http://www.proza.ru/2014/11/06/1630
Меня интересовало всё-всё вокруг. Хорошо было бывать у родных, неплохо бы и почаще встречаться с братьями, но и кроме них люди вокруг тоже были интересные и самые разные.
Больше всех выделялись, конечно, военные. Особенно командиры (так тогда назывались офицеры). А среди них - лётчики и орденоносцы. А уж после командиров интереснее всех были мороженщики, старьёвщики, точильщики и дворники. И ещё те, кто продавал газированную воду.
Газированную воду продавали женщины с обычно красными мокрыми руками; папа сказал, что машинка, на которой они делают газированную воду называется "сатуратор". На прилавке у них высилось два высоких стеклянных цилиндра с сиропами или с томатным соком. Хозяйка воды нацеживала из цилиндра в стакан немного сиропа и потом подставляла его под струю сильно бьющей газированной воды - так, что образовывалось больше пены, чем подслащённой воды. Она-то и называлась "газированной водой". Иногда по просьбе торговавшей водой тётеньки кто-нибудь из покупателей вращал туда-сюда непонятное колесо сбоку от сатуратора, "заряжал" его.
Все остальные рабочие люди были мужчинами - взрослыми или даже пожилыми.
Старьёвщики с дерюжными мешками за спиной приходили к нам на Кирочную обычно утром или под вечер и кричали что-то неразборчивое раз и другой, и третий. Окна нашей комнаты выходили во двор и крики гулко отражались от стен. Мама расшифровала мне эти протяжные вопли: «костей! тряпок! бутылок! банок!».
Точильщики таскали на себе тяжёлые самодельные точильные станки, и всегда кого-либо из них можно было увидеть в ближайшей округе. На каждом был грязный брезентовый фартук, а из-под затачиваемых ножниц, ножей или коньков летели снопы искр, сопровождаемые шелестом и скрежетом. Рядом стояли хозяева ножниц и какой-нибудь мальчишка. Обязательно.
Очень хотелось быть точильщиком!
Мороженщик в белом фартуке толкал перед собой белую же тележку, часто с тентом и останавливался обычно на углу улицы и никогда у ворот дома; вокруг всегда собиралась небольшая толпа.
В тележке, закрытые крышками, помещались два бака. В одном, видимо, была просто вода, а в другом - само Оно. Мороженое!
Сначала мороженщик открывал бак с водой и окунал в него маленькую поварёшку. Крышка закрывалась. В специальную машинку он помещал круглую плоскую вафлю с выдавленным на ней именем, например, «МАША». Затем открывалась другая крышка. Поварёшка зачерпывала горку мороженого, крышка закрывалась. А поварёшка тут же ловко оставляла мороженое на «МАШЕ»; мелькала рука и мгновенно закрывала его другой вафлей: например, «ВАНЯ» и…
Незаметно как, с помощью какого волшебного движения, но происходило рождение того, что и называлось «Мороженым»! И его нужно было очень аккуратно взять большим и указательным или средним пальцами и вылизывать, экономно вылизывать языком между вафель и, наконец, с сожалением съедать размокших за время вылизывания «Машу» и «Ваню»…
Дворники тоже носили фартуки и либо мели метлой, либо стояли с ней, как с винтовкой, а иногда поливали мостовую длинной и толстой струёй из шланга, временами устремляя её с усмешкой на прыгающих невдалеке мальчишек. Перед самой войной во время учебных тревог, а потом и во время войны те же дворники крутили сирену, цилиндр на стойке с кавалерийским стременем внизу и рукояткой сбоку. Она издавала тот ужасающий воющий звук, от которого всё холодело внутри, и к груди подступала тошнота.
Кроме дворников мостовую поливали также поливальные машины, «поливалки», большие неуклюжие автомобили допотопного вида. По размеру они были больше трёхтонных ЗИСов и двигались медленно. Изредка проезжали такого же вида и размера просто грузовики и тоже медленно. Мы, мальчишки, называли их "пятитонками" и хвастались друг перед другом, кто сколько пятитонок видел сегодня. Или на днях.
А когда играли в пятнашки, и водящий долго стремился осалить только одного из убегавших, раздавались крики: «за одним не гонка – будет перегонка» или «будет пятитонка». Почему «пятитонка» – никто не знал.
Вообще, все хвастались всем: кто сколько штук видел орденоносцев или сколько трамваев-«американок» зелёного (очень редкого) цвета, или мужчин в шляпах – эти, действительно, встречались очень редко. Кто-то где-то видел дяденьку, прыгавшего, как Дядя Стёпа, с парашютной вышки.
А однажды тёмным вечером мы с папой и мамой пошли куда-то (как потом выяснилось, в Александровский парк около Петропавловки), и я видел, как с высокой горы вниз на ужасающей скорости неслась тележка с четырьмя кричащими что-то людьми. И потом эта тележка взмыла резко вверх и, завершив полный оборот, унеслась дальше... Это были «американские горы», сгоревшие незадолго до войны. Я в очаге (детском садике) похвастался увиденным, и зависть вокруг была всем на зависть. Всеобщая!
http://www.proza.ru/2009/01/11/422