой имперский шелк, блестели, льнули  к его рукам.
 - Красота какая, белка. Понимаю теперь, отчего кос не плетешь, - пробормотал мужчина, наклоняясь чуть ниже и вдыхая аромат трав от ее волос.
 В дверь застучали:
- Дядька Гевин, Рунка опять мается.
 Ведун вздохнул.
- Сейчас прибегу, - и отдал Элеоне гребень. Принялся собирать в мешок травы и готовые отвары в закупоренных воском берестяных туесках.
 - Не помогут ей травы, ребенок перевернулся, - ведьма только глазами блеснула да ушла в свою клетушку. - Руки накладывай.
 - Не умею я, то женское знание, - недовольно признался Гевин.
 - Тогда молитесь всем островом, что еще осталось. Или из Империи еще знахарку везите.
 - А ты что же, откажешь помочь? - ведун остановился в проеме, откинув полотняную занавесь, и внимательно посмотрел на ведьму.
 Элеона вздохнула. Встала, плащ цапнула:
- Ну, веди, ведун.
 - Сначала поклянись, что не причинишь вреда ни матери, ни ребенку, - сурово сдвинул брови Гевин. - Силой своей и кровью клянись.
 - Силой и кровью своей клянусь, что не причиню вреда ни ребенку, ни роженице. А теперь веди. Рожать она надумала, раньше сроку.
 - Ну, держись, ведьмочка, - хмыкнул эутрерий, подхватил ее, перекинул через плечо и понесся куда-то в ночь, быстрее призового жеребца на скачках в Номском циркусе.
 Альда только ахнула, узрев их.
 - Не бойся, вреда она не причинит, я за нее отвечаю, - успокоил сестру Гевин.
  Элеона на разговоры размениваться не стала, вошла в комнату к Альруне. всех из нее выставила, дверь заперла. Через минуту роженица и стонать стала тише.
 - Ну, гляди, братец, - Альда была в полном расстройстве чувств, переживая за единственную дочь так, как не переживала за сыновей. - Если с Рункой что-то случится, я не пожалею никого.
 Роды были тяжелыми. Ночь миновала на розовое зарево, а из комнаты Альруны все неслись слабые стоны. Наконец, к ним вплелся слабый попискивающий звук. Кьялли, наплевав на все приличия и традиции, вломился в комнату жены, едва услышал его. Элеона обтирала влажным полотном лоб роженицы, счастливо улыбавшейся и прижимавшей к груди ребенка. Эутрерий рухнул перед кроватью на колени, осторожно обнимая обоих, жену и новорожденную дочь. Забормотал что-то, запинаясь - никогда он не был силен в речах, даже замуж Альруну позвал косноязычно, едва не заикаясь.
 Элеона вышла из комнаты, словно никого не видя, прошла мимо всех собравшихся. Кьялли догнал ее одновременно с Гевином.
- Эй... постой... Ты... - он судорожно вдохнул и выдал: - Благослови тебя боги, девочка, и мужа хорошего! - и умчался назад, к жене.
Ведун раскашлялся. Ведьма только засмеялась ведьминским своим смехом и ускорила шаг, торопясь забраться в ближайшую реку или озеро.
  - Куда спешишь, белка? - Гевин на ходу снова ее поймал на руки. - Куда тебя нести?
 - В озеро любое брось, только чтоб не соленое.
  Гевин зашагал к ближайшему озеру, которых на острове было много, как и ручьев, питаемых подземными источниками.
- Ты, как и Рамир, кому-то водному посвящена? - любопытно поинтересовался у Элеоны.
 - Аквиусу. Бог рек и ручьев с озерами.
 - Забавные имена у ваших богов, белка. Я-то думал, коль сила в тебе ведовская, ты ее от земли берешь.
 - Не все ведьмы берут силу от земли, - язык у Элеоны заплетался, глаза закрывались.
 Гевин, не раздеваясь, зашагал прямо в воду, бережно опустил в нее - теплую, как парное молоко - свою ношу. Элеона вздохнула, чувствуя, как сила струится по телу, наполняя новой энергией.
 - Ты молодец, девочка, - Гевин наклонил голову и тронул губами ее лоб. Элеона не ответила - спала.

 Домой он отнес ее на руках, уложил на лавку и принялся раздевать, не укладывать же ее было в мокрой одежде в постель? Без одежды Элеона выглядела совсем юной. И не скажешь, что тридцать два года. Гевин укутал ее в одеяло из мягких беличьих шкурок, усмехаясь: теперь она и впрямь походила на белку, и отнес на перестеленную постель в каморке. Повесил сушиться рубашку, привел себя в порядок, постелил и себе уже привычно на лавке, погасил лампы и лег.
 Утром Элеоны в доме не оказалось. Вместе с рубашкой. Гевин вышел во двор, раздумывая, куда могла податься ведьмочка. Судя по тому, что под навесом на длинном полотне наличествовали сушившиеся травы, невеста убежала знакомиться с местной флорой. Гевин переливчато свистнул, из кроны дуба к нему слетел крупный седоватый ворон.
- Мунин, присмотри за моей нареченной, будь ласков.
 Ворон полетел искать ведьму. Через четверть часа прилетел, хлопая крыльями и надрывно каркая.
- Хороша невестушка! Приданого наловила.
 - Какого приданого, Мунин, ты о чем? - Гевин занимался тем, что разбирал крышу дома, снимая покрывающий ее дерн.
 - Костяным ножом шубку себе завалила. Иди, ведун, помогай тащить.
 Гевин бросил работу и ринулся за вороном, который каркал-хохотал, ведя его в сторону озера. На поляне лежал крупный волк, глаза уже остекленели. Глаз, вернее, из второго торчала рукоять длинного костяного ножа, вошедшего по самую рукоять. Гевин завертелся по поляне, потом поднял голову, разглядывая открывающийся ему снизу чудный вид на голые ноги и ягодицы Элеоны, вцепившейся в толстую ветку ясеня, на который она взобралась, не помня себя. А теперь явно не могла сообразить, как слезть.
- Ай да белочка! - рассмеялся ведун. - Такого волка завалила, будет тебе знатная шубка на зиму.
 - Я не слезу, - предупредила его ведьма.
 - А ты прыгай, я поймаю.
 Элеона примерилась и свалилась, как яблоко по осени. Гевин только хекнул, подхватив ее.
- Натерпелась страху?
 - Он страшный... И клыки...
 - Ну-ну, он уже сдох. Хороший удар, белка. И рука не дрогнула, шкуру не испортила. Не всякий охотник так сумеет, - похвалил Гевин, умолчав, что «не всякий охотник» будет лет так десяти, потому как ребятня постарше бьет зверя в глаз метко, не попортить шкуру считается хорошим достижением.
 Сердце у Элеоны все еще суматошно колотилось.
 - Отнесу тебя домой и вернусь за трофеем. Еще пара таких волков - и шуба у тебя будет на зависть вашей императрице.
 - Нет уж, больше я волков бить не буду, - отказалась ведьма. - И нож пропал...
 - Новый тебе вырежу.
 Ведьма закивала, потом взвизгнула - из кустов выглянула чья-то серая морда.
- Ба, да это была волчица, - Гевин поставил Элеону на землю и поймал заскулившего и поджимающего хвостик волчонка за шкирку. - Вот те на! А вот и еще один. Ума не приложу, что с ними теперь делать. Сами не выживут ведь...
 - А давай, домой возьмем? Волки умные и очень верные.
  Гевин нахмурился, раздумывая, как будет мирить волчат с горами тех, кто приходит к нему за помощью.
- Волки - это волки, сколько ни корми, в лес будут смотреть. Ну, добро, возьмем, авось не подохнут. Козье молоко, конечно, не волчье, но попробовать можно.
 Волчата прижались к ведьме, почуяв, что им ничего не угрожает.
 - Что ж, - вздохнул Гевин, - козу доить умеешь?
 - Нет, никогда не пробовала.
- Ну, это нетрудно, я тебя научу. Если уж ты собираешься приручить волчат, то тебе за ними и приглядывать, и кормить. Согласна, белка?
 Элеона закивала, удерживая в объятиях два мохнатых тельца. Гевин усмехнулся, ему неудержимо захотелось погладить ее по рыжей гриве, и он уступил этому желанию.
- Проголодалась?
 - Нет еще, - она от руки увернулась.
 Гевин улыбнулся еще шире: долго ли она будет дичиться? До самой зимы?
 - Ну, так мы идем? Они голодные, есть хотят.
 - Идем, - ведун кивнул и направился домой, прихватив добычу Элеоны. Есть волчатину на Эутарах было не принято, хотя уши и хвосты иногда вялились, а вот роскошные шубы уже перелинявших к зиме хищников были в цене. Элеоне повезло убить именно такую волчицу, в тяжелом палево-сером одеянии.
 Дома ведьма принялась устраивать волчатам угол. Детеныши норовили покусать ее за пальцы, нетерпеливо хныкали, требуя еды.
 - Оставь ты их, идем, буду учить тебя доить козу, - ухмыльнулся Гевин. - Их у меня две, Вела и Кана. К Кане я тебя пока не подпущу, характер у нее мерзостный, и рога крепкие. А вот Велку можешь обиходить.
Вела была белоснежная, с одним только черным пятном на спине. Кана, буравившая их злобным взглядом и грозно мемекавшая, была черной, как смоль. Гевин вывел Велу из загона, привязал ее к плетню и поставил низкую скамеечку и ведерко рядом.
- Садись, не бойся.
  Элеона села, опасливо глядя на козу.
 - Погладь ее. Дай обнюхать свои руки. Коза - как девственница, пугливая и нежная.
 Элеона погладила животное, дала осмотреть себя, обнюхать. Гевин опустился на колени за спиной ведьмы, взял ее за запястья и повел по боку козы ее руками, поясняя:
- Нельзя хватать ее за вымя сразу - испугается. Вот так, осторожно, ласково. Погладь, помассируй. Это нужно, чтобы молоко не застаивалось, а сосцам не было больно. Теперь возьми тряпочку и обмой вымя.
 Ведьма послушно выполняла все, что говорил ведун. Доить козу было немного страшно.
 - Ну вот, теперь подставляй ведерко.
Гевин положил ладони поверх ее рук на вымени, показывая, как именно следует давить на сосцы, чтобы из них брызнуло густое молоко. В воздухе немедленно повис молочный запах. Элеона попробовала повторить сама. Ощущение было забавное. Коза стояла смирно и только вздыхала время от времени.
 - Умница, девочка. У тебя хорошо получается. Можно чуть сильнее, Веле ты нравишься.
Его ладони невесомо скользнули по ее рукам и легли на плечи, согревая. Коза ведьме тоже понравилась, она была теплая, спокойная и пахла молоком.
 - Ну, вот, видишь, у нее вымя стало похоже на тряпочку? Это значит, сдоили почти целиком. Давай мне ведерко, а сама можешь наградить Велу яблоком и кусочком соли. Козы обожают соль.
 Коза сжевала яблоко, хрупая, припрыгнула, сцапав соль, замекала.
 - Ну, как тебе новый опыт? - усмехнулся Гевин, поглядывая на ведьмочку.
 - Мне понравилось. Она милая.
 - Вечером попробуешь подоить ее сама. Совсем сама, - кивнул эутрерий. - Ну, идем, будешь кормить своих волчат.
 Волчата встретили их писком и копошением.
 - Ты когда-нибудь кормила ребенка из рожка? - Гевин открыл деревянный ларь и нырнул в его необъятное нутро, что-то выискивая.
 - Кормила, - кивнула Элеона.
 - Тогда держи, - мужчина протянул ей вырезанный из кости рожок с тряпичным кончиком. Ведьма взяла его, наполнила молоком и принялась кормить волчат, хнычущих от голода. Гевин невольно залюбовался ею, представив на месте волчат младенцев.
- Говорят, основателя Нома, Нимиуса, выкормила волчица? - задумчиво изрек эутрерий.
 - Говорят так. Волки почитаемы  у нас.
 - А как же ваши пантеры? - Гевин любопытно склонил голову.
 - Пантеры почитаемы не менее... Но они стражи и друзья, а тот, кто подружится с волком... тому это не приносит ничего хорошего. Основатель Нома, вскормленный волчицей, был братоубийцей, предателем и тираном.
 Гевин ничего не сказал, только выразительно покосился на женщину и два толстых меховых комка у нее в подоле.
 - Я ведьма, от меня и так не ждут ничего хорошего. К тому же, это я  их кормлю.
 - Почему же не ждут? Я, например, жду.
 - И чего ж ты от меня ждешь, ведун?
 - Возможности получить не только жену, но и верного друга и соратника. Так у нас принято. Муж не должен ждать от жены ножа под лопатку, а жена от мужа - удара.
 Элеона только фыркнула:
- Зачем мне всаживать в тебя нож?
 - Это было иносказательно, белка, - пожал плечами Гевин. - Ты, несомненно, искусна в составлении ядов. Да и волшба твоя пока еще при тебе.
 - И ядов и противоядий, я все умею, - Элеона переложила сытых спящих волчат на тряпки.
 - Расскажи о себе, пока я готовлю завтрак, - предложил ведун.
 - Родилась в Агаре, провинции Нома, в младенчестве мать посвятила меня Никте, богине ночи и черных чар, а бабка, желая уберечь от костра, втайне отдала меня Аквиусу по праву старшей в роду. Она надеялась, что это поможет мне. Мать сожгли, когда мне было двенадцать, бабка умерла к тому времени. Я убежала, пока не нашли меня, жила у старого травника. Когда мне было восемнадцать, я встретила мужчину, который стал моим мужем через полгода. А еще через десять лет он привез с охоты раненого юношу, на которого напал дикий вепрь. Я выходила парня, а он увел у меня мужа.
 - Странно... Странные все же люди в Империуме, - почесал в затылке эутрерий. - Прожить вместе десять лет - и разбежаться... это какая-то феноменальная глупость. Неужто за эти годы не проросли друг другу в душу?
 - Видимо, не так уж я ему и запала, раз променял меня на кого-то.
Гевин только хмыкнул озадаченно. Потом задумчиво произнес:
- Да, норов у тебя не медовый, язычок, верно, тоже не на привязи держишь. А что ж ты его не приворожила?
 - Не настолько и нужен был.
 - А коль не нужен - на что обиду затаила? Рамира, вон, едва со свету не сжила?
 - Не настолько нужен был, чтобы приворот вершить. А так, ждала и мучилась...
 - Любила его? - Гевин умудрился-таки погладить ее по шелковой меди кудрей.
 - Любила. Десять лет прожила же как-то?
 - И до сих пор любишь?
 - Нет, за четыре-то года прошла вся любовь.
 - А почему ты согласилась ехать сюда? Насколько знаю, Ванир вряд ли обещал горы золотые.
 - Обещал, что на костер тащить не станут за травы.
 - За травы и не тащили бы, я сам травный мастер, уже больше трех десятков лет людей лечу, как могу. А вот за черное ведовство у нас разговор всегда был короткий - камень на шею - и в море, Морской Старец разберется, принять иль нет.
 Элеона только пожала плечами.
 - Ну, ладно, белка, - Гевин снял с крюка над очагом небольшой котелок, приоткрыл крышку, и дом наполнил восхитительный аромат тушеного с зеленью и овощами мяса.
 Элеона принюхалась, в желудке заурчало. Ведун с улыбкой наблюдал за ней, ставя на стол котелок и полковриги хлеба, который здесь, на Эутарах, резать было не принято, его ломали руками. И ждал, что она станет делать, если он не скажет «бери миску и ложку». Элеона вопросительно глянула на него.
 - Садись, в этом доме тебе разрешения на еду не требуется.
 Ведьма присела к столу. Гевин щедрой рукой отмерил ей жаркого, протянул кусок хлеба, похожего на высокую пористую лепешку с непривычным Элеоне кисловатым вкусом. Женщина пробовала его аккуратно, но потом успокоилась, понравилось. После завтрака вымыла посуду и кивнула ведуну:
- Я на озеро.
 - Вот же водяная душа, - добродушно фыркнул ведун. - Хвост отрастишь? Коль уж идешь на озеро, доплыть до кувшинок сумеешь?
 - Хвост я не отращиваю, а доплыть сумею, чего ж не суметь?
 - Выдерни штук пять с корнем, будь ласкова.
 - Хорошо, - Элеона поднялась. Рубашка ведуна ей доходила до середины бедра, открывая ноги чуть ли не на всем протяжении. Но ведьму это нимало не смущало.
 - Вернешься, коль меня не будет - сама хозяйничай, - Гевин тоже встал, засобирался куда-то.
 - Ладно.
Волчата захныкали, заторопились следом за ведьмой. Ведун едва сдержал смешок: вот и обзавелся семьей. Невеста - ведьма, детишки - волки. Что ж у него все, не как у людей? А невеста еще и за волчатами наклонилась, на руки взять. Гевин вытаращился, сглатывая вмиг пересохшим горлом. И порадовался тому, что не в тарте - тот колом встал бы, а в портах.
- Все, ушел я, - буркнул хрипло и вымелся из дома.
 Элеона убежала на озеро, повесила рубаху на ветки и пошла в воду, кувшинок ведуну набрать, самой вволю поплавать. Ей было странно, как во сне. Вроде бы, реально все, люди, вещи, а события происходят странные, от которых то в жар, то в холод бросает. Вот как оно? Что? Только ночью стояла на обрыве, думала, как же ноги переставить - тяжелые, как каменные, да не кричать, в воду летя. Потом Альруна рожала, хорошая девка, дай ей боги счастья на долгие годы, еле вытянула и мать, и дитя, все силы отдала, тоже думала - там и кончится, вот оно - наказание. Волчица эта еще... И Гевин, ведун проклятый... Глазищами своими серыми, как ненастье, так оглядывает - хоть голову в подол прячь. Элеона вздрогнула, огладила себя ладонями. И бросилась в воду, плавать, все мысли смывать. Да только не помогала нынче вода, Аквиус словно смеялся - холодные струи от подземных ключей обвили ведьму, как ласкающие руки, показалось - не ледяная вода, а кипяток по коже прошелся. Хоть в море окунайся, там уж точно ласкать не станут. Элеона набрала кувшинок и заспешила домой, положить цветы в воду и опять волчат покормить.
 Ведун вернулся только к вечеру, пришел, чуть прихрамывая, пыльный. Усталый - Элеона по глазам видела, да и тянуло от него этой усталостью, как потом. Бросил на лавку холщовый тюк какой-то, взял полотна отрез и пошел на озеро, купаться. Ведьма за ним шмыгнула, чувствуя себя дурой, подглядеть из кустов на жениха. Гевин скинул рубаху, полотняные штаны, сдернул с полуседой косы кожаный шнурок, и Элеона едва успела зажать рот себе руками - потекло по спине золото вперемешку с серебром, как живая река, накрыло плащом. В воду вошел не старик с разбойной рожей, а языческий их бог, статный, с широченными плечами, узкими бедрами. Если сравнивать его с Глауром, то последний однозначно проигрывал - не расцвел еще истинной красотой младший сын конунга, не набрал мужской мощной силы. Правду говорили люди - варвары-эутрерии только после полувека считаются зрелыми мужчинами, а до того - юнцами. Ведьма замерла, не зная, то ли кинуться прочь, то ли к жениху. Потом все-таки благоразумие победило, только ветки прошуршали, унеслась домой. Козу доить.
  Гевин усмехнулся: подглядывала белка, только не знал, чем напугал ее - вроде, и не поворачивался лицом к берегу?
 Элеона козу подоила, волчат покормила и опять в лес ушла с ними вместе, жених женихом, а травы собирать надо. И не заметила, как умудрилась заблудиться. Опомнилась только, когда лес встал стеной вокруг. Он был не похож на светлые сосновые леса Империума, которые видно напросвет на стадию. Подлесок и кроны деревьев в нем были такими густыми, что на берегу еще было светло, а здесь царил полумрак, сгущающийся с каждой минутой. Элеона рванулась влево, вправо, не нашла просвета в стволах. Волчата резвились и кувыркались, явно ничего не опасаясь, хотя где-то за переплетением ветвей что-то шуршало, скреблось, урчало. Потом раздался волчий подвывающий зов. Волчата насторожили ушки и заскулили.
 - Тихо, - прошептала Элеона, сгребая их на руки. - Тихо. Я - ваша мама, а там чужие волки. Понятно?
 Гевин вернулся домой, нашел свежесдоенное молоко, но самой Элеоны и ее волчат не было. Он не беспокоился, пока не опустились сумерки. А потом понял, что не дождется ведьмочку - глупая девчонка, наверняка, заблудилась в незнакомом лесу. Пришлось звать Мунина, просить искать ее, пока не стало поздно. Гевин и сам кинулся по следам, пока видел их, благо, что следопытом был отменным, а два волчонка и непривычная к лесу уроженка Империума оставляли достаточно заметный след.
 Элеона умудрилась найти какую-то нору под корнями деревьев и уснуть там, обнявшись с волчатами, перед этим запечатав нору знаком отвода глаз. Мунин сел на ветку над норой, указывая на потеряшек, но Гевин дважды прошел мимо них, пока не сообразил закрыть глаза и искать на слух. Ворон аж чуть с дерева не свалился от смеха. Ведун нашарил Элеону, волчат, и только тогда посмотрел. Заворчал:
- Дура девка, кто ж от зверей глаза-то отводит? Они на нос больше полагаются! А если б Мунина не было? Я б до новой луны вас искал и одни косточки б нашел? - сгреб ведьму за плечи, легонько встряхивая.
 - Ой, ведун, - Элеона с трудом проснулась, окоченев.
 - Держи волчат своих крепче, - он сунул ей в руки заскуливших детенышей, подхватил ее и помчался домой. - Замерзла?
 - Немного, дети грели.
 - Ничего, сейчас молока согрею с медом, напьешься и спать ляжешь. Без меня по лесу больше не броди.
 - Ладно. Зато трав насобирала. Ой, я тебе кувшинок принесла.
 - Видел я, молодец, белка.
Он донес ее до дома, сразу уложил в постель, под два меховых одеяла, пошел греметь котелком - греть молоко.
- Волчат сам накормлю, лежи.
 К моменту, когда котелок согрелся, Элеона снова уснула, лежала, подложив одну руку под голову. И рубаха на лавке рядом, аккуратно сложенная. Гевин неловко потоптался рядом, гадая, стоит ли ее будить, или понадеяться, что не захворает, если изнутри молоком не прогреется. Потом все же присел рядом на постель, погладил по молочно-белому плечу:
- Белка, проснись, надо теплого выпить.
 Элеона открыла глаза, туманно-зеленые, села, взяла молоко, не обращая внимания на то, что одеяло сползло до пояса. Гевин окинул взглядом ее грудь, едва не облизнулся: девичья, упругая, еще не знавшая, как кормить дитя, она так и манила обнять ее ладонями, сжать, ощутить тепло и нежность кожи. Ведьма допила, вернула ему посуду, улеглась обратно. Тут же прибежали два серых мохнатых шарика. И нахально заняли место на груди. Эутрерий усмехнулся: стражи явились. Этак до зимы он точно традиции соблюдет, невесту и пальцем не тронув. Как бы только ладони до костей не стереть.
 Судя по улыбке Элеоны и участившемуся дыханию, снились ей совсем не кувшинки. Гевин выскочил во двор, сунул голову в бадью с водой. Ведьма, как есть ведьма! Аж туман в голове, да что ж это такое? Взрослый же, не юнец шестнадцатилетний, а жаром обносит, как углями присыпали.
 Элеоне же снилось, как ее ласкают чьи-то руки, блуждают по ее телу. Ведьма хихикала и постанывала в голос. Волчата, которым она не давала спать, топтались по ней, тыкались носами в грудь, порождая очередной виток сновидения. Гевин, которого эти стоны изрядно завели, нервно мерил шагами большую комнату, придерживая ладонью восставшую плоть, потом рыкнул и втиснулся в каморку, шугнув детенышей на подстилку в углу. И сам сел рядом, осторожно положил ладонь на грудь Элеоне, слегка прижав. Ведьма под его ладонью выгнулась сильнее, потерлась о нее, ластясь. Эутрерий наклонился, тронул вторую грудь губами, вобрал напряженный сосок в рот, мягко перекатывая его языком. Элеона всхлипнула, протяжно, долго. Гевин принялся покрывать ее поцелуями, поглаживая по плечам, по бокам широкими ладонями, сдвигая мех прочь. Прижался лицом к ее животу, чувствуя, как бьется под губами вена под кожей. Сдвинулся ниже, вдыхая аромат ее лона, пряный от желания. Ведьма раздвинула ноги, снова застонала прерывисто. Мужчина провел пальцами по жестким рыжим завиткам, по влажным складочкам, нежно и осторожно, как по лепесткам хрупкой кувшинки. Элеона явно жаждала утоления желания, всхлипывала под прикосновениями.
 Гевин не знал, какими силами он заставляет себя оставаться на месте, ласкать ее лишь губами, языком и пальцами. Он знал, что Элеона давно уже не невинна. Но вот так, в полусне взять ее - не мог. Только еще чуть сдвинулся, облизал свои пальцы и скользнул ими в ее тело, горячее и истекающее соком, как южный плод. Элеона застонала, сжала его пальцы в себе. Он никогда прежде не ласкал так, даже не знал, что это так приятно. Хотя и не удовлетворяет огонь в чреслах, от которого уже больно.
 Элеона открыла глаза, шальные, горящие зеленью:
- Сделай своею.
 Гевин только глухо заурчал, как зверь, подсунул руку ей под голову, легко поднимая и целуя - жадно, властно. Оторвался от ее губ, хрипло спросил:
- Уверена?
 - Уверена, - ведьма кивнула. А потом у нее перехватило дыхание, потому что Гевин поднялся, открываясь перед ней во всей красе своего обнаженного тела, навис, как огромный хищник, пока еще принюхивающийся к жертве. Элеона ахнула, заскользила ладонями по его телу.
 - Мамочка... Только не разорви меня, прошу... - а сама рук оторвать не могла, оглаживала, ощупывала, стонала и урчала, потираясь о меха на постели, как течная кошка перед породистым котом. И поверить не могла, что теперь ей это не снится.
 Гевин усмехнулся диковато, блеснув крепкими зубами, проворчал:
- Ну, держись, белочка.
И ей в самом деле пришлось держаться, сцепив руки на его мощной шее, когда он наклонился и медленно толкнулся в нее, заполняя, кажется, до самого солнечного сплетения. Элеона оплела его ногами, изогнулась вся, впрямь, как белка на могучем дубе. Гевин поцеловал ее, а потом задвигался - размеренно, плавно, опираясь на одну только руку, а второй ласкал ее грудь, придерживал под спину, когда она с криком выгнулась, стремясь прижаться к нему еще крепче.
 Элеона еще никогда в жизни не испытывала такого наслаждения, как сегодня, когда изгибалась под ведуном, оглашая всю округу хриплыми воплями. Проклятущий эутрерий измучил ее, выжал досуха, заставил сорвать голос и умолять шепотом. Только мольбы отчего-то звучали не «Хватит, довольно», а «Еще!». Неутомимый варвар подчинялся, так что Элеона, опустошенная и совершенно счастливая, едва отойдя от новой волны наслаждения, провалилась в сон уже лишь к рассвету. И спала, свернувшись калачиком на Гевине, не реагируя ни на что. Тот обнимал ее, грея собой, улыбался во сне, и если бы кто-нибудь, кроме солнечных лучей, проникших в дом через узкое оконце под крышей, мог его видеть, то ни за что не дал бы Гевину его пятидесяти двух зим.
 Разбудили ведуна восемь маленьких лап, протопавших по нему и решивших, что раз на этом двуногом спит кормилица, то им тоже можно. Мужчина заворчал, подражая волчьему рычанию. Волчата скатились ему под бок, Элеона подняла голову, осмотрелась.
 - Ну, и чего ты проснулась? - Гевин зевнул и приподнял ее, перекладывая на постель и вставая. Укрыл, подтыкая края одеял. - Спи, белочка. Рано еще.
 - Надо идти, - Элеона зевнула. - Роженицу проведывать. Как раз третий день.
 - К полудню сходим, поспи пока, я поесть разогрею и воды принесу.
  Ведьма уронила голову обратно, задремав. Гевин успел переделать почти все домашние дела, покормить кур, коз, подоить их, накормить волчат, запарить в котелке напиток из ароматных трав, меда и яблок, согреть остатки вчерашнего жаркого, поставить закваску на хлеб, когда Элеона, наконец, смогла проснуться окончательно, разбуженная урчанием собственного желудка и соблазнительными ароматами. Передвигалась ведьма на полусогнутых ногах и очень плавно.
 Гевин сокрушенно покачал головой и поставил перед ней глиняную корчажку, закрытую плотно притертой крышкой:
- Иди, вымойся и все намажь. Не хватало еще, чтоб болело.
 Элеона удалилась приводить в порядок наиболее пострадавшие места. Вернулась все еще плавно, но уже более быстро. На столе ее уже ждал завтрак.
- Ты решил меня закормить насмерть? - за усмешкой Элеона спрятала смущение, которое появилось, стоило ей понять, что домашней работой сегодня занимался мужчина, а не она.
- Я решил, что бельчонку стоит нарастить немножко мяса на косточках, - невозмутимо ответил Гевин. - Ешь. Твоя одежда на кровати.
 Позавтракала Элеона быстро, отправилась одеваться, покачивая бедрами. А из каморки донесся восхищенный взвизг: на застеленном мехами ложе лежало платье из настоящего имперского шелка, темно-зеленого, как летняя трава, с изумрудной искрой. Поверх него лежал затканный золотыми нитями пояс, а у кровати стояли кожаные башмачки, удобные даже на вид. Элеона быстро оделась, расправила платье, затянула пояс и вылетела показаться. Гевин окинул ее взглядом, который из любопытно-заинтересованного быстро стал жадным и таким, что у Элеоны на руках волоски поднялись дыбом, а внизу живота потянуло сладко и чуть болезненно.
- Красавица ты, белочка, - чуть хрипловато произнес ведун.
 Ведьма смутилась, прикрыла лицо распущенными волосами, пытаясь взять себя в руки. Он подошел, поднял ее голову, ласково касаясь шершавыми пальцами ее щеки, отводя волосы. Наклонился, целуя так, что у ведьмы подогнулись коленки.
- Моя.
 Элеона вынужденно закинула руки ему на шею, чтоб удержаться на ногах. «А глаза у него красивые», - мелькнула мысль и растворилась в очередном поцелуе. Глаза у ведуна были серые, с голубоватыми и темными прожилками, с темной каймой, напоминали цветом туманное утро, а еще почему-то улочки родной Агары, вымощенные серым гранитом. И тянула Элеона его за собой к постели, почти не сознавая этого. Он усмехнулся:
- Девочка, мы, вроде, к Альруне собирались?
 - Собирались, - согласилась Элеона, переводя дыхание. - Так, где мои травы.
 Хотя прийти в себя оказалось так трудно - пожар внутри вспыхивал сам собой, хватало одного взгляда на то, как двигается по дому Гевин, как играют под бронзовой кожей мускулы.
- Готова?
 - Готова, - она стянула волосы шнурком, чтоб те не лезли  в лицо. Волчата тут же пристроились рядышком.
 - А детей придется оставить дома. Рункин гор вряд ли будет счастлив, когда эти меховушки ему под нос выкатятся, - покачал головой ведун.
  Волчата оставаться не захотели,  скулили надрывно, цеплялись за подол платья зубами.
- Если ваши горы такие умные, он не тронет детей.
 - Вот ты Таргаю и объяснишь, что это твои волчата. Он поймет, - фыркнул эутрерий.
 - Да я с ними на одно лицо, - Элеона сгребла детей в подол платья.
 Гевин захохотал, махнул рукой, беря мешок с лекарствами, иди, мол. Как успела заметить Элеона, двери на островах никогда не запирались. Ну, по крайней мере, в домах. Ворота могли быть и на замке, погреба, сундуки - тоже, а вот в дом можно было войти беспрепятственно. Гевин запирать дом тоже не стал, просто подпер дверь колышком. На ходу подхватил ее, вскинул на плечо, как некогда носили в Номском Империуме знатных девиц.
 
Гор Альруны завидел их, подошел поприветствовать, принюхался недоуменно. Волчата перепугались, заорали. Пес уселся на задницу, недоуменно почесал ухо. От детенышей пахло человеком, травами, молоком. Слабо пахло диким зверем, но человеком больше. Хотя по виду они и были вылитые волчьи щенки. Гор не понимал, что они такое, эти два скулящих меховых шарика, цепляющихся за руки женщины.
 - Знакомься - это мои дети, - Элеона показала ему волчат. - А вы успокойтесь, он вас не тронет.
 Постепенно, волчата утихли, гору стало неинтересно их вынюхивать, он прошествовал в тень рябины, растущей в углу двора, и развалился там. Элеона пошла дальше, к Альруне.
- Подержи детей, - она передала их Гевину. - И придумай им имена, счастливый отец.
 Тот прижал щенков к груди, почесал в затылке.
- Ну, быть одному Вольдом, а другому Хейрром.
 Волчата лизнули его в нос.
- А они тебя любят, - Элеона нырнула в дом.
 Гевин хмыкнул:
- Меня все любят.
К нему вышел Кьялли, отозвал в сторонку, принялся косноязычно просить мази на живице и пчелином воске. Ведун похлопал его по плечу, пообещал приготовить и принести вечером.
 - Ну, как себя чувствуешь? Как дочь? - Элеона ощупывала грудь Альруны, мяла, хмурясь.
 - Молока ей не хватает, кажется, - девушка страдальчески изогнула брови. - Больно, Элеона.
 - Терпи, страдалица, - руки ведьмы были теплыми, только кое-где касались ледяными уколами. - Кого так в Империи зацепила, что недобрым словом послали?
 - Да кого б я там... даже с драккара не сходила, - Альруна охнула, по груди потекло теплое, густое молоко.
 - Ну вот, так-то лучше, - Эльруна поднялась, вытерла руки.
 - Спасибо тебе, - молодая мать осторожно поднялась с постели.
 Ведьма только махнула рукой:
- Для этого и привезли.
 - Ты... как? Дядька Гевин строгий, конечно, но не злой. Не обижает?
Элеона вспомнила совсем некстати, как он ее вчера ночью «не обидел», залилась ярким румянцем.
 - Ты... Ты чего? Ой, правда, что ли?
Элеона из комнаты выскочила стрелой. Альруна тихо смеялась, беря на руки дочку и прикладывая ее к груди: ай да дядька, ай да затейник! Вот уж от кого, а от Гевина не ждала девушка такой прыти.
«Ну, совет вам да любовь, хвала богам, на Глаура смотреть не станешь», - подумала она.
 И впрямь, мимо Глаура ведьма пронеслась, не глянув. Того аж перекосило:
- А она тут что делает?
- У меня молоко не шло, - пояснила Альруна. - И вообще, она мне и твоей племяннице жизнь спасла.
 - А ящерку чуть не убила, - буркнул Глаур. - Не верю я ей! Вон, Гевин так таращится, словно и его приворожили.
Ему по затылку прилетела оплеуха от ведуна.
- Я те приворожу.
 Откуда-то донесся визг Элеоны, пытавшейся выдрать у Мусто одного из волчат - гор решил поиграть, волчата обрадовались. Но ведьма не разобралась, так что бедный гор в ужасе жмурился, когда ведьма принялась его колотить, требуя разжать зубы и отдать товарища по играм.
 - Тихо, тихо, - пытался вразумить ее Рамиро, кинувшийся на защиту любимца, - блажная, не обидит он твоих щенков.
 Элеона рычала не хуже разозленной волчицы, утаскивая щенков. Мусто жалобно скулил, не понимая, что он плохого сделал. Волчата рвались обратно к большой меховой горе, по которой было весело кататься. В общем, переполох стоял тот еще. Рамиро принялся утешать пса, поглаживая и трепля его уши. Посмотрел на женщину и рассмеялся, уж очень она забавно выглядела с волчатами в подоле, не зная, в какую сторону метнуться от окруживших ее любопытствующих горов.
- Боги, Элеона, дай ты малышам порезвиться. Горы не обидят их, слишком мелкие волчата, чтоб быть врагами.
 Волчата все-таки вырвались, полетели кататься с Мусто и кусать его за лапы, пробуя зубки. Ведьма растерялась. Она, после той ночи, сама опасалась белых псов, а во дворе их было не меньше шести. Таргай лениво грелся на солнышке, Мусто играл с волчатами, но вот остальные четверо, незнакомые и гораздо более крупные, обступили ее с четырех сторон, глядя не по-звериному разумными глазами и принюхиваясь. Элеона шарахнулась в одну сторону, в другую.
 - Тс-с, не бойся, я с тобой, - ее за плечи обняли теплые руки Гевина. - Пусть обнюхают, поймут, что ты не желаешь зла.
 Элеона зажмурилась, когда горы принялись ее обнюхивать. И внезапно встрепенулась:
- А ну, стой, не смей в дом входить, заразу нести, - и силы как-то хватило отволочь какого-то варвара от дверей, как пушинку. - Ведун, куда сам смотрел, когда они приплыли?
 - Так мы сегодня пришли, - пожал плечами варвар. - А что? Какая-такая зараза?
 - По утрам не тошнит? Ничего не чешется, жар не бьет? - она ухватила его за руку, ахнула. - А ну раздевайся быстро!
 Мужчина недоуменно покосился на Гевина, тот кивнул, потянулся за мешком с лекарствами. Варвар скинул рубаху. Элеона ткнула его в бок, на котором алели яркие пятна с черной каймой.
- Плохо дело, привезли черную водицу. Хорошо, что без воды Империума она незаразна, но кто заболел - у нас по провинции все умерли.
 Гевин присмотрелся, вспоминая. Когда он еще только учился травному мастерству, на Эутары вернулись из похода драккары с больными такой же хворью воинами.
- Не умрут. Хевдин, у кого еще такие болячки есть?
- У троих, да мы думали, чем-то отравились, - пожал плечами эутрерий.
- Пусть ко мне придут немедленно, и ты тоже. Белочка, ты тут все уже? Тогда домой бегом, помогать станешь. Есть на Эутарах трава, которая эту мерзость лечит, правда, следы остаются, как клоки мяса кто повырвал.
 - Ну, мужчин шрамы украшают, -  фыркнула Элеона. - Нет, не все, чую что-то, а что - понять не могу. Гнилью веет. Кто заживо умирает, не разберу никак.
 Кьялли, проходивший мимо, услышал эти слова, сплюнул и глухо что-то пробормотал.
- Что? - не понял Гевин. Кьялли повторил:
- И пусть умирает. Лечить не дам, не заслужил.
 - Проведи к больному, - нахмурилась Элеона. - Что бы он ни сделал, он мучается. Я чую эту боль.
 - За дело мучается. Если б не Таргай - все б на черный драккар сошли, - эутрерий упрямо насупился, сгорбил плечи, становясь похожим на разозленного медведя.
 - Рассказывай. - Элеона покрутилась, определяя направление.
  Кьялли беспомощно приоткрыл рот, забыв мигом все слова. Гевин хмыкнул: когда этот славный воин, один из сильнейших в дружине конунга, слышал обращенную к нему просьбу что-то рассказать, он терялся, как ребенок, начинал заикаться и постепенно приходил в ярость от собственного бессилия. Потому Гевин пришел ему на помощь:
- Есть тут у Кьялли парень один, из данов. Взят в бою, года два назад. Поначалу все бежать порывался, потом, вроде, успокоился. А пять деньков тому залез в твои запасы, выгреб все бутыльки, что нашел, и вздумал колодец отравить. Таргай ему руки перекусил. - Да у меня и ядов-то нету, - удивилась ведьма. - Ладно... Чем занимался, с чего вдруг мстить вздумал?
 - Он-то того не знал, что ядов нет, думал, раз ведьма - должны быть. Потому все, что было, в кучу сгреб. А занимался... дрова, кажись, при кухне колол.
- На Рунку он зарился, волчья сыть, - вдруг яростно выговорил Кьялли, - руки к ней тянул, как меня дома не случалось!
 - А с чего ж его потянуло травить-то всех? - ведьма нахмурилась. - Странно это. Не вплавь же он с острова выбираться вздумал.
 - Вряд ли он вообще думал, - пожал плечами Гевин. - Но, коль тебе дело есть, сама у него спроси. Кьялли лечить его запретил.
 - Вот и спрошу, - Элеона все-таки нашла пристройку, где лежал больной.
 Парень - светловолосый, высокий крепыш, выглядел ужасно. Руки, кое-как перемотанные  грязными, в крови, тряпками, распухли по самые плечи, он был бледен, как снятое молоко, глаза и щеки ввалились, рот обметало, по вискам струился холодный пот. На присутствие кого-то рядом он не отреагировал, продолжал дышать все так же слабо и прерывисто. Элеона только покачала головой, вышла.
- Не скажет ничего, умрет не к полудню, так к вечеру.
 - Законы Эутар суровы, мужчина, не имеющий свободы, посмевший зариться на жену своего хозяина, должен быть порот кнутом. Кьялли решил, что Таргай наказал его достаточно, так что кнутом его не били, - пояснил Гевин.
 Элеона только плечом повела:
- У нас еще с черной водицей дел много.
 - Пойдем, - кивнул ведун. - Вернее, побежим.
 - Ну, неси.
 Гевин сунул ей волчат в руки, вскинул на плечо кверху задом и помчался домой. Времени и в самом деле было маловато, а дел - много. Дома Элеона пихнула волчатам плошку с молоком, наказав учиться самим пить, и стала собирать травы. Гевин спустился в комору, выкопанную во дворе, достал оттуда большой и, судя по тому, как взбугрились мускулы на его руках и груди, тяжелый горшок. Принес в дом, открыл, и взгляду ведьмы предстали ровные квадратики эутарских монет - серебряных, с оттиском утиной лапки на каждой.
- Бери мису, выкладывай ее серебром, лей молоко. Пусть настаивается.
  Элеона занялась порученным делом.
 Гевин полез в сундук и добыл оттуда туго набитый мешочек. Раскупорил, осторожно наклонил над другой, чистой миской, из мешка посыпался темный зеленовато-бурый порошок.
- Гляди, не сунься только. Ядовитое оно, как не знаю что.
 Элеона кивнула:
- Хорошо. А тот парень... Он так и умрет?
 - Жалко? - Гевин внимательно посмотрел на нее, доставая с полки каменную ступку и принимаясь растирать в ней сухие травы и какие-то семена.
 - Не знаю. Хотя он и так не жилец, с такой лихорадкой и загниванием.
- Жилец иль нет, а если останется снадобье, можешь попробовать его вылечить. Гнилой огонь в крови оно убирает быстро. Но руки ему придется отнять. А зачем ему жизнь калеки, сама подумай? Парень за дурость свою расплачивается.
 - Руки я и спасти могу... Хотя, нет... Привязку надо делать, а кому он нужен такой.
 Гевин задумался, пока руки сами по себе делали давно наизусть заученную работу. Потом медленно сказал:
- Была, кажется, в дворне Кьялли девочка, на дана заглядывалась.
 - Если согласится спасти, свяжу. Только кто на такое пойдет... Больно и долго, собой тянуть. На моей памяти многие соглашались, но все потом бегали привязку обрывать. Только один не дрогнул. Воин был. Так своего возлюбленного тащил, как слон боевой хрупкую колесницу. Ослеп навеки, но вытянул.
 - Узнаем. Держи, - он передал ей ступку с истолченными в пыль травами, потом выкованную из серебра ложку. Слил настоявшееся на серебре молоко в высокую мису, которую поставил греться на край очага. - Высыпай травы в молоко и мешай хорошо, чтоб комьев не стало.
 Элеона принялась мешать, умолкнув. В привязку она не верила. Через некоторое время ведун остановил ее, отстранил:
- Ступай на улицу, посиди на ветерке.
Сам же замотал лицо мокрой тряпкой, вооружился ложкой и принялся очень осторожно добавлять в зелье последний компонент. Молоко стало ядовито-оранжевым, потом красным, потом коричневатым, как перетопленное с пенками.
 Элеона подставила лицо ветру, встряхнула головой, криво усмехнувшись - снова вспомнила, как валялся в ногах бывший муж, умолял спасти еще раз того парня. А ради нее, Элеоны, он бы точно ослепнуть не решился... Вышел ведун, молча накинул ей на плечи плащ, поставил на чурбак миску со снадобьем.
- Не грусти. Всех не спасти, а есть и те, кого спасать не стоит.
 - Я не об этом. Воин, что пришел за привязкой... мой бывший муж. Не постеснялся же на коленях приползти за свою тварь.
 Гевин погладил ее по голове, усмехаясь:
- Эх, белка-белка, не в стеснении дело. Любовь заставила. Ты Рамира вспомни - любил бы своего Глаура чуть меньше, или прыгнул в море бы, или путанку твою не распутал, когда она ему пальцы жечь начала.
 - Ветошь сожгите, которой его кровь вытирали, - буркнула Элеона.
 - Уже сжег, в тот же день. Ты мне другое скажи, - ведун так и не выпустил ее из объятий, прижал чуть крепче, - неужто самой потом противно бы не стало - с обмороченным жить?
 - Да мне все равно, лишь бы рядом был.
 - Не может быть все равно. В глаза смотреть будешь и ждать, что искреннюю любовь там встретишь, а видеть только свои же чары. Я знаю, девочка, что так было бы, - голос ведуна был ровный, спокойный, нипочем не поймешь, что на сердце тяжело.
 - Была у меня любовь, нахлебалась досыта.
 Гевин промолчал, к чему ей знать, что он, прожив на свете полвека, так и не полюбил никого. После того, как в юности однажды проснулся и понял, что та, кого он называл своей невестой, ему ни люба, ни мила. Девушка, которой тогда и было-то всего шестнадцать, оказалась сильной ведьмой, приворожила понравившегося парня. А через полгода, когда время к свадьбе подошло, поняла, что обмороченный воин ей не интересен. Ее утопили по приказу тогдашнего конунга, отца Хирвега. А он пошел к травнику, учиться.
 Элеона тряхнула головой, откинула голову назад, блеснула зубами:
- Не отчаивайся, ведун, найдешь еще себе любовь по сердцу.
 Он глянул на нее потемневшими глазами, хмуро сдвинув брови.
- Эх, белка... - и ушел в дом, откуда уже выветрился тяжелый запах снадобья.
 Ведьма только посмеялась вслед. Хорошо с ведуном, только Элеона не верила в любовь с первого взгляда. А хотелось иногда, такой, чтобы на руках носил, как муж бывший свою тварь. Грустно стало внутри. Ведьма заглянула в дом:
- На берег пойду, поищу камешек один.
 - Мунина возьми. Он предупредит, если дикий зверь будет близко. И вот, возьми, - Гевин протянул ей пояс с ножнами, в которых был длинный, обоюдоострый нож, формой похожий на имперский гладиус, только короче и шире у основания.
 Элеона перепоясалась ножом, кликнула ворона и отправилась на берег, зашла в воду по колено, остановилась, вспоминая слова. И завела напев, старинный, древний, как бабка учила, потом переступила с ноги на ногу, опустилась на колени и принялась руками шарить по дну, просеивая в пальцах песок, ища, попадется ли камешек, ответит ли ей колдовство. Ставить привязки она умела, умела и снимать, только здесь не было рядом той привязки, что удержалась.
 В руку ткнулся острый, словно граненый, край, больно оцарапал. Элеона цапнула камешек, выдернула из воды, снова засмеялась, дико, невесело, так люди смеяться не умеют.
- Вороном лети, волком скачи, рыбою обернись, ветру поклонись. В прах развейся, как я приказываю, - и стиснула пальцы. Камень песком в море посыпался. Оставалось лишь надеяться, что к бывшему мужу вернется постепенно зрение, как только истончится ткань колдовства.
Мунин каркнул:
- Добр-рая ведьма? Вот так невидаль, кр-р-ра!
 - Перья на амулеты выщипаю, - Элеона скрючила пальцы, как когти. - Иди-ка сюда.
 - Ищи дур-р-рака! - расхохотался ворон, взлетая повыше и садясь на ветку.
 - Иди-иди, сыру дам, - льстиво уговаривала ведьма. подбираясь к дереву.
 - Нету сыр-ру-то, - ворон захлопал крыльями, склонил голову набок, наблюдая за ней.
 - Дома дам, - Элеона смерила расстояние до ворона. - Иди сюда, птичка. Хор-рошая птичка, умная.
  Мунин снова захохотал:
- Умный, то-то же. Не дождешься.
 - Подожду, пока уснешь, и ощиплю, - пригрозила Элеона.
 - Я тебя искать не стану, когда заблудишься, - не остался в долгу ворон.
 - Я тебе сыру не дам, ведуна уговорю не давать - разжирел, летать не можешь.
 - Скар-р-реда! - возмутился Мунин, аж по ветке запрыгал. - Вр-редная!
 - Ведьма! - гордо подбоченилась Элеона.
 - Р-р-рыжая! - припечатал ворон.
 - Чем и горжусь!
 - Домой! Гевин волноваться станет, - ворон сорвался с ветки и полетел назад. Элеона вздохнула и побрела в дом ведуна.
 А там уже сидели четверо эутрериев, пили, морщась, снадобье, отстоявшееся и посветлевшее снова до молочного цвета, только ставшее несусветно-горьким. Ведьма прошла мимо них в свою клетушку, бросилась там на кровать, лицом вниз. Через некоторое время воины ушли, только негромко звякнуло что-то, и голос последнего сказал:
- Ведьме твоей в благодарность, дядька Гевин.
 Элеона села, принялась стаскивать мокрое платье, снова переоделась в рубашку ведуна. Тот откинул занавесь, постоял в проеме и вошел. Сел рядом на край постели, протянул ей трехрядную цепочку с подвешенными на нее маленькими золотыми кружочками с орнаментом из трав - монисто.
- Хевдин тебе оставил, принимай, белка, первую плату за заботу.
 Элеона скользнула взглядом по плате, кивнула, взяла, положив на стол.
- Я не ношу украшения.
 Он вздохнул, поднялся и вышел. Отчего ему так тяжело на сердце, Гевин не знал, руны ничего не ответили снова, а сам он считал, что потревоженное давнее воспоминание не может быть причиной тому.
 Элеона снова ушла на озеро, улеглась там на дне, словно утопленница. И взмолилась Аквиусу, прося подсказать, что дальше делать. Вода обнимала ее, ласкала кожу, перебирая волосы, словно нежные пальцы. Потом приподняла мягко, как на ладонях, вытолкнула на берег. Озеро плеснуло, будто вздохнуло.
 - К нему идти, что ли? - жалобно спросила ведьма.
 Волна снова плеснула на берег, оставляя на песке что-то тускло блеснувшее. Элеона подняла. У нее на ладони лежало старинное, грубой работы, совершенно потерявшее блеск, обручье - тонкая полоска золота, на которой лишь намечен был контур изгибающейся дубовой ветви.
В дом ведьма влетела, пылая глазами как бешеная кошка.
- Ведун, никуда тебя еще ветром не снесло?
 - Случилось что-то? Ты поранилась? Где? - он в мгновение ока оказался рядом, принялся оглядывать ее, темнея взором. Элеона припечатала его к стене своим весом, вроде и небольшим,  защелкнула у него на руке обручье и отскочила, только что не шипя. Гевин пару секунд молча разглядывал золото на своем запястье, потом усмехнулся, молча подошел к сундуку, вынул из него маленькую шкатулку, а из нее - изящное, новенькое обручье, с вьющейся по нему филигранью в виде веточки мелиссы. Поймал ведьму за руку, окольцевал ее тонкое запястье - обручье легло, как влитое, не большое, не маленькое. А Гевин прижал Элеону к себе, целуя.
 - Свадьбу готовь! - она его оттолкнула. - Не стану выходить зимой, когда пузо на нос полезет.
 Мужчина моргнул, растерянно улыбаясь, и засветился, снова прижимая ее к себе, сгреб на руки.
- Будет тебе свадьба, белочка.
 Элеона затихла, прижавшись к нему. Ну, не любит она этого ведуна, да и он сам не больно влюбиться торопится. Что с того? Зато сильный, надежный. И вон, умудрился дитя зачать. А бывший муж десять лет старался, да так и не сумел. Она уже и травами его поила, и сама пила, а ни в какую.
Гевин приподнял ее голову, поцеловал снова, в щеку, в уголок губ, в висок, в кончик носа, трогая жесткими губами так нежно, будто она была бабочкой, а он не хотел повредить крылышки. Элеона зажмурилась, подставила лицо. Ласка была непривычной. Да и вообще, этот проклятый варвар умудрялся раз за разом ломать ее привычные представления о мире и людях, выкидывая какие-то фортеля. Вот и сейчас - ну, что за нежности? Ей в бок дубина его упирается, а он лижется, как щенок... Будто то, что она второй день как беременна, ее в хрустальную превратило! Пришлось вставать на ноги и брать все в свои руки. В буквальном смысле.
 Он не разочаровал и в этот раз, оправился от смущения, подхватил ее, унес на постель - и только дубовые доски застонали. Элеоне казалось, она в водоворот попала, и не вынырнуть, не отказаться от сладкой муки, заставляющей снова и снова стонать и льнуть к сильному телу, вздрагивать в коротких судорогах, разрывающих мир на части, и орать, как кошка. Спину и плечи Гевина она когтями драла отчаянно. Тот только урчал довольно - шкура у него была дубленая солеными морскими ветрами.
 Волчата дождались, пока люди успокоятся, залезли к ним на постель. Гевин лениво потрепал их по ушкам.
- Знаешь, что имена их значат? - спросил у ведьмы.
 - Нет, - она растянулась на кровати, урча.
 - Вольд - смелый, Хейрр - верный.
Волчата ластились к нему, почуяв вожака, альфу.
 - Такими и вырастут.
 Он поцеловал ее, пригреб себе под бок:
- Спи, белочка.
  Элеона закрыла глаза, прижавшись к нему, задышала ровно. Истома накатывала на нее волнами, как ласковая вода. Широкая ладонь Гевина грела спину, даря ощущение надежного покоя. Ведьме снился старый дом, снился бывший муж, неверяще ощупывающий свое лицо. И суетящийся рядом с ним его возлюбленный. Последняя нить, еле заметная, тянущаяся от него к Элеоне, вспыхнула на миг ярким пламенем и пропала. Ведьма вздохнула, закинула на Гевина ногу. Увидела его в своем сне, оказавшись снова на берегу озера. Будто сидела в кустах, как тогда, подглядывая. Бронзовое тело варвара сияло в розоватых лучах вечернего солнца, как статуя на Номском циркусе, а еще ярче сияли золотые нити, протянувшиеся от него к ней. Оплетали ее руку с золотым обручьем, грудь и живот, как защитный кокон. Элеона трогала себя, неверяще оглядывала, потом взвизгнула счастливо. Интересно, а удастся ли когда-нибудь из него вытянуть подтверждение увиденному? Гевин был неразговорчив, все больше или усмехался молча, или насмешливо-покровительственно называл ее белкой.
  Оставалось только утром демонстративно сварить приворотное зелье и грохнуть перед ним.
- Выпей-ка!
 - Дурочка, белка. Зачем тебе? - он фыркнул, разглядывая травный напиток. - Я и так... - и замолчал, залпом выпивая его.
 Элеона прищурилась, повела ладонью вокруг его головы и счастливо заверещала.
- Не действует!
 Он дернул ее себе на колени, зацеловал, пока губы не заболели.
- А кто будет, сын или дочка, знаешь? - прижал ладонь к ее животу, от нее стало тепло, аж жарко внутри. Ведьма зажмурилась, расплетая нити, всматриваясь.
- И сын и дочка...
 Он только вздохнул так, будто отходил от рыданий, обнял ее еще крепче.
- Через десять дней свадьба, белка. Я уже конунгу сказал.
 Элеона обвила руками его шею, сама принялась целовать, первая.

 - Ну, и чего так торопишься, шурин? - конунг недоумевал. Но обмороченным Гевин не выглядел, скорее, непривычно-счастливым и каким-то умиротворенным.
 - Детей она носит.
 - Откуда знаешь, что твоих? - вытаращился Хирвег. И огреб по зубам так, что парочки недосчитался.
 - Верю-верю, - потряс гудящей головой конунг. И снова вытаращился, глядя на показавшееся из-под рукава рубахи обручье. - Мать твою, откуда ты его взял?
 - Элеона надела. Говорит, озером принесло.
 - Ну, я меж вами не встану, и никто не встает, раз на тебе Хельгово обручье. Да и свадьба вам уже без надобности, только чтоб людям языки позавязывать, разве что.
 - Да что она такое в озере-то нашла?
 - А то ты легенду о Хельге и Валенте не слыхал, - хохотнул конунг, утирая рот, с сожалением потрогал языком качающийся зуб.
 - Да быть того не может, - ахнул ведун.
 - Не мне о промыслах богов судить. Только я рад теперь, что девку Морскому Старцу не отдали. И за тебя рад, шурин.
 - Я тоже рад, - Гевин вздохнул.
 - А что ж так тяжко вздыхаешь?
 - Да... Кошка дикая приворот в меня влила, по дому носилась, верещала от счастья, что не действует. Это она так на любовь проверяла.
 - Все бабы в тягости - дуры, - философски пожал плечами конунг. - А ты что же, не сказал ей, что любишь?
 - Слов не нашел. А она... так и не сказала ничего.
 - И мужики, видать, тоже бывают... - Хирвег ухмыльнулся. - Сходи в сад-то, цветов хоть нарви. На колени встань, скажи: «Люблю», увидишь, что будет. Только розы имперские не рви.
 - А что? - опасливо поинтересовался Гевин. - Отходит?
 - Может и отходить по роже, а может и нет.
  Ведун набрал охапку цветов и отправился следовать совету.
 
Элеона летала по дому, готовила обед для почти-мужа. Волчата путались под ногами, тявкали, хватали зубами за подол платья.
 - Я тебя люблю, - выпалил Гевин, входя в дом и протягивая ей цветы. У нее из рук выпала миска, разбилась на мелкие черепки.
- Н-на счастье... - пролепетала ведьма, перевела на него взгляд, отчаянно вглядываясь в глаза.
 - Ага, - Гевин сделал шаг ближе.
 Она подошла, зарылась лицом в золотистые и алые тяжелые соцветия осенних георгин, вдохнула горьковатый запах и расплакалась.
 - Ну, ты чего? - ведун бросился обнимать, утешать, гладить по волосам и спине.
 - Пра-а-авда... - всхлипывала Элеона, - лю-у-убишь...
 - Люблю, белка, люблю.
 Ей было так больно и так хорошо, что одно от другого отделить не получалось, и слезы текли сами собой, впитывались, мочили его рубаху, остановить их не было никаких сил. Гевин гладил ее по волосам, успокаивал. Волчата из солидарности с матерью подвывали. Почему-то вспомнилось, как эту фразу сказал ей бывший муж. Равнодушно, будто о погоде говорил. Гевин, конечно, тоже не фонтаном чувств блистал, но у него это прозвучало искренне.
 - У нас каша горит, кажется, - усмехнулся ведун.
- Ой, мамочки! - слезы мгновенно высохли, Элеона бросилась спасать обед, чуть не схватилась за раскаленную дужку котла голыми руками. Он успел первым, бестрепетно взялся за металл, отставил на камни у очага.
 - Обжегся? - ведьма ухватила его за руку. - Дай гляну.
  Гевин фыркнул, но кулак разжал, открывая лишь чуть покрасневшую полосу на ладони.
- Бельчонок, я воин, у меня руки к веслу и мечу привыкли чуть не с младенчества, какие ожоги?
 - Ой, бедный, как же ты раскаленными веслами-то греб? - пропела Элеона, чмокнула его в ладонь и следа от металла не оставила.
 Гевин смотрел на нее, а в глазах плавился серый лед, исходил на туман. Взгляд варвара был каким-то таким... беспомощным, что ли? Будто признавшись в своих чувствах, он лишился привычной брони, и теперь чувствовал себя перед ней голым больше, чем без одежды. Элеона приподнялась на цыпочки, поцеловала его.
- И чего ж смурной такой, ведун?
 Он помотал головой, подхватил ее на руки, забыв о еде и всем прочем, увлек на кровать. И зацеловал, как статую Венис в Номском храме целовали паломники, надеющиеся на благословение своей любви.
 - Вот же... медведь, - Элеона улыбалась, гладила его по волосам. - Чудо ты мое любимое.
 Он замер на мгновение, а потом просто утопил ее в ласках, заставляя забыть обо всем на свете. В конце концов, утомленная ведьма уснула, прижимаясь к нему горячим телом.

 Слух о том, что Элеона беременна, Рамиро услышал перед самой свадьбой ведьмочки и Гевина. И никак не мог понять, что он по этому поводу чувствует. Наверное, зависти было куда больше, чем остальных чувств. А еще тревоги, потому что в глазах Глаура, на самом дне, поселилась тоска, которую упрямый варвар замечать категорически не желал. Рамиро часто уходил в глубину сада после окончания занятий с детьми и думал, что же он сделает, когда Глаур эту тоску осознает. Вернее, чего не сделает. Топиться не пойдет точно. И вешаться тоже. А вот к Гевину, наверное, сходит, чтоб дал ему чего-нибудь от сердечной боли, чтоб не слечь на то время, которое Глаур будет проводить в чужой постели. Потому что запретить ему обзавестись детьми он не сможет, да и не должен.
 - Ящерка, ты чего опять под кустами норы роешь? - весело окликнул его варвар.
 - На зиму в спячку впадать собираюсь, как ящерицам и положено, - отшутился юноша.
 - И  я рядом тогда залягу, как медведь, - Глаур потянулся его целовать.
 Рамиро рассмеялся, потыкал его пальцем в каменной твердости живот и покачал головой:
- Нет, любовь моя, быть тебе шатуном: на всю зимнюю спячку жирка не хватит.
 - Ну, на свадебном пиру отъемся.
 Имперец прижался к нему, обнимая. Он уже давно не был мальчишкой, которого Глаур обучал премудростям любви, и, если бы эутрерий имел возможность посмотреть на любимого непредвзято, то увидел бы, насколько Рамиро вырос, возмужал, какие крепкие мускулы перекатываются под смуглой кожей - он ведь не только детишек и взрослых учил, он и с воинами тренировался, и любимая шпага его без дела на стене не пылилась.
 - Ящерка моя драгоценная, - Глаур обнимал его все так же пылко.
 - Ты уже к ярмарке все сготовил? Меня с собой возьмешь? - любопытно склонил голову к плечу Рамиро.
 - Все сготовил, - кивнул Глаур. - И тебя возьму, посмотришь на это празднество.
 Большая ярмарка на Эутарах проводилась раз в три года, но в прошлую Рамиро слег с простудой и провалялся целую декаду, от слабости не в силах даже сидеть, не то, что куда-то ехать. В этот раз он твердо вознамерился облазить, потрогать и посмотреть все, прицениться ко всему и поглазеть на все представления, которые будут устраивать во время ярмарки. Глаур сказал, что там будут не только эутрерии, но и даны, саваги, роведы, которым до Эутар плыть две декады.
 - Идем в замок, - Глаур потянул его за руку. Рамиро рассмеялся, последовал за ним.
 По пути им попалась Марина, шмыгнула мимо, не поднимая глаз. Она все еще побаивалась всех, когда не помогала Коллене, сидела у себя в комнате, лишь иногда выходя на прогулку. Имперец пообещал ей, что озаботится поиском ее родителей, но почему-то ему казалось, что это бесполезно. Не было никакого корабля, откуда девчонка могла бы упасть.
 - Давай возьмем ее с собой на ярмарку? - предложил Глаур. - А то совсем тут зачахнет в одиночестве.
 - Она же всего боится, представь, как отреагирует на шумный торг? Хотя... Марина! - окликнул девушку Рамиро.
 Она повернулась, робко улыбнулась:
- Да, сеорр?
 - Поедешь с нами на ярмарку через три дня?
 - На ярмарку? - она пугливо вздрогнула. - Но... Что я там буду делать?
 - Развлекаться, - фыркнул юноша. - Присмотришь себе нарядов, поглазеешь на уличных плясунов и скальдов.
 - Но у меня есть два платья.
- Будет еще больше, - Глаур хмыкнул.
Марина покраснела, совсем смутившись.
 - В замке почти никого не останется на это время, тебе будет скучно. Поехали, развеешься. Нельзя сиднем сидеть все время.
 - Хорошо, сеорр, - она повернулась и унеслась.
- Странная девушка.
- Влюбленные всегда странные, - Элеона прошла мимо, как всегда, со своими волчатами.
 - Чего? - Рамиро поймал ее за руку: - Стой! А на кого Марина запала? Может, подсказать ему? Еще одну свадьбу сыграем.
 Зеленые глаза только блеснули:
- Красивые дети у твоего варвара будут, на тебя похожие, вы с ней на одно лицо. Только девочка хрупкая, ты уж поаккуратнее с ней, Глаур. А тебя, мальчишка, в бордель бы сводить, чтоб слез не лил и кой-чему полезному там научился, да тут веселых домов нет.
Рамиро остолбенел, разжал руку, отпуская ее. И только воздух хватал, а он в горло не пропихивался, как сухая краюшка. Элеона вздохнула, сгребла волосы в кулак и вытянула ими Рамиро как плетью.
- Вот же кукла себялюбивая! Тебе я объяснять должна, как вам общего ребенка зачать?
  Он кивнул.
- Думаешь, я знаю об этом хоть что-то? - спросил тихо, отводя глаза. - Ты права, я эгоист.
 - Гевин! - жалобно позвала Элеона. - Ну... Ну, поговори ты с ними. Объясни им, как вдвоем с одной женщиной...
 Рамиро вспыхнул ярким алым румянцем и сорвался с места, убегая куда-то в сад, если не на берег. Глаур остался стоять, до него с трудом доходило сказанное ведьмой.
 - Ну, что стоишь? Иди, догоняй.
 - Кого? - Глаур хмуро зыркнул на нее. - Вот что ж ты нам вечно невовремя попадаешься на пути?
  Элеона вспыхнула, развернулась и метнулась прочь.
- Да хоть тройню твоя девка рожать станет - не приду помогать!
 Глаур подавил желание побиться головой о стены: какая тройня? какая девка? Гевин со снисходительной усмешкой понаблюдал, отвесил несильный подзатыльник:
- Элеона дело говорит, Глаур. Даже мне видно - Марина в Рамиро влюблена, но боится тебя.
 - Этого мне еще не хватало, - проворчал Глаур и отправился разыскивать своего ящерку.
 Обнаружил его он на тренировочной площадке. Рамиро яростно полосовал воздух шпагой, кроша в мелкую труху соломенную куклу, на которой отрабатывал удары. Варвар терпеливо подождал, пока Рамиро немного выдохнется.
- Ящерка...
 Юноша вогнал оружие в ножны, повернулся, поправляя мокрые от пота волосы.
- Да, любимый.
 - Почему ты убежал?
 Рамиро поднял на него глаза, пожал плечами:
- Не было желания выслушивать ведьму.
 - Гевин сказал, что Марина влюбилась в тебя.
 - Что? - челюсть у Рамиро отвисла. - Что за чушь?
 - Я вижу, как она на тебя смотрит.
 - Хм... - Рамиро пожал плечами. - И что же теперь?
 - Не знаю, - Глаур растерялся, как-то беспомощно посмотрел.
 - Тебе она нравится? - Рамиро положил ему руку на плечо, успокаиваясь сам и успокаивая любимого.
 - Я и не присматривался толком.
 Рамиро усмехнулся, чуть свободнее:
- Откуда ж тогда знаешь, как она на меня смотрит?
 - А то я взгляды такие не различаю? - проворчал варвар. - А тебе-то она нравится?
 Рамиро задумался. Определить, как он сам относится к Марине, за все прошедшее время он так и не смог.
- Марис подарила ее мне, но, будь моя воля, я отказался бы от подобного подарка. Коллена сказала, Марина скромна и трудолюбива, помогает ей с радостью. В замке о ней никто пока не отозвался худо. А мне... безразлично. Было. До сегодня. Ты же знаешь, я готов принять только твою любовь.
 Глаур поцеловал его. Рамиро ответил, потом вздохнул и отстранился.
- А о чем вообще Элеона говорила? Разве может быть ребенок от двоих отцов? Это что, колдовство какое-то?
 - Наверное. Кто ее, ведьму, знает.
 - Гевин, - рассмеялся юноша. - Ну, так берем Марину с собой на ярмарку? И куда мы шли?
 - Давай, возьмем, а... А куда мы шли?
 Рамиро фыркнул, потянул его в спальню, улыбаясь. Хотя на душе снова было тяжело. Ну, почему он не девушка? Сам бы родил Глауру детей, и никто третий рядом бы не крутился. Глаур взялся отвлекать его от тяжких мыслей горячими ласками.

 На ярмарку, проводившуюся на острове Белых Птиц, отправились почти в полном составе: Альруна осталась дома, под присмотром Гевина и Элеоны. Марину пришлось на драккар вносить на руках - девушка панически боялась кораблей.
 - Да не случится ничего, - увещевал ее Глаур.
 Она только молча вцеплялась тонкими пальцами в руку Рамиро, которому доверяла, и смотрела на варвара широко раскрытыми глазами в ужасе. Глаур обнял Рамиро за плечи, подумал, переместился так, чтобы обнимать обоих. Рамиро не показал ни взглядом, ни жестом, что его в этом раскладе что-то не устраивает. Марина, кажется, еще шире распахнула глаза, переводя взгляд с одного на второго.
- Успокойся, все хорошо, - имперец говорил с ней всегда строго, даже резко, но девушка не протестовала, принимая это, как должное.
  Глаур разглядывал их, удивляясь тому, насколько они похожи, как брат и сестра. Наверное, если бы он увидел Марину первой, она могла бы покорить его сердце. Но сейчас места в нем хватало лишь для одного человека, и изменять данному ящерке слову Глаур не собирался.
- Идем, отведу тебя в шатер. Если хочешь - ляг и поспи, так будет легче для тебя перенести плавание, - Рамиро потянул девушку за собой. Хорошо, пусть это их шанс родить собственных детей. Но почему сейчас? Ему только удалось восстановить свое душевное равновесие, и вот оно снова колеблется. За пять лет, когда ему не нужно было держать лицо и скрывать чувства, умение это никуда не делось, и показывать, как ему неприятно, когда Глаур касается Марины, Рамиро не собирался. Нужно было взять себя в руки и принять это.
 Марина безропотно шла за ним, все так же, не поднимая глаз.
 - Ложись, - юноша кивнул на приготовленную для нее постель. - Если станет плохо - в кувшине подкисленная вода. Если не поможет - позовешь меня. Все понятно? - он постарался смягчить интонации на последней фразе.
 - Да, - тихо ответила девушка. - Спасибо, сеорр.
 - Меня зовут Рамиро.
 - Я знаю, сеорр Фонларо.
 - Вот и называй по имени. Я уже отвык от подобного именования, - имперец фыркнул, неожиданно развеселившись.
 - Я постараюсь... Рамиро, - Марина осмелилась поднять на него глаза и даже робко улыбнуться.
 Юноша улыбнулся в ответ, кивнул и вышел из шатра, направившись на нос драккара, где у борта стоял его возлюбленный варвар. Глаур встретил его улыбкой и объятиями:
- Решил уже, что на ярмарке хочешь приценить?
 - Да, - Рамиро прижался к нему, усмехаясь. - Но больше хочу просто потолкаться среди народа. Внезапно понял, что соскучился по Ному.
 - Хочешь, отправимся туда весной? - Глаур отстранил его на вытянутых руках, посмотрел, умиленно всхлипнул: - Малыш мой... Крокодильчик.
 Рамиро негодующе фыркнул:
- Почему это я крокодил теперь?
 - Потому что большая ящерка. Красивая, сильная. И мужественная.
 - Льстишь? Что ты натворил? - любопытно-настороженно склонил голову Рамиро.
 - Я не льщу. Я тобой любуюсь. Вспоминаю ту маленькую ящерку, которую волок на себе от Маркоса. А она лягалась и ругалась, требуя перестать раскачивать мостовую. И такое чудо выросло.
 Рамиро рассмеялся, свободно и счастливо. Он не помнил, как варвар его волок в тот вечер, когда имперец получил в дар раба. Но в исполнении Глаура прозвучало весело. Потом, отсмеявшись, задумчиво спросил, накручивая на пальцы прядь волос любимого:
- А за что на тебя гейс наложили?
 - На кузнецов и ведунов всегда накладывают. Плата богам.
 - При рождении? Откуда те, кто накладывал, знали, кем ты станешь?
 - Они все знают, - несколько удивился Глаур. - Они всеведущи.
 - Боги?
 Глаур кивнул.
 - А откуда люди о назначенных гейсах узнают?
 - Родители говорят, когда подрастешь.
 Рамиро улыбнулся:
- И что ты подумал, когда тебе рассказали о твоем?
 - Что я вообще жениться не собираюсь, и глупо это все как-то звучит. А потом тебя встретил...
 Рамиро притянул его к себе для поцелуя.
- Я бы ждал, сколько угодно, если бы знал об ограничении. Но я думал, ты просто не желаешь связывать себя со мной.
 - Да я тебя готов был волочь на эутрейский корабль прямо из дома Маркоса... - Глаур подарил его долгим поцелуем. Рамиро улыбнулся, чувствуя себя почти совершенно счастливым.
- Что тебя так тревожит, милый?
Рамиро покачал головой:
- Я не тревожусь, все хорошо. Просто ярмарку предвкушаю.
 - Тогда ладно, - Глаур успокоился, пригреб его в объятия. - Ты так вырос.
 - А ты только заметил? - юноша фыркнул. - С тобой я, конечно, не сравняюсь никогда, но я и в самом деле вырос. Матушка не узнала бы...
Рамиро замолчал, почему-то воспоминание о матери резануло по сердцу, да и вообще, он, действительно, соскучился по шумному и многолюдному Ному, с его узкими улочками и широкими площадями, с многоголосым и многорасовым столпотворением. Глаур поцеловал его в макушку:
- Поедем в Ном после ярмарки?
 - Ты ведь хотел весной?
 - Перезимуем в Номе, меня тут ничего не держит, только наша свадьба, ну так после ярмарки снег и упадет, отпразднуем, обручимся, - Глаур  его еще раз поцеловал. - И в Ном.
Рамиро благодарно улыбнулся. Глаур, с первого взгляда, не производил впечатления проницательного и умного человека, с точки зрения жителя Империума. Но Рамиро жил с ним уже пять лет и прекрасно знал, что младший сын конунга весьма разумен, землями управляет мудро, хотя и совершает порой необдуманные поступки.
- А кто будет присматривать за твоими островами, любовь моя?
 - Отец присмотрит, опять же, ведун останется, советы мудрые раздаст кому надобно.
 - А у меня там нет больше земель, только сейчас сообразил - не будет никакой бумажной рутины, - фыркнул имперец.
 - Вот и отлично. Опять же, осень богатая, распродать меха надо, а в Империуме их хватают, только показать успевай.
 Рамиро рассмеялся:
- В южной стране таких меховых зверей не водится, как здесь, конечно, меха ценятся на вес золота. Когда ты мне плащ подарил, я чуть не сдох от зависти к самому себе.
 Глаур только засмеялся. Теперь Рамиро ходил не в абы каком мехе, не в тонком плаще, а в богатейшей медвежьей шкуре. Хотя от имперских одежек так и не отказался. Даже сейчас на нем были привычные широченные штаны из тонкой шерсти и полотняная туника, правда, с рукавами - на море было куда холоднее, чем на островах. А Глаур ходил, как привык, прикрыл все самое ценное меховыми набедренниками – и доволен.
 - Расскажи о ярмарке? - Рамиро прижался к нему, норовя прикрыть полой своего плаща, как будто Глаур мог замерзнуть.
 - Она огромна. А еще там очень шумно и красиво. И чего только не продают, на эту ярмарку столько всего привозят, что глаза разбегаются. По вечерам обычно устраивают представления, чтобы развлечь всех. А еще там сговариваются о свадьбах.
 - А есть какой-нибудь знак, чтоб не приставали, видели сразу, что ты уже занят? - с забавным беспокойством спросил имперец.
 - Есть, - Глаур улыбнулся. - Женщины вплетают в косы серебряную монету, мужчины носят ее же на шее, - варвар снял  шнурок с серебряным кругляшом, надел на Рамиро.
 - Ну, нет, так не честно, теперь будут вешаться на тебя, а я не настолько внушителен, чтобы отбивать тебя одним взглядом, - возмутился Рамиро. - Да и вряд ли на меня кто-то там станет покушаться.
 - Да кто на меня вешаться станет, кому  я нужен? - хохотнул Глаур. - Ни на одной ярмарке не позарились. А ты у меня красавец такой. Да и монета у меня еще есть.
 - Вот надень и не снимай, - ревниво блеснул глазами имперец. - Знаю я, на прошлых не зарились, а на этой слетятся, как пчелы на нектар!
 Глаур снова поцеловал своего ревнивца, увлек в шатер, доказывать, что к своему нектару подпускает только одну пчелу. А в шатре была Марина - спала, тихонько свернувшись калачиком. Рамиро разочарованно застонал, правда, только про себя. Глауру море было по колено, целовал, ласкал, не отпуская. Рамиро прикусил пальцы, отчаявшись воззвать к разуму варвара, только гнулся в его руках, стараясь не проронить ни звука. Все ощущения стали такими острыми, будто с него содрали кожу, и ласкает Глаур его оголенные нервы.
 Варвар уложил его на постель, осыпая горячими ласками, не собираясь прекращать их.
 - Глаур! - шепотом возмутился Рамиро. - Ну что... м-м-м!! - снова зажал себе рот, заметив, как заворочалась девушка на соседней постели. Удовольствие стало почти болезненным, выкручивало и горело все внутри, тело жаждало своего законного удовлетворения. Глаур подмигнул ему, входя, задвигался, словно испытывая на прочность выдержку любимого. Рамиро выгнулся, оплетая его ногами и вцепляясь в плечи пальцами до синяков. Закусил губу, сдерживая рвущиеся из горла стоны, все еще пытаясь быть тихим. Глаур запечатал его губы долгим поцелуем.
 Марину разбудила возня рядом, но открыть глаза и посмотреть, почему-то, было страшно. Она лежала, слушая странные, непривычные звуки, и любопытство, в конце концов, победило страх. Девушка сонно вздохнула и развернулась, слегка приоткрыв глаза. И тут же поскорей зажмурилась.
 Глаур не отрывался от любимого, целуя бесконечно долго, впитывая его стоны. И подводя к вершине страсти. Рамиро вскидывал бедра, подаваясь навстречу каждому его движению. И уже не мог сдерживать себя, слишком привык к тому, что никто не осудит их связь.
- Лю-би-мы-ы-ый! А-а-а-да!! - выгнулся, запрокидывая голову, разметывая волосы по постели. Глаур взрыкнул как медведь, заворчал, растягиваясь рядом, пригреб к себе Рамиро.
 - Сумасшедший, варвар! - прерывистым шепотом выговаривал ему юноша, поглаживая алые следы от ногтей на плечах и руках. - А если бы мы ее разбудили?
 - Ну не разбудили же, - Глаур нежил его в объятиях, целовал в плечо.
 Рамиро только фыркнул негодующе, но на этом и все. Прильнул к любовнику, целуя куда-то в шею.
- Я посплю, родной, хорошо?
 - Поспи, ящерка, - шепотом согласился Глаур. - Я пойду, твоего неугомонного пса успокою.
 - Он просто возмущен тем, что ему приказали спать на палубе, - усмехнулся Рамиро, зарываясь под плащ и меховое покрывало.
 - Вымахал уже для того, чтоб спать в постели, - Глаур вышел.
  Рамиро подождал, пока его шаги не отдалились и открыл глаза.
- Прости, мы не хотели тебя разбудить, - голос его звучал ровно, но слегка напряженно.
 - Н-ничего, - Марина теребила покрывало.
 Рамиро повернул голову, посмотрел на нее, усмехаясь. Но ничего больше не сказал, ожидая, что скажет или сделает сама девушка.
 - А это... приятно?
 - А по мне не видно было?
 Марина вся зарделась.
- Н-ну...
 - Да, с таким любовником, как Глаур, это очень приятно. Мы любим друг друга, и от этого приятнее вдвойне.
 Девушка кивнула, укрылась с головой покрывалом, тихо всхлипывая. Рамиро поднялся, обтерся влажной тканью, натянул штаны и присел на край ее постели.
- Не плачь.
 - Я не плачу, - прохлюпала Марина.
 Юноша погладил ее по спине, успокаивая.
- Ты красивая, умная девушка. В Империуме, встреться мы с тобой раньше, я бы обязательно влюбился в тебя. Но мое сердце отдано одному человеку, и Марис благословила нас. Правда, и тебя она нам послала, а я не могу понять ее волю, сколько ни пытаюсь.
 - Мне ведьма ваша рыжая гадала. Сказала, что меня подарком отправили. Мол, что хотели, то и получили.
 - Больше Элеону слушай, - фыркнул Рамиро. - Она на меня зла - Глаура приворожить пыталась, не вышло. Чуть к Морскому Старцу не отправилась, хвала богам, Гевин жениться на ней вздумал.
 - То есть... Ей не верить?
 - Ну, в том, что тебя Марис послала - она не солгала. Но жизнь свою ты выбираешь сама. Встретишь какого-нибудь эутрерия, выйдешь замуж... Или родишь нам с Глауром детей, если хочешь, но женой тебя ни он, ни я не назовем.
 Марина кивнула:
- Мне женой и не надо. Если хочешь - рожу тебе дитя.
 - Хочу, - Рамиро искренне улыбнулся. - Я люблю детей.
 - Тогда... Ну... Элеона письмо передала, велела отдать, если согласишься.
 - Вот же ведьма! Давай, - кивнул имперец.
 «Если ты, кукла себялюбивая, девчонку обидишь - нестоячку наведу до конца дней. На обоих. Да нежен будь, нецелованная она. И медведю своему лапищи распускать не давай.
А что дитя касается, так семя она должна принять от вас обоих. Как уж вы то сделаете - не моя печаль. Хоть по очереди, хоть  на двоих насаживайте.
Коль голове жарко, в море окунись, враз полегчает»
 Рамиро выругался, мешая имперские бранные слова с островными диалектами.
- И почему я ее не удавил своими руками, змеищу ядовитую? - и губу закусил. Голове и в самом деле было жарко, как в угли лицом сунули. Ведьма называла его куклой себялюбивой, а за собой того же не замечала. Обидно было - хоть плачь, ведь он же наоборот старался, чтоб любимому варвару было хорошо. Разве это грех - хотеть любви единственного близкого и любимого человека только для себя?
 Марина сжалась в углу постели, испуганно глядя. Рамиро спрятал письмо и сел на свою постель, глубоко задумавшись. Он не умел ухаживать за девушками. Не знал, как подступиться к Марине. Не знал, как это воспримет Глаур. Он в принципе не понимал, как себя вести.
 - Ящерка... Марина, проснулась уже.
 Рамиро встал, потянул Глаура за собой, на палубу. И там уже протянул ему письмо.
- Читай.
  Варвар пробежал глазами, хмыкнул:
- Ничего не понял.
 - Ну, что тут понимать-то? Чтобы Марина родила для нас ребенка, она должна быть с нами обоими. Это если верить Элеоне.
 - Она ж... Хрупкая такая, куда ей с двумя разом?
 - То есть, ты не против? - уточнил основной животрепещущий вопрос Рамиро.
 - Если ты не против.
 - Я тебе уже говорил, - хмыкнул юноша. - Для тебя, ради твоего спокойствия и душевного равновесия я готов на все.
 - Да у меня все с душевным равновесием в порядке. И со спокойствием тоже.
  Рамиро промолчал. Спорить с варваром? Проще переспорить жреца.
 - Ну что... Будем дитя тут зачинать или на ярмарке?
 - Нет. Дома, в покое. Если сейчас - это будет не более, чем насилием. Не думаю, что Марина сумеет расслабиться, зная, что ее, если что, услышит весь корабль, - жестко ответил Рамиро.
 Глаур покладисто кивнул:
- Хорошо, ящерка, как скажешь.
 Рамиро забрал у него кусок тонкого пергамента с письмом Элеоны, разорвал на мелкие клочки, выявляя недюжинную силу в тонких на вид пальцах. Обрывки полетели в воду за борт.
- Все будет хорошо, родной. Я уверен. А когда убедимся, что Марина беременна, можно будет оставить ее на попечение Ванира.
 Глаур кивнул, поцеловал его в шею.
 - А весной вернемся из Империума, и уже никуда не получится отлучиться, пока не родит.
 - К середине лета как раз и рожать срок придет.
 - Не будем делить шкуру неубитого медведя, - фыркнул Рамиро. Долго нам еще плыть?
 - Завтра к вечеру доплывем.
 - Тогда идем спать. Завтра, наверное, допоздна придется на ногах быть. Пока драккар разгрузим, пока шатры установим.
 - Пойдем. Ночь теплая, давай, к гору под бок подкатимся?
  Рамиро понимающе улыбнулся и кивнул.

Когда имперец с варваром вышли из шатра, Марина снова свернулась в комочек на постели и крепко прикусила губу, стараясь не заплакать. Она и не хотела становиться ничьей женой, хватило бы и простого осознания того, что она родит любимому ребенка. И его супругу тоже. Но еще примешивалось и чувство тоски по таким же сильным рукам, что могут обнимать и защищать ото всего на свете. Девушка вздохнула, укуталась потеплее, закрыла глаза. Ничего, все образуется. Если Рамиро согласится и уговорит своего любимого - ей перепадет немножечко счастья. И они даже согласятся поспать с ней, может быть. И не будет больше такого холода.
 Но время шло, а они не возвращались. В шатре стало совсем темно, но она не знала, есть ли здесь светильник, а искать впотьмах было отчего-то страшно. А еще обидно: ну, почему они не вернулись спать в шатер? Неужели, она такая... что с ней рядом даже лечь противно? Марина снова заплакала, тихо и беззвучно, как ей казалось. Сколько слез она уже выплакала с того момента, как оказалась здесь, на Эутарах? Больше, чем наглоталась тогда соленой воды в море.
- Тс-с-с, не плачь, - ее обняли. От неожиданности Марина едва не закричала, хотя и узнала голос Рамиро. - Не надо плакать. Что ты?
 - С-страшно... - пробормотала она. - Темно. И холодно.
- Ага, - с другой стороны кровать прогнулась под весом Глаура. - Ночи  что-то прохладные стали.
Варвар в темноте видел, как кошка, не иначе, умудрился обнять обоих разом. Марина затихла между ними, как мышка. Они оба были не просто теплыми - горячими, ее ладошки упирались в обнаженную грудь Рамиро, а к ее спине прижималась широченная грудь варвара. Мгновенно согрелась, даже жарко стало. Лица касалось теплое дыхание юноши, она немного подняла голову, стараясь разглядеть его в темноте. А потом на ее щеку легла ладонь, а приоткрывшиеся губы, на которых замер, не родившись, вопрос, накрыли чужие жесткие губы.
 Глаур гладил по спине своего ящерку, целующего Марину, ухмылялся. А Рамиро изумлялся самому себе: что он творит? Зачем? Почему сейчас? Ведь сам же говорил, что лучше будет дома... Но, когда уже улеглись спать под боком у Мусто, оба одновременно услышали тихий плач. И, не сговариваясь, встали.
 Марина прижималась к ним обоим, счастливая от того, что они рядом, что любимый целует ее. Отвечать она не умела - тут Элеона не солгала, Марину в самом прямом смысле можно было называть нецелованной. Рамиро вспоминал свои первые поцелуи и учил ее, стараясь не спешить. На поцелуях бы все в эту ночь и закончилось, но тут рука Глаура медленно скользнула по его боку и мягко обхватила сложенной в лодочку ладонью аккуратную, маленькую грудь Марины. Девушка всхлипнула сладко, принялась отвечать уверенней, прижиматься сильнее. Ее тонкая сорочка особенно ничего не скрывала, Рамиро обхватил ее вторую грудь, сталкиваясь пальцами с Глауром, тот тепло фыркнул, поощрительно и ласково, приподнялся на локте, целуя Марину в шею, в плечо, с которого сползла ткань. Сорочку с Марины он все-таки стянул, чтобы ткань не мешала ласкам. И невольно восхитился тому, какой она была - тонкая смуглая кожа, гладкая, шелковая, горячая, гибкое тело, несхожее очертаниями с мальчишечьим телом Рамиро - широкобедрое, с узкой талией и точеными плечами. Но целовал ее Глаур, пусть и нежно, но не без любви, без того огня, которым дарил своего ящерку.
 Рамиро тоже ласкал ее неуверенно, то и дело поглядывая на любимого. Марина этого не видела - с первым же поцелуем глаза закрыла и так и не открывала, тихо, тонко постанывая в руках мужчин, доверившись им без оглядки. На очередном взгляде Глаур не выдержал, подарил любимого таким поцелуем, что корабль чудом не занялся пламенем. И вернулся к Марине. Рамиро низко застонал, все вышло как-то само собой, он толкнулся вперед, в нежное и горячее, словно желал прильнуть к Глауру, девушка вскрикнула, откидывая голову на плечо варвару. Глаур поцеловал ее, завлек в ласки. Как-то так вышло, что Марина оказалась лежащей на нем, распластавшись, раскинула руки, цепляясь за длинный мех покрывал тонкими пальцами. Рамиро целовал ее, склонялся ниже, встречаясь губами с Глауром, с силой толкался вперед, заставляя ее вскрикивать и выгибаться. И это казалось ей так восхитительно, казалось, что она умрет от счастья и наслаждения.
  Рамиро отстранился, глядя в глаза любимому удивительно трезвым взглядом, хоть улыбка на губах была шалая, сумасшедшая. Обхватил его плоть ладонью, направляя, пока не опомнились ни один, ни вторая. Марина только застонала гортанно, чувствуя, как ее заполняет всю целиком. Глаур взрыкнул, сгреб Рамиро за рассыпавшиеся по плечам волосы, пригибая к себе. Юноша медленно двинулся, его потряхивало, словно растекались в теле молнии от того, как терлись друг о друга они, крепко сжатые лоном девушки.
Марина не знала, к кому первому прижиматься. Да и вообще куда деваться от того жара, что рождался внутри нее, сводя с ума. Зашептала хрипло, неразборчиво, прерывисто вскрикивая, о чем-то кого-то умоляя. Рамиро поцелуем накрыл ее губы, заставляя умолкнуть. Глаур наслаждался, обнимал обоих, целовал Марину в плечо. У него в руках извивались сразу две имперские ящерки, такие похожие друг на друга - и абсолютно разные. Вот тонко заскулила Марина, не выдерживая скручивающего нутро наслаждения, сжалась, вздрагивая всем телом. Резко выдохнул Рамиро, впиваясь пальцами в плечи Глаура, как стальными зубцами капкана. Варвар стиснуть предпочел покрывало.
 Освободить сомлевшую девушку не торопились ни один, ни второй. Рамиро замер над ней, удерживаясь на напряженно вытянутых руках, свесив голову, и только через несколько минут смог скатиться на постель, разбросав руки и ноги, разом лишившись всех сил. Глаур Марину аккуратно переложил с себя, пригреб обоих в крепкие объятия. Оценивать свои чувства он не мог и не хотел. Будет день - будут и размышления, а пока... пока что можно укрыть всех троих, снова обнять и провалиться в сон.

 Утром первым проснулся Мусто, пошел в шатер будить всех негодующим пыхтением. А когда это не помогло - принялся вылизывать, вкладывая в сей процесс всю душу, язык и слюни. Не досталось только Марине, до которой пес не дотянулся. Рамиро вскочил, возмущенно отплевываясь:
- А-а-а! Мусто! Что за привычка?!
 Пес обрадованно боднул его головой. Юноша удержался, только ухватившись за его уши.
- Ладно-ладно, я понял. Идем умываться и готовить этим соням завтрак, - ласково глянул на Глаура, под боком которого свернулась комочком Марина.
 Варвар потягивался, просыпаясь. Марина крепко спала, даже не шелохнувшись - слишком уж много сил у нее отняла любовь сразу с двумя.
 - Вот и новое утро...
 С палубы уже пахло горячим мясом, там, на специально устроенном крохотном очажке грелся большущий казан - на всех. Рамиро, судя по голосам эутрериев и веселому смеху имперца, приставили раздающим. Глаур поспешил за своей порцией завтрака. Его погнали сначала умываться, забраковав работу Мусто.
 - Он старался же! - вопил варвар.
 Его макнули в бочку с водой, взяв под руки, двое гребцов, под дружный хохот остальных.
 - Вот нечисть лесная! - возмутился Глаур, отжимая волосы.
 Эутрерии снова грохнули смехом, на младшего Хирвегсона выплеснули ведро стылой воды, утром взявшейся ледком. Глаур ни одного бранного слова не произнес, но заслушались все. Рамиро хохотал:
- Надо записать это, сердце мое!
 - Запишешь еще, - Глаур подошел, приобнял, поцеловал.
 - Как спалось? - Рамиро улыбнулся ласково, но в глубине глаз притаилась вина.
 - Сладко, - Глаур улыбался ему. - Со всех сторон грели.
  Юноша потянулся к нему всем телом, прижался.
- Ты не... не сердишься на меня?
 - На что я должен сердиться, любимый?
  Рамиро вздохнул, подбирая слова.
- Просто, мне кажется, я делаю что-то не то и не так. То, что вчера было... оно... замечательно, но не должно повториться. Я будто изменил тебе.
 - Ты мне не изменил, я ведь тоже принимал посильное участие во все этом.
 - А мне не хватало тебя... во мне, - еле слышно, привстав на цыпочки, поведал Глауру имперец.
 - Сегодня вечером, - облизнулся Глаур.
 - Обязательно, - Рамиро рассмеялся, с сердца у него свалился тяжелый камень.
 Пестрые флаги ярмарочного острова виднелись еще издали. Эутрерии вешали на шею монетки. Те, у кого на руках блестели обручья, подшучивали, что монетку можно и потерять, нечаянно. Рамиро наивно поинтересовался, а что, если монета будет не серебряная, а золотая?
 - Вдовец, - пояснил Глаур. - И нового мужа не ищешь.
 - Так, одолжите мне еще монетку, а? Надо Маринку заплести, а то уведут, только коса мелькнет.
  Монетку ему вручили сразу же. Рамиро набрал в кувшин воды, пошел будить Марину, помогать ей умываться и заплетаться. Глаура тотчас окружили, осыпали перчеными и солеными шуточками и вопросами. Вот тут младший Хирвегсон и показал нрав, так на всех зыркнул, словно молотом сверху оглушил.
 - Вот же песий сын, а? Обоих имперских себе пригреб, - хмыкнул кто-то.
 - На островах еще ведьма имперская осталась, попробуй? подкати.
 - Ага, к ней подкатишь - без мудей останешься, что у бабы когти,  как у рыси, что у Гевина кулак - конунг уже на зуб попробовал, - хохот заглушил конец реплики незадачливого ухажера.
 - Сам в Империум сплавай, поймай там себе ящерку, - издевался Глаур.
 - Только гляди, а то там на крокодила нарваться - раз плюнуть, - звонко дополнил его голос Рамиро.
 - Да ему и крокодил муж, и коза жена, - хохотнул варвар.
 - Все кости нам перемыли? - Рамиро обвел собравшихся на палубе эутрериев острым, как бритва, взглядом. - Кому-то еще что-то непонятно? Заняться нечем? Ну, так я быстро сейчас пергамента найду, а то особо ушлые имя свое написать не могут без ошибок.
 Эутрерии мигом растаяли в пространстве корабля. Имперец аж сплюнул с досады:
- Да что ж, я такой учитель плохой?
 - Отличный ты учитель, - Глаур обнял его за плечи. - Вон, несутся со своим пергаментом.
 Рамиро поморгал, рассмеялся и уселся на брошенные на палубу шкуры. Откуда-то добыли кусок белой извести, которым он и выводил буквицу на потемневшем от морской воды борту драккара, окунувшись в привычное спокойствие урока. Глаур в уроке участия не принимал, он был грамотен, так что стоял, подставив плечо Марине, вышедшей посмотреть на ярмарку, становившуюся все ближе. Рамиро заплел ее тяжелые черные кудри в толстую хитрую косу, которую завязал кожаным шнурком с монетой. Наряд у нее был эутрейский, хотя на уроженку Эутар Марина не походила вовсе.
- Ой, какая огромная... Как целый город! - восторженно шептала девушка, вцеплялась в руку Глаура, уже не боясь его.
 - Она побольше иного города будет, - соглашался Глаур.
 - А мы там не заблудимся?
 - Нет, у каждого народа будут свои флаги. На них обычно и выходят.
 - А имперцев там не будет? - спросила Марина, хотя теперь ей было уже все равно - узнает ли она о судьбе родителей, или нет. Вернуться домой уже не хотелось. Там ее ничего хорошего не ждало.
 - Нет, они не приплывают на варварские праздники.
 - Почему вы называете себя варварами? Это ведь уничижительное именование всех народов, не входящих в границы Империума.
 - Да сами себя мы так не называем, это я объясняю, чтоб тебе понятно было.
 - Мне будет понятно. Я немного уже понимаю эутрейский, - потупилась Марина.
 - Это хорошо. Ну, все, мы на месте. Урок окончен.
  Рамиро кивнул, собрал клочки пергамента:
- На обратном пути проверю.
Драккар спустил парус, гребцы сели на весла, подводя корабль к длинному, выдающемуся в море, как слоновый бивень, причалу. Рядом к нему уже швартовались драккары Ванира, Талиса, Хельга, Кьялли, самого конунга.
 - Сейчас шатры поставим, а завтра с утра уже пойдем по самой ярмарке, - Глаур улыбался.
К вечеру, когда туман скрыл море, на отведенном для эутрериев месте уже возвышались шесты с бело-красными штандартами рода Хирвега. Марину отправили в шатер к Альде - Глаур не намеревался терпеть девушку дольше положенного. Она и плыла-то с ними лишь потому, что ни на чей другой драккар взойти не смогла - боялась. Но сейчас девушка понимала, что лучше ей быть с женщинами, чем мешаться под руками любимому и его будущему супругу. Да и не хотелось.
Альда Торрия с первого же взгляда все поняла. И не сказала ни слова, просто увела Марину в шатер, напоила молоком с каким-то зельем и медом. Девушку от него сморило мигом, а жена конунга раздела ее и принялась осматривать, опасаясь за ее здоровье. Марина была в полном порядке, прошедшая ночь не оставила на ней никаких следов. Марис благоволила своей дочери, дав ей возможность  лишиться девственности и испытать восторг телесной любви одновременно и без боли. Оставалось лишь выяснить, удалось ли им зачать дитя.
 «Посмотрим», - решила Альда, укутывая девушку в теплое покрывало. Она понимала Рамиро, видела неосознанную тоску в глазах сына, но Марину ей было жаль. Впрочем, никто не мешает лет через пять выдать ее замуж, когда любовь к чернокосому имперцу угаснет сама собой. А в том, что так будет, женщина не сомневалась.
 
***
- Ну что, ящерка, ты готов? - Глаур сам нервничал как беременная волчица, готовый покусать любого, кого увидит.
 Рамиро одарил его безмятежным взглядом, похожим на море Империума в штиль.
- Давно готов, любимый.
 Варвар покосился за окно:
- Ну... идем...
  Юноша сделал шаг, остановился, толкнул его к стене, прижимаясь всем телом, поцеловал, заставляя забыть о собравшихся на широком замковом дворе гостях, братьях с женами и детьми, родичах с других островов.
- Вот теперь - идем. Спокойнее, сердце мое.
 Глаур глубоко вздохнул и сделал шаг вперед, за двери, навстречу собравшимся. Их встретила тишина, только хрустел под ногами свежий снег - не первый в этом году, но первый, не растаявший, упавший на скованную заморозками землю. Рамиро чувствовал кожей некоторые недоуменные взгляды - кое-кто из гостей знать не знал, кого в супруги берет Глаур Беспутный.
 Глаур вел его сквозь ряды собравшихся, к невысокому помосту. Юноша шел, расправив плечи, гордо подняв голову. На помосте их ждал конунг и престарелый жрец Бригг, богини, по верованиям эутрериев, заведующей браком, любовью и семейными отношениями. Сам же Рамиро читал про себя канон Соль, богини солнца, и Венис, богини любви Империума.
 Глаур поднялся вместе со своим обрученным, встал напротив жреца. Тот посмотрел на них, вглядываясь в лица пронзительно-черными, как у ворона, глазами. Ничего не спросил и не сказал, только связал зеленой лентой их протянутые руки и провел по лбу одному и второму кончиками пальцев, смоченными ароматным хвойным маслом. Затем взял поданную конунгом шкатулку, вынул из нее обручья, поднял над головой, показывая всем собравшимся. Рамиро знал - раньше на Эутарах существовал обычай: когда вступали в брак мужчины, один из них становился старшим супругом, а второй - младшим. И обручье младшего было серебряным. Жрец показывал всем, что этот брак - равный, хотя обычай уже давно не соблюдался.
 Глаур чуть сжал пальцы Рамиро, напитываясь от него силой - всякие ритуальные обряды его почему-то пугали. Имперец скосил на него глаза, улыбнулся самыми уголками губ, ободряя. Кроме замшевых штанов и полотняных туник-безрукавок, вышитых оберегами, на них не было ничего, но Рамиро было совершенно не холодно. А вот когда его запястья коснулось холодное золото, он вздрогнул. Глаур защелкнул браслет, подставил ему свою руку. Оба браслета были украшены одинаковой чеканкой в виде дубовых веток. Рамиро защелкнул свой на запястье Глаура. И услышал одновременно два голоса: надтреснутый старческий - жреца, объявляющий их супругами, и шелестящий, огромный, как море, голос своей богини, благословляющей этот брак. И поцеловал его Глаур, впервые как своего мужа, с истинным наслаждением.
 В первых рядах гостей тихо ахнула Марина - в ее чреве толкнулся ребенок. А потом все звуки заглушили многоголосые здравицы.