...а что Вы от нас хотели, отче, маленькие мы тогда были, наивные юные дурачки, все что видели и слышали, принимали за чистую монету, не понимая, еще не веря, что монеты-то только вначале блестящие и чистые, как и люди, как и весь наш мир, который давно уже залапан грязными руками и надкусан грязными зубами, а мы тогда с Джульеттой жили в счастливом неведении, жили, как дышали, а дышали, как любили, а любили... ох и любили, отче... ведь по-настоящему любили друг друга, любили и радовались, что так удачно помирили две враждующие семьи, что кончилась эта бесконечное и тупое бодание гордыни со спесью, уже задолбавшее и князя и всю Верону по самые гульфики, и наши пожилые маразматики Монтекки и Капулетти наконец-то смогли объединиться вокруг нашей любви, благодаря хитромудрой комбинации отца Лоренцо… Да я ж Вам, отче, который раз уже толкую и говорю – все живы тогда остались, все!... ага, кроме моей маменьки... умерла она, не выдержав разлуки со мной, тогда изгнанным и опозоренным, да Вы, отче, и сами все читали... да еще жалко двух мажоров-бездельников – моего шурина, забияку Тибальта, ну, да он так и так нарвался бы где-нибудь с его понтами, если не на шпагу, так на ножик перочинный уж точно или даже на совочек детский, и друга моего, милого остряка и болтуна Меркуцио, да упокоит Господь их души... но князь Эскал простил всех и перемирил всех "наших" со всеми "ихними", и была ноч,ь и был день, и настал в Вероне полный мир и дружба, и прочая жвачка, и я там был, и по усам там вовсю текло, и даже в рот попадало, и перепадало... и любви, конечно, тоже потом перепадало с лихвой, да живы мы все остались, я ж Вам и говорю, вот Фома Неверующий нашелся на мою голову, все у нас тогда все в фамильном склепе прошло без сучка и задоринки, и после прожили мы с Джульеттой хоть недолго, но счастливо, да-да, а ту жутко «траги-ги-гическую» концовку в пьесе, уже потом понавыдумывал этот патлатый островитянин, что на нашу беду гостил у моего папашки позапрошлым летом, выдумщик хренов, "гениальный" творец, рыжий-бесстыжий, пиит уоркширский, никогда не любил рыжих англосаксов, а тем более поэтов, и французов тоже не переношу, а рыжих французов тем более, да это я, отче, просто так к слову… да-да, я тоже читал этот бред: «нет повести печальнее...» – вот так и накалякал с потолка весь этот печальный кошмар наш писака залетный, buca di culo* английская, нет, чтобы реальную правду написать про наше счастье, про нашу с Джульеттой радость, про хозяйство наше репортажик соорудить, да про все поместье богатое очерк тиснуть, про наших черно-пестрых коров из самого Амстердама выписанных, про урожаи, про семена да надои и настриги и прочие закрома креативу наваять, так нет же, ему, бастарду косноязычному это, видите ли, было неинтересно, понадобились еще наши с Джульеттой смерти и кончины безвременные, «для усиления драматургического эффекта всей театральной композиции», а ведь сказано в писании и не только, что любое слово, произнесенное всуе, даже второпях подуманное или сказанное, а тем более записанное да будет зримо, услышано и исполнено и воплощено материально и на Земле и в эмпиреях Божиих! Аминь... вот и тут, после выхода этой его третьесортной пьески этого рыжего Уильяма, ну, че Вы тупите, как осел Буридановый, я Вам, отче, уже полчаса о нем толку-у-ую, стала моя Джульетточка угасать, чахнуть и кашлять… да третьего дня пополудни и умерла моя девочка, счастье мое, любовь моя, моя жизнь и свет в окошке, да-да, умерла, да нет, не от пошлого театрального кинжала иль дурного сглаза иностранца этого, а просто буженины и мороженого переела на именинах у князя и подстыла, доктора ничего не могли поделать, да и сами знаете, отче, какие нынче-то доктора – шелупонь одна да коновалы, им бы только резать, сколько не плати им, а тут еще у нее дополнительно заворот кишок с аппендицитом начался, в общем, как говорят у нас в Вероне биндюжники и экскурсоводы: «Cazza roba** подкралась незаметно!», никакие банки, пиявки и клизмы с эстрагоном и горчицей не помогли… ну, а мне что ж потом, после похорон... не век же вдовцом-то куковать, да печалиться и слезы лить, мне хозяйка нужна была в поместье, в доме, а как же без нее-то, без хозяйки да жены – никак получается без нее-то, совсем невмочь… ой, отче, да не морочьте мне голову своими литературными сантиментами и законами драматургии, еще систему Станиславского сюда приплетите – какой там яд к свиньям собачим, Езус Мария?! Ведь мы-то живы, отче, я-то жив, на мне опять же вон целое хозяйство, фермы, тех же коров фризских более трех сотен, а техника, одни системы доильные карусельные AutoRotor Magnum 40 чего стоят, а комбайны, трактора и прочие косилки-молотилки, а пять гектар виноградников, маслобойка, две рощи оливковые, теплицы с огурцами, артишоками и клубникой, а людей?!... людей-то сколько, вассалов моих верных, на меня снизу вверх преданно взирающих, да веское синьорское слово на лету хватающих, а как папашка мой расстроится ежели чего, и так уже удар один был у хрыча старого?! Да ладно папашка, а бухгалтерия! Бухгалтерия одна да отчеты в налоговую, сколько сил требуют?!! Как я это все брошу? На кого? Вот и живу… Приходится... А как иначе-то? Да, отче?! Отож...
Монах Лоренцо мудро сморканув в рукав
Чуть подытожив театральный суицид, весьма был прав:
«У бурной страсти бурен и конец –
Взаимоистребительная вспышка двух сердец...
И прочая слепая прыть в любви не менее вредна,
Чем мешкотная вялость копуна!»
Трагична пьеса, отче, жизнь совсем иная...
Джульетты нет, Святой Франциск, что делать, я не знаю!
Напиться ль яду, грудь проткнуть заточкой
Раз монтеккнулся с капулеттной дочкой?!
С ней токо так, бурлили в чреслах страсти!
Не жизнь – театр, опасности, напасти!
И тут же счастье, каждый день как чудо, чудо-юдо!!!
Да, я любил ее, но лезть в петлю не буду...
Я б, отче, следовал Меркуцио совету
Что дал бы сей пошляк меж пиццей и котлетой,
Как, если б жив остался мой дружок болтливый –
Он долго бы трещал, разлегшись под оливой
Примерно так: «Чума на вас, на оба рода ваши!
Дай мне доесть этот бидон перловой каши!
Потом я дам совет и платы мне не надо,
Лишь на десерт закажешь чашку шоколада!
...коль у судьбы ты шут, Ромео, дурень полный
Пошли всех в… сад и отвяжись по полной!
А то заладил: фермы, артишоки да коровы...
Похоронил одну любовь – другую встретишь снова!
Оставь ты мертвым мертвецов твоих любить –
Коль не хватило духу вместе с ней уплыть!
Джульетты уже нет, плевать – утешься Розалиной!
Красоткой скучной, «недоступной», но всем милой...
Той самой, помнишь... чью герань топтал ты прежде?!
Еще до Джульки, был влюблен безу-у-умно, без наде-е-ежды!
И под ее балконом так же выл и ныл, и пачкал зад об стенку!
В делах любви всегда страдают чресла и коленки
Да?.. мой Ромео, мастер красть чужие пенки?
Молчу-молчу – коленки, хи-хи... только лишь коленки!
Коль скучно слушать призрак друга до конца,
Не жмись, вдовец – налей ему винца!
Но помни – тот, кто направляет твой корабль...
Плывет теперь под флагом «мизерабль»***!»
*Buca di culo (ит. руг.) – нижняя часть спины
**Cazza roba (ит. руг.) - фигня и ее синонимы (и прочие составляющие)
***мизерабль (фр.) – негодяй, ничтожество, отверженный, короче, как сказал бы наш борзописец У. Шекспир – полный ми....бль.
В тексте вешеприведенного пасквиля были нагло использованы фразы из бессмертного произведения У. Шекспира "Ромео и Джульетта". Поэта обидеть легко, чем все и пользуются...
ШЕКСПИРИАДА №2 /микс по С. Бродскому/ роспись на мебели, масло, ДСП, 1999 г
Следующая картина http://www.proza.ru/2013/09/30/1385