Яркий луч солнца буравил ее висок, вызолачивая собой тонкие лучики морщинок возле глаз.
Она прикрыла веки и наслаждалась последним осенним теплом, так внезапно свалившимся на город после затяжных дождей. Воздух, впитавший в себя горечь опавших листьев и тонкий привкус увядания природы, порывисто касался ее губ, и она пожалела, что забыла помаду дома. Губы сохли немного, и приходилось их то и дело облизывать.
Осень, настоящая, яркая и разгульная, царила в этом городе. Нелли казалось, что она сейчас очень на эту осень похожа. И возрастом, и осознанием своего всемогущества, и пониманием скорого его завершения. Не было от этого ни печали, ни радости. Просто осознание фактов. Ровное спокойное отношение ко всему происходящему. Разве не этого она хотела раньше?! Разве не об этом просила Бога в своих редких к нему обращениях?! А кто ж знал, что именно мертвый покой станет для нее наказанием, за все ее совершенные и несовершенные грехи. Впрочем, скорее всего, этот покой был ей отпущен в столь неприподъемном количестве, за скороспелую и так внезапно сгоревшую дотла любовь, за Алика.
Раньше, когда она даже мысленно произносила его имя, внутри становилось тесно и жарко, потом сердце озарялось светом, нежным солнечным светом, который лился из ее глаз на весь этот мир. А сейчас только серым мышиным хвостиком шуршало где-то в области солнечного сплетения, вороша остывшие угольки воспоминаний. Но шуршало еще, иногда даже царапая.
Эта любовь свалилась на нее так внезапно, так неожиданно и так всерьез. Она сама присвоила ей звание главной Любви в ее жизни. Сама поставила мальчика на пьедестал, и, каждый божии день, таскала к его ногам розы своих чувств. Она увивала его непривыкшие к экзальтациям плечи бутонами романтических встреч и распущенными цветами порочных свиданий, дурманящими его мозг ароматом стихов и ласк. И им обоим стало казаться, что этот роман – лучшее, что у каждого было или будет в жизни. Бедный Алик! Будь он свободен, он сгорел бы в этом костре неутоленных желаний, и пепел бы его долго бился о неувядающую грудь Нелли.… Но ему повезло! Он был безнадежно женат. То есть никогда не имел желаний и надежд на то, чтобы имеющийся брак распался. Потому что он его устраивал. От и до! И это его спасло. Во всех смыслах. Это был тот самый спасательный круг, за который он успел зацепиться, понимая, что тонет в омуте горячего шепота страсти. Он выжил. А вот Нелли – умерла, не телом, но Душой.
Первые несколько месяцев после вынужденного разрыва она металась по клетке жизни, то и дело, натыкаясь на свидетельства их прежней общности, и свято верила, что воссоединение ей необходимо. Что именно он, со своей неизжитой инфантильностью и брутальной внешностью римского патриция – ее идеал. Ее радость. Ее любовь. Рваная рана на ее сердце каждый день наливалась новой алой кровью, и болела и мучила Нелли, сокращая дни ее жизни так стремительно, что от обещанных врачами пяти лет, вдруг осталось всего два года. Каких-то семьсот тридцать дней и ночей на все, что она хотела бы в этой жизни успеть. Возможно, других такой расклад отрезвил бы, заставил пересмотреть свои приоритеты и всерьез заняться своей жизнью. Но у Нелли случился come back.
Так странно было снова видеть знакомые черты лица, прикасаться к обожаемым плечам, впиваясь горьким поцелуем в его желанные губы. Зная, что эта радость снова скоротечна. Что все те нюансы адюльтера, которые она возненавидела в той, доразрывной жизни, снова становятся частью ее бытия, возвращая чувство голода и неудовлетворенности, но уже не принося с собой такого же как раньше, острого и пряного чувства радости и наслаждения. Призма глубокой душевной боли преломила свет любви, раздвоила его. И теперь каждый из них, по отдельности, переживал свою историю. Алик, страдавший чувством вины и гнетом нереализованных сексуальных фантазий, окунулся в нужную ему волну любви, вынырнул, как молодец в сказке, обновленный, и стал жить так же, как когда-то, до. Все же наладилось. Нелли и ее тело стало для него фетишем, которому он поклонялся, и которое он мог продолжать любить и на расстоянии, и вне времени. Идол, он же не нуждается в утешении, он не может страдать или быть беззащитным. На то он и идол. Истукан на пьедестале. Когда Нелли поняла это, тогда и снизошел на нее этот проклятый покой, пахнущий могильной сыростью. Семьсот тридцать дней, замшелый постамент с потайной дверкой в склеп для редких свиданий, и этот покой, граничащий с отчаянием – вот что оставалось у этой красивой женщины, сейчас сидящей на скамейке в городском парке.
Полгода назад, когда диагноз прозвучал в жесткой и ограничивающей ее жизнь пределами, форме, она решила провести эти семьсот с небольшим дней так, чтобы успеть исполнить все свои желания. Все, которые раньше откладывала на потом, на лучшие времена. Все, кроме права быть любимой. Потому что на этом праве Нелли поставила крест, отныне и навсегда. Был же у нее Алик, хоть и суррогатно, но был.
Первым стало танго.…Сколько лет она представляла себя, томно прикрывающую глаза, отдающуюся этому чувственному ритму, бьющему прямо в больное сердце жизнеутверждающей упругой волной. Оказалось, что эта мечта осуществлялась так просто…Звонок в студию танца. Покупка туфель с особой подошвой и перемычкой на щиколотке. Запах канифоли и зеркала на всех стенах. Касание ладони партнера, который сдерживает свое волнение. Теплый смех и бессчетное повторение движения ног, оттачивание до совершенства поворотов и скольжений. И первая милонга, и смеющееся внутри чувство свободы полета, бурлящее, словно шампанское…Танго было два раза в неделю, как «Отче наш». Там Покой ненадолго превращался в равновесие и благо.
Вторым делом стало издание книги. Не то чтобы Нелли была тщеславна. Вроде бы, нет. Просто хотелось оформить весь наработанный ею литературный материал со смыслом, разобраться: что и куда отнести. Чтобы после того – «как», не было вопросов: «А куда вот это?!», или «Почему это - вот так?!». Просто она наводила порядок в своих архивах, и книга вырисовывалась сама собой. С названием пока не шло никак. Но Нелли знала, что оно придет тогда, когда книга будет закончена. Как награда за проделанный труд. Работа шла не очень быстро. И это иногда раздражало, потому что времени было ограничено. Раздражение выводило из состояния Покоя. И это тоже было маленькой победой над ним.
Третьим, наверное, самым трудным, но и самым желанным делом стало общение с людьми, которые мыслили и чувствовали так же, как и она. Несколько лет «до» Нелли сознательно сокращала круг общения с теми, кто, как ей казалось, становился лишним в ее жизни. Постепенно к числу оных стали причисляться почти все ранее бывшие в ее жизни люди. Пока урезанный до минимума «близкий круг» не стал ей казаться удавкой на шее. Вместе с осознанием конечности жизни к ней пришло понимание, что лишних людей в этой самой жизни у нее не было. Просто Нелли избегала всех их, со скупостью ростовщика не желая отдавать свои душевнее богатства. Может потому, что поначалу не брали.…А может, потому что чаще брали, ничего не давая взамен, или нагло забирая последнее. Обретенная мудрость провела переоценку ценностей. А безлимитный интернет и социальные сети позволили если не вернуть утраченное, то хотя бы частично восполнить вакуум, иногда одаривая Нелли внезапными и непредсказуемыми новыми знакомствами. И Нелли искренне наслаждалась вновь обретенной возможностью слышать и быть услышанной.
Неизменным в ее жизни оставался только Алик. Распыленная на слезы и слова любовь к нему усохла, смирилась со всеми нищенскими условиями. Аритмичность встреч создавала иллюзию спонтанности, так свойственной истинным чувствам. Словом, Алик был той константой, которая как-то удерживала картинку медленно покидаемого Нелли мира в реальной плоскости. Хотя, когда она входила в свой темный дом, даже его присутствие рядом не спасало ее от животного страха надвигающейся на нее темноты. Суженное мраком пространство вызывало у Нелли гнетущие ассоциации. Поэтому, прежде чем войти, ей сначала надо было включить свет. А для этого - перешагнуть разделяющий свет и тьму порог, нашарить рукой долбаный выключатель, и только потом выдохнуть, не позволяя страху смерти заползать внутрь дорого корсета. Заставляя себя гнуть губы в надменной улыбке Хозяйки, на самом деле оставаясь запуганной девочкой с печальными зелеными глазищами. Алик об этом страхе не знал. Он вообще ничего не хотел знать. Ни о ее страхах. Ни о ее болезни. Он не боялся ее потерять. И плыл по течению своей жизни параллельно с иссякающим ручьем жизни Нелли, периодически брызгая на нее своей силой и спермой, даря кратковременные мгновения чувства принадлежности и всемогущества. Нелли смирилась со своим местом в его жизни. И она пыталась найти приятности в своем бытие пока еще живого Фетиша, но все чаще страх перешагнуть порог был для нее весомее полученного потом оргазма. И их встречи с Аликом стали стремительно терять удельный и количественный вес. Но Алик считал это нормальным. Для его любви был важен факт наличия Фетиша, а уж как он там себя чувствует, жив или мертв – это уже вопрос реальности, к которой фетиш не имеет никакого, по мнению Алика, отношения.
Нелли неторопливо встала с лавочки и, не спеша, направила сторону жилых массивов. Пешком. Погода этому способствовала. Сегодня был день исключения из правил. Нелли шла вдоль городского сквера в этот не самый обычный день в ее жизни. Не самый обычный потому, что сегодня она проснулась с ощущением того, что все может и должно измениться. Даже кофе она пила сегодня без молока, потому что впервые в жизни ей захотелось именно горечи, а не запаха этого напитка. И чтобы там врачи не говорили про изменение гормонального уровня, про падение или зашкаливание каких-то там результатов химических реакции ее тела, Нелли знала, что это – не по этому!!! А вовсе даже по-другому.…Потому что….
Потому что вот уже целый месяц, ровно в 18.30 она ждет, сидя у компьютера, пока зазеленеет на экране цветок контакта и потечет беседа, ради которой она готова позволить этому потустороннему виртуальному миру красть ее драгоценные минуты жизни. Беседа с человеком, который вдруг стал ей очень нужным. Потому что они говорят и мыслят в одну сторону. Потому что он не ленится читать ее строчки и видит в них то, что она вложила между. Потому что он не знает, что она смертельно больна, и он не отмеряет вместе с нею мензурками лекарств сутки и недели. Потому что он так же откровенен, как и она, и не заставляет ее ждать ни минуты, всегда владея своим временем, как настоящий Хозяин. Потому что он сегодня приезжает, чтобы провести с нею остаток этого дня и еще ночь.
Вилен был гостем в этом не самом приветливом городе. Если бы кто-то спросил, зачем он здесь, то вряд ли бы он смог ответить точно. Полутона и грани общения между людьми – вот что его интересовало больше всего на этом отрезке его жизни. Черно-белая гамма отношений, так старательно изученная им до сегодняшнего дня, была слишком контрастна, слишком понятна, слишком скучна и пресна на его, такой утонченный и избалованный доступностью всего и вся, вкус. И он тратил свое время, отныне и навсегда опущенное ему в избытке, на поиск людей, цепляющих его пытливый ум своей нестандартностью. Чтобы изучить их и пойти дальше, наполняя свой жизненный багаж весом эмоций, пережитых другими. Нелли это понимала, но не могла отказать себе, и так урезанной во всех своих желаниях, в проживании этой иллюзии своей нужности.
Он сидел на лавочке, щегольски закинув ногу на ногу. Пальто, шейный платок (ну надо же!!!), крупные ладони. Ни портфеля, ни цветов. Вскочил ей навстречу, качнулся поцеловать в губы, но она остановила его жестом, и целование ее руки слегка скрасило неловкость момента. Слова увязли в возникшем между ними напряжении без ярко выраженной полярности. Отдаляться друг от друга не хотелось, но и прикосновения были невозможны. Они шли вдоль сквера рядом, молча. В сторону дома Нелли. И чем ближе они подходили к этому месту, тем труднее становилось для Нелли дышать. Вот только приступа ей сейчас и не хватало. Нелли обозлилась на себя, болезнь, мир, шагающего рядом мужчину. Адреналин расширил сосуды, и дышать стало легче.
Она внутренне собралась перед тем, как в очередной раз, пройти испытание страхом. Непроизвольно спрятав большой палец внутри остальных, сжала кулаки, чаще задышала, сдвинула к переносице брови. Потом долго возилась в сумке с ключами, входя в состояние входа в темный пустой дом. Он сказал:
- Дай я…- забрал ключи, ловко открыл дверь, нырнул туда и через секунду свет залил все помещение изнутри. Он подал ей руку и сказал:
- Прошу!
Ледяное шампанское – для нее, терпкий коньяк – для него. В звоне посуды рождалась непринужденность общения. В унисоне нотного перебора обретали благородную фактурность облезлые стены и, под заголовком «Я не буду об этом думать сегодня!», отходили на задний план
все невеселые, но здравые мысли Нелли. Ей очень хотелось забыть о сроках, приличиях, сделанных выводах и выборах.…Хотя бы на сегодня! Хотя бы на сейчас…
Повернув голову в сторону коридора, Нелли с изумлением увидела Алика. Дверной проем едва вмещал его в свою пространственную нишу, как бы приобнимая за атлетические плечи. Выражение лица у Алика было странное: удивленно–обиженно-безразличное. Как-то вылетело у Нелли из головы, что у него есть свои ключи от ее дома, и то, что он вхож сюда желанным гостем в любое время дня и ночи. Вот только сегодня он был совсем нежеланным. Ах, какая неловкость!
Ситуацию скрасил Вилен, неосторожно задев бокал с шампанским. Тот обреченно рухнул на пол, обливая своим содержимым платье Нелли. Все трое дружно засуетились, скрашивая смехом и зряшными словами возникшее напряжение. Как бы между прочим, Нелли представила мужчин друг другу, правда, запнувшись в обоих случаях в статусах. А, собственно, кто они ей оба были?! Один – без возражений отдавший ее сердце на поругание и убийство, второй – приехавший выпить ее Душу ради наполнения собственного сосуда жизни. Оба, сидевшие сейчас друг напротив друга, жаждали взять у нее то, чем она владела. Предполагая отдать взамен так мало – всего лишь этот вечер, скомкано текущий в равнобедренности треугольника человеческих страстей.
Тонкой, тянущей сердце за ниточку, нотой задребезжало у Нелли внутри. Вдруг необходимым стало уйти от этих двух непростых для нее людей, оторваться от их взглядов, физически оградить себя от наваждения их власти над ней, власти, отбирающей у нее свободу. Хотя сидели себе мужики и молча пили коньяк, даже не присматриваясь друг к другу. Нелли вскочила и под предлогом перекура выбежала на улицу, на ходу прикуривая сигарету не тем концом. Фильтр пыхнул, угостил гадким вкусом паленой ваты. Нелли плевалась и прикуривала вторую сигарету, которая долго не хотела раскуриваться, то и дела гасла, оставляя Нелли наедине со своими мыслями. Впрочем, мыслей было так много, что они не успевали продумываться ею. Только ощущение своей сирости и убогости росло и росло все стремительнее, с каждой затяжкой каждой новой сигареты. Н-да, видели бы это количество бычков врачи…
Решение, спонтанное, глупое, но оттого – единственно верное, реализовалось почти мгновенно. Стоило лишь поднять руку, как машина услужливо остановилась, и глазастый водитель за рулем приветливо распахнул дверцу такси.
- Куда едем? – весело спросил парень.
- Давайте по городу покатаемся, минут сорок. Хорошо?! Мне надо подумать. Так ведь можно?! - и Нелли вопросительно склонилась к водительскому сидению.
Парень оценил свежесть маникюра на ее руках, примерную стоимость колец и сережек, стильную стрижку и утвердительно качнув головой, ответил:
- Да без проблем. Музыку включить? Можете курить в салоне…- и он старательно занялся ведением машины, периодически поглядывая на нестандартную пассажирку в зеркало заднего вида.
В голове Нелли шла странная борьба между ее истинно женской мечтой быть любимой и между горькой мудростью понимания того, что так, как она того хочет, ее уже никто и никогда любить не будет. Она любима, но – частями….Кому-то, Алику, например, нужно ее тело. Кому-то, как Вилену – нужна ее Душа. Кто-то будет сыт ее мыслями. Кто-то – слезами. И только целиком, вся - она никому не нужна. Даже этому вот затрапезе за рулем… А может – нужна?! Мысль прожгла, заставив ожить затухающую надежду. Соблазнить мужчину никогда не был для Нелли проблемой. Не мытьем, так катанием, не телом, так умом, не борщом, так пирогами…В данном случае хватило бы тела и пирогов. Но пирогов не было, поэтому тело выставили напоказ, умно подведя ситуацию к необходимости его использования срочно и без временных и прочих ограничений.
Свалившееся на парня счастье требовало действий. И он добросовестно вкладывал в совершаемое таинство любви все свои душевные и физические силы. Потом, спустя миллион лет, после начала их знакомства, он, блаженно подминая под себя ее податливое жаркое тело, выдохнул, вложив в слова все свои истинные помыслы и желания:
- Ты классная! Я всегда мечтал о такой женщине! Я все, что хочешь для тебя сделаю. Вот что ты хочешь?!
Его слова вывели Нелли из состояния ожидания (невыносимо было ждать его финала, то и дело соскальзывая на образы и видения, героями которых были те двое, оставшиеся на ее неуютной кухне один на один). В цепком объятии сильных рук, не желающих ее отпускать ни на миг, ни на сантиметр, она сама себя спросила:
- Нелли, чего ты хочешь?!
Ответ прозвучал молниеносно, пробиваясь через хаос посткоитусных дрожей:
- Зачем же ждать эти два года?! Почему – не сейчас, Господи?! Почему – не сейчас?!
Вспышка внутри залила белым ровным светом все и вся. Жаркий глоток воздуха ворвался в легкие, выжигая собою дотла боль сомнений и красочность надежд. Свет стал сжимать и сжиматься сам, засасывая собой сознание и все, что есть – Жизнь, постепенно превращаясь из ярко-белого шара в черную точку. И последней осознанной мыслью стали два слова:
- Спасибо, Господи!