Всю зиму 1669 – 1670 г. С. Разин, не имея решительного перевеса по отношению к войсковым атаманам Яковлеву и Самаренину, бездействовал, рассылая своих сторонников по казачьим городкам сходиться весной 1670 г. в Кагальницкий городок и постоянно угрожал Главному Войску и верным Москве атаманам и казакам. На Дону, как когда то в России, установилось смутное время и двоевластие, когда ни одна из сторон не могла рассчитывать на успех. Москва, со своей стороны требовала от Войска Донского усмирить воров, чего то не могло сделать в принципе.
Атаманы Яковлев и Самаренин, лишь требовали от С. Разина и его сподвижников прекратить воровство и повиниться перед государем, не в силах с ними справиться. Разин же, не собиравшийся этого делать, приходил в негодование и затаил злобу за робкие попытки Черкаских атаманов воспрепятствовать казакам уходить на Волгу, и к нему в Кагальник. Он угрожал им расправой и смертью, но пока медлил, видя что время для решительных действий не пришло.
Приехавшим в Главное Войско для ведения переговоров о заключении мира азовцам, Корнила Яковлев и верные Москве атаманы и казаки, отказали в перемирии. В Москву же была послана легковая станица с отпиской: «Приехали в Черкаск из Азова присыльщики для заключения перемирья». В которой казаки прямо объявили причину отказа: « … приехал Стенька Разин с товарищами, и если мимо нас сделает над Азовом какое дурно, то вы нам казакам вперёд, ни в чём верить не станите». В конце ноября, в начале декабря 1669 г. из Войска была отправлена станица атамана Ивана Аверкиева с отпиской, где приводились угрозы Разина.
Зимой 1670 г. Степан Разин, с частью верных ему казаков прибыл в Черкаск, где произошла его встреча атаманом Яковлевым, который стал уговаривать крестника «отстать от воровства», распустить казаков и разоружиться. Но «дорогой крестник», видя нерешительность крёстного отца, обвинил атамана в измене «казацкому» делу и попытался с ним расправиться. Но сила оказалась не на его стороне и казаки, верные Войску и его атаману, скрутили Разина и его сторонников. Взяв мятежного атамана, Яковлев так и не решился пролить казачью кровь и выдать его царю. Хотя за ослушание Главному Войску и его атаману, и фактическую измену, Степан Разин по войсковому праву подлежал смертной казни. Призвав крестника образумиться, Яковлев отпустил Разина.
Но вместо благодарности, Степан затаил ещё большую злобу на крёстного отца и продолжил призывать донцов «известь изменников бояр». В апреле 1670 г. в Черкаск прибыл царский посланник, жилец Евдокимов. Чтобы выяснить, есть ли на Дону какие либо «шатости», а если есть, то что делает старшина, чтобы унять «заворовавшуюся» голытьбу. Посланник привёз государеву грамоту, которая была торжественно зачитана в Кругу: «Великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович … велел всех вас, атаманов и казаков спросить о здоровье…». Казаки остались весьма довольны царским вниманием, благодарили царя за обещание прислать Войску жалованье.
Через два дня, казаки вновь сошлись в Круг, чтобы выбрать легковую станицу в Москву, повезущую войсковую отписку, с которой и должен был возвращаться в столицу Герасим Евдокимов. Но в это время в Черкаск вновь прибыл Степан Разин, с сильным отрядом своих сторонников. Явившись вместе с ними в Круг, Разин спросил казаков, куда и по какому поводу они выбирают станицу. Узнав, что станицу выбирают в Москву, для отправки войсковой отписки с жильцом Евдокимовым, он спросил посланника, от кого тот прислан на Дон, от царя или бояр? Евдокимов ответил, что прибыл от государя с милостливой грамотой на Дон, к войску Донскому.
Разин, недовольный независимым видом и словами посланника, объявил его боярским лазутчиком и стал нещадно избивать, понося последними словами. Не удовольствовавшись этим, он велел верным ему казакам « … посадить Герасима в воду», то есть утопить его в реке. Корнила Яковлев, попытавшийся воспрепятствовать убийству царского посланника и унять разъярённого крестника, сам едва не лишился жизни. Пригрозив ему «смертным убийством», Разин заявил: « …ты владей своим Войском, а я де владею своим Войском».
Избитого посланника, казаки посадили в мешок и бросили в Дон. Бывших с ним служилых людей, разинцы избили и взяли под стражу. Корнила Яковлев, сам не чая остаться в живых, едва унёс ноги с майдана. Вместе с другими атаманами и старшинами, выступившими против Разина, он заперся в церкви. Тот же обосновался в Черкаске, наводя свои порядки и убивая казаков, смевших ему перечить. Многие знатные старшины были умерщвлены и брошены в реку без захоронения. Всех священников Разин велел изгнать из Черкаска с побоями и запретил отстраивать сгоревшую церковь.
Впоследствии, после подавления мятежа и поимки Разина, московское правительство и церковь припомнили атаману его безбожные деяния и богохульства: «А во 178 году (1670 Г.) ты ж, вор Стенька Разин, с товарищи, забыв страх божий, отступя от святые соборные и апостольские церкви, будучи на Дону и говорил против спасителя нашего Иисуса Христа всякие хульные слова и и на Дону церквей Божих ставить и ни какого пения петь не велел, и священников с Дону сбил, и велел венчаться около вербы (по языческому обряду). Да ты ж, вор, забыв великого государя милостливую пощаду, как тебе и товарищам твоим вместо смерти живот дан, и изменил ему великому государю, и всему Московскому государству, пошёл на Волгу для своего воровства и старых донских казаков, самых добрых людей переграбил, и многих побил до смерти и в воду посажал, да и жильца Герасима Овдокимова, который послан был на Дон с его, великого государя милостливою грамотою к атаману Корней Яковлеву и к казакам, убил же и в воду посадил».
Бывший в то время на Дону во главе царских полков воевода Иван Хвостов, попытавшийся пресечь бесчинства, жестоко поплатился. Разин в неистовстве избил его до бесчувствия и ограбил, отчего тот вскоре скончался. Где угрозами, где щедрыми посулами и подарками, Разин собрал под свои знамёна многих казаков, и призвал их, собрав в Круг, идти на Волгу: « … в Русь, чтоб из Московского государства вывести изменников бояр и думных людей, и городских воевод и приказных людей … чорным людям дать свободу».
С поддерживающими его казаками, Разин ушёл в Кагальницкий городок. Куда толпами стали стекаться беглые крестьяне и посадские люди из русских порубежных городов. Все попытки старожилых казаков воспрепятствовать буйному атаману, жестоко им пресекались: «Несколько добрых казаков возвысили свой голос и отведали донской воды». Нужно полагать, их утопили, как и Евдокимова. Но этих злодеяний Разину показалось мало, и он, сам являясь старовером раскольником, стал преследовать священников в казачьих городках и изгонять их с Дона, объявив их «царскими богомольцами». И это при том, что многие священники, выбирались Кругом из казачьей среды. Многие старожилые казаки, недовольные политикой Разина, стали постепенно переходить в Главное Войско, для противодействия ему.
Однако Степан Разин имел поддержку не только среди голутвенного казачества, беглых крестьян и посадских людей. Многие служилые люди, и не только рядовые стрельцы и городовые казаки, поддерживали его в украинных городах. Так лично знакомый с Разиным острогожский полковник Дзиньковский, разделял его взгляды и весной 1670 г., тайно посылал в Кагальницкий городок хлеб мёд вино и порох, обещая поддержку.
Вскоре после прихода Разина в Кагальницкий городок, к нему присоединился известный верховой атаман Василий Ус, приведя кроме казаков толпы беглой гольтепы. Всего собралось около 7000 человек. Однако запас продовольствия закупленный и захваченный в прошлом году, подходил к концу, и кормить всю эту буйную ораву было нечем. Что грозило голодом и взрывом недовольства всех этих толп, жаждущих воли и богатства. Для того чтобы удержать их в повиновении и удовлетворить жажду наживы, нужна была война. Вновь созвав своих сторонников в Круг, Разин снова призвал их «з бояры повидаца». Он объявил, что « … идёт судами и конями в Царицын».
Часть наиболее благоразумных сторонников мятежного атамана, участников Персидского похода, не поддержали атамана и откололись от него. Это произошло по ряду причин. Одно дело погромить и пошарпать персидские берега и походя разбить государевых служилых людей. И совсем другое дело, разорять и грабить города России. Кроме того Турция и Крым, резко усилили экспансию в Причерноморье и при содействии гетмана Дорошенко, захватили часть украинских земель. В любой момент турки и татары могли вторгнуться на Дон, двоевластием и смутой в Войске, и истребить своего злейшего врага – донское казачество.
Дальновидные старшины прекрасно понимали, что рано или поздно, царь двинет на Дон отборные войска для подавления мятежа и тогда казаки окажутся между молотом и наковальней мусульманского мира и Москвы. К тому же после усмирения вольницы Степана Разина, донцы могли потерять многие свои вольности. Однако Разин не задумывался над этим, он горел жаждой мести и не думал о возможных последствиях своего пагубного шага.
Выйдя из Кагальницкого городка, Разин двинул свои войска к Царицыну, желая захватить этот город и сделать его своей опорной базой на Волге. Среди его бойцов было много пеших, что сковывало действия повстанцев. Для того, чтобы решить эту проблему, атаман приказал своей коннице погромить улусы едисанских татар, кочевавших в 30 верстах от Царицына, и отогнать у них лошадей. Внезапно напав, казаки погромили многие кочевья, захватив сотни пленных и табуны лошадей. После этого Разин осадил Царицын, разослав по окрестным селениям гонцов, с призывом к крестьянам, истреблять своих помещиков и идти к нему.
В это время казаки, оставшиеся верными России, собравшись в Черкаске в Круг, решили совершить морской поиск к берегам Крыма, так как в Войске ощущался недостаток продовольствия, а рассчитывать на получение государева жалованья не приходилось. Так как оно если и было бы отправлено на Дон, то сторонники Разина его перехватили. Снарядив 48 стругов, более двух тысяч казаков вышло в море, обрушившись на Крымское побережье, неся смерть и разорение. Конное войско донцов совершило поход под Азов, погромив посад и предместья и азовский паша, в своей грамоте, жаловался посланнику русского царя: «Ныне ваши подданные донские казаки в 30 или 40 стругах вышли в море и подданные государя моего многие убытки причинили». Он и крымский хан требовали от бывшего в Крыму русского посланника отправить на Дон грамоту с требованием прекратить боевые действия. Посланник, опасаясь за свою жизнь, написал к казакам, убеждая их замириться с азовцами и крымцами, чтобы своим своевольством не нарушать мир между Россией и Турцией. На это требование донцы решительно ответили: «В дела государей мы не вмешиваемся, но ищем, где бы получить нам более прибытку» - и продолжили разорение крымских берегов.
Тем временем осада Царицына продолжалась. Разину нужно было во чтобы то не стало его взять. Ведь отсюда было легко сообщаться с Доном, откуда к нему приходили подкрепления, сюда стекались все поволжские гультяи. К тому же в городе было много стругов и других судов, без которых на Волге нельзя было оперативно действовать. На крепостных стенах располагалось большое количество пушек, так же необходимых атаману. В городе находились большие запасы продовольствия и боеприпасов: пороха, свинца, ядер, имелась богатая казна. Кроме этого в Царицыне Разин рассчитывал привлечь на свою сторону многих стрельцов и городовых казаков. Жители города, терпя нужду, просили у казаков позволения выгонять скот на пастбище. Однако атамана Ус, непосредственно руководящий осадой, отказал царицынцам, посоветовав открыть городские ворота.
Но воевода был настроен решительно и пригрозил горожанам расправой. Разин же, не желая штурмовать сильнейшую крепость, решил действовать хитростью. Для исполнения задуманного им плана, он отправил в город отряд перешедших на его сторону стрельцов, под видом присланного подкрепления. Воевода Тимофей Тургенев, не почуяв подвоха, впустил их в город, за что впоследствии жестоко поплатился. Ночью мнимые государевы стрельца разоружили караулы и распахнули перед разинцами крепостные ворота и те ворвались в город.
Воевода с горстью верных присяге стрельцов, отчаянно защищался, укрывшись в городской башне, вместе с племянником и слугами. Потерпев неудачу на приступе, Разин отвёл казаков, блокировав башню. Тем временем в городе начались пиры и попойки победителей, после чего Разин бросил изрядно подвыпивших казаков на штурм башни. После короткого, но кровавого боя воевода Тургенев со своими людьми был взят в плен и казнён на берегу Волги. Всех их кололи пиками, рубили саблями, после чего бросили в реку. Пометав в воду тела Воеводы и стрельцов, казаки разграбили стоящие у причалов суда с казёнными и купеческими товарами и провиантом.
Укрепившись в Царицыне, Разин в Кругу объявил, что пойдёт на Москву, против предателей бояр. Но тут стало известно, что из Астрахани, на помощь воеводе Тургеневу и разгона воровских казаков, выступило 1200 московских стрельцов, под командой стрелецкого головы Ивана Лопатина. Разин тот час двинулся на встречу стрельцам судовой и конной ратью и атаковал их, имея 5000 бойцов. Атакованные с двух сторон стрельцы, стойко отбивались от наседавших казаков и гультяев. Иван Лопатин, видя, что им долго не продержаться против в пятеро превосходящего врага, решил пробиваться к Царицыну, в надежде на помощь его гарнизона, не зная о его захвате. Это предрешило роковой исход. Город встретил стрельцов убийственными пушечными залпами и общей атакой разинских ратей. В побоище погибло свыше 500 стрельцов. Оставшихся в живых, Разин принудил стать гребцами на своих стругах.
Обо всех этих событиях можно узнать из обвинения выдвинутого Разину, после его выдаче Москве: «Ты ж, вор Стенька, пришед под Царицын, говорил царицынским жителям и вместил воровскую лесть, будто их царицынских жителей, ратные люди по государеву указу посланы были на Царицын им же на оборону; и царицынские жители по твоей прелести своровали и город тебе здали; и ты, вор воеводу Тимофея Тургенева и царицынских жителей, которые к твоему воровству не пристали, побили, посовав в воду, ходил против ратных людей, которые шли на службу великого государя на Царицын с головою стрелецким с Иваном Лопатиным и с полуголовою с Фёдором Якшиным, и с ними бился, и обманом их побил, и голову стрелецкого Ивана Лопатина и сотников, и десятников, муча разными муками, посажал в воду, и с насадов великого государя хлебные запасы и промышленных людей всякие товары поимал».
Астраханский воевода, князь Прозоровский, получив известие о подходе Разина к Царицыну, 10 апреля 1670 г., выслал для усиления городского гарнизона 400 рейтар и 400 нагайских татар, под командой Леонтия Плахова. Однако те, из-за стремительно развивающихся событий, подошли к Царицыну после его взятия и начавшейся там резни. От захваченных у города казаков, Плахов узнал о истреблении 1200 московских стрельцов: « … бунтовщики казаки город Царицын взяли и в том месте 1200 московских стрельцов убили и в Волгу бросили; а иные вести пришли, что степные татары между собой войну имеют».
Все эти события заставили Леонтия Плахова спешно возвращаться к Чёрному Яру, послав гонцов к князю Прозоровскому с известием о намерении Разина двигаться к Чёрному Яру. Получив столь тревожные известия, Прозоровский собрал совет в доме астраханского митрополита Иосифа. На нём было решено выслать на встречу воровским казакам князя Семёна Львова, под начало которого было дано 2600 стрельцов, которыми командовали: « … полковником был Иван Русинский, полуполковник Яков Виндронг и иные начальники иноземцы: капитан Павел Рудольф с пасынком своим Людовиком Фабрицициусом, капитан Роберт Бейн, капитан Николай Шак».
Войска вышли из Астрахани 25 мая на 40 стругах, имея по одной медной пушке на струге и прочие запасы. 4 июня 1670 г. флотилия князя Львова подошла к Чёрному Яру. Однако город был уже захвачен разинцами и там уже во всю шла резня оставшихся верными царю служилых людей и дворян. Большинство черноярских стрельцов и рейтар, изменили присяге и присоединились к Разину. Черноярский воевода Иван Сершевский, стрелецкие головы и сотники были казнены, а их имущество разграблено. Астраханские стрельцы так же оказались ненадёжными, и тот час предали воеводу. Взбунтовавшись они перебили иноземцев и своих начальных людей, сохранив жизнь лишь князю Львову, которого передали Разину. Тот же, после обычных пыток и издевательств, казнил воеводу.
На следующий день, 5 июня, в Астрахань с печальным известием о предательстве стрельцов, прибыл сотник Данила Тарлыков, чудом избежавший смерти: «Того ж году июня в 5 день приезжал в Астрахань коньми с Чёрного Яру астраханский сотник Данила Тарлыков с черноярскими стрельцами и возвестил боярину, что астраханские стрельцы и всякие конные служивые на Чёрном Яру изменили, предались к вору Стеньке и голов стрелецких и сотников, и всяких чинов людей, кои не предалися, побили, токмо жива оставили князя Семёна Ивановича Львова».
Известие о случившимся в Царицыне и в Чёрном Яру, вызвало сильное брожение умов астраханских обывателей и стрельцов. Посыльщики Разина, тайно проникая в город, смущали их умы щедростью атамана, его братскими отношениям с рядовыми казаками, полководческими талантами и удачливостью. Пеняя при этом воеводской строгости и надменностью его дворян и приказных людей. Недовольство князем всё возрастало, но похоже это его не волновало.
У него были другие проблемы. В Москву было необходимо отправить отписку с известием о всё более расширяющемся восстании под предводительством С. Разина. На совещании у митрополита Иосифа, было решено отправить отписку с гонцами, через крепость Терки. Так как незадолго до этого в астраханских степях вспыхнул пожар междуусобицы: « … в то время на степи у чёрных калмыков с волжскими камыками и у едисанских мурз Большого и Малого Нагаю с енбулаками междуусобие великое и сеча была, и степью никоими делы проехать не мочно». На совещании было решено отправить в Москву, счастливо спасшегося сотника Данилу Тарлыкова с двумя стрельцами, Ивана Караулова с товарищем, и пятью юртовыми татарами. Они должны были через Терки попасть на Дон, а оттуда отправиться в Москву. Однако гонцов всю дорогу преследовали несчастья. Во время переправы, сотник Тарлыков утонул, а остальных настигли преследовавшие их разинцы, изрубив часть из них.
Тем временем в Астрахани обстановка накалилась до предела. Толпы горожан и стрельцов, прельщённые разинскими посланниками, в любой момент могли поднять мятеж, на подавление которого у воеводы не было ни сил, ни средств. Одним из поводом для возмущения, стала задержка стрелецкого жалованья, из-за отсутствия в казне денег, в связи с грабежами и разбоями на Волге и во всём крае. На это и стал ссылаться Прозоровский, обвиняя во всём Степана Разина. Он призывал стрельцов « … изменника Стеньку Разина не слушать и радеть бы великому государю, и град Астрахань оберегать, а на его изменничу прелесть не полагаться». Однако стрельцы, подстрекаемые разинскими лазутчиками, слушать воеводу и требовали денег.
Видя что стрельцы готовы взбунтоваться, митрополит Иосиф, дал от себя 600 рублей и от монастыря 2000 рублей: « … даде от себя келейных своих денег 600 рублёв, да с Троицкого астраханского монастыря взято 2000 рублёв, и все те деньги розданы астраханским стрельцам в жалованье за четыре дни до взятия Астрахани от Стеньки Разина с товарыщи». Но эти деньги уже не могли спасти положение. Астраханцы активно сносились с ватагами разинцев.
Воевода Прозоровский, тем временем не терял надежды отразить Разина, но видя ненадёжность стрельцов, доверил крепостную артиллерию голландцам, составлявших команду большого многопушечного корабля «Орёл», и прочим иноземцам: немцам, англичанам, персам и черкесам. Крепостной артиллерией был назначен командовать капитана «Орла», Бутлер. Устройстройством и обновлением крепостных валов ведал англичанин Билли. Персидский посол, с отрядом сопровождения, так же должен был оборонять часит крепостной стены. Врат воеводы, Михаил Прозоровский, с оставшимися верными стрельцами, оборонял вознесенские ворота.
22 июня 1670 г. к стенам Астрахани подошёл Степан Разин со своей армией: «Он же богоотступник Стенька Разин, вор и изменник, с товарыщи пришед под Астрахань и стал у Жаренного бугра, и прислал два струга с воинскими людьми к Астрахани и велел стать за рекою у Зелёного городка, а к Астрахани в лодке прислал воздвиженского попа Василия да князь Семёнова человека Львова». прибыв в город, они стали подстрекать астраханских стрельцов к бунту, а капитана Бутлера и прочих иноземцев, не оказывать сопротивления при штурме города. Вскоре они были схвачены людьми Прозоровского, но под пытками ни чего не сказали. По приказу воеводы, попу Василию «заклепали» рот и бросили его в темницу, а его товарищу отрубили голову, в виду казачьих стругов.
Видя непреклонность Прозоровского, Разин велел своим стругам пристать ниже Астрахани, у виноградных садов и разбить там лагерь. Видя грозящую городу опасность, митрополит Иосиф, на совете с воеводой, решили разрыть плотины окрестных прудов и спустить из них воду: « … повелели и с прудов воду испустить на солончик, кругом Белого города, и бе вода около града велика». Затопив прибрежные низменности, воевода затруднил действия разинцев, не нанеся им существенного урона.
Разин тем временем отправил в Астрахань ещё двух нищих «крамольников», но их вскоре задержали персы и доставили в приказную палату, где те, под пытками один из них сказал: « … что похвалился вору Стеньке Разину в приступное время Белый город нощию зажечь». Князь Прозоровский велел их тот час казнить.
Между тем разинца продолжали готовиться к штурму города: устанавливали пушки и сколачивали штурмовые лестницы. 23 июня Разин велел поджечь Татарскую слободу, чтобы иметь свободное пространство для манёвра. Воевода же готовился к его отражению: собрав у себя стрелецких голов, сотников, пятидесятников и лучших стрельцов, он призывал их, не щадя жизни оборонять Астрахань. После этого, приняв благословение митрополита Иосифа, Прозоровский ушёл на валы и стены города, где непрестанно взывал к стрельцам « … стоять мужественно противы бунтовщиков, представляя им всю низость мятежников, поднявших оружие на своё отечечество». Но всё было тщетно, стрельцы не желали сражаться. 24 июня, во втором часу ночи, Разин повёл свои отряды на штурм города у Вознесенских ворот. Приставив лестницы к стенам, казаки и гультяи устремились наверх.
Засевшие в башнях и в «подошвенных боях», пушкари Томилы и иностранные наёмники, открыли по ним жестокий огонь картечью. В других условиях штурм был бы отбит: 460 пушек, мощные стены, крутые валы и многочисленный гарнизон, могли не один месяц сдерживать натиск и более сильной армии. Но астраханские стрельцы и жители подняли мятеж и перебили иностранных пушкарей, и оставшихся верных присяге стрельцов. В городе началась резня. В числе первых был убит брат воеводы, Михаил: стрельцы расстреляли его у крепостной стены. Сам воевода, князь Иван получил тяжёлую рану в живот и был едва спасён стрелецким пятидесятником Фролом Дурой, который принёс его в соборную церковь астраханского кремля куда стали « … прибегаша дьяка и подъячие, и головы стрелецкие и соборные церкви затвориша, чтоб их воров и изменников не пустить».
Тем временем казаки ворвались в город и вместе с мятежными стрельцами и астраханскими жителями продолжили избиение иноземцев и стрельцов, оставшихся верными присяге. Подробности этой резни мы можем узнать из записок голландца Стрейса: « … пришёл к нам полковник англичанин Фома Бапле (Билли) и сказал, что весь город изменён и стрельцы его полку лицо и ноги ему копьём прокололи, потому, что он весь был в латах, и для того невозможно было его до смерти убить, и того ради, что он сказал им, чтоб верно служили и не яко казаки бунтовали».
К полудню 24 июня истребление защитников подошло к концу. Капитан Виндерос был связан своим слугой и зарезан. Капитану Бутлеру повезло больше, видя гибель Виндероса, он решил бросить батарею и бежать с уцелевшим лекарем с «Орла»: « … помятуя, что башнею бойница бывала, что нам можно через ту уйти, дабы наши стрельцы нас всех порубили, я велел лекарю и слуге его и двум матросам за собою идти, и к башне мы пришли, велел я караульщикам нас пропустить, … из городу из мушкетов крепко по нас стреляли, а в нас не попали, и то уже третий час дня».
Митрополит Иосиф, узнав о ранении воеводы, тот час прибыл в соборную церковь для его утешения и причастия. В церкви, кроме раненого воеводы Прозоровского и других служилых и приказных людей, собрались многие горожане с жёнами и детьми, в надежде найти здесь спасение, от обезумевшей от крови и насилия толпы. Но их надежды оказались тщетными.Дьяки Табунцов и Фролов, со стрелецкими головами и сотниками, заперли ворота сев в осаду: « … чтоб их воров и изменников не пустить».
Разин, войдя в город, через Пречистенские вороти и житный двор, и узнав об укрывшихся в соборной церкви служилых и приказных людях, приказал ломать двери церкви и избивавать укрывшихся в ней. Мятежные стрельцы и казаки стали тот час ломиться в неё: «Прежде реченный же пятидесятник Фрол прозваньем Дура, многих воров резаше ножом. Они же воры, сквозь железные двери в соборную церковь стреляша ис пищали и за стольким местом у некоей жены убили младенца полутора года … та же пищаль пробило киот пресвятые владычицы Казанские … Того же пятидесятника Фрола из соборные церкви похватавше и близь церкви всего изсёкша на части».
Воеводу Прозоровского сбросили с крепостного раската, на землю. Дьяков Романа Табунцова и Елистратия Фролова, стрелецкого голову Алексея Соловцова, сотников, пятидесятников и подьячих изрубили под раскатом, связав им руки. Вскоре погибшие были похоронены в братской могиле у Троицкого монастыря. Бывший при их погребении монах счел 441 убитых. В руках разинцев оказался почти весь город. Лишь в двух башнях ещё оборонялись иноземцы. Персидский посланник Юсуф Ханбек со своей свитой отбил несколько пристапов, но видя безвыходность своего положения, решил сдаться на милость победителей. Но тут же был ограблен и убит. Во второй башне засели семь черкесов и два пушкаря, отбивавшихся до тех пор, пока не закончился порох. После чего они, спустившись с башни, попытались уйти в степь, но были настигнуты погоней и изрублены.
Истребив защитников города, Разин начал его разграбление: « … пойде он, вор Стенька Разин с единомышленниками своими в приказную палату, у которые были казна государева, что взята у астраханского воротника Михайла Лаузина золотые червоные ефимки, соболи и котлы, и всякий товар после его смерти, и которые деньги по приводным делам и их боярские дворы и животы, и голов стрелецких, и дворян, и подьячих, и посадских людей дворы их и животы, и в рядех лавках и гостиные дворы русской, гилянской, и индейской, бухарской, все без остапку пограбили и свозили в Ян Горчнев городок ради раздела своего».
Разграблением Астрахани атаман руководил лично. Приказав вначале разграбить приказную палату, дома князей Прозоровских, дьяков и подьячих, стрелецких голов и дворян. Каждый, кто имел богатство и достаток, тот час лишились не только их, но зачастую и жизни: «Той же вор и богоотступник Стенька Разин, ездя на коне по граду, за малое нечто людей всякого звания, кто бы ни был, закалая, посекая, а иных в воде и потапляя, и иным же руки и ноги отрубив, оставляя … на съедение».
Видя такую жестокость и безнаказанность в убийствах и грабежах, астраханские жители, перешедшие на сторону Разина, принялись сводить счёты с соседями, грабя, истязая и убивая их: « … збирая круги, и кто у них не послушает, бьют палками и вешают за ноги, и единого повесиша за шею и той умре». Казачьи жёны, ушедшие в поход с мужьями, захватывали дома приказных людей и дворян, изгоняя из них с побоями их семейства.
Разграбив Астрахань, но не удовлетворившись этим, Разин продолжил казни. Схватив прятавшихся у митрополита Иосифа сыновей воеводы Прозоровского, он стал лично допрашивать старшего сына – Бориса, выпытывая, где деньги собранные тамажней: «Стенька Разин, с товарыщи, напився пьян, у кабака стоя, прислал ясаула своего к митрополиту Иосифу и велел взять и перед себя привесть князя Бориса Ивановича Большого, приведену же ему, бывшу пред него, нача вопрошати его о таможенных пошлинных деньгах, что де отец твой такими деньгами завладел».
Сын князя Прозоровского на это ответил, что все пошлинные деньги сданы в приказную палату, стрельцам на жалованье, и сданы казначею, подьячему Алексею Алексееву, который их выдал служилым людям. Разин велел тот час привести казначея. Тот был сыскан и подтвердил, что воевода денег не присвоил, а роздал всё стрельцам. Кому и сколько, сказал Алексеев, то есть в разрядных книгах. Раздосадованный этим обстоятельством, стал требовать от юноши сведения о имуществе и деньгах их семьи: «И князь дерзновенно рече: « … животы де отца моего вы пограбили, и отдавал те животы казначей наш, а возил их твой ясаул Ивашка Андреев Хохлач». Такой ответ не пришёлся атаману по душе и он велел повесить сыновей Прозоровского на крепостной стене за одну ногу. Подьячего Прокофьева, Разин велел « … захватя за ребро, повесить на висилице». На следующий день, Разин приказал бросить под раскат, на съедение воронам, а младшего и подъячего, отдал матерям для похорон. После этого атаман продолжил пытки и казни оставшихся в живых дворян и приказных людей. Их жгли огнём, вешали за рёбра. Жён и дочерей казнённых атаман отдал на поругание своим сподвижникам, а священникам приказал, с ними венчать. Тех же священников, кто отказывался выполнять его волю, тут же топили в Волге.
Ограбив дворян и приказных, Разин велел грабить дома священников и монастыри. Ворвавшись к ним, казаки и астраханцы стали пытать и истязать монахов и монахинь, требуя выдать спрятанные деньги и сокровища. Капитан Бутлер, спасшийся бегством из Астрахани с корабельным лекарем и немногими своими людьми, вскоре был пойман стрельцами на Каспийском море и доставлен к Разину, который по прихоти судьбы пощадил его и остался при атамане. Вскоре Бутлер попал в немилость у Разина и лишь по ходатайству лекаря и голландца Фабера, бывших у атамана в фаворе, его пощадили. Впоследствии, после ухода Разина в Саратов, Бутлер был отпущен с персидскими и индийскими купцами в Персию.
Тем временем мятежный атаман собрался идти в поход на Саратов. Астраханцы, узнав об этом, пришли к нему в большом числе с челобитной, чтобы тот позволил им разыскивать бежавших дворян и приказных людей, и истреблять их. На это атаман ответил: « …как де он из Астрахани пойдёт, и они б чинили как хотят; а для де расправы оставляет он им казаков в атаманы Ваську Уса, Ивана Терского и Федьку Шелудяка». После чего Разин велел вывести всех жителей города и привести их к присяге и крестному целованию. Однако часть оставшихся в живых священников, отказалась это сделать и стала его изобличать атамана в измене государю. Разин не стерпел такой дерзости и велел всех священников тот час утопить в Волге; одному же перед этим, « … руку и ногу велел отсечь».
Поверстав астраханцев в казаки, Разин 20 июля двинулся вверх по реке на 200 судах, имея 20000 войска. По берегу шла казачья конница в 2000 сабель. Через 40 дней после ухода Разина из Астрахани, 30 августа 1670 г., в городе вновь вспыхнули грабежи и бесчинства. Казаки и горожане, получив от атамана благословение на истребление ещё уцелевших дворян и приказных, продолжили их резню и избиение: вламывались в дома, грабили и предавали смерти. В доме митрополита Иосифа искали скрывающегося главного смотрителя государственных рыбных промыслов Ивана Турчанинова. Самому Иосифу, пытавшемуся прекратить произвол и бесчинства, грозили смертью за отстаивание боярских интересов, поносили его последними словами и уходя пообещали: «Только тебе у нас не уцелеть». .
В августе, когда Степан Разин с главными силами повстанцев пошел вверх по Волге. Вверх по Дону он послал трехтысячный отряд во главе со своим братом Фролом Разиным. Впереди с 23 донскими казаками шел атаман Федор Колчев. У него было важное поручение — установить контакт с полковником Иваном Дзиньковским. Узнав о прибытии Колчева в село Колыбелку, Дзиньковский через посыльного уведомил его, что для перехода острогожцев на сторону повстанцев достаточно прибыть от Разина «хотя де человек пять, не только что 23 человека», советует ему идти «наспех», чтобы опередить уже двигавшиеся из Белгорода войска князя Ромодановского, и заверяет, что «как де они придут и засядут Острогожской и Ольшанской, и Коротояк до боярского приходу, так де и все украинские города будут с ними».
9 сентября, на рассвете, разницы подошли к Острогожску и по приказу И. Дзиньковского были пропущены в крепость. На созванном по казачьему обычаю круге полковой писарь Марк Жуковцев зачитал привезенное Колчевым письмо от Степана Разина: «Пишет Вам Степан Тимофеевич всей черни. Кто хочет богу да государю послужить, да великому войску, да и Степану Тимофеевичу, и я выслал казаков, и Вам бы за одно изменщиков выводить и мирских кровопивцев выводить. И мои казаки како промысел станут чинить и Вам идти к ним в совет и кабальные и опальные шли бы в полк к моим казакам».
Круг порешил: «воеводу Мезенцева посадить в воду, подьячего и откупщиков убить, «тюремных сидельцев» выпустить, казенное имущество опечатать и тут же «безвесно скорым шагом» с поднятыми знаменами идти к соседней крепости Ольшанску». Вечером того же дня разницы и острогожцы, которых «пошло с ними ста с 4», подошли к Ольшанску, население которого тут же перешло на сторону восставших. По общему приговору ольшанского воеводу Беклемишева казнили, сбросив с башни, а двух особо ненавистных «начальных людей» утопили. Взяв порох, свинец и пушки, восставшие вернулись в Острогожск и стали готовиться к походу на Коротояк.
А тем временем к Острогожску приближались два полка белгородского воеводы Ромодановского и «четыреста ратных людей» из Воронежа под начальством Ивана Михнева. В самом Острогожске священники, богатые торговые люди и часть казацкой старшины организовали заговор. Возглавили его наказной атаман Герасим Карабут и протопоп Троицкой соборной церкви Андрей Григорьев. В ночь на 12 сентября заговорщики тайно напали на повстанцев, схватили И. Дзиньковского, Ф. Колчева и их помощников, а остальных разоружили, связали и заперли в подклетях крепости. Попытка жены Дзиньковского Евдокии сообщить о случившемся Фролу Разину успехом не увенчалась, ее посланец был перехвачен. Теперь все внимание прибывших военачальников было направлено на Коротояк, куда на 70 стругах подплывали казаки Фрола Разина. 27 сентября у стен Коротоякской крепости произошел четырехчасовой бой. Перевес правительственных войск был значительным. Разницы отступили, погрузились на струги и поплыли обратно, вниз по Дону
Вернувшийся в Острогожск воевода князь Ромодановский поспешил учинить расправу над восставшими и тем самым запугать еще волновавшееся население. 27 сентября до его приказу были расстреляны полковник Иван Дзиньковский, полковой писарь Марк Жуковцев, обозннй Никита Волнянка, сотники Яков Чекмез и Василий Григорьев, а также Федор Наугольный, возглавивший примкнувших к восстанию стрельцов. Запоздавшая царская грамота предписывала четвертовать зачинщиков, а потом повесить. Чтобы выполнить волю царя, эту экзекуцию совершили уже над мертвыми. Разинского атамана Федора Колчева заковали в «железы» и под конвоем отправили для дальнейших допросов сначала в Белгород, а потом в Москву, где вскоре и казнили на Болотной площади.
Многих повстанцев после жестоких пыток повесили на виселицах, поставленных вдоль реки Тихой Сосны. Жене полковника Евдокии Дзиньковской отрубили голову. Детей Дзиньковских сослали в Сибирь.
На Северский Донец был отправлен другой разинский атаман, Леско Черкашенин, действовал он довольно успешно и вскоре его отряды заняли ряд городов и подошли к Харькову. Тем временем Степан Разин подошё к Саратову и взял его в осаду. Не желая штурмовать столь укреплённый город, своим плохо обученным войском, он применил тактику опробованную под стенами Астрахани – отправил к саратовским жителям своих приверженцев. Они «воровскими» призывами и посулами быстрого обогащения, и большой добычи, склоняли саратовцев к измене: « … и саратовские жители тебе город сдали по твоей воровской присылке. А как ты вор, пришёл на Саратов, и ты государеву денежную казну и хлеб и золотые, которые были на Саратове у дворцового промыслу, всё пограбили, и воеводу Кузьму Лутохина и детей боярских побили». Город пал и его постигла участь Астрахани.
Усилившись примкнувшими к нему саратовскими стрельцами, горожанами и беглыми крестьянами, Разин, с частью своих войск двинулся судами к Самаре, оставив в Саратове атаманом Григория Савельева. Конные и пешие его полки, под командой Фрола Разина и астраханца Максима Осипова, устремились к Тамбову и Ломову, разоряя по пути помещичьи усадьбы и все государственные учреждения. Во все окрестные города и сёла, атаман разослал своих гонцов с воззваниями, в которых сообщал, что идёт из Астрахани в Москву, по повелению великого государя, для истребления изменивших ему бояр, думных и приказных людей, дворян, стрельцов, солдат и купцов. В своих воззваниях Разин так же сообщал, что вместе с ним идёт «царевич» Алексей Алексеевич (умерший 17 января 1670 г.), а так же бывший патриарх Никон, и по тому он, Разин, всех вооружиться, и встать на защиту государя.
Не смотря на очевидную лживость этих утверждений, во многих городах и сёлах, они возымели своё действие; крепостные крестьяне, горожане и стрельцы, пришли в возмущение и взбунтовались. Восставшие принялись истреблять дворян, детей боярских и приказных людей, жечь и грабить помещичьи усадьбы и приказные избы. Огонь этого пожара распространялся с невероятной скоростью. И отряды разинцев беспрерывно пополнялись новыми толпами мятежников, за что получали награды от Разина, довольного тем что те, в качестве знака своей верности и преданности, приносили ему отрубленные головы его врагов. Выдав своим сподвижникам двух месячное жалованье, атаман призвал их к дальнейшим бесчинствам и неповиновению властям: « … братья отомститеся над вашими мучители и неприятели, которые вас горше бусурманов и поганых в холопстве держали, аз пришёл вас всех освободить, вы мои братья и дети, дерзайте мужественно и верно».
Однако Разина ждали и неприятные известия. 2000 донских казаков, во главе с атаманами Фролом Минаевым и Яковом Гавриловым, ушли на Дон, увезя с собой захваченную добычу. Они больше не желали участвовать в антимосковском мятеже, прекрасно понимая, что он рано или поздно закончится катастрофой. Всего в армии Разина насчитывалось около 4000 донских казаков. Ещё 2000 – 3000 донцов было в Кагальницком городке и на Северском Донце. По сообщению небезызвестного подьячего Посольского приказа Григория Каташихина, бежавшего в Швецию, казаков в это время на Дону было 20000 человек. Таким образом, атамана С. Разина в его начинаниях активно поддержало не более трети Войска.
Тем временем, взбунтовались жители и стрельцы Камышина и Самары, устроив резню всех тех, кто остался верен царю. Их дома и имущество также были разграблены. Самарский воевода Иван Алфимов, после пыток и издевательств был казнён. Разинцы же, празднуя свою победу, устраивали грандиозные пиры и попойки, что разлагало войско и задерживало быстрое её продвижение.
Другая же часть армии Степана Разина, под командой его брата Фрола и астраханца Максима Осипова, после неудачи под Острогожском, заняла Тамбов, Шацк, Темников, Ломов, Алатырь и дошла чуть ли не до Нижнего Новгорода. Разинцами был взят и разграблен монастырь Макария Желтоводского. Молва о необыкновенных успехах Разина и призывы его сподвижников, вызывали всё новые и новые восстания среди повожских народов: татар, мордвы, чуваш, башкир, чьи отряды присоединялись к ватагам мятежников, в надежде на добычу от грабежей и разбоев. Правительственные войска не успевали их подавлять, отступая под натиском превосходящих сил неприятеля. То там, то здесь, бунтовали подстрекаемые разинцами стрельцы, что собственно и позволяло плохо вооружённым и ещё хуже обученным отрядам мятежников взять множество городов.
В Москве наконец осознали всю опасность вспыхнувшего на Юге страны мятежа, и Алексей Михайлович велел отправить на его подавление верные ему полки нового строя, подготовленные и обученные европейскими инструкторами. Ими командовали лучшие полководцы русские полководцы того времени, князья, Долгорукий, Щербатов и Борятинский. Князь Щербатов выступил из Арзамаса против атамана Максима Осипова. У села Мурашки произошо первое крупное сражение, во время которого разинцы были разгромлены и отступили к селу Лыскву и Макарьевскому монастырю. Здесь они были настигнуты, на голову разбиты и вновь бежали.
Князь Долгорукий, тем временем жестоко подавлял бунты в Тамбовском, Пензенском и Самарском уездах. Князь Борятинский с 1300 солдатами и рейтарами, двигался по левой стороне Волги, безжалостно изгоняя и истребляя мятежные толпы. Он спешил к Симбирску и подошёл к нему 31 августа 1670 г. на четыре дня раньше Степана Разина. Но у князя было слишком мало солдат и ещё меньше надежд на успех. Тем не мение Борятинский был настроен решительно и писал царю «Со мной пришло ратных людей немного. … Промысел чинить буду сколько милосердный Бог помочи подаст». 4 сентября к Симбирску подошла армия Разина и осадила его. Атаман рассчитывал на быстрое падение города, имея в нём множество доброжелателей и сочувствующих. Однако приход князя Борятинского, спутал все его планы.
В ночь на 5 сентября, опасаясь подхода других царских полков, бросил свои войска на штурм Симбирска, рассчитывая на переход стрельцов и горожан на свою сторону. Жители города, действительно взбунтовались, но вот четыре стрелецких полка, остались верными данному ими крестному целованию. Воевода князь Милославский, предвидя бунт, заперся со стрельцами и приказными людьми в городском кремле, и отбил все приступы нестройных толп горожан. Осаждённые сражались отчаянно, так как знали, пощады им не будет. Так же насмерть стояли в укреплённом лагере 1300 солдат и рейтар князя Борятинского.
Осаждавшие, понеся большие потери, отступили. Весь следующий день Разин приводил свои войска в порядок. Тем временем он продолжал непрерывно рассылать по всей России «прелестные письма», призывая народ подняться против всех «мирских кровопийц». Он в них писал, что идёт истреблять всех бояр, дворян и устанавливать на Руси казацкое устройство: «Я не хочу быть царём, а хочу жить с вами как брат». Народ продолжал верить отчаянному атаману и идти к нему на соединение.
Но искренне ли желал атаман дать свободу крепостному крестьянству или только мстил Москве, за казнь своего брата? По этому поводу есть большие сомнения. Ведь Разин призывал идти на Россию не только сбитых с толку крестьян, но и ее злейшего врага – крымского хана.
Воспользовавшись суточной передышкой, атаман снёсся с симбирцами и договорился с ними о совместных действиях. В ночь на 7 сентября. Разин бросил свои полки против войск Борятинского, чтобы отвлечь от города. Тем временем симбирцы, при поддержке проникших в город казаков, бросились на штурм кремля, в котором укрепились стрельцы князя Милославского, но были с большим уроном отражены. Солдаты и рейтары Борятинского, так же отразили натиск разинцев и сами перешли в наступление, но к городу не смогли пробиться из-за малого своего числа.
Видя, что сил для разгрома мятежников слишком мало, князь Борятинский отвёл своих солдат в укреплённый лагерь у Тетюшан, угрожая неожиданным ударом армии Разина с тыла. В результате план взятия Симбирска провалился. Князь Мстиславский подавил восстание горожан и отбил все приступы разинцев.
Между тем, затянувшаяся на месяц осада, позволила казанскому воеводе Урусову собрать войска, основу которых составили солдатские полки нового «заморского» строя, обученные и подготовленными немецкими офицерами-инструкторами. Командовать ими было поручено уже отличившемуся князю Борятинскому, полководцу деятельному и энергичному. Получив значительные подкрепления, Борятинский двинулся к Симбирску и атаковал войска Разина. Началось кровопролитное сражение, длившееся целый день. Обе стороны проявляли чудеса храбрости и ни кому из них, долго не удавалось переломить ход битвы: «Люди в людях мешались и стрельба ружейная и пушечная била в упор».
Видя, что слабо обученные и слабо организованные толпы крестьян дрогнули и были готовы побежать, Разин бросил в бой свой последний резерв – казачью конницу, единственно по настоящему, боеспособную силу. Но казаки лишь на время смогли остановить натиск лучших солдатских полков. Сражавшийся в первых рядах Степан Разин был ранен: « … рублен саблей, застрелен из пищали в ногу». Кроме этого атаман ошеломлён сильнейшим ударом в голову, нанесённым известным силачом Семёном Степановым из Алатыря. Подоспевшие казаки успели Разина отбить, но сражение было проиграно. Крестьяне, составляющие три четверти армии Разина, отступили, дав возможность Борятинскому пробиться к Симбирску.
В ночь с 3 на 4 октября, Разин, пытаясь спасти положение и поднять боевой дух своих соратников, решился на ночной штурм города, но получив известие о подходе новых русских полков, бросил крестьянские толпы и стрельцов на произвол судьбы и ушёл с казаками стругами вниз по Волге. На утро крестьяне и стрельцы с ужасом узнали о бегстве своего предводителя и в панике, бросив осаду бежали к стругам. Видя это, русские воеводы, выйдя из Симбирска и укреплённого лагеря, ударили по бегущим толпам мятежникам, безжалостно их истребляя. Расплата была жестокой. За пролитую кровь платили кровью и сторицей. Теперь уже правительственные войска, сотнями рубили, топили и вешали бунтовщиков.
Таким образом, казавшаяся непобедимой армия Степана Разина рассыпалась как карточный домик, от одного удара хорошо обученных войск. Атаман, привыкнув к лёгким победам, оказался неспособен организовать серьёзное сопротивление, а его проволочка под Симбирском, и желание во чтобы то ни было взять непокорный город, привела к катастрофе. Евграф Савельев, в своей «Истории казачества», характеризует бегство Разина, как «легкомысленное оставление в ночь под 4 октября 1670 г. на произвол судьбы своих сподвижников».
Но так ли это было на самом деле? Личное мужество атамана не ставиться под сомнение, он храбро сражался с турками, крымцами, нагаями, персами и россиянами. Почему вдруг вождь «освободительного движения» бежит после первой же неудачи, вместе со своими ближайшими сподвижниками, казаками, даже не обнажив оружия и бросив крестьянские толпы на расправу победителям? Да потому, что реальный Разин, а не его мифологизированный персонаж, ставил перед собой совсем другие задачи – месть Москве, взятие богатой добычи, и в конце концов верховной власти на Дону, по примеру украинских гетманов. И подавляющее число поддержавших его донских казаков, шли на Волгу и Каспий для личного обогощения. Они шли за дорогими Зипунами, а отнюдь не класть свои головы за некую мифическую свободу крепостных крестьян. Вот почему 4 октября казаки во главе с Разиным бежали на Дон. Ведь Симбирск взять уже было нельзя, а во взятых городах они захватили громадную добычу и умирать было в принципе не за что. Тем более платя своей кровью и жизнью.
Но Разин не учёл одного, как это бегство будет расценено в Войске Донском. А оно было расценено как трусость. А на Дону могло быть прощено многое, за исключением измены Войску, православной вере и трусости. Оставив своих боевых товарищей на произвол судьбы и врага, покинув поле боя, атаман подписал себе смертный приговор. Если для него, крестьяне и стрельцы, были лишь пушечным мясом, а не боевыми товарищами, то донское казачество, в массе своей, имело диаметрально противоположную точку зрения, ибо в походе атаман отвечает за всё и за всех. В результате чего Дон отшатнулся от воровского атамана.
В октябре 1670 г. воронежский воевода Бухвостов, узнав о возвращении на Дон казачьих отрядов Разина из под Симбирска, опасался подхода к городу воровских казаков и «шатости» горожан, и стрельцов. Он писал в Москву, что в городе в любое время может произойти мятеж, так как « … у воронежцов и всяких чинов людей на Дону в казаках у многих сродичи». Подобная отписка пришла в Москву и от тамбовского воеводы Е. Пашкова: « … на танбовцов в нынешнее смутное время надеетца не на ково, потому, что у … танбовцов на Дону братья и племянники и дети, а иные у вора у Стеньки Разина».
Тем временем на Дону события разворачивались своим чередом. Летом 1670 г. в Черкасске произошёл большой пожар, и большая часть городка, включая и церковь Вознесения Христова, выгорела до тла, и казакам пришлось заново отстраивать Главное Войско. Как уже говорилось выше, к осени на Дону ситуация стала меняться не в пользу Разина. И войсковой атаман сумел в Кругу настоять о проведении карательной экспедиции на Кагальницкий городок, где оставались верные Разину казаки и старшины, то и дело перехватывающие торговые суда, шедшие с товарами в низовые городки. Не медля низовое Войско выступило на воровской городок судами и конницей, и 20 сентября, внезапным ударом его захватило, взяв в плен немало « … товарыщей, Стенькиных старшин». Низовцы их « … перехватали и по своему войсковому праву в Кагальнику ж указ им учинили». Однако вскоре опустевший городок занял вернувшийся на Дон Степан Разин, со своими сподвижниками, что весьма обеспокоило Корнилу Яковлева и других верных Москве старшин. Они воспринимали бунташного атамана как угрозу Дону и Войску, справедливо полагая, что Разин не оставит попыток захватить Черкаский городок и стать войсковым атаманом, и они были правы.
Так 6 декабря, один из разинских атамнов, Яков Гаврилов «с товарыщи», попытался вооружённой рукой (что противоречило войсковым обычаям), свергнуть избранного Кругом войскового атамана Корнилу Яковлева. Но казаки не поддержали его, дав решительный отпор, и перевязали всех мятежников. Якова Гаврилова, за измену Войску, по донскому обычаю, утопили в Дону: «посадили в куль да в воду». А «товарищей его учали сыскивать … а которых сыскали и тех побили». Видя такой отпор, Степан Разин решил сам побывать в Черкасске, для разведки и зимой 1671 г., приехал с верными ему казаками в Главное Войско. С богатыми подарками Корниле Яковлеву и старшине, где бал достаточно холодно, но без враждебности, встречен атаманом Яковлевым и одним из старшин, Родионом Осиповым. Это ввело Разина в заблуждение и надеясь улестить их, он одарил их богатыми подарками. Яковлев и Осипов подарки приняли, но в помощи отказали.
Эти контакты не ускользнули от внимания азовских турок, которые тут же воспользовавшись моментом, попытались ещё больше вбить клин между Войском и Москвой. Так азовский паша, на приёме государевой грамоты от московского жильца Петра Быкова, говорил ему: « … что он атаман Родион Осипов едет к великому государю бить челом неправдою, чтоб великий государь пожаловал их сукнами и хлебными запасы по прежнему, а они де, он , Разин и атаман Корнило Яковлев, и первые государю изменники, и его, вора, изменника Стеньку Разина, отпускали на воровство они. А как де его, вора, великого государя ратные люди под Симбирском побили, и он де, видя своё бессилие, побежал на Дон, в Кагальник, а из Кагальника де в Черкаской, к атаману к Корниле Яковлеву и, напився пьян, валялся в шубе саболе, а их де, Корнила и Родиона, в то время дарил. Корнилу дал шубу рысью, а Родиону котёл серебрянный, и они де, подчивав его, вора, отпустили из Черкаского в Кагальник на своей лошеди; а если б де они государю были верные слуги, и они б его вора, в то время у себя задержали и к великому государю о том писали». Однако эти усилия турок рассорить Дон с Москвой провалились.
Тем временем, все захваченные казаками города на Волге, продолжали находиться в их власти. Но в Москве, не смотря на разгром разинцев под Симбирском, не хотели дальнейшего кровопролития, так как война могла опустошить и так слабо заселённый край. И 27 сентября 1670 г., в Астрахань, митрополиту Иосифу, была отправлена государева грамота, с призывом к донским казакам и астраханцам покаяться в своём воровстве, и принести повинную за все свои преступления и злодеяния.
6 ноября она была доставлена митрополиту посыльщиком князя Каспулата Черкаского, мурзой Янмаметом. Митрополит велел сделать с грамоты три списка и положить: один в алтаре соборной церкви, другой в домовой церкви, а третий оставил в своей келье. После этого он призвал донских есаулов, Андрея Лебедева и Сергея Чупкина, а так же других казаков, для оглашения государевой грамоты. Иосиф рассчитывал их уговорить принести Алексею Михайловичу повинную и тем прекратить мятеж.
Однако казаки, заслушав грамоту, вопреки ожиданиям, не только не раскаялись в содеяном, но и набросились на митрополита с угрозами и оскорблениями. Выйдя от него, казаки тотчас объявили своим сторонникам, что митрополит составляет подложные грамоты, и хочет выдать их на расправу боярам и дворянам. На следующий день страсти накалились ещё больше, разъярённые казаки собрались во дворе дома атамана Василия Уса, с требованием казнить Иосифа.
Узнав об этом, митрополит велел бить в большой колокол соборной церкви, сзывая набатом народ. Как только люди собрались, ключарь в присутствии Иосифа, представил всем подлинную государеву грамоту и прочел её. Но как и в первом случае с казаками, прочтение её привело к обратному результату. Астраханцы пришли в крайнее негодование, и с руганью вырвали грамоту из рук митрополита, отнеся её атаману Усу. Тот был взбешён произошедшим, но расправу отложил на завтра. На следующий день атаман велел привести к себе ключаря и стал безжалостно избивать его палками, допытываясь, есть ли у Иосифа копии с государевой грамоты. Ключарь. не выдержав побоев, сказал, что у того есть ещё один список с грамоты. К митрополиту тотчас были посланы казаки с требованием, отдать копии грамоты. Что Иосиф и сделал, опасаясь скорой
1671 г. В феврале, Степан Разин, видя, что от него всё больше отходит казаков, решил переломить ситуацию. Собрав своих сподвижников, он пошёл к Черкаскому городку, рассчитывая захватить его силой. Однако Войско было за ранее оповещено о планах бунташного атамана и приготовилось дать ему отпор. Корнила Яковлев решительно потребовал от Разина незамедлительно уйти от Главного Войска, пригрозив открыть огонь из пушек. Надежды атамана на поддержку части черкаских казаков, не оправдались и он был вынужден отвести свои полки в Кагальницкий городок, не зная, что предпринять далее. Корнила же Яковлев и другие старшины и казаки московской ориентации, воспряли духом, и стали готовится к решительной схватке с Разиным. В Москву была отправлена легковая станица, с просьбой о помощи воинскими людьми.
Тем временем, царь, патриарх и боярская дума, стремясь сократить приток к разинцам новых добровольцев, на совете решили «вора» Стеньку Разина проклясть и отлучить от церкви. На помощь же Войску Донскому, было решено отправить из Белгорода тысячу рейтар и драгун. Получив эти известия, Корнила Яковлев, видя нерешительность и бездействие «дорогого крестника», стал деятельно готовиться к разгрому воровского городка. Подготовка к походу на Кагальник велась тайно, под предлогом похода на турок и крымцов. Снаряжались струги, запасались боевые припасы и продовольствие, готовились пушки.
Как только все приготовления были закончены, весной 1671 г. атаман Яковлев созвал Круг, где предложил Войску заслужить милость царя, взяв Кагальницкий городок. Вора же и отступника Стеньку Разина же, взять под стражу и заковать в цепи за нарушение войскового права, а городок разорить до основания. После бурного обсуждения, большинство казаков поддержало войскового атамана, и вскоре, казачьи полки двинулись верх по Дону. Судовая рать стругами по реке, а конница берегом.
Разин в это время беспечно пировал в своём городке. Многие его сподвижники, на зиму покинули своего атамана и ещё не съехались в Кагальник. Узнав о приближении казачьих полков и судовой рати, Разин, прекратив попойки, стал спешно готовиться к обороне лежащего на острове городка: вывел своих сподвижников на валы, велел стрелять из ружей и пушек по приступавшим к Кагальнику казакам. Однако сила ломит силу, и 14 апреля 1671 г. городок, после ожесточённого сражения пал. Степан и его брат Фрол, прельщённые обещанием Яковлева помиловать их, сдались. Но войсковой атаман тотчас велел заковать их в кандалы и отправить в Черкаск. Захваченные в плен воровские казаки, были преданы войсковому суду. За ослушание воли Войска, все они были перевешаны или утоплены в Дону: посажены «в куль, да в воду»
24 апреля Корнила Яковлев выехал в Москву, везя собой закованных в железо братьев Разиных и подробную отписку о донских делах. Тотемский воевода Андрей Непейцин доносил об этом царю своей отпиской: «Донские казаки атаман Корней Яковлев и всё Донское Войско под Кагальником воров многих побили и вора и изменника Стеньку Разина и его единомышленников которые с ним пришли в Кагальник с Царицына и на Дону к его воровству пристали, взяли, и его, Стеньку, привезли в Черкаской, заковали в кандалы, а товарищов его единомышленников, воров же, в Кагальнику и в Черкаском всех побили и перевешали; а его вора Стеньку, послали к тебе, великому государю, с ним, с атаманом Корнилием Яковлевым».
В Москве же отношение к Войску Донскому было негативным, и начало оно меняться в худшую сторону с весны, и особенно с лета 1670 г. Когда войсковой атаман Яковлев и другие сторонники Москвы оказались не способны предотвратить поход Разина на Волгу. И Войско перестало отправлять в Москву отписки о донских делах, так как казаки ни чего не могли ответить на упрёки царя и бояр. В Москве же это стало рассматриваться как измена Войска, со всеми вытекающими последствиями. Так отправленная в ноябре 1670 г. зимовая станица атамана Аверкиева, в числе 26 человек, посланная для прошения жалования, была задержана. Алексей Михайлович велел взять казаков под стражу и отправить их в Архангельск, подозревая всё Войско в измене.
Казаки, узнав об этом, решили отправить в Москву легковую станицу во главе с атаманом Родионом Осиповымй (Калужениным), есаулом Львовым и лучшими казаками, с челобитной о прощении всех вин Войска Донского. Прибывших казаков призвали для расспросов в Казанский дворец. Там им от имени царя было сказано « … что Войска Донского многие люди пристали к воровству вора и изменника Стеньки Разина и многое кровопролитие учинили … забыв Бога и его государьское крестное и его государскую милость, и те над вором поиску не чинили и от воровства его не унимали, и ни каких вестей к государю не присылывали и станий не присылывали». Последняя станица, во главе с атаманом Самарениным, была отправлена ещё до ухода Разина с Дона. А после этого, по словам дьяков, « … ни о том ни о чём не писали и станиц не присылали. … Если бы вы помня крестное целование, отписали про Стенькино воровство, то по государеву указу присланы б были в Царицын государевы люди и пройти вору на низ бы не дали … и воровство б не множилось … хотя вашей измены и не было в том деле, однако ж было вам всем о том мыслить и вору Стеньку к воровству не допускать … а наперед сего того у вас в Войске не бывало … А нынешнее кровопролитие учинилось всё вашим нераденьем …, в том во всём ваши вины объявились».
За всё это казаки, по мнению государя, « … достойны были чужи его государской милости и жалованья». Однако с учётом прошлых заслуг перед государем и отечеством, царь был готов простить Войско, если оно будет верно ему служить и « … чинить промысл над вором Стенькой и братом его Фролкой». За что « … великого государя милость к вам и ко всему Войску будет смотря по вашей службе». В качестве своей первой милости, Алексей Михайлович велел возвратить из Архангельской ссылки зимовую станицу атамана Ивана Аверкиева и отпустить её на Дон.
После получения сведений о разгроме Кагальницкого городка, казни бунташных казаков и пленении братьев Разиных, отношение Москвы к Войску стало меняться в лучшую сторону. Доставленный в Москву Степан Разин, после пыток и расспросов был четвертован 6 июня 1671 г. на Красной площади. Его брат Фрол согласился выдать государю спрятанные государем сокровища. Однако, не смотря на все поиски, ни чего не было найдено. По всей видимости, все богатства захваченные Разиным на Каспии и Волге, были им потрачены на снаряжение и содержание казаков и повстанцев, а так же разошлись по рукам казаков и старшин.
За пленение и доставку братьев Разиных, Алексей Михайлович пожаловал Корнилу Яковлева и прибывших с ним казаков дорогими пищалями, отделанными золотом и серебром, копьями, деньгами, соболями, и серебряным ковшом. Не была забыта и верная Москве казачья старшина. Однако царь, в обмен на своё прощение, потребовал от казаков станицы крестного целования. Казаки были вынуждены согласиться. Атаман Яковлев, старшины Родионов, Осипов и Самаренин, от имени всего Войска Донского принесли царю присягу на верность, обещая « … великому государю … и его благоверной государыне царице … Наталье Кириловне … служить безо всякой имены».
Вместе с казачьей станицей, Царь отправил на Дон стольника Григория Касогова и дьяка Андрея Богданова с грамотой. В ней Войску объявлялась царская милость за истребление бунтовщиков и пленение братьев Разиных. Посланники должны были заверить казаков в всеобщем прощении, но в замен потребовать от них крёстного целования, на верность государю. Кроме этого Алексей Михайлович настаивал на посылке донских полков к Астрахани, где находились воровские казаки атамана Василия Уса. Казаки после долгих споров и препирательств в Кругу, решили отправить свои полки для подавления восстания под Царицын и в Астрахань. Но это произошло в конце июля этого года.
Пока все вышеописанные события происходили на Дону и в Москве, на Волге разыгрывался последний акт «бунташной» драмы. В апреле 1671 г. один из астраханских стрельцов рассказал митрополиту Иосифу, о том, что у юртовых татар, кочевавших за Волгой, есть государевы грамоты к митрополиту и к астраханским стрельцам. Не желая навлекать на себя гнев казаков и астраханцев за получение государевых грамот, Иосиф призвал к себе старшин астраханских стрельцов, Василия Красулю, Евдакима Андреева и других, чтобы те сами их получили. Но стрельцы отказались ехать за ними. Тогда митрополит вышел к остальным стрельцам на площадь, где стал их уговаривать получить государевы грамоты. На что, старшина В. Красуля вновь заявил , что без ведома атамана Уса, он не посмеет их получить.
Тем временем атаман, извещённый старшинами о выступлении Иосифа, отправился к церкви с есаулом Топорком. Придя на площадь, Василий Ус пришёл в негодование и стал последними словами ругать и поносить митрополита, обвиняя его в подделке грамот. Иосиф, задетый за живое бранью атамана, стал в свою очередь обвинять присутствующих в измене государю и отечеству, требовал принести повинную в их воровстве и злодеяниях, обещая за это милость и прощение государя. Но астраханцы, стрельцы и казаки не став слушать призывы митрополита, с ещё большей силой обрушились на него с площадной бранью.
Но на следующий день, в субботу, стрельцы всё же направились в кочевья юртовых татар и взяли у них государевы грамоты, привезя их Иосифу в церковь. Тот распечатав грамоты, стал им читать их читать собравшимся стрельцам и казакам, во главе с атаманом Усом. Однако стрельцы и казаки не дослушав митрополита, в негодовании стали выходить на площадь, где астраханцы собрались в Круг. Иосиф с духовенством так же двинулся на площадь и вновь велел читать грамоты протоирею Иоанну. В своих грамотах Алексей Михайлович призывал стрельцов схватить воров донских казаков, и держать их под стражей, впредь до его государева повеления. За это он обещал простить им их измену.
Услышав это, толпа пришла в ярость и неистовство. Многие кричали, что грамоты присланы от бояр, а не от государя. Что если бы их прислал государь, то были бы они с красными печатями. Не сам ли митрополит их написал? – вопрошали они с угрозой: «Если бы не такие дни наступили, ты бы узнал как возмущать наше спокойствие – тужит по тебе раскат, ты причины нашего несогласия с донскими и терскими казаками и ищешь нашего несчастья, переписываясь с Москвою и боярами».
Однако митрополит не потерял присутствия духа, и упрекал астраханцев в невыполнении государевой воли – отказе схватить и перековать в кандалы донских казаков, виновников всех бед и несчастий. Он призывал их не отвергать государеву милость и верно ему служить, за что простятся все их вины. Сам митрополит вызвался быть ходатаем у царя и престола: « … положитесь на меня и тем спасёте себя, семейства свои и имущества». Однако толпа не слушала призывов митрополита и кричала: «Кого мы возьмём под стражу? Мы все изменники».
Так ни о чём не договорившись, собравшиеся в Круг разошлись по домам, не решившись поднять руку на дерзкого Митрополита. Волнения в городе улеглись, но не на долго. Через неделю, в Фомино Воскресенье, после очередной, бурной попойки, стрельцы и казаки решили выяснить, подлинные ли грамоты получил митрополит. Для этого в соборную церковь были направлены казаки за ключарём, который в это время совершал литургию. Те не медля привели его силой на площадь, где начался допрос: не митрополит ли те грамоты писал и не подложные ли они? Ключарь Фёдор уверял их, что грамоты не подложные, а присланы самим государем. Взбешённые этими словами мятежники, выволокли ни в чём не повинного ключаря за город и отсекли ему голову.Но грамоты, присланные царём, всё же возымели своеобразное действие. Атаманы Василий Ус и Фёдор Шелудяк, настороженные такой активностью Москвы, вызвали из Царицына в Астрахань 500 казаков.
Вскоре до Астрахани дошло известие о разгроме Кагальницкого городка и пленении Степана Разина. Это заставила атаманов Уса и Шелудяка активизироваться. В конце апреля 1671 г., во все окрестные города и селения были отправлены грамоты, призывающие жителей вооружаться и идти на Москву, громить бояр и дворян. На этот призыв откликнулись несколько тысяч горожан, крестьян, стрельцов и купцов. Снарядив струги, одни двинулись рекой, а другие сушей, к Симбирску, рассчитывая взять реванш за прошлогоднее поражение. Астраханцами командовал Фёдор Шелудяк, вышедший из города на 170 стругах. Недалеко от Самары, у Белого Яра к ним присоединились яицкие и донские казаки, уцелевшие после разгрома Кагальника и новые многочисленные ватаги восставших.
Симбирский воевода Пётр Шереметьев доносил об этом в Москву: « … мая в 29 день воровские казаки, собрався с Белого Яра приходили под Симбирск в 70 стругах полтретьи человек (2500), да того ж числа с Самары конные и пешие с 1000 человек с атаманом Ивашкой Константиновым, да с низу приходили воровские казаки астраханские, самарские жители в 370 стругах и боярина нашего и воевод, и ратных людей, и города Симбирска жителей в старом Симбирском городе осадили самою крепкою осадою и июня в 9 числе в ночи приступили жестоким приступом со всех четырёх сторон с 1 часа ночи».
После жестокого и кровопролитного штурма, продолжавшегося до утра, восставшие, понеся громадные потери, стали отходить на свои позиции. Воспользовавшись этим, осаждённые сделали смелую вылазку, обратив смешавшееся воинство атамана Шелудяка в бегство. Сам атаман, подобно Степану Разину, сев со своими ближайшими сподвижниками в струги, поплыл прочь в Астрахань, бросив на произвол судьбы толпы восставших.
Ещё при своём движении на Симбирск, Шелудяк, извещённый об отправке Степана Разин в Москву, отправил в Астрахань грамоту к атаману Усу, со стрельцом Алексеем Кочановским. В ней Шелудяк обвинял митрополита во всех смертных митрополита Иосифа, князя Львова и ещё уцелевших от резни дворян и чиновников. Утверждая, что это якобы они подговорили черкаскую казачью верхушку предпринять враждебные действия против Разина. И потому атаман требовал всех их убить, а пока они не будут убиты, он, Шелудяк, на Симбирск не пойдёт.
Кочановский, прибыв в Астрахань, передал атаману Усу грамоту Шелудяка. Тот не медля собрал Круг для суда и расправы над церковным иерархом. В соборную церковь был послан есаул Василий Кабанов с казаками, для взятия митрополита под стражу. Вскоре он, в сопровождении духовенства был доставлен на площадь, где собрались мятежные астраханцы и казаки, настроенные весьма агрессивно и воинственно. Однако митрополит не испугался и спросил: «Для чего вы изменники и крестопреступники презвали меня?». По приказу атамана Уса ему ответил стрелец Кочановский: «Походное Войско в пути следования получило достоверное сведение, что ты, митрополит, на погубление наше имеешь тайное сношение с донскими казаками и терскими жителями, что по твоему наущению они из друзей сделались нашими неприятелями».
Услышав это обвинение, митрополит возразил: «С Терским Войском и с донскими казаками, я ни каких сношений не имел, и как прежде, так и ныне увещеваю и прошу вас принести государю повинную, во всех ваших законопротивных поступках. Государь милостив, забудет все ваши злодеяния, если признание ваше будет искренне».
Эти слова вызвали крайнее возмущение на площади, угрозы и брань в адрес митрополита, обвинения его во лжи: «Если бы ты бал прав, то для чего пришёл с крестом, как будто бы к иноверным; мы такие же христиане как и ты». Другие от слов перешли к делу и стали срывать с Иосифа облачение. Однако не всем присутствующим это пришлось по душе: «Тогда же из их же воровского сомнища выступил казак Донской именем Мирон и почат им глаголяти: почто вы; братия, на такой великий сан хощите руки возложить, нам бо к такому великому сану и прикоснуться невозможно».
Но защита митрополита, обошлась Мирону дорого. Другой « … казак, Алёшка Гузинцев, киняся на Мирона и ухватив его за власы, и с ним иные многие казаки, и начаша его колоть и рубить перед ним святителем, и извлекли его, Мирона, за круг, до смерти убыша». После этого толпа вновь набросилась на Иосифа, с требованием снять с него священное облачение: «Палач же Ларка снял с него, святителя две рясы и связав ему руки и ноги, повалил его на огонь в единой чёрной свитке суконной, и та свитка на нём загорелась, и он, спекулатор (палач) на нём, святителе, ту свитку в лоскутья изорвал и начат его жещи нагого на огне, наступая на чрево его ногою, глаголяще: скажи ты митрополит своё воровство, како ты переписывался к Москве и с Доном, и с Тереком». Горящий митрополит, вместо ответа проклинал толпу и своих палачей; Ларку и солдата по прозвищу Ветчина.
Закончив пытку огнём, Иосифа поволокли к раскату, искалечив ему по дороге ноги. Там донской казак Алёшка Гузинец, вновь связал митрополита, и мятежники сбросили его с раската. Падение его тела, совпало с сильным грохотом произошедшим в городе, что вызвало в толпе испуг и замешательство. Через час атаманы разрешили предать тело Иосифа захоронению в соборной церкви.
Однако убийства на этом не закончились. На площадь были приведены князь Львов и уцелевшие после резни дворяне и чиновники. Всех их жестоко истязали, после чего казнили: « … князю Семёну Львову по многих муках голову отрезали, так же и дворян, детей боярских, и всяких чинов людей … всех побили». Покончив с казнями, атаман Ус сообщил о том отпиской Шелудяку и: «Федька, угодник дьявол, обрадовався тому убиению, пошёл надёжно под Симбирск, чтоб им без остатку разорить».
Тем временем, пока происходили все эти драматические события, гетман Правобережной Украины, Дорошенко, признавший себя вассалом Турции, соединившись с конницей крымского хана, начал военные действия на юго-западных рубежах России. Кроме этого, заражённые примером Разина, восстали подданные России и союзники Войска Донского, калмыки. Их Тайши Бока и Дувар, кочевавшие между Волгой и Доном, стали беспрестанно набегать на казачьи городки и русские украины, отгоняя скот, грабя и захватывая пленников. В результате чего Войско было вынуждено держать значительные силы у Крыма и в задонских степях, отражая многочисленные набеги неприятелей.
В конце июня, крымский калга, по повелению хана, заключил союз с калмыцкими тайшами Боком и Дуваром, договорившись с ними о совместном походе на русские украины. Вскоре они стали переправляться через Дон, с нагайской стороны на Крымскую. Казаки, узнав об этом, от взятых в плен языков, отправили в Москву легковою станицу во главе с атаманом Фёдором Неживым, с войсковой отпиской, в которой сообщали о намерениях крымцов и калмыков. В ней донцы извещали царя о выходе атамана Шелудяка с судовой ратью из Астрахани и её движении в сторону Симбирска на 170 больших и малых стругах. А так же о убийстве астраханцами и казаками митрополита Иосифа и князя Львова.
Станица прибыла в Москву 18 июля. Доставленные казаками известия, вызвали при дворе живейший интерес. Алексей Михайлович велел немедля отправить на Дон грамоту, в которой он извещал донцов о получении войсковой отписки: « От царя и великого князя Алексея Михайловича … в нижние и в верхние юрты, атаманом и казаком, Логину Семёнову и всему Войску Донскому … писали вы атаманы и казакии всё Войско Донское, что калга салтан с крымскими, и с нагайскими людьми, и с калмыками з Бокомда с Дуваром перевозетца по Дону с Нагайской стороны на Крысмкую сторону и хотят идти под наши, великого государя, украинные городы войною». Далее царь призывал Войско Донское и впредь « … служа нам, великому государю, о надобных ведомостях писать».
Однако союз калмыков и крымцов продлился недолго и вскоре между ними произошёл, судя по всему крупный конфликт, после которого калмыки откочевали к Тереку.
25 июля 1671 г. казаки в Кругу приняли решение отправить свои полки для подавления последних очагов восстания под Царицын, Чёрный Яр и Астрахань, о чём известили государя войсковой отпиской, отправленной с легковой станицей атамана Степана Позднеева, датированной этим числом: «Да вы ж писали, что вы по нашему, великого государя указу, наши, царского величества повеленья исполнять ради, и под Царицын, и под Чёрный Яр, и под Астрахань пойдёте вскоре и сколько милосердный Господь Бог помощи вам подаст, промысл чинить учнёте, чтоб везде воровство искоренилось». За это царь «похвалял» казаков и обещал их впредь жаловать. Царь упоминал в грамоте « … про вора и изменника про Лазаркова товарища Тимофеева, про Ларку Хренова, что он до нашего великого государя, указу, збежал с Дона за две недели в Азов». Алексей Михайлович извещал казаков об отправке им грамоты с татарином Кишловым, азовскому паше Сулейману, с требованием выдать «вора». А так же призывал их самих писать Сулейману и отправить в Азов «знающего человека», чтобы паша « … того вора и изменника Ларку Хренова отдал».
После второго разгрома разинцев под Симбирском, воевода Пётр Шереметьев, разослал по окрестным городам грамоты, чтобы их жители били государю челом об отпущении всех их грехов и вин, обещая прощение и государеву милость. Вскоре эта политика примирения дала свои плоды и в Симбирске стали появляться первые челобитчики; « … июля де в 1 день объявился перед нами в приказной палате воровской казак Луконька Сергеев, и в расспросе то казак сказал: пришёл де он в Симбирск нарочно нам, великому государю, вине своей добить челом и от своей братьи 2000 человек». Другие отряды повстанцев стали расходиться по своим домам: «А астраханцы де и красноярцы, и черноярцы, и царицынцы и саратовцы, и с Самары пошли по домам своим». Ещё часть ватаг ушла на Дон, в верховые городки, но и здесь они были встречены не ласково.
Другие сразу бежали к туркам, предвидя «тёплый» приём в Войске, прося у них убежище, обязуясь при этом верно служить султану. Узнав об этом в Москве обеспокоились, и 7 августа Алексей Михайлович велел отправить грамоту войсковому атаману Семёнову, с требованием отправить к азовскому паше «знающего человека», для проведения переговоров о выдаче разинского атамана Лариона Хренова и прибывших с ним в Азов других казаков воров. Однако очевидно не сильно полагаясь на усердие донцов, царь отправил ещё одну грамоту азовскому паше Сулейману, о выдаче воровских казаков. Грамота была вручена посланцу паши, татарину Кашлаву.
Прибывший в Москву 22 августа 1671 г. станичный атаман Афиноген Иванов, на расспросе в Посольском Приказе, сообщил: «Приходят к нам на Дон царицынские жители на житье, а сказывают, что у них ещё на Царицыне не смирно, и они де, атаманы и казаки тех людей не принимают, да и в верхние де городки … писано, чтоб их без указу великого государя не принимали ж; … многие царицынские жители великого государя в винах своих добить челом ради, а иные де ещё многие ж и до ныне в прежней шатости живут … и друг друга побивают».
Часть царицынских мятежников казаки схватили и отправили для суда в Москву. Для уничтожения самых упорных мятежников, Алексей Михайлович отправил к Астрахани отборное войско князя Ивана Милославского. Войску Донскому так же было велено собирать полки и идти на мятежный город. Однако этот поход не состоялся из-за обострения обстановки на юго-западе России.
Однако это обстоятельство не сыграло существенной роли при подавлении мятежа. Судовая и береговая рать князя Милославского, один за другим брала под свой контроль поволжские города, неотвратимо приближаясь к Астрахани. Казаки и стрельцы, составлявшие основу военной силы мятежного города, из-за беспрестанных попоек и упадка дисциплины, разложились и перестали быть серьёзным противником царских войск. При всём своём желании, они не могли оказать им сколь нибудь серьёзного сопротивления. В конце августа они попытались взять реванш за предыдущие поражения, и вышли стругами на встречу князю Милославскому, но потерпели сокрушительное поражение. Понеся большие потери, они бежали в Астрахань, где и затворились, рассчитывая отсидеться в осаде.
В это же время, 24 августа, в Черкаск из Москвы вернулась легковая станица атамана Корнилы Яковлева, в сопровождении государевых посланников, Косогова и Богданова. Войсковой атаман Логин Семёнов, тот час собрал казаков в Круг, в котором была зачитана государева грамота, вызвавшая в рядах донцов замешательство и споры. Многие говорили: «Мы рады служить государю без крестного целования, и присягать нам не для чего».
Наконец после долгих споров и препирательств с посланниками, грозившими послам царским гневом и опалой, верх в Круге взяла промосковская партия, состоявшая в основном из старожилых и домовитых казаков и старшин. Круг постановил присягнуть на верность государю и дать в том крестное целование. В случае же, « … если же кто не учинит присяги, то казнить смертию, а имущество грабить». Присягало и целовало крест донское казачество на майдане, близь соборной церкви, в присутствии стольника Косогова и дьяка Богданова. Дьяк вносил имена казаков в особые книги, одна из которых осталось на Дону, а вторая была отправлена в Москву.
Главные статьи присяги заключались в следующем: « … чтобы старшинам и казакам, все могущие возникнуть возмущения и тайные заговоры противу государя и отечества, в тож время укрощать, главных заговорщиков посылать в Москву, а их сторонников, по войсковому праву казнить смертию; а если же кто из них в нарушение этой присяги, изменяя государю и отечеству, начнёт ссылаться с неприятелями своего отечества, или с поляками, немцами или татарами (как делал Разин), с таковыми предателями не щадя жизни своей, сражаться, самим к таковым злоумышленникам не приставать, и даже не помышлять о том; с калмыками дальнейших сношений не иметь, кроме увещеваний служить с казаками вместе; скопом и заговором ни на кого не приходить, ни кого не грабить и не убивать. и во всех делах ни на кого ложно не показывать. На здравие государя, царя и великого князя Алексея Михайловича и всея России самодержца, другого государя, польского, литовского, и из других земель царей и королей или принцов иноземных и российских на царство всероссийское ни кого не призывать и не желать, а ежели услышат или узнают на государя и всю царскую Фамилию скоп или заговор, или другой какой умысел, возникший у россиян и иноземцев, и с такими злоумышленниками, не щадя своей жизни биться». Часть казаков, отказавшись принять присягу и дать крёстное целование на верность царю, ушла на Волгу, в Астрахань, к атаманам Василию Усу и Фёдору Шелудяку.
Тем временем полки князя Милославского 1 сентября 1671 г. подошли к Астрахани и стали в 3 верстах от города, в устье протоки Болды (Болты), соорудив укреплённый лагерь. 10 сентября казаки во главе с атаманом Алексеем Карташовым (Каторжным), узнав о прибытии к Милославскому гонцов, везущих государевы грамоты, совершили вылазку, взяв одного из них в плен и доставив в Астрахань. Князь Милославский, видя столь безнаказанные действия восставших, решил их окончательно стеснить и лишить возможности свободного плавания по Волге. В ночь на 12 сентября, он велел сильному отряду солдат с пушками, переправиться на другую сторону реки и соорудить земляную крепость в устье Соляной протоки, занять её и установить на валах пушки. Утром поражённые казаки и астраханцы, увидели напротив города новую крепость, и решили во чтобы то не стало её захватить, так как она блокировала город со стороны устья.
Вылазку возглавил уже известный атаман Карташов (Каторжный). Но эта попытка провалилась из-за беспорядка и анархии в рядах атаковавших. Потеряв множество людей убитыми и ранеными, астраханцы и казаки, в панике отступили. Отчаявшись, они больше не делали попыток выбить царские полки из земляных крепостей. Положение осаждённых осложнило внезапная смерть атамана Василия Уса. Собравшись в Круг, астраханцы избрали новым атаманом Фёдора Шелудяка.
Всё это Князь Милославский не прекращал попыток уговорить астраханцев и казаков образумиться и бить государю челом о прощении всех вин, и обещал своё заступничество перед царём. Однако те упорствовали, не смотря на голод в Астрахани, из-за отсутствия хлебных запасов, предпочитая умереть, нежили смириться. Впрочем так думали не все. Часть астраханцев не желая голодной смерти своих жён и детей, оставив им жалкие запасы продовольствия, уходили в лагерь Милославского, где каялись в своих винах и просили помилования. Князь, желая привлечь жителей на свою сторону, относился к ним снисходительно и велел кормить.
Видя, что, таким образом, тайно или явно, многие астраханцы уйдут в лагерь воеводы, часть самых непримиримых мятежников, потребовала от своих атаманов истребить без жалости семьи ушедших. Однако не смотря на свою жестокость, атаманы не решились на такой шаг, опасаясь всеобщего возмущения. Неизвестно, сколько бы ещё продлилось это противостояние, еслибы на помощь князю Милославскому не пришёл на помощь князь Каспулат Черкасский со своими узденями, горской и татарской конницей. Под предлогом переговоров, князь Каспулат пригласил в свой лагерь атамана Шелудяка, где велел схватить его и заковать в кандалы, после чего доставил его в лагерь Милославского.
Горожане и казаки, узнав о печальной участи своего атамана, угодившего в плен, пришли в уныние и растерянность, не зная что предпринять. Среди них начались споры, распри и склоки, разделившие защитников на многие ватаги, что ещё больше ослабило их боевой дух и решимость сражаться до конца. Князь Милославский, не желая излишнего кровопролития, воспользовался этим, призывая жителей города и казаков к сдаче и покаянию. Попавший в плен Фёдор Шелудяк, к своему изумлению и изумлению окружающих был освобождён от цепей и жил при дворе князя. Очевидно это обстоятельство и убедительность Милославского, заставили воровского атамана призвать своих сторонников к сложению оружия и присягнуть на верность государю. Это подтверждается «Летописным сказанием о граде Астрахани».
Шелудяк сдал Астрахань войскам Милославского, 27 ноября 1671 г. Воевода не стал преследовать и казнить мятежников. Что не понравилось боярам и дворянам, пришедшим с ним в Астрахань. Такое милосердие было для них неприемлемо, так как у многих из них были убиты и замучены родственники. Они требовали отмщения пролитой крови и не удовлетворённые отправили в Москву отписки об измене князя Милославского. А пока воевода, введя в город войска, выставил у ворот, башен и на стенах сильные караулы, и приступил к устройству в городе мирной жизни. Атаман Шелудяк был казнён в следующем году, когда Алексей Михайлович прислал в Астрахань для расследования причин мятежа, князя Одоевского. Который после пыток, приказал атамана повесить.
Ещё один из разинских атаманов, Миусский, после разгрома Ф. Шелудяка под Симбирском, с 200 казаками ушёл на Сев. Донец, где основал укреплённый городок и прервал все сообщения Дона с Москвой, перехватывая гонцов и торговых людей, шедших с товарами из Белгорода, Оскола, Маяка и других городов.
22 сентября 1671 г. войсковой Круг дал разрешение группе казаков « … в пусте лежащем юрту у речки Каменки поселиться, и станицу держать, и юртовым довольствием пользоваться беспрепятственно».
В конце ноября Войско Донское отправляет а Москву зимовую станицу во главе с атаманом Логином Семёновым. Казаки везли войсковую отписку о донских делах и челобитную с просьбой об отпуске Войску государева жалованья, а так же икон и прочей церковной утвари для соборной церкви Воскресения Христа.
6 декабря Войско отправило в Москву легковую станицу, с войсковой отпиской. В ней казаки сообщали, что « … пошол хан Крымской с ордами на калмыков, на Дувара и на Бока, войною, которые кочуют под Тереком с Юком Тайшою вместе». По пути, крымская конница разорила окрестности многих казачьих городков, отогнала стада скота и захватила в плен нескольких кзаков. Донцы, желая вновь заключить союз с калмыками, дважды отправляли к ним гонцов, с предупреждением о надвигающейся опасности. О намерениях крымцов разгромить калмыков, казаки известили и Астраханского воеводу, князя Ивана Милославского.
1672 г. В марте Алексей Михайлович отправляет на Дон грамоту, в которой извещает казаков о получении войсковой отписки от 6 декабря прошлого года и благодарит их за службу: «И мы, великий государь, вас атаманов и казаков и всё войско за тое вашу службу жалуем, милостливо похваляем. Так же царь сообщал казакам о пожаловании им государева жалованья и отправке его на Дон с дворянином Мваном Крюковым и атаманом Логином Семёновым: « … денег 2000 рублёв, полтораста пуд зелья пушечного и ручного, пятьдесят пуд свинцу, три тысячи чети хлебных запасов, 200 половинок сукон анбурских; да для приезду калмыцких посланцов 200 вёдер вина».
Далее царь сообщал донцам о намерении крымского хана, весной этого года идти войной на Польшу и Украину: «Да он же, хан, … намерение имеет Полского государства на украинные городы (идти) войною». И призывал казаков « … как лёд вскроетца, на море по прежнему стругами выходить, и в которых местах мощно, разоренье чинить, чтоб такими вас, Донского Войска, промыслы, хан конечно войска свои от войны отставил». Писал царь и о отправке своих грамот верным России нагайским мурзам и калмыцким тайшам, в которых он призывал их идти в поход на Крым.
Очевидно этой же весной, донцы, по каким-то причинам решили изменить состав легковых станиц. Вместо 7 – 10 казаков, теперь отправлялось два, доходивших зимой до Валуек, а летом, до Воронежа. Откуда их отправляли далее. Вполне возможно, что к этому времени, дорога на Воронеж и Валуйки стала безопасной. Впрочем, иногда Войско отправляло в Москву и более многочисленные станицы, как это было в сентябре 1674 г.
Заключение в 1667 г. Андрусовского перемирия имело для России и Дона имели свои негативные последствия. Гетман Правобережной Украины Пётр Дорошенко, признав вассальную зависимость от Турции, желая объединить Украину, призвал султана объявить Польше войну, пользуясь её слабостью. Султан, крайне раздраженный союзом России, Польши и Дона, объявил Польше войну и вторгся на Украину с огромной армией, двинувшись к сильнейшей польской крепости, Каменец-Подольской. Соединившись с казаками Дорошенко, турки, после жестокой и кровавой осады, принудили поляков сдаться и вскоре осадили Львов. После трудных и не простых переговоров, поляки были вынуждены признать независимость Правобережной Украины. 1 сентября 1672 г. они подписали унизительный для себя в местечке Бугача, в Галиции. Однако собственно Украина, под властью Дорошенко ни чего ни получила. По мирному договору к османам отходили земли вокруг Каменец-Подольска и Меджибожа. Кроме этого Польша обязалась выплачивать Турции большую дань и отказаться от всех претензий к Украине и России. Этими пунктами договора султан хотел на время успокоить Алексея Михайловича и предотвратить войну со значительно усилившейся Россией. Тем более что сама Турция, не смотря на победу, была в тяжёлом экономическом положении. В результате, все надежды гетмана Дорошенко о создании Великой Украины, оказались несбыточными. Туркам Великая Украина была не нужна, поэтому все захваченные у поляков города и селения, перешли к османам.
Но Москве, поражение и так ослабленной Польши, было не выгодно. Ещё в апреле Алексей Михайлович отправляет через Дон и Азов, своего посланника Даудова с грамотой к султану. В ней царь требовал от турецкого властителя прекратить войну против польского короля Михаила Вишневецкого, в противном же случае, грозил ему безжалостными и опустошительными набегами донских казаков. Не дожидаясь ответа из Константинополя, царь отправил Войску Донскому своё повеление начать боевые действия против Азова, Турции и Крыма, как только отправят посланника Даудова в Азов. Такой же приказ получили и запорожские казаки.
Войско, которому царь запрещал с 1668 г. совершать набеги на Крым и Турцию, стало тот час готовиться к военным действиям, решив взять досаждавшие ему Каланчинские башни. О этом предприятии донцов, мы узнаём из статейного списка посланника Даудова: « … спустя дней пять донские казаки и азовцы размирились и подходили под Каланчинские башни, и одну Каланчу, по правой стороне Дона, сбили до подошвы; и только было турки покиня Каланчи, бежать в Азов, и в то время от тех Каланчей отогнала донских казаков морская???; а после того ж казаки подходили под Азов и с калмыками побрали в полон турок с 400 человек да 9 стад отогнали всякого скота».
Не удовлетворившись этим, донцы снарядили 34 струга и отправили судовую рать в морской поход к берегам Турции. Известие о выходе в море донских казаков вскоре достигло Стамбула, где началась паника. Ведь слухи, как обычно приувеличили мощь казачьего флота до 700 стругов. Посланник Даудов доносил Алексею Михайловичу: «И при нём турки были в великому страху … а турским учинилось ведомо, что казаков на море с 700 стругов, и для того охочие люди ни кто не нанимались, и многие хлебом и всяким запасом готовились вперёд (запасались)».
Неспокойно было и в Крыму, 10000 запорожских казаков, ночью, остерегаясь неприятеля, пришли к Перекопу и ворвались в Крым. Однако на полуострове они столкнулись с татарской конницей, находившийся в полной боевой готовности. После жестокого боя, запорожцы отступили, видя, что им не одолеть татар: «Сентября де в 5 день приходили к Перекопи нижних кошей казаки 10 тыс. человек, Демко (Демьян Многогрешный) с товарыщи, и пришед под Перекоп ночью, ров засыпали и загороду каменну разметали, и с ними в то время был бой, и на том бою на обе стороны побито много».
Однако все эти боевые действия казаков, не смогли повлиять на исход войны на Украине. Алексей Михайлович, желая активизировать боевые операции под Азовом и в Крыму, чем отвлечь крымского хана от похода на Украину и Польшу, решает послать на Дон свои войска. Для участвия в военном совете, он вызывает в Москву лучших донских атаманов и старшин. Для этого на Дон отправляется государева грамота с призывом к атаманам съезжаться в Москву. В Черкаск грамота прибыла 5 ноября 1672 г. Собравшись в Круг, казаки зачитали её: «А о походы на крымские улусы, так же и на Чёрное море, каким обычаем идти и о присылке знающих людей в те походы к вам, атаманам и казакам, в нашей, великого государя, грамоте писано с толмачём же с Иваном Кучюмовым, а велено прислать двух или трёх человек, а имянно: Михайла Самаренина, Фрола минаева, Родиона Осипова, или из них кого одного человека, а с ними двух человек казаков, таки же знающих людей». Выбор Круга пал на Фрола Минаева, недавнего сподвижника Разина, вовремя ушедшего от воровского атамана. Запорожская Сечь, так же прислала в Москву своих представителей, во главе с атаманом Серко, для выработки общего плана действий.
На состоявшемся в Москве совете, Фрол Минаев заявил, что Войско сможет выставить 5000 отборных казаков. Если же к ним присоединятся 8000 солдат и стрельцов, то они наведут ужас не только на Азов, но и на Стамбул, что заставит турецкого султана и крымского хана оставить в покое Польшу и Украину, и отойти для защиты своих владений.
Запорожские казаки поддержали донцов и объявили, что выйдут чайками в море, где соединившись у острова Тендра, решат куда им идти для поиска дальше. В случае если царь решит идти на турецкие крепости сушей, то лучше ему прислать донских казаков и калмыков к ним в Сечь. Тогда они, разделясь на три части, обрушатся на крымцов с трёх сторон: как с моря так и с суши, безжалостно разоряя татарские и турецкие города и селения.
В результате этого совещания, Алексей Михайлович поручил общее руководство всеми казачьими восками кошевому атаману Серку. Так как он в последнее время наиболее удачно действовал против турок и татар. Грозный атаман вызывал у них суеверный ужас до такой степени, что их муллы в мечетях молили Аллаха о его скорейшей гибели или его пленении. Русские войска возглавил думный дворянин Иван Хитрово и стольник Косогов. Воеводы получили от государя наказ: «И буде за помощью Божию и великого государя щастием, те Каланчинские башни будут взяты, и им, думному дворянину и воеводам, на тех Каланчинских башнях сделать город как пристойно и укрепить накрепко, и войсковыми людьми осадить; чтоб во время неприятельского приходу сидеть в них было бесстрашно; а коим обычаи укрепить и сколькими людьми осадить, и о том им думному дворянину и воеводам посоветовать с войсковым атаманом и старшинами».
В Посольском приказе дьяки потребовали от Фрола Минаева список всех казачьих городков и станиц, под предлогом исчисления государева жалованья. Вскоре донской атаман представил в Посольский приказ доклад «О городках стоящих на Дону».
В 1672 г. впервые в российских летописях упоминается станица Семикаракорская. Несколько раз она переносилась с места на место из-за разливов Дона. Ставших после покорения Крыма и истребления непокорных нагайцев в 18 веке, не защитой а бедствием.
В том же 1672 г., по решению Войска, группе казаков было позволено основать станицу Золотовскую на правом берегу Дона, с левой стороны протоки Золотой. В этом же году так же впервые упоминается станица Богаевская и городок Цимла, в урочище Зимовное, на левом берегу Дона.
Все эти выше перечисленные факты основания новых городков и станиц в 1671 -1672 г. на территории Войска Донского, говорят о малых людских потерях в казачьих рядах, в период восстания Степана Разина. Опытные и закалённые в боях воины, в большинстве своём уцелели и ушли от истребления. Да и на Дону, судя по всему, преследовались самые одиозные казаки, ярые приверженцы Разина. Тогда как основная масса казачества, участвовавшего в восстании, отделалась лёгким испугом и была прощена Войском или переведена в пенные казаки.
1673 г. 29 января Алексей Михайлович отправляет на Дон грамоту « … с изъявлением похвалы за поход их под Каланчинские башни и под Азов; с посылкою жалованья и об отпуске с Дону Леонтья Колпина с государевыми людьми». За свою верную службу царь пожаловал Войску: «денег 3000 рублёв, да хлебных запасов 4200 чети, 200 половинок сукон амбурских, 200 пуд зелья пушечного и ручного, 100 пуд свинцу, да для калмыцких посланцов 300 вёдер вина».
31 января Алексей Михайлович лично провожал ратных людей уходивших из Москвы на Дон. Войско в отличие от многих прошлых донских походов, было хорошо обучено и снабжено двухгодичным запасом продовольствия и боевых припасов. Весной, после вскрытия Дона, все эти русские полки были отправлены на Дон в 338 стругах из Воронежа. Для Войска Донского, в качестве жалованья, было отправлено 30 снаряжённых морских струга и 50 так называемых труб: прямых стволов дуба или других пород деревьев, использовавшихся как основание для постройки новых стругов: К ним прилагался полный комплект снастей и снаряжения. Эти трубы отправлялись по просьбе Войска, так как в лесах, находившихся на подконтрольной казакам территории, Пригодных для этого деревьев практически не осталось и донцы испытывали в них острый дефицит. Что затрудняло подготовку к морским походам.
За доблесть и отличие, проявленные казаками в сражениях с турками и татарами, а так же за подавление восстания Степана Разина, Алексей Михайлович пожаловал Войско Донское государевым знаменем. В именном указе говорилось: «Взять из Казённого приказа в Оружейную палату знамя полковое Донскому Атаману и всему Войску, тафт разных цветов, белой 10 аршин, алой 4 аршина, чёрной 2 аршина и по Государеву Царёву и великого Князя Алексея Михайловича всея Великая, и Белыя России Самодержца указа Казначею Афонасью Самойловичу Нарбекову да дьяку Фёдору Максимову учинить о том по указу великого Государя».
Но казначей, воспользовавшись болезнью царя, проигнорировал повеление и ткани не выдал. В результате чего, на Дон с воеводой Хитрово, было выслано знамя более низкого разряда, так как времени на изготовление указанного знамени уже не было. Оно было взято из знамён изготовленных по наряду Стрелецкого приказа «для задних палат». В отличие от предыдущих государевых знамён с «откосом», оно было прямоугольное: « … знамя послано середина тафта черевчатая, кайма – тафта белая, длинной по верхней кайме четыре аршина без двух вершков, шириною в три аршина без двух вершков». В середине знамени, под верхней каймой был изображён золотой крест, под крестом располагался щит с золотым львом, держащим в лапе серебряный меч. Щит был обведён узором из ветвей с листьями. Белая кайма украшена восьмью репьями (розетками) и восьмью ветвями. Знамя расписывал придворный живописец Иван Безминов.
После взятия Каланчинских башен и постройки крепости, воеводам Хитрово и Косогову было предписано отправить азовскому паше грамоту с перечислением всех претензий на неправомерные действия турецкого султана и крымского хана. А так же потребовать от султана прекращение войны против Польши, и возвращении Каменец-Подольской, Хотинской и других городов и крепостей, взятых турками в прошлом 1672 г., угрожая в противном случае вторжением русских войск в Крым и турецкие владения.
Кроме этого, царь поручил воеводе Хитрово, склонить сильнейшего калмыцкого тайшу Аюку к совместным операциям против крымцов и турок. Помня печальный опыт предыдущих военных компаний против Азова и Крыма, Алексей Михайлович велел воеводам ни чего не предпринимать без согласования с войсковым атаманом Корнилой Яковлевым.
В своей грамоте царь призывал казаков воевать Азов и Крым, а так же запрещал принимать у себя беглых крестьян. Тем самым пытаясь лишить Войско права убежища. Однако данное требование было игнорировано казаками, так как Войску, кроме бойцов требовались рабочие руки, недостаток которых остро ощущался.
В марте Алексей Михайлович отправляет на Дон грамоту с изъявлением похвалы казакам за действия их под Каланчинскими башнями и под Азовом: « … вы служа нам, ходили под Каланчинские башни, и за помощью Божиею одну башню сбили. Да вы ж, атаманы и казаки, после того вскоре ходили под Азов и поиск учинили, азовских жителей побили, а иных в полон побрали». А так же о продолжении этих действий вместе с воеводой Иваном Хитрово. О том чтобы казаки не принимали у себя государевых ратных людей, уклонявшихся от службы, и беглых боярских людей. В конце грамоты, царь извещал донцов о посылке жалованья, стругов для морских походов, а так же «труб» и снастей для них: « … указали мы, великий государь, послать вам на Дон в Войско с Воронежа 30 морских стругов да 50 труб струговых выделанных; а на ошивку к тем трубам 200 досок липовых по 9 и по 8 сажен, да на шоглы и на рейны 200 дерев».
Веной 1673 г. на Круге был избран войсковым атаманом Михайла Самаренин, который стал деятельно заниматься подготовкой Войска к предстоящим походам. Он разослал по всем казачьим городкам гонцов с грамотами, призывающими донцов сходиться в Главное Войско для похода на Азов. К началу июня закончилось сосредоточение русских войск под Черкаском, расположившихся в укреплённом лагере. Здесь находилось три московских стрелецких полка по 550 человек, несколько стрелецких полков из низовых городов, усиленных городовыми казаками и охочими людьми из крестьян и бобылей, общим числом 6338 человек и полком рейтар в 1000 сабель. Всего, без малого 9000 хорошо вооружённых бойцов.
Тем временем из казачьих городков Дона и других запольных рек, в Главное Войско стали сходиться донцы, и к началу июня в Черкаском городке сосредоточилось около 10000 хорошо вооружённых казаков, за исключением тех, кто ещё не успел подойти с Хопра и Медведицы. Об этом мы узнаём из расспросных речей атамана легковой станицы Алексея Еремеева, прибывшего в Москву 12 июня 1673 г.: «И по тем де их посылкам из многих городков и куреней казаки по вся дни в Войско собираются многие, а с запольной с Донца реки собрались все и ныне де в Войску казаков блиско 10 тыс., а как де будут с Хопра и Медведицы и в то де время больши и десять тысяч».
Кроме этого войсковой атаман Самаренин отправил гонцов к калмыцкому тайше Аюке. Однако с ним было не всё так просто. Ещё в сентябре 1672 г. царём был отправлен посланник с грамотой к калмыцким тайшам, отношения с которыми к тому времени стали портиться. И потому посланнику Леонтию Колпину был дан наказ – в случае личных переговоров с тайшами, непременно советоваться с казаками, и требовать с калмыков знатных аманатов. Сами же переговоры, для безопасности вести вблизи Черкаска. Кочевавший между Манычем и Салом Аюка, вначале откликнулся на предложение Москвы о совместном походе на Крым. Он обещал посланнику отправить свою конницу по первому повелению государя, на помощь воеводе Хитрово. То же писал тайша и Войску Донскому. Казаки же, желая сблизиться с калмыками, часто ездили в их кочевья, в гости к своим знакомцам. Они меняли или продавали им ясырь, возили на продажу необходимые товары и припасы. Рядовые калмыки, бывшие в Черкаске и в других казачьих городках, выражали горячее желание идти в поход на Азов или в Крым. Распалённые вином, они в восторге восклицали: «Мы теперь всегда будем кочевать близь ваших жилищ безопасно; вы наши друзья, и нам нечего вас бояться, мы пойдём против врагов, наших когда велит царь российский».
Однако тайша Аюка, не смотря на притворное радушие и заверения, данные посланнику, отправить свою конницу на Дон, ни чего не предпринимал для организации похода. Так продолжалось до прибытия русских полков на Дон. Тайша то и дело присылал партии гонцов по 8 – 10 человек, говоря, что служить царскому величеству, с ними за одно, он рад и чтобы они, казаки, готовились к походу и кормили коней.
Тем временем, из Воронежа, специально для приёма калмыков и их угощения, в Войско было отправлено 300 вёдер вина. Но как только русские воеводы пришли в Черкаск, Аюка, тот час откочевал к Тереку, оправдываясь тем, что пошёл на помощь князю Каспулату Черкаскому, в войне против не мирных горцев. Кроме этого тайша жаловался царю на донских казаков, которые в прошлом 1672 г. разгромили возвращавшийся из набега на Крым отряд калмыков; убив 67 и взяв в плен 3 человек.
Войсковой атаман, не смотря на проявление враждебности и обмана, послал к калмыцкому правителю двух казаков, которые передали Аюке войсковую грамоту, и стали настаивать на соблюдении договорённостей, после почти двух месяцев проволочек и отговорок, Аюка отправил на Дон вместе с казаками 400 всадников под командой Мазана Батыра. Хотя Войско рассчитывало на более существенную поддержку со стороны калмыков, но было радо и этому.
Прибыв в Черкаский городок, Мазан Батыр отказался дать по требованию воеводы Хитрово аманатов. Это вызвало недоверие к калмыкам, и Хитрово отказался допустить их к осаде Каланчинских башен. Через пять дней, недовольные этим калмыки, ушли на Терек, ограбив при этом стоящих в карауле казаков.
Тем временем, Алексей Михайлович, перед началом боевых действий казаков и своих войск, отправил крымскому хану грамоту с упрёками, в нарушении мирных договоров и беспрестанные набеги на русские украины. Он грозил, соединившись с поляками идти громить его владения. Напоминал, что донские казаки в своё время взяли «преславный город Азов» и передали его «за наши государи». И только по просьбе султана Мурада его вернули обратно, « … за что султан обещал заказ крепкой учинить вам, крымским ханом, чтоб на наши, царского величества, украинные городы войной не ходили, и разоренья не чинили, и тот его заказ и повеленье, предки ваши, крымские ханы, ни во что ставили, ни один правды и шерти не держал, все на наши царского величества украинные городы войной ходили и разоренье чинили, за которую неправду и разорение возмездие воспринимали. Те ж донские казаки преславный город Трапезон, Мисервию, Ахенло, Сазопали и иные поимали и под самый царствующий град Константинополь многожды прихаживали.»
Однако ни какие угрозы и предостережения, на хана и мурз не возымели ни какого действия. Считая, что сильнейшая Турецкая армия, дислоцированная на Укране, послужит им гарантией безопасности. Турецкий султан, извещённый ханом о планах Москвы, в мае 1673 г. усилил гарнизон Азова, Каланчинских башен и Лютика, а так же велел пополнить их запасы продовольствия и боеприпасов. Азовцы, в свою очередь строили новые укрепления и выжгли весной камыш на 10 вёрст вокруг. Из зарослей которого казаки совершали свои неожиданные нападения на турецкие суда и людей, идущих берегом.
Турок ободряли успехи турецкой армии на Украине. Воевода Ромодановский и гетман Самойлович, вопреки планам и намерениям царя, решили перейти на Правобережную Украину и изгнать оттуда турок. Однако они натолкнулись на сильное противодействие турецкой армии, а в их тылу, появилась многочисленная конница крымского хана. Который воспользовался неспешными приготовлениями воеводы Хитрово к осаде Каланчинских башен. В результате чего русские и запорожские полки, были вынуждены отойти за Днепр, что вызвало гнев царя.
Под Азовом события развивались несколько успешней. 5 августа воевода Хитрово с 4912 ратными людьми и 5000 казаков войскового атамана Корнилы Яковлева и старшин Михайлы Самаренина и Родиона Осипова, вышли к Каланчинским башням. Почти столько же войск осталось в устроенной россиянами крепости и в Черкаском городке, так как воеводы и казаки опасались прихода на Дон с Украины крымской орды или изменивших союзу калмыков.
В 300 саженях от башен, казаки и русские ратники построили редут и установили на шанцах 22 пушки, начав беспрестанный обстрел турецких укреплений. Бомбардировка длилась три недели, пушкарям удалось уничтожить батареи верхнего и среднего ярусов, уцелели лишь орудия третьего, нижнего яруса. Несмотря на отчаянное положение, турки продолжали яростно обороняться. К тому же приступ значительно осложняли ров и земляной вал.
Азовский паша видя безвыходное положение защитников башен, предпринял вылазку. 1000 отборных янычар попытались прорваться к осаждённым. Но вышедшие им на встречу казаки и стрельцы, после жестокой резни, обратили их в бегство. Тем немение, эта вылазка имела роковые послесдствия для осады башен. Воевода Хитрово был так напуган вылазкой азовцев, что велел своим полкам отступать. Ссылаясь на то, что у него недостаточно «конницы, которая бы расположившись между Азовом и башнями, могла препятствовать сообщению»
Казаки были крайне не довольны таким оборотом дел, но были вынуждены смириться. Раскопав, засыпанный турками Казачий ерик, донцы отправили в морской поиск 11 стругов с 600 казаками под командой М. Самаренина. По возвращении из поиска, ему было велено Войском основать в устье Миуса крепость и остаться в ней на зимовку. Казаки рассчитывали укрепиться там и беспрепятственно совершать набеги на Турцию и Крым. А также перехватывать турецкие суда с провиантом и боеприпасами, посылаемые из Стамбула в Азов.
Иван Хитрово, желая оправдать себя в глазах царя и боярской Думы, велел бывшему при нём немецкому инженеру Альберту Шневенцу отписать Алексею Михайловичу о невозможности постройки крепости в районе Каланчинских башен, даже в случае их взятия. Инженер, не желая портить отношения с воеводой, выполнил его требование, написав, что между башнями и Азовом лежит песчаная низина, затопляемая дважды в день водой, что было заведомой ложью.
Корнила Яковлев, так же стремившийся оправдаться за неудачу похода, писал окольничему Артёму Матвееву, что Каланчинские башни гораздо более укреплённые чем сам Азов. А если же царь велит ещё раз идти им под Азов и «чинить приступ», то пехоты необходимо 40000, а конницы 20000, « … а с меньшим войском на приступ идти нельзя».
Тем временем, неожиданно для всех появились калмыки. Воспользовавшись тем, что хан с конницей находился на Украине, 4000 калмыков ворвались в Крым, где разорили и сожгли 37 татарских сел и деревень, захватили сотни пленников и отогнали многочисленные стада скота.
Вышедшая в море казачья флотилия Михайлы Самаренина, так же не имела успеха из-за своей малочисленности. В море донцы встретились с турецкой флотилией из 18 кораблей, вёзшей в Азов новые войска и снаряжение. Силы были не равны и казаки были вынуждены спешно уходить. Вытащив струги на берег, они дождавшись прохода турецкой флотилии, устремились к Крымским владениям, где высадились на берег в урочище Казан-рог, но нашли лишь опустевшие татарские сёла. Их жители были оповещены о приходе донских казаков береговой сторожевой службой и вернувшимися из Азова турецкими судами.
Взяв в плен несколько татар и предав огню селения, казаки бросились на другое побережье Азовского моря, но и там им не было удачи. Узнав о выходе казаков в море, черкесы, турки и татары, бросив свои жилища и менее ценное имущество, бежали с побережья. Убив нескольких случайных татар и турок, и захватив в плен ещё шестерых, донцы решили идти в Миусский лиман. Прибыв на место, казаки в течении шести недель находились в засаде, в ожидании одиночных турецких кораблей шедших в Азов. Но они так и не появились. Тогда они поднялись вверх по Миусу, до реки Некленовки, где нашли удобное место для постройки крепости, о чём с гонцами сообщили в Главное Войско атаману Корниле Яковлеву и воеводе Хитрово. Те немедля отправили к ним в помощь 300 стрельцов и 300 казаков, под командой стрелецкого полуголовы Засецкого и атамана Родиона Осипова. В короткое время они построили крепостцу, где были оставлены 150 казаков и 2 пушки, а так же запасы для них на всю зиму.
Об этом предприятии, воевода Хитрово доложил государю отпиской в Москву, а стольник Косогов окольничему Матвееву. Они уверяли Алексея Михайловича, что построенная на Миусе крепость, преградит путь к Азову, как морем, так и сушей. Но это было большим преувеличением, так как крепость находилась вдали от Азова и имела небольшой гарнизон и ничтожное число пушек.
Для того чтобы определить все выгоды и невыгоды от содержания на Миусе крепости, в Москву, царём были вызваны казаки во главе с атаманом Самарениным. Но тот разочаровал царя и бояр, объявив им, что крепость в устье Некленовки, ни в коем случае не может преградить к Азову путь турецким кораблям, для этого нужно строить крепость а устье Миуса, откуда действительно можно будет контролировать Азовское море и перехватывать турецкие суда. Однако отсутствие в окрестностях леса, заставит гарнизон бедствовать без дров, а отдалённость Черкаска и татарские улусы, кочующие у берега моря, затруднят доставку снаряжения, продовольствия и боеприпасов. Их можно будет доставлять только под большой охраной. В случае, если крепость оставить на старом месте, то в случае нападения, ей будет невозможно оказать скорую помощь людьми и пушками, из-за её отдалённости, так и по причине несудоходности Миуса на протяжении 10 вёрст в летнее время.
Неудачи при осаде Каланчинских башен, плохое снабжение, непривычный климат, неумелое руководство и трусость воеводы Хитрово, всё это подрывало боевой дух русских полков. Нёсших большие потери в людях не столько в боях и сражениях, сколько от болезней: « … причину сего должно искать в местоположении города Черкаска, отдалённого от прочих российских городов, где находясь, не имели они ни малейших житейских выгод, ибо всеми потребностями, необходимейшими, должно было запасаться на всё время нахождения здесь; с другой стороны большие весенние разливы реки Дона, продолжавшиеся три месяца с половиною, заставляли их всё сие время находиться в крепости … Ежегодное наводнение оставляет по себе ещё гибельнейшие последствия для новых людей; наступают жары, которые, растворяя сгнившие растения, заражают воздух, отчего появляются болезни, чуждые коренным жителям». В результате всего этого, побеги с Дона русских служилых людей, стали обыденным явлением.
Так с апреля по 4 октября 1673 г., из русских полков бежало 1402 человека, ещё 221 умерли от болезней, ещё сотни человек болели. Воевода Хитрово, за столь многочисленные побеги, писал в Москву, что им способствуют сами казаки, принимая беглецов в своих городках и снабжая продовольствием.
В связи с этим, на Дон была отправлена государева грамота, предписывающая Войску Донскому сыскать по городкам беглецов и отправить их в лагерь воеводы Хитрово. Казаки встретили эту грамоту без особого энтузиазма. Не смотря на то, что Войско и отправило по городкам гонцов с грамотами в которых призывало не дают беглецам приюта и отсылать их в Черкаск. Однако это требование казаками было проигнорировано, особенно в верховых городках, так как среди беглецов часто встречались их родственники или старые приятели и знакомцы из русских украинных городов.
Тем временем побеги служилых людей ещё больше усилились и воевода вновь жаловался в Москву на казаков, которые продолжали снабжать беглецов продовольствием, оружием и судами. На Дон вновь была отправлена государева грамота о пресечении побегов. Войско, под давлением царя и воевод, было вынуждено отправить по городкам более суровую грамоту, грозя ослушникам всевозможными карами: «Вам предписано было от всего Войска Донского, чтобы бежавших со службы царской ратных людей ловили и присылали в Войско; но вы не только не стараетесь преграждать им пути к уходу, но даже делаете всякое вспомоществование, снабжаете их провиантом, судами и таким образом отпускаете их в украинные города, а иных держите по городкам вашим, для своих работ; неужели вы забыли Бога, царскую милость и данную ему присягу. Подтверждаем в последний раз: если являются в станицах ваших бежавшие от воевод люди, то непременно ловите их и передовайте в Войско со станицами без малейшего замедления; кто не послушается нашей войсковой грамоты, и на той станице наша войсковая пеня: век бить и грабить и суда им не будет, и впред в такой нашей войсковой пене милости не просите». Впрочем такой суровый тон грамоты был связан не только с давлением Москвы, но и раздражением на казаков верховых городков, зачастую не исполняли воли войскового Круга и отправлявших в Главное Войско меньше казаков чем требовалось.
В сентябре 1673 г. воевода Хитрово доносил государю о воровстве чинимом бывшим сподвижником Разина, атаманом Иваном Миусским, от которого и впредь нужно ждать разбоев, так как Стенькины сподвижники, вновь «зашатались» в верховых городках.
4 октября Алексей Михайлович получил отписку: « … в степи на реке Донце объявилось великое воровство, а ворует прежних воров Стенькина Собрания Разина, казак Миусский, да с ним того ж воровского собрания многие люди, человек с 200 и больши; а приезд от них нашим, великого государя, ратным людям и всяких чинов людем становится труден, да и впред от них по рекам, по Дону и по Волге, и в степи чаять многого воровства, потому, что воры Стенькина собрания Разина, которые ушли с Астрахани и Чёрного Яру, живут ныне по Дону и в верхних казачьих городках».
Положение было нетерпимым и Алексей Михайлович, для пресечения этих разбоев и воровства по Донцу и окрестным местам, 8 октября 1673 г. отправляет на Дон грамоту, в которой требовал от атаманов и казаков погромить воров атамана Миуского, действуя совместно с воеводой Хитрово: « … учинили о тех ворех всякий промысел соопча, чтоб тех местах вашею службою и промыслом и радением на Донце в иных местах по Дону и в степи воровства не было и чтоб тех воров переимать и пристанища их разорить».
Получив государеву грамоту, казаки, сойдясь в Круг, решили погромить расположенные по Донцу городки атамана Миусского, так как он и его казаки досаждали и Войску, перехватывая суда с товарами. Для этого на Северский Донец был послан карательный отряд, который почти полностью истребил воровскую ватагу. Однако сам атаман Миусский уцелел и ушёл с частью своих сподвижников, обосновавшись в устье Чёрной Калитвы: « где объявилось великое воровство вниз и вверх, торговым и служилым людям не стало проезду, и шёл слух, что на весну Миусский пойдёт на Волгу, пристанет к нему с Дона и верховных городков много воров, как к Разину».
Но посланные воронежским воеводой городовые казаки, следов атамана на Чёрной Калитве не обнаружили. Тот, узнав о подходе царских войск, бежал в Запорожскую Сечь, надеясь найти там защиту и продолжить смуту. Для этого он уговорил одного из своих людей – Матвея, выдать себя за царевича Симеона Алексеевича, якобы не умершего в 1669 г., а бежавшего на Дон, под защиту казаков, спасаясь от боярского заговора.
Над Россией замаячил новый призрак самозванца и грядущей смуты. Кошевой атаман запорожцев Иван Сирко оказал самозванцу знаки особого почтения и просил Лжесимеона написать письмо «отцу». Молодой человек согласился это сделать и рассказал вместе с Миусским, вымышленную от начала до конца историю спасения опального сына Алексея Михайловича, и просмл у запорожцев защиты и покровительства от гонений царицы Марии Ильиничны и бояр. Атаман же Миусский присовокупил ко всему этому, утверждение о том, что на правом плече и руке, у «царевича» есть знаки в виде царского венца, двуглавого орла и Месяца со звездой.
В Москве вскоре узнали о появлении нового самозванца, из отписки гетмана Самойловича, от 10 декабря 1673 г: «А когда ведомо учинилось, что Серко сближается на Запорожье, и он, царевич, распустив знамёна, почтил Серка встречею, которого Серко тако ж принял, как и иных товарищев». Однако кошевой атаман не верил самозванцу, но решил использовать его для давления на Москву, чем и объяснялся его тёплый приём. Когда Матвей – Симеон явился к нему, то Серко посадил его между собой и атаманом Палехом, после чего стал расспрашивать; сын ли ты Алексея Михайловича, российского самодержца? «И он встав, что видели Дзуб, Гнилица, Кваша, Черкес, и шапку сняв, и якобы через плачь говорил: « … Бог мне свидетель, правдивый сын вашего великого государя царя, и великого князя Алексея Михайловича, всея Великие, и Малые, и Белые России самодержца, а и иного».
Услышав это, Сирко и прочие атаманы и полковники поклонились самозванцу до земли, и начали его угощать вином. Во время пиршества Матвей рассказал им историю своего «бегства», начавшуюся, якобы с того, что он вмешался в разговор своего деда, Ильи Даниловича Милославского и немецкого посла, чем вызвал гнев князя, грубо оттолкнувшего его, как помеху. Оскорблённый «царевич», придя к своей матери, Марии Ильиничне со словами: « … если б ему на царстве хотя б три дня пробыть, и он бы бояр всех нежелательных перевёл». Царица же узнав, что среди этих бояр и её отец, Илья Данилович, бросила в сына нож, ранив его в ногу. В последствии, она велела стряпчему Михаилу Савостьянову, отравить его. Однако тот, по ошибке отравил похожего на «царевича» певчего. Сам же «царевич» Матвей, якобы бежал из дворца при помощи двух нищих, заплатив им по 100 золотых. Далее его отвёз в Астрахань посадский человек, где он и скитался долгое время, после чего пришёл на Дон, к Разину. Там, назвавшись Матюшкой, он стал при Разине кашеваром.
После пленения Разина, «царевич» якобы сознался в своём происхождении прибывшему на Дон с царской казной сановнику, и дал тому письмо для своего «отца». Но бояре, узнав о том, сановника к государю не допустили. Далее самозванец говорил, что будет мол время, он найдёт этого человека, и тот передаст письмо государю; « … до того же времени содержите меня тайно и не объявляйте обо мне ни кому». Если же кошевой и куренные атаманы окажут ему помощь, он Симеон Алексеевич, по возвращению в родительский дом, будет ходатайствовать перед отцом о государевом жалованьи на 3000 казаков, по 10 аршин кармазинных сукон, прибавлении пороха, свинца, ежегодной присылке пушек, ядер, стругов и пушкарей. Государь, говорил самозванец, - милостлив к вам и к Войску Донскому, ежегодно приказывает присылать к вам большое жалованье, но бояре оное удерживают».
В ноябре 1673 г. Войско Донское отправило в Москву зимовую станицу во главе с Михаилом Самарениным.
1674 г. Алексей Михайлович, получив в январе отписку гетмана Самойловича, о появлении в Сечи самозванца и оказанном ему казаками покровительстве, пришёл в негодование и принял в негодование и решил незамедлительно действовать, чтобы подавить смуту в зародыше. В Сечь были отправлены: подьячий Семён Щеглов и стрелецкий сотник Василий Чадуев. Однако по прибытию в Сечь, царские чиновники были встречены казаками холодно. Царские посланцы потребовали выдать самозванца, но получили решительный отказ: «И марта в 13 день, тако ж и до самого отпуску, кошевой атаман Иван Серко, созвав к себе в курень куренных атаманов и знатных казаков радцов и призывая Василья и Семёна, при генеральном есауле Алексее Чернячине говорил: много вы приехав в Запорожье, наворовали, на великого человека хотели руки поднять, государича убить, достойны де они, Василий и Семён, смерти. А им де Бог дал многоцветное сокровище, жемчужное зерно и самоцветный камень, ни когда искони веков у них на Запорожье не бывало».
Однако русские посланцы продолжали настаивать на выдаче самозванца, грозя гневом и опалой царя. И при наступлении поста, кошевой атаман велел священнику на исповеди узнать, царский ли он сын?: «А в нынешний де великий пост, он самозванец постился, и он, Серко, велел священнику ево, самозванца, на исповеди чрез клятву свидетельствовать, подлинно ль так сказывает; и он чрез клятву сказал, что правда истинная и причащался». После этого события, все казаки в Сечи «поверили» самозванцу, а атаман Серко сказал, что перед ними царевич истинный и мы будим его защищать. Для большей убедительности слов «царевича», атаман Серко, послал к нему священника и 11 казаков – куренных атаманов, для осмотра, « … что на нём за признаки, и на нём де на плечах …, нападобие царского венца и двоеглавого, и месяца с звездою нет, только на груди от плеча до другого плеча восьм пятен белых, как перстом ткнутые, а на правом плече подобием как лишаи бывают широко и бело» (следы от былых ран).Впрочем, это не соответствие словам Миусского и «царевича», не смутило запорожцев. Но когда об этом узнали царские посланцы, Щёголев и Чуваев, то они вновь потребовали выдачи «вора», ссылаясь на его осмотр священником самозванца, грозя царским гневом.
Тем временем, в Москву прибыло посольство запорожцев, привезшее царю, кроме всего прочего, письмо от его «сына» самозванца, где тот называл его батюшкой и просил о личном свидании. На что рассчитывал «Симеон», неизвестно. Алексей Михайлович, получив письмо от «вора», пришёл в ярость и отправил в Сечь гневное послание, в котором говорилось: «Этот лист Нашему Царскому Величеству ныне ни когда не потребен». В нём царь называл точную дату смерти своего сына и место его захоронения, а так же требовал немедленной и безусловной выдачи самозванца, грозя опалой. Запорожские послы, доставившие письмо, были задержаны до выдачи «сына». В случае его выдачи, Алексей Михайлович обещал запорожцам оружие, порох, сукна, продовольствие и деньги.
Кошевой атаман, получив государеву грамоту и видя непреклонность Москвы, решил не доводить ситуацию до крайности, и на совете с куренными атаманами и полковниками, было решено созвать Раду, на которой и решить судьбу «царевича». На Раде казаки так же предпочли не идти на конфронтацию с царём и решили выдать «Симеона» с головой. Для его сопровождения в Москву были выбраны старшины: Процыка, Золотарь, Трофим Троицкий и войсковой писарь Пелепелицын. Прибыв в Москву, запорожцы передали самозванца в Посольский приказ. Где его должны были подвергнуть расспросу под пыткой, в присутствии бояр, думных дьяков и запорожцев.
На расспросе он сначала показал, что родом поляк, католической веры, человек князя Вишневецкого, зовут Сенькой сыном Еремея, жил в Лохвице, что вниз по Днепру, ему 20 лет. По приезде в Варшаву, его взяли силой немцы и под Вислой продали глуховскому жителю, от которого он бежал через пять недель в Чугуев, где на Донце познакомился с атаманом Миусским, назвавшись Матюшкой, и перешёл в его стан. Узнав о подходе русских войск, он вместе с казаками бежал в Сечь.
Однако вскоре самозванец изменил свои показания, назвавшись мужичьим сыном, подданным князя Вишневецкого, отец его, Еремей, варшавский мещанин и зовут его Иваном Андреевым, прозванным Воробьём. Но через некоторое время он снова изменил показания, сказав, что его отец жил под Лохвицей, откуда он и бежал на Дон. С Дона же, вместе с атаманом Миусским и семью спутниками, он ушёл в Запорожскую Сечь. В Москве же он ни когда не был и ни чего московского не знает: « … а имя де царевича наложил он на себя по наговору и научению Миюскову; да и все де товарищи ево про то ведали, что имя ему Матюшка».
Самозванца, за все его вины и «воровство» приговорили к казни, и четвертовали, о чем было сообщено Запорожскому Войску государевой грамотой от 18 сентября 1674 г. В ней царь требовал выдать заводчика новой смуты Миусского: «И вам бы кошевому атаману и всему Войску Запорожскому, Миюску и иных товарищей ево конечно сыскивать всячески, а сыскав, по тому ж прислать к нам, великому государю». Однако ж запорожцы атамана Миусского и его товарищей не выдали Москве, позволив тому бежать. С тех пор имя атамана исчезает со страниц истории.
Весной 1674 г., казаки сойдясь в Круг, решили вновь идти на осаду Каланчинских башен, вместе с русскими полками стольника Ивана Хитрово. Построив шанцы, донцы начали обстрел башен из пушек, нанеся им значительный урон как в людях так и в крепостных сооружениях. Однако взять их казакам не удалось и в этот раз. Видя их неприступность, донцы, раскопав Казачий ерик, вместе со стрельцами переправились на Каланчинский остров, где построив земляные укрепления и установив орудия, прервали сообщения между Азовом и Каланчами. Азовский паша, узнав об этом, предпринял вылазку, стремясь выбить из островных укреплений казаков и стрельцов. Однако донцы, ожидая такого поворота событий, были к нему готовы, встретив турок, как на суше так и на реке. Наголову их разбив, они преследовали их на протяжении версты, безжалостно истребляя.
Войско, стремясь заключить союз калмыками, вновь отправило к тайше Аюке нескольких казаков с этим предложением. Однако тот затаил обиду за разгром отправленного на войну с крымцами отряда бакши Унитея. Тот, возвращаясь после удачного похода против татар, был настигнут донскими и запорожскими казаками на переправе через Дон и рассеян: « … Малебашев Крым и улусы воевали повоевав, из-под Крыма шли назад к нему в улусы, и тех де калмыков на переправах Донского войска казаки и черкасы убили 67 человек, и животы их пограбили, а трёх человек живыми взяли». Продержав посланцев Войска два месяца, Аюка отпустил их не солоно хлебавши.
К довершению неудач, постигших Россию и Войско Донское в этом предприятии, крепость, построенная донскими казаками осенью прошлого года, весной 1674 г., была полностью затоплена вешними водами, что заставило эвакуировать её гарнизон, испытывавший к этому времени недостаток продовольствия. Сев на струги, казаки впрочем не возвратились в Главное Войско, а двинулись за зипунами к берегам Крыма.
Прибывший 18 июня с Дона в Москву толмач Полуэкт Кучумов, в своих расспросных речах, так говорил об этом поиске. «Миюский де новый городок потопила вода, и которые донские казаки в том городке были, и те для водного потопления и хлебныя скудости, оставя тот городок, для промыслу над неприятели ходили на море, разгромили бусу и многих турчан побили, да живьём 25 человек взяли и тех языков в Черкаский привезли при нём».
Само Войско так же воспользовалось небывалым разливом Дона, отправило в морской поиск судовую рать из несколько десятков стругов. В этом походе приняли участвие и русские служилые люди. Казаки и стрельцы, беспрепятственно вышли в море, минуя турецкие крепости, и погромили прибрежные татарские селения на Крымском побережье. Но ни одного города им взять не удалось. Тем не мение казакам удалось взять богатую добычу и много ясыря.
Кроме того походный атаман верховых казаков (донецких), казаков Беркулат совершил на Азов и близь лежащие татарские улусы, сжёг и ограбил их. Попытка взять Азов не удалась, но донцы утешились богатой добычей. Судя по всему, поход донецких казаков не был согласован с Главным Войском. Реакция Круга, на это нарушение войсковых порядков неизвестна.
После походов казаков с русскими войсками под Азов и Каланчинские башни, многие донцы были ранены, и потому Войско Донское обратилось с челобитной к Алексею Михайловичу, в которой просило царя прислать на Дон несколько профессиональных лекарей. Царь откликнулся на просьбу казаков и отправил в Главное Войско нескольких лекарей и запасы лекарств. Но лекари на Дону долго не задержались, отбыв в Москву в том же году.
24 сентября Войско Донское отправило в Москву легковую станицу атамана Ивана Харитонова и есаула Фёдора Болдыря, с войсковой отпиской. В ней казаки извещали Алексея Михайловича о своём походе со стольником Иваном Хитрово, на осаду Каланчинских башен: « … и из шанец и из голанок и из полковых пушек стреляли и в башнях многих неприятельских людей побили и, раскопав Казачей ерек, на Каланчинский остров наших, великого государя, ратных людей и казаков пропустили, и те ратные люди и казаки, будучи на том острову, водяной путь от Азова к башням отняли; и из Азова на наших, великого государя ратных людей и казаков, азовцы водою и сухим путём приходили всеми людьми, и наши, великого государя, ратные люди и атаманы и казаки на Каланчинском острову, в шанцах будучи, за Божиею помощью, тех неприятелей, на сухом пути и на воде побили и гнали за ними версту».
В декабре 1673 г. Алексей Михайлович, после долгих колебаний, положась на слова воевод и атамана Самаренина, решил построить сильную крепость в устье Миуса. Для руководства её строительства, был назначен опытный воевода, князь Хованский. Под его команду переходили русские полки оставшиеся на Дону, усиленные ещё 3180 ратниками и стрельцами. Непосредственными работами по возведению крепости, должен был руководить инженер Лим. Отъезжая из Москвы, князь Пётр Хованский получил от государя наказ убедить донских казаков в необходимости строительства крепости на Миусе, так как им затруднительно выходить в поиск Доном: « … те все места укреплены, и на море ходить им ныне невозможно, и чтоб им, атаманам и казакам, построя на Миюсе реке городы, для промыслу над неприятели ходить на море свободнее и пристойнее, и безопасно».
Для того чтобы не было розни между казаками и воеводой, ему предписывалось советоваться во всём с атаманами и казаками, и принимать решения по общему согласию. Однако по прибытию на Дон, Хованский, встретил со стороны Войска Донского полное неприятие планов Москвы по строительству крепости на Миусе. Донцы, прекрасно зная Миуский лиман, решительно заявили, что строить крепость там нельзя из-за песчаных почв. Даже если бы её и удалось построить, то снабжение крепости боеприпасами, продовольствием и снаряжением, было бы крайне затруднительно, из-за дальности расстояний и кочевавших по близости татар. Если бы те места были годны для постройки крепости, - говорили казаки – то мы бы давно обратились к государю с просьбой об этом: « … на Миюсе города делать и в нём ратным людем быть не для чего, потому, что де Азову и Лютику и Каланчинским башням, и кораблям, и каторгам, которые ходят из Азова и в Азов морем, тесноты туркам ни какой от того не будет; да и быть де тому городу на Миюсе непристойно, лесу и воды близко нет; да хотя де на Миюсе и город будет сделан, они в нём сидеть не станут».
Дав такую отповедь князю Хованскому, бывшие в Круге казаки вознегодовали на Самаренина, который будучи в Москве, ввёл в заблуждение царя и бояр, относительно постройки Миусской крепости. Но атаман: « … в том во всём запирался, что о строеньи Миюского городка, будучи в Москве, не говорил, а говорил, что де в тех местех городу быть не мочно для того, что в тех местах места пещаные и лесов нет».
Однако князь Хованский не поверил казакам и желал сам осмотреть Миусский лиман, потребовав от Войска в том помощи. Казаки согласились идти вместе с ним и вскоре выступили из Черкаска, усиленные стрельцами и артилерией. Донцов возглавили атаманы Михайла Самаренин и Фрол Минаев. Прибыв на Миусс, князь Хованский убедился в справедливости казачьих утверждений о невозможности закладки здесь крепости. Он был вынужден возвратиться в Черкаск, отправив в Москву инженера Лима, с подробной отпиской и чертежами Миусского лимана.
После ухода князя Хованского с частью казаков на Миус, оставшиеся донцы, собравшись в Круг, решили совершить поход на Азов. Атаман Фрол Минаев с 250 конными казаками, двинулся к городу берегом реки. Ещё столько же казаков шли стругами, под командой атамана Родиона Осипова. Но турки были очевидно предупреждены перебежчиками о готовящемся походе и подготовились к решительному отпору. В завязавшемся бою, атаман Минаев потеряв 15 казаков убитыми, был вынужден вместе с судовой ратью Осипова, отступить от города не солоно хлебавши.
Тем временем в Крыму узнали о приходе на Дон новых русских полков под командой князя Хованского. Это породило панические домыслы и слухи, о намерении русского царя взять Крым с боя, для чего де послано 40 тысяч конного и пешего войска. Хан Селим Гирей, обеспокоенный этим известием, тот час отправил грамоту турецкому султану, требуя немедленной присылки подкреплений в Азов. Султан не стал медлить и отправил в город большой отряд янычар и дополнительные запасы боеприпасов и продовольствия на 33 кораблях. Со своей стороны Селим Гирей, так же усилил гарнизон Азова, отправив к нему калгу Селемет Гирея с мурзами и лучшей конницей.
Казаки, встревоженные усилением Азова, совершили несколько поисков в его окрестностях, взяв языков. На расспросе в Черкаске пленённые татары показали, что султан велел им ещё больше укрепить Азов и построить новую крепость на Казачьем Ерике, чтобы лишить казаков последнего выхода в море.
Войско не могло воспрепятствовать туркам в их планах из-за недостатка сил, так как часть казаков ушла с Хованским на Миус. Донцы отправили к воеводе гонцов, с призывом о скорейшем возвращении его в Черкасский городок, чтобы помешать туркам строить новые укрепления, а сами пошли стругами к Азову, где попытались отогнать турецкие корабли: « … а казаки наши пошли было в море стругами, а азовские люди, собрався всем городом и с каторгами на море стругов не пропустили, а наши малолюдно, стоять против них не в мочь, и мы ожидаем вашего здоровья беспрестанно, и кои казаки были в съезде, и они поразъехались; а ныне де азовцы с прибыльными людьми припасают к городовой поделке и к иным крепостям всякие припасы и каменья возят». Но опасения казаков оказались напрасными. Турки, укрепив Азов, к радости всего Войска, отплыли на кораблях на родину, так и не начав строительства крепости у Казачьего ерика.
Прикочевавших к городу татар казаки продолжали громить всю осень и зиму, взяв только пленными 300 человек. Татары отвечали той же монетой, внезапно приступая к казачьим городкам, но без особого успеха. Кроме того татары совершали походы к русским украинным городам, отгоняя скот и захватывая ясырь. Впрочем, не все эти набеги заканчивались для крымцов удачно. Так азовский паша, желая разорить соляные варницы, близь Валуек, отправил к Тору 250 татар. От взятых в плен языков, казакам стало известно об этом предприятии. На совете с князем Хованским, было принято решение отправить на их перехват отборных стрельцов и казаков, под командой стольника Косогова. Те устремились в указанные места и вскоре настигли татарский чамбул, разгромив его после короткого боя, взяв в плен 10 степняков, освободив 20 пленных россиян и отбив захваченные стада.
9 ноября 1674 г. Алексей Михайлович отправляет на Дон грамоту, с изъявлением похвалы казакам за поход с воеводою Иваном Хитрово под Каланчинские башни и прорытие Казачьяго ерека; по поводу несогласий с калмыцкими тайшами и князем Каспулатом Черкаским с черкесами; о прекращении этих несогласий; о воспрещении приёма в казачьих городках беглых ратных людей; о действиях против воровских казаков Миусского с товарищами и о доставлении разных вестей с Дону». В случае, если на Дон придут калмыки или князь Каспулат с черкесами, царь призывал казаков действовать с ними за одно: «А буде подданные наши, Аюкай и Соломон Серень тайши или иные улусов их тайши с калмыками и князь Каспулат Муцалович Черкаской с черкесами к Дону приблизятся, или хотя бы будут от Дону в пяти или в десяти днищах и болши, или под Астораханью или под Тереком, и вы б с ними по прежним и по сему нашему, великого государя, указом, указом … ссылались и всякий воинский промысл над неприятели над турскими и над крымскими людьми потому ж чинили за одно».
Осенью 1674 г. Войско отправило в Москву зимовую станицу, во главе с атаманом Родионом Осиповым (Калужениным). На расспросе в Посольском приказе, он сказал дьякам и боярам, что для утеснения азовцев, необходимо построить две крепости, на входе и выходе Казачьего ерика, а третью, на Каланчинской протоке. Калуженин уверял, что эти крепости парализуют действия турок в Азове, Лютике и Каланчинских башнях. Они откроют Войску свободный доступ в Азовское и Чёрное моря, и закроют туркам вход в Азовское море. Тем самым, благодаря этим крепостям, казаки смогут в значительной степени уменьшить набеги турок, татар и нагаев на русские украины, так как именно здесь они переходят Дон. Для этого, по мнению Калуженина, в верхнем устье казачьего ерика, нужно будет расположить крепость с гарнизоном в 5000 человек, а в нижнем – 6000. В третьей крепости, он рекомендовал оставить несколько меньший гарнизон. Для службы в таких, исключительно тяжёлых условиях, атаман предлагал выплачивать служилым людям и казакам усиленное жалованье в 10 руб., и 5 или 6 четвертей хлеба.
Однако говорил он, это предприятие следует проводить в тайне от азовцев и крымцов, чтобы те не предупредили намерения Москвы, постройкой в тех местах своих крепостей. Для этого Калуженин советовал отправить секретное повеление князю Хованскому. Который должен был призвать к себе атамана Корнилу Яковлева и всех лучших старшин для совета, и, обговорив все детали этого плана, оповестить всё Войско Донское. Вместе с этим, Родион Калуженин, призывал бояр, дворян и дьяков, для пользы российского государства, позволять всем свободным людям, беспрепятственно приходить на Дон «для поступления в казачью службу». Чтобы Войско могло пополнять ежегодную убыль, понесённую в войнах. Калмыка же позволить кочевать у Азова, так как те преградят нагаям все пути для набегов на русские украины и не позволят татарам оказывать помощь Азову.
Предложение Калуженина было слишком заманчивым для московского двора, чтобы не попытаться его осуществить. Но при всём этом, это предложение было фантастическим и нереальным. Для этого у России не было ни сил, ни средств. Так как только одних рабочих, для строительства крепостей, требовалось больше, чем всех казаков живших по Дону и запольным рекам. Их охрана, при производстве работ и охрана коммуникаций, требовала как минимум 30 – 40 тыс. войск.
В начале семидесятых годов, особенно в 1674 г., начинается возвышение в войсковой иерархии, храброго и решительного старшины Фрола Минаева, бывшего сподвижника Степана Разина, участвовавшего в Персидском походе, взятии Царицына и Астрахани. Взгляды его по отношению к Москве, координально изменились, некогда один из мятежных атаманов становиться приверженцем тесного союза Россией.
Реформа русской православной церкви, начатая патриархом Никоном, вызвала раскол в русском обществе. Часть верующих россиян, не приняла реформу, заявив, что она «от дьявола». Фанатично настроенные проповедники раскола утверждали, что православная вера уничтожается и призывали к сопротивлению реформам. Церковь и правительство приняли самые жёсткие и решительные меры против раскольников, но так и не смогли силой присоединить к церкви. Десятки и сотни тысяч последователей старой веры, не желая смиряться, искали убежища в лесных дебрях и пустошах, подальше от воевод и воинствующих церковников. И Дон здесь не стал исключением. Многие староверы-раскольники прочно обосновались в трудно проходимых лесах верхнего Дона, Чира и Медведицы, построив там свои укреплённые скиты.
4 декабря Войско Донское отправляет в Москву зимовую станицу во главе со станичным атаманом Родионом Осиповым, с войсковой отпиской и челобитной о получении жалованья.
Так в 1674 г. впервые упоминается раскольничий городок на реке Медведице. По сообщению источников, в то время проживало свыше 300 «старцев» и множество замужних женщин, девок и детей. Жители его, укрепили своё селение земляными валами и обнесли деревянными стенами. Все «старцы» были хорошо вооружены ружьями, саблями и пиками. Ещё один скит был основан на реке Чир, выше Нижне-Чирской станицы, старцем Иевом. Впоследствии этот скит был назван Иевской пустынью.