Рассказ
1
Они родились в один день – Вероника и Владимир.
Вероятность того, что она встретит и полюбит именно его, была ничтожно мала. Может, в их городе в тот день родилось всего три человека: он, она и ещё одна девочка из её класса. Город ведь небольшой, да и кто знает статистику рождаемости того далёкого времени? Не будем гадать – детей, родившихся в один день, могло быть и больше, но эти трое случайно оказались в одной школе.
Итак, это было первое из тех немногих невероятных, загадочных совпадений, которые случались в жизни Вероники. Вообще-то совпадения бывают у всех людей, и довольно часто, но те, что помнятся и удивляют всю жизнь, – очень редки.
Вероника узнала об этом чуде, то есть Первом Совпадении, когда уже находилась в состоянии полного погружения в свою первую любовь.
Случилось это на заре туманной юности (сказать о времени первой любви лучше, чем поэт Алексей Кольцов, даже не стоит пытаться). Точнее, им обоим исполнилось тогда по пятнадцать лет – вроде бы уже не дети, но ещё и не взрослые.
Летние каникулы только начались, и ленивое умиротворение тихой зелёной окраины исподволь распространялось на молодые души и тела. Спешить всё равно было некуда – чёрно-белый телевизор показывал только одну программу, да и то ближе к вечеру.
Самые обычные уличные мальчишки не интересовались книгами о сражениях с ветряными мельницами, о закомплексованных помещиках или, напротив, о беспощадной революции и чьй-то тревожной молодости, а детективов в библиотеке не было, не говоря уже о Дюма и Конан-Дойле. Хорошо, что в летнем кинотеатре каждый год показывали старую, исцарапанную копию «Трёх мушкетёров», иначе народ так и не узнал бы, о чём говорится в этом легендарном романе.
Погоняв в футбол и совершив победный круг по окрестностям на трескучих мопедах, мальчишки большую часть времени проводили сидя и лёжа на живописной лужайке напротив дома, где жила Вероника («Трава у дома» – как в песне. Сплошная ностальгия, но ведь это всё так дорого сердцу, в самом деле!). А почему бы не полежать на травке, когда времени хоть отбавляй, а кругом – благодать, как на картине Поленова «Московский дворик». Спокойно, уютно, машин почти нет.
Мальчишек сюда приходило немного, все здешние, с двух пересекающихся улиц, – ничего интересного. Единственным, на кого Вероника обращала внимание, был её мальчик – Владимир, Володя.
Она называла его про себя именно так. Это было интуитивным возвышением объекта, признанием его уникальности в толпе совершенно незначительных, чуждых и довольно грубых соседских ребят.
Знакомые мальчишки – одноклассники и те, кто жил рядом, – её не интересовали уже потому, что она знала их как свои пять пальцев. Их детские шалости, хитрости, сквернословие, курение и пренебрежение учёбой – вся их заурядная жизнь на протяжении нескольких лет проходила на глазах у Вероники. Разве может заинтересовать то, что уже надоело?
А Владимир был для неё новым человеком, и она внимательно вглядывалась в его лицо, пока однажды не поняла, что он ей очень нравится. В этом мальчике было что-то неуловимое, притягательное, необходимое ей. Его хотелось видеть каждый день.
Он жил на другой улице, неподалёку отсюда, и всегда приезжал на мопеде, доставшемся по наследству от старшего брата. Ездить на чём-нибудь тарахтящем было тогда престижно среди ребят, хотя само слово «престиж» ещё не употреблялось. Потом в молодёжном лексиконе появилось слово «круто», а до этого обходились какими-то другими средствами.
Вероника, заслышав звук мотора, подбегала к окну и, если это был Володя, садилась читать книжку, чтобы время от времени поглядывать на него сквозь ветви дерева, растущего возле дома.
Наступали минуты классического любования предметом любви. Радость наполняла сердце и вдохновляла на дальнейшие действия.
Тогда Вероника открывала окно и садилась за пианино. Она умела подбирать на слух мелодии любимых песен, и в её репертуаре было несколько хитов, как сказали бы сейчас. Главное – она могла играть, не сбиваясь и не фальшивя, потому что в музыкальной школе училась с удовольствием и с малых лет мечтала стать учительницей музыки.
Её игра, конечно же, была слышна на улице, но мальчишки никогда не подходили ближе – надо полагать, они смотрели на фортепиано и на девчонок свысока, хотя сами иногда что-то бренчали на гитаре.
Закончив играть, Вероника выходила за водой. Путь к колонке проходил всего в нескольких метрах от живописной лужайки, и ей удавалось рассмотреть выражение Володиного лица – милого, улыбающегося, открытого, располагающего к себе – одним словом, любимого.
Она ходила за водой столько раз, на сколько хватало сил, а потом снова садилась у окна, и день не казался ей скучным, потому что она была постоянно занята – тем, что любила этого мальчика, в котором нашла что-то особенное, чего, может быть, никто и никогда в нём так и не разглядел.
Это был Герой Первой Любви. Если бы такие звания давались государством (как, например, в советское время – звание Героя Социалистического Труда), то, несомненно, Вероника и сейчас, спустя много лет, не колеблясь, написала бы во все инстанции прошение о присуждении Владимиру А. этого почётного звания.
Возможно, кто-то скажет, что многие люди в своё время были объектом первой любви. Верно. Выходит, их всех надо награждать медалями? Нет, на медали имеют право далеко не все, а только те, кого любили особенно горячо, преданно, трепетно и долго. Те, в ком было что-то такое, за что их так любили.
Владимир А., несомненно, заслуживал высокого звания, Вероника в этом уверена. На такую высоту человека возносили разве что в давние времена. О подобных случаях пишут книги и снимают мелодрамы для чувствительных женщин.
2
Милый мальчик, сам того не подозревая, внушил мечтательной девочке такую огромную любовь, что Вероника, не имея никаких аргументов в защиту этой любви (от течения времени, от мнения окружающих, от здравого смысла, да мало ли ещё от чего!), не имея даже за что зацепиться, чтобы подпитывать эту любовь, – хоть какие-то знаки внимания или интереса со стороны мальчика, – тем не менее, преданно любила его всем сердцем, стараясь своё безответное чувство превратить в счастье. Для чего же тогда дана человеку любовь, если он не чувствует себя счастливым?
Но оказалось, что стать счастливой очень сложно. Может быть, и совсем невозможно без специального аутотренинга, о котором Вероника тогда ещё ничего не знала. Поэтому она любила – и страдала. А что ей оставалось делать, если мальчик её не замечал, а она и представить не могла, и не помышляла даже о том, чтобы когда-нибудь подойти к нему, поговорить, обратить на себя внимание.
Она же не Татьяна Ларина, да и чего хорошего добилась эта отважная девушка? Не дай бог так пролететь! И в пуританское советское время тоже не было принято, чтобы скромные школьницы проявляли инициативу. А у нескромных всегда имелось преимущество: перед ними мальчишки не робели. Они шли к тем, кто подзывал их – кокетливым взглядом, игривым голосом, яркой раскраской и нарядным оперением.
И вот вам результат! На школьном вечере Вероника увидела Володю танцующим с девочкой из десятого класса (ну, конечно же, более опытной!) – симпатичной, пухленькой, с банальным накрашенным личиком. Она выглядела веселой, беззаботной – и абсолютно равнодушной к мальчику. Впрочем, он с ней, кажется, всего лишь танцевал. Это были ещё цветочки – ягодки появились значительно позже.
Вероника понимала, что их судьбы, столь близкие при рождении в один день, расходятся всё дальше. А ведь она попала в их общую школу не сразу, а после переезда на другой конец города – это был выбор её родителей, которые после долгих поисков и раздумий остановились наконец именно на этом старом доме. И Володя мог не приезжать на мопеде на их улицу, где жили вовсе не его одноклассники – он мог даже не знать этих мальчишек.
И вообще – мало ли других ребят в городе! Но она разглядела и полюбила его, мальчика из параллельного класса, не зная о нём ничего, кроме имени и фамилии.
Вероника уже влюблялась в детстве, и не однажды. Причём впервые это случилось настолько рано, что она, вспоминая, улыбается. В первом классе! Это был мальчик из семьи военного, которого перевели служить в их город совсем ненадолго – на год или полтора. Потом мальчик уехал, но никаких страданий по этому поводу Вероника не помнит.
За ним следовали близнецы. То есть не двое одновременно, а разные и по очереди. В их классе учились две пары близнецов, и ей сначала нравился близнец из одной пары, а затем – близнец из другой пары. Разумеется, лучшие из них. Но это была ещё не любовь, а всего лишь детская симпатия.
Потом наступил более серьёзный период заинтересованного внимания к однокласснику – он один был такой, остальные не дотягивали до его уровня, потому и не представляли никакого интереса для отличницы. Это увлечение Вероника считала влюблённостью, но такой тихой, ближе к признанию умственных способностей мальчика, особенно заметных на фоне заурядных троечников.
И глаза его нравились – серые, большие, живые. Она до сих пор помнит его пристальный взгляд, а это что-то значит! Он даже писал ей открытки на Восьмое марта, но дружить с девочкой из своего класса, наверно, стеснялся, а она – тем более. Да и вообще дружить им было рановато.
«Неплохой парень», – думает Вероника.
Вспоминая о нём и других ребятах, которые ей нравились, она, сама того не осознавая, оценивала каждый свой давний выбор – достоин любви или нет? И получалось, что почти все были достойны.
Ей повезло с интуицией: она чувствовала в людях порядочность и хороший характер. Просто так, на привлекательную или даже красивую внешность, её сердце не отзывалось.
3
Что такое любовь, Вероника отчётливо поняла в пятнадцать лет, когда один только вид любимого человека стал вызывать волнение столь же сильное, как на устном экзамене.
Ей нравилось в нём все, и ещё то, что он был похож на артиста Виталия Соломина – именно тогда шло много новых фильмов с его участием.
Среди артистов всегда есть особенно любимые, как же без этого жить мечтательным девушкам! Но почему ей больше нравился Соломин, а не Тихонов? Вероника поняла это потом: Соломин – свой, родной, близкий, простой с виду, так же, как Олег Ефремов и Евгений Леонов. А Тихонов – Штирлиц, он недоступен и засекречен. Его люби – не люби, всё равно в жизни такой идеальный красавец не встретится, а если встретится, то не улыбнётся.
Что значит «мой человек»? Вероника задавала себе этот вопрос много позже, когда начала задумываться, почему бывает так, что к почти незнакомому человеку иногда чувствуешь такое расположение, такое необъяснимое притяжение? Всё в нём нравится, всё приемлемо – и ничто не мешает, не коробит, даже никакие детали не хотелось бы изменить.
Означает ли это, что он может оказаться твоей половинкой? А если он уже чей-то или просто совершенно равнодушен к тебе? Ведь влюбиться можно и в чужого человека, и понимая его чужеродность, закрывать на это глаза, потому что он тебе нравится, и ты ему нравишься – это ведь тоже случается довольно часто.
Идеальных пар не так уж много. Остальные всю жизнь любят, терпят и приспосабливаются; или не любят, терпят и приспосабливаются; или не любят, не терпят, но приспосабливаются и так далее. Вариантов не счесть.
Эти мысли время от времени приходили к Веронике, когда она, уже через несколько лет, влюблялась в очередной раз и пыталась понять, что с ней происходит, зачем это ей дано и что из этого может выйти. Самые разные вопросы приходили ей в голову, и теперь она понимает, почему: она, сама того не сознавая, сравнивала, сверяла каждое своё новое чувство с главной любовью жизни.
Получалось, что новая любовь не дотягивала по высоте до первой, потребовавшей столько душевных усилий, что душа, наверно, была уже не способна снова произвести такую любовь – долгую, как никакие другие; бескорыстную, живучую, несмотря на огорчения; тайную: а вдруг кто-то будет обсуждать её великую любовь? Это невозможно даже представить! А ведь обсуждали бы, да ещё и посмеивались, она знала точно!
Боясь оказаться отвергнутой и униженной (как поучителен пример Татьяны Лариной!), Вероника любила своего Володю тихо, безответно, лишь иногда позволяя себе оказывать знаки внимания столь возвышенному ею Герою Первой Любви.
Когда она узнала, что они родились в один и тот же день в одном и том же роддоме (а где же ещё можно было родиться в небольшом городе?), это её так поразило, что она даже хотела сказать ему об этом. Вот и был бы повод для разговора. Но подойти к мальчику Вероника так и не отважилась, а только послала ему открытку на 23 февраля. При всей её застенчивости, на этот решительный поступок смелости у неё хватило.
Подписалась она своим именем, довольно редким в то время. Он должен понять, что это неспроста, ведь она была всего лишь знакомой девочкой из параллельного класса, двоюродной сестрой его приятеля, да ещё на улице виделись летом, как все, кто живёт неподалёку. А открытки всем подряд не пишут.
– Спасибо тебе, Вероника, за открыточку! – Володя улыбнулся, встретив её в школе.
Она смутилась, не зная, что ему ответить, да так ничего и не сказала. А он пошёл дальше по шумному коридору, тоже, наверно, не зная, что ещё сказать этой девочке, которая почему-то прислала ему открытку, хотя между ними ничего общего нет, они даже учатся в разных классах.
Впрочем, общее у них всё-таки было – раз в неделю они встречались на собраниях школьного туристического клуба, где слушали увлекательные рассказы веселого руководителя о предыдущих походах и планировали свою главную летнюю поездку. Правда, зарабатывать на неё деньги вместе со всеми, разнося по воскресеньям газеты и перебирая картошку на овощной базе, мальчик, видимо, ленился, поэтому в поездке ему было отказано (впрочем, не только ему).
Летом Вероника поздравила его ещё раз – с днём рождения, но это было почти подвигом. Чувствуя, что всё напрасно, она, однако, написала на красивой открытке драгоценные стихи Булата Окуджавы:
Я дарю тебе к светлому празднику множество
всяких странных вещей:
звон нежданных звонков,
запах блюд, не сготовленных вовсе,
и мужество
ни о чём не жалеть…
и охапки цветов,
не проросших ещё, ароматных и бархатных,
удивленье, надежду на добрую весть,
вид из окон (ещё до сих пор не распахнутых)
на дорогу
(которая, может быть, есть…).
Понял ли эти строки мальчик, который никогда не слышал об Окуджаве и вряд ли читал какие-нибудь стихи, кроме тех, что входили в школьную программу? Это осталось неизвестным. Но открыток она больше не посылала.
Вероника, наконец, увидела, что она не нужна ему – и всё, точка. Она ему не интересна, ему нравятся другие девочки, а она – нет!
Но тогда он ещё ни с кем не дружил и вообще до поры до времени казался внешне независимым, и не было заметно, чтобы он за кем-нибудь «бегал».
Согласитесь, одно дело, когда так говорят о мальчишке, и совсем другое – когда о скромной девочке. Эти разговорчики сразу бросают на неё тень, и ровесницы начинают относиться к ней с осуждающим сочувствием.
4
Первого сентября Вероника напрасно искала глазами своего мальчика на торжественной линейке: его не было среди школьной толпы ни в первый день, ни во второй, ни позже…
Оказалось, он уехал к своей родной сестре, которая жила где-то в Сибири – работала там по распределению после пединститута. Видимо, родители отослали сына к ней, чтобы он не увлекался бесцельной ездой на мопеде с такими же беззаботными приятелями. Сестра могла подтянуть успеваемость, улучшить оценки в аттестате. А может, была какая-то другая причина.
Как гласит пословица, «Глаза не видят – сердце не болит». Вероника, измученная своим горячим безответным чувством, казалось, теперь даже отдыхала от него.
Раньше ей требовалось столько душевных сил, чтобы переживать свою невостребованность и в то же время постоянно быть начеку: а вдруг? Вдруг он заметит её, подойдёт, пригласит на танец, проводит до дома, ведь им почти по пути!
Ей были нужны всего лишь его внимание и дружба – как в хорошей книге, когда пишут про мальчика и девочку. Можно вместе ходить в кино и на танцы, они ведь ещё школьники. О чем-то большем, взрослом она даже не думала в силу своей наивности и неиспорченности.
Но в её жизни не происходило ровным счётом ничего – как говорится, напрасные иллюзии... А когда не стало иллюзий – не стало и разочарований. Так даже лучше. Осталась любовь и ещё воспоминания о лете, когда мальчика можно было видеть почти каждый день.
Закончились школьные экзамены, и Вероника начала готовиться к поступлению в институт. Времени на посторонние мысли не стало вовсе. В комнате лежали на полу высокие стопки книг, которые она собиралась прочитать, но одного месяца вряд ли хватило бы на всё, поэтому открывать их вообще не хотелось.
Вот как раз тут и появился Володя. Так сказать, «из дальних странствий возвратясь».
Вечером Вероника сидела на скамейке возле дома, когда он возник из-за угла и, улыбаясь, направился в её сторону. Не веря своим глазам, она смотрела на внезапно материализовавшегося мальчика, на его лицо, такое знакомое, что даже без фотографии представляла его как наяву.
Он шёл вразвалочку, не торопясь, – видно, обходил своих друзей. На нём была голубая рубашка, которая очень шла ему, и легкий загар уже появился на нежном юношеском лице.
– Здравствуй, Вероничка! Ну что, отдыхаем? – приветливо сказал мальчик.
– Привет! Да так, что это за отдых! – уклончиво и совершенно бестолково ответила Вероника, от неожиданности потерявшая дар речи.
Ей бы спросить у него, где он был так долго, как ему там жилось, что он собирается делать летом. Можно ведь просто так поговорить со знакомым парнем – он приехал издалека и, наверно, ему тоже интересно, что происходило здесь во время его отсутствия. Но Вероника оцепенела от волнения и ничего другого произнести не смогла.
Володя прошёл, даже не замедлив шаг, а она заворожено смотрела ему вслед, пытаясь понять, что же произошло.
А ничего и не произошло. Он приехал и будет жить своей жизнью, которая не пересекается с её жизнью, они с ним – как две параллельные линии. И даже если эти линии не будут прямыми, они всё равно не пересекутся, что и требовалось доказать! Вот такая арифметика!
Между тем надо было заниматься жизненно важными делами. Вероника собралась с мыслями и начала готовиться, а затем сдавать экзамены в пединститут. Слава богу, времени на любовь стало меньше, а на переживания – тем более, и вроде бы установилось какое-то равновесие в душе, хотя Веронике пришлось поволноваться, как и всем абитуриентам. Конкурс – три человека на место, мало ли что...
Но вот, наконец, все тревоги позади, вывешены списки зачисленных на первый курс факультета русского языка и литературы, и среди них есть её фамилия. Ура! Конечно, это победа, пусть и небольшая.
А на личном фронте – без перемен. Вероника любила своего мальчика по-прежнему, верно и нежно. Она была рада видеть его хотя бы изредка, как бывают рады неожиданному солнечному дню среди пасмурной осени. И хорошо, и печально – потому что уйдёт, спрячется за облака солнце, завернёт за угол мальчик…
Он вроде бы твой, такой знакомый и любимый, такой нужный тебе… А вот и нет! У него свой путь и свои мысли. И он уходит, приветливо кивнув – взрослый уже, понимает, наверно, что означают и эти открытки, и белый танец, на который она его приглашала, и её пристальный взгляд. Но она-то – не его человек, не своя ему! Почему же так распорядилась судьба?
5
Лето продолжалось, и в городском саду работала танцплощадка, игравшая неоценимую роль в жизни многих молодых людей. Можно сказать, она являлась центром культурного досуга, потому что вторая танцплощадка – в парке железнодорожников – была тесной и менее привлекательной, и там «окультуривались» местные подростки.
Вечером в старинный городской сад стекались сотни нарядных девушек и неприметных парней. В половине девятого начинали играть музыканты, и танцплощадка постепенно заполнялась.
Кроны высоких деревьев, как букеты, распускались, разветвлялись, раскидывались в бирюзовом небе, украшая на своём высшем, недоступном людям уровне банальное молодёжное мероприятие – танцы.
Внизу совершались знакомства, велись разговоры, происходили обыкновенное топтание и ходьба по кругу, хихиканье, вынужденные объятия и вожделенные прикосновения. Обычная картина, обрамлённая нехитрым деревянным штакетником, выкрашенным в зелёный цвет.
Ограда была достаточно прозрачной, чтобы привлекать новых посетителей, и достаточно высокой, чтобы в магический круг никто не проник без билета. Внутри возле ограды гуляли воздержавшиеся – почему-то всегда против часовой стрелки, – а в центре площадки все занимались делом, то есть выбирали себе пару и танцевали.
Конечно, это не первый бал Наташи Ростовой, и музыканты иногда играли под хмельком, и кавалеры, не поделив даму, могли заняться выяснением отношений здесь же, среди танцующих. И всё-таки воспоминания о том времени автоматически попадают в разряд милых сердцу, потому что это – молодость, надежды, стремления и мечты, чего потом уже не купишь ни за какие деньги…
Именно здесь Вероника стояла с другими девушками, ожидая, когда придёт Володя, чтобы искать его взглядом, любоваться им, радоваться возможности пригласить его танцевать – ведь не зря же придумали белый танец!
Наступила осень, косые линии дождя заштриховали пряное золото бабьего лета, и танцплощадка закрылась до мая.
«Ну и что толку ходить на эти танцы! – думала Вероника. – Всё равно он на меня даже не смотрит».
В институте проводили студенческие вечера, и на них можно было повеселиться с новыми подругами, ничего особенного не ожидая и не нервничая. Но долго Вероника не выдержала, и спустя месяц ноги сами направились туда, где её, увы, никто не ждал. Впрочем, это было не ново, и она уже смирилась с таким положением вещей, но ещё не могла отказаться от возможности хотя бы издали посмотреть на своего мальчика.
А вскоре рядом с ним возникла Светка. Эта новость свалилась на голову, как снег летом. Вариант со школьницей казался совершенно непредсказуемым и непонятным. Во-первых, бойкая девица на два года младше него, то есть типичная малолетка; во-вторых, голова у неё определённо забита всякой ерундой. Вероника знала её с детства, потому что они жили на одной улице.
Несмотря на столь юный возраст, Светке уже хотелось чего-то большего, и она с озабоченным видом прогуливалась под руку с теми мелкими ребятами, которым она, несомненно, нравилась, и воображала из себя умудрённую опытом кокетку.
Как и прежние девицы, которых Володя приглашал танцевать, она была хорошенькая, пухленькая, с крепкими полными ножками, весёлая, но отнюдь не равнодушная. Ей льстило внимание симпатичного парня, который выгодно отличался от её малолетних дружков – уравновешенный, вежливый, почти взрослый.
Она положила на него глаз уже давно, когда он ещё не интересовался девочками и приходил к своему приятелю, жившему в том же доме, что и она. Но тогда она была ещё ребёнком, а сейчас для неё настала пора любви, и она с важным лицом, выражавшим право собственности на молодого человека, стояла рядом с ним на танцах (это были именно танцы – слово «дискотека» появилось позже, когда живой звук весёлых оркестров заменили пластинки и магнитофоны).
Потом Володя шёл провожать Светку домой, и когда они вдвоём пробирались сквозь толпу к выходу, у Вероники обречённо замирало сердце и слёзы подкатывались к глазам. Плакать можно было только дома. Но о чём? О том, что взаимная любовь невозможна? Об этом слёзы уже проливались раньше. О том, что эта любовь абсолютно невозможна? Что толку плакать обо всём, что абсолютно невозможно!
Вероника осознавала, что их судьбы расходятся всё дальше…
Светка, разумеется, гордилась своей победой. Даже хвасталась подружкам, что «нацеловалась досыта», и это каким-то образом дошло до ушей Вероники и показалось чересчур вульгарным для малолетки. Наверно, позже, став взрослой, Светка поняла, что поцелуи, сколько бы их ни было, вовсе не являются признаком любви. По виду и поведению парня нельзя было заподозрить его в том, что эта юная отзывчивая особа для него важнее, чем столб, возле которого они стояли.
И Вероника с грустью думала: «Почему он всегда танцует не с теми и провожает не тех? Он – единственный, главный, любимый! Они его не стоят! А ведь есть такие хорошие девочки, как Люся. Она нежная, красивая, добрая, воспитанная, благополучная. К ней всегда хочется подойти: у неё светлая улыбка, от которой даже улучшается настроение».
Раньше они ходили в один танцевальный кружок, а там все девочки на виду – кто есть кто, но Люся в любой ситуации оставалась безупречной. У неё была изящная, лёгкая фигурка, приветливое выражение лица, мягкий серебристый голос и, наверно, то редкое, ценное качество, которое сейчас называют харизмой.
Она ни с кем не ссорилась, и о ней никто никогда не сказал ни одного плохого слова. Видимо, природное обаяние защищало её от зависти и сплетен.
Таких приятных во всех отношениях знакомых у Вероники больше не было, хотя нельзя сказать, что они с Люсей особенно дружили – девочки учились в разных школах и могли встречаться только на воскресных занятиях кружка.
Правда, несколько раз Вероника приходила к ней домой, и Люся подарила ей замечательные старинные открытки. У неё была целая пачка таких – с необычными штемпелями, маленькими одноцветными марками и неразборчиво написанными посланиями.
– Выбери сама, какие тебе больше нравятся, – сказала она.
И Вероника выбрала две открытки, пожелтевшие от времени, плотные, с тиснением. Одна с выпуклыми деревьями и домиком – это была новогодняя, – а на второй улыбалась нарядная девочка с венком на голове, похожая на Люсю – такие же слегка вьющиеся светлые волосы и милое лицо.
Учились они в разные смены, а выходной тогда был всего один, так что дружить не получалось. К тому же у Люси имелась любимая подруга – одноклассница Леночка, о которой она всегда говорила с нежностью, то есть дружбой она была обеспечена.
Вот такая хорошая девочка Люся казалась Веронике идеалом, в отличие от Светки, которая была от идеала очень далека. Наверно, и Володе она не очень-то нравилась, потому что через некоторое время он перестал появляться с ней вместе.
6
Несмотря на побочные эффекты безответной любви, Вероника иногда всё-таки ходила на танцы – чтобы увидеть своего мальчика. Когда объявляли белый танец, она набиралась смелости и приглашала Володю – разумеется, в том случае, если он стоял один или с ребятами.
Любое проявление внимания со стороны противоположного пола всегда повышает рейтинг. Человеку полезно знать, что он кому-то интересен, да и другие это видят – тоже неплохо. Кроме того, определённую порцию положительных эмоций получает заинтересованная сторона – и за это спасибо.
Танец заканчивался, Володя вежливо благодарил Веронику, и они расходились, каждый на своё место. Один только раз он сам пригласил её танцевать.
В принципе, можно было после танца не расходиться по разным углам и о чём-нибудь поговорить, но это означало бы, что следующий танец они должны танцевать вместе, потому что некрасиво бросать девушку, с которой ты только что разговаривал, и устремляться к другой, предпочитая разнообразие и свободу. Так не положено делать, поэтому в том случае, если парень не был уверен в своём выборе или не испытывал никакого интереса к девушке, он отходил от временной партнёрши, дабы она не питала напрасных надежд.
И Вероника поняла, что не надо открывать ему свою любовь. Открытая, она станет беззащитной, как цветок на морозе, как рыба на льду, как младенец без матери. Нельзя. Незачем. Запрет был чётким и ясным, как аксиома.
А любоваться предметом любви можно – сколько душе угодно. И, снова причиняя себе душевную боль, Вероника шла туда, где она могла увидеть Володю. Конечно, она встречалась там с подругами и танцевала с какими-то мальчиками, когда они её приглашали, но всё это казалось даже не второстепенным, а совершенно незначительным. «До того ль, голубчик, было!»
Но однажды произошло то самое событие, Второе Совпадение, которое, может быть, смоделировала и вызвала к жизни Вероника – своими размышлениями о несоответствии девушек, танцующих и целующихся с Володей, ему самому и его великой роли Героя Первой Любви (это звание она дала ему позже, а пока он был для неё самым главным человеком в жизни, как, вероятно, и многие другие молодые люди для влюблённых в них девушек).
Как-то раз – дело было в конце зимы – Вероника пришла на танцы в Дом культуры. Там собирались не только старшеклассники, но и более взрослые люди вплоть до женитьбы или замужества. Впрочем, тогда ещё работали кинотеатры, привлекавшие довольно много зрителей, – эпоха видеомагнитофонов наступила гораздо позже. А кто вообще никуда не ходил, тому, значит, «про любовь» было думать неинтересно.
Мысли у влюблённой девушки преобладали всё те же: увидеть, помечтать (а вдруг?), ну и, конечно, посмотреть вокруг, встретиться со знакомыми, потанцевать «шейк», а если пригласят на медленный танец – если не он, то всё равно кто, – можно и потанцевать. Танцевать ей всегда нравилось, и музыку она тоже любила слушать.
Песни здесь исполнялись самые модные и мелодичные: те, что были популярны во всём мире, ну и, конечно, советские хиты того времени – они тоже вызывали восторг у благодарной публики. А такие шедевры, как «Эти глаза напротив», многие танцующие охотно пели вместе с исполнителем. В оркестре играли ребята из музыкального училища, и, наверно, неплохо играли – всем нравилось.
Сейчас хоть бы на вечер вернуться туда, посмотреть сверху, с балкона, какими они все тогда были…
А в тот вечер Вероника сидела на балконе и, как в театре, наблюдала за действием, происходящим внизу. Взгляд её переходил от одной группы танцующих и просто так стоящих людей к другой, и вдруг она увидела там, на противоположной стороне, двоих – Володю и Люсю.
Вот именно, ту самую идеальную девочку Люсю, которой она мысленно «позволила» быть рядом со своим любимым мальчиком, как мать иногда выбирает достойную невесту для своего ненаглядного сына.
Боже мой, это было правдой! Явью, действительностью, реальностью – назови, как хочешь, – но вот они стоят рядом, как два голубка... И не просто рядом, а вместе!
Люся – в чудесном светло-сером платье, которое ей так идёт: юбка клёш и нежный белый воротничок с кружевом вокруг стройной шеи. Лёгкие светлые волосы слегка вьются, и улыбка играет на лице – застенчивая и ласковая. Она смотрит на Володю и что-то говорит ему, а он тоже улыбается и наклоняется к ней, чтобы всё расслышать среди шума и музыки, и его голова касается её головы, а рука лежит на талии.
Среди всех девушек он нашёл и слушает сейчас одну, свою, предназначенную ему Вероникой, избранную ею для самого главного человека в жизни. Мистика? Может, так и есть! Говорят, что мысль материальна. Среди тысячи девушек он выбрал Люсю, и это было предсказано или «подстроено» самой Вероникой…
Она чувствовала, как дрожат и наливаются обидой губы, а это означало, что сейчас покраснеют глаза, и на кого, спрашивается, она будет похожа на этом празднике жизни?
Плакать можно было только по дороге домой. И она ушла по жестокому, скользкому льду – такому скользкому, что невозможно идти, но всё равно надо идти, надо бежать от этой правды, которая тем обидней, чем она явственней и прекрасней.
Вероника искренне желала Володе счастья. Она любила его так, что, преодолев себя, поднялась над жизнью и посмотрела на всё происходящее сверху. И она увидела, что её нет и не будет рядом с ним. Но не мог же он оставаться один, зачем же ему скучать одному, если он хороший, красивый, добрый, и к тому же неглупый парень.
Как-то осенью они возвращались вместе из Дома культуры – ведь им было по пути (какое счастье!), – и он сказал с затаённой обидой:
– Всё равно у меня будет высшее образование!
К тому времени Вероника уже училась в институте, несколько девочек и ребят из их выпуска тоже поступили в вузы, некоторые даже попали в Москву и Ленинград. Володя же оказался в училище, которое давало хорошую рабочую профессию – помощник машиниста, но ведь он-то хотел быть инженером!
Впрочем, прошлым летом он, кажется, никуда не поступал. Во всяком случае, Вероника об этом не слышала. Из тех ребят, с которыми он дружил, в институте никто не учился – это занятие уж точно не для них.
А в Дом культуры она больше не ходила. Видеть Володю вместе с Люсей было выше её сил, несмотря на то, что они вполне соответствовали её представлениям об идеальной паре – самый лучший мальчик (потому что любимый!) и самая лучшая девочка.
С одной стороны, всё решилось само собой, и Вероника стала свободной, так как надеяться на чудо она уже не могла. Чудо уже совершилось, но только не в её пользу. С другой стороны, любовь ещё жила в её сердце и заботилась о любимом, о его благополучии, о его счастье. Но эта забота казалась настолько неуместной сейчас, когда рядом с ним появилась замечательная, добрая, милая Люся, лучше которой в их городе никого не было – такая безупречная, светлая девочка…
Однажды в библиотечной книге Вероника нашла каталожную карточку, на которой мелким разборчивым почерком были написаны чьи-то стихи – всего четыре строчки:
Улыбаюсь – а сердце плачет
В одинокие вечера.
Я люблю тебя – это значит,
Я желаю тебе добра.
Стихи были совершенно точным попаданием в сердце, наполненное тайной грустью и никому не нужной любовью. Простые, но тем более впечатляющие строки, как стрелы, пробивали тонкую натянутую оболочку и оттуда, из переполненного сердца, текли слёзы, после которых наша героиня не чувствовала никакого облегчения, а только становилась ещё печальнее и задумчивее.
Спустя несколько лет Вероника встретила это стихотворение в сборнике своей тёзки, Вероники Тушновой, и снова её удивило совпадение их чувств и мыслей, а теперь ещё и имён…
Потом она долго не встречала Володю – может быть, он служил в армии. И Люсю тоже не видела, хотя в небольшом городе вероятность встретиться на улице или в кино довольно велика. Скорее всего, она уехала куда-нибудь учиться.
А у Вероники продолжалась самая обычная студенческая жизнь, в которой всегда было много дел, забот и переживаний, и они, к счастью, заставляли её думать, двигаться и жить дальше, несмотря ни на что. Живут же люди после войны, землетрясения, наводнения и даже после атомного взрыва!
Надо только уговорить себя встать и выйти из дома, а на улице все куда-то идут, спешат, к чему-то стремятся, и ты тоже будешь идти и стремиться – так надо, если ты живой. Останавливаться опасно, страдать и впадать в уныние – грех, поэтому ты должен шевелиться, работать и выздоравливать.
7
Окончив институт, Вероника вышла замуж и уехала в другой город. Интересно, что она влюбилась в своего будущего мужа, ещё не разлюбив Володю окончательно, вот ведь как бывает! Ей даже казалось, что они чем-то похожи, и она перенесла на нового, прежде не знакомого человека, всю нерастраченную любовь, все надежды, все душевные силы.
Сейчас любой психолог скажет, что излишняя идеализация объекта любви вредна и может обернуться разочарованием в любви вообще. Даже советуют выходить замуж и жениться по расчёту, потому что великая любовь иногда проходит очень скоро и можно остаться у разбитого корыта. А раньше психологи стеснялись давать такие советы – то ли молодёжь была более романтичная, то ли выходить по расчёту было не за кого, но женились почти все по любви (иногда, конечно, и по необходимости).
Вот и Вероника вышла замуж по любви и была счастлива – по крайней мере, до тех пор, пока не начались бесконечные семейные проблемы, являющиеся следствием длительного кризиса страны вообще и их семьи в частности. Впрочем, всё это, как уже говорилось, не землетрясение и не война (кому-то, представьте себе, приходится переживать семейные драмы в таких экстремальных условиях!).
Спустя годы Вероника спрашивала о Володе у знакомых – как бы между прочим, не выдавая своей никому не нужной тайны. Говорили, что он работает помощником машиниста, иногда выпивает – с теми же ребятами, с которыми раньше гонял на мопеде. Люся, действительно, куда-то уехала учиться, и они с Володей расстались, а живёт ли она сейчас в родном городе – неизвестно.
Можно было сходить, спросить о Люсе там, где она жила раньше – милая, добрая девочка, такие больше не встречались Веронике. Особого повода для визита не надо – в детстве они почти дружили, а это вполне серьёзная причина, чтобы увидеться спустя годы.
Люся – часть прошлого Вероники, часть истории её любви. Она не держит обиды на эту замечательную девочку, да и раньше у неё не возникало подобного чувства. Видно, так должно было случиться. Это пришлось принять как неизбежное – и всё!
Итак, Люся уехала, а Володя остался. Но что же произошло между ними? Почему они расстались? Как он отпустил её, такую хорошую и милую? Никто об этом не знал. Вероника думает, что произошла какая-то нелепая ошибка или недоразумение.
А что если Володя не казался Люсе тем единственным человеком, без которого нельзя жить? Ведь она видела его своими глазами и знала лучше, чем Вероника. Но могло быть и так, что Люсе предназначен Богом другой парень – её половинка, и она его где-то встретила. Как хотелось бы услышать, что у неё в жизни всё хорошо!
А Володя, наверно, пошёл своим путём, более простым и логичным для него. Человек, не желавший преодолевать препятствия в школе, вряд ли захочет учиться ещё пять лет. А в работе, если у него появится интерес, он может достичь определённого мастерства и успехов.
Говорили, что у Володи была женщина, с которой он жил вместе (сейчас сказали бы: «в гражданском браке»). А о его семье и детях ничего не рассказывали. Женат ли он, тоже не знали. Одноклассницы всегда более охотно рассказывают о себе и других женщинах, чем о мужчинах, да это и понятно: они мало что знают о них, потому что мужчины разглашают меньше личной информации и тем более сведений интимного плана.
Но два раза – всего лишь два раза за все эти годы! – Вероника видела Владимира на улице. Он не узнал её, прошёл мимо. А её словно ледяной водой окатили: это он, точно – он, но все равно, что мелькнул по телевизору. Ни окликнуть, ни догнать его не смогла. Да и что ему сказать? «Здравствуй, ты меня не узнаёшь? Это я, Вероника. А ведь я любила тебя, как никто никогда тебя не любил! Но я же вижу, как ты идёшь, как смотришь на эту улицу, на прохожих, на меня – мимо! Что с тобой происходит?»
Что бы ни происходило, разве она могла помочь ему, в самом деле? Просто поговорить, расспросить, рассказать о себе? И что потом? Думать о нём, переживать, вспоминать прошлое снова? Но у неё своя семья и другая жизнь. Нет, лучше так, как вышло: прошёл мимо – и всё.
Она вспомнила утешительный совет Юлии Друниной:
Не встречайтесь с первою любовью!
Пусть она останется такой –
Острым счастьем или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.
Не тянитесь к прошлому, не стоит –
Всё иным покажется сейчас.
Ведь должно же самое святое
Неизменным оставаться в нас!
8
Вероника видела Владимира на фотографии, сделанной на встрече одноклассников спустя много лет после окончания школы. Боже мой, как изменились девочки! А ребята почему-то выглядят лучше. И он – ещё довольно молодой мужчина, теперь уже похож не на Виталия Соломина, а на американского артиста Харрисона Форда, то есть лицо по-прежнему интересное, располагающее, и улыбается он всё так же хорошо…
А каким он стал человеком? Кто он? Где он? С кем он? Конечно, Веронике хочется узнать о нём хоть что что-нибудь, как хочется всем нормальным людям знать о своём родственнике или хорошем знакомом, но спросить ей не у кого, а разыскивать его самого нет особой причины.
Любовь, к счастью или к сожалению, прошла. Длилась она долго, но прошла сама, не вытесненная новой любовью, не уменьшенная разочарованием. Не уменьшенная, вот именно, а только отдалившаяся во времени оттого, что любимого никогда не было рядом, не было даже его маленькой фотокарточки – не было ничего, чтобы любовь могла гореть всё так же ярко, как она горела вначале, освещая бедную, в общем-то, юность в небольшом провинциальном городе…
А память и благодарность – остались. Любить так нежно и трепетно на заре туманной юности – это полезно для развития души… Но Бог знал, что они с Владимиром – не две близкие половинки, вот и не позволил им соединиться в одно целое, даже не дал ни одной попытки, щадя сердце юной Вероники.
Она вспоминает расхожую мудрость, которая иногда успокаивает её: «Лучше ждать и не дождаться, чем иметь и потерять». Так, наверно, легче – ведь очень редко первая любовь бывает счастливой, да ещё и навсегда. Когда о такой необыкновенной любви пишут книги или снимают фильмы, многие женщины плачут от невозможности столь прекрасного чувства в их собственной жизни.
Вероника живёт, как и все, то есть довольно трудно и без особых чудес. Но у неё чуткая, отзывчивая душа, и ей знакома волнующая радость, которую дарят природа и искусство. Она сочиняет музыку – для себя – и играет её на пианино, когда никого нет дома. Муж и взрослая дочь не любят «эти гаммы», но Вероника не обижается – обычно домашним не интересно, что у тебя в душе, поёт она или болит. У её подруг в семьях такая же картина, и ничего – все привыкли.
Счастлива ли она? Как все женщины – бывает счастливой и не очень, бывает весёлой и не слишком. Но у неё хороший, уживчивый характер, и ещё – ей помогает вера. Она верит в Бога, в судьбу и в себя. Всё – по воле Бога. Всё, что было и будет, – это судьба. А то, что зависит от неё самой, она старается сделать, пока есть силы и терпение.
Ей хочется когда-нибудь рассказать Владимиру о том, как она его любила. Наверно, он будет рад и горд, она в этом почти уверена. Но это может произойти потом, когда они станут… старше, и она уже не будет бояться откровенности, а он вряд ли захочет рассказывать друзьям об их разговоре.
Да и кто же поверит пожилому человеку, что он удостоен такого звания – Герой Первой Любви? Ведь нет такой медали, разве что сделать её на заказ – сейчас всё возможно – и вручить в торжественной обстановке, с цветами и памятным подарком. Ему одному на свете… Почему бы и нет?
9
Вероника улыбается сквозь слёзы. Воспоминания волнуют её, хотя всё это было так давно… Она рассказывает о своей первой любви мне, потому что я её лучшая подруга. И я ничего не знала раньше! Вот это конспирация!
Я очень редко вижу Веронику – только когда мы приезжаем в наш родной город одновременно. Но ездим мы всё реже, а пишем друг другу ещё реже, чем ездим…
Меня трогают её слёзы, её волнение. Она плачет, вспоминая свою первую, прекрасную любовь, какой никогда больше не было в её жизни.
– А сейчас ты не жалеешь, что ничего ему не сказала? – осторожно спрашиваю я.
– Нет. Жалею, что невозможно было сказать.
– Почему?
– Потому что от этого мне было бы ещё хуже. Ну представь, что он говорит в ответ: «Вероника, извини, но мне нравится другая девочка». И всё! Хорошо, если никому другому обо мне не сказал бы. Я ведь его не очень-то знала как человека. А вдруг он с друзьями привык советоваться? Или просто так рассказал бы им это, как забавную историю. А кто же утерпит, чтобы не поделиться с другими? И потом все будут на тебя пальцем показывать!
Я киваю. Это уж точно! Рассказывали же о других знакомых всякие личные истории.
Вероника снова погружается в раздумья. Я тоже молчу. Конечно, кому хочется, чтобы все его разглядывали, обсуждая его тайну и посмеиваясь над ней…
– Я любила в нём свою первую любовь, – продолжает она. – Внешне он очень подходил для героя. Нормальный парень – не прилизанный отличник, но и не хулиган; красивый, стройный, подвижный, то есть просто живой человек, но в котором всё уже прекрасно, согласно рекомендации Чехова.
– Это для тебя было всё прекрасно, потому что ты его любила. Сама же сказала, что почти не знала его, – мягко возражаю я.
Мне кажется, что подруга несколько преувеличивает, идеализируя свою великую любовь.
– «А он мне нравится, нравится, нравится, и для меня на свете парня лучше нет!» – неожиданно поёт Вероника. – И другие, наверно, точно так же влюбляются в образ, созданный их воображением. И чем сильнее любовь, тем сильнее потом разочарование, если что-то не совпало. А у меня не было разочарований. Такая вот идеальная любовь! – Она явно гордится своим красивым чувством.
– А если бы ты оказалась свободной лет, скажем, в двадцать пять, когда и он, возможно, был один? И вы однажды встретились на улице, разговорились... – фантазирую я.
– Ну и что? Я уже была другим человеком, с другими запросами. И, наверно, не смогла бы снова полюбить просто так, только по движению души. – Вероника спустилась на землю. – Ведь я его уже не любила к этому времени. Да и жить здесь я в любом случае не захотела бы. Я гуманитарий, мне нужно, чтобы рядом были театры, концертные залы, музеи, выставки, интересные люди. Без этого жизнь для меня пуста и трудна. А так – смиряюсь. Конечно, бывает тяжело, зато есть отдушина. Но вернуться в исходное положение… Ты же видишь, как здесь живут!
Возразить нечего. Я и сама такая. Не зря же мы дружим столько лет! И всё-таки…
– И всё-таки, представь, что он на тебя смотрит уже другими глазами, и ты ему интересна, а ты вспоминаешь всё, что было связано с ним, и сердце тук-тук-тук… И вы ещё можете полюбить друг друга! – мечтаю я.
Пусть хотя бы в нашем воображении будет счастливый конец.
– Если только он смог бы уехать отсюда… – Вероника на мгновение подхватывает мою мысль, но тут же одёргивает себя. – Значит, не судьба, раз ничего этого не произошло. Судьба дала бы нам хоть один шанс, ведь сталкивает же она нас иногда с теми людьми, которые потом входят в нашу жизнь надолго. Скажем, заговоришь с кем-нибудь случайно, а потом оказывается, что это было очень важно для тебя – встретиться именно с этим человеком, – рассуждает она.
– А знаешь, я вдруг подумала: представь, что нигде нет никакой рекламы. Кто стал бы покупать новые, незнакомые вещи? Информации нет, и ты даже не знаешь, что какие-то предметы вообще существуют на свете… Ну как мог твой Герой узнать, что ты его любишь?
Я зачем-то пытаюсь найти выход из положения, в котором оказалась моя подруга много лет назад.
– Обходились ведь раньше без рекламы! Я понимаю, к чему ты клонишь. – Вероника быстро сообразила, о чём это я вещаю. – Сейчас, конечно, многие девушки себя рекламируют и предлагают по всем правилам маркетинга. Но я-то была другой! И время было другим. Но кому надо, находили. Помнишь, какой у меня парень был? Красавчик, сама ведь говорила! Все девчонки мне завидовали.
– Вадик? Да, очень обаятельный юноша! И ты такого упустила! – Я всё ещё сожалею о Вадике, обладавшем способностью нравиться всем.
– Я его – отпустила! Мне жалко стало, что он на меня время тратит, деньги расходует, а толку от меня – никакого! Мне с ним весело, удобно, есть с кем сходить в кино или на танцы. А дальше-то что? Дальше ровным счётом ничего не происходит. Это здесь еще можно с ним дружить, здесь он – первый парень на деревне. А говорить-то мне с ним не о чем! Не могла я его полюбить – он для меня не герой. Я уже тогда крыльями хлопала, в небо рвалась…
Это мне хорошо известно – мы с ней вместе крыльями хлопали, и я улетела на несколько лет раньше. А Вероника – потом, когда закончила институт. Видно, и вправду – как должно было случиться, так и случилось.
– Ну что ж, тогда у тебя всё в порядке, – подвожу я итог нашим разглагольствованиям о том, чего не было и быть не могло. – Если представить, как могли бы развиваться события здесь… Работа в школе, двое детей, частный дом, подсобное хозяйство: крыжовник – опять же по Чехову, помидоры – не забыть обработать их от фитофторы, куры – лучше красные, у них яйца крупнее. С июля по сентябрь нужно старательно консервировать плоды своего труда – всё подряд, желательно побольше. Муж любит маленькие хрустящие огурчики...
– «Русскую водку, колбасу, селёдку...» Ты же видишь, как здесь пьют! Многие были в школе нормальными ребятами, а что теперь с ними стало! Да и женщины не отстают... – Вероника никак не может привыкнуть к незаметным здесь переменам.
– А кого-то уже нет на свете по этой причине… Остальных алкоголиков жёны вынуждены терпеть, потому что лучшие мужчины достались другим. И вся любовь, как говорится! – заключаю я.
– Слава богу, мне через это пройти не довелось. Тогда все мои юноши были трезвыми. А сейчас... Может, оно и к лучшему, что я их не вижу. Вот потому я так дорожу своими воспоминаниями! «Печаль моя светла»! – торжествует подруга.
Она, конечно, права. В одну реку нельзя войти дважды.
Не встречайтесь с первою любовью…
P. S. То, о чём здесь написано, происходило на самом деле. Возможно, какая-нибудь женщина скажет, что именно так или очень похоже было и в её жизни. И всё же эта история кажется мне необычной, загадочной. Я думаю: как порой тщетны душевные усилия человека, если свыше ему предначертана иная судьба…
Май 2008 года
_____________________________________________
Иллюстрация из интернета