ЖЖ. Записки записного краеведа. 23 декабря.
«…И тут выяснилось: в нумер четвёртый въехала тучная дама далеко забальзаковского возраста, впрочем, весьма молодящаяся.
Завтра у меня самолёт. Бросить беззащитную женщину на произвол судьбы? Невозможно! Остаётся только одно. Я отправился вниз и продлил своё пребывание в «Луче Востока». Чёрт с ним, с Рождеством, всё равно – не мой праздник. Позвонил детям, наплёл что-то про радушие старых зоркинских друзей, они, конечно, огорчились… Ничего, даст бог, Новый год встретим вместе.
Буду наблюдать. Эх, жаль, со мной нет Валентина Николаевича! Уж он-то, конечно, с ходу разгадал бы этот поразительный ребус, ведь он знает о Зорком практически всё… Я невольно представил, как мы встретимся с ним в нашей любимой берлинской кофейне «Падишах», и я, подслащивая таким образом горькую пилюлю от нечистоплотных издателей «Книгомана», поведаю ему за яблочным кальяном всю эту бестолковую историю…
И тут мне пришла в голову мысль. И как я раньше не додумался, старый осёл?! Ну конечно! И я, поминутно ошибаясь от волнения, сейчас же набросал е-мейл, в котором, не вдаваясь...»
К концу декабря работа обычно замирала – празднованием католического Рождества начинались длинные зимние каникулы. Сегодня после обеда все работники Фонда отправлялись на ежегодную трёхдневную корпоративку. Программа развлечений всегда была примерно одинакова: поездка в загородный санаторий, катание на санках, шашлыки, китайские хлопушки, распевание советских песен и на закуску – коллективные игры типа «анонимный Санта Клаус», «море волнуется раз», «бутылочка», «прятки» и «мафия».
Несмотря на то, что разрешалось взять с собой членов семей, мало кто ехал, обременённый «половинкой». Только бедный Амбцибовицкий сидел в автобусе рядом со своей угрюмой, как прапорщик, супругой в свалявшейся каракулевой шубе, да Юля Меделяйте из экологической программы притащила дружка, рыжего диджея со стеклянными от предновогоднего недосыпа глазами. Дружок жалобно ныл и пытался отпроситься на «чёс», но Юля была непреклонна.
Ася влезла в автобус и стала пробираться к своим.
Сотрудники Фонда, забыв про субординацию, корпоративную этику и возраст, привольно расположились в салоне, хихикая, как старшеклассники, булькая припасённым в дорогу алкоголем. Майра, завидев Асю, махнула ей косичками в сторону свободного двойного сиденья напротив.
– Эй, Насырова, – заговорщицки ухмыльнулась Гулька, – а шеф-то твой едет, не в курсах?
– Вряд ли. Он ничего такого не говорил.
– Иди ты… Как так – не говорил? Вы что, вообще не разговариваете?
– Они только CHAO обсуждают целыми днями, – влез в разговор Жорка Непомнящий из программы «Ювенальная юстиция». – Дурак этот ваш Коршунов. Золотарь-ассенизатор…
Майра с Гулькой засмеялись.
– А что, захожу к ним вчера, постучался на всякий случай, мало ли, – продолжал зубоскалить Жорка. – Всё же в отдельном кабинете сидят, романтика, сами понимаете! А они, как неродные, в компы зырят – и молчок. Я говорю: «Эй, скотчу не дадите?» А этот дурак, аськин шеф, говорит, мрачно так: «Двойного, что ли?» Я говорю Аське, пойдем, мол, покурим, мало ли, а он: «Ася, подготовьте справку по грантам». И взглядом меня буравит. Ревнивый!
– А ты, Жорка, по чужим кабинетам не шастай, – с другого конца автобуса крикнул уже пьяный вдрабадан Подопригора. – А то Коровина с Му тебя забодают!
Гулька с Майрой опять засмеялись.
– Да ну вас, – раздражаясь, сказала Ася, – болтаете всякую чепуху.
– Ни фига себе, чепуха, – повысила голос Гулька. – Я вот, женщина одинокая, безмужняя, хочу у тебя спросить…
Тут Ася догадалась, что Гулька тоже успела основательно тяпнуть перед поездкой, и обмерла: пьяная Гулька становилась неуправляемой, как летящий под откос поезд.
– Как ты такого начальника себе отхватила? И главное – з-зачем он тебе, а?! Вот что ты с ним делаешь, ск-кажи? Сметы составляешь? Эх…
– Бодливой корове, Карапетова, бог рог не дает! – заржал Тараска. Автобус веселился.
– Да ты, Гулька, лохушка. Ты её мужа видала? – вступила в дискуссию Майра, – Там ваще Брэд Питт отдыхает.
– Иди ты!! – Гулька завистливо охнула. – Блондин, что ль?
– А то! – Майра икнула.
«Эта сволочь Тараска! Не иначе, он девок напоил!», – злобно подумала Ася.
– И чем ты, Насырова, таких красивых мужиков берёшь? Как приманиваешь?
– Заткнитесь, дуры, – прошипела она, краснея. – Вы что, обалдели?!
– Всем привет! – раздался сзади доброжелательный голос Олега Юрьевича. – О, Ася, вы мне место заняли? Спасибо.
Коршунов, в потёртых джинсах, растрёпанный, как студент, мило улыбнулся окружающим и плюхнулся рядом с Асей, как ни в чём не бывало.
Гамаюныч под общий хохот подытожил:
– По быку и стойло…
К концу рейса трезвыми остались только чета Амбцибовицких, Ася и, возможно, водитель. Олег поначалу решил не пить, потому как терпеть не мог «присоединяться к коллективу». Асины подружки без умолку тарахтели напротив, поминутно опрокидывая стаканчики с коньяком. Дружелюбно кивнув им, он достал томик «Элементарных частиц» Уэльбека и принялся за чтение, правда, почти не получая от текста привычного удовольствия. Ася тоже читала – какую-то цветастую, как цыганская шаль, книжку с декольтированной красоткой и мускулистым мачо на обложке. Видимо, цыганский роман её заворожил: хмурится, чуть припухшие губы в волнении приоткрыты, карие с тёмно-зелеными крапинками глаза быстро скользят по строчкам… Смотрите-ка, носик усыпан едва заметными рыжими веснушками! Ася, вздохнув, перевернула страницу, убирая за ухо волнистую прядь рыжеватых волос, по счастью, не собранных сегодня в дурацкий беличий хвост. Пахнуло нежными ароматами чистой кожи и недорогого девичьего парфюма. Олег вздрогнул, снова уставился в своего Уэльбека: «…Если ДНК повсюду одинакова, тому должны быть причины, глубокие причины, связанные с молекулярной структурой пептидов или, может статься, с топологическими условиями самовоспроизводства. Эти глубинные основания он мог бы обнаружить; он помнил, что когда был помоложе, такая перспектива привела бы его в восторг…» А в лице, между прочим, – ничего монголоидного, кроме едва выдающихся скул. Какая она Насырова, тем более, Асия Нуркатовна? Ножки длинные, стройные, талия тоненькая, маленькая аккуратная попка, а грудь… Стоп. Да стоп же…
…Рассказывала, что мать у неё – полурусская, полубуркутка, а отец – казах, но тоже наполовину, с латышом, что ли?
Ася дочитала книжку, сунула её в пакет, закрыв глаза, откинулась на сиденье и уснула, по-детски посапывая. Автобус резко повернул. Олег вторично вздрогнул: рыжая головка легла на его плечо…
И тут над ними навис, раскачиваясь, как дельтаплан, чёртов Подопригора, тряся у Олега перед носом бутылкой «Овип локос»:
– Аська, пивка долбанёшь?
«Разбудит же!»
Ася сейчас же проснулась, села прямо.
– Извините, Олег Юрьевич…
– Не хотишь, как хотишь, была бы честь предложена, – невнятно артикулируя, подытожил Гамаюныч, мощным круговым движением приложил горлышко бутылки к губам и мгновенно высосал ее досуха, как турбопылесос.
– Молодца, хохол! – зычно крикнула сзади Софа Брудник.
– Какой я тебе хохол, дур-ра?! – взревел Подопригора, разворачиваясь и напирая на Олега пухлым задом. – Да я буркут из крайнего джуза! У меня мамаша самому Бате сродственница! Н-наследная!
Автобус загалдел:
– Ур-ра! Даешь Гамаюн-улы в президенты! Да здравствует незалежный Буркутстан! Москалей на сало!!
Коршунов передёрнулся. Что за идиотские помеси разгуливают в этом Зорком? Не город, а лаборатория евгеники, причём, с загаженными ретортами. Не то, чтобы Олег сознательно придерживался каких-то там особых взглядов на национальный или расовый вопрос, но маргиналы – «дети разных народов» – всегда казались ему весьма нежизнеспособными и, прямо скажем, ущербными с точки зрения и физиологической, и, особенно, интеллектуальной. Олег предпочитал отделять «чистых» от «нечистых», полагая, что незыблемые принципы вырастают из традиций, традиции – из культуры, культура – из религии, религия же неотделима от души народной, а душа, в свою очередь...
– Тарас Гамаюныч, станете президентом, по старой дружбе нефтяную скважинку не подбросите в вечное владение? Помните, какие я вам пирожки пекла? – под общий смех спросила Ася.
Олег снова засмотрелся на её улыбку.
– Штурманга, кызымка, за базар отвечаю! – заухал Подопригора, моряцкой походкой ковыляя по салону.
– Ага, держи, Аська, карман шире, – встрял Непомнящий. – Забыла, кому теперь ассистируешь? Эх ты, бишара, променяла орла на коршуна!
Коллектив грохнул.
Олег криво улыбнулся и надел тёмные очки. Вот, скажем, смесь православного хохла и правоверного мусульманина, этот самый пресловутый Гамаюныч, что он собой представляет? Паразит и хам, краснобайская морда. Натуральный дрянь-человек, как Стругацкие писали. Ася искоса глянула на Олега, почему-то покраснела. Краснеет дивно: прозрачная кожа будто светится изнутри. Олег, сжав зубы, раскрыл Уэльбека наугад и заставил себя читать дальше: «…Что с ним станется? До каких пор он сможет выдерживать это? И стоит ли труда? Брюно всерьез задавался этим вопросом. Как только занятие кончилось, он устремился к своей палатке, даже не попытавшись завязать разговор с рыжей малюткой; ему было необходимо глотнуть перед завтраком виски…»
Кстати, отличная мысль! Когда хихикающая Майра протянула ему пластиковый стаканчик, до краев наполненный дешевым буркутским коньяком, Коршунов не стал кочевряжиться и выпил, закусив липкой хурмой. Ася отвернулась к окну.
На выходе случился казус: дрянь-человек Подопригора, по-гусарски предложивший руку своей бывшей ассистентке, в следующую секунду выпал, как сноп, из автобуса, увлекая за собой и Асю с Коршуновым, неосознанно вцепившимся в её другую руку.
– А чего мы в «Сарбадар» не поехали? Всегда же ездили в «Сарбадар», и хорошо было, – заныл Амбцибовицкий, едва ступив на подъездную дорожку. – Я же договаривался в «Сарбадар»? А? Товарищи, никто не знает, почему мы в «Сарбадар» не поехали?
– Иди уже, – неласково пихнула его супруга, взопревшая в своей шубе и уже подошедшая, как опара, за долгую поездку.
– Точно, точно… – вразнобой вторили сотрудники Фонда, выбираясь на свет божий из душных недр автобуса. – Ой! А где это мы?
Ася быстро вытащила из автобусного багажника свою старенькую дорожную сумку, разрисованную крокодилами, и побежала догонять девчонок. Поездка её утомила: налакавшиеся коллеги, млея, пели про голубой вагон и белое яблоко луны, Майра с Гулькой придурковато ржали и стреляли в Коршунова глазками, сам же Коршунов всю дорогу молчал, как рыба фугу, только улыбался презрительно. Надо же, какая цаца, и чего было тогда ехать с коллективом, катился бы в свой Давос или там Куршавель, если такой крутой. Уэльбека он читает, интеллектуал выискался. И тоже, разумеется, нажрался под конец.
– И правда, – пропыхтела Гулька, с трудом волоча свой прикольный клетчатый самсонит. – Майрушка… А чего мы в этот… Ик! «Сантабарабар» не поехали? А?
– Девки из бухгалтерии говорят, Корнелия на маржу позарилась, – ответила на это грустная Майра, помогая Асе отряхнуть курточку. – Ишь, как Амбцибовицкий разоряется. Небось, без отката остался. Ой-бо-ой, башка болит…
К автобусу подъехал директорский лимузин-катафалк, из него неторопливо вылезли сам Мойдодыр в демократичной дубленке, Корнелия, задпрапированная в шиншиллу, Мадлен Генриховна в молодёжном пуховике, по цвету и фактуре напоминающем клок сладкой ваты, и Камилла Джакоповна в сером драповом пальто времён Карибского кризиса.
– Миирзаляй! Товарищи! Братья и сёстры! – раздался мегафонный рык, и только что поднявшийся с колен Подопригора, закатив глазки, вновь повалился наземь. – Дурды жабанай! Горный санаторий «Еуежай» приветствует вас на своей территории! Милости просим! Прошу вас, абирке! Вот в это здание, к стоечке, товарищи! Господа, паспорта просьба достать заранее! Ыке этаж для вас зарезервирован!
Офисный планктон, спотыкаясь на скользкой снежной тропе, потянулся к щедро замотанному в новогоднюю символику зданию из ярко-розового ракушечника, на ступеньках которого приветственно размахивал мегафоном маленький человечек в собачьей шапке-ушанке.
Олег курил у входа, с любопытством осматривая красоты природы. Солнце вот-вот должно было упасть за сахарные головы горных пиков. Ёлки всех оттенков зелёного – от нежно-салатного до пепельно-изумрудного – купами теснились там и сям. В устье аллеи высилась скульптурная группа: пара оленей, выполненных из толстых белых кабелей и лампочек. В предзакатном бежевом свете бэмби выглядели натуральными скелетонами.
– Идьёте, Олеш-шек Юрьевич-ч?
Олег оглянулся. К нему развинченной походкой топ-модели подбиралась Алия№2, координатор программы юридической поддержки. Бирюзовая шубка из мексиканского тушкана расшита стразами, в ушах колышутся две гигантские головы Нефертити, длинные худые ноги обтянуты леопардовыми лосинами. Алия№2 приветственно взмахнула крохотной сумочкой, также украшенной стразами, перетопнула каблучищами и послала ему многообещающую улыбку. Блеснули брекеты на обеих челюстях.
Олег торопливо затянулся и нырнул внутрь здания.
Толпа ещё не рассосалась. Сотрудники, азартно крича, выясняли, кому с кем заселяться. Ася стерегла свою и гулькину поклажу у пыльного окошка. Неудобно как получилось в автобусе… Олег решил проявить галантность:
– Помочь с сумками?
– Асенька, давай вещи, мало ли, помогу до номера допереть! – одновременно с ним выкрикнул из очереди Непомнящий.
– Давайте, я вам чемоданчик поднесу, – прощебетал слева Артём в очаровательном комбинезоне цвета небесной синевы. Справа заходил на цель и элегантный менеджер по логистике Жан Снизим Риски в чёрной коже с головы до ног.
– Насырова! – возбужденная Гулька вывинтилась из толпы у стойки, размахивая допотопным стальным ключом на деревянной груше. – Опять с мужиками треплешься?! Наш номер шешнадцатый! Пошли, надо в прокат очередь занять, на санки. Ой, а паспорта! – Гулька снова ввинтилась в толпу.
– Я вам займу, девочки, – приятным тенорком пропел Жан Снизим Риски. – Снизим риски, как говорится. Асенька, по коктейлю?
– Спасибо, ребята, – сказала Ася и улыбнулась. Мужики замерли. Олег почувствовал стеснение в груди.
Так она и пошла к лестнице, хорошенькая до невозможности в обтягивающих джинсиках и короткой школярской куртчонке, независимо волоча за собой сумку с жёлтыми крокодилами. Чёрт знает что!
И тут в холл ввалился багроволицый Тарас Гамаюн-улы. Как краб, он понёсся на полусогнутых к Асе, вцепился в ручки её сумки и, конечно, врезался в перила. Сумка с тихим треском развалилась.
– А-а-а… Э-э-э… Ас-ся… – лепетал Гамаюныч, ползая по дамскому барахлу. – Х-хотел помочь… Э-э-э?
Ася, ахнув, кинулась подбирать свои вещи.
– Ну и попка… – мечтательно высказался Непомнящий. – А буфера? Вы видали? Куда она их на работе прячет, я, прям, не знаю. Да мало ли… Ой, глядите-ка!
Он ловко подхватил с пола далеко откатившийся продолговатый предмет, за ним потянулся беленький лифчик.
– Ух ты! Вот это девчонка! Фаллоимитатор в санаторий не забыла!
Коршунов сильными пальцами выкрутил плойку из жоркиной руки и отдал Асе. Кинув на него благодарный взгляд, она прижала изуродованную сумку к груди и побежала по ступенькам. Олег, сопя от ярости, повернулся к Непомнящему.
– Ой, Юрьич, не кошмарь ты меня! – вскричал тот, отпрыгивая в сторону. – Мало ли, говорю, тёлок вокруг! Вон, Алиюшка идет… Эй, Алиюшка! – Непомнящий замахал руками. – Иди к нам, Коршунов тебя зовет!
Олег матюкнулся про себя и решительно двинулся к стойке.