Памяти Геннадия Михайловича
Опоркова, Главного режиссёра
Ленинградского Ленкома,
поведавшего эту историю,
легшую в основу рассказа.
Вера-Санна работала санитаркой в городской больнице. Большая, грузная с зычным голосом, она, казалось, заполняла все пространство в отделении. Когда она приходила утром на работу, просыпался даже "мертвый".
Отделение оживало,ночные сестры стряхивали с себя остатки ночного сна, старушки, которых "забывали" забрать родственники или которым негде было жить, опорожняли судна и утки больных, хватались за швабры, мыли, вытирали, застилали, так что Вера-Санна, как генерал, обходя территорию, грозно на них посматривала и ее "Так-так" разносилось по палатам, приводя в трепет старух.
Они жили здесь неделями, помогали чем могли, разносили еду и кормили лежачих, изо всех сил стараясь быть полезными.
Врачи смотрели на это сквозь пальцы, санитарок не хватало, жалкие деньги и тяжелая работа не прельщали, и желающих было мало. Те, что приходили, не задерживались.Только Вера-Санна работала здесь еще с девичьих лет и чувствовала себя в отделении хозяйкой.
Старушки и любили ее, и боялись. Попадая сюда по болезни, некоторые, подлечившись, старались остаться подольше, жаловались врачу на хворь, боли, помогали больным и старух держали сколько могли. Их выписывали, но через какое-то время они снова появлялись, виновато глядя на Веру-Санну. Хвори у них хватало.
Наблюдая, как какая-нибудь окрепшая старушка бодренько семенит по коридору неся утку, Вера-Санна громко заявляла:
- Петровна, завтра на выписку, врач сказал!
Старушка бежала к своей кровати, как к крепости, ложилась, стонала, закатывала глаза, так что назавтра она была совершенно больной и протягивала здесь еще недельку - другую.
Однажды зимой выписавшуюся старушку нашли водопроводчики на чердаке больницы. Иссохшая, она полусидела, прислонившись к печной трубе и ее скромный узелок с пожитками был изъеден крысами.
Этот случай с бездомной старались замалчивать, но тайна передавалась больными из уст в уста а Вера-Санна стала мягче к своим невостребованным больным и, по распоряжению заведующего отделением, старушек стали развозить по домам на "скорой", для уверенности.
Сегодня Вера-Санна шла, тяжело шлепая, по коридору и старушки прятались по своим палатам, стараясь не попадаться ей на глаза. Дело к обеду, как раз время решения - кто на этот раз?
- Семеновна,готовься, выписываем, - приговор вынесен и две оставшиеся в отделении старушки счастливо вздохнули.
Семеновна была больна тяжелой болезнью, о которой врачи больным не говорили. Ей делали уколы, боль уходила и Семеновна старалась подольше здесь пробыть, щадя семью от своего присутствия, невольных стонов и тесноты.
Семья жила в комнате большой коммуналки, которую получил когда-то ее муж, Петр, токарь Балтийского завода. Ради плана он часто оставался работать после смены, был из тех, кто любил свое дело.
Когда они с Катей получили эту комнату и переехали из общежития, счастию не было конца.
Их первенец, Ваня, родился уже здесь, в "хороших условиях". Катя тоже работала на заводе, но, как неквалифицированному специалисту, ей ничего "не светило". Она устроилась на завод сразу после семилетки сначала курьером, а потом перешла в цех. Как сироте, ей дали общежитие, где они с Петей и поженились.
У Кати был кроткий, покладистый характер и, несмотря на детдомовское детство, сохранила врожденную мягкость и деликатность. Детей своих, Ваню и Петю, она очень любила, была с ними добра и заботлива.
Однажды бог дал ей счастье не работать целый месяц, а не две недели положенного отпуска, и Катя провела его вместе с детьми в деревне. Повезло!
У Петиного начальника родители уехали отдыхать на самое Черное море и надо было кому-то следить за живностью: козой, курами да собакой.
Катя удивлялась простору избы, радовалась двору, траве, ветру, бабочкам, комарам и мухам, как будто этого никогда не знала в жизни.
Она пела, бегала босой вместе с детьми по полю, а сельская работа была ей в радость.
Петр приезжал на электричке по субботам и они втроем шли встречать его на станцию.
-Папа, папа приехал,- бежал, раскинув руки, вихрастый Ваня по зеленой траве луга, Петя отставал, падал, но тоже бежал, бежал на кривых ножках...
Катя, счастливая, шла сзади, душа ее пела и она смеялась, запрокинув голову.
Петр умер внезапно, от тромба. Теперь она жила в этой комнате с семьей сына Вани - его женой и двумя внуками-школьниками.
Когда на нее свалилась эта болезнь, она, как и всегда, старалась быть незаметной, тихо лежала на узкой кровати, втиснутой между шкафом и буфетом. Катя старалась не стонать ночью, но днем, когда никого не было, она иногда позволяла себе роскошь вслух извергать свою болезнь.
Внуки подходили к ней редко - у них свои заботы. Больница была ей отдыхом от боли и радостью не мешать родным.
Назавтра, к концу рабочего дня, Зав. отделением налил Вере-Санне неполный стакан разведенного спирта " для храбрости" и сказал:
- Давай, Вера-Санна, Семеновну. Скорая пока свободна.
Подъехав к дому, Семеновну положили на носилки и два дюжих санитара "скорой" бойко внесли ее по узкой лестнице пятиэтажки. Вера-Санна позвонила. Дверь открыл мальчик лет десяти. Вера-Санна резко отодвинула его в сторону и скомандовав:
-Зано-си! - Вошла в комнату, огляделась и, увидев дерматиновый диван, сказала:
-Вот сюда и положите, мягко будет. И чтоб ни-ни!- Погрозила она мальчику и пошла к двери.
-Быстро все получилось и скандалить не пришлось, хорошо, что взрослых не было...
Семеновна была в беспамятстве. Ей стало хуже, когда она услышала свое имя на выписке. Сестра сделала укол и боль ушла.
Она лежала, закрыв глаза и ей чудилась зеленая трава луга и маленький вихрастый мальчик. Сын ли? Бежал, бежал...
Наутро Веру-Санну на работе ошарашила новость: Семеновну опять привезли в отделение.
-Что ж это вы, Вера-Санна, к чужим людям не по адресу Семеновну сгрузили? Они вызвали вечером "скорую", увидев незнакомого человека в квартире, а Семеновна ничего объяснить не может, все говорит:
-Трава, сынок...
-Как же это я,-думала Вера-Санна, идя в палату к Семеновне, - адрес перепутала? Если некуда ей, возьму ее к себе.
Подошла к Семеновне. Та молча лежала, укрытая линялым больничным одеялом, такая маленькая и плоская, что только холмик ног выдавал ее тело. Вера-Санна села на кровать и тихо сказала:
-Прости, Семеновна, никуда тебе не надо ехать, ко мне поедешь, не волнуйся больше, вместе жить будем,- и добавила, помолчав:
- Будешь мне мать...
Но Семеновна уже не слышала ее. Она уходила в то единствнное счастливое лето ее жизни, в тот молодой летний день, где ветер колыхал зеленую траву луга.
.