Только две вещи приносят облегчение от
жизненных невзгод: музыка и кошки.
Альберт Швейцер
Я изучил многих философов и многих кошек.
Мудрость кошек неизмеримо выше.
Ипполит Тэн
Если бы человек мог быть скрещен с котом, это
улучшило бы человека, но ухудшило бы кота.
Марк Твeн
В тот год Маргарита простудилась и проболела весь февраль. Участковая даже грозилась отправить её лечиться на стационар. А она больниц боялась, то ли от того что, ни разу не приходилось лежать ей в них, то ли от того, что намучилась за всю свою долгую жизнь по клиникам с больным ребёнком. И после упоминания слова «больница», Маргарита стала постепенно выздоравливать.
Маргарита пришла в поликлинику выписываться на работу, но терапевт заставила её пройти курс обследования у специалистов. Потом, уже просматривая, принесённые справки, кардиограммы и анализы, Надежда Семёновна молча, перекладывала их с места на место не один раз и всё смотрела, смотрела… “Прошляпила, – крутилось у неё в голове, – опять прошляпила”. Выражение лица, интонация, покачивание головой выказывало, что с её точки зрения что-то с чем-то не соединяется, были какие-то серьёзные отклонения от нормы. Семёновна закряхтела, взяла готовый бланк и стала там что-то записывать.
– Придётся сходить в онкодиспансер, на всякий случай, для моей отчётности, – вкрадчиво и как можно помягче сказала она, протягивая Маргарите заполненную бумажку. Не заезжая домой и без всяких задних мыслей, пациентка поехала на очередное обследование.
Диспансер находился недалеко, остановок пять-шесть. За окнами троллейбуса мелькали знакомые места: площадь, памятник Ленину, указывающий правильный путь проходящим и проезжающим товарищам, и магазин - «Утюжок». Глядя на стеклянный кинотеатр «Пролетарий», Маргарита почему-то вспомнила кафе «Красный Мак», которое было здесь в первые годы, по приезде её с Урала. Лакомиться мороженым за столиками под зонтиками на открытом воздухе было мило...
Вот и памятник Петру и Первомайский сквер.
В диспансере, дождавшись своей очереди, она машинально отдала врачу направление, прошла необходимое обследование и с чувством выполненного долга, отправилась домой.
Вечерело.
По пути, она привычно зашла в магазин, прихватила продуктов к ужину и пришла домой поздно, усталая и голодная. Сняла сапоги, сунула ноги в тёплые тапочки, повесила пальто и шапку на вешалку, положила шарф на комод. Прошла в спальню, не зажигая свет переоделась в домашний халатик. Потом взяла сумки и, принеся их в кухню, разложила продукты по местам, но есть не стала, а пошла в большую комнату и прилегла на софу, рядом с телевизором, и, под размеренный дикторский голос, вскоре заснула.
Через пару дней Маргарита пошла в диспансер за результатом, который требовала участковая. Домой вернулась в смятении. Там, в диспансере, неделикатная врачиха высказала ей свои подозрения о летальном заболевании.
Подозрения, проверки, консультации…Привлечение знакомого доктора микробиолога, спеца по гистологии Ольги Васильевны, которая жила в Северном районе, в одном доме с сыном-любимчиком, но этажом выше его. Мучительные часы и дни ожидания результатов, во время которых не хотелось думать ни о чём... В итоге, к маю выяснилось, что Маргарита больна, больна сильно, неизлечимо.
А всего полгода назад жизнерадостная, бодрая, полная сил и энергии бродила она с младшеньким по Парижу. Строила планы, любовалась убранством города, восхищалась по-особому освещёнными деревьями, сверкающими витринами, рекламами. Всё было необычно, ново, интересно. И люди, ярко одетые, улыбаясь, спешили с кучей Рождественских подарков. Ошеломляло изобилие товаров на прилавках – красочные этикетки, блестящие упаковки, баночки, скляночки, бутылочки с цветными ярлычками, ленточками, тесёмочками, бесплатными рекламными журналами и визиточками на столиках у входа в магазины, свежевыпеченные, своеобразно закрученные, плюшки, горячие бутерброды и необычные сладкие кондитерские изделия, вкусные копчёности, колбасы и сыры.
Все-всё было не так, как в той жизни, что прожила она с довоенных времён. Это пёстрое изобилие резко оттеняло Совдеповское, Сталинско-Хрущёвское и Брежневско-Горбачёвское тусклое однообразие и скудность во всём материальном. Да и провозглашённая, после путча,свободной Россия осталась убогой и бесцветной...
“Рак… От чего? И почему у меня, – думала Маргарита, – у меня? Когда ещё столько планов, когда ещё свежи воспоминания о Франции, о Париже. Когда душа рвётся куда-то вдаль, туда, где всё так заманчиво и красиво”
Это уже позже Маргарита вспоминала неприятные случаи-симптомы: кровь, диарея, рези, запоры и колики, которые преследовали её дома и на работе. Вспоминала, как с младшеньким ходили в церковь на Пасху, и попала под сильный радиоактивный дождь, который пролился из весенних грозовых туч, рожденных в Чернобыле…
После операции, в августе, Маргарита стала потихоньку приходить в себя. Были некоторые неудобства технического плана, но появилась опять надежда, смысл. “Младшенький поможет, увезёт куда-нибудь в Швейцарию, где получше, чем здесь, врачи” – думала она так, сидя за вышиванием у окошка, и прохаживаясь по улицам. Тогда опять появится энергия, а с ней и значимость существования. И опять можно будет порхать, жить насыщенно, красиво, приятно. Встречаться со знакомыми и друзьями. Суетиться, встречая гостей, печь пироги, лепить пельмени, ездить к любимчику и к младшенькому…
***
Как-то ранней осенью, средь бела дня я увидела резвящихся на кухонном подоконнике двух мышат. В голове сложилось: ”– Это не к добру, выживают они кого-то”. И вспомнилось, что в начале пятидесятых, когда мы только приехали из Куйбышева, в этот, ещё новый, дом, отец ловил мышей на мышеловку, в один вечер, раз по пять-семь она хлопала. Тогда у многих наших соседей были коты и кошки, особенно в тех квартирах, кто жил на первом этаже. Возможно, грызуны были не только у нас.
Кошек родители не заводили, наверное, из-за брезгливости и боязни, что мы, ещё маленькие дети, подцепим заразу – глистов или лишаи.
С нами тогда, некоторое время после новоселья, ещё жила Альбина, старшая папина дочь, моя сводная сестра. Мне она нравилась, но с мамой у неё что-то не складывалось, и она вскоре уехала к бабушке в деревню. Больше мы с ней не встречались никогда.
Увидев мышей, я, не сказав никому, утром следующего дня поехала на Птичий рынок. Выйдя из троллейбуса и перейдя на противоположную сторону, сразу же около входа увидела девочку, лет четырнадцати-пятнадцати, которая держала сумку с тремя, мирно спящими, котятами. Подойдя к ней, спросила, есть ли кот, она ткнула в одного серо-белого, полосатого. Я вытащила указанного сонного котёнка. Осмотрела. Вроде кот. Заплатила десятку, засунула котёнка в варежку, развернулась и пошла обратно к троллейбусной остановке.
Дома, усевшись в удобное кресло, подаренное мне приятельницей-пианисткой Ирочкой, что жила сверху на четвёртом этаже, рассмотрела котёнка более тщательно. “Боже, так это же не кот!”. Тоже мне биолог, не смогла разу определить, кто есть кто. Но делать нечего, назад же не понесёшь. Так появилась у нас дома Катька.
***
Котёнок оказался очень маленький, не больше женской ладошки и сильно блохастый. То и дело чесался, кусал себя и тряс хвостом постоянно. За окнами наступали холода, а дома ещё не топили, поэтому купать в это время животное со специальным мылом я не решалась. Посоветовавшись на работе со школьным врачом, стала мазать Катьку керосином с подсолнечным маслом. Несколько сеансов с небольшими перерывами решили все вопросы. От блох мы избавились навсегда. Может поэтому кошка в дальнейшем не очень-то и любила за собой ухаживать. Лизала себя только по самой необходимости, воспоминания детства, не только у людей, врезаются в память. Приводить себя в порядок помогала ей я, купая её разными мылами и шампунями.
Сказать, что Катька любила мыться, не сказать ничего. Пока она стояла сухая в тазу, вырывалась, как могла. Если я, бывало, зазеваюсь, наклоняясь к ней, она быстро впрыгивала на спину и намертво впивалась когтями в мою плоть.
Надо сказать, ощущения при этом были не для слабонервных! Даже сейчас, спустя вот уже десяток лет воспоминания сохранили эту острую боль.
Тогда приходилось её отдирать и снова сажать в таз. А стоило окатить её водой, она будто смирялась со своей участью и терпеливо позволяла вытворять с собой все дальнейшие купательные процедуры.
Росла кошка быстро, обладала хорошей памятью, была игрункой, как все котята, легко приучилась к горшку, да и в еде была не привередлива. Картошку, морковку и даже овощи с фруктами уплетала за обе щеки. Приезжающие гости всегда входили в ступор, когда видели, как маленький хищник с удовольствием хрумкает свежий огурчик, млеет от дыни и выпрашивает арбуз. А насколько была сообразительна Катька, можно судить хотя бы потому, что в качестве отходного места выбрала себе, как только подросла, унитаз.
Взаимоотношения у меня с животным, несмотря на все неприятные с точки зрения кошек, процедуры, были самые тёплые. Уж за кого она меня принимала, сказать трудно, наверное, за старшую кошку, или «маму». Маргарита, сидевшая целыми днями дома, очень ревновала: - “Тебя нет, и кошка куда-то исчезает, а как ты приходишь, она уже тут как тут вокруг бегает и хвостом вовсю виляет”, – с обидой в голосе говорила она мне.
Когда я, отдыхая, смотрела телевизор или спала, то Катька лежала у меня исключительно на груди, и всегда находила меня, если мне приходилось уступать свою кровать гостям.
Время шло, Катюха матерела, но оставалась малюткой. Гном какой-то килограмма на полтора-два, не больше и в руках-то её не ощущаешь – воздух!
Она была красавица. Серая шёрстка сверху, а подуешь, или руками раздвинешь шерстинки, внутри – белая. Каждый волосок белый у основания, постепенно темнел и к вершине становился интенсивно серым, то есть, с двойной крапчатостью, называемой у специалистов тикингом. На шее две белые симметричные полосочки, будто две нитки жемчуговых крупных бус. Низ мордочки, живот и кончики лап – беленькие. Всё остальное тело было в разной градации серое. Более тёмные участки образовывали некие полоски разнообразной вертикальной конфигурации, придавая кошке полосатость, называемую диким окрасом, похожим, скорее всего, на тигриный. Слегка раскосые, огромные зелёные глаза выглядели ещё большими от того, что окаймлялись, словно подведённые вокруг, как у модниц, контурным карандашом, белыми полосками. Пушистости в ней не было, скорее короткошёрстная элегантность, тоненькие длинные лапки и ощущение балетной грациозности.
Мне подарили книгу-справочник Пэдди Кэтс «Породы кошек», так там на стр.47 есть фото, ну почти один в один – Катька. И я так не одна считала, моя покойная подруга университетская Г.П*, тоже находила определённое сходство Катьки с фотографией примера абиссинской породы.
Прочитав все переведённые книги английской писательницы Дорин Тови о проделках своих сиамских кошек, сейчас вот думаю, не было ли у Катькиных предков подмешано крови от сиамцев, уж больно раскосы у неё глаза, да и характер тот ещё! Всегда нос совала, как и сиамцы, во все дыры. Как бы что без неё не произошло. Вдруг что-то случится, а она останется не в курсе. Да и по столам, шкафам и полочкам бывало, лазила.
Вот взять хотя бы тот случай с хрустальной вазой.
***
Маргарита любила красивую посуду, знала в ней толк и старалась, по-возможности, покупать, доставать, привозить от родственников и заказывать себе её в виде подарков. Большого выбора посуды, как впрочем, и всего остального, при жизни Маргариты не было. От этого ещё больше удивляешься, как могла она в те годы из отдельных чашек, тарелок, блюдечек, вазочек и прочего, составлять целые сервизы и украшать ими свой любимый «сталинский» буфетик.
В особенности она любила стекло, а сильнее всего – хрусталь.
Маргариту привораживало преломление и игра солнечного света в чётких длинных гранях стоящей, наполненной водой хрустальной вазе. Ей нравилось смотреть на стебли букета сквозь прозрачное стекло. Будоражили воображение погруженные в воду стебельки цветов и листья, которые были иными, чем те, что снаружи. Казалось, что это и не ваза вовсе, а тихая заводь под густым пологом сырого тёмного бора, и вот-вот из-под листочков выплывет Дюймовочка на кувшинке, или покажется блестящий хвост Русалочки, а затем и вся она вынырнет и мотнёт длинными растрёпанными волосами…
Завораживала и игра искусственного света в ограненных хитросплетениях узора ваз для конфет или варения. Теперь уж неизвестно, что больше нравилось Рите – сама форма, художественность исполнения хрустального изделия или то, природно-красивое или сладкое содержимое, что наполняло их.
После смерти Маргариты, меня это изобилие маленьких и больших ваз, вазончиков, розеточек и прочего ценного для неё фарфорово-фаянсового и стекло-хрустального посудного скарба, стало раздражать. И я большую их часть спрятала в большой короб, задвинув его с глаз подальше в антресоль. Оставила немного. На работе, ученики по праздникам дарили мне цветы и конфеты, поэтому вазы для этого я оставила. К тому же, высокие цветочные вазы убрать проблематично, из-за их величины и объёмности.
Одну из таких больших ваз Маргарита привезла из Москвы после нелепой смерти тётушки. (Надо же, дожить до восьмидесяти шесть лет, чтобы умереть от несовместимой с жизнью мозговой травмы, полученной под колёсами автобуса возле своего дома, в летнее-то время!..)
Тяжёлая ваза из толстого, ручной обработки, хрусталя сорокасантиметровой высоты, сверху – примерно двадцати-двадцатипятисантиметровая в диаметре, постепенно сужалась к основанию. Мне всегда хотелось перевернуть её, потому что задуманная художниками форма, может и имела какой-то изыск, но устойчива была только благодаря тяжести стекла и то с водой в неё налитой, да и к тому же, если к ней никто не прикасался.
На один из дней рождения мне подарили объёмистый букет, в который входила пышная ветвь мелких белых цветочков, кажется, в народе называемых «перекати поле». Они хорошо смотрятся даже и одни, когда высохнут. Я так и поступила. Завядшие крупные цветы выбросила и вылила воду из вазы. Промыла её и основания сухоцвета. Немного подсушив растение, поместила в вазу и поставила сбоку на сервантик.
Наши кошки были воспитанные, ни Катька, ни Басик в присутствии людей по столам не лазили. Но если, как они полагали, их никто не ви-дел, так это ж какая кошка не соблазнится. Помню, Катюха вертелась под ногами на кухне, пока я очищала кальмаров, а стоило мне лишь отвернуться к двери, чтоб выбросить мусор в помойку, как она стащила одного, и уж чуть было не расправилась с моллюском тут же внизу под столом.
Да и Басик не отставал. Как-то устроил себе новогодний пир, вытащив большой жареный кусок горбуши из духовки, куда я спрятала рыбу, дожидаясь боя курантов. И это не смотря на то, что вкусный праздничный ужин у него был. Но, с точки зрения кота, выделенная в личной миске еда никуда не денется, а если есть возможность украсть, почему бы не воспользоваться, пока хозяева заняты чёрт знает чем у своего говорящего ящика.
Стащить что-то с высокого кухонного шкафа, а туда я прятала от них горячую рыбу, сосиски, вкусные пироги, торты и печение, ему было не трудно. Вскочить на старую стиральную машину, которая стоит рядом со шкафом, он мог с места без всякого разбега до последних дней своей жизни. С неё – по швейной машинке и куче тряпья, что лежит на ней до полочек, да и до верха шкафа лапой подать.
Как-то увидев его на шкафу, стала ставить повсюду, на нежелаемом для меня его пути, пустые консервные банки. Помогло. Пару раз жестянки слетели, при случайном касании лап, загремели, и я вот тут как тут. У кота сложился стереотип – банки, лязг, шум, приход хозяйки, ругань. Так что он решил «лучше со шкафом не связываться». На столах же я старалась ничего съестного не оставлять, чтоб лишний раз не соблазнять.
В тот раз я была на кухне, когда услышала громкий звук бьющейся посуды, доносящийся из большой комнате. Бросив все дела, метнулась в столовую и через стекло двери увидела груду мелких осколков, разлетевшихся по всей комнате. Сперва я не поняла, что случилось.
Пройдя вглубь помещения, под столом увидела ветку сухоцвета и испуганную, прижавшись пузом к полу, медленно крадущуюся к выходу на полусогнутых лапках Катьку. Такой испуганной прежде я видела её только один раз. Это было во время посещения нас соседкой, ныне покойной, с верхнего этажа. Наталья Павловна зашла к нам как-то со своим спаниелем.
Красивая породистая, но невоспитанная сучка, глядя в глаза знакомым, лебезила, нетерпеливо махала хвостом, лизала руки, радуясь встрече, но в момент менялась при виде кошек. Природой своей, собачьим нутром органически их не переваривала. Неська, так зовут собаку, увидав, пришедшую было к порогу любопытную кошку, громко загавкала, повергнув Катьку в дикий испуг. Вместе с лаем, гляделки её выражали: “Дайте волю, скорее дайте! Растерзаю всех этих тварей глупых кошачьих, и глазом не моргну”.
Жаль вазу, конечно, но кошку я не наказывала – сама виновата. Всё нужно предусматривать, если животные дома. Кошка видимо лазила туда ни раз, грызла сухоцвет и всё было нормально, но потянув за более толстую веточку, отщепить её не смогла, неустойчивая ваза вот и перевернулась…
***
Первая течка у Катьки, по-видимому, была весной и прошла не заметно, так как, по совету приятельницы И.Г*, чтоб не донимала своими ночными руладами и песнопениями, накормила её контрацептивами.
В марте-апреле у Маргариты стала сильно отекать одна нога. Сначала она перестала выходить на улицу, потом совсем слегла. Переводить её из комнаты в комнату становилось всё труднее и труднее. Тогда мы переставили в комнату к ней поближе телевизор, чтобы она, не вставая с кровати, смотрела свой любимый, в ту пору единственно шедший, сериал «Рабыня Изаура».
Телевизор поставили на мой детский маленький столик, который располагался в левом углу комнаты, около окна и упирался в грядушку деревянной кровати отца. Я часто лежала на кровати, просматривая передачи, а Катька, конечно, как всегда была при мне, вернее на мне.
Однажды кошка, во время какой-то передачи о природе, привлечённая движениями по экрану неких лесных животных – птичек, белок или барсуков – быстро пробежала по мне и кровати, перепрыгнула через край спинки на столик и мгновенно оказалась около экрана. Катька ткнулась мордочкой в стекло,стараясь схватить движущееся там животное, потом резво забежала сзади телевизора. Не увидев там ничего интересного, вернулась опять к стеклу, по посуетилась еще спереди около экрана, недоуменно глядя то на меня, то на прибор и спрыгнула со столика на пол.
Удовлетворив своё любопытство, она по-кошачьему поняла, что телевизионное-виртуальное - это далеко не реальное. И в дальнейшем больше этот говорящее-показывающий ящик её не интересовал никогда.
В середине июля похоронили Маргариту. Потом пустота…
Семейные заботы и работа отвлекали...
Мне так кажется, что всё же не настолько больно, когда уходят родные не сразу, а после некоторой болезни. За время болезни привыкаешь, свыкаешься и смиряешься с мыслью о неизбежной утрате ближнего…
Продолжение часть 2: http://www.proza.ru/2013/12/22/2213
Фотографии (слева направо): Катька(снимок автора); пример кошки шоколадной бирманской породы из книги Пэдди Кэтс, 1999, с. 70; Басик (снимок автора).