В пам'ять о дорогой сестричке Танюше
– Заходи, Джеймс, мы только что начали, – сказал профессор Грегори.
Джеймс извинился за небольшое опоздание, вошел и сел на свое привычное место за длинным столом в зале совещаний. Красотка Энн, руководитель отдела статистики, сидевшая напротив, незаметно подмигнула и кивнула ему. Он улыбнулся в ответ, хотя никаких особых чувств к ней не питал. Открыл папку с бумагами и взял ручку. Профессор тем временем продолжил свою речь.
– Итак, повторю. Как вы все прекрасно знаете, завтра у нас великий день! Мы наконец-то готовы к проведению эксперимента, который так тщательно планировали и подготавливали. Нет необходимости говорить, что в случае успеха это станет революцией в области энергетики. Человечество сможет забыть, что такое энергетический кризис, или, как минимум, этот вопрос потеряет актуальность на сотни лет. – И хоть рассказывать вам о сути эксперимента нет нужды, потому что мы все над ним работали не один год, я все-таки кратко изложу то, что мы успели сделать за это время и чего пытаемся достичь. Так сказать, для протокола.
Профессор сделал паузу, чтобы отпить воды из стакана, стоявшего перед ним.
«Вот зануда! Это в лучших его традициях, – незло подумал Джеймс. – Все это знают как дважды два. На кой нам нужно в очередной раз это слушать?» Он позволил себе «отключиться» от речи профессора и погрузиться в свои мысли. Немного странно, но и его окутали воспоминания, видимо, навеяные оратором.
Вот уже семь лет Джеймс работал в этом стратегически важном институте. За это время он смог подняться достаточно высоко по служебной лестнице: от помощника техника до руководителя отдела технического сопровождения экспериментов. Сейчас в его распоряжении находилось четырнадцать техников различного уровня и квалификации. Его группа обслуживала работу трех проектов, самым важным из которых являлся проект, руководимый профессором Грегори. Проект действительно был интересным и важным, хотя и чертовски сложным. Профессор немного слукавил – подготовка к проекту началась даже не полтора, а около двух с половиной лет назад. И все это время они готовились к первому эксперименту, запланированному на завтра…
От мыслей Джеймса отвлек профессор, назвавший его имя. Молодой человек втрепенулся, но оказалось, что Грегори просто называет имена тех, кто приложил усилия к достижению этого ответственного момента. Джеймс окинул взглядом остальных участников совещания. Похоже, что все присутствующие аналогично воспринимали этот исторический экскурс профессора. Вряд ли кто-то внимательно его слушал. Невысокий, плотный весельчак Билл из отдела статистики откровенно засыпал, но при этом умудрялся делать вид, что очень внимательно слушает. Физик-теоретик Эд, судя по отрешенному взгляду, мысленно находился где-то далеко в мире формул и уравнений. Энн всячески старалась привлечь внимание Джеймса, но тот делал вид, что этого не замечает. Еще несколько человек пытались внимательно слушать профессора, но им это плохо удавалось.
За окном лениво пролетали первые снежинки. «Давно пора, – улыбнулся в мыслях Джеймс. – Рождество скоро, а снегом еще и не пахло». Если эксперимент закончится удачно, это будет одним из самых роскошных рождественских подарков для многих его участников, и Джеймс не был исключением. «Правда, это при условии, что наш Грегори к этому времени закончит лить воду», – промелькнула саркастическая мысль.
Словно услышав мысли Джеймса, профессор завершил свое предисловие и перешел к рассмотрению реальных вопросов, связанных с непосредственной организацией проведения эксперимента. Руководители всех отделов поочередно доложили о готовности. Отчет Джеймса был достаточно краток: с их стороны все было готово уже три недели назад. В последнее время все, что они делали, это проверяли и перепроверяли основные системы, дублирующие, ключевые блоки, элементы. Сказать по правде, они даже немного устали от этого – все и так работало, как часы.
Все отделы были готовы к старту. Профессор Грегори гордо оглядел присутствующих и торжественно произнес:
– Ну что ж, я вас поздравляю! Можно сказать, обратный отсчет до старта начался!
«Ох уж и любит старик патетику...» – усмехнулся Джеймс.
***
Приближаясь к входу в ангар, где стоял реактор для проведения эксперимента, Джеймс почувствовал какой-то внутренний дискомфорт. Не было никаких внешних причин для этой тревоги, но какое-то шестое чувство подсказывало: что-то идет «не так». Уже входя в зал, Джеймс понял, что обратный отсчет может остановиться, не успев начаться. Ребята из его отдела столпились у роторного блока и что-то горячо обсуждали.
– Что происходит? Рей? – нервно спросил Джеймс своего первого помощника.
– Дерьмо-дело! – выругался тот. Видно было, что он чертовски зол: «Вылетел» подшипник основного ротора. И хуже всего то, что согласно показаниям датчиков резервный долго тоже не протянет. Мы останавливаем турбину! Будем менять оба!
Джеймс уже открыл рот, чтобы спросить Рея, но тот его опередил:
– Тебе не сообщали, потому что не успели. Все произошло пятнадцать минут назад, и ситуация ухудшается слишком быстро. Да и какая разница, что ты узнал бы это на пять-десять минут раньше? И так понятно, что эту жестянку нужно останавливать, черт бы ее побрал! Почему все неприятности происходят в последний момент?!
Он был взвинчен и, образно говоря, его внутренняя температура соответствовала температуре подшипника ротора, который готов был рассыпаться. Джеймс прекрасно его понимал. Да, Рей был прав, никто бы не смог ничего изменить – турбину нужно было срочно останавливать. И если они не успеют это сделать до разрушения подшипника, то... Даже не хотелось думать, что может быть. Ось ротора, освободившись от «пут» подшипника, на таких оборотах выскочит из гнезда и сделает месиво из оборудования внутри турбины. Он подумал было, сообщить Грегори о том, что судьба завтрашнего старта под большим вопросом, но тут же спохватился. Так же, как и Рей, он может повременить с докладом, ситуацию все равно не изменишь, а терять драгоценные секунды было нельзя.
Главный инженер включился в ситуацию мгновенно.
– Срочно эвакуировать персонал из зала!
Пока начали выполнять его команду, он обрушил град вопросов на техника, стоявшего у пульта управления блоком.
– Какова температура корпуса подшипника? Скорость роста температуры? Скорость вращения ротора? Скорость замедления вращения? Коэфициент биения вала?
По мере поступления ответов становилось очевидным, что подшипник не выдержит нагрузки до полной остановки ротора. Это катастрофа! И это уже начали понимать многие в его команде. Ребята растерянно переглядывались. Решение пришло неожиданно.
– Включить подачу пара на турбину! – распорядился Джеймс.
Все моментально обернулись к нему, уставившись так, словно он внезапно заговорил стихами.
– ...инверсную подачу пара, – улыбнувшись, поправился Джеймс, моментально разрядив обстановку. Кое-кто даже засмеялся, когда Рей проворчал:
– Тьфу ты, а я думал у тебя совсем крыша поехала!
Подумав секунду, он продолжил:
– Наверное, ты прав, это, похоже, наш единственный шанс спасти этот пылесос и...
Он хотел что-то добавить, но только махнул рукой. Джеймс его понял. Рей хотел сказать: «...и, возможно, шанс провести завтра эксперимент». Но вслух такое не говорят. Тем более, когда еще не ясно, чем закончится их попытка. Не сглазить бы. Джеймс знал, что его идея хороша, но есть и побочный эффект в этом решении. Обратная подача пара на турбину поможет ее остановить, но при этом возникнет другая проблема: резко возрастет температура, ускоряя агонию перегретого подшипника. В общем, из огня да в полымя. Увы, вариантов не так уж много. Оставалось ждать и надеяться. А ждать было недолго – ротор остановится минут через семь-восемь.
Пока команда выполняла последние указания и готовилась к худшему варианту, Джеймс решил поставить в известность профессора Грегори о происшедшем. Скрепя сердце, он набрал внутренний номер его кабинета.
– Алло! – раздался в трубке жестковатый голос.
Профессор хладнокровно выслушал плохие новости. Джеймс знал характер Грегори хорошо, и ему нравилась его способность в любой, даже самой ужасной, ситуации, не срываться на эмоции, сохранять трезвость и последовательность мышления. Вот и сейчас он произнес, словно ничего и не произошло:
– Ну что ж, Джеймс, когда остановите ротор, зайди ко мне, пожалуйста. Я хочу понять, есть ли у нас шансы на завтра или уже сейчас давать отбой.
И после секундной паузы неожиданно добавил:
– Я знаю, что у вас все получится. Я уверен.
Джеймс отлично представлял, что творится сейчас в душе у профессора.
– Несомненно, профессор! Если есть хоть малейший шанс подготовить все до завтра, можете не сомневаться, мы его не упустим!
Команда была в полной боевой готовности. В зале оставались только члены бригады техников Джеймса, всем остальным было приказано покинуть помещение – кто знает, чем это все закончится. Рассчитывали на самый худший вариант, но надеялись все-таки на лучшее. Народ из других команд – статистического и энергетического отделов, физики-теоретики, которых выдворили из реакторного отсека, – столпился у стеклянной стены зала наблюдений, находящегося на втором этаже. Они с тревогой смотрели на происходящее.
Рей находился у пульта, и из переговорного устройства переиодически доносился его голос, докладывающий текущие параметры. Чем ближе к остановке, тем чаще звучали отчеты.
– Три тысячи оборотов. Две минуты до остановки. Температура… Давление… Уменьшить подачу пара до минимума!
Джеймс, как и все, стоял в ожидании и смотрел на махину реактора. Внешне ничего не изменилось, только легкий постоянный гул да перемигивание индикаторов на центральном пульте выдавали то, что агрегат находится в активном состоянии. Никто не мог бы сказать, что внутренне эта громадина сильно напряжена, и нужно очень тонко сбалансировать управление, чтобы «успокоить» и «усыпить» реактор. Да и немного везения не помешало бы.
– Полторы тысячи! Температура критическая! Энди, полностью сбрасывай давление! Быстрее! Ну, все, молитесь, теперь от нас почти ничего не зависит, – неожиданно добавил Рей.
Тысяча оборотов в минуту... восемьсот... пятьсот... триста...
– Ура! – не сговариваясь, закричали все, когда Рей произнес:
– Есть! Полная остановка!
Отлично! Пока что им везет. Что ж, это их шанс. Вполне возможно, что предстоит бессонная ночь, но такова их работа. Они сделают все, чтобы завтра многие даже не узнали о сегодняшнем происшествии.
Джеймс радостно набрал номер Грегори.
– Алло, профессор! Первые хорошие новости. Мы его остановили. Нет, не знаю еще... Вроде без эксцессов. Сейчас ребята будут разбираться с его «потрохами», а я пока зайду к вам.
– Рей! Ты – за главного. Как только остудите его, сразу начинайте разбираться, почему это случилось. Я пока к старику, вернусь через полчасика, – крикнул Джеймс помощнику.
– Хорошо, – кивнул тот.
– Прошу, сделайте все как можно быстрее! У нас слишком мало времени, – умоляюще начал Джеймс.
– Ты что, первый день меня знаешь? Это и ребенку понятно, – удивленно поднял на него глаза Рей. И Джеймс смутился.
– Извини. Это я нервничаю немного.
– Давай, давай, беги, все сделаем по высшему разряду, – похлопал его Рей по плечу, улыбаясь.
***
Джеймс заглянул к профессору:
– Можно войти?
– Конечно! Ты сейчас тот человек, которому разрешается беспокоить меня, как бы сильно я не был занят, – улыбнулся Грегори. Несмотря на крайне неприятные новости, он старался шутить. – Молодцы, что смогли «укротить зверя», – продолжил он, даже не дождавшись, пока молодой человек зайдет и сядет. – Что скажешь? Есть надежда, что завтра состоится то, чего так ждали?
Джеймс вздохнул:
– Скажу откровенно: то, что мы остановили ротор – это только малая часть задачи. Это искра, которая дарит нам веру в успех всего остального. Не сделай мы этого – следующие шаги уже не помогли бы. Я думаю, что тогда эксперимент пришлось бы отложить на срок от пару месяцев до полугода в зависимости от повреждений, причиненных ротором.
Профессор понимающе кивнул, а Джеймс продолжал.
– К счастью, генератор мы спасли от разрушения, и технически я не вижу никаких проблем для завтрашнего проведения эксперимента. Заменить подшипники после их охлаждения дело двух-трех часов. Я не удивлюсь, если ребята уже приступили к этому. Прогнать новые подшипники в тестовых режимах успеем до полуночи, а то и раньше. Но, – поднял указательный палец инженер, заметив, как оживился Грегори от таких хороших новостей, – я не дам разрешения на замену подшипников и на проведение эксперимента до тех пор, пока не буду знать точно, почему произошла эта авария. Я не имею на это права! А пока что нет ни малейшей версии, почему «полетел» основной подшипник, но хуже всего то, что туманна и причина выхода из строя запасного. Подумать только, он сгорел меньше чем за час после аварии первого. Допустим, что основной просто имел конструктивный брак, или плохо рассчитаны нагрузки – все-таки он в последнее время часто работал в максимально допустимых условиях, но чтобы запасной сгорел, как свеча, это ненормально. Если после замены они не выдержат даже нескольких часов во время эксперимента, будет беда.
– Да, конечно, ты прав, – печально вздохнул Грегори.
– Не отчаивайтесь, профессор, – попытался ободрить его Джеймс. – Через час-полтора ребята разберут блок подшипников и изучат его. Будем надеяться, что сможем быстро разобраться, что случилось, и устранить проблему. Ведь последние несколько месяцев все работало как часы. Я предлагаю ничего не анонсировать сегодня. Если у нас не получится исправить, что ж... Объявить об этом можно будет и завтра, сразу перед запланированным стартом.
– В этом тоже что-то есть, – задумчиво ответил профессор. – Ну что же, я буду ждать от тебя новостей.
Они еще с полчаса поговорили о технических деталях эксперимента и о том, как может сказаться происшествие на его ходе и результатах.
– Ладно, я пойду к ребятам. По идее, они сейчас начнут разбирать ротор. Я буду держать вас в курсе, – сказал Джеймс и протянул руку, прощаясь.
Вдруг зазвонил его мобильный телефон. Джеймс снял трубку. По мере того, как он слушал собеседника, его лицо становилось все мрачнее и мрачнее.
Профессор молчал, ожидая конца разговора.
– Кажется, что все в этом мире против нас. Во время демонтажа подшипников Рей сломал руку. На нее ротор просел. Счастье, что он вообще не лишился руки, – сообщил Джеймс, мрачный, как грозовая туча.
Грегори только молча покачал головой.
***
Джеймс пулей влетел в зал.
– Где Рей? Как он?
– Уже в медпункте. Над ним колдует наш врач.
– Как это произошло?
– Рей хотел сделать все как можно быстрее, еще до твоего возвращения снять подшипники. Они толком и остыть не успели, как он приказал начать демонтаж, – рассказывал один из техников – Тед.
– А страховочный домкрат? – начал Джеймс.
– В спешке не поставили. Ну, ты же знаешь, что мы часто работаем без него, обычно ротор держится на подшипниках. Вот и забыли.
– И?
– Я такого еще не видел. Мы только сняли крышку, как произошла разгерметизация, внутрь попал холодный воздух. Подшипник был еще слишком горяч и в доли секунды почернел и рассыпался. Ротор, понятное дело, потеряв опору, просел. К несчастью Рей в этот момент еще снимал крышку слива и не успел убрать руку. Она находилась как раз под осью ротора.
– Ужасное зрелище! – продолжил он после небольшой паузы, вспоминая, эту страшную сцену. – Но счастье, что он не успел забрать крышку. Она приняла основной вес на себя и не дала ротору полностью лечь на руку. Иначе руку просто передавило бы пополам. Правда, Рей помучился изрядно, пока мы установили домкрат и подняли ось.
– Вот черт, – выругался в сердцах Джеймс. Его даже передернуло, когда он представил себе эту картину.
– Ладно, Тед, ты остаешься за старшего. Снимайте подшипники. Только нежно. И попытайтесь понять, в чем была причина этой аварии. Попутно готовить новые подшипники к замене. Больше без моей команды не делать ничего. А я пока сбегаю к Рею, узнаю, как он.
– Лады! – коротко бросил Тед и тут же развернулся, чтобы начать выполнять распоряжения.
Через пару минут, Джеймс уже входил в помещение медпункта. Рей лежал на койке. Рядом за столом сидел доктор и что-то вносил в отчет.
– Можно? Я на минуту, – спросил Джеймс.
Врач поднял голову, взглянул на него и утвердительно кивнул.
– Недолго, сейчас забираем его в клинику, будем делать снимки. Посмотрим, насколько повреждена кость.
Рей, увидев Джеймса, попытался изобразить извиняющуюся улыбку. Кривовато получилось. Он был бледен. После обезбаливающего боль немного утихла. Правая рука, зафиксированная специальной повязкой, лежала на груди.
– Извини Джеймс, я тоже тебя подвел, – начал Рей. – Чертов пылесос, – злее добавил он.
– Ничего, не переживай. Как-то справимся. Ребята сейчас разбираются, что там к чему, – попытался утешить его Джеймс.
– Да, сам виноват, я же понимаю, – продолжил со вздохом Рей. – Часто забываем о страховочном домкрате, а тут, в спешке, тем более. Хотели как можно быстрее сделать.
– Прекрати себя казнить. Попробуй найти что-то хорошее в происшедшем.
После этих слов Рей удивленно взглянул на Джеймса, даже забыв о боли.
– А что же может быть тут хорошего?
– Ну, например, что ты сможешь отдохнуть и Рождество проведешь без воспоминаний о работе, – улыбнулся Джеймс.
Но приятель не разделял его оптимизма, а наоборот, еще больше нахмурился.
– Тоже мне утешил. Мы с ребятами собирались по традиции перед Рождеством на недельку вырваться в горы. Как раз, думал, проведем этот эксперимент, и буду свободен, а теперь, – он махнул здоровой рукой, – какие уж тут горы. – Ты не представляешь, как там красиво зимой, – сказал он мечтательно после паузы.
Да, Джеймс «дал в штангу». Он совсем забыл, что Рей – заядлый альпинист, и их группа, состоящая из нескольких таких же фанатов, часто делает подобные вылазки в горы. Теперь об этом можно забыть на несколько месяцев. Возникла неловкая пауза, которую нарушил врач:
– Машина внизу. Мы поехали.
– Держись! – пожал здоровую руку Рея Джеймс. – Я сегодня не буду уже тебя тревожить, а завтра утром обязательно позвоню – скажу, как у нас дела. Забудь обо всем, главное для тебя сейчас – быстрее восстановить руку.
– Спасибо, удачи вам!
***
Да, удача им бы не помешала после стольких проблем всего за каких-то полдня. И, похоже, что фортуна наконец-то начала поворачиваться к ним лицом. Через полтора часа, после того как разобрали подшипники, они были уже почти уверены в причине происшествия. Еще через час новые подшипники стояли на месте, и вся система была готова к прохождению тестового запуска.
А в половине одиннадцатого вечера Джеймс поблагодарил команду за самоотверженную работу и отпустил отдыхать, предупредив, чтобы завтра все прибыли пораньше. В том, что запуск состоится по плану, у него уже сомнений не было. Они победили!
После телефонного разговора с профессором настроение улучшилось еще больше. Грегори от великолепных новостей просто излучал энергию и невероятный оптимизм. И это настроение было заразным. Как минимум, передавалось по телефону. Слушая профессора, можно было четко представить, насколько сильным был бы для него удар, если бы авария сорвала намеченный старт.
Итак, почти все уже позади. Оставалось только составить четкий доклад о происшествии, о результатах исследований причин сбоя и предпринятых действиях для его ликвидации. В общем, самая скучная работа, по мнению Джеймса. При этом он абсолютно четко представлял ее важность. Уже завтра по результатам этого отчета инженеры и проектировщики будут разбирать ситуацию «по косточкам», анализировать, искать слабое звено цепочки и придумывать пути, как это звено усилить и предотвратить подобные инциденты в будущем. Хоть он не любил эту часть своей работы, но относился очень добросовестно к составлению отчетов и докладов. Вот и сейчас, сидя за компьютером в своем офисе, он внимательно вспоминал все мелочи, все нюансы, которые происходили во время сегодняшних событий и хоть как-то могли помочь при анализе ситуации.
«А ведь верно – нет худа без добра, – подумал Джеймс. – Хорошо, что это все случилось сегодня, а не завтра во время эксперимента или, что еще хуже, во время эксплуатации конструкции».
Очень сложно было заранее продумать возможность такой ситуации при разработке. Казалось бы, такая мелочь – подними отверстие для слива масла блока подшипников на полтора сантиметра выше, и ничего этого не случилось бы. Конструктивно неверно расположенное отверстие забилось остатками разрушенного первого подшипника. Масло начало интенсивно нагреваться и перегревать второй подшипник. Они временно поставили простую перегородку перед отверстием. Для проведения завтрашнего эксперимента этого более чем достаточно. Все-таки вероятность того, что новый подшипник выйдет из строя за время нескольких часов работы, мизерна. После эксперимента остановят агрегат, а дальше конструкторы пусть ищут более стабильное и надежное решение. Это и описывал Джеймс в своем отчете.
К одиннадцати офис опустел. Возвращаться домой уже было бессмысленно. Пока доберешься, пора ехать обратно. Джеймсу иногда приходилось работать допоздна. Вот и сейчас закончит отчет и подремает несколько часов на диване в комнате отдыха.
Заполночь он уже почти закончил «писанину». Откинулся на спинку кресла, чтобы оценить свою работу и вдруг бросил взгляд на окно. В его комнате был полумрак, немного разбавленый светом настольной лампы на рабочем столе да голубоватым светом от прожекторов под крышей здания. За окном медленно опускались большие пушистые хлопья снега. Они неспеша планировали, словно перышки птиц, искрясь и поблескивая в голубых лучах. Зрелище было завораживающее. Джеймс не удержался, встал, подошел к окну и замер, наслаждаясь красотой зимней ночи. Снег, видимо, шел уже достаточно долго, потому что все внизу было покрыто белой пеленой. Джеймсу безумно захотелось впитать в себя всю прелесть этой картины. Вот если бы можно было записать эти ощущения в мозгу на долгие годы, а потом по желанию проиграть, как видеозапись. Было бы здорово!
Ночь. Тишина. Большие хлопья снега. И он один – больше никого во всем мире. Время замерло. Секунды стекали в копилку времени, как густое желе, словно часы на известной картине Дали.
Джеймс любил те минуты, когда можно было остаться один на один со своими мыслями, чувствами. Может, поэтому он все-еще шел по жизни без спутницы, которая нарушила бы это уединение. Он встречался с девушками, но романы эти были короткими и не оставили следа в его душе. Возможно, он еще не встретил ту, которая разбудила бы его чувства. Джеймс не переживал по этому поводу и не прилагал никаких усилий, чтобы найти ее. Ему было хорошо и так. Поэтому он был равнодушен к откровенным проявлениям знаков внимания со стороны Энн, менеджера отдела статистики. Она была очень красива, умна, но Джеймса она совсем не интересовала.
Собственно говоря, единственное, что его интересовало – это любимая работа. Кто знает, вероятно, это и помогло ему достичь того, что он достиг, и на чем не собирался останавливаться. Он не был черезмерно честолюбив, но кому из нас не нравится продвигаться вверх по служебной лестнице? Особенно, если это сочетается с любимым делом. В этой области у него была полная гармония. И подсознательно, где-то в глубине души он боялся, что появление женщины в его жизни могло бы нарушить этот баланс.
Но сейчас он не думал об этом. Джеймс просто любовался ночным снегопадом.
***
Джеймс проснулся в шесть и привел себя в порядок. К семи приехал профессор Грегори – он тоже пришел заранее, чтобы все успеть до начала эксперимента. Джеймс сразу заглянул к нему, чтобы обрадовать и рассказать о том, что все в полном порядке. Турбина всю ночь отработала как часы, без малейшего отклонения от нормы. Этим он здорово поднял настроение профессору. Так они проговорили около получаса.
К восьми приехали ребята из его отдела. Все, кроме Теда. К половине девятого прибыл и он, ругаясь и проклиная снег.
Времени хватало. Настраивать, отлаживать ничего не нужно было. Все было проверено и перепроверено по частям неоднократно. Сегодняшний эксперимент состоял в том, чтобы запустить эту махину в целом.
В 8:40 все уже находились на своих местах, которые должны занимать во время эксперимента. Все, кроме Джеймса. Он должен был сидеть за стеклом второго этажа в ложе для приглашенных гостей рядом с профессором Грегори. Но поскольку Рей сломал руку, Джеймс занял его место у центрального терминала в зале у реактора. И, сказать по правде, в душе он был этим доволен. Он реально будет управлять ходом эксперимента, а не просто созерцать несколько изменяющихся чисел на большом информационном табло в демонстрационном зале, как остальные. Все, кто там собрался, будут следить за показаниями количества выделяющейся энергии. Она должна вырасти до номинального значения и затем остановиться. Реактор поработает в таком режиме минут десять-пятнадцать, и его остановят. В течение этого времени Грегори в очередной раз будет объяснять суть происходящих процессов и сверхважность эксперимента для человечества. Джеймс был рад, что его миновала необходимость слушать этот доклад вновь.
Джеймс обернулся и взглянул туда. Гости занимали свои места. В основном среди приглашенных были те, кто работал над подготовкой этого важного события. Кроме того, в ложе почетных гостей сидело руководство научным комплексом, в том числе и Джек – генеральный руководитель проекта, большой чернокожий мужчина лет сорока пяти. Разработка была достаточно секретной и стратегически важной, чтобы приглашать внешних наблюдателей или прессу.
Энн сидела в четвертом ряду. Заметив, что Джеймс оглянулся, она помахала ему рукой. А он помахал ей в ответ. Многие в демонстрационном зале, увидев, что молодой человек у пульта приветствует их, тоже приветственно замахали. Джеймса развеселила такая цепная реакция.
Все расселись и ждали начала. Грегори стоял впереди перед самим стеклом, как дирижер перед оркестром. Можно было только представить, какое волнение он испытывал.
Оставалось минут пять. Джеймс надел наушник, совмещенный с микрофоном передатчика, и провел последнюю перекличку между вспомогательными пунктами управления. Всего в реакторном зале находились шесть человек его команды, включая его самого. Он и еще двое за пультами, а остальные в зоне ротора, на всякий случай. Учитывая вчерашний инцидент, решили перестраховаться.
На тот же случай в демонстрационном зале находилась и бригада медиков. Хотя, если медики кому и понадобятся в таком случае, то только тем, кто находится в реакторном. Сам зал представлял собой мощное сверхукрепленное сооружение. Даже внешне хрупкий стеклянный демонстрационный зал был черезвычайно надежен и крепок. Если бы Джеймсу сказали, что стекло выдержит взрыв атомной бомбы в реакторном зале, то он бы ничуть не удивился. Учитывая суть экспериментов, которые тут проводятся, все просчитывалось и делалось с десятикратным запасом и защитой. К тому же, в случае опасности перед стеклом мгновенно опускалась тяжелая сверхпрочная дверь-заслонка.
Сигнал о начале прозвучал в наушнике неожиданно. Джеймс даже вздрогнул. «Ну вот и он – час Ч!»,– промелькнуло в голове, и по спине пробежали мурашки от волнения и ощущения важности момента.
Именно он, а не профессор Грегори, стоял за центральным пультом управления, словно за дирижерским пюпитром, и руководил всем этим «оркестром». Правда, сегодня тут должен был стоять Рей. Кстати, он ведь собирался позвонить Рею до начала. Совсем забыл. Эта мысль расстроила его. «Как же я мог забыть? Ну, что ж поделаешь, после эксперимента позвоню», – решил Джеймс и полностью переключился на работу. Времени размышлять не было. Даже некогда было оглянуться назад и посмотреть, что же там происходит в «стекляшке». Он отдавал распоряжения, переключал тумблеры, следил за показаниями индикаторов. В наушниках постоянно звучали доклады техников. Все шло по отлаженному и неоднократно проверенному сценарию. Больше всего Джеймс переживал о роторном подшипнике. Он раз за разом с тревогой бросал взгляд на индикатор температуры подшипника, но все оставалось в норме.
Через минут пятнадцать подготовительный цикл был закончен, все агрегаты и механизмы вышли на проектный режим работы. Начинался самый ответственный момент: нужно было подключать реакторный блок.
– Пост ноль к подключению реактора готов, – прохрипел Джеймс в микрофон.
Во время отладочных тестов он произносил эту фразу множество раз, а тут от волнения голос немного подвел его. Джеймс оглянулся на профессора. Тот, видимо, уже давно был готов к этому моменту – он наклонился к микрофону и сделал отмашку рукой Джеймсу.
– Руководитель эксперимента профессор Грегори. Подключение реактора разрешаю! – прозвучало у Джеймса в наушниках.
Присутствующие замерли, как будто объявили смертельный номер, и сейчас на арену должны вывести разъяренного льва. Не хватало только барабанной дроби. Но ее заменял стук сердца, выдававшего волнение.
Джеймс ввел код активации реактора, повторил код для подтверждения и нажал кнопку пуска. Естественно, внешне ничего не произошло. Только небольшие зеленые циферки на невзрачном индикаторе справа начали изменять значения. Первоначально там светились нули. Сейчас значение постепенно начало увеличиваться. Это число – количество освобожденной энергии. Сейчас вся аудитория, как завороженная, смотрит на эти цифры, которые отображаются на специальном мониторе, установленном в демонстрационном зале.
Наконец значение достигло рекомендуемой величины, и Джеймс включил стабилизационный механизм. Теперь автоматика будет поддерживать количество выделяемой энергии в допустимых пределах. Целые числа перестали изменяться, и только десятые прыгали то вверх, то вниз на несколько значений.
В наушниках Джеймс услышал аплодисменты и радостные возгласы. Он обернулся. Все стояли и аплодировали. С такого расстояния он, конечно, не видел лица профессора, но догадывался, каким счастливым тот сейчас был. Джеймс помахал рукой.
– Мои поздравления! – раздался в наушниках счастливый голос Грегори.
«Ну вот, сейчас минут пять-десять это продлится и все. Эксперимент закончен. А готовились-то к этой минуте несколько лет», – подумал Джеймс, поворачиваясь к приборам. Его удивлению не было предела, когда он заметил, что индикатор выделяемой энергии показывает уже на целую единицу больше, и десятые неуклонно увеличиваются к следующей единице.
«Что за черт?! Этого не должно быть!», – у Джеймса появились нехорошие предчувствия.
– Отключить реактор! – прокричал он в микрофон.
Подача топлива была прекращена, но энергия не переставала выделятся, а наоборот цифры изменялись все быстрее и быстрее. Уже целые числа мелькали с такой скоростью, как раньше десятые. Взвыла сирена – значение достигло критического предела. Пульт просто пестрел красными мигающими индикаторами. Все системы перешли на работу в аварийном режиме.
Джеймс включил ввод в реактор ограничительных конусов, которые поглощали бы выделяющуюся энергию.
Он не знал, что происходило в демонстрационном зале, – не было ни секунды, чтобы повернуться и взглянуть. Да, собственно, некуда было смотреть: он знал точно, как только сработала сирена, то перед стеклянной стеной зала и всеми выходами почти мгновенно опустились массивные защитные заслонки. Теперь они оставались в реакторном зале, как в ловушке.
Ограничители ничего не дали, видимо, пошла цепная реакция. Уже невозможно было различить цифры на индикаторе, так быстро они изменялись.
– Это конец! – подумал Джеймс.
Похоже, что это поняли все, потому что в наушниках была полная тишина.
Джеймс поднял взгляд на махину реактора, возвышающегося перед ним. Не было никаких внешних изменений, но он знал, что внутри запущена адская машина, и до взрыва оставалось несколько десятков секунд. Джеймс ошибся... Только он опустил взгляд на приборную доску, как раздался взрыв, резкая вспышка ослепила его. Последнее, что он подумал, инстинктивно пригибаясь и падая за пульт: «Разбираться, почему эксперимент провалился с треском, будут уже без меня»…
***
Алиса проснулась от неприятного ощущения в желудке, который в последнее время что-то капризничал, ныл, побаливал частенько, иногда подташнивало. Это началось несколько месяцев назад. Из-за этого аппетит был ужасный, вернее, он отсутствовал. Давно пора наведаться в больницу, но все не хватало времени. Она была сильно занята в университете, где читала лекции.
В этот раз ощущение было похожим на голодные спазмы. Алиса встала и вышла на кухню. «Сделаю сегодня омлет, вроде желудок обычно не капризничал после него», – подумала она. Выбор блюд на завтрак был удачным. Алиса с удовольствием ела омлет и ароматные тосты, при этом перечитывая газету месячной давности, которая непонятно почему валялась на столе. «Трагедия во время эксперимента!» – вещал огромный, на треть первой полосы, заголовок. Алиса очень любила физику, с интересом ее изучала. Поэтому, когда ей предложили, то, не задумываясь, осталась на преподавательской работе после завершения учебы.
Наверное, поэтому она и сохранила эту старую газету. Как же! Она помнила это нашумевшее происшествие. До трагедии эксперимент не афишировался, но после случившегося его скрыть уже не могли. По-задумке, разработка была революционной для решения всех энергетических проблем человечества. Но, к сожалению, по каким-то причинам остановить реакцию не удалось, реактор взорвался. Можно сказать, что все еще хорошо обошлось. Реакторный зал выдержал взрыв благодаря небольшой мощности установки и великолепной защите. Излучение было локализовано. Пять человек, находившиеся в зале во время эксперимента, погибли. Каким-то чудом выжил один молодой человек, которого при взрыве накрыло пультом управления. Правда, Алиса не знала, удалось его потом спасти или нет. Газеты об этом умалчивали. Оно и понятно, в таких исследованиях стараются ничего не разглашать, и если бы не эта катастрофа, то никто вообще ничего не узнал. Она считала, что эта авария отодвинула следующий подобный эксперимент лет на десять. Пока докопаются до причин, пока смогут их устранить, пока проведут сотни более мелких экспериментов, чтобы многократно перестраховаться, пока получат разрешение на новый – большой, пока докажут его безопасность – пройдет не один год.
Когда Алиса заходила в здание университета, то была уже не так уверена в правильности утреннего меню – желудок начал напоминать о своем существовании. К концу рабочего дня он разболелся настолько, что она с трудом могла передвигаться. Вместе с Кристин, ее лучшей подругой, они вышли из здания университета и неспеша прогуливались пустынной аллейкой по направлению к стоянке. Они не расставались с университетской скамьи и до сих пор продолжали работать вместе. Заметив состояние подруги, Крис возмущенно заметила:
– Что, опять желудок? Когда ты начнешь о себе думать? Почему ты до сих пор не пошла в больницу? Посмотри на себя! На тебе же лица нет, бледная, как мел. Что, настолько плохо?
Ответить Алиса не успела. Что было дальше – она не помнила. Приступ боли был настолько резкий и неожиданный, что мозг просто выключился, защищаясь от подобного шока. Она потеряла сознание.
...
часть 2:
http://www.proza.ru/2013/10/22/104