Всё началось с того, что прибежал Антон.
Вернее, нет – началось всё с того, что кто-то позвонил в дверь Катиной квартиры: громко, настойчиво. Свои обычно так не звонят.
Звонок разрезал тишину и повис в ней вопросительно.
И затем, почти сразу же, не дав опомниться, затрезвонил вновь – заполошно. Что-то случилось!
Бросились открывать. И Катя, и папа, и Таня с мамой – все они в один вмиг очутились в прихожей.
Папа открыл...
На пороге стоял он, Антон, Антоша – их сосед, мальчик крупный и плотный... упитанный... Нет, пожалуй, всё-таки полный... или даже толстый... в этом своём чёрном, как его Катя называла, «тулупе», застёгнутом на все пуговицы и туго перетянутом поясом. С коричневым цигейковым воротником.
Антон – очень правильный, очень основательный мальчик – во всём.
Это видно хотя бы уже по тому, как он с улицы пришёл, а точнее, прибежал – не расхристанный, как другие ребята иной раз прибегают. По тому, как туго, почти до самых бровей, натянул он на голову шапку-ушанку: не как-нибудь, не набекрень, не «сикось-накось», и не в руках он её держит, в конце концов! Шапка сидит на голове ровно и плотно – так, как надо. И шарф повязан правильно: под самое горло, чтобы воротник поднялся к щекам и немного прикрыл их, а концы шарфа – на спину – как мальчикам и полагается. Даже по тому, как уверенно сидят на нём толстые зимние штаны и добротные чёрные валенки – по всему этому, – во всём этом, – виден будущий такой... хозяин – домовитый, обстоятельный человек.
Только вот что-то уж больно он весь... вывалян в снегу – на Антона это не похоже... С чего это он вдруг так вывалялся? И даже не отряхнулся, так спешил. Бежал... – вон как раскраснелся, запыхался.
И, только-только дверь открыли ему, – хватая ртом воздух и всхлипывая:
– Дядя Лёша! Там – Хомс!! Нашёлся!! Хомс вернулся!!!
И тёмные Антошины глаза блестят, умоляюще смотрят на дядю Лёшу, а по пухлым красным щекам катятся из них крупные слёзы. Прямо за цигейковый воротник.
– ХОМС?! Где?!..
Оказывается – на улице, у подъезда, кто-то из ребят сейчас держит его, чтобы не убежал, а Антон – скорей к Кулешовым... А Кулешовых – нет дома! – никто не открывает и...
– Можно, дядя Лёша?! Можно Хомс у вас побудет?!.. пока они не вернутся... А то вдруг опять убежит...
– Папа! Хомс!! Хомс!!!
Это Катя – дёргает, теребит папу за рукав клетчатой рубашки и аж подпрыгивает от возбуждения.
– Папа!! Хомс нашёлся!! Пойдём!! Ты приведёшь? Мы пустим? Пустим?.. Ура!!!
Ну и ну! Теперь понятно, почему Антоша весь в снегу – это же он Хомса ловил! Бегает, мечется по двору собака без призора – непорядок. Надо поймать и отвести домой. А если не домой, то хотя бы к соседям.
Подумать только! Хомс – нашёлся! И Катя кидается в пляс по коридору.
Сейчас! Сейчас-сейчас! Сейчас его приведут!!
И она с ним – поиграет пока! Пока они будут ждать!
Вот здорово!! Как же хорошо!!
Хотя Хомс – вообще-то, не её собака, а Сонина.
Своей у Кати нет и, наверное, так никогда и не будет. Им с Таней нравятся ирландские сеттеры, и они уже раз сто просили папу с мамой купить им щенка... подарить на Новый год или на чей-нибудь день рожденья.
Но папа говорит, что сеттеры – охотничьи собаки, что им обязательно надо охотиться, что они обязательно должны бегать... А мама... а мама говорит, что это... как ещё один член семьи – «ещё один ребёнок в доме».
В общем, собаку им не купят, можно не надеяться. Правда, Катя иногда всё-таки надеется... потом перестаёт... а потом снова начинает... Увидит на улице сеттера и говорит папе или маме: «Правда, красивый?» Просто так говорит. И смотрит на реакцию: как?.. например, улыбнулась мама?.. или не улыбнулась?.. или нахмурилась?.. Или даже не посмотрела в ту сторону?.. ей всё равно?.. Ей всё равно. И что теперь делать?.. что делать: ещё раз спросить?.. или не надо?.. Наверное, не надо. А то отмахнётся... а то ещё скажет: «Не приставай». Лучше, наверное, молчать тогда?..
И молча смотреть... как он идёт: такой рыжий, такой осенний... такой... охотничий!!
Катя так и видит, как он – её сеттер – лёгкий, шёлково-огненный – шерсть на нём струится, играет, переливается вся... – бежит по осеннему полю, по блёклой сухой и колкой стерне... это такая солома... на фоне золотого... и жёлтого... и красного леса... и кое-где ещё зелёного... и рыжего. Но ни в какое сравнение этот лесной рыжий не идёт с сеттеровым! У сеттера шерсть цвета... густого, как... как варёная сгущёнка и... горячий шоколад вместе взятые! Только ещё лучше. Вот.
Они даже имя ему с Таней выбрали – Дин. В честь их любимого певца.
Только толку от этого... А как хорошо было бы звать его: «Дин! Дин! Ко мне!..» А когда подбежит и, улыбаясь по-собачьи, встанет за задние лапы, а передние положит тебе на плечи, – не ругать за то, что всю одежду тебе перепачкал и всю тебя обслюнявил, а сказать: «Молоде-е-ец! Молоде-е-ец, хорошая ты моя собака!» И не отпихнуть, а потрепать по ушам, по спине, по лапам, по шёлковым поджарым бокам... И пусть себе дальше слюнявит и дальше пачкает.
А Сонин Хомс – не ирландский сеттер. Он совсем даже наоборот – эрдельтерьер. Сейчас почему-то почти у всех эрдельтерьеры. Выйдешь на улицу – что ни собака, то эрдель. И хоть Кате эрдели эти не очень нравятся... даже совсем не нравятся... ну что ж... уж какой есть. Зато хоть погладить можно его! Правда, шерсть у эрделей не такого красивого, как у сеттеров, цвета... и даже не «цвета», а «цветов» – двух: чёрного и жёлтого... не самое лучшее сочетание... – и уж точно не такая длинная и не такая шелковистая, а, напротив, короткая и жёсткая... И вообще, этому Хомсу на Катю глубоко наплевать... гладит она его по спине или не гладит... он ведь не её собака, а она – не его хозяйка...
И на самом-то деле зовут его не Хомс, а конечно же, Холмс. Это не опечатка, просто «Хомс» – удобнее выговаривать – и детям, и взрослым.
И даже, если уж на то пошло, то и не Холмс он, а Шерлок. Но «Шерлок» – тоже оказалось неудобно как-то. Не прижилась кличка. Сонины родители захотели было звать его просто «Шер», но так же точно захотели звать свою собаку и другие хозяева – в этом же самом доме, в этом же самом подъезде. «Шер» – от «Шерхан». Шерхан – естественно, тоже эрдель, родной брат Шерлока, они от одной мамы-эрделихи по кличке Шери. Вот и договорились соседи звать одного Холмсом, а другого – Ханом. Во избежание путаницы, и «чтобы никому не было обидно».
Соне, конечно же, очень повезло с родителями. И собаку купили, и даже выпускают с ней гулять. Одну! Конечно, ведь Хомс большой, он в случае чего и защитить может. Они иногда так и гуляли – все вместе: Соня, Катя и Хомс. И Соня даже давала Кате подержать поводок и поводить на нём Хомса. Правда, тот Катю не слушался и идти за ней не желал.
А Соню он слушается. И Соня такая важная, когда с ним гуляет. Если увидит другую собаку на поводке, всегда останавливается и очень по-взрослому спрашивает владельца: «Это у вас девочка или мальчик? А сколько ему лет?» Или «ей». Даже когда сама без собаки. И Катя тоже теперь стала останавливаться и спрашивать «девочка или мальчик» и «сколько лет?». Даже когда она одна, без Сони. И ещё: «А какая это порода?»
Каждый раз после прогулок Хомсу моют лапы. В белой специально отведённой под это дело кастрюле. Катя увидела в первый раз – удивилась: как это? – в кастрюле... лапы мыть... А затем протирают тряпкой – старым кухонным полотенцем.
Это чтобы Хомс не наследил и не напачкал в доме. За ним и так приходится постоянно пылесосить! А так бы ещё приходилось и полы мыть беспрерывно. Так объяснила Соне её мама, а Соня – Кате.
Моют лапы на лестничной площадке перед дверью. Пока все четыре не вымоют и не вытрут насухо, домой не впускают.
Не впускали.
Потому что прошлым летом Хомс потерялся, сбежал.
Соня с сестрой Ташей уехали в лагерь, а Хомса перевезли на дачу.
А он – возьми да и сбеги оттуда!
Наверное, соскучился по девочкам...
И, наверное, домой – к ним – побежал...
Наверное, он думал, что они – дома. Ему же никто не объяснил, что они в лагере...
А может, и объясняли! Может, и говорили, только... только как же он поймёт?! Он ведь – собака!
Убежал – да так и не вернулся. Ни домой, ни на дачу.
Соня, конечно, грустила. Катя, как могла, успокаивала её, утешала, всё говорила: «Вот увидишь, он найдётся... обязательно...» Но Хомс что-то всё никак не находился... И Соня погрустила-погрустила – да и успокоилась.
И вдруг – ну надо же!! – нашёлся!! Вернулся!! Катя просто не верила своему счастью.
А уж Соня-то! Соня-то как обрадуется!!
И вот наконец новообретённого Хомса вводят к ним в квартиру – прямо с улицы – большого, холодного!
Господи! А огромный-то какой! Ну прямо лошадь, а не собака! Конь! И сразу прихожая сделалась маленькой. В комнаты решили пока не впускать – весь в снегу, лапы мокрые – пусть побудет пока в коридоре – коридор большой. Но и он сделался маленьким, когда в нём появился Хомс.
Шерстяной великан мягко процокал когтями по паркету...
Какими длинными и сильными стали его ноги! Видно, он очень долго бежал.
Катя представила, как Хомс бежит по полям и лесам: по зелёным цветущим и душистым летним... по сухим осенним... «По осенним» немного жалко было представлять, это ведь их с Дином осенние поля и леса, ну да ладно... по такому случаю можно и поделиться! – пусть побегает...
...И вот уже он бежит по зимним – заснеженным... всё ближе, всё ближе к дому... Какой глубокий в лесу снег!.. и как же долго пришлось ему бежать!.. – вот и окрепли ноги... лапы то есть.
Катя любовалась Хомсом.
Раньше-то он ей не особенно нравился, жалкий какой-то, унылый, вялый.
А теперь! Шерсть – густая! И отросла... это потому, что зима – холодно... И надо же! – на спине совсем чёрная стала!.. Помнится, шерсть у Хомса была не такой тёмной, а какой-то сероватой, тусклой... А теперь – вон как блестит! И как он – весь! – окреп! Окреп и возмужал!.. И даже как будто вширь раздался... и даже как будто подрос... Раньше он, кажется, поменьше ростом был... Конечно, столько времени путешествовать... Видно, уж очень ему хотелось домой, раз всё-таки добежал. И как только дорогу нашёл? Вспомнил?..
А что же он ел всё это время?.. Наверное, охотился...
И Катя вновь, будто наяву, видит Хомса, преследующего дичь...
Хомса, высоко вскидывающего свои ноги-лапы, бегущего... – нет, летящего! – лесными тропами... над высокими голубыми сугробами... Даже ночью.
...И взметается, и вздымается на чёрном бархате воздуха искристая ледяная пыль...
Представила себе Катя всё это... и даже этого самого Хомса, как папа говорит, «зауважала».
Ей захотелось подойти и погладить его, потрепать холку. Похвалить. Да что там! Выразить ему свой восторг, своё восхищение! Даже обнять – вот прямо так встать на колени и – обнять!! Крепко-крепко! И сказать ему: «Хомик! Ну какой же ты молодец! И как же я всё-таки тебя люблю!!..»
Но ни погладить, ни подойти не получилось. Не удалось.
Не подпустил к себе. Да вдобавок ещё и лаять начал – громко, оглушительно. Катя даже испугалась, отдёрнула протянутую было руку. Уж очень грозно залаял. Так, как будто он с Катей и не знаком вовсе. Хуже – так, как будто это именно она – она одна во всём виновата. Как будто это она – стоит и не пускает его к Соне.
А она... а что же ей делать?.. а где же ей ещё стоять?.. ну здесь она стоит... чтобы ему не было скучно... чтобы не испугался... Наверное, он... наверное, он – перенервничал! Он, наверное, очень хочет домой – ему не терпится туда попасть! Конечно, столько бежать! Бежал-бежал, а добежал – и на тебе! – не пускают!.. Не ведут домой!
– Тихо, Хомик... тихо... успокойся, миленький... Сейчас, сейчас... Сейчас они придут... Ты не бойся, не бойся...
И Катя стала тихонько отступать, успокаивающим жестом подняв ладошки.
Каким-то чудом ей удалось его уговорить: замолчал.
Но уходить Катя не собиралась: ведь кто-то должен с ним быть! Папа ушёл искать Кулешовых. Мама с Таней на кухне – готовят ужин. Изредка выглядывают в коридор – посмотреть, всё ли в порядке. Хотели и Катю к себе на кухню забрать. А Катя здесь. Катя с Хомсом – всё в порядке.
Только что-то... как-то долго папа не возвращается... На полу в коридоре из-под Хомсовых лап уже успели натечь маленькие лужицы.
И теперь пёс то и дело принимается лаять. То замолкает, то по непонятной Кате причине снова начинает. Она уж и не подходит к нему больше...
А он опять лает. Всё лает и лает. Да так громко!.. Катя даже устала уже от его лая. Сползла спиной по входной двери и села на корточки. И уши прикрыла руками.
А папа всё не идёт.
Наконец заскрежетал в замке ключ. Катя вскочила. Папа вернулся!
Но – один.
И только вошёл:
– А ну-ка... давай-ка мне его сюда...
Взял собаку за ошейник и увёл. Как-то так быстро, по-деловому. Ничего не рассказал про Кулешовых... как они?.. Ведь обрадовались, наверное?.. Сказал только, бросил на ходу:
– Потом.
Катя даже ничего не успела спросить. Хотела было побежать за ними с Хомсом, – вниз, к Соне!.. – но её не пустили. Зима, в подъезде холодно. Да и поздно уже – спать пора. А она ещё даже не ужинала.
Ей стало как-то обидно. «Но ничего... – она вздохнула. – Главное – нашёлся». Ей приятно было, что и она, Катя, хоть какое-то в этом приняла участие... Ну хотя бы вот... успокаивала его, когда лаял.
А завтра они с Соней встретятся и всё обсудят. Соня сама ей всё расскажет! И конечно же, она, Соня, рада! Конечно, счастлива! И после уроков они снова, как раньше, вместе пойдут выгуливать Хомса. И теперь-то уж Катя будет! – будет его любить! И даже начнёт потихонечку приручать, приучать к себе, а Хомс, конечно же, примет и полюбит её, ведь не чужая она ему, в самом деле... – теперь-то!
*
Только почему же это папа ничего не рассказал?..
А вот почему. Вернёмся немного назад.
Катя с Хомсом ждут в прихожей. Папа отправился за Кулешовыми. Но тех по-прежнему нет дома.
Вышел на улицу. Обошёл вокруг дома: может, гуляют где? Нет, не встретил.
Прошёлся по двору, по аллее... – опять нет. Нигде нет. Делать нечего – снова пошёл домой.
Едва вошёл в подъезд – увидел стремительно взбегающую вверх по лестнице Наташу, соседку с восьмого этажа, хозяйку Хана.
– Наташ! – бросился к ней, радостный. – Ты представляешь, Хомс нашёлся!
Наташа остановилась на середине пролёта, развернулась и всплеснула руками:
– Ой! Ну слава богу! Хоть кто-то... А у нас – Хан потерялся!
– Ну надо же... Как же так?
– Да вот так... Причём я слышу, что он где-то лает... где-то близко! Только вот никак не могу понять, где... ношусь по этажам вверх-вниз как угорелая...
Наташа прислушалась.
– Или... это мне кажется?..
Она сошла вниз на несколько ступенек и вдруг устало опустилась на одну из них, так прямо и села, понурившись. Как будто не знала – вдруг перестала знать – что же ей теперь делать, куда бежать... И ст;ит ли... Видно, внезапно ею овладело какое-то тихое отчаянье.
Катин папа попытался её ободрить, обнадёжить, сказать, что вот, мол, сегодня Хомс нашёлся, а там, глядишь, и Хан тоже...
Помог подняться, и они вместе, уже не бегом, а спокойно, шагом, поднялись на второй этаж, где была Катина квартира... А потом...
А потом они попрощались, и Наташа всё-таки опять побежала – дальше – вверх – ещё выше – прислушиваться, искать Хана.
А папа остался стоять на площадке. Думал, наверное, что же ему-то делать теперь. И так он стоял в нерешительности... Правда, совсем недолго.
Потому что Наташа почти сразу вернулась.
Потому что именно в этот момент Хомс снова начал лаять за дверью.
И в течение каких-то секунд Наташа и папа смотрели друг на друга.
А Хомс лаял уже не переставая. И теперь как-то особенно оглушительно.
Читатель, наверное, давно догадался, в чём дело.
А Катин папа, представьте себе, нет! Ну, во всяком случае, не сразу.
Правда, он с самого начала очень удивился: что же это? – живёт Наташа высоко, лифт – работает, а она – пешком... да ещё бегом! – вверх по лестнице.
И после, когда узнал о пропаже Хана, тоже удивился: почему это Наташа ищет свою собаку не на улице, где та наверняка и бегает, а в подъезде?..
*
Несколькими годами позже, когда Катя подросла, она узнала от родителей, что в тот же самый вечер состоялся ещё один разговор.
...Когда было уже совсем поздно...
...Когда Хан спокойным... или не очень спокойным сном – всё-таки он, хоть и собака, а тоже волновался, переживал: сначала потерялся, потом нашёлся... – спал на своём коврике в Наташиной прихожей, в квартире на восьмом этаже...
...Когда Катя – на втором – всё никак не могла уснуть, всё ворочалась в постели... от радости!.. от приятного ожидания... Но и от неизвестности тоже: а что же Соня?.. как-то встретила она Хомса?.. обрадовалась ли?.. И всё представляла себе эту их с Хомсом встречу...
...И когда наконец вернулись из гостей Кулешовы...
Катин папа всё-таки зачем-то решил спустился к ним – на первый.
Открыла ему сама Мадам, Сонина мама.
Нарядная и весёлая, довольная и расслабленная после похода в гости, она приветливо распахнула дверь, приглашая войти.
Или просто распахнула – не приглашая, а просто так: ведь дома у Мадам Кулешовой (все так и звали её – «Мадам») в тот вечер, как и всегда, в любой день, в любое время года, дня, и, наверное, даже ночи, всё сверкает и благоухает – «дорогой полиролью» и ещё чем-то приятным, но не съестным... – сияет чистотой и порядком – и как это она так умудряется?.. – так сверкает, так сверкает, что и распахнуть не грех! И пусть люди смотрят. А хоть и ночью! Ей таить-прятать нечего.
Но, узнав, едва услышав, о чём, а вернее, о ком речь, она сначала засмеялась, как-то так дико хохотнула, и сделала рукой быстрое такое движение, как будто отмахнулась от невидимой мухи, а затем, опомнившись, моментально подобралась, посерьёзнела и не вышла – выскочила из квартиры, быстро прикрыв за собой дверь. И даже разговаривала теперь только шёпотом, чтобы, не дай бог, её не услышали дочери, Соня с Ташей.
Сначала она всё махала на папу и всё твердила, всё тараторила, всё шипела, не давая ему буквально рта раскрыть и слова вставить: «Нет, нет и нет. Не он. Не может этого быть. Не мог он найтись. Не мог вернуться». И снова, с упором, с расстановкой: «НЕ МОГ».
Затем, узнав, что «нашёлся», оказывается, теперь уже не Хомс, а совсем-таки Хан, и что он уже дома – у Наташи, заметно успокоилась, выдохнула. И тараторить перестала, и махать.
А Катин папа всё зачем-то то тёр лоб, то чесал затылок, то, виновато улыбаясь, – будто извиняясь за что-то, – пожимал плечами, разводил руками...
– ...Ну это ж надо – так обознаться! А я ведь, и правда, подумал, вернулся!..
– Да что ты, бог с тобой! Оттуда?..
Мадам чуть подняла дугообразные тонко выщипанные брови, затем вновь опустила их и выразительно, немного исподлобья, посмотрела на Катиного папу:
– Лёш... Да не мог он вернуться. Оттуда – не сбежишь. Ну... ты ж понимаешь...
Да... Могли бы они все и раньше это понять. Догадаться. Или вычислить... каким-нибудь таким... детективно-дедуктивным методом.
А вообще, это всё, конечно, Антошка виноват. Это всё он. Прибежал, разревелся: «Хомс! Хомс!..»
Все и поверили: Холмс вернулся...
Сентябрь – октябрь 2013 г.
___________________________
Иллюстрация: Томас Блинкс «Два поинтера»
Рассказ из сборника «Ключ под ковриком. НЕдетские рассказы» http://www.proza.ru/avtor/ainran&book=4#4
Далее в сборнике: «Неважно, что за время года...» http://www.proza.ru/2016/05/03/1995 (стихи)