Донской хронограф 1620 - 1631 г. хронологическая и

Геннадий Коваленко 1
 Донской хронограф 1620-1631 год.
1620 г.   Весной в Главное Войско стали сходиться казаки с Дона и его притоков, для похода на Азов. Для совместных действий с донцами, из Сечи пришло несколько сот запорожцев. Сойдясь в Круг, казаки решили отомстить азовцам за дерзкий набег и гибель и пленение товарищей. Однако мнения, как это сделать, разделились. Атаман Родилов и его сторонники хотели идти на приступ Азова, в то время, как другая часть донцов, во главе с атаманом Шалыгиным, настаивала на морском походе к берегам Турции и Крыма. Родилов не хотел разделения казачьих сил, но противная партия настояла на своём. 1300 донцов и 400 запорожцев, под командой атаманов Сулимы, Шило и Яцко, выбрав походным атаманом Василия Шурыгина, вышли в море за 3 дня до Пасхи и устремились к берегам Турции.
В начале лета 1620 г. (?) на Дон из Москвы прибыл дворянин Семён Опухтин, направленный Михаилом Фёдоровичем с государевым жалованьем: « … он Семён, приехав на Дон в нижние казачьи юрты, по государеву указу,  государево жалованье деньги, и зелье, и свинец, и хлебные запасы, Донским атаманам и казакам отдал всё сполна».
20 июля (?) в Главное Войско прибыл турецкий посол: « … пришёл на Дон в нижние казачьи юрты Турского Асмань-Салтана посол Гречанин, и донские де атаманы и казаки ево, Семёна (Опухтина) и Турского посла, дав им суды и провожатых, отпустили ко государю июля в 9  числе (?)». Перед отъездом из Войска, Опухтин отправил в Москву стрелецкого сотника Федота Острецова, с известием об этом. Сотник получил приказ гнать лошадей, не жалея.
Но этот, плохо подготовленный поход, закончился катастрофой. Попытка взять штурмом город Риза, завершилась провалом. Турки, получив подкрепления, сумели отбить приступ и вынудили казаков с потерями отступить. Ограбив несколько мелких селений, казачья флотилия попала в сильнейший шторм, а за тем в крайне расстроенном состоянии столкнулась с турецкой эскадрой. Атаман Шалыгин не сумел организовать достойное противостояние туркам, и его струги были частью потоплены, и частью рассеяны. Турецкий капудан паша сумел взять реванш за поражения прошлых лет: «… и тут учинилась шкота великая, на приступе побили многих людей; а как пошли от города прочь, и на море пришло на них погодье, и струги их многие на море разбило, и людей потопило, а за достальными де пришли турские люди 27 каторг и, сшедчи, казаков побили всех; а убили казаков и черкас 30 человек, да в восьми стругах казаков человек 40 и по 50, а всего только при нём, при Семёне (Опухтине) пришло на Дон с моря казаков человек 300, да с 30человек черкас».
От взятых в плен турок, казакам стало известно о заключении мира между Персией и Турцией, сроком на 15 лет. Однако это известие не слишком встревожило казаков. По словам привёзшего на Дон государево жалованья, Опухтина: «… казаки без смущения и страха смотрели на сей союз, но больше всего страшились, чтобы султан турецкий не заключил тесной и искренней дружбы с царём московским, и чтобы соединёнными силами не сбили их с Дона».
Закончился неудачей и сухопутный поход донцов на стойбища воинственного Казыева улуса. В ожесточённых схватках с превосходящим противником погибло ; казачьего полка. В Главное Войско вернулось едва 100 казаков. Впрочем понесённые потери вскоре компенсировались выходцами из русских украинных городов и казаками верховых городков. По сведениям русских служилых людей, бывших в то время на Дону, каждый день в Раздоры приплывало по 15-20 человек из верховьев реки и её притоков.
После ухода судовой рати в морской поиск, воисковой атаман Родилов, собрав казачьи полки, двинулся сушей и рекой к Азову. 3 или 4 тысячи донцов обложили турецкую твердыню, но взять её не смогли. Сильнейшим огнём их приступ был отбит, и казакам пришлось удовольствоваться разорением азовского посада, ближайших окрестностей и рыбных промыслов, а так же отгоном нескольких стад скота.
Осада Азова и разорение его окрестностей, вынудили азовского пашу искать с казаками мира. Но ещё слишком свежи и велики были обиды и потери понесённые  обеими сторонами. Казаки, обозлённые поражением своей судовой рати и гибелью товарищей, потребовали от турок выкуп за перемирие. На что азовский паша пойти самостоятельно, без ведома султана не решался. Для согласования этого вопроса, он отправил в Стамбул гонца с уведомлением о требованиях казаками выкупа. Из-за этого переговоры затянулись и перемирие было заключено в следующем 1621 г., когда султан согласился    удовлетворить часть требований донских казаков. Он велел дать им в качестве выкупа за мир золото, железные котлы и рыболовные сети.
В 1619-1620 г. Дон посетил известный английский учёный и путешественник Ричард Джеймс. Англичанин хотел увидеть горстку храбрецов, практически в одиночку успешно противостоящих могучей Османской империи. Наводящих ужас на её побережье, своими опустошительными  набегами. В донских городках Джеймс с интересом знакомился с жизнью казаков, их обычаями и бытом, способами войны этих неукротимых корсаров Азовского и Чёрного морей. Ему казалось невероятным, как казакам на своих лодках удавалось неоднократно побеждать сильнейший турецкий флот. Английский путешественник впервые описывает быт и обычаи казаков, записывает их воинские песни и сказания.
Количество возвращавшихся с Дона в Россию больных и увечных казаков всё возрастало. Патриарх Филарет, движимый состраданием к ним, благословляет строительство под Белгородом, на берегу реки Оскол, мужского Холковского Свято-Троицкого монастыря в 1620 г.
Осенью того же года, казаки сойдясь в Круг, скинули с атаманства Епифана Родилова, обвинив его в провале весеннего морского похода под руководством атамана Шалыгина, хотя тогда Родилов выступал против выхода в море судовой рати. Но, как говориться: «Атаману первая чарка, и первая палка». Ведь он: «Первый в совете, и первый в ответе». Казаки так же обвиняли атамана в бездействии при строительстве турками башен на Каланче и засыпке Мёртвого Донца. Большая часть казаков не приняла объяснений Родилова и «скинула» атамана, избрав новым атаманом Исая Мартемьянова. Тем немение Родилов не утратил своего влияния в Войске, и продолжал пользоваться влиянием как на Дону, так и в Москве. Его имя продолжало упоминаться в государевых грамотах, на равне с именем Исая Мартемьянова. 1620 г. атаман Родилов возглавляет зимовую станицу в Москву. В ту же осень, Родилов возглавляет зимовую станицу в Москву, для непростых переговоров о получении очередного государева жалованья, и решения других насущных вопросов.
1621 г.   Прибывшую в Москву зимовую станицу Войска Донского встретили не приветливо. Патриарх и бояре, недовольные своеволием донцов, ругали и поносили его всячески, грозили казакам царским гневом и расправой. Но в конце концов, гнев сменили на милость, прекрасно понимая значение казачства для неокрепшего ещё российского государства. Поэтому послу султана, Фоме Кантакузину, на его требование покарать воров казаков, отвечали уклончиво, и по обычаю: казаки, мол воры, люди беглые, и государя не слушают. Возглавлявший зимовую станицу, Епифан Родилов пробыл в Москве до весны, вернувшись на Дон  с государевым жалованьем: деньгами, хлебом, порохом, свинцом, сукнами и вином.
Тем временем отношения Речи Посполитой и Османской империи обострились. Варшаве нужны были союзники в войне с турками и взоры поляков обратились на Дон, и донских казаков, злейших врагов османов. Запорожский гетман Бородавка, с ведома Сейма и польского короля, прислал в Войско Донское атамана Соколку, с двумя казаками. Они были направлены с предложением к донцам, встать под польские знамёна, для борьбы с турками. Соколка, прибыв в Раздоры, зачитал в кругу королевскую грамоту, призывавшую казаков идти войной на турок. В ней король обещал донцам 30 руб. жалованья на человека. Деньги, по тем временам огромные. Но донские казаки, не смотря на заманчивое предложение польского короля, под его знамёна не встали, сославшись на своё малое число. По их словам, на Дону и запольным рекам у них всего 7000 бойцов, которые нужны для защиты городков от набегов турок, крымцов и нагаев. Кроме того многие казаки ушли стругами в море «пошарпать» турецкие берега. Бывшие в Кругу их товарищи, по возвращении судовой рати, обещали посланникам вновь собраться в Круг и обсудить королевское предложение. Быть может тогда они и двинутся на помощь королю. Запорожцы, не добившись успеха, возвратились к себе в Сечь. В ту же ночь, 200 человек атаманов и казаков донских и пришедших в Войско запорожцев, недовольные решением Круга, ушли в Запороги. Но в то же время, на Дон, из Запорожской Сечи пришло на «житьё» 1000 человек черкас, с жёнами и детьми: «… а с ними всякой рухляди 80 телег».
Одновременно с этими событиями, на Верхнем Дону начались волнения. Дворянин Опухтин, возвращаясь в Москву через верховые городки, доносил царю, что в них сошлись около 500 беглецов из русских украинных городов: «… ломы и боярские люди». По словам Опухтина, они собирались идти оттуда разбойничать на Волгу и Яик. В июле 1621 г. уже астраханский воевода отправляет отписку в Москву о воровстве донских, волжских и яицких казаков на Волге и Каспийском море: «… служилых, торговых и всяких людей грабят, отаман же у них Тренка Ус».
1622 г.   Не смотря на обострение польско-турецких отношений и заинтересованность короля в казаках, магнаты и шляхта продолжили их притеснения. Это вызывало недовольство запорожцев, которые в течении всей зимы 1622 г. стали переходить мелкими партиями на Дон, по 10, 15, 20 и 50 человек, тем самым укрепляя Войско Донское. Прибывшие запорожцы утверждали о скором подходе 500 казаков полковника Заруцкого. Но московское правительство не радовали эти известия. Царь и бояре, как и все россияне, ещё не забыли «подвиги» запорожцев, совершенные под знамёнами польского короля в годы Смуты и польского вторжения. В Москве пологали, что запорожцы переходят на Дон по воле польского короля, для того, чтобы сеять там смуту и ссорить Россию с Турцией. Поэтому 20 сентября, на Дон была отправлена государева грамота. В ней царь запрещал Войску принимать у себя запорожцев: «… а по нашему указу запорожских черкас принимать вас к себе не велено, потому, что они приходят к вам по научению польского короля для того, чтобы меж нас и турского султана и крымского царя ссору учинити и война всчать…и вы б в том на себя нашего государского гнева не наводили и нашей к себе милости не теряли».
Переселение на Дон запорожцев беспокоило не только Москву, но и турок с крымцами. Вскоре в Москву прибыл посланник крымского хана, мурза Мустофа, с грамотой. В ней хан требовал от царя запретить донским казакам принимать у себя запорожских черкасов. Михаил Фёдорович, в ответной грамоте, успокаивал хана: «… где те воры общего нашего недруга польского короля люди, днепровские казаки объявятся, и мы их в наше государство принимать не велели, а велели над ними промышляти и побивати».
Но Войско Донское и на этот раз проигнорировало требования царя и царской Думы, азовцев и крымцов. Азовский паша, обеспокоенный усилением Войска Донского, обратился к крымскому хану с просьбой, прислать к Азову татарскую конницу. Хан вскоре откликнулся на этот призыв и прислал 2000 всадников Бей мурзы. Татары подошли к Азову 27 мая, а через неделю, с ведома паши, Бей мурза двинул свою конницу к Окупному Яру, отправив в Войско гонцов с известием о том, что азовцы просят мира и хотят заключить договор, а так же обсудить условия обмена или выкупа пленных. Казаки, не подозревая обмана и вероломства, выслали из Войска, в Окупной Яр 30 человек атаманов и казаков, для переговоров и выкупе пленных. Но татары внезапно обрушились на донцов и изрубили их всех, до одного. После этого татары двинулись на русские украинные города за добычей. Казаков возмутило вероломство неприятелей и сойдясь в Круг, они поклялись кровь смыть кровью. Для этого в степь, на броды и перевозы были отправлены казачьи отряды, истреблявшие возвращавшихся из набега татар и освобождая русский полон. Так войсковой атаман Исай Мартемьянов с 600 казаками перехватил на Мёртвом Донце 50 татар, идущих с полоном из России, и атаковал их. Казаки изрубили10 татар и захватили в плен еще 5, отгромив весь полон в 105 человек и добычу. О действиях второго отряда донцов на Казанском перевозе, впоследствии доносили царю его посланники Кондырев и Бормасов 16 июля 1622 г.: «Сказывали казаки атаман Ивашко Казарец, что шли из Руси на Казанский перевоз таторове, и казаки де, государь, их на том перевозе громили июня 24 день(1622г.) и взяли татарина одного человека, а в распросе им тот татарин сказал, что они азовские люди, а пошло их на Русь 500 человек и больши, а ныне де их назад поворотилось человек с 70, а иные де государь, с полоном идут из Руси за ними, а достальные де татаровя, дожидаются на Руси жатвы и сенокосу; и казаки де, государь, собрався из городков человек сто и больши, пришли на Казанский перевоз и учали татар которые идут из Руси с полоном, ждать на перевозе, чтобы их погромить и полон отбить».
Но всё это было ещё в переди. А пока, Михаил Фёдорович отправил через Дон в Стамбул посла Ивана Кондырева и дьяка Бормосова. Вместе с ними в Турцию возвращался турецкий посол Фома Кантакузин и атаман Епифан Родилов. Посольства сопровождал стрелецкий полк, общим числом 800 человек, под командой стрелецкого головы Яблочкова. Неласково принятый в Москве российским боярством, поносив шим его и всё Войско Донское из-за беспрестанных жалоб турок и крымцов. Вынужденный сдерживать себя в Москве, по дороге на Дон, атаман дал волю чувствам, отведя душу на послах. Он выговаривал им бесчестье и позор, причинённый ему, и всему Войску боярами: «Войско люди вольные и в неволе не служат; теперь вы идёте на Дон к началу, как Войско изволит, так над вами и сделают». Послы были не на шутку встревожены и послали в Москву отписку, сообщая: «Ждём себе задержанья много на Дону, потому, что донской атаман Епиха Родилов, приходя к нам говорил: «Призывали меняв Москве к боярам и бояре приходили на меня с шумом, меня и Войско всё лаяли и позорили; а наше Войско люди вольные, в неволю не служат, и вы, посланники на Дон идёте к началу, как Войско изволит, так над вами и сделают».
2 июля 1622 г. посольские суда приплыли к казачьему городку Клёцкому, расположенному в двух днях пути от устья Хопра. Здесь послы узнали о вражде донских казаков с азовскими турками. Весной этого года, за две недели до Пасхи, по другим сведениям, незадолго до Николина дня (в начале мая)1500 и 300 запорожцев прорвались в Чёрное море. (Другие источники говорят о 1150 казаках на 40 стругах.) Возглавил флотилию атаман Шило. Огню и мечу были преданы окрестности Кафы, где казаки захватили два корабля. В предместье Балаклавы им удалось захватить большой полон. После чего, судовая рать устремилась к турецкому Трапезунду, где донцы и запорожцы ограбили и сожгли его окрестности. Морской поход затянулся и в Войске, беспокоясь о ушедших товарищах, выслали им на встречу 5 стругов с запорожцами, по 30 бойцов в каждом. По некоторым сведениям казаки понесли во время похода значительные потери, погибло около 400 человек. Вскоре на Дон прибыла ещё одна пария запорожцев, человек 200 и «больши», захватившая в море богатую добычу.
Крымский хан, чьё побережье было разорено казаками, негодовал. Он отправил к русским посланникам, Усову и Уготскому, находившимся в Бахчисарае, пашу Ибрагима. Тот упрекал царя и их в лицемерии: вы де говорите о братской любви и дружбе, а казаков тем временем отправляете в Крым, где напуганные жители покидают прибрежные улусы и уходят вглубь полуострова. О всех этих событиях Кондырев сообщил отпиской в Москву. Сообщал Кондырев и о запорожцах живущих на Дону «… на Дону живут черкасы запорожские, возвратившиеся с Чёрного моря». Ниже, по течению Дона, в городках Паншине и Голубом, они видели атамана Богдана Чернушкина с товарищами, человек 50, ходящих в дорогих тафтяных рубашках и кафтанах бархатных и камчатых. По свидетельству Кондырева, эти казаки были на Каспийском море, где громили купеческие будары и персидские суда. Но были вытеснены астраханцами и в числе 16 человек переволоклись на Дон, где их приняло Войско. Атаман Родилов взял их в нижние юрты. Посланники Кондырев и Бормасов стали убеждать Родилова не брать этих воров с собой, и запретить им жить в казачьих городках, так как они устроят смуту и подговорят донцов убить как их, так и турецкого посла. На это Родилов на это заявил: «Если их не принимать, то они познают чужую землю». Тоесть уйдут к Запорожцам или терцам, чем ослабят Войско.
Послы так же узнали, что в Войске находятся несколько сот запорожцев, крайне обеспокоились этим, о чём  и сообщили атаману Мартемьянову. Тот, получив грамоту посла, послал к нему гонца с войсковой отпиской, гарантируя ему  безопасность и уверяя, что на Дону и Донце «от черкас безопасно».
Когда посольские суда приплыли в Раздорский городок, то нашли его опустевшим. Так как, в этом году казаки, в Кругу, постановили перенести Главное Войско из Раздор в Монастырский городок, ближе к казачьим рубежам и пока недосягаемому для них Азову. Ведь Раздорский городок находился слишком далеко от зоны боевых действий, и зачастую, помощь низовым городкам от Главного Войска приходила слишком поздно.
10 июля 1622 г. посольские будары пристали к берегу в дне пути от Монастырского городка. Отсюда Коддырев отправил в Главное Войско Епифана Родилова, с его казаками, к войсковому атаману уведомить его и всё Войско Донское о прибытии русского и турецкого посольства,  и государева жалованья. Так же он призывал казаков готовиться к торжественной встрече посольств и приёму жалования с подобающими этому случаю почестями по прежним обычаям. Но Родилов вскоре вернулся сообщив, что войсковой атаман Мартемьянов 7 июля вышел во главе судовой рати в море, и в Монастырском городке ни кого нет,  и встретить послов некому. Об этом Родилову сообщили 10 казаков, плывших в верховые городки. Однако ответ атамана, послов не удовлетворил, и они отправили Родилова в Монастырский городок вторично, лично разузнать, что происходит в Войске. Атаман явился 12 июля со всеми своими казаками и 15 бывшими в то время в Главном Войске. Он подтвердил, что казаки ушли в поход.
Послы были раздосадованы этим известием и тотчас двинулись в Монастырский  городок, куда прибыли в тот же день. Посольства расположились станами: русское отдельно, турецкое – отдельно. Не встретив ожидаемого приёма, Кондырев отказался передать государево жалованье бывшим в городке казакам, грозясь отдать его в верховые городки. Посол был настроен решительно и Родилову с большим трудом удалось Кондырева и Бормосова немного подождать. К войсковому атаману Мартемьяновуна следующий день, 13 июля была направлена легковая станица, с сообщении о прибытии русского и турецкого посольств. 14 июля атаман Родилов со своими  казаками, на 5 стругах, поплыл в донское гирло, на соединение с судовой ратью Войска, мимо стана турецкого посольства. Турки, видя это возмутились: «… турские, государь, посланники, видято, что казаки пошли на море, говорили при ставам с великим шумом: как де они шли из Азова к тебе, государю, к Москве, и казаков де в Войску было много и встреча им была великая; а ныне де в Войску казаков ни кого нет, пошли де все на море, и встречи им ни какие не было». Для того, чтобы успокоить турок, Кондырев отправил к ним толмача, со словами: «… азовцы собрався с нагаи Казыева улуса, пошли на твои, государевы, украинные города и многие места повоевали, и людей в полон поимали, и с полоном из Руси идут назад; и атаманы и казаки из Войска пошли лежать на перевозы под татар, чтоб у татар полон отгромить».
Тем временем войсковой атаман получил из Войска известие о прибытии в Монастырский городок русского и турецкого посольств и требование Кондырева прибыть в Войско, для встречи посольства и переговоров. Если же атаман и всё Войско задержится, послы просили уведомить их, где он и долго ли пробудет в походе, кому сдавать государево жалованье, и долго ли послы пробудут в Войске. Ответ пришёл 19 июля, когда от атамана прибыл казак Тихон Чулков, сообщивший Кондыреву, что казаки и атаман стоят в морском устье, ожидая подхода турецких судов с запасами, идущих в Азов. Войсковой атаман велел послам ждать его в Монастырском городке, куда он вскоре прибудет, а жалованья без него ни кому не давать. Подобный ответ не устраивал не устраивал Кондырева и Бормосова и они решили писать о том в Москву. Но Тихон Чулков, посыльный Мартемьянова, узнав о том, заявил им: «Ежели вы без сведения Войска пошлёте в Москву станицу, и если войсковой есаул до того допустит вас, то он неминуемо будет посажен в воду».
В это время казакам от «прикормленных» людей стало известно, о задержке прихода турецких судов с запасами. Исай Мартемьянов решает далее не ожидать их и возвращается в Монастырский городок в сопровождении 800 казаков судовой рати. Прибыв в Главное Войско, он не медля созвал Круг и послал за послами. Те, бывшие до того целую неделю в тягостном ожидании, сразу же явились в Круг, где зачитали перед казаками государеву грамоту, и отдали им жалованье за верную службу: «… и по наказу им говорили, чтоб они с азовцы помирились и жилиб в миру, и на море б не ходили, и задоров бы ни каких не чинили, и нас бы холопей твоих, и турских посланников отпустили в Азов не задержав, и проводили б до Азова честно, а то к ним присланно с нами, холопи твоими, твоё государево жалованье – деньги и сукна, и хлебные и пушечные запасы, и они б то взяли у нас тайно, и разделили по себе после нашего отпуску, а меж бы себя о том не славили, чтоб о том в Азов не пронеслось и турскому б посланнику про то не сведать для того, чтоб нам, холопем твоим, в турской земле задержанья не было».
Выслушав послов, атаман Мартемьянов сказал, что казаки Войска Донского рады государеву жалованию: «… а с азовцы де мы живём не в миру, и ныне де нам с азовцы не управясь, помириться нельзя, и вас в Азов отпустить немочно». Кровь, пролитая азовцами и татарами в Окупном Яру, требовала отмщенья. К тому же часть казаков  на 40 стругах ещё весной ушла в море и без них Войско не хотело заключать мир. Не успел войсковой атаман закончить свою речь, как в городок прибыл гонец, от оставленных в гирле дозоров. Его тотчас ввели в Круг и выслушали от него долгожданное известие о приближении турецких судов. Обрадованные атаманы и казаки, сев в 50 стругов по 30- 40 человек в каждом устремились на встречу неприятелю. В Главном Войске, для приёма государева жалованья были оставлены казаки во главе с Тихоном Чулковым и Василием Черново. К ушедшим в море казакам так же присоединились торговые люди прибывшие из Белгорода, Курска и других украинных городов. Это вызвало недовольство русских послов, но оно было проигнорировано.
После ухода судовой рати в море, казаки стали принимать по описи государево жалованье. Одну его часть, а именно: деньги, сукна, ружейное и пушечное зелье, они сложили в часовне. Хлебные же запасы, крупы и вино, сложили по среди майдана, до времени, когда будет произведён раздел жалованья между казаками. Будары, на которых было привезено жалованье, казаки вытащили на берег. Это не понравилось послам, они стали предлагать казакам сложить государево жалова в укромном месте, вдали от глаз турецкого посла Кантакузина. Но те отвечали, что кроме майдана, запасы им более положить негде, и суда с Дона, они ни куда прежде не отпускали. И это была правда; большинство будар, дубов и стругов, на которых приплывали посольства, оставались по обычаю в собственности Войска.
В это время, судовая казачья рать атаковала подошедший турецкий караван судов. В скоротечном жарком бою они взяли на абордаж турецкий корабль, вооружённый 3 пушками и 2 комяги с товарами. Утолив жажду мести за убитых татарскими руками своих товарищей в Окупном Яру, казаки вернулись в Монастырский городок с богатой добычей: «… а с собой привезли наряду, что взяли на корабле, три пушечки, да погромной рухляди, сафьянов дорогих, киндяков, бязей и луков немало; а шли, государь, с добычею к себе в курени, мимо станов турских посланников и погромную, государь, рухлядь изо всех стругов турским посланникам показывали, и из ружья против станов стреляли».
Но такая демонстрация казачьей доблести была не по душе не только туркам, но и русским послам. Кондырев и Бормосов тщетно призывали буйную вольницу не задирать более турок, и заключить наконец мир с азовцами. Прошло уже две недели со дня прибытия послов в Главное Войско, а казаки всё отказывались заключать с турками мир, о чём Кондырев и писал в Москву: «И мы, холопи твои, атаманам и казакам говорили по многие дни, чтоб по твоему государеву указу с азовцы помирились и жили б в миру, и нас бы, холопей твоих, отпустили в Азов не задержав, не испустя нынешнего летнего времени, покамест морской ход не миновал».
Однако донцы не желали мириться с турками, говоря: «Мы не можем решиться ни на что дотоле, доколе товарищи наши не возвратяться с поисков с поисков морских в Войско; если же хотите заключить мир с азовцами, то ведите с ними переговоры сами (без нас), нам же просить их о мире не для чего». Такой ответ донцов проистекал из старинного принципа: «Казаки мира не просят, они его дают». Потому казаки и отвечали послам: «Если азовцы пришлют к нам, то может быть и помиримся, а сами не пошлём, ссылайтесь с ними, вы мимо нас».
Кондыреву ни чего не оставалось, как послать в Азов, для переговоров сына боярского. Вскоре он вернулся с известием, что «… азовцы приходили к нему с великим шумом и говорили: «Пусть посланники придут в Азов: мы с ними управимся». Турки так же велели передать послам, что по обычаю, посланники,  идя в Стамбул, замиряли казаков, и хотят ли теперь они помириться с азовцами?». Послы спросили об этом атаманов и казаков. Те отвечали, что с азовцами заключат мир и отпустят российское посольство в Азов, как только из морского похода вернутся их товарищи «… человек с тысячу и больше».
Казачий флот вернулся из поиска только 8 августа, понеся большие потери. Из 40 стругов, в Войско вернулось 25, с 700 казаками, во главе с запорожским атаманом Шило. Возвратившиеся казаки рассказали: «… были они за морем, от Царя- града за полтора днища, повоевали в цареградском уезде сёла и деревни, и многих людей посекли, но из Царя-града высланы на них были каторги, и турки побили у них человек с 400».
В Москве об этом морском походе было известно не только из отписки послов, но и из распросных речей воронежского атамана Лариона Чернышева и михайловского казака Козьмы Ильина, узнавших подробности от азовского турка Мустафы Картавого, приезжавшего в Войско для заключения мира с казаками. Азовец сообщил, что донцы и запорожцы, под общей командой черкашенина Шило, числом 1150 бойцов на 40 стругах, захватили жидовскую деревню в полутора днях от Стамбула, взяв большой полон. Султан, узнав об этом, отправил против казаков 16 каторг с янычарами на борту. Турки страшились открытого боя и решили взять казаков их же оружием -    хитростью, ожидая подкреплений. Они послали к казакам гонцов, с предложением выкупа за захваченный полон. Казаки прельстились золотом и потеряли всякую осторожность. Они начали переговоры с турками, желая получить как можно больший выкуп за пленников. Торг продолжался три дня, пока не подошли турецкие каторги, высланные султаном: «… пришед на них безвестно, и их побили, и полон свой отгромили, а половина де казаков ушли на море в стругах, и полону с собой увезли немало ж». Здесь азовец явно преувеличил потери казаков, что явствует из приведённой выше отписки Кондырева и Бормосова.
По возвращению казаков из морского поиска, русские послы вновь стали настаивать на заключении мира с азовцами. Атаман и казаки пошли на встречу их требованиям, согласившись замириться с турками, но лишь до того времени, когда послы доберутся до османской столицы. 13 августа, русское и турецкое посольства, в сопровождении атаманов Исая Мартемьянова и Епифана Родилова, 400 казаков и 800 ратных людей стрелецкого головы Данилы Яблочкова, отплыли в Азов. В двух верстах от города их встретили азовцы на 30 стругах. Здесь казаки Мартемьянова и стрельцы Яблочкова передали послов туркам и возвратились в Главное Войско.
Встреча русских послов в Азове была более чем прохладной. Азовцы требовали от них гарантий, что после их ухода, казаки не будут больше выходить в море и разорять турецкое побережье. Кондырев и Бормосов не могли дать таких гарантий, обвиняя их по обычаю в воровстве и разбоях. А так же перелаживали вину за это на самих азовцев, поминая их набеги на русские земли: «… а государя вашего азовские люди живут в городе, и те по вся годы, в лето и в осень, и в зиму, приходят на нашего государя украины и великого государя нашего землю воюют, и люди в полон емлют». Но не смотря на взаимные упрёки и приперательства, мир был заключён и русское посольство отправилось в Кафу.
Здесь Кондырев и Бормосов вновь были вынуждены выслушивать упрёки кафинского паши, и     оправдываться, убеждать турок в непричастности Москвы к казачьим разбоям и набегам. Они заверяли пашу и его окружение, что если казаки и впредь будут ходить в море и громить турецкие города, то государь, Михаил Фёдорович, из дружбы к султану, «… стоять за них (казаков) не будет». Однако паша, наученный горьким опытом, не верил их уверениям и говорил: «Донских казаков каждый год наши люди побивают многих, а всё их не убывает, сколько б их в один год не побили, а на другой год, ещё больше того с Руси прибудет, если б прибылых людей на Дон с Руси не было, то мы давно бы управились с казаками и с Дона их сбили».
 Положение послов осложнил очередной морской поход донских и запорожских казаков к крымским берегам. В ходе ожесточённых боёв 20 казаков было взято в плен. Заковав в цепи, турки представили их послам со словами: «… спрашивайте де сами своих казаков, по чьему они приказу на море ходят и корабли, и каторги громят, и людей побивают, и землю государя нашего пустошат». Русские послы на это заявили: им незачем расспрашивать пленников, так как среди них большинство черкасы «… литовского короля люди», а если среди них имеются русские казаки, то это государя нашего изменники и воры, царским повеленьям не повинующиеся, «… и на море ходят самовольством, без повеления вел. государя нашего; а великий государь наш за воров не стоит». Подобные уловки и оправдания были вынужденной мерой, чтобы избежать конфронтации с одним из сильнейших государств Европы, так как Россия после Смуты и войн с Польшей и Швецией (здесь не приводившейся), находилась в весьма плачевном состоянии.
В конце концов, кафинский паша, опасаясь гнева султана, отпустил русское посольство в Стамбул. По пути в турецкую столицу, 28 сентября 1622 г. корабли российских послов попали в сильнейший шторм и были вынуждены зайти в бухту при селении Кандру, в 100 километрах от Стамбула. Перед этим в бухте укрылись 10 турецких кораблей. Турки приняли посольские суда за казачьи струги и в панике бежали в селение, на которое в июле этого года казаки уже нападали и выжгли его до тла, истребив и взяв в плен большинство его жителей. Паника перекинулась на окрестные селения. Однако вскоре недоразумение выяснилось, узнав, что на берег высадились русские послы, 300 разъярённых турок, во главе с кадием, двинулись в Кандру. Придя в селение они стали угрожать послам и выговаривать за казачьи разорения: «… село Кандру и иные сёла и деревни нынешнего лета повоевали и пожгли государя вашего донские казаки и людей многих побили, а иных жителей поимали, и мы де за то ныне хотим учинить над вами тоже, что донские казаки над нашими учинили». Послам пришлось в очередной раз оправдываться. Они говорили, что в море ходят и корабли с каторгами громят подданные польского короля – запорожские черкасы, а не донцы. Но турки возражали послам: они де знают и донских казаков и черкасов, а в Кандру приходили именно донские казаки, а не черкасы. Кондырев с Бормосовым уверяли местных жителей, что донским казакам государь запретил ходить в море, для грабежей. В конце концов турки поверили послам, тем более, что с ними ехало и турецкое посольство Фомы Кантакузина. Дождавшись ночи, посольства и их свита, отправились в Стамбул сухим путём: «… и шли дорогою до морские протоки (пролив Босфор) четыре дни с великою боязнею, чтоб над ними в дороге уездные люди за казачьи погромы какого дурна не учинили; а которыми месты ехали, и в тех местех по сёлам и по деревням всякие люди разбежались от казаков и живут по лесам. А на морскую протоку пришли октября в 12 день и стали, не доходя Царя –города за 10 вёрст, в селе Бейкусе; а корабль их пришёл на завтрея их приходу, октября в 13 день».
Посольство прибыло в Стамбул после убийства янычарами султана Османа, и восшествии на престол его дяди Мустафы. В городе царил хаос. Толпа разъярённых янычар ворвалась на посольский двор и потребовала возмещения убытков за захваченный казаками корабль с товарами. Они, размахивая оружием, кричали и бранились, говоря: «Даром мы вам этого не спустим, приходите все с обманом, а не с правдою, казаков на море посылаете, корабли грабить велите, здесь, в Царь-граде невольников крадёте, и за это станем у вас резать носы и уши». Ворвавшись в посольские покои, янычары повсюду искали мифических невольников, но ни чего не нашли. Грозя смертью и бесчестьем, они ограбили послов и ушли.
Придя в диван (кабинет министров), русские послы уже в который раз должны были выслушивать выговоры турецких чиновников за казачьи разбои и требования их унять. Кондырев в свою очередь говорил, что казаки мстят за набеги и разорения творимые азовцами. Особых успехов переговоры русской стороне  не принесли и весной 1623 г. послы отправились судами на родину.
Тем временем, в 1622 г. многие дворяне и дети боярские из южнух уездов России, прельщёные слухами о сказочной добыче захватываемой казаками, стали бросать свои вотчины и уходить на Дон. Так Елецкая десятня отмечает «… целую партию елецких помещиков бросивших свои вотчины и сшедших в казаки».
1623 г. По дороге домой русское посольство ждали новые злоключения. По прибытию в Кафу, послы были задержаны по повелению кафинского паши, Так как из Азова пришло известие о выходе казачьего флота в море. Узнав об этом горожане, в панике стали покидать город, укрываясь в дальних селениях. Подстрекаемые пашой, оставшиеся горожане, толпой двинулись ко дворцу, в котором располагалось русское посольство, грозя расправиться с послами, за казачьи набеги. Но всё обошлось более или мение благополучно, послов заперли в покоях, пообещав расправиться над ними, если у Кафы появятся казаки. Однако казаки так и не появились и русское посольство было отпущено в Керчь, где их вновь задержали. Так как казаки, на 30 стругах, общим числом не мение 1000 человек, в это время громили берега Тамани и Крыма. Внезапно появившись у городов Тамань и Темрюк, казаки захватили несколько черкесских комяг (судов) с товарами и сына таманского «воеводы». Вскоре они освободили пленника за 2000 золотых. 24 июля казаки появились у Керчи, где захватили ещё одну комягу с товарами, её экипаж, частью был истреблён и частью взят в плен. Став в виду города казаки отдыхали. Керченские жители, напуганные появлением казаков, заперли русское посольство в крепостной башне, грозя истребить его, если казаки пойдут на штурм города.
Паша потребовал от Кондырева, чтобы тот заставил казаков уйти от города и вернуться на Дон. Послы, опасаясь за печальный исход своего предприятия и свою жизнь, отправили к донцам гонцов: толмача и кречетника, убедить казаков не мешкая отойти от города «ни делая ни малейшего вреда ни жителям оного, ни кораблям турецким и возвратились бы на Дон». Но казаки, жившие с зипунов (т.е. добычи), ответили: «Без добычи мы не возвращаемся». Древний казачий принцип гласил: «Либо зипунов добыть, либо назад не быть». Но всё же они оставили окрестности Керчи в покое и устремились к Кафе, опустошая крымские берега, захватывая торговые суда турок и татар. Возвращаясь в Войско, донцы, в гирле захватили ещё одну комягу, истребив 20 турок.
Керченцы выпустили русское посольство из башни и велели, для их же безопасности, идти в Азов степью, по черкесской стороне. Сделано ли было  это искренне, или со злы умыслом, не известно. Под Темрюком русское и турецкое посольства окружили разъярённые черкесы с криком, что донские казаки, идя мимо Темрюка, погромили купеческие комяги и захватили в плен сына таманского князя и потребовали за него выкуп в 2000 золотых. У послов требовали вернуть выкуп, для возмещения убытков, в противном же случае их грозили перебить. Но денег у послов не было. Не помогло вмешательство и турецкого посла Ахмет аги и азовского паши Аслан бея, потребовавших отпустить послов. Черкесы наотрез отказались это сделать, потребовав у турок возвращаться в Кафу. Конфликт был улажен лишь после того, как азовский паша турецкий посол, дали черкесам подарки и расписки, в которых от имени султана, обязались возместить все понесённые черкесами убытки. Только после этого русское посольство было выпущено из заточения и отправилось на Дон степью.
 Но не доходя до реки Еи, посольство вновь подверглось нападению, на этот раз со стороны нагайского мурзы Бидея, мстившего за казачий набег. Когда турецкий посол потребовал от него объяснений, то мурза заявил, что весной этого, 1623 г. приходили на их улусы донские казаки: «… побрали жён их и детей, лошадей и животину; так если казаки отпустят полон, то и они отпустят пленников (послов и их свиту)». Турецкий посол Ахмет ага, где подарками, где угрозами немилости турецкого султана, лишь с большим трудом убедил нагаев отпустить русских послов.
 3 августа, претерпев в пути большие лишения, послы прибыли в Азов, где их ожидало новое испытание. Казачьи струги вновь вышли в донское гирло, блокировал его, в ожидании каравана турецких кораблей, плывших из Кафы с запасами продовольствия, пороха,  оружия, и прочими товарами. Не успело русское посольство расположиться на посольском дворе, к ним ворвалась толпа разъярённых азовцев. Они с бранью и угрозами приступили к Кондыреву и Бормосову, грозя их убить, отрезать уши и носы, утопить в реке, так как казаки нарушили мир, бьют и грабят азовцев. Турки жестоко укоряли россиян за то, что их царь поддерживает донцов, шлёт им своё государево жалованье хлебом, зельем и сукнами, тогда как они за морем «тесноту великую им чинят великую: грабят и жгут селения, не дают жать хлеб». Азовцы решительно потребовали от послов заставить казаков заключить с ними мирный договор. Послы написали в Главное Войско несколько грамот к атаманам и казакам, призывая их замириться их с турками, а иначе русское посольство перебьют в Азове. Получив грамоты от послов, войсковой атаман созвал Круг, на котором казаки, не желая обострять отношения с Москвой, согласились заключить мирс азовцами
Однако переговоры об условиях заключения мира затянулись. Трижды встречались азовцы с казаками, и трижды разъезжались. Турки по мнению донцов выдвигали неприем   лимые условия. Узнав об этом, горожане стали забрасывать посольский двор камнями и чуть до смерти не убили посла и его свиту. Казаки, узнав о таком обороте событий, и опасаясь за жизнь русского посольства, согласились заключить мир на условиях турок, до тех пор пока послы не покинут пределы Азова.
20 сентября, Кондырев, Бормосов и турецкий посол Ахмет ага прибыли в нижние казачьи юрты и были встречены на протоке Каланча войсковым атаманом Исаем Мартемьяновым и 500 казаками, прибывшими стругами и коньми. При въезде в Главное Войско, послы были встречены ружейной и пушечной стрельбой, звоном колоколов. Здесь они пробыли, отдыхая две недедели. Для отъезда в Москву, Кондырев потребовал от Войска суда, гребцов и охрану. Но в это время в Войске ощущался недостаток в стругах и атаман выделил послам только восемь судов, отказав в гребцах и дав в провожатые есаула Ивана Васильева с 80 казаками, а так же войсковую грамоту, с требованием к казакам других городков сопровождать посольские от одного городка до другого всем наличным составом. Но восьми стругов для двух посольств было недостаточно, поэтом у Кондырев, заняв деньги в войсковой казне, купил ещё 10 стругов у торговых людей. 6 октября русское и турецкое посольства отплыли от Монастырского городка, сопровождаемые атаманами Родиловым и Мартемьяновым, плывших до Черкассого городка.
Как мы видим, донские казаки уже полностью оправились от поражения 1620 г. и вели широкомасштабные боевые действия, громя турок, татар, нагаев и черкесов. Это стало возможным из-за большого притока на Дон торговых и служилых людей, готовых рисковать своей головой ради «зипунов», т. е. добычи. Которые как переселялись в казачьи городки, так и приходили «казаковать» в Войско лишь на сезон. Так в 1622 г. несколько десятков помещиков Елецкой десятни, тяготясь государевой службой и желая обогатиться, бросив свои поместья ушли «гулять» на Дон, к казакам, где участвовали вместе с ними в походах на турок и татар. Но зимой они возвратились в свои поместья со взятой в боях добычей.
Весной 1623 г., ещё до возвращения на Дон посольства Кондырева, Войско получило очередное государево жалованье  и грамоту, в которой царь запрещал казакам морские походы на Турцию. Связанно это было с новым потоком жалоб от турецкого султана и крымского хана, которые через своих посланников, докучали царю и патриарху, пеняя им на новые казачьи разбои. Москва не оставила эти жалобы без внимания. В начале марта 1623 г. становиться известно об возобновлении военных действий и Михаил Фёдорович отправляет на Дон, Войску грамоту от 10 марта, с князем Михаилом Васильевичем Белосельским, везшим жалованье казакам. В своей грамоте царь упрекал донцов в том, что те обостряют отношения России с Турцией и Крымом: «… и мы с турским преждним султаном, а после того с сыном его Асман салтаном были в дружбе и в ссылке, и посланники наши, вел. государей, о дружбе и любви меж нас ходили многижда; а крымский Джанибек Гирей царь потому ж с нами в ссылке и в любви, и на наши украины крымские люди не ходят и земель наших не воюют, и на наших недругов стоят с нами вместе; а вам бы, атаманам и казакам, нам вел. государю, служити и прямити и для нашего земского дела с Азовом быти мирными и к турским ни к которым городам и на море на турских людей ина крымские улусы не ходить». Далее царь упрекал Войско тем, что даёт жалованья донцам больше чем преждние государи, а те платят Москве за это чёрной неблагодарностью: «И после того ведомо нам было ото многих людей, что вы атаманы и казаки, посылали Войско под Азов и под турского городы, и на море для кораблей, и на крымские улусы, и их громили… . Да крымский те царь пишет к нам, а к нему де пишет новый Мустофа салтан, чтоб мы вам заказали накрепко и на море под турского городы и на крымские улусы ходить не велели; а учнёте ходить, и турский салтан и крымский царь дружбу и любовь хотят с нами нарушить и своих людей на наши украины хотят послать войною».
Кроме этого, царь призывал казаков с честью встретить возвращающееся из Турции русское посольство. А так же помочь выкупить у крымского хана, захваченных им в прошлом году (1622 г.), на Кубани, «Царёвых черкас (черкесов находящихся на русской службе)». В конце грамоты, царь сообщал о своём жаловании: 1000 рублей серебром, да «хлебных и пушечных запасах против преждних лет» и обещал жаловать казаков деньгами и сукнами за их мирное сосуществование с азовцами и крымцами. Князю Белосельскому, везущему на Дон жалованье, был дан особый наказ; «… призвать к себе в стан лучших атаманов, и есаулов, и казаков старых и лутчих, которых Войско слушает», и убедить их замириться с турками и крымцами, и не громить их городов, и не ослушиваться царя, но делать это осторожно, не раздражая гордых донцов: «… и разсужати им и  государскую милость вычитати гладостью, чтоб их не ожесточить. А выговаривая, покрывать гладостью. … А многих речей с казаки не плодить, чтоб их не ожесточить и от государские милости не отогнать».
Так же Белосельскому было велено  тайно сосчитать «… сколько ныне на Дону будет при нём в съезде изо всех верхних и нижних городков всех атаманов и казаков, и сколько у них добрых и средних, и худых, и сколько у них на Дону ныне живёт запорожских черкас, и в которых юртах живут, в нижних или верхних». А так же узнать, отдельно ли черкасы в своих юртах живут или вместе с донцами; когда прибыли на Дон, и когда будут отъезжать, и не ли у них с донцами ссор. Если же в Войске находятся 200 или 300 запорожцев, то призвать в посольский стан лучших атаманов и казаков, и передать им волю царя, не принимать в свои юрты черкасов, так как они в Смуту «… приходили в Российское государство на государевы украинные городы и места повоевали, и крестьянскую (христианскую) кровь многую пролили, и церкви Божии обругали».Поручили князю разузнать, нет ли у Войска сношений с «литовским» королём и не  собираются ли они изменить России, став под знамёна польского короля.
В апреле 1623 г., снарядив в Воронеже будары с государевым жалованьем, Белосельский  стал спускаться Доном и 25 апреля прибыл в городок Маныч. Отсюда он отправил  в Войско гонца, боярского сына Неустроя Татарикова, с известием о прибытии на Дон государева посланника с жалованьем и требовал от казаков достойной встречи государевых людей «приличной достоинству посла царского». Вскоре, расторопный Татариков прибыл в Главное Войско, где расположился у часовни, на майдане, послав известие о своём прибытии войсковому атаману Исаю Мартемьянову. Атаман, есаул и лучшие казаки тотчас пришли к часовне, где приветствовали боярского сына. Получив отписку от Белосельского, Мартемьянов отправил Неустроя обратно, в Манычский городок, прося сказать князю, чтобы тот плыл к урочищу «Три Острова», и там становиться ра ночлег. Казаки же прибудут туда на следующее утро всем Войском, встречать государева посланника и укажут ему место для стана.
26 апреля атаман Мартемьянов прибыл  с судовой ратью к урочищу, где казаки устроили торжественную встречу московскому послу: «стреляли из большого и малого наряда». После этого посольство было сопровождено в Монастырский городок, где в это время находились казаки  съехавшиеся из всех городков для участвия в валовам Круге. Здесь Белосельскому было указано место для стана и объявлено, что завтра, 27 апреля, состоится Войсковой Круг, на котором донцы заслушают государеву грамоту и получат жалованье.
Белосельский узнав, что на Дону, в Войске находилось более 300 запорожцев, и помня царский наказ, потребовал недопущения их в Круг: «Да они ж, атаманы и казаки, сказали, что есть у них в нижних юртах черкасы немногие люди, опричь тех, кторые пришли на Дон в 130 году (1622 г.); а живут у них давно и им во всём верны, и дурна от них ни какого не чают: и они и тем черкасом, по государеву указу, в то время как князь Михайло государеву грамоту не отдаст, быти не велели». То  есть запорожцы не допускались в Круг во время чтения государевой грамоты и её обсуждения, и могли принимать участвие в Круге по их окончанию.
На следующий день казаки заслушали государеву грамоту, зачитанную Белосельским: «… а выслушав речь, князю Михайлу сказали, что они по государеву указу с азовцы в миру и на море для добыч под крымского и к турским ни к которым городам не ходят и кораблей и каторг не громят, и ни каких задоров не чинят». Далее казаки каялись в своих прошлых походах, но тут же заявляли: «… азовские люди близко их нижнего городка, на крымской стороне, на Темернике, хотят поставить город и им атаманам и казакам, тесноту учинить и промыслы у них отнять; а им того азовцам не терпеть и города ставить давать не хотят». В этом позиция казаков была непреклонна, так как рыбные ловли являлись для них одним из основных источников существования.
 
К тому же жалование, против ожидания, оказалось незначительным и ни в коей мере не могло компенсировать предполагаемую добычу от походов. Поэтому казаки заявили представителям царя, что ни какого мира с турками не будет. Впрочем такой ответ казаков обуславливался не столько малым жалованьем, сколько предварительной договорённостью с запорожскими казаками о совместном походе к берегам Крыма и Турции. Согласно одному из источников, в море  прорвалось 30 донских стругов с более чем 1000 казаков на борту. Донские казаки огнём и мечом прошлись по побережью Крыма и Тамани, сея страх и ужас. В это время большой запорожский флот из 100 чаек с 6000 тысячами казаков, опустошал другое побережье Крыма. Разделившись на несколько отрядов, чем сбили с толку своих врагов, не знавших, где их ожидать, запорожцы превратили цветущий край в пепелище. Соединившись в заранее обусловленном месте, донские и запорожские казаки устремились к берегам Турции, где разорили предместья Стамбула и даже сожгли два квартала самой турецкой столицы. Захватив огромную добычу, казаки разделились и стали возвращаться на родину. Недавно взошедший на трон, турецкий султан, отправил вслед за ними свой флот. Донским казакам удалось ускользнуть от жаждущих мщения турок. Запорожцам повезло меньше. Турецкие каторги настигли тяжело гружённые казачьи чайки и в кровопролитном сражении потопили многие из них.
На время морского похода атамана Мартемьянова, войсковым атаманом был избран Иван Васильевич Друцкий. Новый атаман происходил из древнего русского княжеского рода, очевидно обедневшего. Точное появление Друцкого на Дону неизвестно. Скорее всего он сошёл в казаки во время Смуты, или вскоре после неё. Друцкий эпизодически избирался атаманом вплоть до 1628 г., что говорит о его несомненном авторитете среди казаков, и как о яркой, незаурядной личности.
Исай Мартемьянов, впоследствии, оправдывая боевые действия против турок и татар, в своей отписке царю от 23 июня 1623 г. писал, что после заключения в 1622г. мира, азовцы «… задоры и  многие обиды чинили, под городки приходили и многих казаков побили и лошадей, и всякую животину отгоняли и, сговорясь с нагайцами, перелезши Дон, под Азовом … и с многими крымскими людьми пошли на твои государевы украины».
Однако перемирие с турками, заключённое по настоянию князя Белосельского, продолжалось не долго. В декабре 1623 года 620 азовцев и нагаев, под командой турка Асан Бея, совершили набег на Манычский городок, подойдя к нему степью, по нагайской стороне. После жестокого приступа, городок был взят и разорён до основания. Часть казаков была убита, часть – пленена, и лишь немногим удалось спастись. Туркам и нагаям удалось отогнать много лошадей и другого скота, но это их и погубило. Казаки из  окрестных городков, соединившись, наголову разгромили неприятелей, отягощённых добычей. Они гнали их беспощадно истребляя вплоть до реки Аксай. Атаман Мартемьянов не медля сообщил об этом в Москву отпиской. Пролитая казачья кровь требовала отмщения. И Войско в очередной раз отправило в Сечь легковую станицу, для координации совместных действий с запорожцами, хотя это могло вызвать неудовольствие Москвы.
Но Москва не только выговаривало казакам за их ослушание. В этом же 1623 г. Михаил Фёдорович пожаловал 15 донским атаманам поместные оклады (поместья) и денежное жалованье. С другой стороны, как уже говорилось выше, многие помещики, покинув свои поместья, уходили казаковать на Дон, возвращаясь в свои усадьбы к зиме. Московские власти смотрели на это сквозь пальцы, практически не наказывая ослушников. В казачьих городках они набирались боевого опыта и сноровки, а России крайне не хватало хорошо подготовленных и обученных воинов, для защиты своих необозримых границ. Поэтому царь и жаловал опытных донских атаманов и казаков поместьями в приграничных землях. В случае опасности, они могли обратиться к своим сподвижникам на Дону, и получить помощь против татар, турок и нагаев. Казаки то же не были в проигрыше, постоянный приток служилых и торговых людей, желавших добыть «зипуны», компенсировал потери Войска в походах и набегах. К тому же часть помещиков, служилых и торговых людей, на время или на всегда оставалась в Войске, привлечённые вольной жизнью.
В 1623 г. донские казаки не только совершали походы под Азов, в Крым и Турецким берегам, а и участвовали в междуусобице в Крымском ханстве. В этом году турецкий султан сместил с престола хана Джанибек Гирея2 и поставил на его место Магмет Гирея3. Но новый хан, недовольный тем, что султан может так же легко отстранить от власти и его, занял вместе со своим братом калгой Шагин Гиреем, антитурецкую позицию. Однако новый хан отдавал себе отчёт, что в одиночку, он не сможет противостоять турецкой империи, и потому обратился за помощью к запорожским и донским казакам. Но те отнеслись к просьбе хана настороженно и по всей видимости лишь символически поддержали, отправив небольшие отряды «охотников». Опасаясь гнева Москвы за поддержку хана. Высадившиеся в Крыму турки, после ожесточённых боёв были разбиты и сброшены в море, а Джанибек Гирей разбит под Кафой. Об этом в Москву доносили отпиской окольничий Измайлов и дьяк Степанов: «… было де сего лета так, как де калга Шангирей царевичь был сего лета под Кафою, бился с преждним Джан Бек Гиреем царём, и с Дону де к нему под Кафу пришло донских казаков человек пятьдесят, да черкас с шестьдесят человек, и с ними де на бою были. Только де на Дону не только воров, что к калге под Кафу приехали».
Опасения атаманов и казаков по поводу недовольства Москвы к их союзу с Магмет Гиреем, было не напрасно. Несколько татарских мурз вторглись в русские земли, разделившись на несколько отрядов. Первый удар крымцы нанесли по Белгороду. Однако белгородский воевода, встретив татар на реке Холани, наголову их разбивает. Другие отряды крымцов в это время разоряли орловские и курские земли.  Для отражения их, белгородский воевода отправляет туда 300 детей боярских  и 100 стрельцов. Татары, узнав о приближении русских войск, «свалясь все вместе», с добычей и полоном, стали уходить Бахмутской сакмой, но вскоре были настигнуты и наголову разбиты воеводой Анненковым у Котлубанской Семицы. Разрозненные остатки татар спасались бегством, становясь добычей казаков.
1624 г. 18 марта Михаил Фёдорович отправил на Дон, Войску Донскому жалованье и государеву грамоту, за их службы и « … за проважанье до украинских городов» посланника Кондырева и Бормасова, вместе с турецким посольством, ехавших из Стамбула в Москву: «От царя и великого князя Михаила Фёдоровича всея Руси, на Дон, атаману Исаю Мартемьянову и всем казакам низовым и верховам и всему Войску…».
В грамоте Михаил Фёдорович извещал казаков о благополучном прибытии в Москву русских и турецких посланников, отправленных Войском под охраной атаманов Ивана Васильева, Фёдора Коневца, Василия Сиберенина и 80 казаков. Прибывшие в Москву казаки были благосклонно приняты при дворе, получили подарки и причитающееся им государево жалованье, после чего отпущены на Дон с дворянином Иваном Бегичевым, везшим Войску Донскому царскую грамоту и « … государское жалованье: деньги и сукна, и зелье, и свинец, и хлебные запасы, и вино».  Кроме всего прочего царь призывал казаков жить с азовцами в мире, не ходить на них войной и «не задираться», пока русские и турецкие посланники не возвратятся на Дон из Стамбула. Чтобы русскому посольству не было от султана ни какого задержанья.
Однако  набег азовцев на Манычский городок, казаки не собирались оставлять не отмщённым не смотря на царское повеление жить с азовцами мирно. Они считали прошлогодние походы недостаточными. Весной, за две недели до Пасхи, 1500 донских казаков, соединившись с запорожцами, под общей командой «черкашенина Демьяна», вышли в море на 55 стругах. Казаки разорили окрестности Керчи, после чего высадились в районе Эски-Крым (Старый Крым) и совершили рейд к городу, лежащему в 25 километрах от побережья. Город был взят приступом и разграблен. Отряды татар, пытавшиеся противостоять казакам, были рассеяны и бежали в степи. Поделив добычу казаки разделились, предварительно договорившись о совместном походе летом к берегам Турции. По пути домой казачий флот попал в сильнейшую бурю, во время которой потонуло 12 стругов.
Крымский хан и мурзы были взбешены подобной наглостью донцов. Ко двору были вызваны русские посланники Дашков и Волков. Казначей хана Мусафер ага и Ангазы ага стали им выговаривать пеняя на казачьи разорительные набеги: «… приходили де с моря на крымский юрт казаки полторы тысячи человек и украдом пришли меж гор, и Старый Крым взяли, и татар многих побили, и в полон поимали». От русских послов требовали прекращения казачьих разбоев. Чашу терпения хана переполнил совместный поход под Перекоп и разорение перекопских улусов донских казаков и астраханских татар, подданных московского царя. Магмет Гирей велел отобрать у русского посольства всех коней (91 голову), а самих посланников поселить в Чуфут-кале. Посланникам говорили, что казаки получают от Москвы ежегодное жалованье и зависят от русского царя, и по его повелению ходят войной на крымские улусы. Русские посланники, по обычаю заведённому ещё их предками, отвечали, что «… на Дону живут люди вольные, кочевым обычаем, в отдалённых местах, то и дело переселяясь, как разбойники и повелений государевых не слушают, а жалованье получают малое, за то, чтобы российским и турецким послам ни каких обид и притеснений не было, и государь московский посылал неоднократно бояр своих в Войско уговаривать донцов, жить с азовцами и крымцами мирно, и улусы их, и юрты не громить». Но своевольные казаки не только не унимались, но и оскорбляли, и угрожали боярам расправой. Посланное же против казаков войско, по словам посланников, нашло их городки пустыми. В свою очередь послы приводили многочисленные примеры, когда азовские турки и татарские мурзы, не лучше казаков. Они в любое время года, вторгаются вместе с нагаями  в русские украины; разоряют их и в полон уводят людей.
 Однако татары не хотели разрывать  отношения  Россией окончательно, так как Крым находился в состоянии войны  с Турцией, и потому Магмет Гирей предлагал союз Москве, лишь бы русский царь унял Войско Донское: «… и донских бы казаков, и которые нагаи с ними живут на Дону, и которые нагаи живут в вашем повеленьи в Астрахани, велеть бы им учинить заказ крепкой, и чтоб они на государя нашего улусы не ходили».
Вначале июля 1624 года, донские и запорожские казаки, согласно предварительной договорённости, устремились к побережью Турции. 9 июля огромный казачий флот появился невдалеке от Стамбула, предавая огню и мечу азиатское побережье Турции, вплоть до замков Румелихисары и Анадолухисары. Все попытки султана очистить побережье провалились. Посланные против казаков войска были разгромлены и бежали в Стамбул, вызвав там панику. Разграбив множество селений казаки так же внезапно исчезли, как и появились.
Турки с облегчением вздохнули, но не надолго. 20 июля, казаки, очевидно не удовлетворясь захваченной добычей появились у стен Стамбула, вызвав в городе невообразимую панику. Султан, опасаясь прорыва казаков в бухту «Золотой рог», впервые после взятия Константинополя, велел перегородить её «византийской цепью». Но казакам хватило добычи и богатых предместьях турецкой столицы. К этому времени к Стамбулу подошло несколько турецких эскадр, вызванных для защиты столицы. Однако, увидев многочисленный казачий флот (150 больших чаек и стругов), турецкие адмиралы так и не решились его атаковать, не смотря на приказы султана. После нескольких дней противостояния, казаки ушли на родину, сопровождаемые на значительном расстоянии турецкими кораблями.
Но донцы и запорожцы возвращались домой лишь для разгрузки и отдыха. Турецкая империя, ослабленная чередой дворцовых переворотов, стала лёгкой добычей казаков. К тому же часть самого боеспособного турецкого флота блокировала Крым, чтобы принудить крымского хана к капитуляции. В конце сентября казачий флот появился к северу от Босфора, продолжая разорение городов и селений Оттоманской Порты. Жители Стамбула, боясь появления казаков у столицы, начали в панике её покидать. Султан и его правительство оказались бессильны и не могли справиться с «казачьим бедствием». Зарево пожаров в течении нескольких ночей полыхало над Турцией. Захватив огромную добычу, казаки удалились.
1625 г.  В этом году донские казаки, памятуя о прошлогоднем успехе в морских походах, решили вместе с запорожцами взять и разграбить богатый турецкий город Трапезунд. Для этого в Сечь была отправлена легковая станица, в задачу которой входила координация действий двух Войск. Переговоры в Сечи прошли успешно и весной, в Монастырский городок прибыли несколько сотен запорожцев, верных своему обещанию громить турок, соединившись с 2030 донцами атамана Исая Мартемьянова, они прорвались в море. Однако на пути в Трапезунд, днепровские казаки отстали от донцов и те, не дожидаясь, своих товарищей по оружию, решили штурмовать богатый город одни, используя фактор внезапности. Но для взятия столь богатого и хорошо укреплённого города, 2030 бойцов оказалось недостаточно. Вытащив струги на берег, казаки пошли на приступ. Многочисленный гарнизон и жители города отчаянно защищались, и отбили штурм с большими для казаков потерями. Перегруппировавшись, казаки вновь пошли на штурм городских укреплений. Жестокие бои продолжались четыре дня, в результате которых  донцам удалось захватить лишь предместные укрепления. За это время турки получили подкрепления и яростно оборонялись, отбивая все приступы. Они знали, в случае взятия города: пощады не будет ни кому; их семьи и они сами будут безжалостно вырезаны победителями.
 Подошедшие вскоре запорожцы, не сумели переломить ход событий. Казаки были вынуждены отступить от города, так как в любое время могли появиться турецкие корабли. В море, когда донцы и запорожцы, съехались для совета, между ними началась свара. Черкасы обвиняли донских казаков в желании в одиночку разграбить богатый Трапезунд. Свара вскоре переросла в вооружённое столкновение, в ходе которого погибло много казаков, в том числе и атаман Исай Мартемьянов. По некоторым сведениям, при возвращении запорожцев в Сечь, они были настигнуты турецким флотом и понесли значительные потери.
Тем временем, азовцы и крымские татары узнав, что казачий флот ушёл в морской поиск, совершили стремительный  набег на городки Войска Донского. Пять из них были взяты приступом и разрушены до основания: « … а в то время без них приходили Азовские людии пожгли казачьих 5 городков безвесно, что людей в них не было; и казаки дей избы опять ставили и плетень хотять около них плесть».  Войсковой атаман Родилов, собрав казаков из окрестных городков, нанёс им поражение. Казаки гнали и истребляли неприятеля до самых стен Азова. Собравшись в Круг, казаки решили восстановить разрушенные городки и ещё больше укрепить их. Кроме этого донцы решили дождаться возвращения своих товарищей из морского похода и отомстить азовцам, взяв Азов приступом. Это, по мнению казаков, позволило бы устранить османскую угрозу Дону и русским украинам.
Соединившись с прибывшей из похода судовой ратью, Епифан Родилов, довёл численность своего войска до 3000 человек и двинулся стремительным маршем к Азову, сидевшему костью в горле Войска Донского. Первый приступ азовцам удалось отбить, так как число штурмовавших едва ли превышало число оборонявшихся. Но казаки не отчаивались, воодушевлённые примером своего атамана, бросившегося в числе первых на новый приступ, они вновь полезли на стены турецкой твердыни. Стремительным ударом, им удалось овладеть предместным укреплением, часть стены и угловую башню: «Около Азова городы (пригороды) пожгли и отводные башни разломаны, и были у них с азовцы бой под городом». Захватив башню, казаки стали концентрироваться в ней для последнего удара. Янычары, засевшие в подвалах башни и видя неминуемую гибель города, совершили поступок достойный героев, взорвали вместе с собой пороховой погреб, расположенный здесь же. Захваченная казаками башня взлетела на воздух, погребя под обломками множество донцов. Сам же атаман Родилов был контужен и несколько ран. Забрав раненых, казаки отступили. Так удачно начавшийся штурм захлебнулся в крови.
Видя до город не захватить, но желая взять реванш за своё поражение под стенами Азова, казаки на следующий день, рано утром, всем войском атаковали Каланчинскую башню и взяли её, истребив гарнизон. После чего башню разрушили до основания, побросав камни в воду: «А на завтрее де того дни приступали к башне, что на Каланче, и тое башню взяли и наряд 9 пушек поимали, а людей, которые на той башне сидели, побили, а башню раскопали всю до основания, а камень в воду потопили, а иные пушки поимали разбиты, и они тое медь послали по убогим монастырем: на Воронеж, в Шацкой, на Лебедянь, к Святым Горам, на колокола, а всее де тое меди послали 117 пуд; а были из тех монастырьков им о том челобитчики, что им взять негде».
Обо всём этом, Войско сообщило отпиской царю, легковыми станицами во главе с атаманами Фёдором Каневцом (Ханеневым) и  Алексеем Старовым  9 октября 1625 года. По прибытии казачьей станицы в Валуйки, местные воеводы, князь Григорий Волконский и Тимофей Агеев, потребовали у атамана Старова показать им отписку « … для Крымских вестей». Однако казаки отказались её показать, заявив, что она писана для государя. Раздасадованные воеводы отказали казакам в выдаче подвод на всю станицу, выделив по две подводы атаману, есаулу и проводнику, выразив сомнение, что казаки вообще везут в Москву отписки.
 Основной же задачей атамана Старова, было известить московское правительство о приготовлениях крымских татар к большому походу на Дон и Астрахань. В Войсковой отписке казаки сообщали, что когда казачий флот в этом году проходил меж Керчи и Тамани, к ним выбежал ясырь с таманской стороны. Он обладал ценной информацией и казаки отправили его одним из стругов в Главное Войско: « … с вестью на Дон к атаманом и к казаком струг казака Филонка Сафонтьева с товарыщи, да с ними ж прислвли ясыря, Епифанца, крестьянского сына Ивашка».
 По полученным Войском сведениям, калга Шагин Гирей с конницей, и 80 пушками собирается идти левой стороной Дона к Астрахани и взять её. После чего калга собирался вернуться на Дон и разорить все казачьи городки. Для проверки этих сведений, Войско отправило своих товарищей « … под Озов для языков и языков поимали, а в расспросе нам языки сказывали слово в слово.
 Кроме этого Войско, в своей отписке жаловалось государю, что жалование, за этот год ими не получено, а воеводы украинных городов задерживают и побивают посылаемых в Москву станичников, заковывают их в кандалы: « … а которых, государь, мы холопи твои, посылаем к тебе, государю, с своим делом, атаманов и казаков и но украинных городех твои государевы воеводы побивают и к Москве не пущають; а которые, государь, выезжает наша братья на украинные городы для ради своей нужи, и воеводы им не велят купити ни свинцу, ни пороху».
В Посольском приказе казакам учинили допрос о их походах под Азов, в Турцию и Крым. Атаман Старов и его спутники подтвердили полученные ранее известия об опустошительных походах на земли мусульманских владетелей, что вызвало гнев Филарета, не расставшегося с идеей создания антипольской коалиции. Не смотря на всю важность добытых казаками сведений о подготовке крымских татар к набегу, Михаил Фёдорович, под влиянием своего отца, велел зачитать все их вины и жалобы турок, татар и нагаев с начала его царствования, после чего велел заточить атаманов Алексея Старова, якова Михайлова и четырёх казаков в монастырь на Бело-Озере. Чтобы казаки не сбежали, их было велено «крепко» стеречь, как в дороге, так и в заточении: «И на станех велеть их держать накрепко, чтоб ему того атамана и казаков довести до Белоозера здорово всех целе»; «… и беречь накрепко: из двора ни куда спускать не велено; и того велели беречь накрепко, чтобы к ним ни хто неподходил и не о чём сними не разговаривал … и письма к ним не привёз, и у них не взял, чтоб из Бела Озера ни хто не ушёл».
Царский гнев был подогрет очередными жалобами крымцов и турок, а так же заточением русских посольств в тюрьмы в Бахчисарае и в Стамбуле, издевательствами над ними. Хрупкий мир, мир и намечавшийся союз с Турцией рушились на глазах.
 Чтобы удержать казаков от походов, 22 октября 1625 г. царь отправляет на Дон с атаманом Фёдором Ханеневым грамоту « … с выговором за набеги на Азов, Турецкие города, и Крымские улусы, за грабежи на море, и за сношения с Запорожскими казаками».  В ней царь упрекал казаков в своеволии, перечислял все их вины и требовал прекратить походы на турок и татар, надеясь повлиять на них  угрозой опалы: «И нам великое подивление, что вы нашего государского повеления не слушаетесь. Вспомните какая вам неволя была при прежних государях, особенно при царе Борисе; не только не могли в Москву приехать, но и в украинные нельзя было вам показываться, везде вас ловили в тюрьмы сажали … мы же вам вольность учинили, атаманов ваших и казаков которые приезжают с Дону, мы жалуем, велим видеть наши царские, бывать у нас у стола. А вы всё наше жалованье и повеление поставили ни во что. В войне против польского короля, вы не подали нам ни какой помощи. Многие из вас ходят на Волгу, на Яик и на море, суды и бусы громят и многую шкоту делают, а вы их от того не унимаете, … а нам вам за такие ваши грубости, жалованье давать не за что, и в городы в никоторые вас пускать и запасы  ни с какими  из городов, к вам ездить не велим». Далее царь требовал прекратить походы и набеги на турок и татар: «… чтоб вы под турского городы не ходили и на море судов и каторг не громили, и крымских улусов не воевали, и тем нас с турским и крымским не ссорили, и войны на наши украины не наводили».
Упрекал царь донцов и за их совместные с запорожцами, подданными польского короля, походы на турок и татар. Тогда как те же донцы отказывались 1000 казаков на войну с поляками. В связи с этим, Михаил Фёдорович запрещал принимать Войску, на Дон, запорожских черкас. Царь требовал от донцов карать смертью воров и ослушников. Татар же и нагаев, идущих в набег на Русь громить: «Коли пойдут на наши украины какие воинские люди, и они по всем рекам и перевозам стаивали и тех людей громили, и языков имывали, и полон отбивали, а московскому государству тем чинили помочь немалую». За верную службу царь обещал Войску жаловать его деньгами припасами и хлебом, а если воровство донцов не прекратиться, грозил лишить их своего жалованья и расположения.
Вместе с 8 казаками легковой станицы атамана Хананеева, Михаил Фёдорович отпустил на Дон 6 казаков из станицы атамана Старова. Самого же атамана и 4 его более строптивых спутников, как это уже говорилось выше, царь велел заточить в монастырь, до тех пор, пока Войско Донское не образумится, и не принесёт ему повинную, и не прекратит свои походы на турок и татар: «А атамана Олёшу Старово, а с ним казаков Донских лутчих, которые с ним приехали, 4 человека, указал государь сослать для береженья на Белоозеро и кормить им давать не от велика».
Не смотря на натянутые отношения между царём и Войском Донским, челобитная атамана Фёдора Ханенева, об ограблении его и казаков его станицы валуйским воеводой Н. Ф. Паниным, была рассмотрена: « … как они приехали к Валуйке и приехав к городцким гумнам, стали было блиско гумен, и ты де, выехав из города, учал их бить и грабить, а грабя же де с них оборвал: саблю булатную, цена пять рублёв, да семь золотых, да пять рублёв денег, да чепь золотую, весу пять золотых».
Михаил Фёдорович повелел воеводе, немедленно прислать всё награбленное у казаков в Москву и сдать в Посольский приказ, думным дьякам, Ивану Грамотину и Максиму Матюшкину. В случае, если воевода не пришлёт в Москву всего им награбленного у донцов, царь грозил взять с него вдвое. Кроме этого царь запретил пропускать казаков через Валуйки, а отправлять их на Воронеж. Так как их в Валуйках, казаков могли увидеть крымские посланники и доложить о том хану, отчего русским послам в Крыму « … бывает многая теснота». Эта грамота была отправлена в Валуйки со станичным атаманом Гавриилом Быриным.
Тем временем на Украине разворачивались драматические события. Польский сейм, обеспокоенный самовольными походами запорожских казаков на Турцию и в Крым, решил значительно уменьшить реестр, и перевести основную массу казаков в крестьянское сословие. По мнению сейма, ослабленные этим запорожцы, не смогли бы без его ведома выходить в море. Кроме того, всё украинское население Речи Посполитой всячески притеснялось в православной вере. Всё это привело к вспышке недовольства и восстанию, для подавления которого были направленны коронные войска. Казачьи полки гетмана Жмайла сошлись в жестокой битве с поляками под Крыловым и под Круковым озером. Однако итог сражений оказался сомнительным для обоих сторон: коронные войска не смогли разгромить казачьи таборы, но и у запорожцев не было сил одолеть поляков, и им пришлось идти на уступки. На смену гетману Жмайлу был избран полковник Дорошенко. Тем немение, запорожцы продолжили свои походы на Турцию и в Крым. Это под его булавой казаки ходили в Крым, на помощь хану Магмет Гирею, а в последствии их флот опустошил побережье Турции
Однако  многим запорожцам, засилье поляков на Украине, было не по душе. Это вызвало новую волну переселения казаков на Дон. Астраханские воеводы Пётр Головин и Алексей Зубов доносили в Москву: «… вскоре пришли на Дон к казакам с моря ж запорожских черкас с пять сот человек, зазимовали  у казаков на Дону». В то же время атаман Старов, на расспросе в Посольском приказе говорил, что запорожцев на Дону нет, разве что беглецы из плена: «А нынешнего де лета, приезжали с моря на Дон Запорожские черкасы Олексеем зовут Шафран, с товарыщи четыре человека, а были они на каторге, а с каторги посажены были в Терском городе в тюрьму … и с тюрьмы вырезались и прибежали на Дон и были на Дону недели з две, и покрали у казаков четверо лошадей добрых, и побежали в Запороги».
Прибывшая на Дон государева грамота произвела эффект разорвавшейся бомбы. Суровое послание  Михаила Фёдоровича имело обратное действие. Возмущённые казаки, в войсковом Кругу, решили прервать с Москвой всякую связь. Правительство со своей стороны так же запретило украинным городам вести торговлю с Войском. Тем не мение, многие купцы и мещане, на свой страх и риск, продолжали везти на Дон порох, свинец, селитру, хлеб и крупы, скупая лошадей и «погромную рухлядь». Многие воеводы украинных городов закрывали на это глаза, сами приторговывая с казаками или имея свой процент от сделок с донцами.
Не смотря на резкий разрыв с Москвой, атаман Родилов понимал, что без поддержки России, Войску Донскому будет трудно выстоять в борьбе с могущественной Турецкой империей и Крымским ханством. Поэтому он исподволь стал готовить казачество к примирению с Россией, начав с наведения хотя бы относительного порядка и дисциплины  в самом Войске. Воля Круга должна была стать обязательной для всех казаков. В основном это касалось верховых городков, которые зачастую игнорировали решения Круга. То и дело переволакиваясь на Волгу, верховые казаки грабили не только купеческие, но и государевы, и посольские суда, чем вызывали недовольство Москвы. Войско стали требовать от них прекратить «воровство» в российских владениях и ходить за «зипунами» к  туркам,  крымцам и нагаям. За нарушение вынесенного Войском «приговора», ослушникам грозили суровой  и быстрой расправой.
В то же время, Родилов, давая выход молодецкой удали, усилил морские и сухопутные походы на Турцию и Крым. В ту же осень 1625 г. от 1300 до 2000 (по разным данным) казаков, на 27 больших стругах вышли в море и устремились к турецким берегам. В Чёрном море они встретились с большим флотом запорожцев гетмана Дорошенко на 300 чайках, общим числом более 10000 человек. Запорожцы вышли в море формально выполняя союзнический долг перед крымским ханом, с которым у них был заключён договор, направленный против Турции. Днепровские казаки, своим ударом по побережью Турции, отвлекали внимание султана от хана Махмет Гирея и его брата Шагин Гирея. Договорившись о совместных действиях, казаки двинулись к Трапезунду, где в этом году они уже  потерпели поражение. На этот раз, казаки, располагая большим числом опытных бойцов, без труда взяли и разграбили город. После этого казаки устремились вдоль побережья, захватив города Самсун и Синоп, где расположились лагерем, с успехом отражая турок, желавших вытеснить казаков из этих городов, и грабя между делом окрестные селения. Выбить их смогла лишь 100 000 турецкая армия, шедшая по приказу султана на осаду Багдада, и большой флот.
В жестоком морском сражении донские казаки потеряли 500 бойцов, запорожцы – свыше 800: «… и тех де донских казаков на море турские люди пришед на каторгах, побили с 500 человек лутчих людей, да запорожских черкас побили с 800 человек». Впрочем потери турок были не меньшими. Раздражённые большими потерями и утратой части добычи, донцы устремились к крымскому побережью. В статейном списке русских посланников в Крыму Скуратова и Посникова, полученным государем, об этом говориться так: «И казаки ж де с Дону и на море ходят и, сложась с черкасы, крымские улусы воюют и в полон людей емлют, и сего же де лета (года) приходили под Козлёв (Гизлёв), и многие деревни воевали, и в полон многих людей поимали, а у иных де жёнок брюха пороли».

Оставшиеся на Дону казаки, так же не сидели без дела, готовясь к предполагаемому походу крымского калги, Шагин Гирея, с отборной конницей и артиллерией, через Дон, на Астрахань. Казачьи городки спешно укреплялись и готовились к боям и осадам. Родилов снёсся с верховыми городками и заручился поддержкой 5000 донцов, которые обещали сойтись в Главное Войско по первому же его зову, чтобы противостоять крымским татарам, собиравшимся сбить с куреней всё Войско Донское. Известие о готовящемся нашествии крымцов, казаки получали как от «прикормленных» азовских людей, так и из других источников. Так во время морского поиска казаки подобрали в море беглого пленника, между Таманью и Керчью. Пустившегося в плавание на утлой лодке, на свой страх и риск. Для проверки и уточнения этих сведений, атаман Родилов послал  под Перекоп и Азов несколько казачьих отрядов, которые взяли языков. Под пытками пленники подтвердили намерения татар. Однако поход калги к Астрахани так и не состоялся.
1626 г.   Весной этого года судовая рать Войска Донского вновь вышла в море за «зипунами», «пошарпать» крымские берега. Казаки, появившись в окрестностях Гизлёва, разграбили и сожгли несколько татарских селений, захватив несколько сот человек ясыря и освободив многих русских невольников. Отойдя от разорённого побережья, донцы встретились с тремя турецкими торговыми кораблями и взяли их на абордаж, захватив богатую добычу.
Оставшийся в Монастырском городке атаман Родилов, соединившись с запорожцами, во главе 2000 войска приступил к Азову. Из-за малочисленности казаков, город взять не удалось, и они удовольствовались разорением предместий.
Тем временем, верховые казаки, прельщённые лёгкой добычей, переволоклись на Волгу за «зипунами», где занялись грабежами и разбоями. Узнав об этом, атаман Родилов, добился принятия в Круге жестких мер против ослушников воли Войска. В верховые городки были посланы гонцы с войсковыми грамотами, с требованием явиться в Круг всем воровским атаманам и казакам: «И атаман Епиха Родилов с товарищи послали в верховые городки к атаманам в которые те казаки, что ныне воруют на Волге, атаман Данилко с товарищи зимовали, а велели тех атаманов и казаков давать на поруки, что им стати в Войске на Яру на урочище Монастырском».
На Круге было произведено дознание и, верховые атаманы и казаки не отпирались от «воровства», и по приговору суда их ждала жестокая расправа. В всех казаков, уличённых  в нарушении воли Круга «грабили и били ослопьем». Не пощадил Круг и торговых людей, скупавших у «воров» ясырей и «погромную рухлядь» и продававших им порох и свинец. Они были так же ограблены и биты ослопьем, чтобы другим было неповадно: «… а о том учинили заказ крепкой, чтоб отнюдь и ни кто с Дону на Волгу пойдёт, а после объявится на Дону, и тому быть казнену смертью».
Выход казачей удали был направлен на нагаев Казыева улуса, давних врагов России и Дона. Мелкие их партии держали нагаев в постоянном напряжении, совершая угоны скота и устраивая засады на перевозах и перелазах. В одну из таких засад попал отряд Арслана Канмаметева, внука князя Казыева улуса Касая.  В короткой схватке казаки перебили 10 нагаев, захватив в плен мурзу и ещё 13 человек. 10 нагаям удалось отбиться и уйти в степь.
На Дон из Сечи, в этом году пришло ещё несколько небольших отрядов запорожцев. Всего в Войске их, по некоторым подсчётам насчитывалось более 1000 человек, как вновь прибывших, так и живших в городках по нескольку лет.
Прибывший в Москву, с казачьей станицей, запорожский полковник Алексей Шафран, на распросе в Посольском приказе показал: «Живёт он, Алёша, на Дону 18 лет, а иные его товарищи живут лет по пяти и по шести, а всех их на Дону с 1000 человек. А в Запорогах донских казаков тоже много… Только живут переходя. Они ходят на Дон, а с Дона донские казаки и к ним ходят и живут сколько и где кто хочет. А повелось у них то с донскими казаками исстари, что меж себя сходятся и живут вместе, в одних куренях». Это обстоятельство крайне раздражало Москву. Царь и бояре постоянно упрекали Войско в том, что они, соединясь с запорожцами, нападают на Турцию и Крым, прикрываясь царским именем. И тем самым ссорят его с султаном.
1627 г. Весной этого года, соединившись с запорожцами, донские казаки под руководством атамана Родилова, совершили бесприцендентный по своей смелости морской поход к берегам Турции. На этот раз несколько тысяч казаков,  решили нанести удар по самой столице османов – Стамбулу и его окрестностям. « … вы атаманы и казаки, сложась с Запорожскими черкасы, на море ходили, и городы турского воевали, а приходили близко Царя Города и многие городы взяли, и сёла и деревни пожгли, а людей побили».
 Здесь турки меньше всего ожидали появления казаков, считая, что они устрашаться могучего флота османов, базирующегося в бухте города и большого гарнизона. Но казаки, внезапно появившиеся у Стамбула, беспрепятственно ворвались в бухту Золотой рог и подожгли стоящие у причалов военные и торговые корабли турок. Высадившись на берег казаки начали безжалостно истреблять всех  мусульман и евреев, поджигая всё вокруг. В турецкой столице началась невообразимая паника, население, в страхе бросились бежать из города. Корпусу янычар не сразу и с большим трудом удалось вытеснить казаков из порта и пригородов. Разграбив портовые склады, донцы и запорожцы, вернулись на Дон и Днепр с огромной добычей. 
  Не смотря на прошлогоднюю жестокую расправу, верховые казаки вновь переволоклись на Волгу, где занялись грабежами и разбоем. Жажда наживы, перевесила угрозу расправы со стороны Войска. Ведь волжские разбои были куда более безопасней и прибыльней походов на Турцию и в Крым. Так большой отряд донских казаков, численностью 400 человек, напал на большой караван торговых судов с 1500 купцами, приказчиками и гребцами. Купеческий караван сопровождал сильный отряд стрельцов, плывших на особых стругах на некотором отдалении. Казаки воспользовались этим и стремительно напали на суда. Перебив около половины сопровождавших их людей и захватив лучшие товары, казаки, сев на коней, ускакали прежде, чем стрельцы успели придти на помощь.
Узнав об этом, атаман Родилов, по решению Круга, отправил в верховые городки карательную экспедицию, с приказом переловить всех ослушников и доставить для суда в Монастырский городок. Так же было велено взять всех торговых людей, скупавших у воровских казаков «погромную рухлядь» и ясырь, а так же снабжавших их припасами.
Из Москвы на Дон была прислана очередная государева грамота, с требованием прекратить боевые действия против Турции. Царь грозил донцам своими карами, а его отец, митрополит Филарет, отлучением от церкви.
 Разрыв между Доном и Москвой, продлившийся два года, не принесли пользу ни одной из сторон. Примирить царя и казаков сумел деятельный и неутомимый Епифан Родилов. И как ни странно турецкий посол Фома Кантакузин, один из потомков византийского императора Кантакузина. Посол ехал в Москву для ведения переговоров и очередными жалобами на казачьи разбои. В это время в Войско вернулась из похода морская судовая рать, с большим количеством пленных турок и взятой добычи. Это возмутило послов, впоследствии выговаривавших дьякам в Посольском приказе о разбоях казаков.
В это же время новый крымский хан Джанибек Гирей, так же жаловался в Москву на бесчинства донцов: « Джан – Бек Гирей царь, что ныне в Крыме учинился на Магмет Гиреево место, писал к нам, великому государю, на вас же донских казаков, что вы приходите под Крымские улусы и лошади отгоняете, и сёла и деревни воюете».
 
По случаю прибытия на Дон турецкого посла, Войско, по обычаю заключило с азовцами мир. Казаки с почестями встретили Кантакузина, так как имели на него далеко идущие планы. Сам войсковой атаман Родилов сопровождал искушённого турецкого дипломата. По всей видимости, знаменитый атаман был не только талантливым полководцем, но и превосходным дипломатом. Он не мог упустить шанс примирить Войско Донское с Москвой. Осенью 1627 года, он отправился с турецким посольством в далёкую дорогу. За несколько недель путешествия, атаман сумел обаять хитроумного грека и убедить его, что он, Родилов, и рад бы прекратить разорение казаками турецких берегов, но казаком не чем жить. Ведь идти на Волгу за зипунами им нельзя, и жалование царское они не получают. От того на Дону голодно, и потому де казаки грабят турок, чтобы самим с голоду не помереть. А если же он, Фома, поможет снискать казакам государеву милость, то он, атаман Войска Донского, найдёт способ прекратить разбойничьи набеги донцов. И хитроумный грек Кантакузин поверил немение хитроумному атаману. Тем более, что тот не жалел золота и серебра, щедро одаривая ими посла и обещая еще больше, в случае, если Михаил Фёдорович изменит своё отношение к Войску.
Прибыв в Москву, турецкий посол передал грамоты султана на воровство казаков в Посольский приказ, где начал вести предварительные переговоры с дьяками. Жаловался Кантакузин на казаков и отцу царя, митрополиту Филарету. Он требовал унять их буйства, для чего предлагал сменить царский гнев на милость, так как атаман Родилов и многие другие атаманы и казаки, готовы де получать государево жалованье и турок более не разорять набегами. Подобное ходатайство, было не руку царю и митрополиту, не имевших ни какой возможности как либо влиять на Войско Донское. Они видели, что опала не только не изменило положение дел на Дону, а сделало казаков ещё более дерзкими. К тому же, после разрыва Москвы с Войском, отношения России с Турцией не только не улучшились, а испортились ещё больше. Поэтому царь с митрополитом, видя готовность донцов к примирению, решили возобновить Войску выплаты жалованья. Тем более что турецкий посол не возражал. Суровые меры принятые Кругом против воровских казаков, были ещё одним поводом для примирения.

Осенью 1627 г., а именно 29 сентября, Войско отправило в столицу с важными известиями легковую станицу атамана Андрея Степанова. К станице присоединилось 47 торговых людей и промышленников из разных городов России, находившихся на Дону для торговли и мены. Кроме закупленных указаков товаров, купцы гнали с собой 150 лошадей, купленных у тех же донцов. В это время, к югу от Валуек, на реке Ураевой, происходила «посольская размена» (обмен послами) с крымскими татарами. Здесь и пересеклись пути казачьей станицы и посольством крымского хана, возглавляемым мурзой  Сулешовым. Татары, при виде группы хорошо вооружённых всадников и табуна лошадей, решили, что это воровской казачий отряд, отогнавший коней в крымских улусах, и атаковали его, стремясь отбить лошадей. В ходе схватки, крымцам удалось взять в плен двух человек, но остальные казаки и купцы, не смотря на численный перевес степняков, отразили первый натиск, и засев в зарослях терновника, стали отчаянно отбиваться от врагов. Мурза видя, что татарам не одолеть казаков, отправил в разменный стан на реке Ураевой гонца к окольничьему Льву Карпову, с требованием оказать ему помощь в захвате «воров».
Окольничий велел ехать к месту боя волуйскому казачьему голове Юрию Чуфаровскому с отрядом городовых казаков, и узнать «какие люди и где были, и куда идут». Вскоре Чуфаровский доложил окольничему, что: «… это люди русские, с разных городов были на Дону, а с ними есть и донские казаки». Казаки сообщили, что везут в войсковых отписках в Москву важные известия. Со своей стороны посол Сулешов требовал от окольничего Карпова истребить казаков – воров, ставя того в затруднительное положение. С одной стороны, опала с Войска ещё не была снята, но с другой стороны, казаки могли вести важные известия о готовящихся набегах на Русь степняков. Чтобы выйти из щекотливого положения с честью и не вызвать нареканий со стороны мурзы Сулешова, Карпов велел ему отвести своих татар, «… чтобы меж двух государей ссоры не было, а казаковмол государевы люди поемлют и пойдут с ними в наши страны». Сулешов согласился, оставив в аманатах мурз Алея, Баранчу и агу Кичика, он со своей охраной отошёл в свой стан. Донских же казаков и торговых людей, окольничий пригласил ехать без опаски в свой стан. Прибыв в него атаман Степанов, по прозвищу Полупан, на распросе показали, что лошади у них не крымские а казачьи (всего у казаков было 34 лошади), «… а имали де их они на боех у нагайских людей, а иные де лошади имали за нагайских татар, которых они имали на боех, за окуп».
Из 47 торговых людей, бывших с казаками, 7 человек было из Воронежа, 21 из Ельца, 8 из Курска, 3 из Белгорода, по 2 человека из Ряжска, Серебряных прудов и Калуги, по 1 из Скопина и Белева. Кроме закупленных у казаков товаров, им принадлежало 122 лошади. Ездили они на Дон: «… с провожатым запасом, и с вином, и с иными товары, а с ними крымских и нагайских 122 лошади».
Татары обвинили русскую сторону в поддержке Войска Донского и требовали вернуть им захваченных лощадей с татарскими тамгами. В результате переговоров, окольничий Карпов вернул крымцам часть захваченных казаками  лошадей и обещал жестоко наказать торговых людей.
Вскоре к окольничему прибыл посланник нагайского князя Мустафы, Ильяс Улан мурза, с жалобами на воровство донских казаков и требовал унять их. На это ему было сказано, что государь велел всех гулящих людей и воров-камышатников «казнить смертию», а они все уже схвачены и ожидают государевой воли. Ответ удовлетворил нагаев, и они, ободрёные, уехали в свои улусы. Однако вместо расправы, Карпов отпустил легковую станицу в Москву. Таким образом, благодаря уму и ловкости окольничего, довольны остались все: и посол крымского хана, и нагайский посланник, и донские казаки. Степняки, зная об опале Войска Донского сочли, что Михаил Фёдорович не только не покровительствует донцам, но и стремиться всячески унять их разбои и грабежи. Донские же казаки были признательны государю и его служилым людям, за защиту легковой станицы от татар.
Единственными кто пострадал в этом инцинденте, были торговые люди. Царь узнав об этом, велел дьякам Разрядного приказа отправить всех торговых людей для розыска в Москву, где их следовало распросить: «… почему они ездили на Дон – по государевым грамотам или воеводскому отпуску, по проезжим или без проезжих, и с какими товарами ездили, и с донскими казаками на море, и на сёла турского Мурат-салтана, и на крымские улусы не ходили ли, и на Волге с казаками как приходили на караван, не были ль, и где они лошадей имали».
Но вскоре царь решил провести дознание на месте, для чего в Воронеж и Елец был послан дворянин И. Тургенев, а в Курск и Белгород – Н. Беклемишев. В остальных городах розыск должны были вести местные воеводы. Царь потребовал от них узнать, в каком году и с каким товаром ездили эти торговые люди на Дон и когда. А так же узнать почему торговые люди нарушали государев указ и ходили на Дон, за деньги ли продавали свои товары или обменяли их, и где они взяли лошадей. Кроме этого царь поручил своим посланцам выяснить, кто из торговых людей вместе с казаками ходил в похды: «… и з донскими казаки на море хто ходил и под Азовом базы (бусы) хто с казаками грабил, и на крымские улусы хто с казаки ходил ли … много ль лошадей взяли у крымских и нагайских людей и в которых местех, и каким обычай татарские улусы громили, и много ли на Дону лошадей купили или выменяли и где они погромную рухлядь и лошадей дели – у них ли ныне и кому отдали». Почему Михаил Фёдорович велел произвести столь тщательный розыск, не совсем ясно, так как вскоре запрет на торговлю с Доном был отменён.
Тем временем в Москву прибыл гонец от крымского хана, Доюн Алей Алатыков с грамотой, в которой хан перечислял новые грабежи и обиды чинимые Войском Донским: «Если хочешь быть мне другом – писал раздражённый хан – постарайся унять донских казаков, чтоб они на море не ходили и азовцам и моим подданным не делали обид и разорений; сим только докажешь, что искренне желаешь тишины и покоя».
В сентябре того же года в Москву прибыл крымский посол Сулейман ага, привезший очередную грамоту хана с жалобами на казаков и астраханских татар, степью и морем ходивших громить крымские улусы, и нанёсшими своими разбоями, убытков больше, чем днепровские казаки. В случае если царь не уймёт казаков и астраханских татар, хан и азовские турки, грозились в ответ «промышлять» русские украины.
Но все эти жалобы и требования мусульманских владык, уже не могли повлиять на решение царя и митрополита примириться с Войском Донским, и отправить на Дон весной следующего года государево жалованье.
27 ноября 1627 г., царь отправил на Белоозеро, воеводе Фёдору Хрипунову и дьяку Михаилу Светикову грамоту, в которой велит из заточения атамана А. Старова и его 4 спутников, и отпустить их в Москву, вместе с толмачём Емельяном Янчериным, дав им корм и подводы. В Москве казакам было велено явиться в Посольский приказ, к думным дьякам, Ефиму Телепнёву и Максиму Матюшкину.
Атаман Родилов был принят при дворе благосклонно и щедро одарён, как впрочем и вся зимовая станица. Турецкому же послу, принятому с большой честью, царь и митрополит говорили: «Казаки исстари люди вольные, повелений не слушают и живут своей самостоятельной казачьей жизнью». Но уверяли Кантакузина, что отправят Войску Донскому грамоту, с требованием жить с азовцами мирно и не громить другие турецкие города.
1628 г.   Весной этого года из Воронежа, 85 бударами, было отправлено жалование Войску Донскому, вместе с ним было отправлено турецкое посольство во главе Кантакузиным  и русское посольство в Турцию, во главе с послами: Семёном Яковлевым и Петром Евдокимовым. Турецкое посольство получили богатые подарки для султана, в том числе и невиданного в Европе и Азии зверя – белого медведя. Русские послы везли государеву грамоту донцам, призывавшую казаков жить с азовцами в мире, и не громить турецкие и крымские города. В качестве жалованья было выдано 2000 рублей серебром, хлеб, крупы, порох, свинец и сукна. Заточённая в Белозёрском монастыре легковая станица атамана Старова, была так же освобождена и получив подарки, отправлена на Дон. 12 мая караван русских судов прибыл  в Хопёрский городок, откуда его до главного Войска, сопровождали казаки.
В это же время, донские казаки, воспользовались тем, что Джанибек Гирей, с помощью турок захватив власть в Крыму, увёл свои войска для окончательного разгрома Магмет Гирея, совершили морской поход в Крым, соединившись с запорожцами. Казачий флот возглавил атаман Иван Каторжный. Появившись у берегов Тавриды, казаки взяли приступом  и разграбили Карасу-Базар и окрестные селения. Узнав об этом, новый хан пришёл в негодование и отказался отпускать в Москву русское посольство. По его приказу, оно было ограблено и подверглось всяческим оскорблениям и унижениям. В своей грамоте к царю,  Джанибек Гирей потребовал от царя прекратить казачьи разбои, и грозил войной и опустошением русских земель.
9 июня 1628 г. Михаил Фёдорович отправляет на Дон грамоту. В ней царь призывал казаков сообщить ему отпиской о том, где сейчас находится русское и турецкое посольства, так как последняя отписка на этот счёт была отправлена в Москву из Хопёрского городка 12 мая. Для этого на Дон, вместе с грамотой отправлялся Афанасий Блохин, который не мешкая должен был доставить отписку в Москву. Для сопровождения Блохина, царь призывал казаков, дать ему сопровождавших.
Кроме этого, Михаил Фёдорович хотел знать положение дел в Турции и в Крыму: « … и что у вас вестей каких Турских, и про Крымского царя, и про калгу, и про нурадына, и про крымских воинских людей: нет ли у них с кем войны, и где ныне Крымский царь, и калга, и нурадын».
Так как о русских посланниках в Крыму, Степане Тарбееве и Иване Басове, ни чего не было известно, Михаил Фёдорович призывал Войско отправить казаков под Крым для получения известий о них. 
По прибытию русского посольства в Монастырский городок, послы были встречены казаками с большим почётом и торжественностью, узнав о том, что царь снял с Войска Донского опалу. В часовнях звонили колокола, казаки стреляли из пушек и пищалей, приветствовали их громкими криками. Сойдясь в Круг, донцы славили щедрость государя и митрополита Филарета.
Однако призыв Михаила Фёдоровича к казакам жить в мире с турками и татарами, отклика у них не нашёл. Послы же, Яковлев и Евдокимов узнав, что казаки под началом походного атамана Ивана Каторжного, промышляют на море, громя крымское и турецкое побережье и в который уж раз разорили окрестности Азова, потребовали от Войска замирения с азовцами и возвращения судовой рати в Войско. На это требование казаки отвечали: «Помиримся, турецких сёл и городов громить не станем, если от азовцев задору не будет, если на государевы украины азовцы перестанут ходить, государевы города разорять, отцов наших, матерей, братью, сестёр, жён и детей брать и продавать; если же азовцы задерут, то волен Бог, да государь, а мы терпеть не станем, будем за отцов своих, матерей, братью и сестёр стоять. И в том волен Бог, да государь, что наши казаки, с нужды, с бедности пошли на море зипунов добывать, стругов с 30, до вашего приезда, не зная государева нынешнего указа и жалованья, а нам послать за ними нельзя и сыскать негде, они в одном месте не стоят».
Такой ответ послов удовлетворил, тем более, что вскоре в Главное Войско возвратились казаки Ивана Каторжного, потрёпанные турецким флотом у Трапезунда. Мир был заключён и Войско торжественно и с большим почётом, проводило послов до Азова. Отъезжая послы отправили в Москву отписку о Донских делах. Получена она была царём, после гневной грамоты Джанибек Гирея и несколько смягчила его раздражение. Ведь незадолго до этого, находясь под впечатлением от грамоты нового крымского хана, Михаил Фёдорович отправляет на Дон гневное письмо: «… а вы злодеи, враги креста Христова, то всё нарушаете и кровь невинную наводите». После выговоров казакам, царь требовал сообщить в Москву имена воровских атаманов, ходивших в море без государева указа, грозя им всевозможными карами. Далее царь велел Войску разузнать вести о отбывшем в Турцию посольстве, когда его ждать обратно, а так же требовал замириться с азовцами и отдать крымцам взятый в Карасу-Базаре татарский ясырь. В случае же возвращения из Турции русских послов, Семёна Яковлева и Петра Евдокимова, царь велел с честью их встретить, и проводить в Москву, дав суда, гребцов и охрану.
Тем временем события на Дону развивались своим чередом. Дворянин Ефим Самарин, посланный царём сопровождать до Азова русское и турецкое посольства, отправляет в Москву 20 августа отписку, в которой сообщает о передаче посольств турецкой стороне. 21 струг, на которых послы отплыли в Азов, вернулись в Монастырский Яр 13 июля. Узнав об этом, донские казаки и атаманы, во главе с войсковым есаулом Богданом Даниловым, явились к Саюмарину с отбитым у турок и татар русским полоном, для отправки его в Россию.
Однако русские служилые люди, во главе с сотником Фёдором Есиповым, отказались вести полонянников стругами в Воронеж. Не вняв увещеваниям Ефима Самарина, оставив в Монастырском Яру струги, они ушли в Воронеж степью коньми. Это «воровство» вызвало в Москве негодование, однако наказание «воров», выразилось в том, что царь велел им вновь идти на Дон и взяв в Монастырском Яру 21 струг, привезти в Воронеж русских пленников. Из Воронежа их было велено отправить в Москву. 14 стругов, данных казакам для сопровождения посольств в Азов, Михаил Фёдорович оставлял Войску. По возвращении на Дон русского и турецкого посольств, этими стругами, казаки должны были отправить их в Воронеж.
Получив же отписку от своих послов, царь сменил свой гнев на милость и отправил Войску Донскому похвальную грамоту от 2 сентября 1628 года. Эта грамота датирована 2 сентября 1627 г., однако, судя по всему, была отправлена на Дон не ранее 2 сентября 1628 г. В ней  Михаил Фёдорович подтверждает свой запрет казакам совершать морские походы, грабить и разорять турецкие сёла и города, а так же крымские улусы. Так как турецкий султан Мурад предлагал России союз. Кроме того русский самодержец извещал казаков об отпуске им турецкого посольства, а вместе с ним и об отправке на Дон русского посольства дворянина Семёна Яковлева и дьяка Петра Евдокимова, обещая как и прежде жаловать их своим жалованьем: «И наше жалованье, деньги, и сукна, и хлебные запасы, и вино, и селитру, и зелье с послы нашими к вам послали есьмя во всём по прежнему».
Запрещал Михаил Фёдорович казакам сноситься и совершать совместные походы с запорожцами: « … а сами ведаете, что Запорожские черкасы служат польскому королю, а польский король наш неприятель, и всякое зло на наше государство умышляет».
Далее царь извещал донцов о своей милости, не смотря на всё их воровство: «И по совету отца нашего великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всея Руси, а положили если то на милость, наказанья вам ныне учинить не велели, ожидая от вас в ваших винах исправленья». 
Но здесь царь, митрополит и бояре ошибались. Да, казаки искренне радовались примирению с Россией и государеву жалованью из-за «скудости» в хлебе и порохе, но отнюдь не собирались прекращать борьбу с мусульманской экспансией в Причерноморье по нескольким причинам . Во первых, жалование, присылаемое на Дон царём, не покрывало все потребности Войска в продовольствии, сукне и боевых припасах. Во вторых, многие из казаков были выходцами из русских украинных городов и селений, непрерывно подвергавшихся набегам татар, нагаев и азовцев, захватывавших многих из их родственников в плен и продававших их в рабство. Казаки мстили за своих погибших и пленённых родственников, и ни какие запреты не могли их заставить с этим примириться с Турцией, Крымом и Нагайской Ордой. В третьих, казаки видели двуличную политику Москвы по отношению к ним и готовность царя и митрополита объединиться с турками и татарами в борьбе с Польшей, и соответственно с союзниками донцов – запорожцами. К тому же на Дону, запорожцы составляли от 10 до15% всего населения.
 Желая, во чтобы то ни стало, возвратить захваченные Польшей западные российские земли, Москва призывала казаков объединиться с их исконными врагами, что было неприемлемо для донцов и восстанавливало их против России. Царь же и бояре, со своей стороны искренне не понимали, почему казаки в тактических целях не могут вступить в союз с Турцией и Крымом. Но что было возможно в самодержавном государстве, где всё решала воля государя, было не мыслимо в казачьей республике, где всё решалось прямым волеизъявлением большинства казаков в Круге.
Тем временем, в результате сыска, учинённого по указу царя, весной – летом 1628 года Н. Беклемишевым и И. Тургеневым выяснилось, что ежегодно в Воронеже и Белгороде, где формировались караваны из будар с жалованьем для Войска Донского, собирались многие торговые люди. Большинство из них имели «отпуски», от воевод и стрелецких голов этих городов. Местные воеводы охотно давали «отпуски» и «подписные челобитные» для проезда на Дон, так как были кровно заинтересованы в подобной торговле. И не только потому, что торговые люди оплачивали в Белгороде таможенные пошлины.
«Самовольством» же, на Дон отправлялись как правило нанимаемые на будары гребцы. Регулярные же поездки на Дон, в Войско, начались ещё в «Смутное время», когда ещё не было государевых указов, запрещавших такие поездки: «… тогды (до 1628 г.) хаживали с украинных городов многие люди на Дон, а заповеди (запреты) государевы о том не слухали (т. е. не слышали)» и «… в торговле с казаки государевых заказных грамот с Москвы в Белгород не бывало».
Большинство торговых людей везли на Дон «хлебный запас»: муку, крупы, сухари, а так же вино, мёд, порох, свинец и оружие. Посадские и «гулящие» люди ехали на Дон для заработка, нанимаясь гребцами. Прибыв же в городки, они нанимались на косьбу сена, рыбные ловли, а так же на различные войсковые работы. Подённая плата в Войске в два – три раза привышала обычную для России. Таким же образом на Дон, гребцами, плыли всевозможные ремесленники: портные, сапожники, кузнецы, а так же попы, и дьяки. Ведь на Дону практически не было своих священников, и не кому было проводить службы и обряды. Казаки, остро нуждаясь в их услугах, щедро платили.
На вырученные деньги, посадские люди и вся гулящая братия, приобретали у казаков дешёвых лошадей, взятых ими в набегах на крымцов и нагаев, для дальнейшей их перепродажи в России по ценам в два – три раза выше. На них они и выезжали с Дона, сходясь в партии по 50 – 100 человек. Но даже для таких крупных отрядов, путь был не безопасен. Они часто подвергались нападениям азовцев, татар, нагаев и запорожцев.
Но в полной мере сыск провести не удалось, так как многие из торговых людей скрылись или вновь ушли на Дон: «… иные де з Дону не бывали, а иные избегаючи живут укрываяся». Местные воеводы так же не проявляли энтузиазма. Так в Курске из 35 человек подлежащих сыску, Беклемишеву удалось допросить 21. В Белгороде, из трёх человек задержанных под Валуйками, в городе не оказалось ни кого. Правда на 10 белгородцев показали жители Курска, те частью отказались признать своё участвие в  уходах на Дон, а часть заявили, что на Дон хаживали, но в прошлые годы.
 Как впоследствии выяснилось, белгородский воевода Козловский запрещал говорить торговым людям всю правду на допросах. На распросе, гулящий человек К. Жулдиков привёл слова воеводы: «Микита де Беклемишев, быв в Белгороде, да поедет опять к Москве, а я де, здесь останусь; и проведую ково,  хто на себя говорил, и про отпуск мой сказывал, и я тово де велю до смерти кнутьём забить». Узнав об этом, Беклемишев перестал сообщать воеводе о ходе розыска, что дало свои плоды. Так дьячёк П. Степанов дал список из 58 белгородцев, ездивших на Дон, но из них удалось найти и расспросить всего лишь четырёх человек. Узнав об этом, князь Козловский видя, что розыск принимает угрожающие размеры, запретил пушкарям, которые были им приданы Беклемишеву для сыска, подчиняться последнему и принимать участвие в сыске. На требование Беклемишева, вернуть ему пушкарей, князь отвечал, что пушкарей в городе немного и все они заняты по службе, а детей боярских, стрельцов и городовых казаков, давать Беклемишеву не велено.Узнав об этом, белгородцы осмелели и придя ко двору Беклемишева, «лаяли (его) всякою непотребною лаею» и угрожали расправой.
Точно такие же препоны чинились и Ивану Тургеневу в Ельце и других городах. Чтобы ускорить розыск и прекратить саботаж воевод, Михаил Фёдорович был вынужден отправить воеводам украинных городов грамоты с повелением не чинить следствию препон. Впрочем сыск вёлся без больших строгостей и очевидно лишь для того, чтобы показать крамскому хану бурную деятельность, а виновники обнаружены и наказаны.
Согласно этим расспросам, ежегодно, на Дон, весной отправлялось от 80 до 200 будар, с 2 – 4 гребцами на борту, не считая торговых людей. Цены в казачьих городках по сравнению с Российскими, были невиданными. Так одна четверть муки менялась на одну лошадь. С Дона в Россию купцы везли кроме лошадей – дорогие восточные ткани и одежду, ковры, золотые и серебряные украшения, лом меди и серебра, меха бобров, выдр и лисиц, кожи, ясырь, дорогое булатное оружие и доспехи.
Из расспросов украинных жителей, становится ясно, многие из них довольно длительное время проживали на Дону. Так брат курского стрельца, Григорий Кудашев, показал, что «сшол на Дон в гребцах, где пробыл три года, живя в «нижнем острожке» - Монастырском городке, у донского казака Осипа Чумака и участвовал с казаками в морских походах под Азов и на улусы нагайских татар, но добычи ни какой ни добыл. С Дона Кудашев вывел трёх нагайских лошадей, купленных якобы в Черкасске у татар, а деньги на них добыл «возле Чумака Оськи на питии и на зерни». То есть продажей вина и игрой в кости. Так же Кудашев сообщил, что «… ходят де на море и под Азов з донскими казаки и многие люди, и которые из городов на Дон ходят с продажным запасом, и на Дону которые годуют, а хто именны и прозвищи – тово де не ведает». Другой украинный житель, Иван Ливенец, бобыль белгородского протопопа, на Дон сбежал от отца и жил 4 года в Черкасском городке «… в товарищах» у казака Никиты Иванова.
Не смотря на то, что Войско заключило с азовцами и крымцами мир, продлился он не долго. Выбранный ещё весной этого года войсковым атаманом Волокита Фролов, придерживался ещё более жёсткой позиции по отношению к Турции и Крыму, чем Епифан Родилов. На собранном осенью Круге он предложил совершить очередной морской поход на Крым и был поддержан большинством казаков, не смотря на все попытки Родилова отговорить их от этого. 24 сентября судовая рать Войска Донского вышла в море и опустошила побережье Крыма, разорив и предав огню окрестности Карасу-Базара, Балаклаву и Мангкупт. Столь масштабное вторжение казаков вызвала панику на всём полуострове. Татары спасались бегством, ища спасения во внутренних районах Крыма. Захватив огромный полон, и освободив из неволи сотни русских пленников, казаки оказались не в состоянии их вывести на Дон.  Тогда они построили на побережье укреплённый лагерь и предложили татарам выкупить пленников, потребовав с них большой «окуп». Это было рискованное предприятие, в случае подхода турецкого флота, донцы оказались бы в западне.
Узнав об этом, хан Джанибек Гирей отправил мурзу Алея к русским послам в Крыму с повелением,  чтобы те немедленно ехали к морю и велели казакам отдать татарский полон без «окупу», грозя послам карами и смертью. Послы, Лаврентий Кологривов и Александр Дуров ответили мурзе, что государь не велел казакам громить Азов и Крым. Но те казаки – воры отвечали: «… что они того делать не учнут», однако обманули государя. Отправлять же толмача к казакам или ехать к ним самим, послы отказались, заявив «… потому что посланников без царского величества указа, к тем казакам послать не мочно».
Получив такой ответ Джанибек Гирей пришёл в ярость и велел казнить русских послов. Только вмешательство матери хана и более дальновидных мурз, заставило Джанибека изменить своё решение и отпустить послов в Россию.
Другое русское посольство, направленное в Турцию, прибыло в Стамбул ранее похода донцов в Крым. В начале переговоры шли довольно успешно, но после получения из Крыма известий о выходе в море казачьего флота и разорения крымского побережья, сожжении Балаклавы и Мангкупа, были прерваны. Отношение к послам резко изменилось и отпуская их в Россию ни с чем, великий визирь сказал: «Ступайте по здорову, хотя бы вас не следовало так отпускать за ваших людей, казаков унимайте и государю своему известите, чтоб их унял, а не уймёт, то доброго дела не будет». На это послы отвечали: «Если царь (султан) велит нас отпускать с добрым делом, то сделает хорошо: а если бы над нами за казаков какое дурно сделал, то этим бы себе не честь сделал, и так дурна и тесноты много, а не ведомо, за что нас теснить и голодом морить, если казаки на море воруют, то пишите на них великому государю нашему, и великий государьнаш станет их от воровства унимать, а нас не за что теснить и морить голодом».
1629 г.   Но в Москве, не смотря на угрозы мусульманских властителей, не спешили принимать жёсткие меры против донцов, даже не смотря на то, что на Волге вновь возобновились казачьи разбои. Последнее объяснялось известием полученным Михаилом Фёдоровичем от астраханского воеводы. В нём говорилось, что «воровавшие» на Волге верховые казаки Войску Донскому не подчиняются. Они построили на Дону, недалеко от устья реки Чир, воровской городок, куда сходились зимовать «гулявшие» по Волге казаки. « … а по смете де тех воров казаков в том городке с 600 человек, а с донскими де казаками, с нижними городки, они не съезжаются и ни в чём донских казаков не слушают».
 В этом же 1629 году, брат свергнутого крымского хана Мехмет Гирея, Шагин Герей, потерпев поражение в междуусобной войне с Джанибек Гиреем, бежал в Казыев улус. Но новый хан, очевидно потребовал у нагайских мурз беглецов, и те были вынуждены бежать далее, в Кабарду.
Весной этого года казачья конница на реке Елбузе (Елабуге) разгромила отряд крымских татар калги Шагин Гирея, бежавшего  в Кабарду, после разгрома учинённого им новым крымским ханом и его сыном, взяв в плен нескольких татар: « … а бежали они с Крымским прежним калгою с Шан Гиреем в Кабарду с разгрому, как их разгромил Крымский царь  и калга и Кантемир князь Дивеев».Примерно в то же время казаки совершили морской поход к берегам Крыма и Турции, разгромив и разграбив ряд селений.
В июне 1629 г. Войско Донское отправило в Москву станицу атамана Ивана Косого с войсковой отпиской и двумя взятыми в плен татарами из отряда калги Шан Гирея, взятых в плен в урочище на рере Елбузе. В отписке казаки  сообщали о междуусобице в Крыму,  о размирье с азовцами,  виня в этом последних а так же о морском походе к берегам Крыма и Турции, который казаки совершили ради добычи соли, так как соли на Дону совсем не стало.
Казаки, прибыв в Москву и сдав войсковую отписку в Посольский приказ, получили «кормовую дачу» меньше чем обыкновенно. Это вызвало у них неудовольствие и атаман Иван Косой бил государю челом об увеличении «кормовой дачи» и доведения до той, которую получала в прошлом году станица атамана Родилова: « … а нашей, государь, братьи давано твоего царского жалованья, мёда, и пиво, и вино, а ныне холопем твоим, дають толька вина и пива, а мёду не дають»; «А давано … атаману Епифану по два алтына с копейкою, ясоулу по полугривне, а казакам по два гроша, а ныне мне холопу твоему, атаманишку Ивашку, дано корму по полугривне, а ясоулу дано  с казаками ровно по два гроша». Михаил Фёдорович, вняв челобитной, велел увеличить кормовую и денежную дачу казакам станицы атамана Ивана Косого.
Михаил Фёдорович ограничился лишь посылкой на Дон грамоты от 2 июля 1629 г. В ней царь сетовал на то, что казаки не выполняют его указов, запрещал им воевать с Турцией и грозил Войску опалой и отлучением от церкви: «Писано …, чтоб вы, атаманы и казаки Турского Мурат – Салтана с людьми не задирались, и на море не ходили, и судов не громили, и городов и мест не воевали, тем меж нас и Турского салтана ссоры не чинили»;  « … « А будет вы атаманы и казаки, нашего указу не послушаете, с азовцами не помиритися и на море впред учнёте ходить, и тесноту людем чинить, и вам от нас быти в великой опале и в великом наказанье, а от отца нашего, великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всея Руси, быти в вечном запрещенье и жаловати нам будет вас не за что». В Круге, после зачтения государевой грамоты, мнение казаков разделилось.
 Часть старожилых донцов не желала разрыва отношений с Москвой и страшилась отлучения от церкви. Но другая часть, в которой было много новопришлых казаков, черкас и татар, общим числом более 2000 отчаянных бойцов, не пожелала подчиняться воле царя. Рассорившись со старожилыми и домовитыми казаками, эта буйная вольница выбрала своего походного атамана, и сев на струги, устремилась в море, где соединились с более сильной судовой ратью запорожцев. Пристав к крымскому берегу, казаки вновь разгромили окрестности Карасу-Базара, ещё не успевшие оправиться от прошлогодних погромов. В неоднократно разорённых татарских селениях, донцам и черкасам не удалось взять большой добычи и полона. Тогда казаки решили воспользоваться всё ещё продолжавшейся междуусобной резнёй татар и решили нанести удар по столице Крыма – Бахчисараю.
 Русский посланник в Крыму Басов, так доносил о том царю: «… пришли к Бакчи Сарай с моря многие люди запорожские черкасы … из Бакчи Сарай царицы и всякие люди бегут в жидовский городок, а сказывали им татаровя, что с моря пришли черкасы многие люди в ночи и взяли жидовский городок Мамкун (Мангкуп), и высекли, и полон многой, и животы многие поимали». Здесь следует отметить,  Басов писал свою отписку со слов татар, утверждавших, что на Бахчисарай напали черкасы, из-за их численного преобладания среди напавших казаков.
Устрашённые участью бахчисарайцев, татары толпами бежали в крымские степи со всего побережья. Захватив огромную добычу, большая часть донцов и запорожцев, ушла домой. На полуострове осталось 700 казаков, которые продолжили разорение крымских улусов. Видя, что им противостоит горсть казаков, татары воспряли духом и собрав 5000 конницы, атаковали оставшихся гяуров: «… татар собралось тысяч с пять и с запорожскими черкасы бились два дни, и убили черкас и живых поимали человек с ста, а черкасы убили с двести человек, а приходило де черкас с пять сот человек, а иные сказывают с семь сот, и пошли опять на море».
В море оставшиеся в живых казаки вновь разделились. Часть казаков ушла на Дон, а другая вместе с запорожцами, на 6 больших стругах, числом 300 человек, направились к румелийским берегам Турции. В Петров день  казаки достигли Сизополя (Болгария). Пристав к берегу, они рассеялись по окрестностям, занемаясь грабежом. Но местные жители были оповещены о возможном приходе донцов и запорожцев, свезли все свои ценности в греческий православный монастырь Иоана Предтечи, лежавший в 200 верстах от Стамбула, в надежде, что казаки не будут его грабить. Но те, узнав от пленников об этом, устремились к монастырю и ограбили его: «много казны взяли». Султан, извещённый о казачьем набеге, отправил к Сизополю 15 каторг с 3000 янычар на борту. Ещё 1500 янычар отправили паши близ лежащих городов. Неожиданно появившаяся турецкая эскадра захватила все казачьи струги и 150 казаков, вернувшихся в это время с добычей. Оставшиеся 150 донцов и запорожцев, не упали духом и не растерялись. Засев в укреплённом монастыре, они приняли бой с 4500 янычарами. Запершись в нём казаки стали отражать яростные приступы турок, не надеясь на спасение, а только лишь стараясь как можно дороже продать свои жизни: «… а другая половина тех черкас и казаков, сто пятьдесят человек, от них отошли боем, пеши, в тот греческий монастырь и сели в том монастыре в осаде, и те де турские янычары к тому монастырю приступали, был у них бой и приступ восьм день».
 Неожиданная помощь пришла с моря. На янычар, уже готовившихся вязать казаков, с тыла ударили 3200 запорожцев, пришедших на 80 чайках к Сизополю. Турки, не смотря на численное превосходство, не выдержали яростного натиска казаков побежали. Казакам удалось захватить две каторги, на которых находились их пленённые товарищи. Остальным 13 каторгам удалось уйти в Стамбул. Султан, узнав о поражении своего флота, отправил против казаков ещё 14 каторг с янычарами, но тех у Сизополя уже не было.
Желая отомстить за поражение первой эскадры, турки устремились в погоню: «… встретились де они на море, меж города Варны и Неварны с иными черкасы, а черкас де было восьм  стругов, а людей в тех стругах было двести шездесят человек; и те де турские янычане, тех черкас всех поимали и побили, а иных живых привезли в турскую землю». Взятых в плен казаков привезли в Стамбул, где султан подвергнуть их пыткам и узнать, не московский ли царь велит им громить турецкие и крымские берега. Но те отвечали, что они «… ходят воевать сами по себе, а царского повеления на то нет». Часть пленников, султан велел казнить, а остальных продать в рабство или отправить гребцами на каторги.
6 октября 1629 г. получая от турок и крымцов жалобы на разорения их городов и селений, Михаил Фёдорович отправляет на Дон очередную грамоту с выговором, за продолжение набегов на крымские и турецкие города. Что привело к задержанию в Кафе возвращавшегося из Стамбула русского посольства: « … вы задор учинили, и с Азовцы задрались, и на море ходили, и сёла и деревни воевали; и то мешканье и задержанье учинилось послом от вашего воровства». Кроме того, это привело к притеснениям и задержанию русского посольства в Крыму, дворянина Степана Торбеева и подьячего Ивана Басова: « … и за то им в Крыме от царя и от калги и от нурадына, и от ближних людей был великий шум и вычиты были большие». Царь требовал от Войска, разыскать и прислать и прислать в Москву казаков – воров, ходивших в морской поход в Крым, грозя Войску опалой. В конце грамоты, Михаил Фёдорович призывал донцов жить в мире с турками и крымцами, а так же присылать в Москву войсковые отписки о подлинных вестях на Дону, с бывшими у них детьми боярскими.
Зимой 1630 г. в Азов прибыли из Стамбула русское и турецкое посольства. Азовский паша известил о том казаков, которые вскоре заключили с турками мир и приняли посольства в Главном Войске. С известием об этом в Москву была отправлена легковая станица атамана Фирса Фёдорова, в количестве 16 человек. Вскоре казаки получив жалованье, отбыли на Дон, за исключением одного: « … один казак, тот Микитка Семёнов, для исправления крестьянской веры, под началом у великого государя святейшего патриарха на двор».
В конце марта 1630 г. Войско Донское отправило в Москву легковую станицу атамана Ивана Дмитриева и есаула Никифора Алексеева с 10 казаками  с войсковой отпиской. В ней казаки извещали царя об отпуске с Дона в Москву турецкого и венгерского посольств.
1630 г.  Всю зиму этого года запорожские казаки небольшими партиями, по 10 – 20 человек, неоднократно приходили на Дон. Некоторые из них обосновывались на постоянное место жительства в донских городках, но большинство черкас приходило для участвия в совместных с донцами морских поисках. Так 16 марта 1630 г. в Главное Войско прибыл отряд запорожцев в 500 человек, с предложением, идти вместе в море за зипунами. Родилов, вновь избранный войсковым атаманом, созвал донцов в Круг, где поведал присутствующим о предложении запорожцев. Тут же откликнулось 1000 донцов и начались приготовления к морскому походу. 5 апреля полуторатысячная судовая рать, на 28 стругах вышла в море. 29 апреля казаки подступили к Керчи. Но попытка штурма закончилась неудачей. Потеряв 100 человек убитыми и ранеными, они были отбиты и отступили, решив искать счастья в другом месте.
Две турецкие каторги бросились в погоню за уходящими казаками, но тем, не вступая в бой, удалось уйти. Через неделю судовая рать вновь пристала к берегу, где донцы и черкасы принялись разорять татарские селения. Татары, собрав несколько тысяч конницы, с трудом смогли их вытеснить. Но добыча, взятая в небогатых селениях, была слишком мала и казаки устремились к берегам Турции. Несколько казаков татарам удалось взять в плен и их отправили для допросов к хану. Под пытками казаки показали, что ходили на Крым без царского на то повеления. На сколько это успокоило хана, не известно.
Тем временем судовая рать Войска Донского и запорожцев, достигнув берегов Турции, захватила и ограбила две греческие деревни принадлежавшие султану: Айсерес и Арпаты. Однако православных греков казаки не убивали и не брали в плен. Тогда как ворвавшись в мусульманскую Небелу, находящуюся в трёх днях пути от Синопа, казаки без жалости истребили многих мусульман, и многих взяли в плен: «… и издобылись они на той войне гораздо».
Но другой партии донцов, на 8 стругах, общим числом 300 человек у Синопа повезло меньше. Здесь их настигли быстроходные турецкие каторги. В ходе морского боя казаки потеряли несколько стругов, но всё же сумели отбиться и уйти. Однако несколько десятков казаков попали в плен. Всего, согласно войсковой отписке казаков в Москву, они потеряли 130 человек, сумев при этом взять богатую добычу и освободив из рабства 240 христиан и не только их.  В последствии бывших  невольников казаки отправили в Москву, где те на расспросах дали любопытные показания, часть из которых здесь будет приведена:
 «Арап Алейко Абдулов сын в расспросе сказал: родом де он города Магроба, а жил де он во Царь – Городе в перевозщиках, и увидел де его пьянство бастанчибаши, и ево де поимав, велел посадить в тюрьму, а с тюрьмы продал ево на каторгу каторжному бею и был на каторге год».
«В расспросе Арап Варка сказал: Отца де у нево звали Бубу в Ышпане (Испании?), а был де он чёрный тягловый человек … и от отца де ево взяли в полон Алистофа ага на Белом море, и жил де у нево в городе Грибозе, и продал ево на каторгу бею, и был де он на каторге 5 лет».
«Арап Мержон Харилов сын сказал: отец де у нево жил в Хабе. Арап де он; Хабежских Арапов особое государство за Египтом, ходу до их государства 5 месяц; и взят де он в полон мал во Царь – Град, а в Царь де Граде жил он у Солейман аги и Сулейман де ага ево продал на каторгу бею; и был на каторге 5 лет, и ушли де на каторге с Озовкими казаки».
«В расспросе сказал Турченин Асанко Салихов сын: жил де он на Белом море в городе Сакизе у отца своего; а отец у нево был в том городе городовой приказщик; и как де отца ево не стало, он де бил челом служить аге; и в те поры напился он пьян, и за то ево ага продал на каторгу бею, а на каторги де был 2 года».
Ещё одна партия донских казаков, присоединилась к большому флоту запорожцев в 150 чаек и совершила вместе с ними поиск под Трапезундом. Турки были застигнуты врасплох и казаки, кроме добычи, взяли огромный полон: « … а донским де казакам того полону досталось трапезундского кадия (судьи) дочь, а с нею 80 человек полона, и они де те полон променили запорожскому татарину Нураю, взяли де за него 80 коней лучших». Сменив струги на коней, донцы степью ушли в свои городки. Узнав об этом, крымский царевич послал за ними 300 всадников в погоню. Но казакам удалось оторваться от татар и не потеряв добычи, благополучно прибыть на Дон.
Понесшие огромные убытки трапезундзские и синопские жители и кадий жаловались на своё разорение султану. Султан и крымский хан, разъярённые опустошением своих владений, потребовали от Михаила Фёдоровича прекращения походов донских казаков, грозя полным разрывом отношений и войной, а так же не гарантировали безопасность послов в Стамбуле и Бахчисарае. По возвращении  русских посольств на родину, их всячески притесняли и оскорбляли, как в самих столицах, так и в городах через которые они проходили: Азове, Кафе, Керчи, где их грабили и избивали.
Узнав об этом, Михаил Фёдорович и патриарх Филарет пришли в крайнее раздражение, так как до последнего момента не оставляли надежд на совместные действия с Турцией и Крымом против Польши. Присланную в Москву зимовую станицу, в числе 70 человек, во главе с Наумом Васильевым, царь велел взять под стражу иразослать по разным городам малыми партиями, где они были заключены в темницы. На Дон же царь отправил опальную грамоту и отлучение от церкви. Их было велено доставить в Войско боярину Ивану Карамышеву, сопровождавшему в Азов русских послов, Андрея Савина, Игнатьева и дьяка Михаила Олфимова, а так же возвращавшегося в Турцию Фому Кантакузина.
Боярин Карамышев должен был не только зачитать опальную грамоту и анафему Филарета, но и в тайне от Кантакузина, уговорить казаков покориться государевым повелениям и не нарушать из. Здесь можно предположить, что царь не хотел окончательного разрыва с Войском Донским, а опальная грамота и анафема патриарха, были своего рода дипломатической уловкой. Но для столь деликатной миссии, Карамышев был явно не подходящей кандидатурой, из-за своей спесивости и самонадеянности. Прибывших в Войско 28 августа 1630 г. боярина Карамышева, русских и турецких послов, казаки встретили с честью, спокойно выслушали опальную грамоту царя и патреаршье проклятье, ведь это было уже не впервой. Войсковой атаман даже велел петь молебен за здравие царя и патриарха, и бить в колокола. Ни что не предвещало кровавой развязки.
Однако, когда Карамышев зачитал Войску государево повеление казакам заключить с турками и татарами союз и вместе с пашами Муртазой и Абазой, стоящими на реке Узе, идти воевать поляков, оно было встречено с неудовольствием. Казачий Круг пришёл в возмущение и атаманы заявили: «Исстари при прежних государях не бывало, чтоб нас казаков на службу в чужие земли одних, без государевых воевод посылали; кроме московского государя, чужим государям, мы атаманы и казаки, ни когда не служивали; а турским людям ни кто так не грубен, как мы, донские казаки, и у нас с турскими людьми какому быть соединенью? Мы им сами грубее литовских людей. Если государи укажут нам идти на польского короля без турских пашей, со своими государевыми воеводами, то мы на государеву службу идти все готовы; на море ходят черкасы запорожские, а мы донские казаки, на море не ходим, пишут, на нас затевая, азовцы по недружбе, а хотя бы мы и ходили на море, то нам прокормиться другим нечем, государского жалованья нам не присылывано давно и теперь не прислано». Далее казаки говорили: «… не было в боевой жизни их ещё примера, чтобы они, природные христиане, родившиеся и  возросшие в преданиях святых апостолов, когда либо служили с врагами христианства за одно и воевали христианские земли, что слава и честь за их службу, отнесётся не к ним, а к турецкому Мурад-Султану и турецким людям»; А сейчас: «… в бусурманскую землю турским пашам на помощь на литовскую землю идти не хотят».
Надменный боярин Карамышев, услышав такой ответ, вышел из себя и в гневном возбуждении «… стал угрожать им казнию, говоря, что он будет их вешать, сажать в воду и бить кнутьями, а имущество и жилища их жечь». Боярин кричал, что он, государев воевода, воровства не потерпит и в случае неповиновения их, с помощью нагаев сгонит с Дона. В ответ, казаки стали требовать у Карамышева государев наказ или государеву грамоту, подтверждающие его неограниченные полномочия, обещая в случае её наличая быть покорными воле государя, какой бы она не была. Но боярин ни таковой грамоты, ни полномочий не имел, и отказался что либо предоставлять Кругу.
Меж тем казакам стало известно, что по дороге на Дон, Карамышев действительно сносился с нагаями и крымцами, якобы для использования этих злейших врагов Дона против Войска Донского. Казачий Круг, услышав такое, взорвался негодованием. Известия же полученные из Валуек, от «верных людей», что Карамышев сам напросился на Дон «побивать казаков», только подлили масла в огонь. Донцы, придя в ярость, приговорили боярина казнить. Бросившись к воеводе с пищалями и рогатинами, они избили его до крови и выволокли его из струга.
Руссие послы пытались вступиться за Карамышева, говорили казакам, чтобы те не убивали его и не верили «затейным речам» и наветам на воеводу, а писали бы об этом в Москву, государю. Но разъярённые казаки не слушали их, отвечали им бранью и угрозами: «Нам не дело до вас, ступайте к себе в стан, пока над вами того же не сделали». Воеводу же, втащив в Круг, били саблями, кололи рогатинами, после чего Карамышеву отсекли голову войсковой саблей, и оттащив за ноги к Дону, бросили его в реку. Царскую же казну и имущество, казаки сдали по описи московским послам: Савину и Игнатьеву, напуганным кровавой сценой и не чаявших самим остаться в живых. Замирившись с азовцами, Войско с честью проводило русское и турецкое посольства в Азов.
Но вскоре, когда горячие головы остыли, казаки осознали, что убийство Карамышева, дело черезвычайно серьёзное и оскорбительное для Москвы. Оно может привести к полному разрыву с Россией и блокаде Дона с севера. Собравшись в Круг, старожилые казаки предложили отправить в Москву легковую станицу с оправдательной отпиской от всего Войска, хотя и не очень верили, что она поможет. В ней донцы писали царю: «Иван Карамышев нас, холопей твоих, злохитрством и умышленьем без винной вины, хотел казнить и вешать, и в воду сажать, и кнутьями бить, и ножами резать, а сверх того Иван Карамышеву чал с крымскими людьми ссылаться, чтоб нас, холопей твоих, всех побить и до конца погубить и разорить, и городки наши без остатку пожечь, чтоб …  донских атаманов и казаков … на Дону и по заполью везде имя казачье не именовалось. Но благой, всещедрый, человеколюбивый Бог… Христос объявил нам то злоухищренье Ивана Карамышева, что он, без твоего государева указу нас, холопей твоих, умыслил всех на Дону побить и городки наши пожечь, и мы, видя его, Иваново, над собой злоухищренье, от горести душ своих, его за его великую неправду, того Ивана Карамышева обезглавили».
Далее казаки писали: «Мы государь, от твоей Божьей милости не отступники, твоему царскому величеству не изменники и не лакомцы, служили тебе, государю, с травы, да с воды и к твоему царскому величеству языки и всякими вестьми обсылаемся… и службами своими не выслужили у тебя божьей милости, твоего государского жалованья; а которые наши донские атаманы и казаки Наум Васильев, с ним 70 человек посланы от нас, от Войска, к тебе, послов провожать к Москве, и те же по городам рассажены и показнены, а иные перекованы, помирают голодною смертью, того ли мы у тебя, государя, дослужились. Если мы тебе и всей земле русской не надобны, - не воспротивимся: Дон реку от низу и до верху и реки запольные от самых украинных городов, крымцам и нагайцам очистим, и с Дону, если скажешь сойдём».
Здесь мы видим, что покаянный тон первой части грамоты, сменяется по сути дела упрёками царю, и даже угрозой, полностью обнажить южную русскую границу. Так же в своей отписке донцы решительно отказывались соединяться с турками для похода на Польшу: «Мы прирождённые православные крестьяне (христиане), мимо своей крестьянской веры и мимо твоего российского московского государства в бусурманскую землю турским пашам на помощь, на литовскую землю идти не хотим, и потому, что истинная православная крестьянская вера турчанам неприятна, давно они хотят нашу крестьянскую веру попрати и разорить, а свою бусурманскую веру утвердить, … а другая статья мы тебе, государю, послужим с турскими людьми под Литвою, хотя и поисканье учиним, а слава будет турского Мурат Салтана и турских людей, а не твоя, государь, и не нас, твоих холопей». «… а нам бы холопем твоим, тебе, государю, служить посыланными с Москвы противу  твоего государева всякого недруга, за тебя, государя, стоять и умирать безо всякие шатости по прежнему».
Далее казаки сообщали о замирении с азовцами и о проводах русского и турецкого посольств в Азов, и вновь говорили о своём желании служить российскому государю и быть покорными его воле: «… как противу солнца зреть нельзя, так противу тебя, великого государя, нам холопем твоим, безстрашным  быть нельзя».
Жаловались донцы Михаилу Фёдоровичу на скудость свою и обнищание, из-за отсутствия государева жалованья, оттого, мол и ходят казаки громить татар и турок, для добычи зипунов: «… мы на море ходим и на крымские и нагайске улусы ходим, и нам холопем твоим, так не ходить  и питаться нечем, твоим государевым жалованьем денежным и порохом, и сукны, и хлебным запасы не жалованны ни чем, наги, босы и голодны».
В конце отписки казаки сообщали, что государева казна и запасы прибывшие с Карамышевым, а так же его имущество, всё сдано по описи, без воровства русским посланникам Савину и Игнатьеву.
Но ни кто из казаков не хотел ехать с такой отпиской, страшась гнева царя и патриарха. После долгих споров «Круг решил послать на великую силу неволею от себя с Дону, от Войска, двух молодцов, донских казаков, Дениса Парфёнова и Кирея Степанова». Указанные казаки отбыли в Москву 6 октября 1630 года. Вскоре вслед за ними, с известиями, были посланы атаман Богдан Канинсков и Тимофей Яковлев.
Однако ни какие отписки и оправдания донцам не помогли. Михаил Фёдорович порвал все отношения с Войском Донским и лишил его ежегодного жалования, что было довольно чувствительным ударом по казачеству, лишённого одного из источников его существования. Круг, между тем обвинил  войскового атамана Волокиту Фролова в содействии Карамышеву и поддержке им москвы, и скинул его с атаманства. Вместо него был выбран войсковым атаманом Иван Каторжный (по другим сведениям Епифан Родилов).
Новый атаман видел, что Дону будет трудно обойтись без поддержки России и пытаясь примириться с царём и патриархом, отправляет в Москву легковую станицу с наказом добиться прощения Войска, и присылки на Дон государева жалованья. Однако попытки атамана убедить казаков повременить с набегами на Турцию и Крым, не увенчались успехом.
Тем временем на Украине вновь вспыхнуло казачье восстание, возглавляемое гетманом Тарасом Трясилой( ФёдорОвич). Вызвано оно было сокращением реестра и обращением казаков в холопское состояние, а также повсеместным притеснением православия. Желая усмирить черкасов, гетман Конецпольский, во главе большой армии двинулся на Перяслав, н в жестоком сражении с казачьими полками гетмана Трясила, потерпел поражение. Но в конечном итоге полякам удалось усмирить запорожское казачество. Эти события послужили причиной дальнейшего ухода небольших партий запорожцев на Дон.
1631 г.   Зимой 1630 – 1631 г. недовольство политикой Москвы в Войске Донском сошла на нет, из-за ухода основной массы казаков в свои городки и зимовища. Но с наступлением весны 1631 г. и сбором донцов в Монастырском городке, недовольство как делами в Войске , так и отношением к нему Москвы, достигло своего пика. Буйная казачья молодёжь, пришедшие на Дон запорожцы и беднейшие, новопришлые казаки, жившие только за счёт военной добычи, требовали от атаманов идти в море за зипунами. Иван Каторжный и Епифан Родилов, опасаясь смуты и розни в Войске, не стали препятствовать. Часть казаков и черкасов вышла в Азовское море громить улусы ооокрымцов. Ещё более 1000 донцов и запорожцев через Переволоку ушли на Волгу, где в устье великой реки к ним присоединились 250 яицких казаков. Здесь они занялись грабежом купеческих судов: «В нынешнем 139 году (1631 г.) в Великий Пост и на святой неделе, пришли с Дону на Волгу воровских донских казаков и черкас с тысячу и больши, а шли, государь, Чёрного Яра и Царицына, а ныне шли меж Астрахани и Чёрного Яра, да с Яика, государь, пришли на Волгу ж воровских казаков 250 человек».
Соединившись казаки начали разорение астраханского края: «… и приходят по учугом и по рыбным ловлям и на учугех учужных промышленников и плавщиков, и дровянников грабят, и татар,  которые работают на учугех, побивают и учуги хотят жечь». Так доносили в Москву астраханские воеводы Куракин, Подлесов и Бормасов. Их попытки унять грабежи и разбои, результата не дали. Высылаемые воеводами отряды стрельцов и детей боярских под командой сотников и стрелецких голов, воров ни где не находили. Казаки, не желая вооружённых столкновений с царскими войсками, бесследно растворялись в бесчисленных протоках волжской дельты и морских косах. Через некоторое время они давали о себе знать в других местах всё новыми и новыми разбоями. Известия о которых приносили ограбленные русские и персидские купцы, промышленники и рыбаки. Так в Астрахать прибыл с Белужья Ильменя Алёшка Степанов с тремя товарищами, сообщивший, что в трёх днях пути от Астрахани, на побережье принесло два персидских буса с товарами: «… и на те де государь, бусы приходили воры казаки и бусы взяли». На следующий день, под защиту царских воевод, приехал персидский тезик (купец) Мир Магомет Миркетесаитов, рассказавший: «… он ехал из-за моря в Астрахань на бусе с товаром, и как де, государь, будет меж Терка и Астрахани, на половине, против урочища Ивана Караула, и на его де, государь бусу пришли морем воровские казаки, многие и его ранили и бусу взяли, и, выгребая товары, отпустили на той же бусе».
Казалось, что отношения между Москвой и Войском Донским, ещё больше обострятся и перейдут в открытое столкновение. Многочисленные казачьи ватаги, то и дело тревожившие улусы степняков, узнали о намечающемся походе крымских татар, нагаев и азовцев на Россию. Атаман Иван Каторжный тотчас сообщил об этом в русские украинные города и Москву. Однако воеводы не смогли сколько нибудь эффективно противостоять мобильной татарской коннице, так как за годы Смуты, Заокская засечная линия была в значительной мере была разрушена и опустела.   Азовские турки и крымский хан, воспользовались конфронтацией между Доном и Москвой, собрав под Азовом большие силы и соединившись с нагаями, ни кем не сдерживаемые, вторглись в южные приделы России, грабя, убивая и захватывая полон. Московским самодержцам пришлось горько сожалеть о разрыве с Войском Донским и досадовать на него. Степняки и азовцы захватили огромное количество пленных, так что по словам пленников очевидца: «Продавали дешёвою ценою, выбирая молодых, имали за них по чаше проса, а старых секли, что купить их было не кому».
Последствия крымского нашествия могли быть ещё более катастрофичными для России. Положение спасло известие полученное крымским ханом, о опустошении крымского побережья запорожским флотом, вышедшим из Сечи, в числе 1500 человек в середине июля 1631 г. В его составе находилось до 200 донских казаков, перешедших в Запорожскую Сечь, будучи недовольными бездействием Войска. В конце июля казачий флот вошёл в Керченский пролив и начал истребление прибрежных селений. Хан Джанибек Гирей, отправивший все свои войска в поход на Россию, узнав о вторжении казаков, мог выслать к г. Гизлёву, которому грозило полное разорение, только 400 воинов. Вслед ушедшей в набег татарской коннице были высланы гонцы, с повелением немедленно возвращаться в Крым. По всем окрестным улусам хан велел собирать всех, кто мог носить оружие, для отражения казаков. В августе казачье войско подошло к Гизлёву: «… и начали к Козлёву приступать жестоким обычаем, и в Козлёве де большой город взяли; а козлёвские люди, которые от царя (хана) присланы, семени и тюфякчеи (пехота и артелеристы), заперлись в малом городке, и черкасы де, пограбя лавки и по дворам выгребя, лавки и дворы пожгли без остатка и пошли на море, и стали, пристав к берегу под Старый Керменем, меж Козлёва и Балыкны (Балаклавы) и почали воевать крымские улусы, отходя от моря вёрст по десети и по пятнадцати». Высадка казачьего войска вблизи от Бахчисарая, не на шутку встревожила Джанибек Гирея и вызвало панику в крымской столице. И 12 августа хан отправляет своих мурз, Маметшу агу и Каит агу в татарские и нагайские улусы, собирать оставшихся в них воинов, для отражения запорожских черкас и донских казаков.
Сам же хан с отрядом телохранителей и со всеми дворовыми людьми, общим числом 300 человек, вышел из Бахчисарая к Сары-Кирменю. Местом сбора татар был определён г.Мангкуп, население которого составляли в основном богатые евреи, занимавшиеся работорговлей. Вскоре сюда подошли Маметша ага и Каит ага, с 500 воинами набранными в окрестных улусах. 16 августа 1631 г. к Мангкупу подошли казаки, громя по пути татарские селения и встали в трёх верстах от города, оценивая ситуацию. Крымский хан, не смотря на численное превосходство запорожцев и донцов, бросил против них 800 конных татар, во главе с Маметшой агой, Каит агой и Шехевар агой, оставив при себе лишь 30 человек телохранителей: «… и был де у татар с запорожскими черкасы бой жестокий, застали де татаровя черкас от моря и пришли на них жестоким обычаем, и на том де бою запорожские черкасы многих крымских людей побили и переранили». В сражении погиб дворецкий хана Казы ага, был ранен Каит ага, а Маметша ага был сбит с лошади и едва не попал в плен. Потеряв две пушки и множество воинов убитыми и ранеными, Джанибек Гирей бежал в Бахчисарай, оставив без защиты окрестные города и селения. Разграбив их казаки, 18 августа совершили поход на селение Белбеки, расположенное в 12 верстах от крымской столицы. Население его составляли богатые евреи и греки. Белбеки было разорено до основания. Известие об этом вызвало в Быхчисарае ещё большую панику, чем разгром хана под Мангкупом: «… царь с царицами, и со всеми ближними людьми побежал из Бакчи-Сарая в степь, и из жидовского городка жёны и с детьми побежали было вон, а остались на вестях жиды немногие люди».
Разорив и спалив все близлежащие татарские улусы, казачье войско 20 августа приступило к Инкерману, городу расположенному вблизи разорённого уже Сары-Керменя. После жестокого штурма пал и он, став добычей казаков. Взяв коллосальную добычу, судовая рать черкасов и донцов двинулась в Запороги.
Не успели ещё улечся страсти после опустошительного набега казаков, ка 22 августа к Джанибек Гирею из Стамбула прибыл чауш Мустафа, посланник турецкого султана Мурада. Повелитель Оттоманской Порты прислал крымскому хану драгоценный кафтан и саблю, а так же повеление ему, идти войной на Польшу с крымскими и нагайскими людьми. Это было некстати, но Джанибек Гирей встретил чауша с честью и почётом. Мустафа был старым приятелем крымского хана и тот надеялся, что чауш смягчит перед султаном его отказ выступить в поход. Он просил посланника передать султану, что не может выполнить волю Мурада, так как вся татарская и нагайская конница, во главе с его сыном Мубарек Гиреем, ушла громить русские украины. Поход же этот связан с тем, что русский царь не присылает в Крым третий год «послов и казны» и заключил под стражу крымское посольство. А так же: «прислал де царское величество на ево крымские улусы донских казаков, и донские казаки взяли у него город Козлёв, да город Инкермень (Инкерман) и улусы крымские де развоевали, а астраханские де татаровя безпрестанно у крымского юрта лошадей отгоняют и татар побивают, и крымский юрт разоряют». Очевидно этот вполне обоснованный отказ крымского хана идти в поход на Польшу, вызвал неудовольствие турецкого султана Мурада, вскоре после этого сместившего Джанибек Гирея. 
На обратном пути в Москву, русское посольство Савина и Игнатьева ждали не меньшие злоключения, чем по дороге в Стамбул. Подплывая к Кафе, корабль русского посольства едва спасся от казачьих стругов, хотевших взять его на абордаж. Но и в спасительной гавани послов ждал не лестный приём. Местные жители встретили их бранью и угрозами, они хотели ворваться на корабль и перебить послов. Страже лишь с большим трудом удалось сдержать разгневанную толпу. В городе стало известно о разгроме казаками Синопа с «.. окольными сёлами и деревнями», после чего они устремились к Стамбулу и громили селения в 100 верстах от него.
В это же время в Кафу пришли два турецких корабля с многими сотнями российских пленников, взятые татарами, нагаями и азовцами под Воронежом, Валуйками, Осколом, Белгородом, Ельцом, Курском, наглядно демонстрируя послам «союзнические» намерения татар и турок.
По прибытию послов в Азов, их ждала государева грамота, предписывающая посольству не возвращаться в Москву через Дон, без государева на то указа. Так как хотят послов убить и ограбить. Эти сведения подтверждал и «юртовской астраханский татарин». Он сообщил послам, что после убийства Карамышева, и ухода русского посольства в Азов, а так же по возвращении казаков из морского похода, донцы, сойдясь из всех городков, ругали по чём зря войскового атамана Волокиту Фролова: «Ты де отпустил послов! Всё равно мы заворовали, побить надо было всех, а как они будут из Царя-города, то мы их и тогда побьём, всё равно, наша служба государю не во что, выдаёт нас в руки недругам нашим, турецким людям;  хотя с Москвы пришлют на нас 100000, то мы не боимся, даром нас не возьмут, соберёмся в один городок и помрём все вместе, а если государь сошлётся с турскими и крымскими царями, и пойдут на нас ратные люди со всех сторон, то мы отойдём к черкасам за пороги, они нас не выдадут».
Из этого сообщения становится ясно, что казаки были готовы к большой войне с Россией, Турцией и Крымом. Валовый Войсковой Круг отправил легковую станицу к своим союзникам – запорожцам. Посланцы должны были договориться, чтобы те, в случае прихода на Дон царских войск, шли на медля им на помощь. Во все городки по Дону и запольным рекам были отправлены гонцы с наказом быть готовыми сходиться из трёх-четырёх городков в один, и садиться в осаду. Эти сообщения подтверждаются рассказами русских торговых людей, на свой страх и риск ездивших на Дон из украинных городков, для скупки «погромной рухляди». Казаки часто грозились расправиться с московскими послами: «Ушли де они у нас, сюда едучи, но не уйдут отсюда едучи, непременно всех побьём». Впрочем, из контекста последующих событий, становиться ясно, что эти высказывания, скорее всего были, мнением отдельных казаков, а не всего Войска.
Чтобы обезопасить своё посольство, Михаил Фёдорвич выслал стругами, на Дон, сильный отряд стрельцов под командой князя Борятинского. Он благополучно встретил послов и проводил их до Москвы. Примечательно, что казаки не предпринимали ни каких попыток помешать их движению или напасть на них. Хотя истребить отряд князя не составло бы для них ни какого труда.
По некоторым сведениям, в 1631 г. 2000 донских казаков воевали на стороне генералиссимуса Священной Римской империи Валленштайна, в Силезии против Саксонии, союзника триумфатора этой войны, шведского короля Густава 2 Адольфа. Кроме донских казаков, в этой войне участвовали и запорожские.
Москва, извещённая  казаками о татарском нашествии, по достоинству оценила услугу оказанную оказанную ей атаманом Каторжным. Царь и патриарх стали смотреть на него, как на человека разумного, с которым стоит иметь дело. К тому же к концу 1631 года стало окончательно ясно, что ставка на Турцию и Крым, как союзников Росси, в войне с Польшей провалилась. Поляки не жалели золота для подкупа турецких вельмож и нового крымского хана, Иннает Гирея, который стал готовить очередной поход на Россию. Добрые отношения с донцами, и их постоянные опустошительные походы против турок и татар, державшие тех в страхе, в конечном счёте перевешивали все те неприятности и казачье «воровство», которые они доставляли Москве. И поэтому, сближению Дона и Москвы не помешал очередной «самовольный» поход казачьего флота к берегам Турции.
Войсковой атаман Иван Каторжный оказался не только опытным военначальником, но и искусным дипломатом. Между Войском и Москвой шла оживлённая дипломатическая переписка. Послав на государеву службу под Смоленск 400 «охочих» казаков, Каторжный значительно смягчил опалу Войска Донского.
Атаману Каторжному так же удалось добиться освобождения из заточения зимовой станицы атамана Наума Васильева, с условием, что её казаки так же отправятся на государеву службу к Смоленску, искупать свои «вины». Кроме этого, атаман Каторжный, узнав о выходе в набег на Россию большого отряда крымцов и нагаев, на реке Быстрой, перехватил его казачьей конницей. В ходе боя казаки частью истребили, частью рассеяли. О чём и было сообщено царю в Москву, кроме этого Каторжный отписывал о подготовке крымским ханом очередного набега на Россию в следующем году. Легковую станицу  с войсковой отпиской возглавил атаман Фёдор Лазарев.
Фёдор Михайлович и патриарх Филарет, видя верную службу войскового атамана и всего Войска Донского, решили снять с Войска опалу и вновь отправить на Дон жалованье деньгами и запасами.
Весной этого же 1631 года, царицинский воевода, князь Л. Волконский послал на Дон нескольких верных стрельцов: «проведывать всяких вестей» и узнать «казачья умышления». Вернувшись 24 мая они сообщили, что при них, на низовья Дона приплыли из Воронежа «воронежские торговые люди» на бударах, « со всякими хлебными запасы, и с мёдом, и с вином, и с зельем (порохом), и с свинцом, и с сукны». По словам стрельцов, вскоре на Дону ожидали прибытия ещё 20 будар из Белгорода и 70 из Валуек «со всякими запасы». Но валуйчан на Сев.Донце перехватили и погромили запорожцы. Так же в расспросных речах стрельцов прибывший в Войско из Воронежа казак Семён Калачников, привезший на Дон, к казакам «грамоту запечатанную неведомо для какого воровства и по чьему умышлению».
Кроме того, из других источников, в Москве стало известно о отправлении на Дон 13 будар из Белгорода «со всякими запасы и вином», на которых находилось 35 человек. Царь по этим сообщениям велел произвести сыск. В августе 1631 г в Белгород и Курск был отправлен князь Фёдор Бельский, а в Валуйки – дворянин Юрий Калединский. Им было велено найти ослушников, «распрашивати накрепко» угрожая пыткой, по чьему отпуску они ездили на Дон и какие товары возили.
Кроме этого Бельский и Калединский должны были опросить архимандритов, и игуменов, и попов, и дьяконов, и детей боярских, и всяких служилых, и жилецких людей, «ездили ли они на Дон и по чьему отпуску». В результате оказалось, что дети боярские ездили на Дон «по челобитью белгородцев – всего города», отправленному в Москву. На которую была получена «государева грамота», с разрешением жителям отъезжать на Дон, для выкупа у турок и татар родственников захваченных в плен на государевой службе и во время набегов на Россию степняков. Но из всех ездивших на Дон, один лишь сын боярский Иван Силин вернул отца, остальным не удалось выкупить родственников, если они конечно ездили для выкупа, а не для торговли.
Осенью 1631 года, Шацкий воевода Р. Бобарыкин, сменивший на этом посту своего предшественника, писал в Москву, что в предыдущее время воеводы и приказные люди Шацка отпускали на Дон в большом количестве «крестьян и всяких уездных людей» со «всякими товары»; «не токмо что крестьяне дворцовых сёл до моего приезда (в Шацк) – попы воровали, братью и племянников на Дон и на Волгу отпускали, и сами ходили, а иные дворцовых сёл крестьяне и попы, которые съехали при прежних воеводах, а ныне живут на Дону и на Яике, а братья их и племянники, и дети ныне живут во дворцовых сёлах, и хотели идти к ним на Дон и на Яик».
Чтобы прекратиь сообщение украинных городов с Доном, царь велел выставить заставы. Р. Бобарыкин это повеление, в отличае от многих других воевод, выполнил добросовестно: «… от Дону, и от Волги поставил заставы, чтобы всяких чинов людей никого ни с чем на Дон и Волгу не пропускать». Однако значительное число воевод, к указу Михаила Фёдоровича отнеслись формально. 
Но полный разрыв Москвы с Доном, лишил первую какой бы то ни было информации о событиях на Дону, в Крыму и в Турции. Для того, чтобы хоть как то её получать, Михаил Фёдорович отправляет воеводам украинных городов указы, в которых воеводам предписывалось отправлять в казачьи городки « которые, государь, податнее» верных людей « … для проведывания всяких вестей». Такой указ был отправлен царём царицинскому воеводе князю Льву Волконскому 27 декабря 1631 г.